– Итак, миледи, – начал он, когда они вошли в гостиную, – рассказывайте, где вы были и почему так задержали мою дочь.
      – Почему же не рассказать, – произнесла Френсис холодно. – Только не кричите.
      – Я не кричу, – сказал он, понижая тон. – Однако на вашем месте я бы представил хоть какие-то оправдания. Ведь я доверил вам дочь…
      – И с ней ничего плохого не случилось.
      – Этого я еще не знаю. – Последний час Маркус был как на иголках, и, когда он увидел их обеих в целости и сохранности, его тревога вылилась в приступ бешенства. – Что я почувствовал, как вы думаете, когда в назначенное время приехал к вам, а оказалось, что ни вас, ни дочери нет? Срочно уехали – так мне сказали. Что могло быть такого срочного, что помешало вам сначала завезти мою дочь домой? Потом ехали бы куда угодно.
      – Я так и сделала, но вас не было дома, – ответила Френсис, всеми силами стараясь сохранять хладнокровие. – И миссис Хастингс тоже отсутствовала. В доме были только слуги-мужчины. Поэтому мне пришлось взять леди Лавинию с собой.
      – И куда же? – Тут Маркус обратил внимание на ее простецкое серое платье и вспомнил, что Фэнни была как раз в нем, когда он спасал ее на Ковент-Гарден. Неужели ей вздумалось познакомить Лавинию с изнанкой Лондона?
      – Мы с графиней ездили в приют, – вмешалась Лавиния. – Было очень интересно, я и представления не имела…
      – Тебе и не надо иметь, – сердито оборвал Маркус, – это неподходящее место для тебя.
      – Почему? Если оно подходит для графини Коррингам, то что плохого может там случиться со мной? Я сделала несколько набросков наподобие тех, что в мастерской у графини. Знаешь, там был один мальчик, который мне жутко кого-то напоминает, только не могу вспомнить кого.
      – Не мели ерунды, Лавиния! Ты там никого не можешь знать. Иди к себе в комнату, я поговорю с леди Коррингам, а потом решу, как быть с тобой.
      Девушка послушно направилась к двери, на прощание присев перед графиней в реверансе.
      – Леди Лавиния не виновата, – ровным тоном произнесла Френсис, – вы слишком резки с ней.
      – Я имею право разговаривать с собственной дочерью, как пожелаю, мадам. – Маркус понимал, что Фэнни права, и от этого ему захотелось схватить ее за плечи и трясти, трясти. А потом обнять и поцеловать. – Одно мне ясно – вы не можете служить ей примером благонравного поведения. Вы слишком долго были самостоятельной, и я жалею о том, что доверил ее вам.
      – О чем вы говорите? Сиротский приют, конечно, не лучшее место в городе, но там чисто и дети ведут себя пристойно. – Френсис запнулась. Маркус, казалось, совсем ее не слушал, он перелистывал альбом Лавинии. – Но я искренне сожалею, что мы задержались так поздно. Просто там возникла проблема с одним ребенком…
      – С этим? – Он протянул альбом.
      На рисунке, очень неплохом, был изображен малыш лет трех, взъерошенный, очень бедно одетый, с четко очерченными бровями и яркими глазами. На лице играла широкая проказливая улыбка.
      – Нет, не с этим, тот постарше. А этого я вроде бы никогда прежде не видела, но…
      – Что “но”?
      – Он мне кого-то напоминает.
      – Он из вашего приюта?
      – По-моему, нет. Разве что недавно поступил… Хотя это маловероятно, приют переполнен.
      – Тогда каким же образом Лавиния его нарисовала?
      – Ну, у ворот крутились какие-то дети… – Френсис помедлила, ожидая очередного взрыва возмущения, но Маркус задумчиво разглядывал рисунок. – Это важно?
      – Нет, нет, – поспешно ответил Маркус. Этот малыш похож на него, хотя он совсем маленький… Он дал себе слово перевернуть все вверх дном и отыскать своего сына. И он сделает это.
      – Тогда извините, мне надо идти, у меня назначена встреча. – Френсис набрала полную грудь воздуха. – Мне очень жаль, что я вызвала ваше недовольство, ваша светлость. Вы, без сомнения, найдете кого-нибудь другого для занятий с вашей дочерью. Она слишком талантлива для меня, ей нужен кто-то более знающий.
      – Ерунда! Я сам решаю, кто должен обучать мою дочь. Все остается по-прежнему, но только я не желаю, чтобы Лавиния куда-то с вами ездила без меня. – Что, если муж миссис Пул находился где-то поблизости и узнал Лавинию? Он же может попробовать отыграться на ней.
      – Ну, знаешь, Маркус Стенмор, с меня хватит! – наконец не выдержала Френсис. – Может, ты и герцог, но я в жизни не встречала такого самоуверенного и напыщенного типа, как ты! Неужели ты никогда не совершаешь ошибок? Не делаешь ничего такого, о чем потом жалеешь?
      – Частенько, – произнес он тихо.
      – И никогда не извиняешься?
      – Почему же… Ты думаешь, я должен попросить у тебя прощения?
      – Нет, но когда перед тобой извиняются, надо по крайней мере принять извинения. Я же сказала, что сожалею, или, может, мне надо в ноги тебе упасть?
      Маркус внезапно рассмеялся.
      – Нет, вот этого не надо. Я принимаю ваши извинения, миледи, и, со своей стороны, тоже прошу у вас прощения. – Помедлив, он добавил: – Вы как-то говорили о перемирии. Пусть у нас будет перемирие.
      – Хорошо.
      – Тогда я завтра привезу Лавинию. Френсис повернулась и увидела над камином картину. Женщина в роскошном платье, очевидно, мать герцога, сидела в кресле, держа на коленях малыша лет трех, наверное, Маркуса. У Френсис екнуло сердце – он как две капли воды был похож на мальчика, которого нарисовала Лавиния, только, конечно, был чистенький и прекрасно одет.
      Это ничего не значит, говорила Френсис сама себе по дороге домой. Вполне возможно, что Лавиния просто бессознательно скопировала малыша с картины, которую видит постоянно. Но вот Маркус был явно потрясен. А что, если Лавиния, сама того не зная, нарисовала его внебрачного ребенка?
      Но что делал этот малыш среди трущоб, в лохмотьях? Маркус, каков бы он ни был, наверняка обеспечил бы свою бывшую любовницу и ее дитя. Может, женщина сама его бросила?
      К той минуте, когда коляска остановилась у дома, Френсис уже не сомневалась – она сама постарается побольше разузнать о мальчике.
      Наутро Френсис появилась на Монмаут-стрит, когда дети завтракали. Засучив рукава, она стала разносить овсянку и хлеб с маслом, внимательно вглядываясь в каждое детское лицо. Но мальчика, которого рисовала Лавиния, среди них не было.
      – Все дети здесь? – поинтересовалась она у миссис Томас. – Никто не заболел, не остался в постели?
      – Все здесь, мэм.
      Выходило, что загадочный малыш не из приюта. Может, он живет неподалеку? И где его мать?
      – Странное дело, – заговорила миссис Томас, – но вчера вечером какой-то мужчина задал мне тот же вопрос. Не джентльмен, но по лицу видно, что знавал лучшие дни. Он показал мне листок, на котором был нарисован маленький мальчик, и спросил, не видела ли я его. Я сказала, что нет, не видела. Мне это как-то не понравилось. С ним еще был здоровый малый, он стоял, не раскрывая рта. Ох, не к добру это.
      Это был, конечно, герцог. Значит, он все-таки разыскивает своего внебрачного сына.
      – Миссис Томас, если вдруг увидите этого мальчика, узнайте, где он живет, и пошлите за мной, хорошо?
      Вернувшись домой, Френсис быстро переоделась и причесалась. Вскоре объявили о приходе герцога с Лавинией.
      Френсис присела в реверансе.
      – Ваша светлость.
      – Миледи, к вашим услугам, – ответствовал тот, склоняя голову. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
      – Спасибо, хорошо. А вы?
      – Как огурчик – так говорит ваш внук.
      Френсис улыбнулась. Дурное настроение, владевшее им вчера, вроде испарилось, он был вежлив и улыбчив, но выглядел бледным и усталым. Френсис стало его жалко.
      – Прошу, присаживайтесь.
      Лавиния села и, наверное вспомнив наставления отца, выпрямила спину и сложила руки на коленях. Френсис чуть не прыснула, вызвала лакея и приказала принести чай, потом повернулась к Маркусу.
      – Итак, милорд, – начала она, решив сразу взять быка за рога, – что вы надумали?
      – Надумал? Насчет чего?
      – Насчет занятий леди Лавинии.
      – Они будут продолжаться. Я же сказал это еще вчера.
      – И я вольна действовать по своему разумению?
      – В тех пределах, о которых я говорил вчера. А почему вы спрашиваете?
      – Лучше сразу расставить все точки над “i”, вы не считаете?
      – Конечно.
      – А ужин?
      – Кого приглашать в свой дом, вам решать, графиня.
      – И вы позволите Лавинии присутствовать?
      – Я же сказал.
      – Ладно, тогда мы сегодня допишем приглашения. – Френсис с улыбкой посмотрела на Маркуса. – В вашем присутствии нет необходимости, обещаю, мы никуда не пойдем, разве что в сад.
      – Я вернусь через два часа, – произнес он, вставая.
      Когда Маркус исчез за дверью, Френсис вздохнула с облегчением.
      – Ой, он такой смешной, когда старается быть вежливым, – заметила Лавиния.
      – Он очень сердился?
      – Да нет. А на вас он вообще не умеет сердиться.
      – Господи, да он вчера метал громы и молнии.
      – Это ничего не значит, он скоро отошел и утром был в безоблачном настроении.
      – Приятно слышать. Ну ладно, давайте начнем, а то не успеем до его возвращения.
      На следующий день, приехав на Монмаут-стрит, Френсис застала миссис Томас в ужасном волнении: та бегала по дому, складывала и таскала туда-сюда вещи, бросала их на полдороге, давала указания детям и тут же отменяла их… Это было так не похоже на нее, всегда такую уравновешенную, что Френсис сразу поняла – случилось что-то необычное.
      – Ох, миссис Рэндал, – воскликнула миссис Томас, увидев Френсис. – Такие новости, такие прекрасные новости! У нас объявился загадочный доброжелатель. Он купил для нас новый дом. Такой большой, что мы сможем принять еще детей. Как вы думаете?
      – Господи, да это же замечательно, – сказала Френсис, подумав про себя, что большой дом потребует больших расходов, а значит, ей придется работать еще больше. – А где этот дом?
      – Тут недалеко. Там надо кое-что подремонтировать, но мы привлечем детей постарше, да и некоторые леди вроде вас тоже не откажутся поработать.
      – Можете на меня рассчитывать, миссис Томас, в свободную минуту я в вашем распоряжении.
 
      На ужине Лавинии впервые предстояло появиться в светском обществе, и Френсис, по просьбе Маркуса, помогла ей выбрать наряд. В скромном белом платье, отделанном мелкими жемчужинами, сдержанная и серьезная, Лавиния казалась старше своего возраста.
      – Я горжусь вами, – шепнула ей Френсис, когда она вошла в холл под руку с отцом.
      – Благодарю. – Лавиния присела в глубоком реверансе.
      Окинув взглядом щегольски одетого Маркуса, Френсис почему-то представила его в потрепанных штанах и вытертой кожаной куртке. Интересно, каким его знала миссис Пул? Было ли ей известно, кто он на самом деле?
      – Добро пожаловать, ваша светлость.
      – Миледи, к вашим услугам. – Маркус снял шляпу и отвесил низкий поклон, не сводя с Френсис восхищенного взгляда. Господи, как же она хороша! И как он умудрился ее потерять!
      Они прошли в гостиную. Поскольку приглашенных было не очень много, Френсис решила не открывать бальный зал, а ограничиться гостиной, предварительно убрав ковер, чтобы молодежь могла потанцевать.
      Здесь были: Перси, как всегда причудливо одетый, майор Гринэвей, имевший мужественный вид в военной форме, Джеймс в черном вечернем костюме, который портили, по мнению Френсис, слишком яркий пояс и громадный галстук, Аугуста в светло-зеленом и Ричард в пепельно-сером. А еще там были мистер и миссис Баттерворт, лорд и леди Уиллоуби с Фелисити, лорд и леди Грэм с Констанс и дюжина других молодых женщин и тщательно отобранных молодых джентльменов.
      – Миленькая крошка, – сказал Перси, кивнув на Лавинию, когда наконец оказался рядом с Френсис.
      – Да, миленькая, – подтвердила та.
      – Капризная небось?
      – Ничуть, мы с ней прекрасно ладим.
      – Ты с молодежью легко находишь общий язык. Лоскоу небось доволен.
      – Чем?
      – Ну, иначе она могла бы ему помешать в поисках кандидатуры на роль жены.
      – Ты все еще про миссис Харкорт?
      – Да нет, с этим покончено. Он на днях резко порвал с ней, и теперь она всем рассказывает, как он сделал ей предложение, а она отказала.
      Френсис рассмеялась.
      – Сохраняет лицо.
      – Ну да. Но нет ничего страшнее разгневанной женщины. Она поставила себе целью дискредитировать его. К сожалению, приплела и тебя тоже.
      – Меня?
      – Да, дорогая.
      – Продолжай.
      – Может, не надо?
      – Если не скажешь, я прекращу с тобой разговаривать. Я должна знать, с чем имею дело.
      Перси вздохнул.
      – Леди говорит, будто ты любовница герцога и всегда ею была, может, даже еще до его женитьбы. Мол, из-за этого ее дорогая подруга герцогиня и болела. В конце концов это свело ее в могилу.
      – Неужели кто-то этому верит?
      – Понимаешь, эта старая сплетница вместе с леди Барбер такое насочиняли…
      – Давай-ка выкладывай.
      – Ты помнишь, ходили слухи о ребенке?
      – Ну да. Однако, какое отношение это имеет ко мне?
      – Так якобы это твой ребенок и есть, дорогая моя, – с ухмылкой сообщил Перси. – От герцога. Дескать, дабы избежать скандала, ты его сплавила с рук сразу после рождения, а теперь, снова собираясь жениться, герцог разыскивает его.
      Френсис разразилась смехом.
      – Нет, это ж надо такое придумать! А как же с беременностью? Почему никто ничего не заметил?
      – Хороший вопрос. Я и себе его задавал, а потом вспомнил: года три назад ты не появлялась в обществе месяцев шесть или семь…
      – Правда? Ах, ну да, тогда Аугуста была беременна Бет и тяжело переносила беременность. Да и Эндрю был совсем маленьким. Пришлось пожить в Твелвтрис.
      – Вот миссис Харкорт и утверждает, что тогда в Твелвтрис родилось сразу два ребенка.
      – Ох, Перси, но это же дикость какая-то. Неужели кто-то поверит?
      – А почему бы и нет? В этом сезоне еще ни одного хорошего скандала не было. А ты первейший кандидат.
      – Почему?
      – Ну как же? Ты известна, богата, уважаема, талантлива, да и вообще дамы тебе завидуют. К тому же герцог частенько бывает в твоем обществе.
      – Вместе с дочерью.
      – Но они говорят, Лавиния лишь средство.
      – А герцог знает об этом? И леди Лавиния? Это ужасно, она очень расстроится! Что же мне делать? Может, поговорить с Map… с герцогом?
      – Этим ты себя окончательно погубишь. Я тебе уже говорил, что делать: выходи за меня, это заткнет всем рты.
      – Но они станут говорить, что я окрутила тебя ради спасения своей репутации. Ты слишком хороший друг, чтобы так с тобой поступать.
      – Я почел бы за честь.
      – Нет, Перси, это не поможет, и ты прекрасно это знаешь. – Френсис улыбнулась и похлопала его по руке. – Но я тебе очень признательна.
      – Что ж, – Перси невесело усмехнулся, – по крайней мере я попытался.
      – Мы заговорились, а уже начинается контрданс. Поди пригласи кого-нибудь, а то еще пуще начнут злословить.
      Перси отошел, а Френсис осталась стоять, наблюдая за танцующими. На душе у нее было тяжко. Приписывать ей ребенка, которого она не могла родить… это не только несправедливо, но и жестоко. Она бы все отдала, чтобы только иметь ребенка, тем более от Маркуса. При мысли о ребенке она, как всегда, почувствовала, что к глазам подступают слезы, и заставила себя улыбнуться. Нет, такого удовольствия она им не доставит.
      – Могу я присоединиться к вашему веселью? – послышался голос сбоку.
      Френсис мгновенно узнала этот голос и не стала оборачиваться. Лучше в таком состоянии на него не смотреть.
      – Вряд ли это покажется вам интересным. – Веер в ее руках замер. Надо уйти и не давать новую пищу для сплетен. – Почему вы не танцуете?
      – Ну, это занятие для молодых.
      – Не прибедняйтесь!
      – Я хотел поблагодарить вас за вечер, организованный для Лавинии. Приятно видеть ее такой счастливой.
      – Я это делала с удовольствием. Но прошу прощения, мне надо поговорить с миссис Баттерворд, она подает мне знаки. – И Френсис удалилась, оставив Маркуса в полном недоумении.
      И это как раз когда он решил, что все как будто налаживается. Она действительно равнодушна к нему или только делает вид?
      Впрочем, с того дня, как он приехал в Лондон, они только и делают, что ссорятся. Конечно, виноват в этом, по большей части, он сам, но и Френсис тоже… Она просто не подпускает его к себе, не дает ему объясниться.
      – Кажется, ты нашел себе пару. – К нему подошел Доналд.
      – Найти-то нашел, да только она вопринимает меня, скорее, как спарринг-партнера.
      Доналд рассмеялся.
      – Ну и сколько ты намерен еще пробыть в Лондоне?
      – Не знаю. После того как Винни нарисовала ребенка, я не сомневался, что мы его найдем, но, увы, никто его больше не видел. Я даже не уверен, что мальчик еще в Лондоне.
      – Пул точно здесь. Непонятно, однако, знает ли он, где его жена и ребенок. Если знает… – Доналд пожал плечами. – Нельзя сейчас прерывать поиски.
      – Не буду. – Маркус улыбнулся. – Понимаешь, Лавинии здесь так нравится, что просто жаль ее увозить. Через две недели у Дункана начинаются летние каникулы, вот тогда и поедем в Лоскоу-Корт.
      – Вместе с прекрасной герцогиней или без нее?
      – Вместе или без.
      – Значит, сроку у нас две недели. Мне надо разыскать неуловимую миссис Пул, а тебе – соблазнить несравненную графиню Коррингам. – Доналд хохотнул.
      Маркус невесело улыбнулся.
      – Если бы речь шла только о том, чтобы соблазнить… Здесь, дружище, все гораздо сложнее.
      – Ты это серьезно?
      – Крайне серьезно.
      – Ну, тогда надо все ей рассказать и надеяться на лучшее.
      – Я и собираюсь, когда она соизволит меня выслушать.
      – О господи! – воскликнул Доналд. – А я-то думал, ты игрок! – И он пошел искать напиток покрепче.
      Маркус стоял, наблюдая якобы за своей дочерью, а на самом деле то и дело останавливал взгляд на графине. Та ходила по залу, заговаривая с гостями, кого-то с кем-то знакомя, кого-то убеждая потанцевать, следя за тем, чтобы у всех были полные бокалы. Случайно натыкаясь на его взгляд, она быстро отводила глаза и отворачивалась.
      Было уже за полночь, когда гости начали расходиться, и в толкучке у дверей Маркусу ничего не оставалось, как поблагодарить хозяйку и, подхватив Лавинию, направиться к выходу. Что за несносная женщина! То говорит с ним легко и свободно, то вдруг окатывает холодным презрением. Вот и в этот вечер что такое произошло, что она так резко переменилась?
 
      Проводив гостей, Френсис поднялась к себе в спальню. Через несколько минут она была уже в постели, но сон не шел.
      То, что рассказал Перси, было смехотворно, но смеяться не хотелось. Если рассказать об этом Маркусу, он, конечно, будет взбешен и того гляди решит, что в сложившихся обстоятельствах лучше всего – порвать с ней всякие отношения.
      А что, если он подумает, будто это она сама распустила эту сплетню? Ладно, завтра она попытается что-нибудь предпринять.
 
      На следующее утро, когда Френсис приехала на Монмаут-стрит, привратник сообщил, что все ушли в дом на Мэйден-Лейн. Френсис отправилась туда.
      Дом в самом деле требовал основательной уборки. Правда, надо было еще починить двери и оконные рамы, залатать пару дыр на крыше, но в общем дом был в неплохом состоянии.
      Все, включая детей, были заняты работой, и Френсис с радостью к ним присоединилась. Взяв ведро с водой и тряпку, она принялась мыть пол в спальне, оставив все вопросы на потом.
      Закончив работу, она спустилась по лестнице, неся ведро с грязной водой, и у выхода столкнулась нос к носу с Маркусом, который только что вошел с улицы. Френсис ошеломленно застыла на месте.
      – Что вы здесь делаете?
      Он окинул ее веселым взглядом. Коричневое ситцевое платье, судя по всему, она позаимствовала у своей горничной. Руки ниже засученных рукавов были забрызганы грязью, и этими самыми руками она явно поправляла волосы, потому что на лице тоже были грязные пятна.
      Если бы даже он не любил ее прежде, увидев сейчас, наверняка влюбился бы.
      – Работаем, Фэнни? – улыбнулся он. Справившись наконец с изумлением, Френсис холодно взглянула на него.
      – Как видите. Здесь многое надо сделать и желательно бесплатно.
      Маркус засмеялся, снял свой великолепный сюртук, небрежно бросил его на лестничные перила и стал закатывать рукава своей тонкой рубашки.
      – Ну, тогда показывайте, что делать.
      – Но вы же не можете…
      – Почему? – Он с улыбкой посмотрел на миссис Томас. – Вам же пригодится лишняя пара рук?
      – Да, конечно, сэр, но мы и так будем вам по гроб жизни благодарны за все, что вы для нас сделали. – Миссис Томас явно не узнала в Маркусе молчаливого здоровяка, который стоял рядом с другим, тем, что показывал ей рисунок и спрашивал про мальчишку.
      – Ерунда, – сказал Маркус, – мы зря теряем время.
      – О, сэр, небеса воздадут вам за вашу щедрость, а мы не в силах отблагодарить вас ничем, кроме признательности. Миссис Рэндал покажет вам, что делать.
      – Миссис Рэндал? – недоуменно переспросил Маркус.
      – О, а я подумала, вы знакомы, – смутилась миссис Томас. – Это миссис Рэндал. – Она поверну-лась к Фэнни. – Это мистер Маркус Стенмор, мэм. Тот самый джентльмен, который приобрел для нас этот дом.
      Об этом Френсис уже сама догадалась.
      – Выходит, мы в долгу у мистера Стенмора, – спокойно произнесла она.
      С широкой улыбкой Маркус протянул ей руку.
      Френсис немного помедлила, но потом все же пересилила себя и пожала ее… Ее обдало теплом, и ей стало жалко до слез, что они никогда не будут вместе. Впрочем, кто знает?
      – Так чем же вы хотели бы заняться, сэр? Можно мыть полы или окна. Или, может, вам больше подойдет починка дверей? Кое-где они плохо закрываются.
      – Я займусь дверями, – сказал он торжественным голосом.
      – Я вас покидаю, мне нужно на кухню. – С этими словами миссис Томас исчезла в глубине коридора.
      – Вы издеваетесь надо мной? – прошипела Френсис, как только она удалилась.
      – Ничуть, я полон восхищения.
      – Вы были так щедры, ваша светлость…
      – Мистер Стенмор, – улыбаясь поправил он.
      – Мистер Стенмор. Вы были более чем щедры, купив этот дом, но это не означает, что вы должны еще и работать в нем…
      – Знаете, очень легко быть щедрым, когда у тебя много денег. Давайте не будем терять время, покажите сломанные двери и дайте инструменты, какие у вас есть.
      Френсис поразило, как ловко и умело он обращался со столярными инструментами. К четырем часам все двери уже плотно закрывались, были вставлены две новые оконные рамы, ступеньки лестницы больше не грозили выпасть, а когда он залез на крышу и стал поправлять черепицу, у Френсис от страха чуть не выскочило сердце.
      И все это время Маркус весело переговаривался не только с ней, но и с детьми, которые наперегонки старались услужить веселому работнику.
      Френсис не могла понять – он так терпелив и ласков с чужими детьми, почему же так строг к Лавинии? Ему не жалко времени на сирот, а заниматься собственной дочерью недосуг?
 
      Маркус закончил работу и сложил инструменты.
      – Подвезти вас до дома, миссис Рэндал? – спросил он, надевая сюртук.
      Френсис согласилась.
      Пока она мыла руки и приводила себя в относительный порядок, фаэтон подвели к крыльцу.
      – А вы не боитесь, что вас увидят с судомойкой? – шутливо спросила она, когда фаэтон тронулся.
      – Если судомойка так мила и добра, как вы, то я горд тем, что она сидит со мной рядом.
      – Вы мне льстите!
      – Но скажите, зачем этот маскарад?
      – Просто я не хочу, чтобы тут знали, что я графиня Коррингам, иначе все будут стесняться.
      – А миссис Томас тоже не знает?
      – Может, и знает, но уважает мое желание.
      – А дамы из благотворительного комитета?
      – Нет, конечно. Маркус засмеялся.
      – Да уж, они наверняка бы подумали, что вы сошли с ума. – Он посмотрел на ее руки. День был теплый, и Френсис не надела перчаток. Кожа на руках была сухая, ногти на некоторых пальцах сломаны. – А как вы объясните это?
      – Ну, хорошее мыло и маникюр делают чудеса, да и потом, в обществе я чаще всего бываю в перчатках.
      – Я сохраню ваш секрет, если вы сохраните мой.
      – Ваш? – Уж не собирается ли Маркус сказать ей правду?..
      – Что я мистер Маркус Стенмор и ничего более.
      – Так вы собираетесь еще прийти?
      – Собираюсь. Мне никогда не было так хорошо, как сегодня.
      – Угу. Мне только непонятно одно: почему вы чувствуете себя так свободно с сиротами и так ласковы с ними, а с собственной дочерью такой неприступный?
      – Именно потому, что она моя дочь. Я хочу, чтобы у нее было все, чтобы она была само совершенство и удачно вышла замуж. Хочу быть хорошим отцом и ужасно боюсь, что у меня не получится. А среди этих детей я ни о чем таком не задумываюсь.
      – Но почему у вас должно не получиться?
      – Трудно объяснить. У моего отца не получилось, хотя он этого так и не понял. – Маркус с улыбкой посмотрел на Френсис. – Вам в самом деле это интересно? Это старая история.
      – Так или иначе она повлияла на всю вашу жизнь, и чем скорее вы это осознаете, тем быстрее освободитесь.
      – Мудрая Фэнни. Скажите мне, почему вы сумели направить свою жизнь по выбранному вами пути, а меня несло по течению, я делал то, что от меня ожидали, и в результате всегда чувствовал себя неудовлетворенным?
      – Это правда? – мягко спросила Френсис.
      – Да, с самого рождения. Прежде всего я должен был всегда помнить, что я наследник герцога и мне надлежит быть безукоризненно вежливым с равными, а тем, кто ниже, не давать забыть ни на минуту, что они ниже. Но самым главным было правильно жениться. Все это вбили мне в голову еще до того, как я стал интересоваться прекрасным полом… – Маркус хохотнул. – И надо признаться, со мной это случилось довольно рано.
      – В это я могу поверить. – Френсис натянуто улыбнулась. Главное – сохранять спокойствие, ничего иного ей не остается.
      – Я как раз закончил Кембридж и вернулся в Лоскоу-Корт, где стал помогать отцу управлять поместьем, когда к нам приехала Маргарет Конно со своими родителями. Все старались нас свести. Собственно, ее и мои родители сразу решили, что поженят нас чуть позже. Это было еще до того, как мы с вами встретились. Свадьба была намечена на осень восьмисотого года. В то лето Маргарет должна была выйти в свет, но родители предупредили ее, чтобы она ни на кого не заглядывалась. Я же решил последний раз глотнуть свободы до того, как она приедет в Лондон с родителями, и вот тогда я встретил вас.
      – Действительно, старая история.
      – Я умолял отца освободить меня, но он был непреклонен. Я же опозорю семью, к тому же он оставит меня без гроша и наследником станет мой младший брат Джон. Так он сказал. Я ответил, что мне все равно. Он спросил, как в таком случае я собираюсь обеспечить жену, тем более что она нищая.
      Я вспылил, сказал, что как-нибудь обойдусь, но потом подумал, что не имею права обречь вас на прозябание в нищете; к тому же я был уверен, что ваша мать все равно этого не допустит. И все-таки я колебался. И вот тогда отец сказал, что моя мать серьезно больна и мое сумасбродство ее убьет. Я очень любил свою мать и потому сдался.
      – И?..
      – Наш брак был ужасен. Бедная Маргарет в то лето тоже в кого-то влюбилась. Меня она возненавидела и внушила эту ненависть детям.
      – Лавиния вовсе не ненавидит вас.
      – Нет? Она меня боится, вы сами говорили. А это еще хуже, потому что мой отец внушал мне ужас. Он был жестоким человеком, и всякое нарушение его правил грозило мне побоями. Мне кажется, это доставляло ему удовольствие. Я Лавинию ни разу и пальцем не тронул, а она все равно меня боится.
      – Потому что она вас не знает, она никогда не видела вас добрым, Маркус. Она милая девочка, но ей нужно знать, что вы ее любите и поддержите, что бы она ни сделала.
      – Легко вам говорить.
      – Вовсе не легко. Мне пришлось завоевывать доверие детей моего мужа. Они были уверены, что я постараюсь вытеснить память об их матери, и мне понадобилось много терпения, чтобы переубедить их.
      – Мне даже завидно, когда я смотрю на вас. А теперь Винни на вас молится.
      – Не преувеличивайте, просто мы с ней нашли общий язык.