– Вы думаете, он вам заплатит выкуп? – вскинулась Лавиния.
      – Еще как заплатит. Он, может, и рад был бы избавиться от вас раз и навсегда, но ни за что в этом не признается, вы все ж таки его законная дочь. Другое дело – бастард, на него ему плевать…
      – Вы ошибаетесь, мальчик – не сын герцога, – сказала Френсис. – И еще вы ошибаетесь, думая, что такой благородный человек, как он, способен на подобное.
      – Ой-ой-ой, уж не влюбились ли мы? Вижу, слухи недалеки от правды. Если будете хорошо себя вести, Малит развяжет вам руки, и советую не трепыхаться, он у нас вспыльчивый. – С этими словами Пул вышел, послышался шум повозки.
      Около часа Френсис с Лавинией сидели на шаткой кушетке, глядя, как Малит разжигает огонь и подвешивает на крюк котелок, в который бросил мяса и овощей. Очень хотелось есть, но потрескавшиеся, грязные тарелки, которые он извлек из шкафа, вызывали отвращение.
      – Ну и подыхайте, – пробурчал Малит, перекладывая еду из их тарелок на свою. – Больше ничего не получите.
      – Мне нужно в туалет, – сказала Френсис.
      – Удобства за домом. – Малит поднялся и открыл заднюю дверь. – И не вздумай закрываться.
      – Полагаете, я сбегу? Куда и зачем? И разве я брошу мою юную подругу?
      Малит вернулся в дом, хлопнув дверью, но Френсис была уверена, что он следит за ней в окно. Она вошла в зловонную кабинку с дыркой в земляном полу и закрыла за собой дверцу. Обратно вернулась погруженная в мрачные размышления.
      Мистер Малит тем временем разыскал в шкафу бутылку.
      – Лучший французский коньяк, контрабандисты оставили, – сообщил он, протягивая стакан Френсис. – Попробуй.
      – Нет, спасибо, – холодно ответила она.
      – Ну, как хочешь. – Взяв бутылку, он сел у потухающего огня.
      – Может, он напьется до беспамятства? – прошептала Лавиния, когда Френсис села рядом.
      – Не думаю, он наверняка человек привычный, – усмехнулась Френсис. – Другое дело, что рано или поздно ему захочется в туалет. Будь готова. – И громко добавила: – Попробуй поспать, дорогая, время пройдет быстрее.
      Лавиния легла на спину и закрыла глаза. Френсис достала из очага уголек и принялась рисовать на дощатом столе.
      – Что делаешь? – заинтересовался Малит.
      – Рисую от скуки.
      Он встал и подошел к столу.
      – О, да это же вылитый я! – довольным тоном проговорил он.
      – Да. Только сядьте обратно, я закончу рисунок.
      Малит сел на свой стул и застыл.
      – Нет, не так, – сказала Френсис. – Делайте, что делали, не обращайте на меня внимания. – Трактирщик расслабился, и Френсис стала рисовать дальше. Если Маркус сюда приедет, а их уже не будет – увезут куда-нибудь или даже убьют, – он по крайней мере по рисунку сможет разыскать злодея, и тот ответит за свое преступление. Френсис написала под рисунком “Малит из таверны "Сорока"”, оперлась о стол локтями, прикрывая написанное, и опустила голову. Малит налил себе еще один стакан, потом еще.
      Чуть погодя он поднялся и, пошатываясь, направился к двери. Там он остановился, посмотрел, спят ли пленницы, и вышел. Френсис вскочила и толкнула Лавинию.
      – Тшшш, тихо, бежим.
      Они выскользнули наружу. Из уборной доносилось громкое пение. Френсис подняла толстую палку, подмеченную заранее, и тихонько подперла дверь будки.
      – Все, давай быстрее, пока он не опомнился, – прошептала она. Они побежали по дороге, по которой их привезли. Пересекать болото Френсис не рикнула. – Доберемся до церкви. Слава богу, уже темнеет, только бы с дороги не сбиться.
      Они мчались во весь дух, держась за руки. Вот уже домишко скрылся за пригорком, а церковь была все так же далеко. По обе стороны дороги простиралось пастбище с редким кустарником.
      – Как вы думаете, он уже вылез? – спросила, задыхаясь, Лавиния.
      – Возможно. Не останавливайся.
      Впереди послышался шум повозки, он быстро приближался. Френсис и Лавиния стремительно бросились в канаву на обочине дороги и замерли. Повозка промчалась в направлении старого дома.
      – Пул, – выдохнула Френсис, – и не один. – Она вышла на дорогу, глядя вслед повозке. – Давай поспешим, он сейчас обнаружит Малита и повернет обратно.
      В тот же момент повозка показалась снова.
      – Нас заметили! Бежим!
      Они помчались прямиком через пастбище, цепляясь подолом за кусты и спотыкаясь, а сзади шумно бежали двое мужчин, они что-то кричали.
      – Винни! Фэнни! Да остановитесь вы, бога ради!
      Френсис резко остановилась, она узнала этот голос, сиплый и прерывистый.
      – Папа! – вскрикнула Лавиния. Она развернулась и, бросившись обратно, упала на грудь отцу. Френсис медленно подошла следом и остановилась, переводя дыхание.
      – Слава богу, вы живы, – проговорил Маркус. – Все в порядке, Лавиния? Тебе ничего не сделали?
      – Нет, при ее милости они не посмели бы. – Лавиния со смехом подняла лицо. – Вы бы ее видели, папа, она смелая, прямо как львица. А когда этот ужасный человек Малит пошел в туалет, она заперла его там, и мы убежали. Небось локти себе кусает, что нас упустил.
      Маркус с улыбкой взял Френсис за руку и притянул к себе.
      – Значит, я у вас в долгу. – Он поднес ее руку к губам, глядя ей в глаза. – За все. – Эти два слова он произнес с особым ударением, смутив Френсис еще больше.
      – Но почему вы приехали в этой ужасной повозке? – спросила Лавиния. – Это же мистера Пула! Мы подумали…
      – Поедем, по дороге все расскажу.
      У повозки их встретили Доналд Гринэвей и Джеймс. На передке сидел, улыбаясь до ушей, Джон Харкер. Джеймс порывисто обнял мачеху и поклонился Лавинии.
      – Слава богу, мы успели, – радостно проговорил он.
      – А этот что здесь делает? – удивилась Френсис, увидев в повозке насупленного Пула.
      – Не пугайтесь, он надежно связан, – ответил Доналд. – Дождемся полицейских, они недалеко, и поедем.
      Вскоре подъехал огромный тюремный фургон, трое полицейских с дубинками и пистолетами подошли к повозке и вывели Пула.
      – Там сзади еще один, – сказал Доналд.
      – Поезжайте спокойно, мы сами справимся, – отозвался один из полицейских.
      – Между прочим, мы недалеко от Твелвтрис, – заметил Джеймс, когда повозка тронулась. – Сейчас завернем туда, вы приведете себя в порядок, прежде чем ехать в Лондон.
      Лавиния, захлебываясь и путаясь в подробностях, стала рассказывать о своих злоключениях, вызвав добродушную улыбку отца.
      Френсис сидела молча. Опасность миновала, а что дальше? Она со страхом ожидала конца пути, когда Маркус захочет поговорить с ней с глазу на глаз…
      Лавиния, завершив наконец свой пространный отчет, поинтересовалась, как узнали, где они находятся.
      – Получив сообщение от Джона Харкера, – объяснил Маркус, – мы тут же направились в приют, потом разыскали того малого, что показал дорогу леди Коррингам.
      – Но он же указал таверну, – заметила Френсис.
      – Мы ее обыскали, но, обнаружив только клочок ткани на подоконнике да несколько капель крови, подумали, что вы попытались бежать и одна из вас поранилась. Опросили людей на улице, но они все как один заявили, что ничего не знают. Тогда, оставив человека следить за таверной, мы решили искать вас в других местах. Я заехал домой и нашел под дверью письмо с требованием выкупа. Там было указано, где оставить деньги.
      – В мешке на кухне старого приюта на Монма-ут-стрит, – сказала Френсис. – Это я писала под диктовку Пула. Вы заметили маленькую сороку в уголке?
      Маркус улыбнулся.
      – Да, заметил, это было умно, только таверну мы уже сами нашли и вас там не было. Оставалось одно – подстеречь Пула, когда он придет за деньгами. Мы с майором следили с другой стороны улицы, только пришел не Пул, а другой. Мы его схватили, заставили сказать, где у них назначена встреча с Пулом, и последовали за ним. Пул явился, и мы его арестовали.
      – Его будут судить за убийство миссис Пул?
      – Думаю, да. И еще за подстрекательство к бунту. Он пытался сагитировать ткачей напасть на Лоскоу-Корт, но мы с майором Гринэвеем были предупреждены заранее и приняли меры.
      – Ах, так вот зачем вы ездили в Риели!
      – Да, но, к сожалению, Пул ускользнул от нас и бежал в Лондон.
      – И здесь убил жену.
      – Его наверняка повесят за это.
      – А что будет с маленьким Джеком?
      – Так его зовут Джек? – вступила в разговор Лавиния. – В честь его отца, дяди Джона?
      – Так ты все знаешь? – удивился Маркус.
      – Знаю, мне ее милость сказала. Как вы думаете, сплетни утихнут?
      – Я уверен. – Маркус прижал дочь к себе, с улыбкой глядя поверх ее головы на Френсис.
      – Мы приехали, – объявил Джеймс. Повозка вкатила во двор Твелвтрис.
      Их приезд был полной неожиданностью, тем не менее вскоре Френсис и Лавиния, освободившись от грязной одежды, принимали горячую ванну в своих комнатах, пока внизу на кухне готовилась еда.
      Обед прошел весело и непринужденно; по обычаю, после еды женщины вышли в гостиную, и Лавиния вскоре оставила Френсис одну, сославшись на усталость. В гостиную вошел Маркус, плотно притворил дверь и сел чуть поодаль от Френсис.
      – Я предпочитаю твое общество. Френсис глубоко вздохнула.
      – Не беспокойся, – вдруг сказала она, – я никому не скажу о твоем предложении выйти за тебя замуж.
      – Это почему же? – Маркус внезапно посерьезнел.
      – Ты прекрасно знаешь. Я с самого твоего приезда в Лондон была у тебя бельмом на глазу. Но ты сам попросил меня заниматься с Лавинией. Так что можешь меня не обвинять.
      – Обвинять в чем?
      – В проступках Лавинии, в том, что я покрывала ее, возила в приют, отправила домой в кебе с Джеймсом…
      – Так ты думаешь, я считаю тебя виноватой?
      – Я не думаю, я знаю.
      Маркус взял ее за плечи, повернул к себе лицом и легонько тряхнул.
      – Фэнни, милая, мне придется тебя отшлепать, если ты не прекратишь эти глупости. Неужели ты не понимаешь, что я ни в чем тебя не виню? Наоборот, ты привела меня в чувство. Если бы не ты, моя дочь так и осталась бы угрюмой нелюдимкой, какой я привез ее в Лондон. И я никогда не научился бы ее понимать. Да и себя тоже.
      Я люблю тебя. Кем я был месяц назад, когда приехал в Лондон? Одиноким, разочарованным человеком, готовым на все для своих своенравных детей, но при этом понятия не имевшим, что означает это “все”. А когда я увидел тебя с твоими приемными детьми… Знаешь, я даже взревновал.
      – Ну как ты можешь такое говорить, Маркус? Они же мои дети, пусть не я их родила, но я их очень люблю.
      – Знаю! Но не могла бы ты уделить толику своей любви и мне тоже?
      Френсис пристально взглянула на Маркуса. Глаза его смотрели с нежностью, губы были крепко сжаты. Нет, он больше не шутил.
      – О чем ты говоришь, Маркус? Моя любовь к тебе – это совсем другое, разве ее можно сравнивать с родительской любовью?
      – Знаю. Но я не ослышался? Ты вправду сказала, что любишь меня?
      – Да.
      – И все-таки хочешь мне отказать?
      – А ты этого хочешь?
      – Клянусь, не хочу! Я буду самым счастливым человеком, если ты скажешь “да”. И мы сыграем свадьбу как можно скорее.
      Френсис, почему-то вдруг застеснявшись, потупила глаза.
      – Хорошо, я согласна.
      – Ах, Фэнни! – Маркус громко засмеялся. – Слава богу! К тебе иногда не знаешь, как и подступиться, я уже начал думать, что мне не удастся сломать лед.
      Френсис рассмеялась, и он подхватил ее на руки. Потом они целовались и целовались, пока за дверью не затопали, явно чтобы оповестить любовников о прибытии Доналд и Джеймс.
      – Вижу, у вас все в порядке. – Джеймс подошел к зардевшейся Френсис и поцеловал ее в щеку. – Желаю счастья. – Он протянул руку Маркусу. – Мои поздравления, сэр. – И шутливо добавил: – Но я, как глава семьи, мог бы рассчитывать на то, что у меня попросят благословения…
      Маркус засмеялся.
      – Я его получаю?
      – Если вы сделаете мою любимую мачеху счастливой – получаете.
      Доналд вышел вперед и тоже стал поздравлять, потом решили это событие отметить, и на шум пришла Лавиния в халате.
      – Это даже хорошо, что вы меня разбудили, – сказала она, – мне такой кошмар приснился.
      – Небось злая мачеха, – сказал со смехом Джеймс.
      – Нет, – с недоумением ответила Лавиния, – с чего вдруг?
      Маркус подошел и обнял ее за плечи.
      – Ты не будешь против, если я приведу тебе мачеху?
      – Если она такая же добрая, как моя? – добавил Джеймс.
      Лавиния на мгновение застыла, переводя взгляд с одного на другого, потом по ее лицу расплылась широкая улыбка.
      – Ой, так вы…
      – Леди Коррингам, – несколько напыщенно и не без гордости произнес Маркус, – согласилась стать герцогиней Лоскоу.
      Лавиния бросилась на шею Френсис.
      – Ой, я так счастлива! Я боялась, что все испорчу своими выходками.
      – Ты и вправду чуть не испортила, – сказал Маркус. – Ну ладно, нам всем пора на отдых, если мы хотим уехать завтра в Лондон.
      Все послушно потянулись к двери, и Френсис с Маркусом снова остались одни.
      – Три недели, – сказал Маркус, расставаясь с Френсис у двери ее комнаты. – И ни секундой больше.
 
       Май 1818
      Стенмор-хаус был совсем не таким, каким Френсис увидела его впервые, придя сюда год назад. Сменилось все, начиная с обоев и кончая мебелью, комнаты наполнились светом, так что теперь можно было без труда рассматривать развешанные по стенам картины. Френсис очистила старые полотна, и они засверкали яркими красками. Среди них были и четыре ее собственные картины: “Весна”, “Лето”, “Осень” и “Зима”.
      Написанный ею портрет Лавинии с кроликом занял место рядом с портретом Джека с плюшевой обезьяной. Мальчик был усыновлен Маркусом. Джон без всяких возражений удалился в замок в Шотландии, который подарил ему старший брат.
      Дом сиял огнями. Цветы и зеленые гирлянды, вычищенный до блеска большой танцевальный зал – все было приготовлено для Лавинии, которая сегодня выходила в свет.
      – Я только что видела Лавинию в новом платье, – сказала Френсис мужу, который зашел посмотреть, как она одевается. Роуз недовольно поморщилась, когда Маркус сел рядом с женой и стал смотреть, как ей расчесывают волосы. – Она хороша необыкновенно, наверняка вскружит голову всем кавалерам.
      – Будем надеяться, что у нее у самой не закружится голова, – заметил Маркус, взял у Роуз волосяную щетку и кивнул ей на дверь. Он был уже одет.
      Френсис посмотрела на него, в сотый раз восхищаясь тем, как красиво вьются его волосы, как в уголках глаз собираются лучики, когда он улыбается, какой решительный у него подбородок, а в глазах, обращенных на нее, светится любовь, отражение ее собственной.
      – Зря ты отослал Роуз, я же не успею.
      – Еще много времени, а ты ведь знаешь, как я люблю расчесывать твои волосы. Жаль, что надо спешить…
      Френсис засмеялась.
      – Но спешить надо. Он вздохнул.
      – Хочешь, чтобы я позвал Роуз обратно?
      – Да, но сначала я тебе кое-что скажу.
      – Опять чьи-то сплетни? Мне как-то не хочется это слушать.
      – Не бойся, не сплетни, хотя об этом тоже скоро станут судачить. Понимаешь… – Френсис запнулась и рассмеялась. – Маркус, случилось чудо. Я… я, как это принято говорить, в интересном положении.
      – Хочешь сказать, что ты беременна? – Маркус выронил щетку и схватил ее за руки. – Милая моя, я так рад! Но я думал…
      – Я тоже, но получается, у меня не было ничего такого, что не мог бы исправить настоящий мужчина.
      Когда-то то же самое говорил ей врач.
      – Ах, любовь моя, моя драгоценная, как же мы будем любить нашего малыша…
      – И баловать.
      – Но не слишком.
      Он стал ее целовать и, подхватив на руки, со смехом закружил по комнате, пока у нее не поплыло в глазах и она не взмолилась, чтобы он остановился и позвал Роуз.