Когда Мэгги переехала в "Эмбаркадеро-Армс", она прежде всего тщательно вымыла выкрашенные в белый цвет стены, а вот до гостиной у нее руки не дошли. Вернее, не было желания украсить свой быт, сделать его более уютным, а жизнь комфортной. Да, гостиная – это ее постоянная головная боль. Старая мебель, вытертый ковер времен семидесятых… А вот пол под ковром хороший, прочный, дубовый. Нет, кое-что в гостиной она, конечно, сделала. Отчистила пол от пыли и грязи, а потрепанные концы ковра обрезала ножницами.
      Мэгги отпила крепкого кофе и задумалась. Почему она делает трагедию из таких мелочей, как видавший виды ковер или старая мебель? Ведь раньше она была совсем другой и смотрела на жизнь с оптимизмом. Мэгги жила и в худших условиях, например, когда они с Джеффом учились, но прежде она никогда не отчаивалась. Пылесосила старый ковер, чистила кухню и ванную комнату лизолом, мыла полы, разводила цветы и растения, которые Джефф называл джунглями, украшала стены гостиной своими акварелями, ездила в "Гудуилл" на распродажи дешевой мебели… Конечно, дом их выглядел бедновато, но зато всегда был чистым и ухоженным.
      Когда и почему она, Мэгги Айви, превратилась в жалкое, забитое существо? Казалось бы, совсем недавно она ездила через весь город на занятия в художественную школу, посещала бесплатные концерты в парке "Золотые ворота", покупала продукты на рынках в районе Мишен и автобусом добиралась до Норт-Бич, где продавалась очень вкусная пицца. Почему же она так изменилась и перестала радоваться жизни?
      Вот ей, например, не нравится жить в Окленде. Промышленный район, грязный, со множеством заводов и фабрик, со старыми домами. А между прочим, посмотреть на такие дома – старинные, оригинальные, в викторианском стиле – туристов специально возят на Ломбард-стрит и в район Пасифик-Хайтс! Конечно, за состоянием тех домов внимательно следят, но и эти, в Окленде, не намного хуже. И кстати, детский сад, куда Мэгги каждый день водит Тима, не такой уж плохой, как ей казалось раньше.
      Так что с ней случилось в последние годы? Почему она перестала радоваться жизни и стала замечать лишь ее темные стороны? А всему виной Джефф…
      – Мэгги, поедем со мной в Калифорнию? – однажды предложил Джефф, словно речь шла о воскресной прогулке в парк.
      И Мэгги с радостью тотчас же согласилась, живо представляя, какая интересная, насыщенная приятными событиями жизнь их ждет в Калифорнии. Они с Джеффом будут работать и учиться: он – в юридическом колледже, она – в художественной школе, а в выходные дни совершать восхитительные прогулки по парку "Золотые ворота", ездить с друзьями на пикники в маленькие деревушки, Соселито и на "Причал рыбаков"…
      Но действительность оказалась прозаичнее, чем казалось Мэгги в мечтах. Через два месяца Джефф бросил работу, решив, что ему необходимо сосредоточить все силы на учебе, и они с Мэгги стали жить на те гроши, которые она получала как работник, занятый неполный трудовой день. Джефф и впрямь много времени проводил в колледже со своими приятелями-студентами. Изменилось и его отношение к Мэгги: он начал ее критиковать. Джефф называл ее нерасторопной, занудливой, скучной, и Мэгги думала, что такая она и есть на самом деле. Наверное, оттого, что любила Джеффа и верила каждому его слову. Он запрещал Мэгги подходить к компьютеру, боясь, что она его сломает, не разрешал включать телевизор, когда он сидел над учебниками. Возмущался, если Мэгги обращалась к нему с каким-нибудь вопросом. Насмехался над ее занятиями в художественной школе, считая желание Мэгги стать художницей глупым капризом. То ли дело юридический колледж, дающий хорошее образование! И Мэгги бросила художественную школу, перейдя работать на полную ставку.
      День, когда Мэгги сообщила Джеффу о том, что у них будет ребенок, стал последним в их совместной жизни. Джефф ничего не выяснял, не обсуждал – он не любил тратить время на пустую болтовню… На следующее утро, когда Мэгги проснулась, Джефф уже ушел в колледж, оставив на кухонном столе записку и конверт. Мэгги схватила записку, развернула и прочитала:
      "Извини, что не могу сопровождать тебя. Нужно готовиться к завтрашнему экзамену. Оставляю деньги. Позаботься обо всем сама. Поговорим позднее".
      Мэгги несколько раз перечитала скупые строчки, потом открыла конверт, в котором лежало пять банкнот по сто долларов, уронила голову на стол и горько зарыдала. Она и сейчас видела ту давнюю сцену так отчетливо и ясно, как растущую за окном пальму или сверкающие на солнце осколки стекла на тротуаре. Да, именно в тот день она стала взрослым человеком.
      Заливаясь слезами, Мэгги собрала свои вещи, села на диван и стала думать, что ей делать дальше. Ведь у нее даже нет друзей, которые помогли бы перевезти пожитки. Как, оказывается, замкнуто они с Джеффом жили в Беркли! Точнее, она жила, полностью посвятив себя любимому человеку.
      Мэгги отыскала в газете объявления о сдаче квартир, а потом, полистав "Желтые страницы", позвонила и заказала машину для перевозки. Через несколько часов появился водитель, помог погрузить вещи в пикап и отвез к новым хозяевам – Биллу и Милли. Триста долларов ушло на аренду крошечной квартирки и оплату машины, осталось двести. Мэгги спрятала их в старую коробку из-под сахара.
      Вспомнив об этой коробке с деньгами, Мэгги улыбнулась. А ведь она и сейчас хранит в ней те двести долларов! Почти пять лет. "На всякий случай", как она это называет. Поддавшись внезапному порыву, Мэгги вскочила из-за стола, достала из шкафчика жестяную банку и открыла. Две бумажки, все еще новенькие, хрустящие. Двести долларов. Господи, какой наивной она была, полагая, что эта небольшая сумма поможет ей, если произойдет что-либо непредвиденное! Смешно и нелепо. Но самое удивительное, что раньше, когда Мэгги думала о будущем, ее всегда охватывал страх. А сейчас она абсолютно уверена в том, что справится с любыми бедами. А впрочем, ничего удивительного: ведь благодаря доктору Голдингу Мэгги получила статус постоянного работника банка, ей прибавили зарплату, у нее появилась медицинская страховка… Мэгги закрыла жестяную банку, спрятала ее в шкаф и вернулась к столу.
      Каким добрым человеком оказался доктор! Как внимательно слушал ее, словно ожидая, будто она скажет что-нибудь очень важное.
      – Ты обязательно влюбишься в него, – заявила Джина, когда они разговаривали по телефону. – Все пациентка влюбляются в своих врачей.
      – Я не собираюсь ни в кого влюбляться! – возразила Мэгги.
      Категоричные суждения Джины всегда вызывали у нее раздражение. Мэгги прекрасно относится к доктору Голдингу, но это не значит, что она должна в него влюбиться. Хотя, конечно, Джейк очень привлекательный мужчина.
      Перед глазами Мэгги снова промелькнули картины их первой встречи: она появилась в офисе в старых брюках и свитере, в туфлях со стоптанными каблуками, с опухшими от слез глазами, с красными пятнами на лице… Как долго она тогда изливала доктору Голдингу душу, а он внимательно слушал ее. Он произнес во время первого сеанса лишь несколько фраз, дав ей возможность высказаться, впервые за многие годы.
      – Как вы себя чувствуете? – спросил он, когда Мэгги умолкла.
      – Я чувствую себя как солдат, который долго стоял в карауле, а теперь наконец его сменили, – искренне ответила она.
      – Вот и замечательно. Отдыхайте, – ласково улыбнулся доктор Голдинг.
      И все-таки она не влюблена в него, что бы там Джина ни говорила!
      – Пока не влюблена, но скоро влюбишься, – настаивала Джина. – Ты заметила, какой у доктора Голдинга взгляд?
      – Обычный.
      – Значит, ты не обратила внимания, – продолжала она гнуть свое. – А когда заметишь, обязательно влюбишься. У него такой пытливый, выразительный взгляд… Кажется, он проникает в твою душу и видит тебя насквозь. И знаешь…
      Мэгги раздраженно прервала ее и сменила тему разговора. Она почему-то вдруг вспомнила Джеффа: у него тоже был выразительный взгляд, казавшийся Мэгги добрым и искренним…
      Сегодня Мэгги снова поедет в офис доктора на третий сеанс. При мысли о скорой встрече с ним ее сердце начинало биться. Через пять часов она вновь увидит Голдинга! Огорчало лишь одно: психотерапевтические сеансы скоро закончатся, и захочет ли доктор продолжить с ней общаться не как с пациенткой, а как с хорошей знакомой, неизвестно.
      Зазвонил будильник, Мэгги допила кофе, поднялась из-за стола и, поставив пустую кружку в раковину, пошла будить Тима.
      "Осталось всего пять часов до встречи! " – мысленно повторяла она, пока принимала душ, а потом выбирала одежду. Сегодня Мэгги вопреки привычке надевать на себя первое, что попадется под руку, примерила несколько нарядов и остановилась на платье, которое ей шло больше всего. Скорее бы пролетели эти пять часов…
      Доктор Голдинг в джинсах и нарядной бело-голубой рубашке встретил Мэгги в холле около распахнутой двери приемной. Из-за его спины она увидела в кабинете двух мужчин в рабочей одежде, которые рулеткой измеряли стены и делали на них отметки. Стол секретарши был пуст.
      – У нас тут намечаются ремонтные работы, – после приветствия со смущенной улыбкой сообщил доктор.
      Мэгги молча кивнула. Настроение у нее испортилось. Значит, сеанс придется отменить… Господи, а она так ждала его, так мечтала поговорить с доктором Голдингом!
      "Нельзя ничего загадывать заранее, – печально подумала Мэгги. – Потом всегда ждет разочарование".
      – Но в любом случае наш сеанс состоится, – продолжал доктор Голдинг. – Ведь совсем не обязательно проводить его в кабинете, правда?
      – Конечно! – встрепенулась Мэгги.
      – Как вы смотрите на то, чтобы съездить куда-нибудь и выпить кофе?
      К Мэгги мгновенно вернулось хорошее настроение, и она, не удержавшись, радостно засмеялась.
      – С удовольствием! – воскликнула она. – Буду очень рада.
      – А почему вы так развеселились? – удивленно спросил доктор Голдинг. – Я сказал что-нибудь смешное?
      – Нет… просто так.
      Голдинг распахнул перед Мэгги дверцу грузовичка, сел за руль и спросил:
      – Вы когда-нибудь были в парке на Гираделли-сквер?
      – Нет, – покачав головой, промолвила Мэгги. – К сожалению, никогда.
      Ее ответ доктора Голдинга очень обрадовал.
      – Хотите погулять там и выпить кофе? – весело поинтересовался он.
      – Хочу!
      И они поехали по направлению к "Причалу рыбаков". Мэгги с неподдельным интересом рассматривала все, что попадалось по пути: широкие чистые улицы, многочисленные магазины с яркими нарядными витринами и даже изысканной архитектуры здание банка, в котором она работала. И теперь, сидя рядом с доктором Голдингом и глядя по сторонам, Мзгги чувствовала себя туристкой, впервые приехавшей в Сан-Франциско.
      Сегодня утром по дороге из Окленда в Сан-Франциско Мэгги любовалась зеленовато-серыми водами залива, пока электричка не нырнула в туннель, и постоянно ловила себя на мысли, что ей очень хочется нарисовать этот живописный пейзаж.
      Грузовичок свернул на Хайд-стрит, за которой начинался порт, и Мэгги стала с удивлением и восторгом рассматривать стоящие у причала огромные корабли и прислушиваться к монотонному жужжанию моторов паромов, доставляющих туристов в Алкатрас.
      Далее их маршрут пролегал через Норт-Пойнт – район роскошных отелей, и Мэгги провожала восхищенным взглядом шикарные лимузины, доставляющие ко входу в "Шератон" важных гостей. По обеим сторонам улиц росли огромные земляничные деревья, а перед домами были разбиты небольшие, но очень красивые и ухоженные сады, огороженные коваными ажурными решетками.
      – Ну, вот мы и приехали, – улыбнувшись, произнес доктор Голдинг, останавливая машину. – Дальше пойдем пешком.
      Он помог Мэгги выйти, они перешли улицу и направились к вереницам ярких красных вагончиков, возле которых толпились группы оживленных туристов.
      – Хотите прокатиться, Мэгги? – спросил доктор Голдинг.
      – Нет, спасибо, – ответила она, оглядывая длинную очередь желающих покататься.
      – Тогда пойдемте дальше.
      И они зашагали по направлению к парку, разглядывая витрины художественных салонов, магазины, рестораны из красного кирпича, уличных торговцев, наперебой предлагающих купить сувениры, и бездомных бродяг, расположившихся на тротуаре со своими пожитками. Уличный гитарист, у ног которого лежала старая вытертая шляпа, заметив Мэгги, сыграл несколько аккордов и задорно крикнул:
      – Эй, красавица! Давай познакомимся. Меня зовут Джимми, а тебя как? Брось монетку, не проходи мимо!
      Мэгги смущенно опустила голову, а доктор Голдинг, задержавшись на минуту, достал из кармана деньги и положил в шляпу гитариста. Догнав Мэгги, он взял ее под локоть и сказал:
      – А теперь нам надо подняться по лестнице, ведущей в Гираделли-сквер.
      По обеим сторонам широкой трехъярусной лестницы раскинулись сады, в которых росли папоротники, азалии, рододендроны и камелии, и Мэгги, поднимаясь по ступеням, с замиранием сердца разглядывала это яркое, разноцветное великолепие. Почему она никогда прежде не бывала здесь?
      Наконец Мэгги и доктор Голдинг очутились в парке со множеством цветов и растений, сверкающих в лучах полуденного солнца. Всюду стояли скамейки из мамонтового дерева, украшенные цветами в горшках. В центре парка располагался красивый фонтан с двумя бронзовыми русалками. На небольшой эстраде играл духовой оркестр.
      – Как здесь красиво! – воскликнула Мэгги, остановившись перед фонтаном, и, смутившись, добавила: – Представляете, я живу в Сан-Франциско шесть лет и ни разу за эти годы не выбралась в парк.
      – Не расстраивайтесь, Мэгги, – улыбнувшись, сказал он. – Я тоже здесь впервые. А теперь пойдемте в кафе-кондитерскую.
      Взял Мэгги под локоть, он подвел ее к магазину, в глубине которого размещался зал, пропустил вперед, и Мэгги оказалась в сказочном шоколадном царстве. Повсюду ва полках стояли всевозможных размеров и форм изделия из шоколада: черного, горького, молочного, ванильного, кофейного, с грецкими орехами, с фундуком, с малиновой начинкой, с миндалем, мятой… На прилавке у кассового аппарата стояли две большие плетеные корзины, наполненные плитками шоколада в ярких обертках. Джейк выбрал две: одну – самую большую, а другую – с нарисованным красным вагончиком на обертке.
      – Передайте их Тиму, – с улыбкой сказал он, вручая шоколадки Мэгги.
      Она в замешательстве опустила голову. Но доктор Голдинг не заметил ее смущения: он оглядывал зал и выбирал столик. Затем повернулся к Мэгги и спросил:
      – Как у вас со временем? Не торопитесь?
      – Нет, не тороплюсь.
      И Мэгги, не дожидаясь, пока они сядут за стол, начала оживленно рассказывать доктору Голдингу о том, что она теперь числится постоянным сотрудником банка, о медицинской страховке, оплачиваемом отпуске… Джейк с интересом слушал и улыбался. Потом дотронулся до ее плеча и проговорил:
      – Я рад, что у вас все уладилось с работой, Мэгги.
      – Видели бы вы лицо мистера Бриннона, когда он пригласил меня в кабинет! – воскликнула она. – Мне показалось, он стал меня побаиваться! Представляете, он сказал, что я могу в любое время отлучаться, если нужно! У меня теперь столько привилегий…
      И Мэгги с Джейком дружно рассмеялись, вспоминая разговор с мистером Бринноном. Они так увлеклись, что даже не заметили подошедшей официантки. Наконец Мэгги и Джейк перестали смеяться, и официантка, вежливо улыбаясь, подвела их к уютному столику около увитого плющом окна и подала меню.
      Мэгги с улыбкой смотрела на красные вагончики, катающие туристов, слушала, как звенят их колокольчики перед отправлением, и думала, что сегодняшнюю восхитительную прогулку по парку в компании доктора Голдинга она запомнит на всю жизнь. Каждый эпизод, каждую мелочь.
      Доктор подал Мэгги меню и спросил:
      – Вы голодны?
      – Нет, но я бы выпила кофе.
      Он заказал две чашки кофе, и когда официантка принесла их и поставила на стол, они с Мэгги снова принялись вспоминать о мистере Бринноне и смеяться. За разговорами незаметно пролетел час. Мэгги неожиданно для себя рассказала доктору про Джеффа. Странно, но, делясь подробностями своей невеселой житейской истории, Мэгги не испытывала смущения. Наверное, потому, что Голдинг очень внимательно слушал ее и взгляд его был задумчивым.
      – Да, конечно, я совершила большую ошибку, – со вздохом закончила рассказ Мэгги, но это прозвучало неубедительно. Разве можно назвать ошибкой Тима – ее любимого сына?
      Доктор Голдинг некоторое время молчал, а потом, слегка нахмурившись, произнес:
      – Думаю, Мэгги, вы поступили правильно, оставшись в Калифорнии.
      – Вам так кажется?
      – Ну… – Джейк сделал паузу, и Мэгги уже приготовилась к тому, что сейчас он начнет объяснять ее поступки с научной точки зрения, произносить заумные слова, употреблять непонятные термины, но, к ее радости, ничего подобного не случилось. – Мне кажется, что не вы, а этот ваш Джефф… – доктор поморщился, – совершил большую глупость. Неужели можно назвать ошибкой рождение Тима?
      – Значит, вы считаете, что я поступила правильно? – тихо спросила Мэгги.
      – Абсолютно правильно, – кивнул доктор. – Что бы ни говорили и ни думали по этому поводу ваши родители. Вы – замечательная мать, Мэгги, заботитесь о своем сыне, стараетесь по мере своих сил и возможностей сделать его счастливым. Вы молодец!
      Как давно ее никто не хвалил… Не поощрял, не говорил, что она молодец и поступает правильно. Никто не желал даже выслушать ее! Смутившись, Мэгги опустила голову. И опять на ее глаза навернулись слезы.
      – Спасибо на добром слове, – прошептала она, беря со стола бумажную салфетку и прикладывая к глазам.
      – Я высказал свое мнение, только и всего, – улыбнулся доктор Голдинг. – Так что дальше было с Джеффом?
      – Мы расстались, – откашлявшись, сказала Мэгги, – а мои родители стали настаивать, чтобы я вернулась домой в Джорджию. Одно время я склонялась к этой мысли… – Мэгги ненадолго замолчала, вспомнив о Бобби Семпле. – Я и сейчас иногда думаю, что возвращение домой стало бы лучшим решением всех моих проблем, но… В общем, я не поддалась на уговоры родителей, сняла маленькую квартирку у пожилой пары в Эль-Серрито и устроилась там работать.
      – Где?
      – Тоже в банке, но не секретарем, а кассиром. Билл и Милли Конрой, у которых я поселилась, оказались замечательными людьми. Добрыми, чуткими, внимательными. Они относились ко мне как к родной дочери, и за квартиру я им платила сущие гроши.
      – Почему же вы переехали в Окленд? – удивленно спросил доктор.
      – Билл умер, и Милли пришлось продать дом. Она была больна диабетом, постоянно нуждалась в лекарствах, а после смерти мужа денег стало не хватать.
      – Вы видитесь с ней?
      – Милли умерла прошлой весной, – печально ответила Мэгги. – И я до сих пор тоскую по ней и Биллу. Вы не представляете, какими чудесными людьми они были! Билл, бывший полицейский, обожал моего сына, играл с ним, читал ему книги, а когда Тим заболевал, они с Милли ухаживали за ним, чтобы я не пропускала работу. Они так много для меня сделали!
      – Итак, год назад вы переехали в Окленд…
      – Да. Вскоре в "Северной Калифорнии" открылась вакансия, и меня взяли работать секретарем. Пообещали большую зарплату, чем ту, которую я получала, работая кассиром, и множество всяких льгот. – Мэгги, усмехнувшись, покачала головой: – Собственно, историю о том, как мистер Бриннон морочил мне голову, вы уже знаете, Джейк… В районе, где живем мы с Тимом, аренда квартиры значительно выше, чем была у Билла и Милли, но переехать в другой, благополучный район я не могу. Там жизнь еще дороже. Немаловажным преимуществом является то, что мой дом расположен поблизости от станции электрички, и автобусная остановка совсем рядом. Одно время я подумывала перебраться в Ричмонд, но там все то же самое. Не знаю, может быть, я совершаю очередную ошибку, оставаясь в Окленде… – Мэгги замолчала и вопросительно взглянула на собеседника.
      – Вы поступаете правильно, – тихо сказал он и накрыл ладонью руку Мэгги.
      Мэгги смутилась и осторожно высвободила свою руку.
      – Возможно, – пробормотала она, – но иногда я сомневаюсь в этом.
      – Почему?
      – Потому что дома, в Джорджии, у меня есть приятель, который хочет на мне жениться, – призналась Мэгги. – Мы переписываемся, и он все время просит меня вернуться. И порой, когда жизнь начинает казаться мне невыносимой, я думаю о том, чтобы вернуться в Джорджию и выйти замуж за Бобби Семпла. Как представлю, что детство Тима пройдет в этом грязном, задымленном Окленде, где ему даже негде гулять и не с кем играть, меня охватывает страх. Я начинаю склоняться к мысли о возвращении домой. Мне ведь удалось скопить немного денег на тот случай, если я все-таки решу уехать в Джорджию.
      Заметив озадаченное выражение лица доктора Голдинга, Мэгги замолчала. Может быть, ей не следовало рассказывать ему о Бобби? Но кто, как не психотерапевт, даст ей верный совет? Ведь сама она все время сомневается: то ей кажется, что надо вернуться домой и выйти замуж за Бобби, то она напрочь отвергает эту мысль, считая глупой.
      – Вы его любите? – глухо спросил доктор Голдинг.
      – Бобби Семпла? Нет, не люблю, – твердо заявила Мэгги. – И никогда не любила.
      Она усмехнулась, вспомнив, что каждый месяц Бобби посылает ей письма, в которых с грубоватым юмором рассказывает о своей жизни. Как они с приятелями собирают урожай земляных орехов, ходят на охоту, выпивают… И каждое письмо Бобби заканчивает одними и теми же словами: "Мэгги, возвращайся домой! Я тебя жду". Она всегда отвечает на письма Бобби, но никогда ничего определенного ему не обещает.
      – Вы его не любите, однако иногда подумываете о том, что было бы неплохо выйти за него замуж? – с усмешкой спросил доктор Голдинг.
      – Да, порой я так думаю, – призналась Мэгги. – И знаете почему? Мне кажется, можно выйти замуж и без любви.
      – Вот как?
      – Да. Для меня очень важно, чтобы человек, за которого я выйду замуж, стал хорошим отцом Тиму. Я хочу, чтобы Тим жил в уютном доме с садом и мог бы играть со сверстниками… А Бобби, по моему мнению, именно такой человек. Да и у меня появилась бы поддержка. Как говорится, крепкое, надежное плечо, на которое я могла бы опереться.
      – Между прочим, у меня тоже крепкие плечи, – шутливо произнес доктор Голдинг, но лицо его оставалось серьезным. – Может, вам опереться на меня, Мэгги?
      Она улыбнулась, подумав, что доктор Голдинг – действительно очень надежный человек. Добрый, основательный, сильный.
      – Заманчивое предложение, – быстро сказала Мэгги. – Да… так о чем я говорила?
      – Вы рассказывали о своих неурядицах, – напомнил Голдинг. – Что еще вас тревожит?
      – Меня беспокоит привычка Тима все время носить куртку с капюшоном, изображая Супермена, – призналась Мэгги.
      – А что в этом плохого?
      – Дело в том, что эту куртку Тим носит постоянно и не желает переодеваться ни при каких условиях, – начала объяснять она. – Он снимает ее, только когда ложится спать. Представляете, Тим целыми днями бегает по квартире в этой куртке и играет в Супермена! – Мэгги расстроенно покачала головой и тихо спросила: – Это… ненормально?
      – С чего вы взяли? – удивился доктор.
      – Моя подруга Джина утверждает, что это плохой признак, свидетельствующий о неумении Тима приспосабливаться к окружающей действительности. Якобы Тим неуютно чувствует себя среди людей, поэтому инстинктивно стремится перевоплотиться в какую-нибудь значительную, пусть даже вымышленную личность. Джина говорит, что ребенок живет в мире фантазий.
      – Ничего страшного, – сказал доктор Голдинг. – Наш отец, например, каждый вечер читал нам в детстве "Приключения Зорро". Мне тогда было… – Джейк поднял глаза к потолку. – Да, я был в возрасте Тима, Джо ходил уже в первый класс, а Дэнни исполнилось два года. И мы с удовольствием слушали эти истории и уговаривали мать, чтобы она купила нам маски, как у Зорро.
      – И она купила их?
      – Нет, – улыбнулся Джейк. – Она сшила их из куска старой черной материи. Всем троим: Джо, мне и Дэнни. Мать спросила у Шелли, не хочет ли она тоже ходить в такой маске, но сестра отказалась и попросила, чтобы ей сделали вуаль. В то время Шелли изображала сеньориту Родригес.
      – И ваша мама сшила ей вуаль? – с улыбкой спросила Мэгги.
      – Да, из кружев старой ночной рубашки.
      – Но вы же с братьями не ходили в черных масках целый день! А мой Тим носит эту дурацкую куртку не снимая.
      – Мы разгуливали в них постоянно примерно год.
      – Да, но у вас, Джейк, были братья и сестра, с которыми вы могли играть, а у Тима никого нет. Он вынужден играть один. Джина утверждает, что одиночество – одна из причин, побуждающих его существовать в воображаемом мире.
      Неожиданно Голдинг громко рассмеялся.
      – А в каком же мире должен существовать пятилетний ребенок? – воскликнул он. – Конечно, он живет в мире фантазий, и это абсолютно нормально! Кстати, а кто такая Джина? Чем она занимается? – вдруг спросил он.
      – Джейк, вы же ее знаете! – удивленно воскликнула Мэгги. – Джина Туччи. Она проходила у вас курс психотерапии в прошлом году.
      На лице доктора Голдинга появилось озадаченное выражение, а затем он, встрепенувшись, произнес:
      – Ах… да, ну, конечно, я ее знаю. – И стал помешивать ложечкой кофе. – В общем, Мэгги, не волнуйтесь за сына, – наконец сказал он. – Ваш Тим – отличный парень, уверяю вас.
      Мэгги с облегчением вздохнула. Она верила доктору. Если бы с Тимом было что-то не в порядке, доктор непременно заметил бы это и сказал ей. И вообще, пора перестать прислушиваться к мнению Джины. Что она понимает в воспитании детей? Да ничего!
      Доктор Голдинг откинулся на стуле, скрестил руки на груди и, улыбаясь, сказал:
      – Знаете, что всегда говорил мой отец? "Когда же еще ребенку побаловаться и повеселиться, как не в детстве?"
      – Правильно, – кивнула Мэгги. – Дети должны радоваться жизни.
      – Вот и я так считаю. С вашим сыном все в порядке. К столику подошла официантка с кофейником на подносе.
      – О чем еще вы хотели бы мне рассказать, Мэгги? – . спросил Голдинг, когда официантка, наполнив их чашки ароматным кофе, удалилась.
      – По-моему, я вам уже обо всем рассказала, – пожав плечами, ответила она.
      – Тогда расскажите мне, о чем вы мечтаете, – неожиданно попросил доктор.
      – Я мечтаю окончить колледж и стать художницей, – не задумываясь проговорила Мэгги. – А еще я мечтаю иметь собственный дом с небольшим садом, где Тим мог бы гулять и играть. Ну… чтобы у нас была настоящая семья, – опустив голову, добавила она.
      – А как вы себе это представляете?
      – Что? Семью?
      – Нет, ваш дом.
      Мэгги подняла голову и удивленно посмотрела на доктора Голдинга. Почему он спрашивает об этом? Подобные вопросы – неотъемлемая часть психотерапевтического курса лечения или ему действительно интересно? Пожалуй, все-таки он задает ей эти вопросы как профессионал. Она даже где-то читала про такие тесты. В них спрашивают, например, о том, каким животным вы бы хотели быть? Или маркой какой машины. А если бы у вас была возможность построить дом, какой бы архитектурный стиль вы предпочли?
      Мэгги некоторое время сосредоточенно молчала, обдумывая ответ, а потом произнесла:
      – Я хотела бы жить в сельской местности, в доме с камином и каменным дымоходом.
      – В особняке в Пасифик-Хайтс? – улыбнувшись, уточнил доктор Голдинг. – Или в поместье в Соселито?
      – Нет, – покачала головой Мэгги. – Мои запросы скромнее. Я хотела бы жить в доме с несколькими просторными комнатами, в которых Тим мог бы бегать и играть, и чтобы неподалеку было озеро. Или пруд, – поспешно добавила она, вспомнив, что Тим не умеет плавать.
      – Замечательно, – сказал доктор. – О чем еще вы мечтаете?
      – Эти вопросы – часть психотерапевтического курса? – лукаво улыбнувшись, поинтересовалась Мэгги.
      – Естественно! – заверил ее доктор. – А какие еще картины счастливого будущего вам представляются, когда вечером вы ложитесь в постель и закрываете глаза?
      – Я вижу крыльцо своего дома, – ответила Мэгги. – И кресло-качалку, в котором сижу.
      – Что еще вы видите?
      – Художественную студию… Я стою у мольберта и рисую.
      – Прекрасно! – одобрил доктор Голдинг. – Продолжайте.
      – Пожалуй, это все, – пожала плечами Мэгги.
      – А кого вы видите в своем доме?
      – Я вижу себя и Тима… мужа и еще одного ребенка, – быстро сказала Мэгги, неожиданно покраснев.
      Она понимала, что настойчивые расспросы доктора Голдинга вызваны отнюдь не праздным любопытством, но все равно чувствовала себя неловко. Словно кто-то подглядывал за ней, когда она переодевалась.
      – Да, вот такие у меня банальные мечты, – со смущенной улыбкой подвела итог она, опуская голову. – И наверное, поэтому я все чаще подумываю о том, чтобы вернуться в Джорджию и выйти замуж за Бобби Семпла.
      Доктор Голдинг подался вперед, и Мэгги заметила маленький белый шрам на его загорелой коже.
      – Вы действительно собираетесь уехать домой и стать женой этого парня? – спросил он, пристально глядя на Мэгги.
      – Нет, я вам уже говорила. Но и прозябать до конца своих дней в Окленде я не намерена.
      На лице доктора появилось озадаченное выражение. Он хотел что-то сказать, но передумал и лишь молча кивнул.
      "Сегодняшняя встреча с Мэгги Айви прошла удачно", – думал Джейк, сидя за рулем своего грузовичка, мчавшегося по 101-му шоссе.
      Миновав Петалуму, грузовичок въехал в маленький старый городок и свернул на улицу, где находился магазин стройматериалов, владельцем которого был старинней приятель Джейка Уолдо. В конце улицы, за магазинами, красовался указатель: "Безъядерная зона". Каждый раз приезжая сюда и читая начертанные на вывеске слова, Джейк усмехался, удивляясь самоуверенности местных жителей. Ну разумеется, Кремль, узнав, что городской совет маленького городка объявил свою землю безъядерной зоной, тотчас же перенацелил свои межконтинентальные баллистические ракеты! Иначе и быть не может!
      Джейк засмеялся, остановил грузовичок неподалеку от магазина и направился к входу. В небольшом помещении было сумрачно и тихо. Покупателей не было, а хозяин Уолдо со скучающим видом сидел в плетеном кресле за прилавком, смотрел телевизор и лениво жевал сандвич. Увидев вошедшего Джейка, он оживился и воскликнул: