— Ну и что?
«Вжик, вжик, вжик», — пела метелка.
— Вот это я и собираюсь тебе объяснить.
Главный экзаменатор остановился у двери в каменной стене, положил руку на увесистый железный засов и обернулся к девочке.
— Забавный вопрос: «Что еще вы мне можете сделать?» Забавный и неправильный. Думать нужно о другом: «Что я могу сделать и для себя, и ради тех, кого люблю?»
Мужчина в белом откинул засов и толкнул массивную створку. Сырой каменный туннель уходил вниз, во мрак и неизвестность.
— Я покажу вам соляные пещеры. Это своего рода честь. По причинам, которые станут понятны чуть позже, мало кто из горожан бывал здесь.
Троица проследовала по коридору, стены которого казались выдолбленными в белой, мерцающей скале. Шаги людей отдавались под сводами потолка, затерянного высоко в полумраке. Из уроков истории Кестрель помнила, что Арамант возведен на соляных залежах. Кочевое племя мантхов осело здесь, обнаружив следы ценного минерала. Мелкие разработки со временем превратились в солидные шахты, а те — в гигантские пещеры подземной сокровищницы. Бедные скитальцы обогатились и построили город.
— Никогда не спрашивали себя, что стало с древними соляными копями? — разглагольствовал Мэсло Инч, нисходя по длинному кривому коридору. — Когда всю соль извлекли на поверхность, под землей осталась пустота. Огромная дырка. Есть ли, по-вашему, польза от пустоты?
Теперь они стали различать, как где-то вдали неторопливо журчит поток, а в отсыревшем воздухе понемногу проявился резкий неприятный запах.
— Сотню лет мы брали от земли то, в чем нуждались больше всего. Другую же сотню — отдавали то, что нам совершенно не требуется.
Наклонный туннель неожиданно вывел троицу в огромную пещеру. Далекие стены неразличимо терялись во тьме. Сумеречное пространство переполнял сильный грохот, как если бы тысяча рек сливалась на этом самом месте в одно подземное море. Едкий и тошнотворный запах сделался отчетливым.
Главный экзаменатор подвел отца и дочь к длинным перилам и жестом велел посмотреть вниз. Туда, где закручивались медлительными водоворотами потоки широкого темного озера, похожего на гигантский кипящий котел, поскольку его грязевые волны то и дело взрывались очередями оглушительных пузырьков. Каменные стены вокруг озера кое-где лоснились, точно от пота. Здесь и там их пронзали железные трубы, откуда лилась некая серая жижа — то слабыми струйками, а то настоящими речками.
— Канализация, — с удовольствием проговорил человек в белом. — Не самая приятная вещь, но без нее не обойтись.
Анно и Кестрель невольно зажали носы.
— Итак, юная леди, ты думаешь, маленькой девочке можно делать все, что она пожелает. Даже не успевать в классе. Ведь тогда ее семья всего лишь переедет в Коричневый округ. Видимо, тебя это не смущает. Если продолжать в том же духе, рассуждаешь ты, однажды придется жить в Сером. Неудобно, конечно, зато уж там вас оставят в покое, ибо дальше опускаться некуда. Так или нет?
— Нет, конечно, — фыркнула Кестрель, хотя и в самом деле рассчитывала на это.
— Интересно. А разве нет кары пострашнее?
Девочка прикусила губу.
— Ты совершенно права. Бывает и хуже, гораздо хуже. В конце концов, Серый округ — тоже часть Араманта. А вот этот мир — иной, он лежит глубоко внизу.
Мятежница, широко распахнув глаза, смотрела на озеро, темная поверхность которого тянулась так далеко, что совсем исчезала из виду. Где-то там, посреди кромешного мрака, ей почудился едва заметный проблеск. Девочка устремила туда свой взор, и зловонные воды показались ей чуть ли не своеобразно красивыми.
— Перед вами Низменное озеро, куда сливается вся наша грязь, — сообщил Мэсло Инч. — Оно превосходит величиной сам город. Тут есть и свои острова, острова из отходов. Видите?
Он указал пальцем. Вдали над жирными, серовато-бурыми волнами темнели едва различимые курганы. Теперь, когда отец и дочь уставились туда во все глаза, им померещилось какое-то движение. Боясь поверить себе, они продолжали смотреть. Неясный силуэт медленно брел прямо по грязи, а потом вдруг исчез. Постепенно привыкая к темноте, Хазы начали замечать и другие фигуры, темные, как и мерзкая жижа, в которой они копошились, то появляясь, то пропадая в сумраке.
— Неужели здесь живут люди? — промолвил Анно Хаз.
— Вот именно. Многие, многие тысячи. Мужчины, женщины, дети. Отсталый, недоразвитый народ, ничуть не лучше животных.
Мэсло Инч знаком предложил отцу и дочери подойти еще ближе. Впереди, за воротами в перилах, тянулась узкая пристань. Примерно двадцатью футами ниже, привязанные к деревянным колышкам, качались длинные плоскодонные лодки, наполовину набитые всевозможным хламом.
— Эти люди живут среди мусора и пользуются нашими отбросами, — произнес экзаменатор, а затем снова обратился к юной мятежнице: — Ты спрашивала: «Что еще вы можете сделать?» Вот и ответ. Почему мы стараемся больше, тянемся выше, исправляемся с каждым днем? Потому что не желаем скатиться сюда.
Девочка пожала плечами.
— А мне все равно.
Главный экзаменатор смерил ее пристальным взглядом.
— Вот как? Тебе все равно? — с расстановкой проговорил он.
— Да.
— Не верю.
— Ну и не надо.
— Докажи.
Мужчина в белых одеждах открыл скрипучие ворота и придержал их, приглашая Кестрель вовнутрь. Девочка посмотрела на склизкие края причала.
— Давай пройди до самого конца. Тебе же все равно.
Маленькая бунтовщица ступила на пристань и замерла. По правде сказать, Низменное озеро пугало ее. И только гнев и гордость не позволяли девочке убежать со всех ног. «Что угодно, лишь бы стереть гаденькую ухмылку с этой довольной физиономии», — подумала она и сделала еще один шаг.
— Хватит, Кесс, — произнес папа. — Мы все поняли, Мэсло. А теперь отпусти ее и оставь нас в покое.
— Вы слишком долго прозябали в так называемом покое. — В размеренном голосе экзаменатора послышались резкие нотки неудовольствия. — Яблоко от яблони недалеко падает. В тебе есть какой-то изъян, Анно. Ты безвольный. Не хочешь бороться. Не стремишься к успеху.
Девочка услышала эти слова — и закипела от ярости. В тот же миг она отважно зашагала вперед. Глядя на дальний огонек, плывущий по волнам, и только на него, юная мятежница переставляла ноги, одну за другой, без остановки.
— Вернись, Кесс! — позвал отец и кинулся следом, однако Мэсло поймал его за локоть и сжал железной хваткой.
— Пусть идет. Пора ей получить урок.
Свободной рукой он повернул длинный рычаг у ворот. Послышалось шипение, где-то заурчало, забулькало, и вдруг столбы, на которых держался противоположный конец пристани, начали погружаться в темное озеро. Узкий причал превратился в крутую детскую горку. Взвизгнув от ужаса, Кестрель развернулась и хотела броситься обратно. Коварные, покрытые слизью доски оказались плохой опорой, и девочка неумолимо заскользила вниз.
— Папа! — кричала она. — Помоги мне, папа!
Анно рванулся изо всех сил, извиваясь в стальных тисках экзаменатора, но все было тщетно.
— Пусти! Что ж ты делаешь? Сумасшедший!
Взгляд Мэсло Инча был прикован к маленькой нарушительнице спокойствия, которая отчаянно пыталась удержаться наверху.
— Так-так-так, ползем, ползем, ползем! — воскликнул он. — Ну что, Кестрель, теперь тебе не все равно?
— Папа! Спаси меня!
— Пусти! Она же утонет!
— Теперь тебе не все равно? Будешь стараться сильнее, а? Скажи, чтоб я слышал!
— Папа! — еще раз прокричала дочь.
Руки устало разжались, и она съехала на животе в темную бездну. Как только ноги коснулись бурой жижи, раздался мерзкий сосущий звук, и лодыжки девочки исчезли в грязи.
— Тону!
— Скажи: «Мне не все равно!» — завопил Мэсло, продолжая удерживать отца девочки побелевшими от натуги пальцами. — Я хочу это слышать!
— Псих ненормальный! — ахнул Анно. — Ты спятил! — В отчаянии, замахнувшись свободной рукой, он влепил мучителю громкую пощечину.
Внезапно Инч утратил самообладание и затряс пленника, точно куклу.
— Не смей меня трогать! Червь ползучий! Крыса! Неудачник! Экзамены сдать не может! Позор своей семьи, позор для всего города!
Между тем Кестрель ощутила, что больше не тонет. Грязи оказалось лишь по колено, и вскоре ноги нащупали твердую почву. Вцепившись обеими руками в края узкой пристани, девочка полезла наверх. Она уже не кричала. Только двигалась по скользкому склону, прожигая глазами спину Инча.
А Главный экзаменатор визжал, забывшись от злости:
— Ты бесполезное ничтожество, Хаз! Хочешь прожить без усилий? Пускай другие делают всю работу, пока ты читаешь свои книжонки! Паразит несчастный! Зараза для общества! Лодырь! Терпеть тебя не могу!
Кестрель уже достигла железных ворот. В ушах у нее звенело от обиды. На самом верху девочка глубоко вздохнула и прыгнула на врага.
— Поксикер!
Ухватив его руками за шею, а ноги обвив вокруг пояса, она сжала их из последних сил.
— Отпусти папу! Сагахог! Пооа-пооа-пооа-банга-помпап-рун! Поксикер и жук навозный!
Захваченный врасплох экзаменатор выпустил руку Анно, а сам завертелся как юла, пытаясь избавиться от нахальной девчонки. Только как бы он ни старался, цепкие руки продолжали душить его, а чумазые ноги — колотить по ребрам.
Схватка была короткой, но яростной. За это время Кестрель успела как следует вымарать белоснежные одежды Мэсло Инча. Когда наконец тот поймал прилипалу за шиворот, чтобы оторвать от себя, девочка отцепилась сама. Поэтому экзаменатор отшвырнул ее намного дальше, чем намеревался. Оказавшись на безопасном расстоянии, Кестрель вскочила и дала стрекача.
Впрочем, ее противник и не собирался пускаться в погоню. Он оцепенел от ужаса, уставившись на свои одеяния.
— Ах ты, маленькая дрянь! — рявкнул он.
Девочка улепетывала со всех ног, направляясь к заветной двери наверху туннеля.
Главный экзаменатор брезгливо отряхнулся, вернул рычаг в обычное положение и посмотрел на бывшего товарища детства.
— Итак, Анно, — произнес он ледяным голосом. — Что скажешь?
— Не нужно было так поступать с ней.
— И только?
Анно Хаз промолчал. Не мог же он признаться в том, что безумно горд дочерью. Но и приносить извинения отец мятежницы не собирался. Поэтому он сохранял невозмутимое выражение на лице, с удовольствием глазея на черные пятна, оставшиеся на некогда чистых одеждах экзаменатора.
— Да, теперь я вижу, — тихо промолвил Мэсло. — С этой девчонкой придется куда сложнее, чем мы думали.
Глава 6
Особый урок
Кестрель выбежала из туннеля — и тут же угодила в руки дворника. Мужчина в сером, должно быть, издали услышал топот, ибо уже поджидал ее у входа, раскинув объятия. Брошенная метла валялась на дорожке. Уборщик поймал худенькую мятежницу и поднял высоко над головой. Девочка принялась извиваться ужом, визжа во все горло. Мужчина оказался сильнее и выше, чем выглядел прежде, ссутулившись над метелкой, и вопли маленькой пленницы оставили его равнодушным.
Когда Мэсло Инч и Анно вынырнули из темного прохода, еще два уборщика, привлеченные шумом, прибежали на помощь.
— Папа! — кричала Кестрель. — Папа-а-а!
— Отпусти ее, — взмолился отец.
— Тихо! — гаркнул Главный экзаменатор, и в его голосе прозвучала такая неоспоримая власть, что даже нарушительница спокойствия прикусила язык.
— Убрать его, — уже тише приказал Мэсло, и мужчины в серых робах потащили Хаза прочь. — А девчонку — на Особый урок.
— Нет! — воскликнул Анно. — Прошу вас, не надо!
— Папа! — снова завизжала Кестрель, отчаянно брыкаясь и дергаясь. — Папа-а-а!
Но ее уже уносили в другую сторону. Главный экзаменатор взирал на происходящее тяжелым и неподвижным взглядом.
— Значит, мы ничего больше не сделаем? — пробормотал он, усмехнувшись.
И царственно двинулся прочь. Пора было переменить одежды.
Здание, отведенное для Особых уроков, находилось внутри дворцового комплекса, сбоку от крохотной безлюдной площадки. Солидная постройка из камня как две капли воды походила на любую другую в благородном Белом округе. Высокая изящная дверь, к порогу которой вели три мраморные ступеньки, открылась изнутри, пропустила дворника и маленькую пленницу, а потом наглухо затворилась.
— Послана Главным экзаменатором, — произнес уборщик. Привратник в серой робе отвесил короткий поклон и отпер еще одну дверь. Кестрель протолкнули в узкую длинную комнату и молча покинули. За спиной громко щелкнул замок.
Девочка осталась одна.
Лишь тогда она почувствовала, что дрожит с головы до ног — от испуга, гнева и усталости. Сделав несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, мятежница осмотрелась. Комната была пуста и не имела окон.
Конечно же, первым делом Кестрель заинтересовалась выходом. Дверь оказалась без ручек. Маленькая пленница ощупала ее сверху донизу, попробовала просунуть ноготь в тонкую, точно волос, щель косяка: все было бесполезно. Видимо, створка открывалась исключительно снаружи. Так что волей-неволей девочка снова принялась осматривать комнату.
Одну из стен от пола до потолка скрывал простой пыльный занавес. Кесс подумала — и заглянула под него. За серыми складками обнаружилось большое окно в другую комнату, а точнее, в класс. Девочка с осторожностью отвела тяжелую штору чуть подальше — и замерла на месте. За длинными рядами парт сидели спинами к ней ученики, целая сотня учеников, не меньше. Все они прилежно сутулились над книгами, не издавая ни единого звука, — по крайней мере, так могло показаться через толстое стекло. В дальнем конце темнела доска и высился большой стол, однако учителя в классе не было.
Дети на задних партах сидели так близко: неужели они не помогут ей? Пленница тихонько — на случай, если взрослые рядом, — постучала по стеклу. Никто не пошевелился. Девочка ударила погромче, потом забарабанила в полную силу, но так и не привлекла к себе внимания. «А все-таки странные они, эти школьники», — вдруг осенило ее. И в самом деле, пусть лица учеников оставались закрытыми от юной бунтарки, зато их руки… Сколько морщин! И эти седые волосы… А у некоторых — даже лысины! Приглядевшись, Кестрель удивилась, как вообще могла принять сидящих за детей. Хотя, судя по росту и по фигурам…
Дверь неожиданно распахнулась и быстро захлопнулась. Узница обернулась, чувствуя, как бешено колотится сердце. В комнате стояла экзаменаторша средних лет в алых одеждах и с открытой папкой в руках и вполне дружелюбно смотрела то на юную мятежницу, то в какие-то бумаги.
— Кестрель Хаз? — осведомилась она.
— Да, мадам, — сказала Кесс и, сложив руки перед собой, скромно потупила взор.
Сама еще не зная почему, она решила стать паинькой. Женщина поглядела на нее в замешательстве.
— И что же ты натворила, детка?
— О, я так испугалась! — пролепетала девочка тоненьким голоском. — Если я что-то сделала, то, наверное, от страха.
— Главный экзаменатор послал тебя на Особый урок. — Леди бросила взгляд через толстое стекло и покачала головой. — А это не шутка.
Кестрель ничего не ответила. Только напустила на себя печальный и послушный вид.
— Особый урок, видишь ли, — продолжала экзаменаторша, — назначают самым несносным детям. Самым неуправляемым. И это, как бы тебе сказать, очень надолго.
Девочка подошла к леди в алом, доверчиво взяла ее за руку и посмотрела снизу вверх огромными невинными глазами.
— У вас есть дочка, мадам?
— Да, детка. Есть.
— Тогда, я уверена, вы не сделаете мне дурного. Как не сделали бы своей родной девочке.
Леди помолчала и, тихонько вздохнув, погладила маленькую ладошку.
— М-да. Как же нам поступить? Давай-ка вместе навестим Главного экзаменатора. Должно быть, в дело вкралась ошибка.
Она повернулась и громко произнесла:
— Откройте, пожалуйста.
Дверь отворилась, и женщина с девочкой, рука в руке, прошагали мимо серого привратника на площадь. Теперь, когда Кестрель не волокли силой, она могла спокойно оглядеться вокруг.
Неподалеку белела с тыльной стороны Великая башня — центральная постройка дворца и самое высокое здание в Араманте, заметное, представьте себе, уже из Оранжевого округа. В такой близи казалось, что ее пик уходит прямо под облака и уж точно виден даже над огромными городскими стенами.
Маленькая дверь у подножия башни отворилась. На площадь вышли двое людей в белом. Один из них недовольно нахмурился, узрев экзаменаторшу и Кестрель, которые мирно держались за руки.
— Почему здесь ребенок из Оранжевого? — окликнул он. Леди объяснила. Мужчина в белом полистал ее папку.
— Стало быть, Главный экзаменатор назначил девчонке Особый урок, — сердито крякнул он. — А вы приводите ее сюда, чтобы оспорить приговор самого Мэсло Инча?
— Полагаю, здесь какая-то ошибка.
— Вам что-нибудь известно об этом случае?
— Вообще-то нет. — Щеки леди заметно порозовели. — Но, понимаете, мне показалось…
— Показалось? — процедил сквозь зубы начальник. — И вы предлагаете решать вопрос, от которого зависит остаток этой детской жизни, на основании собственных неясных чувств?
«Остаток детской жизни»! Кестрель похолодела. И снова заозиралась. Позади — школа для Особых уроков. Только не туда. Впереди — мужчина в белом.
— Я лишь хотела переговорить с господином Главным экзаменатором и удостовериться, что правильно поняла его волю.
— Его воля изложена здесь и, по-моему, весьма недвусмысленно. Разве не так?
— Так.
«А дверь-то по-прежнему не закрыта», — обратила внимание Кесс.
— Или вы считаете, что ваше начальство способно подписывать приказы, не подумав?
— Нет.
— Тогда выполняйте, и без разговоров.
— Конечно. Прошу прощения.
Так юная мятежница лишилась последней защиты. Леди в алых одеждах посмотрела на нее с жалостью и повторила, теперь уже для подопечной:
— Извини.
— Бывает, — ответила девочка. — Спасибо, что попытались.
Тут Кестрель несильно пожала покровительнице руку, потом отпустила ее и бросилась наутек.
Когда взрослые наконец опомнились, нарушительница спокойствия была уже внутри. Башня запиралась на большой засов; девочка торопливо защелкнула его и с бешено колотящимся сердцем осмотрелась.
Небольшой коридор, две двери — обе заперты — и витой лестничный пролет. На площади раздавались резкие крики. Створка задрожала под градом ударов. Потом загромыхала сильнее: кто-то пытался сбить засов. У самой двери послышался голос:
— Ждите здесь. Я зайду с той стороны.
Выбора не оставалось: только наверх.
Все выше и выше бежала Кесс, и все темнее становилось на лестнице. Где-то внизу Кестрель мерещился стук отпираемых дверей, и девочка продолжала подниматься по крутым ступеням. Выше и выше, снова и снова по спирали, и вот уже над головой замаячил слабый просвет. Глубоко в каменной кладке башни было зарешеченное окошко. Беглянка бросила молниеносный взгляд наружу, на дворцовые крыши, на площадь и статую Креота Первого.
Но лестница вела дальше, и мятежница устремилась наверх. Теперь она задыхалась, и ноги болели от напряжения. Понемногу тихий свет растаял далеко внизу, откуда искаженным эхом доносились грозные голоса и грохот подкованных сапог. Все дальше взбиралась девочка, правда, шаг ее становился все медленнее. А в голове крутилась мысль: на самом верху — если она успеет — не ждет ли беглянку еще одна безжалостно запертая дверь?
Вот появилось второе окно. Изможденная, дрожащая от страха, Кестрель на пару мгновений прислонилась к холодной стене и болезненно поморгала, глядя на волю. Отсюда она могла различить элегантные дома и модные магазины Алого округа, а также прохожих, что сновали по улицам. Но тут до ушей беглянки донесся звук, до ужаса похожий на цоканье сапожных подков по ступеням. Слишком близко. Ужас придал девочке сил. Она выпрямилась и продолжила восхождение. Выше и выше; отяжелевшие ноги отказывались повиноваться, голова кружилась от усталости, а узкой витой лестнице, казалось, не будет конца. Клац, клац, клац — тяжким гулом отдавалось от каменных стен. «Уже недалеко, — утешала себя Кестрель. — У-же не-да-ле-ко, у-же не-да-ле-ко», — повторяла она в ритме шагов, хотя понятия не имела, сколько еще осталось.
Когда силы иссякли, когда мятежница поняла, что не может идти дальше, перед ней вдруг возникла крохотная площадка. И заветная дверь. Ладонь беглянки предательски задрожала, коснувшись ручки. «Пожалуйста, — взмолилась девочка про себя, — все, что угодно, только откройся!»
Ручка легко повернулась вокруг своей оси. Мятежница толкнула: дверь не поддалась. Обманчивый лучик надежды угас, и душу переполнил черный страх. По щекам побежали горючие слезы. Кестрель опустилась на пол, обхватила руками колени и разревелась над своей невезучестью.
Клац, клац, клац… Сапоги грохотали все ближе. Девочка раскачивалась из стороны в сторону и плакала, мечтая о смерти.
Но тут послышался новый звук. Где-то поблизости мягко шаркали ноги. Скрипнул засов. Дверь отворилась.
— Сюда, — произнес нетерпеливый голос. — Только быстрее.
Кестрель подняла голову. Над ней нависало красное, покрытое прыщами лицо с выпуклыми водянистыми глазами и неопрятной седой бородкой.
— Сколько можно ждать, — пробурчал незнакомец. — Входи давай, ты пришла.
Глава 7
Император плачет
Таинственный бородач задвинул засов и знаками приказал девочке вести себя тихо. По ту сторону двери явственно забухали шаги. Кованые сапоги поднялись по ступеням и встали.
— Разрази меня гром! — воскликнул некто. — Ее здесь нет!
Ручка судорожно заплясала, но дверь не дрогнула. Площадку огласил истошный вопль:
— Ее нет здесь, тупые поксикеры! Я лезу по этим, сагахог их порази, ступеням, а ее здесь нет!
И невидимый городовой громко потопал обратно по длинной лестнице — разумеется, осыпая сослуживцев отборной бранью. Мужчина с бородкой довольно ухмыльнулся:
— Поксикеры, надо же! Давненько не слышал. Отрадно, что старые ругательства до сих пор в ходу.
Он взял гостью за руку и подвел к окну, чтобы лучше рассмотреть. Девочка, в свою очередь, уставилась на него. Одежды незнакомца отливали синим. Какой необычный цвет! Никто в Араманте не носит подобного.
— Что же, — вздохнул мужчина, — по правде сказать, я ожидал другого. Хотя, может, и ты сойдешь.
Он подошел к столу посередине комнаты, взял из полной стеклянной вазочки три шоколадных батончика и съел их один за другим. Между тем беглянка изумленно смотрела в окно. Должно быть, комната находилась почти на самом пике Великой башни, потому что городские стены остались внизу. Справа за вытянутым клочком суши расстилался океанский простор. Слева тянулись бесплодные равнины, а на горизонте синели в дымке зубцы далеких гор.
— Ух ты, как высоко! — вырвалось у девочки.
— Да уж, не низко.
Кестрель окинула взором раскинувшийся перед ней город: вот Алый округ, вот Белый, знакомые Оранжевые улицы, Коричневый, Серый, а дальше — массивная каменная ограда. Впервые в жизни ей пришло в голову, что это по меньшей мере чудно.
— Зачем они, эти стены?
— В самом деле, — хмыкнул бородач. — Зачем нам разноцветные округи? К чему эти экзамены, оценки? С какой стати людям стараться сильнее, тянуться выше, быть завтра лучше, чем сегодня?
Девочка разинула рот. Незнакомец читал ее сокровенные мысли.
— Ради любви к императору, — затвержено выпалила мятежница. — Ради славы Араманта.
— Ха! Я и есть ваш император.
— Вы?
— Понимаю, не похож. Только это так: я — повелитель Араманта Креот Шестой. А ты — человек, которого я ждал долгие годы.
— Я?
— Вообще-то, если честно, я надеялся увидеть бравого, сильного парня. Задание-то не из легких. Но что же делать, пришла ты.
— Да нет, — всплеснула руками Кестрель. — Я вас совсем не искала. Даже не знала, что вы существуете. Я просто сбежала…
— Не болтай чепухи. Ты, кто же еще. Ни одна душа до сих пор не попадала сюда. Они держат меня взаперти, вдали от всех.
— Почему взаперти? Вы сами открыли дверь.
— Это совершенно другое. Главное, что ты здесь.
Мужчине с бородкой явно не нравилось, когда ему перечили, поэтому девочка замолчала, а он продолжал уписывать батончики. Казалось, он и сам не замечал этого. И разумеется, не подозревал, что ведет себя невежливо. Мог бы чуть-чуть поделиться. Кестрель еще не решила, верить ему или нет, хотя… Комната и впрямь была обставлена с императорской роскошью. Великолепная постель, окруженная тончайшими занавесками наподобие шатра. Письменный стол, сплошь покрытый искусной резьбой. Книжные полки, загроможденные томами в затейливых переплетах. Круглый столик, на котором и стояла ваза с конфетами. Глубокие кожаные кресла. Огромная ванна с высокими стенками. Мягкие коврики на полу, вышитые гардины. Окна были повсюду, а между ними красовались узорчатые двери. Восемь окон, восемь дверей. В одну из них девочка только что вошла. За двумя, распахнутыми настежь, находились гардеробные. Оставалось пять. Одна из них наверняка вела обратно в башню.
Наконец бородач оторвался от шоколада, подошел к письменному столу и принялся двигать ящички — видимо, что-то искал.
— Пожалуйста, сэр, — сказала Кестрель. — Можно мне пойти домой?
— Домой? О чем ты? Разумеется, нельзя. Ты отправишься в Чертоги Морах и принесешь его назад.
— Кого?
— Где-то у меня лежала… А, вот она.
Император расстелил на столе пыльный и пожелтевший от времени свиток.
— Конечно же, я сам должен был это сделать. — Мужчина вздохнул и ткнул пальцем в пергамент. — Но, пожалуйста… По-моему, все яснее ясного.
Девочка посмотрела. Свиток потрескался и порядком выцвел, однако это явно была карта. Старшая дочь Анно Хаза различила береговую линию, океан и небольшой план города. Прямой, как стрела, путь вел из Араманта через долины к нарисованным горам. По всей карте, особенно там, где кончалась дорога, темнели загадочные закорючки, похожие на слова неизвестного языка.
Беглянка недоуменно захлопала ресницами.
— Хватит ворон считать, — обиделся император. — Если что-то непонятно, спроси.
— Ничего не понятно, — призналась Кестрель.
— Ерунда! Все проще простого. Сейчас мы находимся здесь, видишь? — Он указал на знак Араманта. — Вот это — твоя дорога. — Палец бодро прочертил карту к северу от города. — Не отклоняйся от нее, иначе не найдешь мост. А он там только один, видишь?
Император провел по черному зигзагу, который пересекал всю карту справа налево. Линия имела свое имя, начертанное все теми же странными символами, похожими на паучков и неведомыми юной гостье.
— Зачем это нужно? — не выдержала она.
— Клянусь бородой моих предков! — вспылил император. — О чем они думали, когда посылали ко мне безмозглого младенца?.. Зачем? Чтобы вернуть голос Поющей башни!
— Голос Поющей башни!
Юная мятежница содрогнулась. Ничего себе! Значит, это правда?
Мужчина в синих одеждах перевернул карту: обратную сторону свитка испещрили таинственные надписи. Правда, один символ девочка все-таки узнала. Это был поблекший рисунок в виде буквы «S» со змеиным загнутым хвостиком. Знак, вытравленный на горле Поющей башни.
— Гляди внимательней.
Кестрель во все глаза смотрела на пергамент, чувствуя, как замирает сердце от восторга и неясного ужаса.
— А что будет, если башня опять запоет?
— Тогда мы навеки освободимся от Морах, что же еще?
— Морах?
— Избавимся от Морах, — громко, по слогам отчеканил властитель.
— Но ведь это сказка.
— Сказка! Клянусь бородой моих предков! Надо же такое сболтнуть! В городе живется хуже, чем в тюрьме, люди погрязли в зависти, в нетерпимости, а ты — «сказка»! Арамантом правит Морах, детка! Спроси любого.
— Неправда, — возразила гостья. — Все говорят, что это старая… легенда.
— Неужели? — Император недоверчиво покосился на собеседницу. — Тогда, значит, Морах умнее их, верно?
— Да, пожалуй, — согласилась девочка.
— Теперь ты мне веришь?
— Не знаю. Я только знаю, что ненавижу школу, и эти контрольные, и проверяльщиков, и весь Арамант.
— Еще бы. Как можно любить уродливые творения Морах? Совершенное общество? Ха! Справились они со страхами, со злостью? Ничего подобного! Повелительница духов и об этом позаботилась.
Забавно: белиберда, которую нес этот человек, начинала приобретать для слушательницы некий смысл. Кестрель еще раз посмотрела на карту.
— Где вы ее взяли?
— Отец передал мне, а ему — его отец, и так далее, вплоть до Креота Первого. Это ведь он оставил башню без голоса.
— Желая спасти наш город от нашествия заров.
— Видишь, не такая уж ты невежда.
— Зачем повелительнице духов голос башни?
— Чтобы она молчала, как ты не понимаешь. Ее песни хранили Арамант от Морах.
— Тогда почему император…
— И правда, почему? — Креот Шестой испустил тяжелый вздох. — Кто мы такие, чтобы судить? Мы не видели ужасного воинства, а он видел. Страх, дитя мое. Вот единственный ответ на твой вопрос. Поющая башня имела некую силу, но устояла бы она перед зарами? Тайна покрыта мраком. И кто пошел бы на подобный риск? Нет, не нам с тобой винить первого из повелителей за роковую ошибку, совершенную сотни лет тому назад. Вот, смотри, что здесь написано. — Бородач благоговейно провел пальцем по затейливым буквам. — «Всю свою жизнь он горько раскаивался в содеянном».
Кестрель из вежливости поглазела на завитки с волнистыми черточками, но ничего не разобрала.
— А если башня запоет, повелительница духов уже не тронет нас?
— Кто знает? Мой дедушка, очень мудрый человек, всегда говорил, что песни обладали великой силой. А то стала бы Морах так их ненавидеть? Читай эту строчку: «Голос Поющей башни принесет вам свободу».
— Свободу от…
— От Морах, от кого же еще? Может, нас летучие рыбки захватили? Опять ты зеваешь, глупый ребенок! — осерчал император. — Это мы уже уяснили!
— Нет, я думаю… Почему тогда никто не сходил за голосом, не принес его обратно?
— Почему? Полагаешь, все так просто?