— Ой! Прости, Кесс.

Великан ничего не услышал — или не подал виду. Дети подкрались к деревьям, осторожно раздвинули ветви… И страхи тут же рассеялись.

Гигант оказался статуей в два человеческих роста.

Древняя-предревняя, пострадавшая от ветров и непогоды скульптура изображала мужчину в длинных одеждах. Его правая рука указывала на юг, левой же вовсе не было, как не осталось ни пальцев, ни половины лица. Время беспощадно стерло даже острые углы каменного постамента.

Неподалеку высилась еще одна фигура, а там еще и еще, целых два ряда, ведущих в сторону гор.

— Так вот как они показывали Великий Путь, — догадалась девочка. — Наверное, раньше великаны стояли по всей дороге.

Наконец дети могли с уверенностью тронуться дальше. Но тут закапризничал Мампо:

— Давайте передохнем! Я устал. У меня голова болит.

— Лучше не останавливаться, — промолвил Бомен.

Мальчик завыл белугой.

— Домой хочу-у!

— Извини, — стараясь быть мягким, сказал товарищ. — Мы должны идти дальше.

— И чего ты никогда не утираешься? — вставила Кестрель.

— Да все равно же течет, — жалобно возразил одноклассник.

Редкие рощи сменились настоящим лесом, и стало окончательно ясно, что троица вышла на верную дорогу. На открытом пространстве укоренилась молодая поросль, а по краям, как и в те стародавние годы, когда Великий Путь еще звался Великим, шумели стены вековых деревьев. Обрадованная успехом, Кесс объявила короткий привал. Нажевавшийся тиксы нытик тут же рухнул без сил. Бомен раздал всем хлеба с сыром, и дети жадно набросились на еду.

За ужином Кестрель наблюдала за Мампо и заметила, как улучшается его настроение по мере наполнения желудка. Точь-в-точь крошка Пинпин, подумалось ей.

— Ты просто маленький, беспомощный ребенок, — строго произнесла девочка. — Плачешь, когда голодный. Даже спишь, как младенец.

— Это плохо?

— А тебе самому разве нравится?

— Главное, чтобы я нравился тебе, Кесс, — широко улыбнулся мальчик.

— Честное слово! С тобой говорить — как о стенку горох.

— Ну, прости…

— И вообще удивляюсь, как ты продержался в Оранжевом столько лет.

— А мы его об этом и не спрашивали, — тихо промолвил Бо.

Девочка изумленно посмотрела на брата. Верно: столько дней проведя бок о бок, близнецы до сих пор ничего не знали о своем попутчике. В школе от него шарахались как от чумы. Потом, когда самый глупый мальчишка в классе нежданно-негаданно сделался ее другом, Кестрель вовсе не стремилась поощрять эту навязчивую преданность. Ну а за время странствий девочка привыкла думать про него, словно про дикого зверя, который волей случая привязался к ним, нормальным людям, и стал почти любимцем. Но ведь это неправда: Мампо не животное. Он такой же ребенок, как и они с братишкой.

— Где твои родители? — обратилась Кесс к товарищу. Мальчик удивился вопросу, а потом обрадовался, что вызвал чей-то интерес.

— Мамка умерла, когда я был маленьким. А папки нету.

— Он тоже умер?

— Не уверен. По-моему, его просто нет.

— Как же, у всех есть отец. По крайней мере недолго.

— А у меня нету.

— Ты бы хотел узнать, что с ним случилось?

— Не-а.

— Почему?

— Не хочу, и все тут.

— Погоди, откуда же у тебя семейная оценка? — вмешался Бо.

— Да, и как ты умудрился столько лет проучиться в Оранжевой школе с такими… — Девочка запнулась, увидев глаза брата.

— С такими тупыми мозгами? — подсказал однокашник, ничуть не обидевшись. — У меня очень умный дядя. Благодаря ему даже такого дурачка, как я, держат в приличном классе.

Бомена окатила волна невыразимой печали.

— Ты ведь не любишь школу, Мампо? — спросил он, содрогнувшись.

— Конечно, — просто ответил мальчик. — Когда ничего не понимаешь и все над тобой смеются — чего уж тут любить? Близнецы переглянулись: оба вспомнили, как заодно с прочими дразнили странноватого грязнулю, и залились краской стыда.

— Зато теперь здорово, — просиял Мампо. — У меня появились друзья. Правда же, Кесс?

— Правда, — кивнула та. — Мы твои друзья.

Брат понимал, что она притворяется, чтобы не обидеть беднягу, — и готов был расцеловать ее за это.

Обожаю тебя, сестричка.

— А кто твой дядя, Мампо?

— Понятия не имею. Мы никогда не виделись. Он очень важный человек с высокими баллами. А я глупый, вот и не гожусь ему в родные.

— Постой, это ужасно!

— Да нет, он такой добрый. Госпожа Холиш всегда про него, говорит с почтением. Он бы обязательно взял меня в семью, если бы я был смышленым. Но мне хорошо и у госпожи Холиш.

— Ах, Мампо, — закручинилась Кестрель. — В какое ужасное, печальное место превратился наш Арамант!

— Ты тоже так думаешь? А я думал, я один…

Бомен покачал головой. Почему-то чем больше он узнавал товарища, тем сильнее изумлялся. Казалось, в душе этого мальчишки не было ни капли злобы или себялюбия. Как никто другой, Мампо умел наслаждаться минутными радостями, не заботясь о том, что ему неподвластно. Вопреки своим горестям он рос неисправимым жизнелюбом — а может, именно черствость и бессердечие окружающих научили его ценить малейшие знаке доброты?

Подкрепив силы, троица заторопилась в путь, ибо солнце клонилось к закату. Мампо, набив живот, заметно повеселел, и ничто не омрачало настроения друзей, спокойно шагающих по руинам некогда Великого Пути на север, в горы.

Дорога тянулась прямо, но, к сожалению, вверх по склону, забирая все круче. Уже не просто большие, а гигантские деревья плотнее смыкали свои ряды по обеим ее сторонам. Вечерело. В грозно сгустившихся сумерках близнецам чудились юркие тени, мерещился хищный блеск чьих-то глаз. Дети ускорили шаг, жались друг к дружке, и все им казалось — снует кто-то вокруг, а глазами его никак не ухватишь.

Нет уж, как ни спеши — придется, видно, в лесу ночевать. Стали посматривать, где бы получше. Мампо до того утомился, что повалился бы и на камень, лишь бы скорей.

— Давайте здесь. Отличное место.

— Что в нем такого отличного?

— Ну, тогда вон у тех больших корней.

— Нет, Мампо. Там нас легко заметить.

— Разве нас кто-нибудь ищет?

— Не знаю. Может, и никто.

Бомен спохватился, прикусил язык, да поздно. Однокашник задергался, начал подпрыгивать и озираться при любом шорохе. Потом не то разглядел что, не то пригрезилось — и вовсе забегал по кругу, пока товарищ не поймал его за плечи. Мампо затих, но продолжал трястись как осиновый лист.

— Все в порядке, успокойся.

— Там… глаза! Я кого-то видел!

— Да, и я тоже. Мы ведь не дадим ему обидеть Кесс?

— Не дадим, Бо. Она же моя подружка.

И Мампо тронулся дальше. Но теперь, стоило ему заметить подозрительную тень между деревьев, юный храбрец поднимал кулак и громко кричал:

— Только выйди, ты у меня получишь!

Близнецы потрусили следом, намереваясь пройти до ночи как можно дальше. Усталость, однако, брала свое: дети уже решились лечь где попало, и будь что будет. Только в этот миг далеко впереди между кронами и замаячили колонны.

Огромные столбы высились справа и слева от Великого Пути, отмечая вход на длинный каменный мост. На дальней стороне белели такие же. Там опять начиналась земля, но чтобы достичь ее, нужно было преодолеть две с лишним сотни ярдов над пропастью, а мост обратился в развалину. Его высокие увенчанные парапетами стены с головокружительно высокими каменными арками разделял двадцати футовый провал: полотно давно обвалилось. Глядя в жуткую бездну, куда уходили опоры, оставалось лишь удивляться, как они еще стоят без поддержки друг друга.

Остановившись под колоннами, друзья устремили взоры в ущелье. Земля обрывалась у них под ногами бесконечным рядом скалистых граней, а далеко-далеко, во мглистом полумраке, мерцали волны широкой реки, что бежала меж двух срединных арок. Противоположный склон избороздили глубокие трещины, поросшие травой и чахлым кустарником. Насколько хватало обзора, по правую и по левую руку от близнецов неровный край пропасти проходил сквозь темный лес, точно рваная рана на теле мира.

— Трещина-Посреди-Земли, — промолвила девочка.

Если верить карте, над страшной пучиной был единственный путь — и чем дольше дети смотрели, тем меньше он их привлекал.

— Мост осыпается, — глухо заметил Бомен. — Ему нас не выдержать.

За сотню лютых зим штукатурка облупилась, и ветры давно развеяли ее. Обнаженный камень опор с первого взгляда вызывал к себе недоверие. Впрочем, парапеты казались более Прочными. По крайней мере, эти ровные, узкие козырьки сохранились в целости.

Кестрель потрогала их поверхность: на ощупь — вроде надежно. Она измерила глазами длину прямой как стрела дорожки. О ширине говорить не приходилось: каких-то жалких два фута.

— У нас получится, — уверенно сказала девочка.

Брат промолчал: его тошнило уже при мысли о безумной высоте.

— Вы, главное, вниз не смотрите, — посоветовала сестра, прекрасно зная, о чем он думает. — Как будто шагаем по тропинке.

Я не могу, Кесс.

— Ну что, Мампо? Прогуляемся по карнизу?

— Если ты пойдешь, — ответил товарищ, — то и я пойду.

Кесс, я не могу…

Бомен еще говорил это, когда из леса послышались шаркающие шаги. Душу сковал ледяной страх. Мальчик медленно повернулся, уже зная, что он увидит. Ряды врагов заполнили собой Великий Путь. Неторопливо и осторожно надвигались они, вытянув руки вперед, то и дело прыская в маленькие ладошки, точно дети, затеявшие секретную игру. Только смех звучал по-стариковски, скрипел как несмазанное колесо.

— Далеко же вы ушли, — произнес их предводитель. — Но вот мы и снова встретились.

Мампо захныкал от испуга. Кестрель окинула взором долгие ряды карликов, обернулась на узкий парапет…

— Ладно, пошли!

Она легко запрыгнула на мост и зашагала над бездной. Однокашник двинулся следом, причитая:

— Не давай им меня трогать, Кесс!

Бомен помедлил, но выбора все равно не оставалось, и мальчик с глубоким вздохом ступил на коварные камни.

Первое время, пока внизу, под мостом, тянулся неровный склон, было не так страшно. Потом земля резко оборвалась, и троица зашагала над бездонной пропастью. Вечер быстро догорал, однако не столь быстро, как хотелось бы. Стоило Бомену забыть о собственной клятве и опустить глаза, перед ним серебряной нитью заблестела невообразимо далекая река. Мальчик зашатался от внезапного головокружения.

Кестрель на секунду остановилась, чтобы посмотреть назад. Дети-старички по одному карабкались на парапет: видно, решили продолжать погоню.

— Ничего не бойтесь, — сказала девочка. — Помните, они дряхлые, им тяжело передвигаться. Мы окажемся на том берегу задолго до них.

И она продолжала идти, ободряя товарищей, как только могла. Брат на миг обернулся: и правда, в сравнении с юными беглецами преследователи еле-еле ползли по мосту.

А Кестрель ровно ступала вперед — шаг за шагом, шаг за шагом, под ноги не смотреть, ни о чем не думать, полпути уже пройдено, еще немножко… И вдруг застыла, не веря своим глазам. Сердце подпрыгнуло к горлу. На том конце парапета, между колоннами, стояли десятки сморщенных карликов. Кое-кто из них уже забирался на мост.

Бо! Они впереди!

Мальчик увидел преследователей — и все понял. Некуда бежать. Старички надвигаются с обеих сторон. Когда они достигнут середины… Драться бесполезно: любое прикосновение отнимет силы. Внизу, на дне немыслимой пропасти, сгущался мрак. Каково это — бесконечно падать, а потом — шмяк?.. Поспешит ли смерть?

Мы будем сражаться, Бо!

Как?

Не знаю. Но мы должны их прогнать.

Брат ощутил знакомую волну ярости, захлестнувшую сестру, и почему-то успокоился. Надо найти выход, надо… Дрожащие ноги шаркали все ближе. Тут и до Мампо дошло, что происходит.

— Кесс! Бо! Они придут за нами! Не разрешайте им трогать меня! Что делать? Я не хочу быть старым!

— Не дергайся, Мампо! Стой спокойно.

— Помни, — повторила девочка, — они слабые и дряхлые и нападать могут лишь поодиночке. Главное — их не подпускать.

— И не касаться, — забывшись, вслух ответил брат.

— Только пусть не подходят!

Перепуганный однокашник заметался от страха, попробовал ухватиться за девочку и едва не опрокинул всех.

Как нам его утихомирить?

Накорми, — подсказал Бомен.

Ах, да. На шее Кестрель по-прежнему болтался чулок, в котором лежал последний грязевой орех.

— Держи, Мампо.

Девочка протянула чулок товарищу. Увесистый конец закачался в воздухе. Кесс проследила за тем, как он описывает дуги…

— Бо! У тебя остались орешки?

— Две штуки.

Мальчик распределил их по разным чулкам для равновесия.

— Вот как мы прогоним карликов!

Кестрель покрутила чулком над головой.

— Этим их не испугаешь.

— И не нужно. Зашатаются — сами попадают вниз.

— Ага, или мы попадаем…

— Слушай, мы молодые и гибкие. А они старые, окостеневшие.

Отнюдь не убежденный ее словами, Бомен попробовал раскрутить чулок — и чуть не свалился в бездну. Он тут же выпрямился, чувствуя, как звенит в ушах и льются за шиворот ручьи пота.

— Не выйдет. Я не смогу.

— Тебе придется.

— Есть хочу, — пожаловался Мампо.

Все эти разговоры об орешках заставили его позабыть страх.

— Заткнись.

— Ладно, Кесс.

Тем временем враги подбирались и спереди и сзади. Первый должен был подойти со стороны Бо.

— Давай сбей его, — подбодрила сестра. — Ты не упадешь.

Мальчик опустил глаза: под ногами зияла черная пустота.

Эх, если бы не ужасный обрыв, мелькнуло у Бомена в голове. И вдруг его осенило. Внизу не видно ни зги. Там может быть все, что угодно. Нет никакой Трещины-Посреди-Земли. Надо вообразить не пропасть, а близкую лужайку с шелковистой травой. Да, лужайку. Там пахучий клевер и маки, и даже куст едкой крапивы — для правдоподобия. К изумлению Бомена, страх высоты действительно прошел. Остался только враг, и он подходил все ближе.

Мальчик осторожно раскрутил над головой оружие. Затем завращал быстрее. И еще, и еще. Представил, где будет находиться голова противника. Нанес пробный удар.

Мягкая травка, нежная травка, повторял он сам себе. Пуховая, как перина.

— Осторожно, малыш, — проскрипел карлик. — Давай обопрись на меня.

Довольно хихикая, он протянул высохшую ручку, хотя еще не мог достать беглеца.

Кестрель напряженно смотрела в другую сторону, раскачивая самодельную пращу.

Ты первый, Бо. Выдюжишь?

Попробую.

Люблю тебя.

Брат не успел ответить. Даже молча, даже в голове. Враг подобрался совсем близко. Бомен раскрутил тяжелый орех, и тот просвистел в паре ярдов от карлика:

— Зачем же сопротивляться? — развел руками ребенок-старичок. — Ведь так повелела Морах. И вы это знаете.

Мальчик не ответил. Согнув колени, он слегка покачался на узком парапете, быстрее завертел чулком и прикинул на глаз расстояние до противника.

— Не бойся старости, — прошипел тот. — Это же лишь на время. Потом, по воле всесильной Морах, ты снова станешь юным и красивым.

Шарк, шарк, шарк… Уже рядом. Но для надежности можно еще подождать…

— Ну, давай же, — скрипел гадкий карлик. — Я всего лишь поглажу тебя.

Замахнувшись изо всех сил, Бомен выбросил руку вперед, метя в седую голову.

У-у-ух!

Праща просвистела, не причинив никакого вреда: старичок успел пригнуться. Мальчик зашатался и едва не упал.

— Ох ты, батюшки, — насмешливо протянул противник. — Будь осторожен, малыш. Ты же не хочешь…

Гнев распалил Бомена. Еще один замах. Шлеп! Орех угодил карлику в щеку, возле уха.

— Ай! Ай-яй-яй!

Седовласый ребенок ухватился за лицо, покачнулся на стене и потерял равновесие. Он выбросил руки вперед: уцепиться было не за что. Тогда замолотил воздух, отчаянно надеясь удержаться. И все же упал.

— Ааааах…

Тонкий, пронзительный голос верещал и верещал, стремительно удаляясь во мрак и в то же время не умолкая. Наконец все стихло.

— Молодчина-чина, Бо! — воскликнула сестра.

Кесс ринулась, размахивая чулком, на своего врага и попросту смела его с парапета в кромешную бездну.

Это лишь подстегнуло детей-старичков. С мстительными воплями устремились они на близнецов, но, к счастью, как и предвидела Кесс, нападали по одному. Старики двигались медленнее и постоянно хрустели окостеневшими суставами. Юные беглецы без труда скидывали врагов с моста в темное, словно чернила, ущелье.

Девочка ликовала, орудуя пращой:

— А ну, подходи, дряхлый, сморщенный старикашка! Тоже хочешь полетать?

— Врежь ему, Кесс! — радостно визжал однокашник. — Покажи им всем!

Кестрель бросалась вперед, наносила удар, и еще один враг падал, вопя от ужаса.

А Мампо кричал вдогонку:

— Сейчас тебя размажет! Бум-бац-хрясть, и в лепешку! Получайте, тупые вонючки, раз вы нам не друзья!

Вот уже семеро седовласых ухнули в пропасть. Прочие сгрудились, пошушукали между собой. Затем развернулись и поплелись прочь, каждая половина войска в свою сторону. Враг отступил.

Близнецы победно вскинули руки. Особенно торжествовал Бомен, которого переполняла непривычная гордость:

— Мы справились! Мы их прогнали!

— Больше нас никто не тронет! — подхватил товарищ. Однако дети-старички не собирались уходить далеко. Достигнув концов парапета, они там и остались стоять.

Мампо, конечно, верил, что победа избавит их от опасности, но брат и сестра с самого начала слабо надеялись на это. На земле карлики окружат их, как делали раньше. Тогда никакие орехи уже не помогут.

Итак, троица вновь оказалась в ловушке.

— Прогони их, Кесс! — воскликнул глупый однокашник. — Наваляй им по шее!

— Не могу, Мампо. Их слишком много.

— Много?

Мальчик удивленно уставился сквозь тьму на противоположный берег. Потом на тот, который покинул.

— Останемся здесь, — решила девочка. — По крайней мере до утра.

— Что? На всю ночь?

— Да. Мампо. На всю ночь.

— Как это? Здесь же спать неудобно!

— Мы не будем спать, Мампо.

— Как это? — повторил бедняга, не столько расстроенный, сколько сбитый с толку.

Сон был нужен ему не меньше, чем еда. Разве можно выбирать, хочешь ты отдохнуть или нет? Глаза слипаются сами, усталость накатывает на тебя, сбивает с ног, вот и все.

Близнецы понимали это не хуже товарища.

— Хорошо, — пожалел его Бомен. — Мы пристроимся по бокам, и если ты не выдержишь, можешь поспать.

Дети уселись рядком и положили приятелю руки на плечи, точно хотели загадать желание. Очутившись в объятиях товарищей, Мампо сомлел от счастья.

— Здорово, что мы друзья, — пробормотал он.

И то ли его наивность была тому причиной, то ли безграничное доверие, но он тут же и в самом деле уснул, сидя на двухфутовой каменной стене, тихо раскачиваясь над черным ущельем.

Близнецы не смыкали глаз.

— Может, мы все же отпугнем их? — с надеждой промолвил Бо.

— Не представляю как.

— Знаешь, что сказал мне первый старик? Старости, мол, не надо бояться, Морах опять вас омолодит.

— Еще не хватало! Я лучше умру!

— Но завтра мы пойдем вместе, правда?

— Всегда вместе.

Дети помолчали.

— Как там наши мама, папа и Пинпин? — вздохнул мальчик. — Если мы не вернемся, они будут ждать. И не узнают, что нас уже нет.

Почему-то горькая дума о родных, продолжающих долго-долго надеяться на чудо после их гибели, опечалила близнецов даже сильнее мысли о смерти. И раз уж брат и сестра сидели в обнимку, мальчик решил обратить свои страхи в желание.

— Хочу, чтобы мама и папа знали, что с нами.

— Хочу, чтобы мы спаслись от карликов, — отозвалась Кестрель, — нашли бы голос Поющей башни и вернулись домой невредимыми.

Снова наступила тишина. Один лишь Мампо сопел во сне, да ветер свистел и вздыхал глубоко в ущелье. Но что это там, вдали?.. Кажется, гром?

— Ты слышал, Бо?

Алая вспышка озарила небеса и угасла.

— Гроза идет?

Еще один раскат. И новый красный всполох. На сей раз дети увидели: огненная струя распорола мрак ночи сначала вверх, потом, изломавшись, — вниз, к земле.

— Это из гор.

— Смотри, Кесс! Старики!

Кррах! — затрещало в небе. Сияющий шар прочертил багровую арку. Потом другой и третий… Сморщенные дети заметались по берегам ущелья, громко крича и следя глазами за каждой молнией.

Теперь уже грохот не умолкал, огненные шары резали ночь во всех направлениях сразу. Пламя проносилось совсем близко. Одна из молний пролетела в нескольких ярдах от юных странников и низверглась в бездонные глубины, озарив их янтарными отблесками. А вот еще — ударила между колонн, высекла из земли пламя и быстро потухла.

Дети-старички вели себя точно безумные. Поначалу близнецам казалось, что это от ужаса, однако, приглядевшись, они заметили нечто странное: карлики жадно простирали руки к небу и бросались на каждую падающую вспышку.

— Эй, они хотят угодить под…

Кестрель еще не закончила, когда шаровая молния попала в седовласого ребенка. Тело взорвалось ослепительным оранжевым светом, который тут же погас, оставив после себя… пустое место.

Те, кто уцелел, забегали еще лихорадочнее, тянулись во тьму и молили:

— Возьми меня! Меня!

То здесь, то там небесный огонь — независимо от их воплей, просто наудачу — бил в этих странных людей, пожирая их.

Полночь сверкала зарницами, а гром гремел не переставая. Вскоре близнецы обнаружили источник блистающих шаров: им оказался пик самой высокой горы северного хребта. Брат и сестра восхищенно смотрели вокруг, забыв обо всем, даже о собственном страхе, а Мампо безмятежно спал у них на руках.

— Вот куда нам нужно, — сказала девочка. — В полымя.

Молнии сыпались смертоносным ливнем. Бомен и Кестрель не шевелились. Каким-то чудесным образом близнецы знали, что их не заденет. Внутренний голос твердил: это не для них — случайных свидетелей, а для сморщенных, седовласых врагов, которые все громче и громче взывали к огню:

— Меня, меня забери! Я желаю стать моложе!

Хотя моложе они не делались, а просто пропадали.

Но вот небесный рокот поутих, ночь опять потемнела, и ослепительные шары начали падать все реже. Последние полыхнули заревом где-то за лесом, и дети-старички, жалобно крича, устремились туда, словно надеялись на своих костлявых ногах обогнать молнию. Спустя какое-то время гора успокоилась, и юные странники поняли, что остались одни.

Тогда они с великой осторожностью разбудили Мампо, боясь, как бы тот спросонья не свалился с моста. Однокашник толком не проснулся, однако послушно пошел, куда ему велели, явно не представляя, где находится. На ощупь, шаг за шагом, друзья пересекли ущелье и наконец-то ступили с узкого парапета на твердую, надежную землю.

Мампо тут же свернулся калачиком и снова тихо засопел. Брат и сестра переглянулись. Лишь теперь они почувствовали, насколько измучены.

Кестрель растянулась на траве.

— А если они вернутся? — спросил Бомен.

— Мне все равно.

Девочка широко зевнула и закрыла глаза. Мальчик присел на жесткий камень. Кто-то же должен караулить… Голова отяжелела, веки предательски слиплись, и вскоре все трое забылись желанным сном.