Малый бифуркационный периодрусской революции длился чуть менее восьми месяцев — с 27 февраля по 25 октября 1917 года. То, что система «Российская империя» сорвалась в революцию именно 27 февраля и именно благодаря действиям фельдфебеля Кирпичникова, — безусловная случайность. Но система к началу 1917 года была очень неустойчива, и та или иная случайность раньше или позже так или иначе столкнула бы её в бифуркацию.
      Тогда-то и настало время героев и антигероев. От конкретных действий конкретных людей стало зависеть многое, едва ли не всё.
      Высшая точка неустойчивости системы — июльский кризис. Система бурно реагировала на самые малейшие воздействия, и колесо истории в те несколько дней крутил буквально кто угодно — от самочинных депутатов украинской Рады до петроградских журналистов.
      Начиная с сентября, сразу после ликвидации корниловского мятежа, система методично и неуклонно схватывалась цепкими лапами большевиков. Свобода манёвра всех остальных деятелей и структур с каждым новым днём всё уменьшалась и уменьшалась.
      Взятием Зимнего дворца, арестом обнаруженных там членов Временного правительства и провозглашением Вторым Всероссийским съездом Советов советской властисистема была выведена из малого бифуркационного периода, а русская революция в узком смысле этого понятия завершилась.
      Приступая к этим заметкам, я полагал, что данная стадия развития системы должна была заканчиваться либо большевистским разгоном Учредительного собрания, либо Брестским миром, но аккуратное и скрупулёзное погружение в тему привело меня к выводу, что серьёзных шансов у противобольшевистских сил в ближайшие после 25 октября недели и даже месяцы не было.
      Они появятся позже, когда оформится и начнёт реализовываться добровольческая идея, когда взбунтуется чехословацкий корпус, встанет на дыбы казачество и начнётся полноценная гражданская война, и большой бифуркационный период(он же русская революция в широком смысле этого понятия) будет продолжаться то ли до разгрома Деникина, то ли до разгрома Колчака, то ли до разгрома Врангеля, то ли до разгрома троцкистской оппозиции, сворачивания НЭПа и курса на «сплошную коллективизацию»…
      Но это — предмет уже каких-нибудь других заметок. А в этих заметках мне осталось рассказать совсем немногое.
      Из шести героев революции четверо покинули историческую арену ещё в самом начале марта, заложив основы того, что в исторической литературе называется февральской системой, и оказавшись в дальнейшем невостребованными. Из шести антигероев двое ушли в политическое небытие в апреле, положив свой огромный общественный вес на алтарь всё того же феврализма, хотя пытались добиться совсем-совсем другого.
      Таким образом, нам осталось понаблюдать за тем, как сходят со сцены остальные четверо антигероев, открывая дорогу большевизму, а также за тем, как два последних героя русской революции железной рукой куют советскую власть и диктатуру пролетариата.

      Корниловщина и в особенности её ликвидация вскрыли очередной кризис революционной власти. И кризис этот был настолько глубок, что никакая из структур и никто из деятелей, участвовавших во властных конфигурациях доселе, эту зияющую в организме революции рану не мог уже не только вылечить, но даже перебинтовать. А потому четыре антигероя революции, чьё влияние на предыдущие события было чрезвычайно сильным (подчас даже решающим), один за другим сходили со сцены.
      Генерал Михаил Васильевич Алексеевпобыл в должности начштаба при новом главковерхе совсем-совсем недолго. Благополучно проведя арестные мероприятия в Ставке, он, в очередной раз оказавшись в роли сделавшего своё дело мавра, был без промедления отправлен в отставку — на его место новый главковерх Керенский уже присмотрел лояльного и не претендующего на какие-либо политические функции генерала Н. Н. Духонина.
      Алексеев же до поры привычно затихнет, а после большевистского переворота подастся на Дон, где станет одним из центров кристаллизации Добровольческого движения. Бесприютное, потерявшееся, утратившее идейную опору и нравственные ориентиры русское офицерство (см. Приложение 10) потянется на имя генерала Алексеева, как на символ мечты о возрождении прежней России. (Сей трагикомический эффект безусловно заслуживает отдельного пристального рассмотрения, но явно за пределами настоящих заметок.) Алексеев станет идейно-политическим руководителем всех добровольческих сил и пребудет в этом качестве вплоть до самой своей смерти от болезни 29 сентября 1918 года.
      Несостоявшийся диктатор генерал Лавр Георгиевич Корниловспокойно подчинится арестным мероприятиям генерала Алексеева и, несмотря на то, что его фактически никто не охранял, вплоть до большевистского переворота не сделает никаких попыток побега, дожидаясь формального суда и собираясь отстаивать на нём свою невиновность.
      После установления советской власти Корнилов покинет Быховское узилище и вместе с группой единомышленников уйдёт на Дон, где возглавит Добровольческую армию — первый вооружённый отпор большевизму — и 13 апреля 1918 года погибнет от пушечного ядра в боях под Екатеринодаром.
      Неформальный советский лидер Ираклий Георгиевич Церетелив сентябре в последний раз положит на алтарь соглашательства весь свой авторитет, всю свою харизму, все свои виртуозные способности к демагогическому маневрированию. Почти целый месяц он будет уговаривать созванное для разруливания кризиса власти Демократическое совещание, его президиум, бесчисленные собрания представителей партий и других представленных на совещании организаций проголосовать хоть за какую-нибудь формулу коалиционного правительства. А потом на переговорах в Зимнем дворце привычно сдаст Керенскому и кадетам даже эти престидижитаторские компромиссы.
      Всё это, впрочем, как я уже сказал, для хода истории не будет иметь уже ровно никакого значения, и уже в конце сентября, словно поняв это (хотя, по официальной версии, отправившись на лечение), одна из самых ярких личностей в истории русской революции покинет Петроград, уехав в родную Грузию. В начале ноября, уже после большевистского переворота, он, правда, вернётся в столицу, создаст Союз защиты Учредительного собрания, а 5 января успеет даже на заседании Учредительного собрания выступить. Но всё это будет не более чем агония политического полутрупа. После разгона «Учредиловки» Церетели опять уедет в Грузию, станет там в мае 1918-го одним из организаторов Грузинской демократической республики, в январе 1919-го будет одним из руководителей Грузии на Парижской мирной конференции, в июле 1920-го поучаствует в международном конгрессе социалистических партий в Женеве, а после падения в 1921-м меньшевистского правительства в Грузии останется в эмиграции: до 1948 года во Франции, затем переедет в США, где доживёт до старости и скончается 20 мая 1959 года в возрасте 77 лет в Нью-Йорке.
      Дольше всех будет цепляться за политический олимп символ русской революции, её краса и гордость Александр Фёдорович Керенский. Уже 25 октября, когда практически весь Петроград — кроме правительственной резиденции, Зимнего дворца — будет контролироваться большевистским Военно-революционным комитетом, министр-председатель и Верховный главнокомандующий покинет Зимний и помчится собирать хоть какие-нибудь силы на защиту «законной власти». Но всё, что ему удастся привлечь, — это семь казачьих сотен под командованием атамана П. Н. Краснова. А всё, что этим «силам» удастся сделать, — это взять Гатчину, потому как при дальнейшем движении на Петроград они будут распропагандированы большевиками и выдвинувшимися навстречу солдатами петроградского гарнизона и в очередной раз откажутся «стрелять в народ».
      Но это будут лишь конвульсии. Реально Керенский перестал влиять на развитие событий сразу после принятия должности главковерха. И ушёл от руля истории в полное и неимоверно длительное политическое небытие. До июня 1918-го он ещё будет пытаться суетиться по российским городам и весям, но не сумеет собрать вокруг своей ещё совсем недавно верховной фигуры ровным счётом никого и уедет в эмиграцию.
      Судьба подарит ему невероятно долгую жизнь (из российских политиков первого эшелона дольше проживут только двое из «большой сталинской тройки» — Молотов и Каганович, а третий, Маленков, недотянет до возраста Керенского всего 3 года; а из верховных правителей России за всю её историю Керенский — долгожитель-рекордсмен). Керенский — надо отдать ему должное — сумеет, находясь в политическом ауте, потрудиться на историю: напишет несколько книг о русской революции, в том числе два (английское и французское) издания ценнейших мемуаров, а также трёхтомную документальную публикацию о деятельности Временного правительства. Скончается, как и Церетели, в Нью-Йорке, но одиннадцатью годами позже, 11 июня 1970 года, в возрасте 89 лет.
      Судьбу же революции вновь брал в свои руки её авангард — столичный пролетариат при поддержке столичного же гарнизона, их полномочный орган — Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов и сформированный им боевой штаб — Военно-революционный комитет.
      Имелась в наличии и «такая партия», которая была готова принять на себя всю ответственность за судьбу страны и революции.
      А возглавляли этот Совет и эту партию два героя революции: товарищи Троцкий и Ленин. Пришёл и их черёд крутить колесо истории.

      В сентябре 1917 года политическая инициатива в развитии революции была полностью и, как выяснится через несколько лет, окончательно, перехвачена партией большевиков и её лидерами — героями революции Лениным и Троцким. При этом, поскольку малый бифуркационный периодещё далеко не закончился, влияние конкретных действий конкретных людей на ход истории продолжало оставаться чрезвычайно высоким. Ленин и Троцкий как раз и были такими людьми.
      Ситуация, впрочем, во многом и изменилась. Конкретных действий конкретных людей по-прежнему было достаточно для того, чтобы трястиситуацию дальше. Но для того, чтобы стабилизироватьеё, для того, чтобы начать выведение системы из бифуркационного состояния, этих усилий было недостаточно. Требовалось наличие структур, которые могли бы обеспечить стабильное функционирование системы в её качественно новом состоянии. В отсутствие таких структур повторный срыв системы в бифуркацию был бы неизбежен.
      «Позвольте! — воскликнет на этом месте мой внимательный читатель. — Ведь такие структуры уже были созданы!» И будет совершенно прав: были Советы — органы рабочего, крестьянского и солдатского представительства; была и партия, готовая принять на себя всю полноту ответственности за судьбу страны и революции, а также дать кадровое обеспечение новой власти. Это всё, конечно, так. Однако, следует иметь в виду, что вторая из этих структур — партия, — которая как раз и должна была цементировать изначально рыхлую систему Советов, обеспечивать необходимую жёсткость всей конструкции власти, в сентябре 1917 года сама представляла собой довольно-таки жалкое зрелище. Рассеянные после июльских событий, большевики только-только начинали приходить в себя. Стремительное ухудшение ситуации на фронте и в тылу плюс последовательная верность лозунгам немедленного мира, раздела помещичьих земель и рабочего контроля над производством приносили большевистской партии всё больше политических вистов. В процессе перевыборов большевики получали всё больше мест в Советах по всей стране, а в начале сентября получили большинство в авангардном органе первого этапа революции — Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, председателем которого 25 сентября был избран герой революции Троцкий. Но внутри самой партии — особенно в руководящих органах — продолжались беспримерные разброд и шатания. Единства позиций не было ни по одному сколько-нибудь принципиальному вопросу. А главное, в большевистском руководстве буйным цветом процветала нешуточная боязнь принятия всей полноты власти и ответственности за судьбу страны и революции.
      Именно поэтому реализация лозунга «Большевики должны взять власть»представляла собой решение двуединой задачи: (1) свержение остатков существующей властной конфигурации и (2) консолидация несущей конструкции власти будущей — партии большевиков. Первую задачу решал Троцкий, вторую — Ленин.

      Парадокс ситуации в России в начале осени 1917 года заключался в том, что все наличные политические силы шарахались от реальной власти, как чёрт от ладана. Несмотря на знаменитое ленинское «Есть такая партия!», не были исключением и большевики. Казалось бы, после провала корниловщины и получения большинства в Петросовете вопрос взятия власти большевиками стал сугубо техническим. Да и сама партия шла к этому долгожданному моменту все без малого двадцать лет своей бурной революционной деятельности. И сама структура партии как «ордена меченосцев» не подразумевала оспаривания властной решимости её признанного лидера. Тем не менее именно в этот сверхблагоприятный момент в стане большевиков начались самые настоящие разброд и шатания.
       Страшно!
      Вот, пожалуй, простое и точное слово, характеризующее положение дел внутри большевистской партии в сентябре — октябре 1917-го. И брать на себя всю полноту ответственности за стремительно разваливающуюся державу — страшно; и идти супротив вождя — не менее страшно. Заниматься в накатанном режиме подрывной деятельностью куда проще и привычнее. И вдруг выяснилось, что незаметно подкрался момент истины и пришла пора определяться со всей революционной решительностью и сознательностью. А Ленин из своего финского подполья уже с самого начала сентября забрасывает ЦК письмами: «Брать власть немедленно!», «Не дожидаясь съезда Советов»и «Ни одного дня нельзя терпеть!»
      Отсюда и феномен Каменева и Зиновьева, позволивших себе на правах старых большевиков пойти поперёк линии вождя, потому как принятие на себя всей полноты власти и ответственности казалось им страшнее. Отсюда и феномен Сталина, в течение полугода — с марта по сентябрь — действовавшего в надёжном и устойчивом союзе с Каменевым, а тут, при этом определяющемвыборе-развилке, решившего поддержать вождя, потому как для него более страшнымбыло пойти против Ленина в сверхпринципиальном для того вопросе.
      В результате почти полуторамесячной борьбы героя революции Ленинас разбродом и шатаниями в собственной партии на историческом заседании её ЦК 10 октября было принято историческое решение о переходе к решающей фазе борьбы за власть — подготовке и проведению вооружённого восстания в Петрограде и Москве с целью провозглашения советской власти.
      Историческую важность этого решения не стоит недооценивать (а демарш — многими не без оснований характеризуемый как предательство — Каменева и Зиновьева — переоценивать). Партия консолидировалась и готова была сражаться не только за власть, но и за её последующее удержание не на живот, а на смерть.
      Ну а другой, последний герой русской революцииво внутрипартийных дебатах почти не участвовал. Он и большевиком-то был совсем-совсем не старым — двухмесячным. Пока партия мучительно принимала решение брать власть, он эту самую власть по факту, тихой сапой — брал. И брал от имени совсем даже не партии.

      Ещё один парадокс предоктябрьского российского политического расклада состоял в том, что власть намеревалась взять партия, но власть при этом должна была установиться советская. И парадокс этот мог благополучно разрешиться только в том случае, если бы партия, собравшаяся взять власть, обладала гарантированным большинством в Советах. Поэтому несмотря на полученное в начале сентября большинство в Петроградском и Московском Советах и несмотря также на ленинские призывы брать власть немедленно, не дожидаясь Всероссийского съезда, совсем абстрагироваться в вопросе взятия власти от предстоящего съезда Советов было невозможно. Это хорошо понимал тот человек, который взял на себя руководство решением организационно-технической задачи осуществления восстания-переворота: герой революции Лев Троцкий. Как ни парадоксально опять-таки это прозвучит, но проблема легитимности переворотаимела первостепенное значение! Просто легитимность требовалась не формально-юридическая, а, если можно так выразиться, реально-фактическая. В самом деле, один вариант, когда власть — причём вооружённым путём — захватывает некая группа лиц, прикрываясь лишь демагогическими лозунгами немедленного мира народам и земли крестьянам и обещая довести-таки истерзанную страну до Учредительного собрания. И совсем другой вариант, когда властью себя провозглашает орган, который фактически и был ею в ходе всей революции, просто под давлением своих лидеров старательно отказывался от собственной реальной власти в пользу фиктивной власти Временного правительства.
      Хорошо понимая всё это, Троцкий предоставил Ленину решать задачу внутрипартийной консолидации, а сам, не обращая внимания на ленинские призывы «брать власть немедленно», пошёл другим путём. 25 сентября по предложению большевистской фракции Троцкий избирается председателем Петросовета. «Звёздная палата» во главе с Церетели и Чхеидзе уходит в отставку, открывая проход, по которому новый лидер столичного Совета поведёт свою партию к победе. Тактика этого движения строилась на следующих основных приёмах:
      • постоянные требования к ВЦИК не откладывать созыв II Всероссийского съезда Советов, определить точную дату его открытия и не допускать её срыва;
      • создание Военно-революционного комитета(а вернее воссоздание на новой основе и под новым названием Комитета народной борьбы с контрреволюцией, обеспечившего месяц назад ликвидацию корниловщины) и ползучее переподчинение ему всех частей петроградского гарнизона;
      • постоянное муссирование слухов о готовящемся Керенском приказе о выводе на фронт частей петроградского гарнизона, о том, что правительство собирается открыть немцам Северный фронт, обеспечив им прямую дорогу на Петроград, а само сбежать в Москву, — под эти слухи установление контроля над размещёнными в столице войсками идёт надёжнее: части легко усваивают идею не подчиняться никаким приказам Верховного главнокомандующего и командующего Петроградским округом без санкции Военно-революционного комитета;
      • продолжение вооружения рабочих и формирование отрядов красной гвардии;
      • ну а после принятия большевистским ЦК исторического решения 10 октября о вооружённом восстании и особенно после его подтверждения 16 октября постепенный перехват контроля за всеми важнейшими объектами столицы: знаменитое-пресловутое «почта, телеграф, телефон, мосты, вокзалы», Петропавловская крепость, здания и дворцы, в которых размещались мало-мальски важные правительственные, военные и общественные учреждения.
      В результате к 24 октября, накануне дважды переносившегося, но всё же готовящегося к открытию съезда Советов, едва ли не единственным важным столичным объектом, который оставался вне контроля ВРК, был Зимний дворец с непрерывно заседающим правительством и охраняемый лишь небольшим отрядом юнкеров.
      Всё это можно назвать тихим, ползучим переворотом. Все мероприятия по захвату власти проводились постепенно, но неуклонно, и исключительно под лозунгом защиты революционной цитадели от гидры контрреволюции. А публично, на заседаниях того же Петросовета, Троцкий вовсю открещивался от того, что он берёт власть, лукаво дезавуируя все обвинения подобного рода.
      Эта тактика ползучего перехвата власти в столице у правительственных и армейских структур — личное изобретение Троцкого. А её блестящее, хоть и не без некоторых издержек (например, Зимний дворец ещё 23 октября можно было взять без единого выстрела, просто в режиме смены караула, а 25-го его уже пришлось штурмовать), осуществление — в значительной мере его личная заслуга. А всё вместе — личный вклад последнего героя русской революциив русскую и мировую историю в её едва ли не самый переломный момент.
      Зимний дворец будет взят отрядами красной гвардии и балтийских матросов вечером 25 октября, а Временное правительство — низложено и арестовано.
      Действия Ленина и Троцкого завершили малый бифуркационный периодв истории русской революции, то есть завершили русскую революцию в узком смысле этого слова. В ночь с 25 на 26 октября большевики сумели предложить открывшемуся II Всероссийскому съезду Советов не только тексты декретов о мире и о земле, но и состав первого советского правительства — Совета народных комиссаров, а также реально взятую Военно-революционным комитетом власть в столице.
      Да, предстоит ещё нелёгкая борьба за власть в старой столице — Москве, триумфальное, хотя и небеспроблемное установление советской власти в российских городах и весях. Будет и отчаянная, но заведомо безнадёжная попытка свергнуть власть большевиков экспедицией Керенского — Краснова. Будет и саботаж служащих правительственных и жизнеобеспечивающих учреждений — и, соответственно, Чрезвычайная комиссия по борьбе с ним (ну и заодно, разумеется, с контрреволюцией). Будет и открытое и почти тут же закрытое такое долгожданное, но в условиях наступившей зимы 1918 года совсем уж ни с какой точки зрения не нужное Учредительное собрание. Будут и мучительные поиски мира с Германией и его унизительное достижение в марте, когда большевистское правительство (в процессе этих переговоров не погнушавшееся на всякий случай драпануть из Питера в Москву от греха подальше) наконец почувствует, что оно может закрепить власть пусть и на куцей территории, но зато «всерьёз и надолго». Будет и трудное прорастание русской альтернативы большевизму — Добровольческого движения, которое, окрепнув и развившись в Армию, породит ещё одну бифуркационную волну. Будет ещё много самых разных событий, в которых по-разному проявят себя разные деятели, ко многим из которых можно было бы с той или иной корректировкой применить понятия героеви антигероев. Но всё это — предмет каких-нибудь других заметок.
      А в этих заметках нам осталось сказать буквально несколько слов.

      Благодаря длительной и неустанной подрывной работе самых различных общественных групп и иностранных государств, а также вследствие ослабления внутренних защитных механизмов Россия в феврале 1917 года оказалась ввергнута в хаос бифуркации. Возможность вернуть систему в её предыдущее устойчивое состояние была упущена властями в самые первые дни революции, и стало ясно, что трясти и лихорадить державу будет до тех пор, пока параметры порядка ввергнутой в хаос системы не приобретут свои новые устойчивые значения.
      При прохождении социальной системы через бифуркацию чрезвычайно возрастает её податливость к малым возмущениям и локальным воздействиям. Иными словами, существенно (по сравнению с временами стабильности) возрастает роль личности в истории. Это нехитрое в общем-то наблюдение позволило мне выделить феномен, как-то обойдённый вниманием историографов, — феномен так называемых героев и антигероев русской революции.
      Я глубоко убеждён, что их имена и их персональную роль в русской истории — причём не только и не столько в общем и целом, сколько именно в этот, действительно переломный её отрезок с февраля по октябрь 1917 года — должен знать каждый, кому интересно понять, откуда мы взялись.
      Именно поэтому я и написал эти заметки о шести герояхи шести антигерояхрусской революции, которые — кто своей решительностью и энергией, а кто отсутствием таковых, кто умом и талантом, а кто глупостью и бездарностью — провели Российскую державу всего за восемь месяцев от самодержавия к большевизму.
      Ну а о том, кто, как и почему сумел свергнуть самодержавие, а также о том, как большевикам удалось удержаться у власти и разбить всех своих врагов, я, быть может, когда-нибудь напишу какие-нибудь другие заметки.

КОНЕЦ

Приложение 1. Бифуркационные периоды в развитии цивилизации (введение в теорию)