Блин, как же меня достала Ольга в последнее время, это просто уму непостижимо! Как можно быть такой бестолковой? Это же надо додуматься – взять и растратить Кирилловы деньги непонятно на что!
      Ольга там лепетала что-то в свое оправдание, но я не особо вдавалась в смысл. Мне было ясно только одно – у человека явно поехала крыша. Нет, видимо, правду говорят – горбатого могила исправит.
      Ольга – это моя младшая сестра. На самом деле мы с ней близнецы, но так как я появилась на свет на одну минуту раньше, то имею все основания считать себя старшей. К тому же судьба распорядилась так, что мне и по характеру предстоит быть старшей.
      То есть я человек очень разумный, твердо стоящий на ногах и имеющий трезвую голову. Я всегда знаю, чего я хочу, кроме того, мне хорошо знакомо слово «надо». Я уверена в себе и всегда достигаю намеченных цел 2е 0й. 2И 0 вообще человек самостоятельный.
      А вот Ольга…
      Ольгу я, конечно, очень люблю, может быть, больше всех людей на свете. Да и она меня. Но вот некоторые черты ее характера меня иногда просто бесят. В сущности, Ольга, несмотря на свой двадцатидевятилетний возраст, так и осталась ребенком. И боюсь, что останется им на всю жизнь.
      Она совершенно беспомощна, неприспособлена к жизни и голову имеет, мягко говоря, не совсем трезвую. Часто в прямом смысле. Так что без старшей сестры она просто погибла бы. Это ясно всем, в том числе и самой Ольге, хотя она и не признается в этом.
      Я удивляюсь, как она еще справляется со своими детьми, которых у нее двое, Артур и Лизонька. Правда, она частенько подкидывает их то мне, то бабушке, то Ираиде Сергеевне. Ираида Сергеевна – это наша мама, тоже, кстати, отдельная тема.
      Но сейчас мне не хочется говорить об Ираиде Сергеевне, а то я еще сильнее начну злиться. Иногда мне кажется, что Ольга пошла характером именно в нее, и тогда моя злость на мать усиливается.
      А вот я… Я вообще неизвестно в кого пошла характером. Явно не в Ираиду Сергеевну, но и не в отца, которого за последние двадцать пять лет видела от силы раза полтора.
      Андрей Витальевич Снегирев бросил нас очень давно, перебравшись в Москву делать карьеру тележурналиста. Своим вниманием он нас не баловал, собственно, как и мы его. Я не держала зла на отца, каждый живет так, как он устроен, но и не старалась с ним сблизиться. Тем более, что в моем возрасте это уже и не нужно.
      Так вот, в последнее время Ольгины глупости перешли все разумные границы, и она умудрилась вывести меня до такой степени, что я просто прекратила с ней всякое общение, не в силах больше этого выносить.
      Вот и пусть посидит теперь одна, без денег, и подумает над своим поведением. А я из принципа не стану ей помогать и даже не поеду к ней. Все, хватит! Иначе она просто превратится в иждивенку.
      Я загнала свой «Ниссан» в гараж и решительным шагом направилась в подъезд. Войдя в квартиру, я заметила какой-то подозрительный шорох сзади и инстинктивно обернулась. К двери метнулась какая-то тень. Будучи тренированным человеком, спортсменкой со стажем, я молниеносно подставила тени подножку, и она растянулась на полу, ударившись головой об угол.
      «Тень» лежала и не подавала признаков жизни. Кулаки ее были судорожно сжаты. Я разжала правый и увидела там свой золотой перстень.
      Тенью оказался совсем молодой парень, высокий и тощий. В этот летний день он был в рубашке с коротким рукавом, и я могла наблюдать его вены, сплошь покрытые синими точками.
      Все понятно, ко мне забрался вор-наркоман. Пока он лежал, я вывернула его карманы и вынула из них деньги, которые этот отморозок стянул из моей шкатулки.
      Убедившись, что больше ничего из моих вещей у него нет, я грубо пнула парня и сказала ему:
      – Эй ты, а ну давай вставай! Разлегся! Тут тебе не пляж!
      Парень не шевельнулся. Ага, в «лежачего не бьют» решил поиграть? Сейчас я тебе покажу, что тоже умею играть не по правилам. Разозлившись на него окончательно, я еще сильнее пнула его в бок. Он не отреагировал.
      Мне показалось подозрительным, что парень не издал ни единого звука. Он даже не пикнул, хотя удар был достаточно силен.
      Встревожившись, я перевернула его на спину. Тело парня было безжизненно-слабым и обмякшим. Пустые глаза бессмысленно смотрели в потолок. С ужасом я поняла, что парень мертв. Еще на что-то надеясь, я схватила его руку и пощупала пульс. Пульса не было.
      Медленно повернувшись, я на ватных ногах пошла к телефону, а в голове у меня билась одна мысль: я убила человека…
      В первую очередь позвонив своему бывшему мужу Жоре Овсянникову, который работал старшим следователем УВД, я тихо, но четко рассказала ему о случившемся. Жора, по-моему, решил, что я не в себе, но заявил, что выезжает немедленно.
      – Спасибо, – ответила я телефонным гудкам и опустилась на диван.
      Машинально достав из кармана олимпийки пачку сигарет, я выбила одну и прикурила. С жадностью затягиваясь, я тупо смотрела перед собой и ничего не соображала. В данный момент меня совсем не интересовало, что со мной будет дальше, просто пыталась привыкнуть к мысли – я убила человека.
      Протяжной трелью залился звонок, я встала и прошаркала в коридор, не обращая внимания на то, что пепел падает на пол.
      Увидев лежащее на полу тело, я невольно вздрогнула и остановилась. Потом осторожно обошла его и боком пробралась к двери. Открыв ее, я увидела встревоженное лицо майора Овсянникова.
      – Поля, – тут же сказал он, хватая меня за руки. – Ты в порядке?
      – В порядке, – тихо ответила я. – Только кое-кто уже не в порядке. Проходи, Жора.
      Жора вошел в коридор и невольно отпрянул при виде тела. Видимо, он до последнего думал, что это какое-то недоразумение.
      – Полина, как это случилось? – спросил он, поворачиваясь ко мне.
      Я все честно рассказала.
      – Так, так, не волнуйся, дорогая, – говорил Жора, гладя меня по руке. – Еще пока рано волноваться, все будет хорошо.
      Жора изо всех сил старался меня успокоить, хотя по его выражению лица я видела, что он взволнован не меньше меня. Даже, пожалуй, больше, потому что я в этот момент ощущала лишь какую-то вялую тупость.
      Жора вызвал «скорую» и опергруппу. Какие-то люди наполнили мою квартиру, они задавали мне вопросы, смысл которых с трудом доходил до меня, но я как-то умудрялась на них отвечать, потом вдруг осознала, что сижу с ногами на диване, с сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой. Рядом сгорбившись сидел Овсянников.
      – Полина, не волнуйся, – снова заговорил он, увидев, что я немного ожила. – Все будет в порядке, это была обычная самооборона. Тебе ничего не будет, я обещаю.
      – Жора, я убила человека… – медленно произнесла я. – Ты понимаешь, что это такое?
      Майору Овсянникову за свою жизнь приходилось несколько раз убивать людей, и он, без сомнения, знал, что это такое. Но со мной это случилось впервые, и ощущения я испытывала, мягко говоря, не из приятных.
      – Поля, я все понимаю, но ты сейчас не должна забивать этим голову, поняла? Даже думать об этом не смей! Я поживу пока у тебя, помогу всем, чем смогу. Полина! Ну ты же у меня такая сильная, разумная, твердо стоящая на ногах!
      Жора старался меня взбодрить, я понимала это и согласно кивала, стуча пальцем по сигарете, непрерывно стряхивая с нее пепел.
      Вздохнув, Жора встал, выдернул у меня сигарету и пошел в кухню. Вскоре он вернулся с пепельницей и с веником и принялся сметать пепел.
      Я сидела как мумия. Жора управился с работой очень скоро, потом подсел ко мне и обнял за плечи.
      – Милая, я все понимаю, – заговорил он. – В первый раз это воспринимается ужасно. Но давай рассуждать здраво: если бы не ты, то он мог убить тебя! Ты понимаешь это? Конечно, первое время тебе будет тяжеловато, но это пройдет, поверь мне. И все будет по-прежнему.
      Умом я понимала все это, но одному богу известно, как у меня было мерзко на душе!
      – Ладно, Жора, – я решила прекратить изводить Овсянникова, который, по-моему, был готов взять на себя смерть этого парня, лишь бы не видеть меня такой загруженной. – Все нормально. Я быстро справлюсь, ты же знаешь.
      – Ну вот и отлично, – слегка облегченно вздохнул Жора и засуетился. – Давай-ка мы с тобой займемся домашними делами, а? Как в старые добрые времена?
      Вообще-то в те времена, когда мы были женаты, которые Жора называл теперь «старыми и добрыми», я не помню, чтобы мы с ним совместно занимались домашними делами. Но сейчас я не стала напоминать ему об этом.
      До вечера мы что-то готовили в кухне, потом смотрели телевизор, разгадывали кроссворд… Спать я легла, очень сильно насытив свой организм снотворным, потому что была уверена, что без этого не смогу провалиться в спасительный сон.
      На следующий день Овсянников встал очень рано и помчался на работу, предварительно велев мне сидеть дома и никуда не выходить. Но я отказалась, решив, что незачем так бездарно тратить рабочий день. Особенность моей нервной системы, в отличие от моей сестры Ольги, состоит в том, что сколько бы я ни переживала по какому-либо поводу, я не забываю за этим о делах. То есть жизнь моя не заканчивается, и я не могу сидеть дома, отгородившись от всего мира и забыв обо всем, полностью углубившись в свою проблему. А вот Ольга всегда поступает именно так, причем проблема чаще всего является плодом ее воображения. Так что я заставила себя выбросить все постороннее из головы и отправилась в спорткомплекс, в котором веду занятия по шейпингу. Только вот машину свою в тот день я брать не стала, на всякий случай.
      В спорткомплексе никто не догадался, что вчера со мной произошло из ряда вон выходящее событие, и это меня еще более успокоило. Умеем владеть собой, Полина Андреевна, умеем, что и говорить. Никто никогда не поймет, что у вас на самом деле в душе творится. Что ж, это отлично!
      Усилием воли я заставила себя не думать о событиях вчерашнего дня, пыталась переключиться на что-нибудь другое, с особым усердием выполняла упражнения и беседовала с клиентками, стараясь полностью погрузиться в их проблемы. Нельзя сказать, чтобы я окончательно успокоилась, но все-таки дела помогли мне на время забыться. Однако все равно в подсознании постоянно билась одна мысль: что там?
      Я несколько раз подходила к телефону, набирала Жорин номер и клала трубку, уверяя себя, что нет необходимости звонить первой, и если бы были новости, то Овсянников давно позвонил сам, не мучая меня неизвестностью.
      Под вечер, так и не дождавшись звонка, я отправилась домой. Специально не стала садиться в троллейбус и тем более ловить такси, шла нарочно медленно, прогулочным шагом, обходя все попадающиеся мне по дороге магазины. Этот нехитрый обман сработал: когда я поднялась к себе, Жора уже сидел в зале и ждал меня. Я сразу заметила на его лице успокаивающую улыбку и внутри у меня что-то потеплело.
      – Поленька, не волнуйся, – Жора тут же шагнул мне навстречу. – Все хорошо. Парень просто умер от сердечной недостаточности, ты тут совершенно ни при чем, и никто к тебе не предъявляет никаких претензий.
      Дз-з-зинь…
      Словно разжалась какая-то пружина внутри меня, сковывающая мою сущность последние сутки. Не в силах ничего сказать, я опустилась на диван и уронила голову на плечи. И тут вдруг плечи мои дернулись, раз, другой… И вот я уже не могла сдерживать себя, и огромные слезы облегчения просто полились из глаз.
      Жора сидел рядом, гладил меня по спине и шептал что-то, а у меня в сердце колотилось одно: все в порядке, все в порядке, я никого не убивала… И вместе со слезами спадало громадное напряжение, навалившееся на меня со вчерашнего дня. Только сейчас я почувствовала, как оно сжимало, стискивало меня своими железными клещами.
      – Жора, это правда? – подняв мокрое лицо, спросила я, хотя и так знала, что правда.
      – Конечно, милая, – с улыбкой ответил Овсянников. – Ну-ну, перестань. Теперь можно обо всем забыть.
      Постепенно успокаиваясь, я затихла в Жориных руках, посидела так несколько минут и встала, направляясь в ванную.
      Там я умылась холодной водой и сразу почувствовала себя свежее. Вернувшись в зал, я как ни в чем не бывало сказала:
      – Давай-ка, Жора, ужинать.
      Овсянников закивал головой, и мы отправились в кухню. Разогрев ужин, я разложила его по тарелкам, пододвинула к Жоре банку соленых грибов, зная, что он их обожает, и сама набросилась на еду. После пережитого стресса у меня вдруг резко разыгрался аппетит.
      – Жора, – двигая набитым ртом, спросила я, – а что вообще представляет из себя этот парень?
      – Ну Поленька, опять ты за свое! – немного укоряюще произнес Жора. – Зачем тебе это?
      – Нет, нет, не волнуйся! – махнула я рукой. – Я абсолютно успокоилась. Просто мне интересно.
      – Ну что, обычный, в общем-то, парень, двадцать три года, закончил какой-то техникум, но нигде не работал. Так, подвизался где придется.
      – Как его звали?
      – Сергей Суровцев.
      – А жил он с кем?
      – Жил с матерью. Отца у него нет, умер не так давно от рака.
      – А сам он давно этим увлекается?
      – Говорят, два года. Я потому все так подробно выяснял, что переволновался за тебя, сама понимаешь. Вот и узнавал все, что возможно. На момент смерти парень был сильно накачан наркотиками.
      – Жора, это точно не передозировка?
      – Да точно, врач же сказал. Смерть наступила от сердечной недостаточности. Сердце у парня слабенькое было, а тут еще стрессовая ситуация… – Жора запнулся и с тревогой посмотрел на меня.
      – Та-а-ак, – протянула я. – Значит, если бы я не застала его у себя в квартире, он, может, и не умер бы, так?
      – Господи, Поля! – поморщился Жора. – Ты опять начинаешь? Ну сколько тебе можно объяснять – ты тут совершенно ни при чем. Кто ему виноват, что он к тебе полез? Если бы не ты, так в другой раз он вляпался бы во что-то подобное. Все равно конец один и тот же! Так что прекрати, пожалуйста, себя изводить!
      Овсянников, будучи холериком, вышел из себя. Но я знала, что такие вспышки длятся у него недолго, и через пять минут он уже придет в свое обычное состояние.
      – Я не извожу себя, Жора, – спокойно ответила я, когда Жора умолк и принялся вытирать платком вспотевший лоб. – Просто я хочу до конца разобраться в этой ситуации. Я чувствую вину перед этим парнем.
      – Снова-здорова! – воскликнул Овсянников, хлопая себя по коленкам. – И когда ты только угомонишься, Полина? И как ты вообще собираешься разбираться? В чем разбираться_то? Ведь парня никто не убивал! Надеюсь, ты не собираешься искать тех, кто сделал его наркоманом?
      – Я еще не знаю, что буду делать, – призналась я. – Но мне нужно как-то искупить свою вину. И начну я с разговора с его родителями.
      – Ты ненормальная! – вздохнул Овсянников. – Я всегда это говорил. Ввязываешься черт знает во что неизвестно зачем!
      – Известно! – упрямо ответила я. – Это нужно мне самой. Я не собираюсь ничего расследовать, в сущности, и расследовать-то нечего. Просто мне нужно привести в порядок свое внутреннее самочувствие.
      – Поступай как знаешь, – махнул рукой Жора. – Я же знаю, что тебя все равно не переубедишь, упрямая!
      Жора нахмурился и ушел в зал. Там он улегся на диван с газетой и демонстративно не обращал на меня внимания. Я знала, что долго Овсянников не выдержит, поэтому не делала попытки к сближению. Еще полчаса-час – и общительный Жорик сам привяжется ко мне с разговором.
      Так оно, можно сказать, и вышло. Мы поболтали о том-о сем, ни разу за вечер больше не вернувшись к разговору о Сергее Суровцеве, хотя оба прекрасно знали, что каждый остался при своем мнении.
      Наутро я как ни в чем не бывало сказала Овсянникову:
      – Жора, дай мне адрес этого парня! И его родителей.
      Жора отлично понял, о каком парне идет речь, но промолчал. Некоторое время он походил по квартире туда-сюда, потом все так же молча достал из кармана своего пиджака блокнот, выдернул из него чистый листочек и что-то на нем написал. Я быстро взяла его, поблагодарив Жору. Тот только плечами пожал.
      В спорткомплекс мне в тот день нужно было ехать только после обеда, и я решила не тратить времени даром. Заведя «Ниссан», я отправилась к родителям Сергея.
      Жили они в однокомнатной квартире на улице Чехова, что находилось довольно далеко от моего дома. На звонок открыла худенькая женщина с темными кругами под глазами. Выглядела она лет на шестьдесят, хотя, присмотревшись, я поняла, что ей на самом деле гораздо меньше. Видимо, она была убита известием о сыне.
      Я вдруг почувствовала угрызения совести. Черт, совсем не подумала о том, что приперлась в довольно неподходящий момент! Ведь людям сейчас совершенно не до меня. К тому же к этому примешалось еще и какое-то чувство вины за смерть этого парня…
      В самом деле, что я ей скажу? Что это ко мне залез ее сын, я его застала, потом врезала как следует… Материнская любовь все равно возьмет в ней верх над объективностью.
      Ладно, все равно уже пришла. Попробую вести себя как можно мягче.
      – Вы меня извините, пожалуйста, – вложив в свое обращение как можно больше вежливости, сказала я женщине. – Мне необходимо поговорить с вами насчет вашего сына…
      – Ах, вы из милиции… – тихо ответила женщина. – Проходите, пожалуйста. К нам сейчас часто ходят.
      Слава богу, мне не пришлось объяснять ей, кто я. Сама соврать в такой ситуации я вряд ли смогла бы.
      Женщина провела меня в комнату и указала рукой на кресло. Я обратила внимание, что обстановкам в комнате была бедненькая, мебель была уже старенькая, потрепанная, Видимо, доход этой семьи был невысок. Да еще такое горе навалилось…
      – Хотите чаю? – каким-то равнодушным голосом предложила женщина.
      – Нет-нет, спасибо, – отказалась я. – Меня зовут Полина Андреевна.
      – Суровцева Валентина Александровна, – все тем же ровным голосом представилась мать Сергея.
      – Да-да… – я замялась, мысленно заставляя взять себя в руки и начать задавать нормальные, конкретные милицейские вопросы. Но так как я сама не очень хорошо сознавала причины и цели своего визита сюда – вернее, причина-то была ясна, но вот цели… – то никак не могла сообразить, с чего начать.
      – Расскажите мне о Сергее, – наконец, попросила я. – Как можно подробнее. Мне может все пригодиться.
      На самом деле мне ничего не могло пригодиться из ее рассказа, но я понимала, что женщине легче будет разговориться, если она начнет повествование с малозначащих деталей.
      – Сережа всегда был непослушным мальчиком, – заговорила Валентина Александровна. – И в школе учился плохо, учителя на него жаловались. Отец ремнем порол – не помогало.
      Она замолчала, вспоминая своего сына маленьким. Потом продолжила свой рассказ.
      – На собрания меня все время вызывали, говорили, что плохо ведет он себя. Я разговаривала с ним, ругала, просила, он только молчал. У него это в характере было от рождения. Ну вот, а потом, как школу закончил, в техникум поступил. Я думала, может, наконец, за разум возьмется, ан нет. А тут еще отец умер, так он у меня совсем от рук отбился. Ничего слушать не хотел, грубил только все время. Деньги стал из дома таскать. Я говорю, что ж ты делаешь, ведь нам и так жить не на что…
      – Валентина Александровна, – воспользовавшись паузой, спросила я. – А вы замечали, что Сергей принимает наркотики?
      – Да не сразу, – призналась она. – Откуда я знаю, что при этом появляется? В наше время такой гадости не было. Только стала замечать, что не такой он какой-то стал. То лежит часами, в стенку смотрит, то вдруг ни с того ни с сего какая-то бодрость в нем появляется, а то орать на меня начинает.
      – А раньше он вам не грубил?
      – Ну, особо ласковым он никогда не был, – махнула она рукой. – Но деньги раньше не воровал, и меня не обзывал. А тут вообще словно слетел, что называется, с катушек.
      – Как же вы жили вместе?
      – Ну, как, – пожала она плечами. – Ужасно, конечно, поэтому когда он ушел, я даже вздохнула с облегчением.
      – Куда ушел? – удивилась я. – Разве он жил не с вами?
      – Со мной сперва. Только потом с девкой какой-то познакомился, стал у нее пропадать. Она, по-моему, тоже дрянью этой кололась! – неприязненно сказала Валентина Александровна.
      – А что за девчонка? Где она живет?
      – Да я и не знаю, где. Знаю только, что шалава она, и больше никто. Я думаю, что это она сына моего к наркотикам приучила!
      – Почему вы так думаете? – осторожно спросила я.
      – А кому же еще? – искренне удивилась Валентина Александровна.
      Я еще раз поразилась материнской необъективности. Собственно, к такому пора привыкнуть и воспринимать спокойно. Естественно, мать всегда защищает свое дитя. Родной сынок, что бы он ни натворил, никогда виноват не будет, всегда найдется кто-то, на кого можно перекинуть ответственность. Я ожидала примерно чего-то подобного, поэтому просто слушала, стараясь выцепить из рассказа Валентины Александровны хоть какое-то рациональное зерно.
      – Валентина Александровна, а как зовут эту девушку? – спросила я, кивая в ответ на ее реплики в адрес этой особы.
      – Да Ирка-шалава, как еще ее звать-то! – махнула она рукой. – Путалась тут со всеми подряд, все дворы ее знают!
      – Так она где-то рядом живет, что ли? – спросила я.
      – Да вроде рядом, она часто тут крутится. Вы спросите у кого-нибудь во дворе, вам скажут.
      – Да-да, непременно. Скажите, а когда похороны? – я еще не знала, пойду ли я на них и нужно ли мне все это, но на всякий случай спросила.
      – Послезавтра, – ответила Валентина Александровна. – Скорее бы уж… – она как-то спохватилась, произнеся эти слова, и тут же заговорила, оправдываясь:
      – Нет-нет, вы не подумайте, что я побыстрее мечтаю сына зарыть, просто устала я очень… Если бы вы знали только, что такое с наркоманом-сыном-то жить, прости Господи! Ох, не дай бог, вы не подумайте, что я вам такого желаю… – она приложила руки к груди.
      – Да я понимаю, понимаю, – поспешила я ее успокоить. – Конечно, горе такое…
      – Да не то слово! Ведь я ж его растила, мучилась, хотела, чтобы он человеком стал, чтобы радость приносил родителям на старости лет… – она всхлипнула.
      Я встала и прошла в кухню. Достала с полочки стакан, наполнила водой и, вернувшись в комнату, протянула его Валентине Александровне.
      Та машинально выпила воду, вытерла губы и села, подперев рукой подбородок.
      – Вы знаете, – покачав головой, сказала она. – Может, это и звучит кощунственно, но у меня даже как будто облегчение на душе… Ужасно звучит, но я просто за последнее время устала так, что мне жить не хотелось. Вечные его ломки, кражи денег из дома, приезды милиции, жалобы соседей… Мне людям стыдно в глаза было смотреть! Сколько раз в больницу его клала, думала, что вылечится наконец – нет, все напрасно!
      – Валентина Александровна, скажите, а с кем дружил ваш сын?
      – В детстве были у него друзья, а теперь прощелыги одни, их и друзьями-то не назовешь! Ох, да сюда кто только не шлялся! Среди ночи могли припереться запросто. Я и по именам-то их не знаю. Так, шваль всякая.
      – Понятно, – я поблагодарила Валентину Александровну и встала. Делать мне здесь было больше нечего.
      Выходя из квартиры Суровцевых, я подумала, что мне теперь нужно разыскать эту Иру и побеседовать с ней. После разговора с матерью Сергея я перестала испытывать какую бы то ни было симпатию к нему. И угрызения совести приутихли. Теперь я считала своей задачей поговорить с Ирой, может быть, дать денег ей и Валентине Александровне, чтобы компенсировать, так сказать, ущерб (хотя какой, к черту, ущерб?! Ведь как бы цинично это ни звучало, но по сути дела, я избавила женщину от нахлебника, который не только не помогал ей ничем, но еще и тянул с нее). но раз уж я косвенно виновата в смерти близкого ей и Ире человека, то я передам им денег, может быть, даже не выдавая при этом, от кого они поступили, и на этом посчитаю свою миссию законченной. Все, нужно ставить точку в этом деле.
      Выйдя на улицу, я увидела сидящих на лавочке бабулек и подошла к ним.
      – Добрый день, – поприветствовала я их.
      Бабульки закивали, с интересом глядя на меня.
      – Скажите, пожалуйста, вы не знали Сергея Суровцева?
      – Серегу-то? – тут же спросила одна из бабулек. – Как же его не знать? Сызмальства он тут жил. Только нет его больше. Отгулялся, голубчик, умер. Видать, бог наказал.
      – Ох, не говорите так, Варвара Григорьевна, – возразила другая. – Какой бы ни был, а все ж человек. Жалко…
      – Жалко! – возмутилась Варвара Григорьевна, – а Валентину не жалко? Женщина высохла вся с этим… Прости господи! – перекрестилась она.
      Вторая старушка посмотрела на меня и спросила:
      – А ты, дочка, откуда будешь-то?
      – Из милиции, – бабушкам я могла врать легко.
      – А-а-а… – протянула та понимающе. – А чего ж, расследуете, да? Так чего ж тут расследовать, и так ясно: от наркотиков своих умер.
      – Там есть некоторые невыясненные обстоятельства, – проговорила я, дивясь про себя осведомленности бабулек. Ведь я сама только вчера вечером узнала причину смерти Сергея. Впрочем, бабки могли ничего и не узнавать, а просто сделать собственные выводы и быть абсолютно уверенными в их правильности. Наркоман? Наркоман! Значит, от наркотиков и умер. Все просто. – Одним словом, мне нужно узнать адрес девушки, с которой жил Сергей, – мне захотелось поскорее завершить общение.
      – Да кто же ее знает, где она живет, – пожала плечами Варвара Григорьевна. – Крутилась тут, к нему ходила, да и не только к нему. А где живет, мы не знаем. Да она с нами и не разговаривала никогда.
      – А у кого бы это можно узнать? – полюбопытствовала я. – Понимаете, мы не знаем даже ее фамилии.
      – Да фамилию я знаю, – сказала вдруг собеседница Варвары Григорьевны и принялась пояснять:
      – Я как-то на лавочке сидела, а она по двору идет. Идет – и словно не видит ничего вокруг. А тут Мишка Коробов ее окликает: «Ирка!» А она – ноль внимания. Он еще раз окликнул: «Ирка! Торбочкина!» Вот тут-то я фамилию ее и услышала.
      – А потом он чего? – заинтересованно спросила Варвара Григорьевна.
      – Да он догнал ее, за руку взял и повернул к себе. Тут только она и поняла, что ее окликают. Как пьяная шла.
      Эти слова донеслись уже мне в спину. Услышав фамилию Иры, я тут же повернулась и чуть ли не бегом побежала к своей машине, сквозь зубы поблагодарив старушек за уделенное мне внимание.
      Так, значит, Ира Торбочкина. Плохо, конечно, что я не знаю ее отчества – проще было бы найти адрес, – но и это уже хорошо. К тому же я примерно знаю ее возраст, да и Торбочкина – фамилия достаточно редкая. Попробую, во всяком случае. Не найду в адресном столе, тогда буду звонить Жоре. А так незачем его трепать по разным пустякам.
      В адресном столе мне дали два адреса. Я сравнила их и выбрала тот, что был ближе к дому Суровцевых. Раз Ира часто крутилась там, значит, и жила где-то поблизости.
      Вырулив на центральную улицу, я поехала к Ире.
      Дом, в котором она жила, располагался на тенистой небольшой улочке. Въехав во двор, я остановилась напротив старого двухэтажного дома. Дом был очень ветхий, его, конечно, давно пора было бы снести, но пока он стоял, и люди даже умудрялись жить в нем. Хотя как, я себе очень смутно представляла.
      Поднимаясь на второй этаж по скрипучей лестнице, которая грозила просто рассыпаться под моими ногами, я остановилась перед обитой дерматином дверью с номером пять. Дерматин пооблупился во многих местах, из-под него торчали клочки ваты, кнопки звонка не было.
      Я достала из сумочки ключи и постучала по замочной скважине. Мне никто не открыл. С досадой я пнула дверь ногой, и тут только поняла, что она не заперта. Я потянула на себя ручку и просунула голову в коридор. Там было очень темно.
      Тут раздался страшный грохот, я почувствовала, как что-то скользкое и тяжелое свалилось мне на голову, чуть не свернув при этом шею. От неожиданности я присела, потом, поняв, что больше ничего не гремит и не падает, потянулась к сумочке за спичками. Когда я зажгла одну из них, то чуть не заорала от ужаса: передо мной в луже крови лежало чье-то тело. Мои руки, блузка, брюки все были запачканы липкой красной жидкостью. Большего кошмара трудно было себе представить.
      С трудом заставив себя подняться с пола, я, пошатываясь, прошла к стене и стала нащупывать выключатель. Свет вспыхнул неожиданно для меня. При нем увиденная мной картина была еще более ужасна. Казалось, что я попала на съемку фильма ужасов.
      Лицо девушки, лежащей на полу, было располосовано так, что было трудно определить его черты. Никаких сомнений в том, что он мертва, ее внешний вид не вызывал. Одежда на ней была порвана и вся пропиталась кровью, так же, как и длинные светлые волосы. Создавалось впечатление, что здесь поорудовал какой-то маньяк.
      Стараясь не потерять рассудок, я огляделась в поисках телефона. Его, конечно, не было и быть не могло в подобной квартире.
      Я пошла в коридор, думая, что найду телефон на улице, но вовремя опомнилась, посмотрев на себя. Да уж, вид у меня был, как у человека, только что разделавшего тушу. Руки в буквальном смысле были по локоть в крови. Возможно, что и лицо было перепачкано: мне совершенно не хотелось лезть в сумочку за зеркалом и смотреть на себя.
      Остановившись в коридоре, я в растерянности размышляла, как же мне быть. В этот момент распахнулась дверь квартиры рядом с пятой. Оттуда вышла пожилая полная женщина с химической завивкой на рыжих волосах.
      Увидев меня, она раскрыла рот и издала какой-то протяжный вой.
      – Успокойтесь, – кинулась я к ней, но она тут же отпрянула, закрываясь большой хозяйственной сумкой, и буквально заголосила.
      Сразу же из своих дверей повысовывались соседи, всполошенные ее криком.
      – Успокойтесь, – пытаясь перекричать женщину, что с трудом мне удавалось, объясняла я. – И вызовите, пожалуйста, милицию. Дело в том, что в пятой квартире труп. Я его обнаружила, поэтому и перепачкалась в крови.
      Все смотрели на меня с испугом, к которому теперь примешалось еще и любопытство.
      Наконец одна из женщин вышла из своей квартиры и сказала:
      – Ну что, милицию все равно звать нужно, схожу я позвоню.
      Она зашлепала ногами в тапочках на босу ногу по лестнице вниз. Я вздохнула и полезла в сумочку за сигаретами. К этому времени кровь на моих руках уже высохла и стянула их. С жадностью затягиваясь, я выпускала дым и тут же делала следующую затяжку. При этом я заметила, что пальцы мои дрожали.
      А у вас бы не дрожали, доведись вам пережить подобное?
      Вскоре вернулась женщина и сообщила, что милиция скоро приедет. Все как-то сразу облегченно вздохнули и засуетились.
      – А кого убили-то? – подала голос женщина, которая первой наткнулась на меня.
      – Не знаю, – тихо ответила я. – Девушку какую-то. Волосы светлые…
      – Так это Ирку, наверное, – вступила другая. – Говорила я ей, не доведут тебя делишки твои до добра!
      Я была настолько оглушена происшедшим, что у меня даже не было сил поинтересоваться, что понимает женщина под Ириными «делишками».
      – Да хахаль ее и пристукнул, наверное. Обкурились оба или обкололись, вот он и прибил ее! Оба разбойники!
      Под хахалем-разбойником понимался, видимо, Сережа. Но я знала, что он еще позавчера был мертв, поэтому совершенно точно не мог убить Иру. Да и Ира ли это вообще? Еще неизвестно.
      В голове была такая каша, что хотелось сжать ее покрепче, чтобы хоть как-то прояснить мозги. И очень хотелось на свежий воздух, но выходить в окровавленном виде на улицу я не решалась. Вот милиция приедет, тогда и разберемся.
      Милиция приехала на удивление скоро. Жоры Овсянникова не было, что меня немного расстроило. С Жорой все-таки легче было бы объясняться. С другой стороны, присутствие незнакомых людей заставит меня держать себя в руках и не позволит расслабляться. Сейчас нужно максимально четко описать, как все произошло.
      Ко мне подошел высокий, довольно молодой человек в форме капитана и представился Стрижниковым Константином Алексеевичем. Он попросил меня назвать свое имя, адрес и другие анкетные данные.
      – Снегирева Полина Андреевна, – машинально отвечала я. – Жена старшего следователя УВД Тарасова Георгия Овсянникова, – при этом я достала из сумочки водительское удостоверение – единственный документ, который у меня был при себе в данный момент.
      Капитан с интересом посмотрел на меня. Я не стала говорить, что майор Овсянников на самом деле мне больше мужем не является. Думаю, что Жора в данном случае не стал бы возмущаться моей ложью.
      – А как вы сюда попали? – удивленно спросил он.
      – Константин Алексеевич, – устало проговорила я, – если вы не возражаете, то нельзя ли мне привести себя в более-менее приличный вид? А потом я готова ответить на любой ваш вопрос.
      – Да-да, конечно, – с готовностью ответил Константин Алексеевич. – Только не в этой квартире, – он кивнул на пятую. – Там сейчас идет осмотр места происшествия.
      Он повернулся к соседям, застывшим в дверях квартир с высунутыми лицами.
      – Кто-нибудь из вас не мог бы предоставить Полине Андреевне возможность умыться? – спросил он.
      Сразу же нашлось несколько желающих, убедившихся, что Константин Алексеевич настроен ко мне весьма дружелюбно. Одна из женщин, настроенная решительнее всех, сильнее распахнула дверь своей квартиры и пригласила меня к себе.
      Она провела меня в ванную, где я наконец смогла посмотреть на себя в зеркало. Лучше бы я этого не делала.
      На меня смотрело какое-то чудовище, не имеющее ничего общего с моим реальным обликом. На правой щеке багровели четыре красные полосы, видимо, я провела по ней пальцами. Волосы на лбу слиплись в красноватые сосульки. Очевидно, они запачкались, когда девушка упала на меня.
      Вспомнив этот момент, я содрогнулась. Противные мурашки пронеслись по всему телу. Ужасно! Хоть я человек не особо впечатлительный и вообще достаточно сильный морально, боюсь, что представленная сегодня моему взору картина будет долго преследовать меня по ночам. Нужно будет Ольгу, что ли, попросить провести со мной какой-нибудь сеанс…
      Тьфу ты! Вот уж никогда не думала, что обращусь к Ольге с подобной просьбой. К тому же мы с ней вроде как не разговариваем…
      Размышляя об этом, я отмыла лицо, кое-как постаралась отскрести волосы и даже застирала воротник и рукава блузки. Конечно, блузка не отстиралась, и на ней остались бурые пятна, ну да и черт с ними, дома замочу с отбеливателем. Главное, что я хоть не вызываю ужас своим видом.
      Выйдя в коридор, я поблагодарила хозяйку квартиры за любезно предоставленную мне ванную и пошла к Константину Алексеевичу, который ждал меня в машине на улице.
      – Ну вот, Полина Андреевна, теперь вы более-менее успокоились, поехали к нам. Я хотя бы кофе вас напою, – проговорил он, слегка улыбаясь.
      – У меня своя машина, – ответила я.
      Константин Алексеевич с удивлением посмотрел на меня.
      – Вы хотите вести машину в таком состоянии? Полина Андреевна, это неразумно.
      – НЕ беспокойтесь за меня, я всегда сосредоточена, что бы у меня ни случилось, – заверила я его.
      – Что ж, вы мужественная женщина, вам даже позавидовать можно, – произнес он с нотками уважения в голосе.
      – Я поеду впереди, – сказала я и добавила, усмехнувшись, – чтобы вы не подумали, что я собираюсь от вас сбежать.
      – Что вы, что вы! – замахал руками капитан Стрижников. – Я даже и не думал так! Вас никто ни в чем не подозревает!
      Я только вздохнула и пошла к машине. Дойдя до нее, я повернулась к капитану и попросила:
      – Константин Алексеевич, не могли бы вы вызвать майора Овсянникова? Мне бы хотелось с ним посоветоваться.
      – Я попробую с ним связаться, – ответил капитан. – Но не знаю, сможет ли он найти время. Хотя раз дело касается его жены…
      – Он приедет, можете не сомневаться, – ответила я.
      Но Жора не приехал. Не потому, что ему было наплевать на судьбу своей пусть бывшей жены, а просто его не было на месте. Пришлось мне общаться со Стрижниковым наедине.
      В отделении, куда мы приехали, обстановка была примерно такая же: как и на работе у Жоры Овсянникова.
      «Все эти конторы одинаковы», – подумала я, садясь на жесткий стул в кабинете Стрижникова.
      Я честно рассказала капитану о том, как все было. Глаза его все больше прищуривались.
      – Так значит, Сергей Суровцев умер у вас дома? – переспросил он.
      – Да, – со вздохом ответила я.
      – А скажите, Полина Андреевна, зачем вам вообще понадобилось ехать к этой Ире? Кстати, это именно ее труп вы нашли. Соседи ее опознали, несмотря на то, что лицо было сильно изуродовано.
      – Я сама не знаю, – помолчав, призналась я. – Я и Жоре так сказала, можете спросить у него. Просто я чувствовала свою вину, пусть и косвенную, понимаете?
      Не знаю уж, понимал меня Стрижников или нет, но он кивнул.
      – Люди, которые не раз убивали человека, возможно, не поймут меня. Они наверняка не так остро это воспринимают, но я столкнулась с подобным случаем в первый раз… И надеюсь, что в последний, – передернулась я. – Когда Жора сказал, что я не виновата в смерти парня, я немного успокоилась, но все равно чувствовала, что должна что-то сделать для этой семьи. И я пошла к его матери просто поговорить. Она рассказала мне пор Иру. И я решила уж для очистки совести поговорить еще и с Ирой. Это я делала все скорее для себя, понимаете? Ну чтобы потом не мучиться угрызениями совести. Я думала, что поговорю с Ирой, дам ей и Валентине Александровне денег, и на этом все закончится. Но приехав к Ире, нашла там ее труп… Да еще как нашла… – вспомнив о том, как на меня упало скользкое тело, я почувствовала подкатывающую к горлу тошноту. Это было настолько отвратительно, что я потянулась к стоящему на столе графину с водой. Стрижников услужливо пододвинул мне стакан.
      Вода была теплая и довольно противная на вкус, но все-таки она помогла мне справиться с тошнотой.
      – Вот, собственно, и все… – подвела я итог. – Подъехала я около часа дня. Девушка была уже мертва. Осталось узнать результаты экспертизы, которые установят время смерти, сопоставить все факты. Расспросить соседей, не видели ли они, кто приходил к Ире до меня.
      – Вы, я смотрю, разговариваете как сотрудник милиции, – с некоторым удивлением произнес Константин Алексеевич. – Так часто разговариваете с мужем о его профессиональных делах?
      – Скорее, это и мои профессиональные дела, – улыбнулась я. – Если бы вы знали, сколько мне приходилось таких дел расследовать…
      – Вы частный детектив? – изумлению Стрижникова не было предела.
      – Нет-нет, – поспешила я разуверить его. – Это громко сказано. Но иногда мы с моей сестрой беремся за разного рода расследования. Иногда к этому вынуждают обстоятельства, порой люди обещают заплатить нам, зная о нашем опыте… Так что эта история для меня не первая. Но все равно очень неприятно. Когда на тебя падает труп, это…
      – Я понимаю, понимаю, – поспешно проговорил Стрижников. – Ну что ж, Полина Андреевна, я думаю, что могу вас пока отпустить. Я понимаю, что вы ни в чем не виноваты… – он как-то прищурившись посмотрел на меня, – но прошу вас никуда не уезжать из города.
      – Вы не верите мне? – прямо спросила я.
      – Нет, просто вы можете нам понадобиться, – глядя куда-то в сторону, ответил он.
      Все ясно. Может, он и не подозревает меня, конечно, но сомнение в моей честности у него, безусловно, есть. Так, Полина Андреевна. Теперь вам предстоит еще доказывать, что вы не верблюд. И главное, вам за это никто ничего не заплатит.
      Я, честно признаться, больше люблю работать за деньги. Нет, я никогда не откажу в помощи, если речь идет о близком мне человеке и для друзей провожу расследования бесплатно. А в данном случае дело касалось самого близкого мне человека – меня самой. И, похоже, придется защищать свое честное имя. Конечно, никто меня пока не обвиняет, но я очень не люблю, когда на меня смотрят с недоверием. Жора, конечно, будет очень возражать. Ну и черт с ним! Столько раз я шла против Жориной воли, что разом больше – разом меньше, значения уже давно не имеет.
      Выйдя на улицу, я села в свой «Ниссан» и закурила. Нет, расследование начинать сегодня я не буду. У меня просто нет сил. Сейчас домой, холодный душ и спать. А вот завтра…
      Кстати, не мешало бы позвонить на работу и взять на пару дней отгул. Во-первых, в себя прийти, во-вторых, попытаться выяснить, кто убил Иру Торбочкину. Наверняка это будет несложно сделать.
      Я почти не сомневалась, что Иру убил какой-нибудь такой же наркоман, один из ее так называемых друзей. Об этом говорил и характер совершения преступления: разве нормальный человек проявил бы себя таким садистом? Скорее всего, просто пырнул бы ножом и все. А тут уж больно зверски он ее исполосовал. Или настолько сильно ненавидел? Ладно, разберемся.
      Я пульнула окурок в окно и завела машину. По дороге не стала даже останавливаться у магазина, чтобы купить продукты, понимая, что есть сегодня вряд ли захочу.
      Дома я приняла душ и собиралась было уже лечь спать, как зазвонил телефон. Звонил Жора Овсянников, которому уже доложили об очередной неприятности, свалившейся на его жену.
      Овсянников был страшно зол, потому что орал на меня в трубку. Он даже не представился и не поздоровался.
      – Что ты делаешь, Полина? – кричал он. – Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты не лезла не в свое дело? Что ничего хорошего тебе это не принесет? Что пора бросить все эти детские игры в пинкертона и спокойно заниматься своей работой! Господи, Полина, ведь ты же умная женщина! У тебя прекрасная, высокооплачиваемая работа – чего тебе еще надо? Ну ладно Ольга, та вечный ребенок, но ты-то чего ввязываешься в эту грязь?
      Я спокойно слушала все это, даже не пытаясь возражать Овсянникову. Да, на этот раз он оказался прав. Я влезла не в свое дело и теперь расплачиваюсь. Все верно.
      – Да, Жора, – спокойно ответила я. – Я с тобой полностью согласна. Я сама нашла проблемы на свою голову.
      Овсянников так поразился моим спокойным тоном, что даже резко замолчал. Он ожидал, что я, как всегда, начну кричать в ответ, защищая себя, говорить, что я живу так, как хочу и что он мне не указ, и пусть оставит меня в покое и все такое, но вот моего спокойного равнодушия он явно не ожидал.
      Помолчав несколько секунд, Жора осторожно спросил:
      – Полина, с тобой все в порядке?
      – Да, Жора, – ответила я.
      Но Овсянников не поверил, потому что тут же сказал:
      – Я скоро приеду к тебе, жди, – и повесил трубку.
      Я в свою очередь тоже положила трубку на рычаг и со вздохом откинулась в кресле. Спать мне расхотелось. Необходимо было наметить планы на завтрашний день. Позвонив в спорткомплекс, я отпросилась на всякий случай на три дня, потом включила негромкую музыку, которая всегда действовала на меня самым лучшим образом и стала размышлять.
      Размышления мои прервал звонок в дверь. Я открыла и увидела майора Овсянникова собственной персоной.
      – Жора, если ты пришел трепать мне нервы объяснениями, какая я дура, то я хочу сразу же тебе заявить, что не намерена ничего выслушивать. Я все знаю сама, – решительно пресекла я все возможные нападки со стороны бывшего мужа прямо на пороге.
      – Нет-нет, Поля, что ты! – тут же уверил меня Жора. – Я немного погорячился, ты прости меня. Я понимаю, каково тебе, и приехал для того, чтобы тебе помочь.
      – В таком случае проходи, – улыбнулась я, пропуская Жору в комнату.
      Овсянников разулся и пройдя сел в кресло.
      – В общем, так, – начал он. – Я наехал на экспертов, чтобы они как модно скорее доложили о результатах. Короче, смерть Иры наступила около двенадцати дня.
      – Я в это время была у Валентины Александровна Суровцевой, – сообщила я, закрывая глаза и массируя веки пальцами.
      – Отлично, отлично, – обрадовался Овсянников. – Тебя, конечно, никто не обвиняет, но все же иметь алиби – это очень хорошо.
      – Жора, не объясняй мне прописные истины, – поморщилась я.
      – Конечно, конечно. Просто я хочу, чтобы ты осознала свое положение. Я постоянно буду в курсе всех дел, всех новых обстоятельств, и думаю, что тебе ничего не грозит. Но я бы очень хотел тебя попросить, Поля… – Овсянников пододвинулся поближе, взял меня за руку и сказал, серьезно глядя мне прямо в глаза, – я хотел бы тебя попросить не ввязываться больше ни во что. Я сам разберусь.
      – Жора, ты же знаешь, что я не смогу усидеть на месте… – тихо проговорила я в ответ.
      – Полина! Я знаю, что ты баба работящая, – перешел Жора на другой тон. – И не можешь сидеть сложа руки. Но иногда у меня создается впечатление, что тебе все равно, что делать, лишь бы что-то делать. Это неразумно. Я обещаю, что все проконтролирую. Расследование, я имею в виду.
      – Я не сомневаюсь, Жора, но позволь мне тоже участвовать.
      – Даже если я не позволю, ты же все равно не послушаешься, – вздохнул Овсянников. – Я же тебя знаю! Поэтому я и не приказываю, а просто прошу! Прошу, пойми ты меня, как человека прошу!
      Я внезапно прониклась Жориными словами. Он смотрел на меня умоляюще, и я поняла, что он действительно сильно тревожится за меня.
      – Ладно, Жора, – согласилась вдруг я. – Пока я уступаю тебе. Но посмотрим, что будет дальше.
      – И на этом спасибо, – облегченно вздохнул овсянников, не ожидавший от меня такого великодушия. Потом посмотрел на меня и вкрадчиво спросил:
      – Я останусь у тебя сегодня?
      – Да оставайся! – махнула я рукой.

      Вся жизнь летит к чертям! Это совершенно очевидно. Просто на глазах рушится все, все, абсолютно все!
      Так думала я, в отчаяньи ходя по своей квартире взад-вперед. Ну а что еще оставалось думать после всех чудовищных катастроф, свалившихся на мою голову за один день?
      Началось с того, что с утра у меня порвался ремешок у сумочки. Ремешочек давно уже держался на честном слове, и его следовало починить, пока не поздно, но у меня все как-то руки не доходили. И надо же было ему оборваться в самый неподходящий момент, когда я выбегала из дома, спеша по важному делу. И не возвращаться же мне было из-за этого домой?
      Я быстренько намотала ремешочек на руку. Можно было, конечно, оставить сумочку дома, но она же мне очень нужна – в ней у меня хранятся ключи от квартиры. И потом, какая же дама без сумочки? Я решительно побежала по лестнице вниз. И тут ощутила какой-то дискомфорт.
      Подозревая недоброе, я нагнулась… Так и есть! Разошлась молния на ботинке! Сверху ее удерживал замочек, но середина-то была распахнута, обнажая, кстати сказать, дырку на носке. Ну и что, что дырка, я видела ее прекрасно, когда обувалась, но решила, что в ботинке ее никто не заметит, значит, нет никакого смысла терять время на такое бесполезное занятие, как штопка носков. Кто же мог знать, что ботинок так коварно предаст меня?
      А собиралась я, надо сказать, устраиваться на работу. Вообще-то я работаю на дому – я психолог, принимаю клиентов. Кроме того, могу что-нибудь перепечатать на заказ – у меня дома стоит старенький компьютер.
      Раньше я работала на государственному предприятии, и в целом работа меня устраивала, за исключением некоторых моментов. Ну во-первых, приходилось очень рано вставать – аж в восемь утра, потому что на работе нужно было быть ровно в девять. Но я научилась перехитрять всех – поняв, что можно не завтракать и не умываться, я вставала в половине девятого, быстро одевалась и мчалась на остановку. В итоге на работу приходила ну… почти без опозданий.
      Во-вторых, что ни говори, а нужно было приводить себя хоть в какой-то божеский вид. Ладно, без макияжа можно было и обойтись, но от одевания никуда не денешься. Не пойдешь же на работу в любимом старом халатике, протершемся до дыр? К тому же и над волосами приходилось потрудиться.