Пришлось рассказать ей все. Через десять минут Ольга была уже в курсе наших проблем. Она, как всегда, приняла все близко к сердцу и слушала, затаив дыхание. Она разволновалась, но не от того, что ей пришлось влезть в это дело, а от желания помочь.
      – Конечно, Павел, вы можете жить у меня столько, сколько нужно, но, Поля, ты же знаешь нашу маму. Как бы ей все это объяснить?
      – Не вздумай рассказывать правду, – сразу же предупредила я.
      Тут надо заметить, что наша мама, Ираида Сергеевна, была женщиной довольно своеобразной. Больше всего на свете она обожала скандалы. И еще очень любила ругать своих дочерей и ставить себя им в пример.
      Малейший проступок с нашей стороны она комментировала не иначе, как: «Вот, я так и знала»! При этом она просто светилась от радости. Хотя, строго говоря, все, что было в нас плохого, было результатом маминого воспитания, а все хорошее привила нам бабушка, Евгения Михайловна, которая в основном и занималась нашим воспитанием после того, как ушел отец.
      Нет, мать я, конечно, любила. Но если честно, то она никогда не была для меня по-настоящему близким человеком. Таким человеком была для меня бабушка. И еще Ольга. Ну, и Пашка теперь, конечно.
      Одно я знала точно – маму ни в коем случае нельзя посвящать в наши дела. Нет, я, конечно, не думала, что она побежит заявлять в милицию о Пашкином местонахождении, но крови попортит много и мне, и Пашке, и Ольге.
      Поэтому я еще в машине разработала план, по которому Пашка будет представлен мамочке, если она вдруг нагрянет, Ольгиным клиентом, с которым она проводит психологические сеансы.
      Мама часто ругала Ольгу за неприспособленность к жизни и неумение пользоваться своими знаниями в целях повышения материального уровня. Вот пусть и порадуется за дочку. А живет Паша у нее, потому что сеанс должен быть непрерывным, и специалист, то есть Ольга, всегда должен быть рядом. Мамаша все равно в психологии ничего не понимает, равно как и я, поэтому поверит.
      Ольга мой план приняла, а Пашку, ввиду того, что он нуждался в нашей помощи, вообще никто не спрашивал. Нам лучше знать, как вести себя в сложившейся ситуации.
      – Поля, а как ты собираешься все это расследовать? – спросила Ольга.
      – Пока не скажу, – ответила я. На самом деле я еще и сама не знала, как буду действовать. Хорошо бы переговорить с Шипом и компанией, но где я их достану?
      – Я знаю точно только одно, – твердо заявила я. – Павла можно спасти, только найдя настоящего убийцу!
      – Но ведь, как я поняла, он уже как бы найден? Ну, это же тот самый, как его… Кличка такая, цветок напоминает… – вспоминала Ольга.
      – Шип? – спросила я.
      – Ну, да, Шип, – обрадовалась Ольга.
      – А при чем здесь цветок?
      – Ну как же! – подивилась Ольга моей непонятливости. – Ведь шипы бывают у розы!
      Тут настал черед дивиться мне. Надо же, какие разные ассоциации у разных людей может вызывать одно и то же слово! У меня, например, прозвище «Шип» ассоциировалось с какой-то занозой. А у романтичной Ольги, выходит, с розой! Ничего себе!
      Я не стала высказывать свое мнение на этот счет, распрощалась с Ольгой, пообещав, что буду приезжать каждый день, поцеловала тихо сидящего в кресле Пашку и пошла к двери. Когда я открывала ее, сердце мое защемило, но я приказала себе собраться и думать только о спасении любимого.
      Весенний воздух уже не радовал меня так, как вечером, когда я ждала свидания с Пашкой. И весь мир вдруг показался мне серым, грубым и злым. Я знала, что такое настроение продлится недолго, но все равно на душе было очень неприятно.
      Я подъехала к своему дому только через сорок минут после выхода от Ольги, так как вела машину медленно. Дома я разделась, позвонила Ольге и спросила, как дела. Услышав, что все нормально, я успокоилась, заглушив начавшую пробуждаться тоску, умылась и легла спать.
      Но сон не шел. Мне представлялся Пашка, то закованный в кандалы, то вкалывающий на каторге, то стоящий перед виселицей. В общем, всякая чушь лезла в голову. Я даже встала и выпила таблетку димедрола, хотя со мной такое случается крайне редко.
      После этого я опять легла в постель, но только почувствовала, как руки и ноги стали наливаться тяжестью, а мозг вот-вот готов был отключиться, раздался звонок в дверь. Он прозвучал, как выстрел для моего разыгравшегося воображения. Неохотно выбравшись из постели, я подошла к двери и поинтересовалась, кто это пытается меня потревожить в столь поздний час?
      – Откройте, милиция! – раздался за дверью скрипучий голос.
      Ага, Шип наконец-то вспомнил обо мне. Нашел время!
      – А в чем, собственно, дело? – спросила я так, как наверное спросила бы Ольга. – Что вам нужно здесь среди ночи? Я милицию не вызывала! – теперь это уже был и мой стиль, и моя лексика! Может быть, не стоило реагировать столь бурно, но меня возмутило, что милиция решила навестить меня как раз в тот момент, когда я почти заснула.
      – Вы Полина Андреевна Снегирева? – спросили за дверью. У меня мелькнула мысль сказать, что нет, я Маргарита Павловна Воробьева, но решила не играть с огнем.
      – Да, это я. А что все-таки произошло?
      – Полина Андреевна, вы, пожалуйста, все же откройте. У нас к вам есть несколько вопросов.
      – А санкция у вас есть?
      – Есть, – проскрипел человек за дверью.
      Поняв, что ничего хорошего своим упрямством не добьешься, я открыла дверь. В квартиру сразу же вломились три человека. Старший из них, с капитанскими погонами, сразу же прошел в комнату, заглянул в шкаф и под диван, а остальные проверили ванную, туалет и кухню.
      – Что вы ищете, позвольте узнать? Может быть, я смогу вам помочь? – продемонстрировала я горячее желание сотрудничать с милицией.
      – Мы разыскиваем Павла Глазунова, находящегося в бегах. Вы что-нибудь знаете о том, где он находится? – спросил капитан. Это он, оказывается, был обладателем скрипучего голоса.
      – Нет, – сказала я как можно убедительнее. – Одно могу сказать точно: у меня его нет! Я сама его ищу весь день. Уж не знаю, что и думать! – Я даже всхлипнула, произнося эти слова. Пресловутую газету с рассказом о Пашкином преступлении я предусмотрительно сожгла в туалете задолго до приезда милиции.
      – Скажите, Полина Андреевна, а когда вы видели Глазунова в последний раз?
      – Да вчера вечером, – утерла я слезы. – Вернее, теперь уже позавчера.
      – Вы в этом уверены?
      – Абсолютно уверена! – совершенно честно ответила я.
      – А что вы скажете на то, что у нас есть свидетели, утверждающие, что Глазунов в тот вечер был вместе с ними?
      – Что я могу сказать? Значит, ваши свидетели липовые!
      Я опять разговаривала грубовато. Но я раньше никогда не имела дела с милицией – Бог миловал! – и не знала, как следует вести себя в такой ситуации.
      – Полина Андреевна, вы знаете, что бывает за дачу ложных показаний?
      – Я-то знаю, а вы вот скажите об этом вашим свидетелям! Они, видимо, этого не знают, иначе не говорили бы, что Павел был с ними вчера!
      Именно так и надо, уверенно и возмущенно!
      – Полина Андреевна, а какие отношения связывают вас с Глазуновым?
      Это уже был вопрос из другой оперы. Так я и ответила капитану, но в смягченных выражениях:
      – Простите, а какое это имеет значение? Если это так важно, можете считать, что мы с ним друзья.
      – Близкие? – прищурился капитан.
      – Очень, – призналась я и продолжила:
      – А скажите, пожалуйста, что все-таки с Павлом? Он жив? – даже голос мой задрожал, когда я это спросила. Может быть, во мне погибла талантливая актриса? Хотя я недавно так переволновалась, что почти и не играла.
      – Мы надеемся, что жив. А ответьте, пожалуйста, Глазунов не звонил вам?
      – Нет, – честно ответила я.
      – Ни домой, ни на работу?
      – Нет.
      Пашка же действительно не звонил мне, поэтому отвечать мне было легко, ведь я была абсолютно искренна.
      Похоже, капитан мне поверил. Он сразу смягчился и сказал:
      – Будьте добры, Полина Андреевна, как только вам что-нибудь станет известно о Глазунове, ну, может он объявится или позвонит, сразу же сообщите нам. Это в его же интересах.
      – Хорошо, – мотнула я головой. – А если нет, не объявится? – тут я почти зарыдала.
      Капитану стало даже жалко меня, он похлопал меня по плечу и сказал:
      – Ну-ну, все обойдется.
      Хочет Пашку в тюрьму посадить, а мне говорит, что все обойдется!
      Хотя что его винить, это ведь его работа. И получает он за нее совсем не большие деньги. И за эти деньги он должен среди ночи ехать к какой-то Полине Снегиревой и разыскивать Глазунова Павла. Но у него свой интерес, а у меня свой. Поэтому я посмотрела прямо в глаза капитана и спросила проникновенно:
      – Товарищ капитан, (я понятия не имела, как теперь следует говорить: товарищ капитан или, может быть, Господин, и спросила по старинке) скажите, пожалуйста, что все-таки случилось с Павлом?
      – Почитайте сегодняшние газеты, – вздохнул капитан, – все узнаете. Полина Андреевна, может быть, нам придется вас вызвать к себе. Будьте готовы.
      – Хорошо, я всегда готова прийти к вам на помощь, – ответила я.
      Они попрощались и ушли. Я, наконец, легла и уснула.

ГЛАВА ВТОРАЯ (ОЛЬГА)

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.