Близнецы - Дачный сезон

      – Да, уже лет десять… – задумчиво ответила я.
      – Правда, что ли, вчера только приехали?
      – Правда…
      – А тут ты знаешь кого-нибудь?
      – Да, конечно, знаю. У нас много здесь знакомых.
      – А кто?
      – Ну что значит – кто? Многие. Вот соседка справа, тетя Катя, очень хорошая женщина. Она, по-моему, еще не приехала. Потом Галина, через два дома отсюда живет, – я показала рукой на Галькин дом. – Еще тетя Маруся, местная жительница. Она молоко приносит. Петрович, сторож. Старенький уже дедушка. Он всем помогает здесь понемножку: кому починит чего, кому огород вскопать поможет. Гальке часто помогает, она женщина одинокая… – я рассказывала эти ничего не значащие вещи потому, что надеялась усыпить бдительность Скворца. Может, мне удастся запудрить ему мозги, пока те двое спят? Тогда я смогу их победить…
      Но Скворец слушал-слушал, а сам явно думал о своем. Он поглядывал на Галькин дом и задумчиво шевелил губами.
      – Ладно, – поднялась я, собирая тарелки. – Пойду посуду отнесу.
      Я поставила чистую посуду в шкаф и хотела смыться во двор, чтобы побыть с детьми. Но почувствовала сзади горячее дыхание в затылок. Я быстро повернулась. Скворец стоял сзади и, прерывисто дыша, расстегивал на мне платье. Рука его обвила мою талию, затем скользнула к груди…
      – Ты… что? – охрипшим от испуга голосом спросила я его. – Ты с ума сошел!
      – Ну ладно тебе, ладно, – шептал он мне в затылок, гладя мои бока, – иди сюда!
      – Пусти! – я рванулась в сторону, стараясь говорить тише. Целый поток мыслей вихрем промчался в моей голове: не шуметь, а то вдруг проснуться остальные, и я буду вынуждена пойти на контакт не то что с одним Скворцом, а с ними со всеми… Да я же после этого жить не смогу!
      – Да пусти же ты! – в отчаянии все же выкрикнула я, изо всех сил пытаясь вырваться.
      Скворец крепко держал меня в руках, я вертелась и извивалась.
      Повернувшись к столу, я дотянулась до стоявшей на нем пустой бутылки из-под водки, оставленной бандитами и с гулким стуком опустила ее на голову Скворца. Он упал, не издав ни звука.
      Я перепугалась, но тут же как-то и успокоилась. Теперь действовать! Надо же, как обостряются в опасных ситуация все чувства! Я вся прямо подобралась и была готова до конца защищать своих детей.
      Я надеялась, что Скворец не очухается слишком быстро. В том, что он жив, я не сомневалась: у меня просто сил бы не хватило ударить его до смерти.
      Я заметалась по кухне, соображая, как лучше действовать. Так, быстрее хватать детей – слава богу, они на улице – и бежать отсюда! Все равно куда, лишь бы отсюда вырваться, к людям скорее!
      Я выскочила на крыльцо и уже хотела кинуться к Артуру и Лизе, игравшим в песочнице в дальнем уголке сада, как вдруг сзади меня ухватила за руку чья-то крепкая рука. Цепенея от страха, я обернулась. За моей спиной стоял Рябой.
      Он молча смотрел на меня грустными глазами. Я также молча взирала на него. Так мы простояли минуты две.
      – Не надо, дочка, – тихо произнес он. – Не делай глупостей. Я же говорил тебе, что мы скоро уйдем. Потерпи.
      Я тихонько выдернула руку и без сил опустилась на стул. Слез уже не было: я выплеснула их все за вчерашний день. Вернее, ночь.
      Рябой сел на соседний стул и закурил сигарету. Скворец продолжал лежать на полу не шевелясь.
      Я перевела взгляд на Рябого.
      – Он… – я пыталась объяснить, как все получилось, но Рябой остановил меня:
      – Не нужно. Я все видел. Я же не сплю совсем.
      – И… что теперь?
      – Ничего, – он пожал плечами. – Не бойся, я все улажу. Придурок! – он с брезгливостью посмотрел на Скворца.
      Горячая волна благодарности к этому пожилому человеку с изломанной судьбой, но не утративший человеческих чувств доброты и сострадания, поднялась в моей груди. Захотелось даже обнять его и сказать что-нибудь теплое…
      – Спасибо, – я ткнулась ему в грудь, а Рябой тихонько похлопал меня по спине:
      – Ну-ну, будет. Успокойся, дочка…
      Скворец зашевелился на полу и застонал. Потом завозился и начал приподниматься, держась рукой за лоб.
      – О-о-ох! – из горла его вырвался протяжный стон. – Что это со мной?
      Взгляд его уперся во взгляд Рябого. Тот смотрел насмешливо.
      – Очнулся, орел? – спросил Рябой.
      Скворец удивленно закрутил головой, сидя на полу.
      – Пойдем-ка выйдем, – тихо попросил Рябой.
      Охая, Скворец поднялся с пола и, держась одной рукой за стенку, пошел за Рябым на улицу.
      Отсутствовали они минут десять. Я не знаю, какие аргументы приводил Рябой в мою защиту, но, когда оба вернулись я заметила, что у Скворца к шишке на лбу прибавилась ссадина под глазом. Зато он был весь успокоенный и тихий.
      Сев в уголок и закурив, Скворец стал смотреть в окно. Рябой спокойно устроился на крыльце. Вскоре проснулся Мутный. Настроение у него было паршивое, это я сразу поняла. Может, не выспался?
      Он вышел из комнаты и, ворча, сел за стол, согнав с табуретки Скворца. Скворец птичкой, по имени которой получил свою кличку, перелетел на крыльцо.
      Мутный закурил и, мрачно глядя в окно, думал о чем-то. Потом затушил окурок в свежевымытом блюдце и поднял глаза. Заметив следы на лице Скворца, Мутный потемнел лицом, а глаза его сузились. Но ничего выяснять он не стал, а обратился ко мне:
      – Жрать давай!
      – Не готово ничего, – прошептала я.
      – А чем ты тут занималась, мать твою, сука?! – рявкнул он, грохая кулаком по столу. – Живо давай!
      Опять живо! Подлетев на стуле, я бросилась к холодильнику. Торопливо доставая оттуда еду, я косилась на Мутного. Только бы детей не трогал!
      Мутный остыл так же быстро, как и вспыхнул, и угрюмо разминал в коротких пальцах новую сигаретку.
      Я наспех собрала на стол то, что смогла найти. Варить суп и жарить котлеты для них мне совсем не хотелось.
      Мутный особо не придирался.
      – Садитесь, – скомандовал он своим, открывая банку тушенки. – Жрать охота. С этой стервой ленивой совсем с голоду подохнешь.
      Я чуть не задохнулась от возмущения! Это я стерва ленивая? Вот это наглость! Просто хамство натуральное! Ну ничего! Вот приедет Полина, она вам покажет…
      Теперь мне уже хотелось, чтобы бандиты подольше не уходили с моей дачи и дождались Полину. Моя милая сестра-каратистка, увидев, как обращались с ее сестрой, спокойно точно реагировать не будет. И никакой пистолет ее не остановит! И тогда она им так задаст! А то нашли, над кем издеваться, надо мной, слабой женщиной…
      Теша себя такими приятными мыслями и от души злорадствуя про себя наперед, я с ненавистью резала хлеб толстыми кусками, не особо стараясь, чтобы они выглядели красиво. Перебьетесь, гады!
      Троица навалилась на еду. Более-менее прилично ел Рябой. Он не выхватывал куски хлеба из-под рук своих товарищей, не вылавливал из банок лучшие куски и вообще не торопился.
      Конечно, из всех троих он был мне наиболее симпатичен, но я не строила особых иллюзий на его счет. То есть, я понимала, что от нападок Скворца он меня защитит, но если возникнет конфликт между мной и Мутным – Рябой однозначно будет на его стороне. Мы по разные стороны баррикад, и это я понимала прекрасно.
      Вообще, я заметила, что Мутный прислушивается к Рябому. Хотя решение принимает сам. Рябой был кем-то вроде правой руки Мутного, его как бы советником. А Скворец – просто шестерка.
      После обеда Мутный отвел Рябого в сторону, они о чем-то пошептались, после чего Мутный сел на крыльцо и стал задумчиво смотреть на соседские дачи.
      «Господи, что же им нужно? – думала я, перемывая посуду в очередной раз. – Для чего они пришли именно сюда? Или это просто случайность?»
      Накормив детей, я снова отправила их играть на улицу. Мне не хотелось, чтобы они находились в обществе бандитов.
      Когда стемнело, я позвала детей домой, нагрузила их игрушками и велела сидеть в спальне и не высовываться от греха подальше.
      Мутный куда-то выскользнул за калитку. Я видела, как он крадется по улице. Отсутствовал он с полчаса. Все это время мы сидели в кухне и молчали. Скворец бесперерывно курил и время от времени тер шишку на лбу. Периодически он бросал на меня злобные взгляды, но каждый раз натыкался на твердый, неумолимый взгляд Рябого. Тогда он отводил глаза и бормотал в сторону какие-то ругательства, качая головой.
      Я все время боялась, что Рябой куда-нибудь выйдет, например, в туалет, и мне придется остаться со Скворцом наедине.
      При мысли об этом сердце мое екало, а душа падала куда-то в пятки. Но Рябой внимательно посматривал то на меня, то на Скворца, и уходить никуда вроде не собирался.
      Когда вернулся Мутный, он сразу же отозвал Рябого в сторону. Они снова о чем-то пошептались. Я заметила, что Мутный значительно повеселел после своей вечерней вылазки. Да и взгляд Рябого потеплел.
      Мы сидели в кухне, когда раздался скрип калитки. Бандиты насторожились. Мутный сделал всем знак молчать, а сам встал и вытащил пистолет.
      – Идите в комнату, – тихо приказал он Скворцу с Рябым, а сам встал в угол и взвел курок.
      Бандиты прошли в спальню. Я молилась, чтобы тот, кого принесло в этот час ко мне, не заподозрил ничего и не заорал на весь дачный поселок от страха. Иначе мне и детям – конец.
      – Открой, – тихо сказал Мутный. – И смотри не ляпни, чего не надо.
      Господи, да я и не собиралась! Что же я, ненормальная, что ли, совсем?
      Выбежав на улицу, я увидела, что во дворе стоит наш дачный сторож Петрович. Он показался мне таким родным, что я неожиданно для самой себя сиганула к нему на шею, заорав во все горло:
      – Дядя Коля!
      – Ох, тише ты, Оленька, – смеясь, проговорил старик. – Соскучилась, что ли?
      – Да не то слово как, дядя Коля! – искренне ответила я и вдруг всхлипнула.
      Правда, я сразу же взяла себя в руки, чтобы Петрович ничего не заподозрил.
      Он, по-видимому, счел мой всхлип за проявление чувств и погладил меня по спине.
      – Ну ладно тебе. Совсем меня, старого, смутила. Давно приехала?
      – Да… Нет… – мне казалось, что я здесь уже целую вечность. – Мы вчера приехали. Вы извините, дядя Коля, что я вас в дом не приглашаю – Лиза болеет.
      – Чего с ней такое? – встревожился старик. – Может, чаю с медом? У меня мед отличный, я принесу…
      – Не надо, не надо! – испуганно замахала я руками. – У меня все есть: и мед, и лекарства!
      – Лекарства что! – махнул рукой Петрович. – Химия все! Надо народными средствами лечиться. Вон в старину все какие здоровые были.
      – Да… – согласилась я.
      – Ну ладно. Значит, вы тут теперь. А Полинка когда приедет?
      – Полина? Да завтра должна, – нарочно громко сказала я. – С Кириллом вместе. Так что я буду под надежной охраной – Кирилл же у меня вооруженный!
      – Ну, тогда я за тебя спокоен, – улыбнулся старик. – Ладно, отдыхайте. Оля, если что – зови меня, помочь там чего… Ты знаешь – я всегда готов!
      – Знаю, – заверила я его и пожала ему руку.
      Петрович заковылял к калитке.
      Я перевела дух. За время нашей с ним беседы мне показалось, что у меня сердце из груди выскочит.
      Вернувшись в дом, я посмотрела на Мутного, который так стоял за дверью с пистолетом в руках. Он ответил мне пристальным взглядом. Потом взял за подбородок, повернул к себе лицом и внимательно уставился мне в глаза. Я боялась пошевелиться.
      – Молодец, – тихо похвалил меня Мутный. – Боишься меня? Правильно делаешь! Меня и надо бояться.
      В это время из спальни вышли Скворец с Рябым, а за ними выбежала Лизонька.
      – Мама, мама, этот дядя мне куклу починил! – радостно завопила девочка, указывая на Рябого. – Ту самую, которую папа купил, а потом починить не мог!
      Кирилл год назад подарил Лизе большую, настоящую куклу Барби. Три дня восторгам девочки не было предела, а на четвертый кукла неожиданно сломалась. Кто это сделал, мы так и не смогли выяснить. Кирилл грешил на меня, я на Лизу, сама Лиза на Артура, а Полина на всех нас. Кирилл пытался починить куклу, но, как всегда, это оказывалось слишком сложно для него, и он в который раз бросал начатое дело.
      Короче, с тех пор кукла валялась на даче, и Лиза даже не прикасалась к ней, говоря всем, что «Маша болеет». Называть игрушку ее настоящим именем Лизонька отказывалась.
      И вот теперь Рябой – золотые руки – починил ребенку любимую игрушку.
      У Лизы сияли глаза. Она подбежала к Рябому и, обняв его за шею, чмокнула в морщинистую щеку. Тот взял Лизу на руки и погладил по голове, а девочка доверчиво прижалась к нему.
      Артур стоял в стороне и насупившись смотрел на эту сцену. Мутный только хмыкнул, а Скворец, с тех пор как получил бутылкой по голове, вообще ни на что не реагировал.
      К ночи дети запросились спать. Но Мутный категорически запретил их укладывать. Он приказал нам сидеть в кухне и помалкивать. Сам «предводитель» ходил по комнате взад-вперед и что-то обдумывал. Когда голова моя уже в пятый раз склонилась вниз, стукнувшись о крышку стола, Мутный подошел к своим товарищам и что-то сказал им. Те быстро начали собираться.
      Мутный подошел к вешалке и снял с нее мое платье, в котором я приехала на дачу. Резко дернув, он оторвал от него пояс и двинулся ко мне.
      Честно говоря, я подумала, что он хочет меня удушить и стала медленно отодвигаться к подоконнику. Но Мутный подошел и сказал:
      – Руки!
      – Что? – не поняла я.
      – Руки давай! – рявкнул он.
      Я протянула ему руки ладонями вверх. Они дрожали. Он грубо схватил их и стал связывать поясом. Я молчала и думала: а что же они сделают с детьми?
      Мутный связал мои руки и ноги и заткнул рот грязной тряпкой, лежавшей на столе. Вот когда я пожалела, что не стираю их вовремя!
      Правда, с Артуром и Лизой Мутный обращался помягче, чем со мной, но связал и их, а рты им заткнул носовыми платками, вытащенными из карманов детишек. Дети не плакали, они только испуганно ворочали глазенками.
      После этого Мутный полюбовался результатами своего труда, проверил узлы и остался доволен. Перед дверью он остановился, улыбнулся, галантно поклонившись, и произнес:
      – Ариведерчи, леди!
      После этого он исчез в ночи. Мы остались сидеть на полу, куда стащил нас Мутный. Пошевелиться было можно, но весьма проблематично. Бедная Лизонька просто заснула прямо на полу в очень неудобной позе. Артур прислонился к стенке и закрыл глазки.
      А я даже не могла сказать им ни слова, даже успокоить не могла ничем!
      Противная тряпка наполняла рот, я чувствовала отвратительный солоноватый привкус, мне хотелось выплюнуть ее и долго-долго чистить зубы и полоскать рот. Несколько раз даже поднималась волна рвоты, но я сдерживала ее.
      Повозившись немного, я решила добраться до табуретки и попробовать перетереть пояс о ее угол. До табуретки-то я добралась, но с остальным было сложнее. Пояс никак не хотел перетираться. Зато руки мои покрылись красными полосками и страшно горели.
      Подлец Мутный, конечно же, спрятал все ножи! Я попробовала языком вытолкнуть изо рта вонючую тряпку, но только чуть было не захлебнулась поднявшейся из глубины желудка едучей жидкостью.
      Тогда я попыталась встать на ноги, но только загремела вниз, ударившись головой об угол стола.
      Лежа на полу, я беззвучно заплакала. Так, со слезами на глазах, я и уснула, надеясь про себя, что все, что случилось со мной – это всего лишь кошмарный сон, который наутро закончится…

ГЛАВА ВТОРАЯ (ПОЛИНА)

      В последние дни в моей голове крутилось только одно слово, самое прекрасное, как мне казалось, на свете. Это слово – отпуск. Наконец-то я ухожу в отпуск, в котором не была уже несколько лет!
      Быстро доделав все дела в спорткомплексе, где я работаю тренером по шейпингу, попрощавшись с клиентками и пожелав им к моему возвращению стать похожими на дюймовочек, я с легким сердцем выбежала из спорткомплекса и села в свою машину. «Ниссан» обрадованно сорвался с места. Ф-у-у-х ты, теперь можно и дух перевести!
      Завтра я еду на дачу, с самого утра. А там уже обустроилась Ольга. Интересно, она успела сделать хоть что-нибудь к моему приезду? Но настроение мое было таким хорошим, что я не расстроилась бы даже, если б узнала, что Ольга не сделала ничего.
      Дома у меня вещи были уже собраны. Оставалось только завтра погрузить их в машину. Почувствовав усталость после суматошного дня, я приняла душ, выпила стакан сока и легла спать.
      Наутро я легко соскочила с кровати, проделала водные процедуры и позавтракала салатом и сыром. Вымыв посуду, я с чистой совестью взяла вещи и пошла на улицу. Через пять минут я уже мчалась в своем «Ниссане» на дачу.
      Мимо проносились рощицы и перелески, природа уже ожила к лету, уже расцветала, распускалась, вся тянулась навстречу солнцу, навстречу жизни, жадно ловя каждый глоток лета.
      Меня, конечно же, никто не встретил. Этого и следовало ожидать. Нет, конечно, я на машине, но ради приличия можно было хотя бы за угол выйти? Тем более что Ольгины дети наверняка просили ее прогуляться и встретить тетю Полю…
      К воротам дачи я подъезжала уже не в таком хорошем настроении как с утра.
      На стук в дверь тоже никто не открыл. Я удивленно взглянула на часы: без пятнадцати двенадцать. Интересно, это Ольга ушла куда-нибудь или просто спит так долго? Мне не хотелось думать о сестре плохо, и я принялась убеждать себя, что она пошла с ребятишками на пруд. Потом вспомнила, какая Ольга трусиха и начала злиться. Какой, к чертовой матери, пруд! Она же сроду в воду не полезет без меня, а тем более с детьми! Да к тому же в самом начале лета, когда температура воды «всего восемнадцать градусов»! Нет, сейчас я ей устрою!
      Я изо всех сил забарабанила в дверь, потом приложила ухо к замочной скважине. В ответ до меня донеслись какие-то слабые звуки, похожие на легкие постанывания. Еще и стонет, что ее так рано разбудили!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.