Мы ехали с Жорой Овсянниковым в кафе на моем «Ниссане», и настроение наше было отличным. Уже темнело. На дороге почти не было машин. Вдруг слева от нас раздался визг тормозов и громкие звуки, которые не спутаешь ни с какими другими: это были звуки выстрелов.
      – Пригнись! – крикнул Жора, нагибая мою голову вниз. Я сжалась в комочек на сиденье. Мимо пронесся черный джип с тонированными стеклами. Кто был за рулем, кто находился в машине, кроме водителя, – разобрать было невозможно. Но что стреляли именно оттуда, сомнений не вызывало.
      – Все, что ли? – почему-то шепотом спросила я у Овсянникова.
      – Да вроде как, – также шепотом ответил мой бывший муж. – Вылезай, посмотрим.
      Возле обстрелянной темно-зеленой «Тойоты» уже собралась толпа зевак. Меня охватила злость на эту ораву тупорылых обывателей, с любопытством взирающих на расстрелянную машину и на окровавленные тела ее пассажиров. Ведь вот получат так же пулю в лоб за свое любопытство непомерное, идиоты! И даже захотелось выхватить автомат и прошить толпу этих баранов, чтобы другим неповадно было.
      Но я этого не сделала по двум причинам: во-первых, я все-таки человек очень добрый и гуманный. А во-вторых, у меня не было автомата.
      Толпа оживленно обсуждала произошедшее, рядясь, кому идти вызывать милицию.
      – Р-разойдись! – прорычал Жора, пробираясь к «Тойоте». – Милиция!
      Толпа сразу же загалдела еще сильнее, переключив свое внимание на представителя закона.
      – По улицам ходить невозможно! – визгливо проорала толстая тетка с потным, красным лицом и огромной задницей. – Милиция совсем ничего не делает. Все с мафией повязаны! Машин развелось – не пролезешь.
      – Задницу надо нормальную иметь, тогда везде пролезешь! – гаркнула я на нее, следуя за Жорой.
      Тетка ахнула и стала возмущаться на тему, какая пошла сегодняшняя молодежь. Ее поддерживала длинная, сухая, пожилая девушка.
      Рядом увлеченно беседовали о политике, причем каждый считал себя непревзойденным экспертом в этой области.
      – Вона как коммунисты к власти рвутся! – орал тощенький, задрипанный мужичонка. – Одна стрельба кругом! Это все, чтобы рейтинг свой поднять!
      – Нет, ты мне скажи, за что Примакова убрали? – хватая мужичонку за пуговицу и заглядывая ему в глаза, настойчиво вопрошал седенький дедок. – Сволочи! Ничего, они попляшут еще!
      – Вона как коммунисты к власти рвутся! – истошно вопя, повторял мужичонка, почему-то меряя меня ненавидящим взглядом и норовя толкнуть в спину. – Опять хотят всех под расстрел подвести!
      – Тебя первого подведем, – пообещала я ему, хотя никогда не была коммунисткой и вообще отличалась миролюбивым нравом. Просто мужичонка ухитрился ткнуть меня в спину костлявым пальцем, причинив ощутимую боль.
      Мужичонку тут же словно сдул ветер грядущих перемен. Толпа расступилась. Мы с Жорой смогли, наконец, подойти поближе. Водитель, молодой бритоголовый парень (сразу ясно, что из братвы), еще дышал, несмотря на огнестрельное ранение на груди.
      Второй – крепкий, коренастый, похожий на пенек – был мертв. Я невольно засмотрелась на его голову, настолько она была необычна: большая, просто огромная, расширенная к верху.
      И еще одно обстоятельство придавало необычности его выдающейся голове: в ней были прострелены две дырки. Тут мой взгляд опустился вниз. Я посмотрела на его руки и… Почувствовала, что что-то в моей груди начинает очень сильно трепетать. Сердце, наверное, что же еще?
      На мизинце левой руки парня играло, переливалось всеми девятью бриллиантами то, за чем я охотилась уже который день.
      Перстень не налазил бандиту ни на один палец, кроме мизинца, да и то не до конца. Я обернулась на Жору, уже зная, что сейчас совершу преступление. Но этическая сторона этого вопроса меня интересовала в данный момент меньше всего. А проблем юридического характера я постараюсь избежать во что бы то не стало.
      Увидев, что Жора занимается еще живым бандитом, я склонилась низко-низко над мертвым, покрыв его своими длинными распущенными волосами, и быстрым движением сдернула перстень с его пальца. После чего моментально сунула его в самое надежное место: в бюстгальтер.
      Уж отсюда-то он не пропадет! Даже если кто-то захочет покуситься не на перстень, а на то, возле чего он покоится, я как каратистка в один миг отрезвлю этого охотника да женского тела.
      – Поля, вызови наших. Скажи, на Волжской тачку обстреляли, пусть поторопятся, – озабоченно произнес Жора, и я с готовностью понеслась к телефонной будке.

      – А еще ждут тебя, Оленька, большие хлопоты, – сказала мне Екатерина Павловна, указывая пальцем на комбинацию карт, и почесала нос.
      – Большие хлопоты? – удивилась я. – В связи с чем это?
      – Я думаю, что в связи с наследством, – задумчиво вытянула губы Екатерина Павловна. – Смотри, вот эта карта, -
      она ткнула пальцем в девятку бубен, – указывает на получение большого наследства.
      – Ой, как интересно! – восхитилась я. – А от кого, не подскажете?
      – Да вот никак не могу понять, – Екатерина Павловна начала ковырять в ухе, что стимулировало, по ее мнению, работу мозга. – Тут вроде и женщина, и мужчина, и вот хлопоты-то как раз через них должны произойти, и с наследством они связаны.
      Я отхлебнула кофе с ликером из маленькой чашки, а Екатерина Павловна чинно приложилась к чаю.
      – Во время гадания алкоголь употреблять нельзя категорически, – назидательно сказала она мне. – Может нарушиться баланс сенсорных полей.
      Я, будучи психологом и даже кандидатом наук в своей области, понятия не имела о том, что такое «баланс сенсорных полей» и с чем его едят. Я даже не была уверена, что существует такое понятие. Но вот ведь какая странная вещь: приходя ко всякого рода гадалкам и экстрасенсам, я невольно забывала все, чему меня учили в университете, раскрывала рот, хлопала ушами и верила, верила безоговорочно всему, что вещали эти «высшие разумы».
      Так и на этот раз. Сидя в маленькой кухоньке Екатерины Павловны с голубенькими шторками в синий горошек, попивая кофе с ликером и слушая ее вещания, произносимые таинственным шепотом, я чувствовала, что уплываю куда-то в заоблачные вершины. Голова кружилась от предчувствия счастья, которое вот-вот должно было на меня свалиться.
      – Король червонный ляжет на сердце, – продолжала изливаться Екатерина Павловна, – тяжелым камнем, – вдруг добавила она, и я мгновенно открыла глаза, которые уже слипались у меня, убаюканной сладкими сказками.
      – Почему камнем? – встрепенувшись, спросила я.
      – Карты так говорят, – со вздохом развела руками Екатерина Павловна. – Через него надежда светит, а потом боль в сердце.
      – Стенокардия? – с тревогой спросила я.
      – Ну что ты, нет, конечно, – успокоила меня Екатерина Павловна. – Просто примешь через него страдания, вот и все. Украдет он твое сердце.
      – Как это? – не поняла я.
      – Да кража тут какая-то прорисовывается. Да ты не бойся, может, у тебя просто кошелек утащат?
      – Да мне бы, знаете, как-то не хотелось и кошелька лишаться, – умоляюще посмотрела я на Екатерину Павловну.
      Та вздохнула:
      – Ну может, и не кошелек. А сумку.
      – Ну слава богу, – успокоилась я. Сумка у меня была уже совсем старая, потертая, и я даже была бы рада, если б ее украли. Потому что это было бы толчком купить новую.
      – А еще что? – окончательно проснувшись, поинтересовалась я.
      – А еще перемена места жительства, – поведала Екатерина Павловна.
      – Не может быть! – уверенно заявила я. – На это я не соглашусь!
      – Да? – быстро переиграла Екатерина Павловна. – Ну тогда, значит, это беременность!
      – Еще лучше! – аж подскочила я на стуле, ошпарившись жаром. – Вот этого мне совсем не надо!
      Екатерина Павловна недовольно покачала головой и начала швырять карты по одной, сказав при этом:
      – Ох, ну до чего клиенты пошли придирчивые! Ну значит, не беременность, а повышение температуры!
      – У меня? – спросила я.
      – Да нет же! Жарко на улице станет.
      – Екатерина Павловна, а нельзя как-нибудь, чтобы наоборот, похолоднее стало? – попросила я. – И так от жары де-
      ваться некуда.
      – Ну… поглядим там, – пообещала Екатерина Павловна, окрылив меня.
      Я даже снова стала засыпать, успокоившись, что все будет хорошо. Но тут меня выдернул из мира грез резкий звук звонка в дверь.
      Екатерина Павловна смешала карты и поспешила открыть. На пороге стояла высокая супердама, вся такая от кутюр. Екатерина Павловна рассыпалась перед ней горохом, приглашая войти.
      – Оленька, с тобой мы завтра закончим, – вежливо выталкивая меня в коридор, сказала Екатерина Павловна. – Приходи в это же время.
      Я вышла в коридор несколько обиженная. Да, все понятно, богатая клиентка, но я же все-таки не посторонний человек? Дело в том, что с дочкой Екатерины Павловны, Лариской Черногоровой, мы учились в одном классе. Правда, в то время Екатерина Павловна вовсе не занималась гаданием на картах, а совсем даже наоборот, работала инженером в конструкторском бюро.
      Но после того, как так успешно начавшаяся эпоха перестройки разрушила все загнившие устои, оказалось, что конструкторские бюро вообще не нужны в нашей необъятной стране. Равно как и инженеры.
      Екатерина Павловна, оказавшись не у дел, очень страдала. И потом, на почве страданий, вдруг открыла в себе удивительные способности предсказывать будущее по картам. Сперва она гадала просто так, на себя. Чтобы узнать, долго ли ей еще мучиться? Потом об этом узнали ее знакомые и знакомые знакомых. А там и пошло, и пошло… И самое интересное, что иногда даже кое-что сбывалось.
      На этой почве Екатерина Павловна одно время даже сошлась с нашей мамулей, Ираидой Сергеевной. Та тоже была женщиной одинокой, брошенной мужем. Они с Екатериной Павловной встречались чуть ли не каждый день, при встречах целовались и называли друг друга «золотко». Но после того, как Екатерина Павловна нагадала сама себе молодого, богатого принца, который действительно появился в ближайшее время, гадалка решила похвастаться перед Ираидой Сергеевной как своими грандиозными способностями предсказывать будущее, так и новым кавалером. Это было большой ошибкой с ее стороны.
      Ираида Сергеевна долго охала и ахала, блестя глазами, восхищалась и Екатериной Павловной, и ее принцем, после чего ушла домой с ним под ручку. У нашей мамули просто талант по этой части. По новым мальчикам, я имею в виду.
      Екатерина Павловна не смогла простить такого вероломства, несмотря на то, что мальчик был уже не очень новый. Она впала в депрессию и даже оставила на время свое занятие. А Ираиду Сергеевну стала называть не иначе как «эта легкомысленная особа».
      Правда, когда Ираида Сергеевна заглянула к ней и сообщила, что «принц» в один прекрасный день наглым образом сбежал, Екатерина Павловна успокоилась, что справедливость восторжествовала, а Ираида Сергеевна понесла заслуженное наказание, и сменила гнев на милость. Пусть этот плейбой ей не достался – неважно! – но ведь сам факт, сам факт восстановления статус-кво… Он же словно бальзам на раны действует!
      Ираида Сергеевна и рекомендовала мне обратиться к Екатерине Павловне. Почему я называю маму по имени-отчеству? Потому что мне так удобнее. И моей сестре Полине. Мама никогда не была для нас таким близким человеком, как бабушка, поэтому «не по чину честь», как говорит Полина.
      В моей жизни как раз наступил не очень приятный период, когда муж Кирилл в очередной раз ушел, я осталась с детьми, без денег, без мужчины, без надежды и без трепета в душе.
      Вот мама и посоветовала сходить к Екатерине Павловне, пообещав, что после ее расклада я буду просто летать на крыльях в ожидании золотых гор. Правда, я предчувствовала, что ожидание может очень сильно затянуться, но ведь надежда, надежда же появится!
      Я пошла туда скорее от отчаяния, даже не спросив у мамы, сколько милейшая Екатерина Павловна берет за услуги. И Полине ничего не сказала.
      Екатерина Павловна встретила меня очень приветливо, покачала головой в ответ на мои жалобы на жизнь, посочувствовала и стала раскидывать карты. И правда, после визита к ней я почувствовала себя лучше.
      – Екатерина Павловна, сколько я вам должна? – спохватилась я в дверях.
      – Двести рублей я беру за сеанс, но с тебя как со знакомой – сто пятьдесят.
      Удар в сердце. У меня аж ноги подкосились, когда я услышала столь страшную сумму.
      – Сколько? – охрипшим голосом переспросила я.
      – Сто пятьдесят, – повторила Екатерина Павловна. – Милая, я, конечно, понимаю твое положение, но ведь цена божеская. Дешевле не найдешь. Но ты можешь выплачивать мне частями, если для тебя это много.
      – Хорошо, Екатерина Павловна, – проклиная себя за совершенную глупость и вытаскивая вспотевшей рукой из сумки смятые пятьдесят рублей (больше не было с собой), ответила я. – Вот вам пока пятьдесят рублей, а остальные я потом привезу!
      – Так я тебя буду завтра ждать! – крикнула мне вслед Екатерина Павловна. – Продолжим сеанс!
      Нет уж, дудки! Нашли тоже дурочку! Больше я сюда ни ногой! Отдам деньги, и все. Не надо мне таких гаданий. Сто пятьдесят рублей за сеанс! Я и то никогда не беру столько за психологический сеанс, от которых пользы гораздо больше, чем от этой ерунды.
      Господи, когда я только поумнею? Полина права, у меня точно с головой не в порядке. Вчера же хотела купить детям новый конструктор – пожалела денег! А он ведь как раз сто пятьдесят рублей стоил. Зато на это шала-бала – легко! Фьюить – и нету! Как и не было никогда денег.
      Я шагала домой пешком, решив наказать себя за глупость и сэкономить на проезде. Артур и Лизонька, дети мои, находились в данный момент у Ираиды Сергеевны, которая любезно согласилась их взять на время «посвящения в тайны будущего», и по-хорошему я должна была их сейчас забрать. Но я была настолько зла на маму и на саму себя, что решила оставить их пока там. Чтоб маме жизнь медом не казалась!
      Cо злостью швырнув в урну нащупанный в кармашке легкого сарафана старый чек, я шагнула вперед и чуть не сбила с ног молодого мужчину.
      – Извините, – буркнула я, собираясь продолжить путь, но мужчина вдруг перегородил мне дорогу. Более того, он раскинул руки, собираясь меня обнять. Это было уже явным хамством. Решив проверить, как выглядит типичный хам, я подняла глаза и… раздумала бросаться на него с кулаками.
      Передо мной стоял мой бывший одноклассник Вовка Шулаков. Все такой же веселый, неунывающий и безалаберный, как и в далекие школьные годы. Да в общем-то не такие уж и далекие. Если мне сейчас двадцать девять, то это было всего… Нет, уже не всего.
      – Вовка! – радостно заорала я, сразу же забыв при виде этой улыбающейся физиономии про свои проблемы.
      – Олька! – орал мне в ответ Шулаков, сжимая меня своими ручищами. – Глазам своим не верю! Вот радость, что я тебя встретил! Слушай, а ты совсем не изменилась.
      – Ладно тебе! – отмахнулась я.
      – Нет, серьезно. Разве что совсем чуть-чуть. В лучшую сторону. Еще красивее стала. Слушай, ты спешишь?
      – А что? – спросила я.
      – Может, в кафе сходим? Отметим встречу? Ты сейчас как, свободна?
      По моему горестному молчанию Шулаков догадался, что я не просто свободна, а вообще одна.
      – Ну так это не проблема! – расплылся он в улыбке. – Смотри, какой рядом с тобой мужчина.
      – Ладно уж, какой ты мужчина! – снова вздохнула я.
      – А кто же я? – искренне не понял Володька.
      – Во-первых, ты бывший одноклассник. А во-вторых, так… романтик с большой дороги.
      Одно время Шулаков считался моим ухажером и нас даже дразнили в школе «тили-тили тесто». На выпускном вечере он танцевал со мной, потом проводил до дому и в первый раз поцеловал. Впрочем, и в последний.
      Потом он уехал из Тарасова куда-то на север на заработки. Вовку Шулакова всегда манила романтика. И еще деньги. И неизвестно, что больше. А север – как раз то место, где можно найти и то и другое.
      С тех пор Шулаков иногда присылал мне поздравительные открытки ко дню рождения. Я вышла замуж и совсем почти забыла о своем первом чувстве. Но сейчас, когда я была одна, в моем сердце защипали воспоминания о былом. Шулаков был очень даже ничего: крепкий, широкоплечий, со светлыми кудрями и смешинкой в глазах, и я подумала, что, может быть…
      – Пошли! – решительно тряхнув головой, ответила я. Но тут же вспомнила, что не при параде.
      – Знаешь что, Володь, – протянула я. – А пойдем-ка лучше ко мне. У меня спокойно посидим и выпьем.
      – Пошли! – тут же ответил Володька.
      – А ты давно приехал? – спросила я его, когда мы влезли все-таки в троллейбус.
      – Не очень, – неопределенно ответил Шулаков.
      – Надолго в Тарасов?
      – Даже не знаю, – пожал плечами Володька. – Может, и надолго.
      – По делам?
      – Да… Можно сказать и так.
      Я не стала больше ничего спрашивать. Захочет – сам расскажет. Да и не больно мне интересны шулаковские дела.
      Мы поднялись ко мне, Володька прошел в комнату, а я в кухню, думая, что бы мне приготовить. В этих делах я никогда не была специалистом. Может, торт испечь? Нет уж, один раз я уже пекла, и все стены были забрызганы сгущенкой. Потом я их три недели оттирала. Лучше даже не позориться.
      – Оля, иди сюда! – позвал Вовка из комнаты.
      Я подошла.
      – А у тебя уютно, – сказал Вовка. – Тесновато, конечно…
      – Что поделаешь! – вздохнула я. – Мне с детьми хватает.
      – А что же твой-то?
      – Мой… – я задумалась. И решила вообще ничего не говорить, а вернуться лучше в кухню. Господи, ну что же приготовить? И почему рядом нет Полины? Вот она бы в три секунды сварганила что-нибудь, хоть кашу из топора.
      Володька в это время накручивал диск телефона. Я не слышала, с кем он разговаривал, но, повесив трубку, он вошел в кухню и сказал, что ему нужно срочно уйти.
      – Оленька, понимаешь, дела, – виновато проговорил он. – Давай лучше завтра посидим. Я приеду к тебе часов в шесть. Идет?
      – Идет, – ответила я и поняла, что мне удастся подготовиться к завтрашней встрече. – Только я Полину позову.
      – Полину?
      – Ну да, а что?
      – Да ничего, я только рад буду. Господи, Полина! Как она? Все такая же драчливая?
      – Иногда, – смеясь, ответила я.
      В школе Полина слыла забиякой и могла запросто навешать любому таких подзатыльников, что мало не покажется. К тому же она занималась карате, что сопутствовало ее удачам на поле боя. И не один мальчишеский глаз был украшен синяками, подаренными моей сестренкой.
      – Ладно, я пошел, – ответил Вовка, чмокая меня в щеку. – До завтра! Только ты мне телефон свой напиши на всякий случай.
      Я быстро нацарапала на клочке бумаги свой номер, Вовка положил его в карман и ушел. Я осталась одна и решила позвонить Полине: рассказать интересную новость.
      – Где ты шляешься? – раздраженно спросила сестра, а я-то ждала от нее поддержки и внимания!
      Ой, не говорить же ей теперь, где я была. Полина мне голову оторвет, когда узнает, на что я трачу деньги. А если и не оторвет, то яду выплеснет – пол-Тарасова отравится.
      – Так, – ответила я. – Гуляла просто. А знаешь, кого я встретила? – тут же добавила я, чтобы Полина перестала злиться. – Ни за что не угадаешь! Вовку Шулакова!
      – Правда? – удивилась Полина, но вовсе не так воодушевленно, как я ожидала. – Ну и что?
      – И завтра мы с ним собираемся отметить нашу встречу. Ты не могла бы приехать?
      – А я-то вам зачем нужна? – усмехнулась Полина.
      – Ну что ты, Поля! С тобой будет интереснее. Ты приезжай пораньше, мы с тобой все приготовим…
      – Понятно, – ответила Полина. – Если тебе нужен кулинар, то так и скажи.
      Я промолчала.
      – Ладно, приеду, – пообещала сестра и повесила трубку. Я облегченно вздохнула.
      На следующий день я решила съездить к Екатерине Павловне, чтобы отдать оставшиеся деньги. И больше никаких сеансов!
      У дома Екатерины Павловны стояла милицейская машина. «Интересно, что произошло?» – подумала я, заходя в подъезд и радуясь, что меня это не касается.
      У двери Екатерины Павловны тоже стояли какие-то люди. Среди них я увидела и милиционеров.
      – Что случилось? – спросила я, подойдя поближе.
      – Убили Екатерину Павловну-то, – ответила мне соседка. – Сегодня утром или вчера вечером. Вот такие дела.
      Я сперва не поверила услышанному. Да как такое вообще может быть? Мы же только вчера с ней разговаривали… Господи, Екатерина Павловна?!? Да за что ее убивать?
      Я потопталась еще немного возле двери и, поняв, что делать здесь мне нечего, повернулась и пошла домой. Голова моя просто раскалывалась. Ну и дела!
      Приехав домой, я вспомнила о Шулакове, который должен был прийти сегодня вечером. Честно говоря, теперь я уже не испытывала восторга перед этой встречей. Настроение было испорчено. Но что поделаешь, я же уже договорилась с человеком.
      Глубоко вздохнув, я прошла в кухню.

      Я ехала по городу и то, что вытворяла моя машина, мне совсем не нравилось. Что-то уж больно ее мотало из стороны в сторону. Пора ставить на ремонт. А так некстати!
      На углу я заметила знакомую мне фигуру Геннадия Николаевича Мурашова, отца своей подруги, жившего в доме напротив, и затормозила.
      – Садитесь, подвезу! – крикнула я ему в окошко.
      Геннадий Николаевич улыбнулся, увидев меня, и сел рядом.
      – Как дела, Полина? – спросил он.
      – Да! – я отмахнулась. – Ничего хорошего! Машина вон что-то замухоморилась.
      – Тебе стойки поменять нужно, – сказал Геннадий Николаевич. – Хочешь, возьми у меня, они у Андрея в гараже лежат.
      Андрей – это сын.
      – Спасибо большое, но у меня сейчас с деньгами не густо, – вздохнула я.
      – Ну потом отдашь, как будут.
      – Спасибо, – еще раз сказала я. – Я подумаю.
      Высадив Геннадия Николаевича возле его дома и загнав машину в гараж, я поднялась к себе. Рабочий день на сегодня закончен. Теперь отдыхать. Но только я собралась расслабиться, как вспомнила, что Ольга просила меня заехать к ней помочь накрыть стол. Мне не очень этого хотелось. Этот Шулаков мне никогда особенно не нравился, и торчать весь вечер в его компании мне не улыбалось.
      Решив, что я только помогу сестре с обедом, а потом сразу уеду, я стала набирать Ольгин домашний номер. Никто не отвечал. В магазин, наверное, отправилась. Вот ведь делать нечего! И так денег нет после очередного ухода Кирилла, так еще чужих мужиков кормить!
      Я выглянула в окно. По противоположной стороне улицы с поникшей головой перся Дрюня Мурашов, тот самый, у кого из гаража мне предстояло в ближайшее время забрать стойки для автомобиля.
      Дрюня явно был немного навеселе, потому что не шел, а как-то торжественно плыл. А за ним, надвигаясь грозной тенью, разинув темную пасть, плыла огромная туча, готовая вот-вот проглотить его. Но счастливый Дрюня этого не замечал. Он вообще ничего не замечал, так как держал в руках три бутылки пива: свидетельство близкого счастья.
      Дрюня остановился, поднял голову и начал озираться по сторонам, глазея на окна. Я быстро присела. Если он меня увидит – все! Сейчас прилупит, и тогда его до вечера не вытуришь.
      Но Дрюня, похоже, выцепил своим хитрым глазом именно мое окно. И точно: буквально через несколько секунд раздался звонок в дверь в ритме «Спартак» – чемпион». Тяжело вздохнув, я двинулась открывать, так как по опыту знала, что если не открыть по-хорошему, Дрюня переполошит всех соседей, потом пойдет к ним пить чай, а уходя попросит двадцать рублей взаймы «до первой получки», хотя отродясь нигде не работал.
      – Привет, Полина! – поприветствовал меня Дрюня, будто мы расстались полчаса назад, хотя он не был у меня уже бог знает сколько времени.
      – Привет, – без энтузиазма ответила я. – ты на минутку?
      – Нет, я в гости, – ответил Дрюня, проходя в квартиру и разуваясь.
      – На что пьешь-то? – усмехнулась я, показав на пиво.
      – Стойки продал! – радостно сообщил мне Дрюня. – В магазин сдал, вчера продались.
      – Стойки? – я похолодела. – А отец знает?
      – А что отец? Что отец? – взвился Дрюня. – Мои стойки!
      – Какие же они твои?
      – А чьи же? – искренне удивился Дрюня. – В моем гараже лежали, значит, мои!
      Тут надо сказать, что Дрюня Мурашов – личность уникальная. Очень одаренный от природы, Дрюня играл на разных музыкальных инструментах, хотя никогда этому не учился, неплохо пел и даже сочинял стихи. Я восхищалась этими его талантами, потому что сама никогда ими не владела.
      Любой анекдот или случай из жизни, совсем даже не смешной, Дрюня рассказывал так, что помереть можно было со смеху. С ним всегда было интересно. Пообщавшись с Дрюней, казалось, что нигде больше нет столь обаятельного человека.
      Но… Без недостатков, как известно, ничто не обходится в этом мире. И Дрюня не был исключением. Во-первых, он очень любил выпить. А во-вторых, очень не любил работать. И обладал даром впутываться в разные пакостные истории, из которых его потом приходилось вытаскивать.
      Мать, жена, дочь и сестра стонали от Дрюниных выходок, а у Дрюни всегда все было лучше всех. Он беспечно улыбался и снова отправлялся куролесить по своему кругу жизни.
      Где Дрюня брал деньги? Ну во-первых, у него была машина, приносящая какой-никакой доход. Во-вторых, у него была любящая мама, которая всегда была готова принять сыночка под свое крылышко и обогреть его.
      – Паразит ты, – сказала я Дрюне, покачав головой и думая, где же мне теперь брать стойки в рассрочку.
      – Ладно! – махнул рукой Дрюня. – Слушай, у тебя три червонца нет взаймы?
      – Зачем тебе? – удивилась я. – У тебя же есть деньги?
      – Уже нет, – загрустил Дрюня. – Кончились.
      Я слегка обалдела.
      – Ты же сам сказал: стойки продал!
      – Так это разве деньги! – протянул Дрюня. – Их уж нет.
      – На что же ты потратил?
      – Ну… Пива вот купил.
      – На все?
      – Ну что ты говоришь, на все! Нет, конечно!
      – Ты бы лучше домой что-нибудь купил пожрать. Или дочке какую-нибудь игрушку!
      – А ты думаешь, я не купил? – обиделся Дрюня. – Я вот сегодня хлеба купил. И палочки крабовые.
      – А палочки-то зачем?
      – На закуску!
      – Паразит! – еще раз вздохнула я.
      – Да ладно тебе! Давай лучше пивка выпьем.
      – Не могу, я за рулем, – ответила я. – Мне еще сегодня к Ольге ехать.
      – У нее нет взаймы тридцатки? – тут же спросил меня Дрюня.
      – Нет, – решительно ответила я. – А знаешь, кто у нее сегодня в гостях будет? Шулаков!
      Дрюня учился в нашей школе, только на три класса старше. Тем не менее он хорошо знал Шулакова. Один раз они вместе даже подожгли директорский кабинет.
      Был жуткий скандал. Дрюню вместе с Вовкой чуть не выперли из школы, но потом все как-то обошлось. Их дотянули до конца учебного года, а потом вежливо предложили убраться. Что они с удовольствием и сделали.
      – Вовка? – сразу же спросил Дрюня. – Полина, слушай, возьми меня с собой?
      – А ты-то там зачем нужен?
      – Ну как! Друг все же. Я его сто лет не видел.
      – Нет, не могу. Нечего тебе там делать. Я и сама засиживаться не собираюсь.
      Дрюня снова поник.
      В этот момент раздался телефонный звонок.
      – Поля, ты не могла бы приехать? – послышался в трубке жалобный Ольгин голос.
      – Я же сказала, что приеду!
      – Поля, мне нужно прямо сейчас, иначе я умру!
      Ольга любила утрировать, поэтому я не придала особого значения ее словам.
      – Да приеду я, приеду.
      – Поля, пожалуйста, поскорее! Что я тебе расскажу!
      Ох, ну что там у нее еще случилось?
      – Давай, говори, – сказала я досадливо, чтобы поскорее отделаться.
      – Я не могу по телефону.
      Я чертыхнулась и брякнула трубку на место. В конце концов, даже хорошо, что я сейчас уеду. А то сиди тут, смотри на Дрюню, который сладко пьет пиво и в ус не дует, и выслушивай, как ему тяжко живется.
      – Подъем! – решительно сказала я. – Мне пора ехать.
      – Что – уже? – расстроился Дрюня. – Ну вот, так хорошо начали…
      – Давай, давай, вытряхивайся, – подталкивала я его в спину.
      Дрюня посопротивлялся немного, но я вышла вместе с ним и тщательно заперла дверь.
      – Довези меня до Набережной! – сразу же попросил Дрюня.
      – Зачем тебе?
      – К Сережке поеду, к другу.
      – Извини, брат, – ответила я, – но мне в другую сторону.
      Дрюня повздыхал-повздыхал и отправился на своих двоих в садик за углом, надеясь найти там компанию. Я поехала к Ольге.
      Ольга открыла сразу. Вид у нее был совершенно разбитый.
      – Ну что случилось? – спросила я.
      Ольга только махнула рукой и сказала:
      – Проходи в кухню. Потом расскажу. Я сейчас даже говорить не могу.
      Я прошла в кухню. То, что я там увидела, повергло меня в легкий шок. Стол был завален картофельными очистками, шелухой от лука и прочими отходами. Кроме того, он был щедро полит чем-то липким. И это что-то было пролито также и на полу.
      Я прошла к столу, осторожно ступая, чтобы не приклеиться к полу. В центре стола стояла большая алюминиевая кастрюля, в которой плавала какая-то непонятная, желтоватого цвета, субстанция с комками. Из нее торчала мялка. Рядом притулилась трехсотграммовая бутылочка из-под водки.
      – Это что, праздничный ужин? – спросила я у подошедшей Ольге.
      – Ох, Поля, мне так плохо! – тотчас же ответила сестра. – Понимаешь, я хотела приготовить все сама, поставила на огонь картошку для салата, а она переварилась. И я решила сделать из нее пюре, чтобы не пропадало.
      – Кто же делает пюре из картошки в мундире? – удивилась я.
      – А что мне оставалось делать? – проныла Ольга. – Но почему-то у меня ничего не получилось.
      – Ты, наверное, сразу все молоко туда вбухала? – полюбопытствовала я.
      – Ну да!
      – Эх ты! Тебе двадцать девять лет, а ты до сих пор пюре готовить не умеешь! Давай, иди отсюда, я сама все приготовлю.
      Через десять минут я отмыла кухню и приступила непосредственно к кулинарии.