Если бы этот вопрос задал подлинный тиран, его приспешники задрожали бы от страха, опасаясь дать неправильный ответ. Однако это был Зиррейс.
— Потому что вы, господин, великий завоеватель, — сказал Веллем.
— От старого солдата я и не ожидал другого ответа. — Вождь посмотрел на своего молодого помощника. — А ты, Сефор?
— Потому что вы справедливы, господин, и стремитесь сделать так, чтобы люди жили лучше.
— Я хочу привести их к свету, да. Но я призываю вас поддерживать не меня, а то, что я в себе воплощаю. Не человека, а огонь, горящий у него внутри. — Было заметно, что этот образ доставляет ему удовольствие. — Ну что, наша решимость крепка как никогда? Как и вера в справедливость нашего крестового похода?
— Да, господин! — хором ответили помощники.
— Тогда мне остается лишь благодарить судьбу. — Он милостиво улыбнулся им. — А теперь — займемся мирскими делами. Что-нибудь известно о двух кораблях, посланных империями в наши края?
— Они устроили гонки между собой, господин, — доложил Сефор. — Трудно сказать, кто окажется в наших водах первым.
— Следует подготовиться к их появлению.
— Мы встретим их как друзей или как врагов?
— Я пока не решил, что будет более уместным.
— Со всем уважением к вам, господин, — начал Веллем, — но не приведет ли это к противостоянию с Гэт Тампуром или Ринтарахом?
— Думаю, вопрос нужно поставить иначе: хватит ли у них ума противостоять мне?
— Возможно, мой господин, им просто требуются заверения в том, что ваши устремления на чужие территории имеют свои пределы, — высказал предположение Сефор.
— Мы будем и дальше продвигаться на юг.
— Да, господин. Но где мы остановимся?
— Остановимся? Мы только начали.
Прибыл посланец, и это положило конец беседе. Молодой лейтенант посинел от холода и был весь облеплен снегом. Отдавая салют, он дрожал и притоптывал ногами.
— Есть новости, господин.
— Ты совсем закоченел. Подогретого вина этому человеку! — приказал Зиррейс. — Что они решили? Да или нет?
— Они отказываются сдаваться, господин. — Зиррейс вздохнул.
— Значит, снова придется воевать.
Он бросил взгляд на огромную крепость. Мерцающие огни и густо падающий снег придавали ей странно нереальный вид, высокие стены казались порождением волшебных сил.
— Давайте разделаемся с ними. Поднимайте всех. Конец близок. — С этими словами вождь воздел руки.
То, что произошло дальше, заставило окружавших его людей в очередной раз подумать, что он, возможно, все-таки бог.
Тем не менее, что бы Зиррейс в данный момент ни сделал, это оказало мало воздействия на происходящее на юге.
В бедном квартале Валдарра, неподалеку от пристани, где жили, главным образом, скрывавшиеся от закона люди, Сопротивлением было найдено новое тайное убежище — заброшенный храм, прекративший свое существование из-за плохой репутации обитателей соседних улиц. Империя выстроила новое место поклонения в соседнем квартале, жители которого обладали и достаточными средствами к существованию, и хорошей репутацией.
Феникс и Кэлдасон стояли перед светящейся картой во всю стену. На этот раз чародей не стал прибегать ни к какой магической маскировке.
— Видишь? — Он указал на одно из многочисленных пятнышек у северного побережья Беальфы.
— Ты уверен, что это то самое место?
— В таком деле полной уверенности быть не может, — признался Феникс. — Однако Соглашение изучало тайну клепсидры на протяжении многих лет, и, по всей вероятности, она находится на этом острове. — Он постучал по карте пальцем.
— По всей вероятности, — повторил Кэлдасон.
— Больше предложить ничего не можем. Разве что отправиться непосредственно туда.
— Что, я надеюсь, ты делать не собираешься, Рит. — К разговору присоединился Карр, незаметно подойдя к собеседникам. — По крайней мере, самостоятельно, без участия в экспедиции Сопротивления.
— Мы же договорились, не так ли?
— Договорились, да. Но я понимаю, как это мучительно для тебя — ждать.
— Я спросил Феникса, где может быть эта вещь, из простого любопытства. Однако, Карр, есть предел моему терпению. Как думаешь, когда я смогу туда отправиться?
— По правде говоря, не знаю. В особенности теперь, после того, что случилось с Кинзелом. И к тому же еще эта договоренность с Дарроком…
— Я так и думал, что ты сейчас ломаешь голову над этим.
— Ну, по крайней мере, ты не впадаешь в дурное настроение, стоит затронуть данную тему. Я рад.
— Я тоже думаю об этом. — Карр просиял.
— Замечательно!
— Мои слова еще ничего не означают… кроме того, что пока мое терпение не кончилось.
— Может, перейдем к делу, ради которого мы собрались? — напомнил им Феникс.
— Да, конечно, — кивнул патриций.
В зале уже собралось человек двадцать, некоторые заняли скамьи, другие расселись прямо на полу. Кэлдасон выбрал место рядом с Серрой. Куч тоже был здесь, как и Куинн Дислейрио. Феникс подошел к стоящей в стороне Гойтер, неутомимой помощнице Карра.
Кэлдасон более или менее знал присутствующих — представителей Соглашения, Братства праведного клинка и нескольких других групп, присоединившихся к Сопротивлению. Однако не больше половины из них являлись членами Объединенного революционного совета, поскольку из соображений безопасности в одном и том же месте в одно и то же время старались не собирать всех ответственных лиц.
Карр вышел вперед и обратился к присутствующим без всякого вступления.
— Мы все люди занятые, чтобы тратить время зря, не говоря уж о безопасности, поэтому постараюсь быть краток. Исход должен стать одним из самых значительных событий за всю историю последнего времени, и пока все идет по плану. Что само по себе хорошо, учитывая неприятности, с которыми мы столкнулись. Не говоря уж о том, что власти еще больше усилили давление…
— Ему, похоже, не лучше? — прошептала Серра.
— Я бы сказал, выглядит он даже немного хуже, — также шепотом ответил Кэлдасон.
— Собрались мы здесь, — продолжал патриций, — чтобы узнать, как идут дела. Не надо называть своих имен, просто сообщите, что считаете нужным. Так нам станет доступна общая картина. Я понятно объясняю? Хорошо. Кто начнет? — Примерно половина присутствующих подняли руки, и Далиан Карр указал на мужчину в первом ряду, крепко сбитого, с окладистой бородой.
— Морской флот, — отрывисто сказал мужчина, поднявшись. — Нужно больше кораблей, любого класса; но в особенности не хватает опытных моряков. — Он сел.
— Мы делаем все, что в наших силах, — заверил его патриций. — Постоянно рассылаем новые отряды, которые покупают или попросту воруют суда; и уже подумываем над тем, чтобы начать строить собственные. Им предстоит путешествие лишь в один конец, поэтому, думаю, дело пойдет быстро. Теперь… — он обвел взглядом собравшихся, — ты.
Поднялся худощавый, лысый человек средних лет.
— Лошади, мулы и прочий рабочий скот. Мы сами их и разводим. Несколько табунов уже готовы к отправке. Ну и телег имеется изрядный запас.
Он сел, в переднем ряду встала женщина, примерно его ровесница.
— Продовольствие и вода. Конечно, нам тоже есть из чего пополнять свои запасы. Что касается питьевой воды, то, насколько нам известно, на острове хватает рек и родников. У нас уже заготовлен большой запас сушеных продуктов, и все же я не уверена, что его хватит до первого урожая. И еще мы нуждаемся в людях, особенно в опытных рыбаках. Может, Магда, известный фермер, что-нибудь добавит? — Она кивнула на свою соседку, которая тоже встала.
— Мы знаем, что нас ждет на острове. На всей центральной равнине земля плодородная, почва хорошая, не болотистая. Осталось только надеяться на хорошую погоду. Семян, правда, у нас некоторая нехватка, и было бы хорошо, если бы кто-нибудь помог с этим.
Карр поднял следующего выступающего.
— Ты знал, что у них идут такие серьезные приготовления? — негромко спросил Куч.
Кэлдасон молча кивнул.
Подошла очередь невысокого мускулистого человека с седыми волосами до плеч.
— Оружейники, — сообщил он. — У нас хороший арсенал — мечи, луки, стрелы, копья и топоры. Щитов, кольчуг, шлемов надо бы побольше. Опытных мастеров у нас достаточно, а вот металла — не очень.
— Здания и фортификационные сооружения, — представился следующий человек. — Деревьев на острове достаточно, есть и небольшая каменоломня. Можно приспособить под свои нужды имеющиеся здания, но кое-что придется и ввозить. Главная потребность будет в чернорабочих, но, насколько я понимаю, людей у нас хватит.
— Да, на это можно рассчитывать, слава богам, — отозвался Карр. — Куинн, а ты что скажешь?
Поднялся Дислейрио.
— Братство праведного клинка будет обеспечивать защиту острова. С этим мы справимся. Однако позвольте напомнить, что, как только остров окажется в наших руках, мы должны будем сформировать гражданское ополчение. Туда войдет всякий, способный держать в руке оружие, а обучением займется Братство. Кроме того, мы постараемся как можно быстрее создать постоянную армию. Поэтому желательно распространить сообщение, что мы ищем заинтересованных служить в ней мужчин и женщин.
Дислейрио сменил круглолицый загорелый мужчина с черными волосами и эспаньолкой.
— Я говорю от имени мастеровых, включая кузнецов, шорников, бондарей, плотников, стеклодувов, гончаров и прочих. Нас много в рядах Сопротивления. Как и тем, кто выступал до меня, нам нужны материалы для работы и топливо для печей, жаровен и горнов.
Феникс рассказал о той роли, которая отводится Соглашению. Вставила свое слово и Гойтер, сообщив о необходимости привлечь на свою сторону ученых-математиков. Выступали и другие, делясь своими достижениями, нуждами и трудностями.
Наконец высказались все, и снова настал черед Карра.
— Вас, конечно, интересует, когда начнется переселение. В силу неустойчивой ситуации точной даты мы пока не назначаем. Не беспокойтесь, момент будет выбран наиболее благоприятный и всех вас предупредят. На Батарисе уже есть наши люди, подготавливают почву. В каком-то смысле исход уже начался. — Он помолчал, оглядывая собравшихся. — Теперь, когда я покончил с политикой, чтобы целиком посвятить себя нашему делу, — послышались аплодисменты и приветственные возгласы, — я работаю без устали, чтобы приблизить день нашего отбытия.
Посреди всеобщего воодушевления Серра и Рит обменялись обеспокоенными взглядами.
— Позвольте слегка охладить вашу радость, — продолжал Карр, и мгновенно наступила тишина. — Многие из вас наверняка слышали об аресте человека, который внес неоценимый вклад в нашу борьбу, моего личного друга Кинзела Руканиса. Мы не знаем, какие будут ему предъявлены обвинения, если это вообще произойдет. Не сомневаюсь, что все вы молитесь за него и его близких. Кинзел — человек чести и по доброй воле никогда не расскажет того, что ему известно о нашей деятельности. Но… нужно быть реалистами; он оказался в руках непреклонных и беспринципных врагов, известных своей жестокостью. Следует настроиться на худшее и действовать соответственно. Прежде чем вы уйдете отсюда, вам сообщат перечень наших убежищ, которые не следует посещать, людей, с которыми лучше не встречаться, и всю другую информацию касательно того, что Кинзелу известно о нас. Мне жаль, что приходится заканчивать на этой грустной ноте. Теперь, пожалуйста, воспользуйтесь возможностью поговорить друг с другом.
Все зашевелились, а Серра и Рит подошли к Дислейрио.
— О Кинзеле что-нибудь известно? — спросила Серра.
— Ничего. И не потому, что мы не пытались. У меня там расставлено больше людей, чем… ну, чем я обычно могу себе позволить. Но его слишком надежно упрятали. Как Таналвах?
— Как и ожидалось. В данный момент ее хорошо охраняют, ей помогают. Я сама пойду туда, когда здесь все закончится.
— Как думаешь, каковы его шансы? — поинтересовался Кэлдасон.
— На что? — в свою очередь спросил Дислейрио. — На быструю смерть? На долгое тюремное заключение? Не хочется заниматься грустными предсказаниями, но, согласись, в подобной ситуации выбор невелик.
Серру услышанное явно огорчило.
— Не можем же мы просто отступиться от него!
— Никто этого и не предлагает. Вопрос лишь в том, что мы в состоянии сделать.
— Многое, было бы желание, — заметил квалочианец.
В этот момент мимо проходил Феникс, и Дислейрио окликнул его.
— Скажи им то, о чем ты говорил мне раньше.
— Что ты имеешь в виду? — Феникс озадаченно уставился на него. — А-а, это! Здесь не место для подобных разговоров, Куинн.
— О чем вы? — У Серры разыгралось любопытство.
Чародей молчал, поэтому заговорил Дислейрио.
— Фениксу скоро исполнится сто лет. Получается, вы с ним ровесники, Рит?
Квалочианец с каменным выражением лица смотрел на Дислейрио.
— Мои поздравления, Феникс, — сказала Серра.
— Спасибо. Теперь прошу извинить, мне еще со многими надо поговорить. — И он поспешил дальше.
— Слушайте, а ведь он смутился, — заметил Дислейрио. — Хочу заметить, Рит, ты сохранился гораздо лучше его.
Это, видимо, должно было прозвучать как дружеская шутка, но, судя по выражению лица Кэлдасона, он воспринял сказанное иначе. Так, по крайней мере, показалось Серре.
Однако ей не было нужды волноваться по этому поводу. Охранник ввел в комнату посланца, и тот направился прямо к Куинну. Они пошептались, после чего Дислейрио отпустил его.
— Ну, у нас есть новости, — обратился он к Кэлдасону и Серре. — Только что прибыл высокопоставленный представитель Гэт Тампура.
— Кто? — спросила Серра.
— Мы пока не знаем. Но его доставил специально зафрахтованный быстрый корабль, а в штаб-квартиру паладинов сопроводил очень внушительный эскорт.
— Ты считаешь, это имеет отношение к Кинзелу?
— Почему нет? Сначала происходит привлекающий всеобщее внимание арест, и тут же появляется официальное лицо высокого ранга. И до нас не доходило никаких слухов о предстоящем официальном визите.
— Есть какие-нибудь предположения? — спросил Кэлдасон.
— Только то, что дело обстоит даже хуже, чем мы думали.
— Почему?
— А что, если они вызвали по-настоящему опытного дознавателя или мастера пыточного дела?
— Мне казалось, у них здесь и своих хватает. Знаете, что я думаю? Я думаю, что Карр недооценивает ущерб, который может причинить нам Руканис. Он знает о нашей деятельности достаточно много, и если… когда он заговорит, все может пойти прахом. Нужно сделать все, чтобы предотвратить это.
— Что у тебя на уме, Дислейрио?
— Он внес ценный вклад в наше дело, но теперь судьба или предательство превратили его в препятствие на нашем пути. Не хочу показаться жестокосердным, но если нам не удастся спасти Руканиса…
— Продолжай.
— … то предлагаю его убить.
15
ТО, ЧТО ни одному пленнику никогда не удавалось сбежать из штаб-квартиры паладинов в Валдарре, было предметом их гордости. Хотя попытки как сбежать из тюрьмы, так и прорваться внутрь предпринимались. Однако они неизменно заканчивались неудачей и гибелью всех, кто принимал в них участие.
Вопреки ожиданиям, важных пленников не содержали в плохо освещенных темницах глубоко в недрах крепости. Напротив, они все время находились на виду. Во дворе была расчищена большая площадка, на которой не осталось ни камня, ни дерева, ни травинки. Денно и нощно ее охраняли стражники с целой сворой псов, натасканных рвать жертву на части. Вторая линия защиты тоже не оставляла надежды: специальные заклинания самого высокого качества; фантомы, предназначенные для того, чтобы издавать оглушительные крики, а также калечить и убивать при любом намеке на несанкционированное вторжение.
В центре площадки стоял каменный дом, одноэтажный, без окон, с плоской крышей и одной-единственной прочной дверью. Никаких попыток хоть как-то украсить внешний вид унылого серого здания не предпринималось. Внутри имелось всего шесть помещений: четыре из них представляли собой камеры, а два, мягко говоря, можно было назвать “комнатами для уговоров”.
В данный момент в здании находился лишь один обитатель — Кинзел Руканис, лишенный воды, пищи и, что было ужаснее всего, сна. Обращались с ним без уважения, даже применяли насилие, хотя это скорее было проявлением грубости, чем жестокости. Главным образом от него добивались имен тех, кого он знал по Сопротивлению, и подробностей, касающихся этой организации. Пока он отказывался отвечать на все вопросы.
Последние часа два он провел в неудобной позе на жестком деревянном стуле, со связанными запястьями, лицом к лицу со все более раздраженным Девлором Басторраном.
— … Ты что, не понимаешь, что твое молчание тебя не спасет? — спросил паладин.
— Я готов ответить на ваши вопросы.
— Но пока не ответил ни на один!
— Я не могу отвечать на вопросы о том, чего не знаю. Если вы и дальше будете спрашивать меня о…
— Брось, Руканис! Мы оба прекрасно знаем, что ты связался с мятежниками.
— Я отвергаю это обвинение! — гневно воскликнул певец. — Насилие противоречит всем моим…
— У нас есть доказательства и свидетели.
— Так представьте их. Предъявите мне обвинение, передайте мое дело в суд. Как гражданин империи, я имею на это право.
— В условиях чрезвычайного положения степень ограничения прав граждан передается на усмотрение законных властей, — заявил Басторран.
— Как же мне в таких условиях доказать свою невиновность?
— Ну, что касается нас, то вопрос твоей невиновности или вины уже решен.
— Тогда с какой стати мне с вами сотрудничать?
— С такой, что в этом случае тебе придется легче.
— Скажите, какой закон я нарушил. Приведите хотя бы один пример того…
— Дело не в том, что сделал лично ты. Дело в твоих друзьях из так называемого Сопротивления. Нас интересует их деятельность. Расскажи о ней, и мы отнесемся к тебе гораздо терпимее. Но если и дальше будешь отмалчиваться… — В воздухе повисла угроза.
— Боюсь, не смогу ничем помочь вам.
— Боишься? Ты понятия не имеешь об истинном смысле этого…
В дверь камеры негромко постучали. Басторран, явно рассерженный этим вмешательством, открыл ее и увидел своего помощника, Лахона Микина.
— Ну, что еще?
— Прошу прощения, мой господин, но вы просили сообщить, когда гость будет готов встретиться с пленником.
— А-а, ну да. — Басторран повернулся к Руканису. — Подожди немного.
Он вышел вместе с помощником, громко хлопнув дверью.
Кинзел обмяк на стуле. Он понятия не имел, сколько еще продержится, а ведь по всему было ясно, что они пока даже не начали разминать мускулы. И теперь, по-видимому, появился какой-то новый персонаж, хотя будь он проклят, если мог хотя бы предположить, кто именно.
Его раздумья прервал звук открывающейся двери.
Девлор Басторран вернулся в сопровождении тощего человека — почти скелета, обтянутого кожей, — лет под шестьдесят. Он был совершенно лыс и чисто выбрит, с губами, напоминающими щель, и пронзительными ярко-голубыми глазами. Неброская, хотя и явно дорогая одежда ассоциировалась с богатством и властью. Человек показался Кинзелу смутно знакомым, но он не мог припомнить, чтобы когда-то встречался с ним.
— У нас гость, — сообщил Басторран, словно представляя вновь прибывшего на каком-нибудь приеме. — Это комиссар Совета внутренней безопасности Лаффон.
Кинзел не знал, что сказать. Перед ним была очень важная персона; и если все, что он о нем слышал, правда, — человек с, мягко говоря, небезгрешной репутацией.
— Благодарю, генерал, это все, — сказал Лаффон Басторрану.
— Паладина, похоже, задело, что его отсылают, точно какого-нибудь лакея.
— Может, желаете, чтобы кто-то присутствовал при вашем разговоре с пленником? — спросил он.
— Уверен, в этом нет необходимости. — Басторран коротко кивнул и вышел, оставив дверь полуоткрытой. Комиссар подтолкнул ее, так что осталась лишь небольшая щель, широко улыбнулся Кинзелу, подошел к нему и пожал связанные руки.
— Мне так приятно встретиться с вами. — Кинзел невольно отпрянул.
— Приятно?
— О да. Я большой почитатель вашего пения, вашего таланта. Не раз слушал вас в Меракасе. — Лаффон опустился в кресло, которое недавно занимал Басторран. — Ну, как вы?
Вопрос показался Кинзелу настолько абсурдным, что он не знал, что ответить.
— Я…
— Огорчены, без сомнения. Рассержены и оскорблены тем, что с вами так обходятся. Вполне понятно. Мы должны исправить эту ужасную ошибку.
— Ошибку?
— Да, конечно. Ведь это ошибка, не правда ли? Я имею в виду, что такой уважаемый человек, как вы, человек вашего положения, никак не может быть связан со столь недостойными людьми.
— Могу сказать со всей откровенностью, господин специальный уполномоченный, что с такими я не общаюсь.
— Именно. Уверен, это ужасное недоразумение. Хотя бы потому, что вы известный пацифист.
— Я никогда не делал секрета из того факта, что являюсь противником насилия.
— И это меня в вас восхищает, поверьте. Хотелось бы и мне иметь такие убеждения. Это нечто… Но, к прискорбию, не все имеют возможность их придерживаться. Увы, таков мир, в котором мы живем.
— Какое отношение это имеет ко мне? Обвинения против вас основаны, главным образом, на том, что вы общаетесь с очень большим кругом лиц. Вы говорите, что никак не преступали закон, и, безусловно, я верю этому. Однако разве нельзя допустить, что кое-кто из людей, с которыми вы поддерживаете отношения, воспользовался преимуществом вашего… скажем так, неведения?
— Нет. В смысле… как такое возможно?
— Не стоит недооценивать собственную значимость. Вы имеете доступ в такие общественные круги, куда большинству людей вход воспрещен. Вы не допускаете возможности, что могли случайно, по неосторожности, обронить слово о том, что видели и слышали? Или, может быть, вас просили выполнить какое-нибудь маленькое поручение, просто так, по-дружески?
— Я певец, а не политик. И конечно, я не доставляю сообщений и не выполняю никаких странных поручений.
— Вот как. Сообщений.
— Прошу прощения?
— Вы только что сказали, что не доставляли сообщений. Вы сказали, не я. Интересно почему.
— Ну, с ваших слов. Кажется естественным предположить…
— Видите, как это легко?
— Что вы имеете в виду? Что легко?
— Забывать всякие мелочи в круговороте жизни. Я спросил, не брали ли вы на себя выполнение каких-либо поручений, а вы упомянули о доставке сообщений.
— Нет, я ничего такого не имел в виду. В ваших устах это звучит так, словно я делал нечто постыдное, но это не соответствует действительности.
— Тогда вы ничего не потеряете, сообщив нам некоторые имена, — с торжествующим видом сказал Лаффон.
— Вы искажаете мои слова, делаете из меня преступника.
Комиссара как будто напугало это предположение.
— Мне и в голову не приходило ничего подобного. Уверен, вы никогда не делали ничего представляющего собой угрозу для государства… сознательно.
— Что это значит?
— Никогда нельзя быть уверенным в том, каковы намерения других. Когда дело касается безопасности государства, этим должны заниматься профессионалы. Все, что от вас требуется, — это назвать имена…
— Зачем мне способствовать тому, чтобы другие люди оказались в такой же ситуации, как я?
— Значит, другие люди существуют?
— Я рассуждал чисто гипотетически.
— Полагаю, у этих гипотетических людей есть имена?
— Ничем не могу помочь вам, комиссар.
— Возможно, вам кажется, что некоторые люди невиновны, и, возможно, так оно и есть, но необходимо провести соответствующее расследование.
— Любое имя, которое я предположительно назову, станет результатом давления в чистом виде. На самом деле нет никого, заслуживающего вашего внимания.
— Предоставьте нам судить об этом.
— Я настаиваю на присутствии адвоката, прежде чем произнесу еще хотя бы слово.
— Невозможно. — Лаффон вздохнул. — Послушайте, Руканис, в этом мире множество жестоких, склонных к насилию людей.
— Это очевидная истина, не так ли, комиссар?
— Зато для вас, по-видимому, не очевидно то, что их немало среди паладинов, и в данный момент вы находитесь как раз в их руках. Есть предел моего возможного влияния в этом деле.
— Насколько я понимаю, паладины — это наемники. Вы для них высшая власть.
— В конечном счете — да. Однако с учетом того обстоятельства, что это всего лишь протекторат, не сама Гэт Тампур… ну, возможно, понадобится некоторое время, чтобы стало ясно, кому на самом деле принадлежит высшая власть. А пока это будет происходить, вы останетесь у них под стражей. С другой стороны, если сейчас вы начнете со мной сотрудничать, я могу добиться, чтобы вас перевели под опеку Совета. Уверен, мое ведомство покажется вам гораздо более… вменяемым.
— Прошу прощения, но позвольте мне усомниться в этом.
На лице Лаффона возникло раздраженное выражение.
— Вы никак не поймете, насколько серьезно ваше положение, Руканис. Вы понятия не имеете, как много нам известно о вашей деятельности.
— А мне показалось, будто вы сказали, что это ошибка.
— Не понимаете, да? Это не вопрос вашей невиновности, вины или даже наивности. Вы просто должны делать то, что мы вам говорим.
— Совесть не позволяет.
— В наши беспокойные времена немногие могут позволить себе такую роскошь, как совесть. Говорите. Сообщите мне все, что знаете, и избегнете многих неприятностей.
— Я ведь уже сказал…
— Прекрасно, — жестко оборвал Кинзела Лаффон и встал. — В таком случае я умываю руки.
Он подошел к двери и дважды ударил по ней кулаком. Дверь открылась.
На пороге стоял высокий мускулистый человек в традиционном черном одеянии и маске пыточных дел мастера.
Таналвах вздрогнула.
Что с тобой? — спросила Серра. Озноб пробежал по спине.
— Ну, становится холоднее.
— Нет, это что-то другое.
Они сидели на попоне, разложенной на вершине холма.
— Ты не одинока в своем горе, Тан. Мы все здесь, чтобы поддержать тебя. Хотелось бы мне, чтобы ты понимала это.
— Я понимаю и очень благодарна вам за это. Но ведь нельзя то же самое сказать о Кинзеле, верно? Я все время думаю, как он там. Один, и, кто знает, что ему приходится… — договорить у Таналвах не хватило сил.
Подруга попыталась отвлечь ее.
— По крайней мере у тебя есть дети, и они в безопасности.
Она кивнула на играющих с Кучем Тега и Лиррин. Чуть поодаль стоял Кэлдасон, глядя на город. Сгущались сумерки, и столица начинала мерцать магической энергией. Скоро им предстояло вернуться туда.
— Ты права, — согласилась Таналвах, — а я настоящая эгоистка.
— Почему?
— У меня есть дети. Теперь они мои, и я люблю их, как своих собственных. А ты потеряла единственную дочь, и у тебя нет никого. Прости, что говорю об этом так прямо. Надеюсь, не слишком разбередила тягостные воспоминания. — Серра покачала головой, и Таналвах продолжила: — Я за говорила об этом только потому, что ты можешь понять, что я сейчас испытываю. Скажи, тебя мучила мысль, что все могло бы быть по-другому, если бы ты действовала иначе? Ты упрекала себя?
— Конечно. Думаю, в подобной ситуации это происходит со всеми.
— Тогда ты понимаешь мои чувства. Я кое в чем поступила неправильно, а некоторые вещи мне вообще делать не следовало. И теперь Кинзел расплачивается за это.
— Меньше всего тебе стоит осуждать себя.
— Ты не знаешь…
— Расскажи, — мягко попросила подруга.
— Не могу.
— Ладно. Я всегда рядом, если у тебя возникнет желание поговорить. Одно скажу, Тан. Твоя ноша и так велика; не следует добавлять к ней еще и чувство вины. Поверь, я знаю, что говорю.
Таналвах кивнула, хотя, казалось, была не слишком убеждена.
К подругам подбежали Тег и Лиррин. Желая, чтобы Таналвах приняла участие в их играх, дети принялись тянуть ее за руки, пока она не встала и не подошла к Кучу.
Некоторое время Серра наблюдала за ними. Потом рядом с ней сел Кэлдасон.
— Посмотри на них, — сказала она. — Хотелось бы и мне быть ребенком. Все плохое для них осталось в прошлом, забыто, страница жизни перевернута. Как им это удается?
— Не знаю; со мной такого никогда не бывало. Но это хорошо, что они могут. Как Таналвах?
— Разве не очевидно, что с ней происходит?
— Трудно составить какое бы то ни было мнение, если тебя избегают.
— Не упрекай ее за это. Она очень переживает. А теперь, вдобавок, ее гложет чувство вины.
— Что такого она сделала, чтобы испытывать это чувство?
— Уверена, что ничего. Но она думает иначе.
— Ты не говорила ей о заявлении Дислейрио насчет того, что Кинзела нужно убить?
— Конечно нет! За кого ты меня принимаешь?
— Прости, мне следовало знать, что ты этого не сделаешь.
— Хотя я много думала о нем. В смысле о Дислейрио. И пришла к выводу, что мне трудно понять этого человека. Кажется, вот он, весь на ладони, а потом вдруг возьмет и выскажет что-нибудь… в таком духе.
— Наверно, в этом нет ничего удивительного. Братство праведного клинка… ну, они, в некотором роде фанатики. Целиком сосредоточены на своей цели и, если понадобится, готовы смести любую возникшую на пути к ней преграду.
— Это и придает им уникальность, не правда ли? Я знаю всего одного столь же одержимого человека.
Рит вымученно улыбнулся.
— Скверная у меня репутация, да? — Женщина улыбнулась в ответ.
— Не расстраивайся, это можно сказать и обо мне.
— Братство — патриоты. Для человека вроде Куинна смириться с необходимостью отказа от борьбы за свободу своей страны — горькое лекарство. Присоединиться к Карру в его стремлении обрести вторую родину… ну, это наверняка много для них значит.