Наверное, мне и самому трудно понять, зачем именно я взялся писать эти строки. Я пишу их не ради денег или ради того, чтобы заработать себе громкое имя. Я пишу, скорее всего, ради того, чтобы однажды моя дочь взяла и прочла написанное мной, и, возможно, это помогло бы ей что-то понять, с чем-то свыкнуться или просто увидеть, каким видел этот мир ее отец.
Вполне возможно, что мне бы вообще не стоило писать эти строки, которые кто-то прекратит читать на первой же странице, кто-то выкинет за ненадобностью, а кто-то увидит в них потаенную мудрость.
Поверьте, здесь многого нет. Нет ни бреда, ни пьяных идей, ни буйства фантазии. Если вы ищете это здесь – отложите написанное, даже не дочитав пролога. Здесь не будет настоящих имен и дат, так что не пытайтесь провести аналогии с тем, что вы знаете, поскольку я даже не собираюсь упоминать, где все происходило. Здесь не будет сногсшибательных откровений, не будет мистики, не будет вообще ничего, с чем нельзя столкнуться в обычной жизни.
Здесь будет лишь то, каким я видел мир и как жил в нем.
Итак, пожалуй, надо начать с того, что в корне изменило все мое восприятие. С любви.
Мне было пятнадцать лет, когда я встретил и полюбил в первый раз. По счастью, это было взаимное чувство, и наши отношения не напоминали историю о Ромео и Джульетте. Мы любили и были счастливы, и, как и многие другие подростки, не знали, куда нас могут завести наши отношения. Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда все могло бы случиться по-другому, и мы могли бы просто оставаться счастливы вместе. Но тогда все решил слепой случай и наша еще детская глупость. Однажды мы встретились, совершенно случайно, когда со мной была одна моя знакомая, а с ней – ее друг. Разумеется, мы разбежались в стороны, оба горя праведным гневом и считая, что другой растоптал все наши чувства. Обычная детская глупость и гордыня не позволили нам потом все обсудить и помириться.
Сердце мое было разбито вдребезги, я не сомневался в этом и яростно пытался найти хоть что-то, что отвлекло бы меня от воспоминаний о растоптанной любви. Как выяснилось чуть позже, ничего хуже я и не мог придумать, хотя понимания этого в тот момент у меня не было ни капли.
Именно в тот период поисков, я в первый раз додумался до гениальной в своей простоте идеи забыться рядом с другой девушкой. Нет, поверьте, я не планировал ничего такого, о чем нельзя было бы рассказать ее или моим родителям, но в тот момент мне страстно хотелось выяснить, был ли прав я, права ли была она и, по моему детскому представлению, подобный ответ мне могла дать только другая девушка.
Я нашел ту, которая согласилась меня выслушать, а потом, видя, что я в весьма растрепанных чувствах, решила меня пожалеть.
Сам того не понимая, я открыл, что через жалость ко мне она может меня полюбить. Однако любовь из жалости мне не нравилась как идея. Девушка была симпатичной и даже более чем, и я решил тогда просто побыть рядом с ней. Мы встречались, общались, а я и не подозревал о том, что каким-то образом ухитрился пробудить в ней чувства к себе помимо жалости.
Через некоторое время я уже не знал, куда мне деться. Девушка начала вести себя, на мой взгляд, крайне странно. Она подкарауливала меня везде, где я только мог быть. Она отгоняла от меня моих знакомых, в особенности девушек, или уводила меня от них. Стоило мне, не дай Бог, не позвонить ей или не появиться там, где я, по ее мнению, должен был быть, как мне закатывали такой скандал, что, как принято говорить, с деревьев ветки осыпались.
Именно в один из таких моментов ко мне и подошел тот, кто стал моим лучшим другом, наставником и еще много кем. Для простоты, пожалуй, буду называть его Олегом. Имя нейтральное и ни к чему не обязывающее. Олегов – пруд пруди в каждом городе, и без паспортных данных вы вряд ли найдете того человека, о котором идет речь.
Впрочем, несмотря на мои действительно близкие с ним отношения, я до сих пор катастрофически мало знаю о его прошлом.
Он подошел ко мне и, отведя меня в сторону, сказал:
– Что же ты делаешь, скотина! Немедленно прекращай. Девчонка еще немного продержится и спятит. Возвращай все на круги своя, иначе обещаю, что со света тебя сживу.
Думаю, вы можете представить себе мое изумление, когда я услышал эти слова.
Несмотря на мои жалкие попытки объяснить, что я здесь ни причем, он мне не поверил, отвел девушку в сторонку и добрых два часа беседовал с ней. Не знаю, о чем они тогда говорили, но были и слезы ручьем, и улыбки, и то, чего я совсем не ожидал увидеть на ее лице – радость и надежда.
Как только я пытался подойти к ним, Олег меня мигом отгонял подальше со словами:
– Проваливай. Наворотил уже дел. Не хочешь сам исправлять, так хоть другим не мешай.
И я проваливал. Бродил по округе. Ждал. Думал, о чем они там говорят, и просто пытался понять, что происходит. Наконец, Олег отошел от девушки, и она, спокойно поднявшись, отправилась в сторону автобусной остановки. Я же попытался пойти вслед за ней в надежде, что она мне прояснит ситуацию, но был остановлен рукой Олега:
– Тебе что, жить надоело?
В ответ на это я только непонимающе посмотрел на его руку и попытался стряхнуть ее с плеча. За что мигом и получил удар в солнечное сплетение. Когда я смог дышать, Олег рывком выпрямил меня и захотел мне что-то сказать, но… опустил руку и лишь шумно выдохнул. После чего внимательно рассмотрел меня и сказал:
– А ведь ты на самом деле не понимаешь, что было… Как же ты ухитрился-то?
Вот с этих знаменательных слов и начинается моя история.
Часть первая
Глава первая
– Не понимаю. Ты говоришь, что никто тебя этому не учил? И что ты вообще не знаешь, что произошло?
– Так и есть, – ответил я.
Мы сидели уже около трех часов. Олег выслушал мою историю, причем выслушал – это не совсем то слово. Больше это напоминало допрос. Его интересовало все: жесты в наших разговорах, слова, которые я говорил ей. Почему-то с каждым моим словом он кивал, а потом смотрел на меня с еще большим недоверием.
– Красиво, – выдал вдруг он.
Я осмотрелся. Мы действительно сидели в весьма красивом месте с видом на реку, и Олег допивал уже шестую бутылку пива, пока слушал меня. Я почему-то подумал, что после шести бутылок что угодно красивым покажется, но говорить этого не стал.
– Я не про вид. Я про тебя. Тебя никто не учил, никто не готовил, а ты на одних инстинктах выдал такое, что хоть стой, хоть падай.
– Да что, черт возьми, такое, я, по-вашему, сделал!?!
– Влез в душу к бедной девочке и практически заставил ее сойти с ума. Изящный способ выместить свою боль, ничего не скажешь. Только один из самых худших. Тем более, что если бы я не вмешался, девочка была бы не единственной пострадавшей. По тебе бы это тоже ударило.
– Как?
– Во-первых, она бы вымотала тебе все нервы, а ты, как я погляжу, не такое уж и бесчувственное бревно. Во-вторых, когда она окончательно бы от тебя пострадала – ты понял бы, что это из-за тебя, и сам бы казнил себя всю свою жизнь. Или очерствел настолько, что тебе было бы плевать вообще на всех.
– Да кто вы такой?
– Олег. Кроме имени, тебе, в общем-то, и ничего не надо знать.
– Я спросил, не как вас зовут, а кто вы.
– Ого… Ну ладно, парень. Раз ты задаешь правильные вопросы – пожалуй, отвечу. Я тот, кто исправляет дрянь, которую ты сотворил.
– Как?
– Ты видел. В разговорах. В понимании людей и природы их поступков можно многое открыть. И помочь людям. Ладно, здесь моя миссия закончена… Да и дела ждут.
– А я вас еще увижу?
– Как же ты достал своим «выканьем».
– Вы старше меня…
– Это не важно. Давай на «ты» переходи.
– Хорошо. Так я тебя еще увижу?
– Надеюсь, что нет. Впрочем, если у тебя будет такая необходимость, то вот мой телефон. Телефон доступен круглые сутки. Но надеюсь, что он тебе никогда в жизни не потребуется.
Олег стал подниматься на ноги и отряхиваться от листьев и прочего мусора, который к нему прилип. Я же все еще сидел на земле и обдумывал услышанное. Наконец, когда он уже отошел на несколько метров, я спросил:
– Ты психолог?
Он обернулся и покачал головой.
– Нет. Я больше чем просто психолог. Хотя знание психологии – это основа того, чем я занимаюсь. Пока.
Я просидел еще минуту, прежде чем подняться на ноги. Не только у Олега были дела, мне тоже надо было кое-что сделать. И, отряхнувшись, я отправился к своему бывшему тренеру.
Тренер был рад меня видеть, несмотря на то, что тренировки я забросил несколько месяцев назад. Он как раз набрал новую группу из четырех охламонов и попросил посмотреть на них. Я заметил:
– У одного потенциал есть. Остальные – безнадежны. Тренер, я не просто так пришел. Надо поговорить.
– После тренировки, можешь тоже позаниматься. Тебя учить не надо, так что денег не возьму, не бойся. Разомнись, разогрейся, а потом – покажем им бой. Тем более что ты, судя по всему, с тех пор как у меня последний раз был, и не занимался вообще.
Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Занимаясь привычными разминками и разогревом, я с удовольствием вспоминал, как в этом же зале учили меня. Да, тело тогда было постоянно в синяках, был риск перекалечиться, но это были хорошие дни. До недавних событий, после которых я перестал приходить сюда.
После показательного боя, на который новенькие смотрели, раскрыв рты, тренер отпустил их, а мы прошли в его каморку.
– Ну… Выкладывай, – сказал он, усаживаясь за стол.
И я выложил. Все. Все, что произошло со мной, с тех пор как я перестал приходить к нему. Он слушал, качая головой, и ничего не произносил до того момента, как я закончил свой рассказ сегодняшней встречей с Олегом.
– Балда ты…, – беззлобно объявил мне тренер. – Слушался бы меня – все было бы по-другому. Вот скажи, я говорил тебе, что ты чересчур увлекся той девчонкой?
– Говорил, – смущенно ответил я.
– Я говорил, что она тебя от всего отвлекает?
– Говорил.
– А говорил я тебе, что горя хлебнешь?
– Тренер, я все понял, но…
– Не перебивай.
Я заткнулся, так как этот тон мне был слишком хорошо знаком.
– Слушаться меня тогда надо было, а ты послал все к чертовой матери и переклинился на ней. На кой, спрашивается, ты ее сюда таскал? Похвастаться? Мы тут не в бирюльки играем, а серьезно учимся. Сколько раз ты, на нее отвлекшись, удар пропускал? Вот то-то и оно. Впрочем, ладно. Сам молодым был, помню, как это бывает.
Он замолчал на несколько секунд, а потом продолжил:
– Ну что, вернуться ко мне хочешь?
– Нет. Извини, но нет. Не смогу. То, чему ты научил – этому цены нет, но заниматься я здесь больше не смогу, хотя и очень хочется. Мне кое-что другое нужно.
– Конечно… Небось хочешь спросить, что за человека ты сегодня встретил и что тебе теперь с ним делать.
Я оторопел. Откровенно говоря – все именно так и было, но у меня закралось смутное подозрение, что сегодня все в округе научились читать мои мысли.
– Не удивляйся, – сказал он.
– Но как?
– Это очевидно. Ты пришел поговорить, а в твоем рассказе только один вопрос звучал. Отвечу тебе так… Что это за человек – не знаю, но вот что с ним делать… тут, пожалуй, скажу. Либо бежать от него со всех ног, либо набиваться к нему в ученики. Судя по тому, что ты рассказал, еще неизвестно, что будет лучше. Я лишь частично понял то, что именно он тебе сказал, но мне бы хватило этого, чтобы больше никогда не приближаться к нему. Мы-то здесь учимся драться, а он… Он словами тебя может до смерти довести. И, поверь, я серьезно.
– Вы знаете, что я всегда с уважением относился к вашему мнению, тренер, поэтому скажите, будь Вы в моем возрасте и на моем месте, что вы выбрали бы?
Он посмотрел на меня, откинулся на стуле и произнес:
– Не могу. Не могу сказать. Это твоя жизнь. Твой выбор.
В тот день я ушел от тренера, впервые настолько же озадаченный, как и в день, когда он предложил мне выбор в том, чему будет учить меня. Я никогда не забуду его фразы: «Выбор за тобой, парень. Я могу научить тебя убивать, а могу научить – не убивать. Выбор за тобой». В этот раз передо мной стоял схожий выбор.
Два дня прошли в раздумьях. Чем больше я думал об этом странном Олеге и о том, что мне сказал тренер, тем больше я понимал, что мне жутко не хватает информации. Впрочем, я сомневался, что если я позвоню Олегу, он сразу ответит на все мои вопросы. Однако больше шансов узнать хоть что-то не было, и я набрал номер с визитки.
– Да?
– Олег?
– Кто это?
– Ты помог девушке два дня назад и… И мы тогда поговорили.
– Вспомнил. Ты опять вляпался в неприятности? Или с ней что-то не так?
– Нет на оба вопроса.
– А в чем тогда дело? Ты слишком напряжен, чтобы просто узнать, как у меня дела.
– Я хотел бы встретиться с тобой. Нам нужно поговорить.
– Записывай адрес и подъезжай. Я у друга, помогаю ему, но пока приедешь – мы уже закончим.
Я послушно записал адрес и стал собираться.
Глава вторая
Когда я приехал по указанному адресу, я обнаружил дом, вокруг которого несла охрану какая-то ЧОС. Они поначалу не хотели меня пускать, но стоило мне упомянуть, что меня позвал Олег, как меня без слов проводили в нужную квартиру. Хотя квартирой это можно было назвать очень условно. Квартира, где жила наша семья, могла бы уместиться в одной ее комнате.
Олег сидел в кресле и спокойно потягивал что-то из бокала. Хозяин же квартиры тихо прикрыл за мной дверь и исчез.
– Присаживайся. Я не кусаюсь. Сок хочешь?
Я удивленно посмотрел на него и поискал глазами хозяина.
– Не волнуйся, он против не будет. Вон графин на столе, налей себе и садись. И чтобы никакого «выканья».
Я так и сделал.
Олег неторопливо потягивал содержимое своего бокала и разглядывал меня. Пока я собирался с мыслями и набирался решимости начать разговор, он молчал, но как только я открыл рот, он коротко хохотнул.
– Новый рекорд, парень. Управился всего за пару минут.
– Ты о чем?
– О том, что обычно людям требуется минут пять в такой ситуации, чтобы набраться решимости. Ты управился за две с небольшим. Ладно, в чем дело? И ты учти, что если не сможешь нормально объяснить – я покажу тебе, где дверь находится.
Вся моя тирада, которую я готовился выдать, разлетелась в пух и прах, даже не начавшись.
– Может, я тогда сразу пойду? – поинтересовался я.
– Вот даже как, – нахмурился он, – но какое-то дело у тебя ко мне все-таки есть, иначе бы ты не позвонил и не поперся через полгорода.
Ладно уж… Сиди. Но не молча.
Я поерзал в кресле, и, откинувшись, сказал:
– Я тут поговорил кое с кем о тебе… Но не смог понять, правда ли это.
– Что именно?
– Мне сказали, что ты можешь убить словом.
– УМРИ!!!
Я дернулся, и бокал с соком перевернулся.
– Нет, парень, так это не работает… Хотя получилось неплохо, ты не находишь?
– Ну знаешь…, – начал обижаться я.
– Знаю. Ты не ожидал. А на самом деле – все намного сложнее. Но, в принципе, это правда. Я могу сделать так, что слова приведут к смерти.
– Как?
– Не твое дело. Или ты кого-то убить теперь задумал? Руками у тебя получится быстрее.
– Откуда ты…
– Знаю, что ты это можешь? У тебя походка и базовые движения тренировавшегося бойца. Насмотрелся на таких.
– Я серьезно…
– Да и я не шучу.
– Я не про то.
Олег допил, наконец, свой бокал и поставил его на столик.
– А о чем тогда?
Я посмотрел ему глаза в глаза и ответил максимально прямо и честно, как только мог:
– Я действительно хочу понять.
Олег замер и стал рассматривать меня так, как будто у меня неожиданно выросла вторая голова. Наконец, он сказал:
– А ну повтори…
– Я хочу понять, как это возможно.
– Не знать? Понять?
– Да, а что в этом…
– То есть, по сути говоря, ты хочешь учиться.
– Ты же сам говорил, что я необученный.
– Я имел в виду другое. Я не говорил, что возьмусь тебя учить.
В этот момент я осознал, что он действительно прав. Он не говорил, что станет учить меня, да и при нашей встрече он, скорее, вел себя так, как будто считал меня редкостным дерьмом.
– Ты прав. Я, пожалуй, пойду. У тебя, наверное, опять на меня времени нет. Иди, помогай людям.
Я стал подниматься, а он неожиданно рявкнул:
– А ну стоять!!!
Замерев, я уставился на него.
– Слушай меня, сопляк. Ко мне еще никто так не приходил, как ты. Никто не приходил и не просил учить тому, что я знаю. Я учил раньше, мой предыдущий ученик был лет так на десять, как минимум, постарше тебя, и у него был опыт, которого у тебя нет. У него было понимание жизни.
Ты что думаешь, что я могу тебя научить и все будет как сыр в масле? И сытно, и вкусно, и без особых проблем? Ты понятия не имеешь, как меня бьет моя жизнь.
Неожиданно я почувствовал, что он на взводе, и ему просто больно. Видимо, я сказал это вслух или это отразилось на моем лице, поскольку он вновь замолчал, глядя на меня.
Я сел назад в кресло. Мы сидели друг напротив друга, и мне было не по себе. В голове царил полный хаос. Наконец, он налил себе еще бокал сока и сказал:
– Рискну. Рискну позвать тебя учиться. Но не дай тебе бог использовать то, чему я тебя научу, чтобы угробить кого-то. Расплата будет такая, что пожалеешь, что на свет белый родился.
Я посмотрел на него и сказал:
– Мой бывший тренер сказал, что имея дело с тобой надо бежать. Либо к тебе, чтобы ты научил, либо от тебя, и как можно быстрее.
Он кивнул.
– Твой бывший тренер прав. Во всем. Почему ты решил учиться?
– Когда я шел сюда, то еще не решил.
– Что же… По крайней мере честно.
– А сейчас – мне надо подумать. Расскажи мне о том, чему можешь меня научить.
Он рассмеялся.
– Ладно. Слушай… Хотя нет, подожди…
Он подошел к двери, открыл ее и крикнул туда:
– Я тут твоим баром воспользуюсь? Дело оказалось на порядок серьезнее, чем я думал.
Откуда-то из недр квартиры донеслось:
– Разумеется.
Он неторопливо прошел к бару и налил себе чего-то крепкого, а только что налитый стакан сока отдал мне.
– В общем, так. Я занимаюсь тем, что лезу в чужие души, нахожу в них то, что вызывает проблемы у людей, и убираю это. Я могу сделать из обычного человека одержимого идеей психопата и наоборот. Могу сделать так, что после разговора со мной человек захочет расстаться с жизнью и будет искать способ сделать это, или так, что самоубийца полностью поменяет свой взгляд на жизнь и проживет еще долго и счастливо.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что лезешь в души?
Он улыбнулся.
– Это образное выражение. Я не какой-то псих или волшебник. Просто то, чем я занимаюсь, в свое время лучше всего сформулировала церковь. По крайней мере, изначальная идея была именно такой – врачевание душ. Называй это глубинным психоанализом, если тебе так более удобно… Кстати, как у тебя с религией отношения?
– Крещен.
– Но не веришь? Точнее не веруешь?
– А есть разница?
– Конечно. Я, например, верю в Бога, но не верую в него. Я верю в то, что есть некая сила, понять которую я не могу, хотя и стремлюсь к этому, но не считаю нужным ей поклоняться.
– Интересный взгляд на религию. У меня все проще. Я об этом не думал.
– Ясно. Может и стоило бы уже…
– Ты говорил, что изначально идея принадлежала церкви…
Он кивнул, глотнув из бокала, и продолжил.
– Да. Они называют это до сих пор тем же словом, что и раньше. Исповедью. Хотя сейчас они уже на этом поприще не добиваются таких успехов, как раньше. Раньше люди были более религиозны и верили, что молитвы и исповедь успокоят их душу.
– А это не так?
– Я тебя умоляю… Нет, конечно… Все совсем не так просто.
Он плеснул себе еще спиртного в бокал и вернулся в кресло.
– Священник, – продолжил он, – давал только одну из нескольких вещей, которые были нужны. Он выслушивал и давал надежду, а этого мало. Я иду дальше. Я ищу проблему, которая действительно беспокоит человека, и помогаю ее решить.
– Как?
– Все зависит от ситуации. Иногда хватает просто сказать: «Все будет хорошо». В смысле дать надежду. Иногда – приходится копаться намного больше. И делать намного больше. Иногда требуется заставить поверить человека во что-то, даже в то, во что он никогда бы без тебя не поверил.
– Например, в зеленых человечков?
– Один раз заставил поверить и в это, – кивнул Олег.
– Но это же бред!
– Главное было не то, что это бред, а то, что человеку это помогло.
Самые интересные случаи – это когда один человек, например, хочет стать музыкантом, но у него нет для этого музыкального слуха. Однако выясняется, что у него есть великолепная память и сильное желание импровизировать. Я ему помог, и теперь он не просто играет, но и неплохо зарабатывает этим себе на жизнь.
Я лишь недоверчиво покачал головой.
– Не веришь? – ухмыльнулся Олег.
– В это трудно поверить.
– Будешь иметь дело со мной, поймешь, что можно поверить и в намного более удивительные вещи. Например, в то, насколько велика может быть человеческая подлость.
Я сделал большой глоток сока, обдумывая все услышанное. Наконец-то весь бардак в голове начал укладываться и стала вырисовываться какая-то схема.
– Ну, хорошо, – сказал я, – а теперь давай о минусах и о том, почему ты этим занимаешься.
– Два крайне сложных вопроса. Особенно второй. Именно поэтому отвечу сначала на него. В свое время меня научили, и я стал по-немногу заниматься этим. Потом… отказаться уже не смог. Не могу жить иначе, понимаешь? Меня учили несколько месяцев, и потом я сам в первый раз помог одному своему другу. Его радость, его счастье были как наркотик, и от этого уже потом нельзя было отказаться. Так же как и от осознания того, что я помог человеку.
– Понимаю. А минусы?
Он очень долго смотрел на меня, прихлебывая из бокала, прежде чем ответить.
– Хочешь знать все, во что ввязываешься? Это здорово, конечно, но всего я сам не знаю. Расскажу только то, что смогу. Минусы есть, и очень большие. Первый – это то, что мы копаемся в дряни, которая наполняет человека. Пусть даже это дерьмо на него вылили, а не он сам в себе накопил. Оно от этого лучше не становится, и, копаясь в дерьме, не испачкаться нельзя. Все, что ты делаешь с человеком, затрагивает и тебя, как бы ты не старался отделаться от этого.
Он перевел дух и продолжил.
– Второй минус – это то, что ты становишься намного чувствительнее. Но на самом деле – это и минус, и плюс, так как лучше начинаешь чувствовать человека, хотя при этом все его проблемы становятся твоими, и то, что происходит с человеком, происходит и с тобой тоже. В общем – палка о двух концах.
– Пока что все понятно, – сказал я.
– Тогда – самый большой минус. Ответственность. Ты держишь ответ за то, что происходит, только перед самим собой, но при этом все намного усложняется и иногда этот груз становится просто невыносимым. Представь себе, что твои действия повлекли за собой смерть человека. Ты сможешь с этим жить? А если это были не действия, а бездействие? А если ты сделал так, что человек после твоих действий стал убийцей?
Или еще веселее – тираном? Сможешь жить с этим?
– Тиранов свергают.
– Да, а убийц ловят, сажают и иногда приговаривают к смерти. И их смерть, или разрушенная жизнь, тоже ложатся на тебя. Это ты – причина того, что с ними произойдет. Сможешь с этим справиться? А если какой-нибудь человек пострадал от другого человека настолько, что его жизнь оказалась разрушена? Сможешь без колебаний разобраться с виновным? А если виновный, при всем этом, еще и твой друг? Видишь, как все неоднозначно?
Я всерьез задумался. Олег говорил мне сейчас о тех вещах, о которых я никогда в жизни не думал. Ответственность я вообще понимал очень условно и мало где с ней сталкивался до того.
– Усложню задачу, – произнес Олег – ты вырос, женился, и у тебя появились дети. Тебе надо заботиться о семье, о своих детях, но, при всем этом, тебе надо еще и помогать людям, разбираться с их проблемами. Вытянешь? Найдешь время, чтобы хватило на все? О ком будешь заботиться в первую очередь? О семье или о том, кто уже на краю?
– Можно вопрос?
– Валяй.
– А как ты живешь со всем этим?
– Могу рассказать, если хочешь. Но мой ответ ничего тебе не даст. Каждый сам выбирает себе дорогу. Каждый сам строит свою жизнь, и я не имею ни малейшего понятия, как пойдет твоя. Я не чертов предсказатель. Я просто тот, кто помогает людям.
Мы оба умолкли, и где-то с полчаса сидели, потягивая из бокалов. Мыслей было много. Я узнал даже больше, чем изначально собирался, а он ждал, пока я все обдумаю.
Наконец я поднялся с места и сказал:
– Знаешь, Олег, я не могу сказать ничего сейчас.
– Я и не думал, что сможешь. У тебя слишком мало жизненного опыта и понимания таких вещей. Кроме того, ты слишком молод, чтобы принимать серьезные решения. Езжай домой. И не звони мне, пока не будешь готов дать ответ или пока не вляпаешься в какую-нибудь историю. Или пока кто-то из твоих знакомых не будет нуждаться во мне.
Я кивнул и направился к выходу. Мне предстояло многое обдумать.
Глава третья
Приехав домой, я оказался загружен домашними делами, учебой и прочей ерундой, но в голове постоянно крутился разговор с Олегом.
Перспективы маячили колоссальные! Возможность понять, чего хотят люди, умение управлять их жизнью… Одним словом, можно было запросто добиться того, на что у многих уходили годы упорного труда. Но то, о чем рассказал Олег, резко останавливало. Постоянная ответственность, плюс пока еще непонятное обострение чувств, про которое он говорил, не давали мне решиться на его предложение.
Также, впрочем, в голове не укладывалось и то, что он говорил про какой-то совершенно невероятный уровень манипуляций людьми. Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что у него явно не все в порядке с головой. На мой взгляд, все люди были совершенно разными, и вывести среди них закономерности было можно очень условно.
Меня никогда не интересовала политика, а основное применение тому, о чем говорил он, я видел именно в этой сфере деятельности. Кроме того, я не понимал, какая может быть отдача от его действий. Пока он рассказывал мне обо всем, я смог рассмотреть его и убедиться, что он небогат. Не было даже намека на то, чтобы его жизнь была хорошо обеспечена. Себе он покупал недорогие костюмы и такое же пиво. Однако при всем этом я сам был свидетелем того, что обеспеченные люди считали его своим другом и позволяли ему пользоваться всем, что было в их домах. Даже люди, которые соприкасались с ним опосредованно, как охранники этого дома, уважали его, и если бы он их попросил, они сделали бы для него все.
Я не понимал, как такое может быть, и меня это ужасно раздражало.
В таких раздумьях прошло четыре дня. На пятый же день, после учебы, ко мне подошел знакомый, который явно был не в духе.
– Что случилось?
– Брат.
Я припомнил то, что знал о его брате. Вроде бы ничего особенного. Учился, вылетел из института, пошел в армию. Вернуться должен был только спустя полтора года.
– Что с ним? Удрал из армии?
– Нет. «Деды» забили насмерть. Мать плачет. Отец запил. А я вообще не знаю, что мне теперь делать. Дома такой бардак, что лучшее, что я могу придумать – это не появляться там.
И тут я решился.
– Погоди. У меня есть один знакомый, который поможет.
– Да чем он помочь-то сможет?
– Не знаю. Но сам хочу посмотреть.
И тогда я позвонил Олегу. Он взял трубку после четвертого гудка и сказал:
– Неужели надумал?
– Олег, есть одна семья, которой надо помочь. Ты сейчас свободен?
– Сейчас нет. Вечером смогу. В чем там дело?
Я как смог объяснил. Олег долго молчал в трубку, после чего сказал:
– Терпеть не могу такого. Но ты прав, помочь им надо. Сам там будешь?
– А можно?
– Нужно. Только не лезь в разговор. Сиди, помалкивай и на ус мотай. Адрес?
Я дал ему адрес и, втайне не веря, что что-нибудь получится, вернулся к своему знакомому.
– Вечером мы придем. Пустишь?
– И что делать будете?
– Еще не знаю. Но твои предки меня знают, а вот того, кто будет со мной – нет. Скажешь им, что это мой друг.
– Ладно, скажу. Только вот не понимаю, на хрена это все.
– Я пока тоже, но он говорит, что поможет.
– Как?
– Даже не спрашивай. Не знаю.
На этом мы разошлись, и до самого вечера я был как на иголках.
Вечером мы встретились с Олегом перед подъездом, где жил мой знакомый со своими родителями.
– Привет. Нас ждут?
– Да.
– Сначала поговорим с этим парнем. Мне надо будет, чтобы он не мешался, а для этого лучше с ним поговорить. Обнадежить.
Приободрить. Впрочем, как я понял, с ним не все так плохо, как с его родителями. Вот с ними придется тяжело. Смотри, может чему и научишься.
Мы вошли в подъезд и поднялись на этаж. Дверь открыли быстро, и, войдя в квартиру, мы под пристальным оком уже не вполне трезвого главы семейства прошли в комнату моего знакомого.
– Привет, – сказал он.
– Олег, – раздалось ему в ответ.
Они обменялись рукопожатиями, которые были крепче, чем обычно пожимаю руку я.
– Мне сказали, что ты поможешь.
– Постараюсь. Твоя проблема, по большей части, в родителях, верно? А что думаешь насчет смерти брата?
– Стараюсь не думать. Еще не хватало, чтобы и я расклеился. В доме тогда ни одного нормального человека не останется.
Олег повернулся ко мне.
– Смотри, вот это интересно. Он принял единственное правильное решение, которое только мог. Держись, парень. С твоими родителями я поговорю и сделаю что смогу, но теперь вся семья на тебе будет висеть. Ты станешь тем центром, вокруг которого они объединятся. Твои успехи позволят им жить нормально, а твои неудачи раньше срока их в могилу загонят. Все понял?
– Да.
– Ладно. Расскажи мне о брате. Расскажи то, о чем могут не знать ваши родители. Расскажи мне о том, каким человеком он был. Что любил, что ненавидел, чем увлекался. Все подряд. Мне нужно все, что ты сможешь вспомнить и рассказать.
Спустя два часа рассказа мой знакомый не выдержал и все-таки расплакался, но рассказ не прекратил. Олег же сидел, положив ему руку на плечо, с выражением искреннего сочувствия на лице. Речь лилась из парня нескончаемым потоком, как будто он только что смог осознать, насколько дорог ему был брат.
Олег слушал до тех пор, пока, наконец, тот не остановился, а после этого положил и вторую руку на плечо парня и мягко, но настойчиво, развернул его к себе.
– Помни брата таким. Он был хорошим человеком. Может, не самым лучшим, но хорошим. Правильным. Он заботился о тебе, защищал, когда это было нужно. Помогал во всем. Твои родители гордились тем, что вырастили такого сына. Но они пока просто не знают, что вырастили не одного такого сына, а двух. Ты не хуже чем он, помни об этом. Ты не хуже. А должен стать лучше. Не ради себя. Ради своих родителей. Из вашей семьи ты – тот, кто знал его с этой стороны.
Я сидел оглушенный и рассказом, и слезами. Я знал человека, к которому мы пришли, несколько лет, благо учились мы в одной и той же школе, но и понятия не имел о том, что у него был такой брат и настолько теперь его не хватает. Только сейчас я чувствовал, что он готов выть от того, что больше никогда не увидит своего брата, от того, что, наконец, понял, насколько теперь одинок. И что вся его боль выливается наружу с этими слезами.
Олег продолжал что-то говорить, но я уже не слышал его слов. Более того, я чувствовал, что и сам Олег готов разрыдаться от того, что не стало такого человека. Он не просто был искренним в своих словах, он сопереживал этой потере, как будто это был его собственный брат, которого он знал с детства.
Если честно – я чувствовал то же самое, и готов был сделать что угодно, чтобы прекратить это. Чтобы помочь.
Мой знакомый оставил нас, отправившись в ванную, чтобы высморкаться и умыться.
Олег посмотрел на меня с болью во взгляде, и сказал:
– Он не единственный, кому здесь надо помочь дать волю чувствам. И кого надо привести к желанию жить. С родителями будет сложнее и тяжелее. Намного. Вижу, что ты уже понял, насколько это тяжко. Будет еще хуже. Если хочешь – можешь сейчас остаться со своим другом. Ему нужна поддержка, хотя теперь с ним уже все лучше. Он найдет силы жить дальше. Но сейчас ему нужен отдых и поддержка. Я не буду возражать, если ты не пойдешь говорить с родителями.
Я лишь замотал головой в ответ. Так просто он не сможет отделаться от меня. Я хочу узнать, насколько все то, о чем он говорил, может быть плохо.
– Как знаешь. Значит, сейчас мы пойдем говорить с родителями. Но этот парень – на твоей ответственности. Помоги ему, когда потребуется. Просто будь рядом и поддержи, когда он начнет в чем-то сомневаться. Понял?
– Понял.
– Тогда поздравляю с первым «клиентом». Хотя с таким не поздравляют.
Я лишь кивнул в ответ. Я прекрасно понял, что он хотел сказать.
Мой друг вернулся и сказал, что его родители интересуются тем, скоро ли мы уйдем, на что Олег поднялся и сказал:
– Тебе будет непросто теперь пробивать себе дорогу к жизни. Но мы постараемся сделать ее хоть чуточку более сносной. По крайней мере, чтобы у тебя хватило сил помочь и себе, и родителям. Ложись-ка ты спать, дружок. Ты вымотался.
С этими словами Олег открыл дверь комнаты и вышел в холл. Я же поплелся за ним следом.
Мы прошли на кухню, где в обнимку с бутылкой сидел отец моего знакомого, а его мать готовила ужин.
– Прошу прощения за такой визит, – сказал Олег, усаживаясь на стул, – но нам надо было поговорить с вашим сыном. Он очень переживает из-за смерти брата.
Их реакция была такой, как если бы Олег достал пистолет и разрядил всю обойму прямо у них над ухом. Глава семейства мигом протрезвел, а его супруга уронила сковородку на пол. Они оба уставились на Олега и меня, и в их взгляде, в позах, во всем читалось: «Не смей даже заикаться о нем».
Олег же посмотрел на них и сказал:
– Я понимаю, что и вам тяжело. Правда, понимаю. Я очень хорошо знаю, каким был ваш старший.
И он стал рассказывать об их умершем сыне. О том, каким он был целеустремленным, добрым и умным. Он рассказывал им то же, что мы только что узнали от моего знакомого, только намного больше и полнее. Он не просто рассказывал им – он вызывал их слезы своим рассказом.
Я уже просто не понимал, что происходит, поскольку у меня начинало возникать ощущение, что покойный сам стоит за плечом Олега и кивает каждому его слову.
Когда же, наконец, Олег закончил рассказывать родителям об их сыне, глава семейства посмотрел на него и сказал:
– Вы были знакомы очень хорошо. За что с ним так?
– Я не служил с ним. И я не могу сказать, что именно там произошло. Но могу сказать, что у вас есть и другой сын, которому вы сейчас очень нужны, и который не справится со всем, что на него свалилось, без вашей помощи. Мы сейчас говорили с ним и видели, как он тоскует по брату. Поверьте, если вас хоть немного заботит его судьба, то ему нужна ваша поддержка и все ваши силы, чтобы не сломаться. Он хороший мальчик, и если вы хотите дать ему хоть один шанс чего-то добиться в этой жизни – помогите ему.
Оба родителя посмотрели на нас, и мне неожиданно стало не по себе. Если там, во время разговора в комнате, я чувствовал все и захлебывался чувствами, эмоциями и ощущениями, то сейчас, под взглядом отца погибшего, я не чувствовал ничего. Вообще ничего.
– Спасибо вам, что напомнили, молодой человек. И спасибо за вашу заботу.
– Я не к вам обращаюсь, – сказал ему Олег, – я обращаюсь к матери, взрастившей двух великолепных сыновей, которыми она может гордиться, в отличие от пьяницы мужа, который использует смерть сына как повод напиться.
В следующую секунду Олега сгребли за ворот рубашки и стали перетаскивать через стол. Я дернулся было, чтобы помочь, но заметил его жест – «не вмешивайся».
– Ты пожалеешь, – прошипел отец погибшего в лицо Олегу.
– Сомневаюсь, – ответил он, – ведь если вы сделаете мне хоть что-то, то это только покажет, насколько я был прав.
Я не понимал, зачем Олег так нарывается на неприятности. В следующую секунду занесенный кулак начал движение и…
И Олег улетел на тот стул, с которого его стащили, а кулак со всего размаху впечатался в стену. Затем еще и еще. Он бил до тех пор, пока кулак не стал похож на кровавое месиво, а после этого, не обращая внимания на кровь и боль, он закрыл лицо руками и зарыдал.
– Извините. Нам пора. Идем, – кивнул мне Олег, и мы торопливо покинули квартиру.
Выбравшись во двор, Олег зашарил по карманам и, торопливо вытащив сигарету, прикурил ее трясущимися руками.
– Понял? – хрипло спросил Олег.
– Много чего понял, но не все. Объяснишь?
– С тебя пиво.
Я порылся в карманах и обнаружил деньги на несколько бутылок.
– Идет.
Купив пиво, мы устроились в одном из известных мне потайных уголков нашего района. Олег посмотрел на меня и, откупорив первую бутылку, спросил:
– Что чувствовал, что понял?
– От моего друга – до фига всего. От его матери – боль, отчаяние. Потом страх и… черт его знает, что это было. Ну, а его отец – вот этого я совсем не понимаю.
– Значит, с него и начнем, – в перерывах между бульканьями донеслось от Олега.
– Я не понимаю, что с ним было. Он как будто вообще ничего не чувствовал.
– Так и есть. Он действительно ничего не чувствовал. Оглушенный болью от потери сына, он не мог уже ничего чувствовать и здраво соображать. Он пытался забыться в выпивке, а ему было нужно вовсе не это. Ему нужно было вытащить себя из этого состояния, а для этого – его надо было подвергнуть сильнейшим эмоциям. Я выбрал гнев. А можно было бы по-другому. Можно было бы, к примеру, взять в заложники его сына. Это тоже ему мозги бы вправило.
– А мать?
– С ней ты почти правильно все назвал. Боль, отчаяние, страх… Потом облегчение. Понимание, что в ее жизни еще есть смысл. Что же касается твоего друга – говорить ничего не буду. Ты уже все понял.
За то время, пока Олег говорил мне это, он успел прикончить три бутылки пива и уже откупоривал четвертую.
– В общем, готовься, паренек, – сказал Олег, – с завтрашнего дня начну тебя учить.
– Эй, я же еще не сказал, хочу ли…
– Хочешь. Иначе бы не напросился сегодня со мной, да и к родителям бы потом не пошел. Хочешь, поскольку все чувствуешь. Хочешь, потому что дуреешь с этого сильнее, чем от водки. Хочешь, потому что увидел, что я делаю с людьми и почувствовал, как у них внутри все меняется. Хочешь учиться, потому что хочешь уметь вызывать это же сам. Если я ошибся сейчас, то готов с нуля устроить тебе всю твою личную жизнь. Ну что, придется?
– Нет. Ты прав. Во всем прав. Хотя я и не понимаю, как тебе это удается.
– Поймешь. Все поймешь.
И четвертая опустевшая бутылка полетела в кусты.
Глава четвертая
Олег со скептицизмом смотрел на тетрадку с ручкой, которые я вытащил из-за пазухи.
– Это что? – поинтересовался он.
– Ты же будешь учить. Может чего записывать придется, вот я и приготовил.
Мы встретились с ним на следующий день, в том же месте, где вчера ночью он пил пиво после визита к той семье.
– Ты шутишь. Убери это и больше никогда не доставай. Не веди никаких записей о том, что я тебе буду рассказывать. Никогда. Пойми ты, это все идет, в первую очередь, от сердца и души, а уже потом от разума и здравого смысла. Здесь нет точных характеристик. Здесь нет и узколобых правил, которыми ограничивают себя те же психологи, которых ты как-то упоминал. Здесь понятия о нормальном и ненормальном размазываются до неузнаваемости, и границы между ними стираются. Вот смотри: ты считаешь, что причинить человеку жуткую, неимоверную боль это плохо?
– Да, но…
– Вот в том то и дело, что «НО». Вчера мы причиняли людям боль. Мы заставляли их вспомнить то, что болело в их душе. Мы ковырялись в еще открытой и не затянувшейся ране. Для чего? Для того, чтобы в дальнейшем они могли нормально жить. Мы не целимся на очень уж близкую перспективу, кроме тех случаев, когда это необходимо. Мы нацеливаемся на всю жизнь человека. Мы задаем ей русло, а дальше – пусть сам управляет. Мы выдергиваем пару камней из этого русла, которые рассекают воду и скапливают посреди реки весь мусор. Помогаем ли мы этими действиями людям? Да. Жестоки ли мы к ним? По необходимости.
– По необходимости?
– Запомни это слово, паренек, оно тебе скоро в ночных кошмарах являться будет.
– У меня нет ночных кошмаров.
– Будут. И еще какие. Чуть попозже, когда насмотришься на все. И тогда сну без сновидений будешь радоваться как манне небесной.
– Извини, но я что-то не понимаю. С чего вдруг они у меня появятся? Психика у меня крепкая…
– Не смеши… Крепкая. Может, пока и крепкая, но вот только есть одно «но». Когда начинаешь работать с «клиентом» – волей или неволей «влезаешь» в его шкуру. Ты уже не отделяешь себя от него. Просто, в отличие от него, ты понимаешь, что ты что-то ищешь и анализируешь все изменения, а он – просто это чувствует. После того, как «отсоединяешься», у тебя в голове такой бардак, что хоть ложись и помирай. На тебе все еще висят чувства «клиента», да и твои чувства к нему дают о себе знать. Плюс еще сопереживание. А теперь представь, что в этом коктейле есть и одиночество, и тоска, от которой выть охота, и дикий страх перед всеми вокруг. И попробуй не спятить в первый час. Дальше-то проще, а вот первый час… Поверь, это самое тяжелое. А теперь еще усложним. «Клиент» не один, а как вчера – трое. Поверь, кошмары у тебя появятся.
– Ты поэтому столько пива пьешь?
– Да. И нет.
– Это как?
– Да, я пью, чтобы расслабиться и напряжение сбросить. Нет, пиво я пью не поэтому. Просто вкус нравится.
– Ладно, это в принципе не мое дело. С чего мы начнем?
– С чего? Да мы уже начали. Давай поговорим пока об относительности морали.
– А мораль относительна?
– Я тебе уже привел пример. Причинять человеку боль – аморально. По крайней мере, все так считают. Что же касается нас – это чуть ли не норма. То же и в других случаях. Аморально считается убивать людей. Аморально пользоваться сексом без любви для получения чего-то. Аморально лезть в чью-то душу и топтаться в ней подкованными сапогами. Могу привести еще кучу примеров, но суть от этого не меняется. Если ты со мной – ты не руководствуешься понятием морали. Она для нас не существенна. Мы делаем то, что должны сделать, и плевать, если для этого потребуется с кем-то переспать, перетряхнуть весь внутренний мир человека, причинить ему боль или вообще убить. Последнее, конечно, крайний случай, и я искренне надеюсь, что к нему прибегать не придется.
– Хорошо, но если мы не руководствуемся принципами морали, тогда чем мы руководствуемся?
– Хороший вопрос. Позволь объяснить тебе, как все это бывает. Чаще всего как вчера: люди застопорились на месте от шока, боли или чего-то еще. Ты начинаешь им помогать, когда видишь, что им действительно нужно помочь, даже если они сами не могут, не знают или боятся попросить о помощи. Заметь, это самый частый случай. Они на самом деле не знают, кого просить о помощи. Они боятся просить о помощи. Они не могут просить о помощи, так как не понимают, что она им нужна. Куда реже бывает другое – когда человек знает, чего он хочет. Это, обычно, бывают самые забавные случаи в нашей деятельности. Человек, как правило, уверен в том, что именно ему надо, и он не сдвинется с места, пока не получит все, что хотел.
– И почему мы беремся им в этом помогать?
– Потому, что камни посреди реки надо выдергивать, иначе бревно, которое налетит на них, перегородит реку. Оно соберет кучу мусора, и река выйдет из берегов, затопив ближайших поселенцев. Те переберутся на другие места, поближе к людям, у которых все в порядке, и есть шанс, что там, где соберется слишком много людей, возникнет голод. И кто сказал тебе, что ты не будешь жить в этом месте?
– Намек понял. То есть, заботясь о них всех, мы заботимся и о себе.
– Именно так. Все, конечно, намного сложнее, но пока тебе и этого хватит. Но я не зря сказал тебе про необходимость. Все наши действия подчинены именно необходимости. Именно ей мы и руководствуемся. Давай-ка сделаем вот что…
Олег открыл пакет сока, глотнул из него и уселся на камень.
– Я объясню тебе еще немного сейчас, и мы попробуем тебя в деле. У меня есть на примете кое-что несложное, хотя прокатиться придется.
– Олег, я без денег… Я не смогу сегодня куда-либо поехать.
– Сможешь. Я договорился, что через час за нами машина приедет. Посмотрим, как ты справишься. Не бойся, я подстрахую, так что напортачить тебе не удастся.
Я только вздохнул. Похоже, Олег придерживался манеры обучения «кинь в воду – авось поплывет», хотя утешало только то, что все-таки страховать он будет.
– Ладно. Расскажи про «клиента» и что надо делать.
– Хорошо. Ситуация тебе знакомая. Разбитое сердце. На текущий момент все, что требуется – это утешение и понимание. Что тебе надо делать – так это научиться подмечать особенности. Мелочи. Как человек будет строить фразы, как он будет обо всем рассказывать. В идеале – попробуй почувствовать то же, что и он, и проанализировать, какие слова ему смогут помочь.
– Не понял. Какие мелочи?
– Пока запоминай все, что будет происходить. Обсудить мы с тобой все сможем потом. И запомни одну вещь. Человек тебя не знает. Он будет крайне осторожен, и, разумеется, не будет тебе доверять. Твоя задача сделать так, чтобы он стал тебе доверять.
– Ничего себе… И как, по-твоему, я должен это сделать?
– Посмотрим. Мне кажется, что ты сам найдешь способ. Запомни одно: пока он не будет тебе доверять, ты ничего не сможешь добиться от него. Ты не сможешь заглянуть в его душу и увидеть, что в ней творится, и, соответственно, не сможешь помочь ему.
– А поконкретнее объяснить не хочешь?
– Я уже сказал. Смотри на мелочи. Постарайся понять, что человеку нравится, найди с ним точки соприкосновения. Общие любимые книги, общие фильмы, песни… В общем, поймешь сам. Тут у каждого свой подход, своя манера общения и поэтому не может быть универсальных рецептов.
– Хорошо. Может тогда, пока будем ждать и ехать, ты еще что расскажешь?
– Да. Расскажу. О боли и страхе.
– О боли я тебе и сам могу рассказать.
– Ну, конечно, тренированный ты наш… Ты знаешь о боли многое… только не то, что нужно.
– Я знаю о боли.
– Тогда скажи мне, что является сутью боли как таковой?
Я заткнулся. Долго и недоверчиво я смотрел на Олега, пытаясь понять, шутит ли он, но, судя по всему, он не шутил.
– Не можешь? Вот то-то и оно. Все это знают, но никто не придает этому значения. Боль, по сути своей, является просто спутником. Спутником изменения как такового. Не важно, физическая это боль или душевная.
– Это как?
– Смотри, приведу банальный пример. Ты порезал палец, что ты чувствуешь?
– Травму. Боль.
– Нет, ты не чувствуешь травмы. Ты чувствуешь только боль. Эта боль говорит тебе, что в твоем теле начался процесс изменения. Изменяется, пусть и не намного, но весь твой организм. Начинают делиться клетки, формируются вещества, способствующие заживлению тканей, начинаются процессы, которые способствуют восстановлению кровопотери. Боль говорит тебе об этом, но ты не обращаешь на это внимания, потому, что это естественный процесс.
– Ну, хорошо. Но это физическая травма. А если дело касается душевной травмы?
– Разницы нет. Просто эти процессы сложнее представить. Говоря романтическим языком, если тебе подойдет такое объяснение, ты режешь свою душу. Это тоже мигом запускает восстановление. Если травма не слишком большая, то все очень быстро проходит. Если же травма серьезная, то процесс восстановления займет годы, и боль будет тебя терзать все это время. И если рану не бередить, то она, разумеется, затянется быстрее.
– А на кой тогда мы нужны?
– Если врач обеспечивает хороший уход и наблюдение за раной, то она заживает так, что даже шрама не остается. И заживает на порядок быстрее. Мы врачуем души, поскольку если этого не делать, на них остаются шрамы. Ты когда-нибудь видел исполосованную конечность, которая сплошь покрыта шрамами?
Я поежился, вспоминая, как столкнулся как-то раз с одним десантником, который пришел к тренеру.
– Вижу, что да. Так вот, кожа там уже настолько повреждена, что боль в этом месте не чувствуется. Конечность грубеет и не может уже различать «тонких» ощущений. То же самое и с душой. Душа, покрытая шрамами, не может воспринимать «тонких» эмоций и чувств, вот только одна проблема с этим. Большая часть эмоций и чувств являются «тонкими». Разве что сильная боль или гнев, ярость… в общем, что-то, что может захватить человека целиком, способно пробиться через эти шрамы.
Люди с исполосованными душами опасны, поскольку ничего не могут чувствовать и способны наворотить дел. Из них получаются первоклассные социопаты. И вот тут вступаем в игру мы. Мы не допускаем появления шрамов. Мы устраняем уже существующие шрамы на их душах.
– Что-то у меня с трудом вяжется понятие врачевания с понятием причинения боли.
– Знаешь, когда перелом неправильно срастается, нужно снова сломать кость, чтобы срослась нормально. Так что мы и лечим, и калечим, чтобы вылечить.
– Страшновато звучит.
– Страшновато. Но по-другому не удается. Если сможешь по-другому – скажи, обсудим, обдумаем и будем пользоваться. Кстати, о страхе… Какова суть страха?
Я всерьез задумался. Вопрос был в чем-то схожим с вопросом о боли, но почти шестнадцатилетнему мальчишке было не так просто на него ответить. В конце концов, юность выгодно отличается от более зрелого возраста тем, что мало чего боишься и рискуешь двигаться вперед, сметая все на своем пути.
Наконец, обдумав этот вопрос, я выдал:
– Не вполне уверен, что правильно, но следуя твоей логике, это тоже спутник.
– Верно. Но спутник чего?
– Опасности?
– Почти верно. Спутник ее возможности. Опасность не обязательно должна быть реальной. Ты можешь бояться и того, чего реально никогда не будет. Страх предупреждает нас о том, что потенциально здесь может быть угроза для тебя.
– Олег, а это не чересчур?
– В смысле?
– Для чего ты завел об этом разговор? Ты меня окончательно хочешь запутать или запугать?
– Нет, конечно. Это я рассказываю для того, чтобы ты понял, с чем тебе придется иметь дело каждый день. Каждый день тебе придется иметь дело с болью, своей или чужой, и со страхом. Ты должен научиться улавливать их и понимать причины их возникновения, только тогда ты сможешь нормально работать.
В этот момент у Олега зазвонил телефон:
– Да? Ясно. Стой на месте, сейчас подойдем.
Он повернулся ко мне.
– Это нас. Машина ждет.
И мы направились к машине. Времени, чтобы все обдумать у меня оставалось мало.
Глава пятая
Всю дорогу до места я обдумывал то, что рассказал мне Олег. В голове такой объем информации спокойно укладываться не хотел и рождал кучу вопросов, но я прекрасно понимал, что Олег мне сейчас на них отвечать не будет. Более того, в машине Олег замолчал и на все попытки поговорить с ним отвечал, что до конца сегодняшней работы он ничего не будет объяснять.
Мы подъехали к многоквартирному дому, и я вздохнул с облегчением, поскольку в домах с представителями более обеспеченных слоев общества чувствовал себя не к месту. Олег понимающе хмыкнул и повел меня в один из подъездов.
«Клиент» ждал только Олега и поэтому удивленно и недоверчиво уставился на меня, когда открыл нам дверь.
Я с любопытством начал осматриваться еще в прихожей. В квартире играла «Metallica», исполняя свой вечный хит «Nothing else matters». Судя по общей захламленности квартиры, «клиент» жил здесь один и вообще был типичным холостяком. Он указал нам на комнату, откуда звучала музыка и сам пошел на кухню. Сняв куртки, мы прошли в указанном направлении, и я обалдел. Комната была битком набита техникой. Компьютер, принтер, сканер, куча проводов и часть таких вещей, применение которым я вообще не знал, несмотря на то, что компьютерами и периферией интересовался. На полках стояли книги по программированию, в котором я был дуб дубом, и рядом с ними сиротливо ютился томик «Трех мушкетеров».
Хозяин квартиры вернулся к нам, притащив пиво для меня и Олега, но я отказался, и он взял мою бутылку себе. Наконец, он сел, и я смог его нормально рассмотреть. Молодой парень, лет двадцати от роду, в давно не стираной футболке и тренировочных штанах, на которых были дыры. Весьма лохматый и небритый. Глаза красные, причем, судя по перегару, вовсе не от того, что плакал. Узкое лицо. Нос с едва заметной горбинкой. Выглядел он так, как будто забывал питаться, да и вообще уже несколько лет не вылезал на свежий воздух.
– Твое добро? – спросил я, указывая на комп.
– Мое. Разбираешься?
– Есть немного. Что за железо?
Минут пятнадцать мы обсуждали его довольно мощный компьютер. Парень обожал свою технику до фанатизма. Его слегка расстроило то, что я ничего не смыслю в программировании, но это искупилось тем, что я дал ему пару советов по железу. Через некоторое время он уже полностью «оттаял» в отношении меня и считал если не другом, то уже «собратом по разуму».
Судя по реакции Олега, который тихо и спокойно сидел и пил пиво, я пока все делал правильно.
Наконец, когда мы уже перешли к той части, когда и я развалился в кресле, а хозяин квартиры побежал ставить чайник, Олег спокойно встал, открыл окна, впуская свежий воздух, и тихо сказал:
– Молодец. Переходи к тому, для чего мы приехали.
– Проще сказать, чем сделать. У парня мозги только компами и заняты. Не настолько ему и была нужна та девушка, которая его бросила.
– Это так. Но наша задача – сделать так, чтобы он не замкнулся только на них.
– Для начала – ты мне соврал. Это не история о разбитом сердце. То есть, может это тоже было, но мы здесь для другого. Олег, ты понимаешь, что этого парня нереально вытащить хотя бы просто из дому?
– Запомни одну вещь. С этого момента в твоем лексиконе не будет слов «нереально» и «невозможно». Максимум – «сложно».
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты скотина?
– И не раз. Он идет.
«Клиент» вошел в комнату и передал мне кружку с чаем.
– Слушай, я вот тут спросить у тебя хотел, – обратился я к нему – а чего ты таким затворником живешь? Ты же классный спец, должно быть, отбою от народа нет, а ты тут торчишь…
– Э-э-эх… Тут видишь в чем дело… Я… Не люблю я с народом общаться. Мне с компами проще. У них все просто и понятно. Все логично.
Я согласно кивнул.
– Понимаю… Но слушай, ты себя давно в зеркале видел?
– А что?
– Не чёсан, не брит, не стрижен. У твоего подъезда даже бомжи без твоих знаний о компах лучше выглядят.
– А на фига оно мне? Все, что надо, у меня здесь есть…
– А ты никогда не думал, что в крупных конторах сейчас такие спецы, как ты, нужны? Да и железо у них на порядок посерьезнее… Если б ты в такую устроился, наверняка лучше бы жить стал.
И тут вмешался Олег.
– Да. И еще у тебя доступ был бы к их программам и железу. Согласись, что это интересней было бы, чем тут сидеть.
Я чуть язык не прикусил от неожиданности. Во-первых, от того, что Олег вмешался (а это значило, что я что-то делаю не так), а во-вторых, от того, что все время, пока мы общались о компах, он сидел с видом умирающего лебедя, явно не понимая ни слова из того, что мы говорим. Услышать от него высказывание о программах и железе было равноценно тому, как услышать от средневекового инквизитора рассуждения о ядерной физике.
– Логично, – отозвался «клиент». – Вот только не знаю, как мне подойти к вопросу.
– Алгоритм простой. Для начала – выбриться начисто, – вступил в разговор я.
– А дальше?
– Дальше – отмыться, подстричься, приодеться в деловой костюм. И вперед, на штурм.
– Ага, на штурм… Нужен я кому такой буду…
– Удивишься, но нужен. К тебе сразу по-другому относиться начнут. И уважение появится, и сам, в своих глазах, более значимым станешь. Да и деньги появятся… А с деньгами – сам знаешь, веселее живется. И пиво получше, и еда посытнее, да и девушкам больше нравится, когда у тех, с кем они, деньги водятся.
Парень откинулся в кресле, откупорил еще бутылку пива, присосался к горлышку и закурил.
– Пойдет, – сказал он Олегу.
– Что пойдет? – не понял я.
– Ты. Справишься.
Я посмотрел на Олега, который укоризненно смотрел на «клиента».
– Ты подождать не мог? – спросил у него Олег.
– А чего ждать-то?
– Я только наслаждаться начал. А ты взял и все испортил. Он же теперь…
Закончить фразу Олег не успел. До меня дошло, что меня просто развели.
– Ну и гад же ты! – с чувством сказал я Олегу.
– А ты мог бы и раньше понять. Ведь понял же, уже наполовину… Мог бы понять сразу, как разговор начал.
Я задумался над тем, что он сказал.
Действительно, в парне не чувствовалось надлома, который обычно бывает при душевной травме, да и выглядел он как страдающий от похмелья, а не от разбитой любви. В разговоре с ним не было ни единой нотки, свидетельствующей о депрессии. Он сразу втянулся в разговор о компьютерах, что, впрочем, для компьютерщика и программиста было естественным. Единственным искренним, что я мог вспомнить – было его удивление при виде меня.
– Ты его предупредил, – сказал я Олегу, – так почему же он удивился мне?
– Его спроси, – кивнул Олег.
Я перевел взгляд на парня, и тот, прикончив пиво, ответил:
– Я не ожидал, что ты будешь настолько молодым.
Я подумал, стоит ли мне обидеться на Олега, но, по здравому размышлению, понял, что не стоит.
– Ладно. Это я вам еще припомню. Итак, проверку я прошел. Что дальше?
– Прошел, но не совсем, – сказал Олег – ты допустил один ляп, который я исправил.
– Да брось, Олег, – сказал парень, – прошел он нормально. Ты сам вообще не знал, как ко мне подступиться, а он мигом сообразил, что ко мне только с таким разговором и можно подойти. Кроме того, и на музыку мою он внимание обратил, и на книги. Да и в общении парень приятный. Опять же, внешность располагающая. И главное, что совет он дал тот же самый, что и ты. Обточить, конечно, технику надо, чтобы не так в лоб говорил, но это с опытом придет.
– И все-таки не совсем. Он повел с тобой разговор сразу о жизни, а на тебя надо было давить через технику. Такие моменты чувствовать надо.
– Брось придираться. Сам когда-то только начинал, так и этого наверняка сделать не мог.
Я молча наблюдал за ними.
– Ладно, ребята, хорошо было с вами посидеть, но мне сейчас на работу надо… Подождите меня на улице, я вас назад подброшу.
Он ушел в другую комнату, а мы стали молча собираться. Через пятнадцать минут он вышел к нам, побрившийся, в строгом деловом костюме, волосы собраны в хвост, и я с трудом его узнал.
От него уже пахло не перегаром, а хорошим одеколоном, и в целом он производил впечатление человека, явно преуспевающего в жизни.
– А ты где работаешь?
– Программист в одной довольно крупной конторе. Платят неплохо. И личного шофера выделили.
– А что же в такой квартире живешь?
– Это не моя, а моего брата. Я его в Англию на обучение послал, поэтому квартира пустует… А Олег попросил, чтобы максимально антураж образу соответствовал. У меня-то в центре жилье есть.
Он махнул рукой, и к нам подъехала та же самая машина, которая везла нас сюда.
– Закинь меня на работу, а потом отвези ребят туда, откуда забирал – сказал он водителю, когда мы уселись.
– Сделаю, шеф.
Всю дорогу я молчал, стараясь подавить острое желание дать Олегу по голове за его выкрутасы. С другой стороны, я прекрасно понимал, что, не владея даже базовыми навыками в общении, какие есть у него, я не смогу нормально справиться даже с пустяковыми делами.
Когда водитель высадил нас, и мы вернулись на старое место, Олег вытащил из-за пазухи пару заначеных у программиста бутылок пива и сказал:
– Для первого раза хорошо. На отлично не вытянул из-за того ляпа. Но хорошо.
– Скотина. – бросил я Олегу.
– Знаю.
– Мог бы и предупредить.
– Тогда бы ничего не получилось. А так мы знаем, что тебе стоит поучиться говорить, что импровизировать ты умеешь и к ситуации приспосабливаешься очень быстро. В идеале тебя бы еще актерскому мастерству немного поучить, но что-то мне подсказывает, что ты этим и так слегка занимаешься.
– Уже три года как тренируюсь… В ролевой тусовке.
– Неплохо. Продолжай в том же духе. Плюс к тому – нагружу тебя вот чем. Перед зеркалом потренируйся в выражении на лице. Посмотри, какое тебе больше понравится, и нацепляй его, когда с кем-то беседуешь. Заодно потренируйся с выражениями на лице собеседников. Ты должен научиться их распознавать по нюансам. Не просто удивление, например, а заинтересованное удивление или с отвращением. Или все вместе. Научишься их распознавать – научишься и имитировать их, насколько это возможно.
– Хорошо. Что еще?
– Слушай, как люди говорят. Обдумывай, с какой интонацией это сказано, и из-за чего эта интонация может быть. Помимо этого – еще одно маленькое задание. Считай шаги. Смотри, какая дверь в автобусе первой открывается на остановке. Считай ступеньки. Наблюдай за каждой вот такой мелочью. Сделай это своей второй натурой.
– Зачем?
– Мы ориентируемся по мелочам. Чем наблюдательней, тем больше будешь замечать и в людях. А помимо этого есть и чисто практическая польза в виде экономии времени в дороге. У тебя еще голова кругом не идет?
– Уже начинает… Ты на меня столько взвалил, что не знаю, когда я с этим справлюсь.
– Это не задание на один день. Это теперь твое постоянное задание, пока не войдет в привычку. Ты должен делать все это на автомате. Когда начнет получаться – позвонишь.
– А по психологии ничего давать в нагрузку не будешь?
Олег поморщился.
– Все эти Юнги и Фрейды – мужики, конечно, башковитые были, но в нашем деле они на фиг не нужны. Пойми, они давали только то, в чем разбирались сами, а это очень узкая специфика. У нас диапазон на порядок шире. И этому лучше учиться в жизни, но только после того, как научишься наблюдательности.
– Понял. То есть ты сейчас уходишь.
– Да. Устрою себе, наконец-то, законный выходной.
В этот момент у него зазвонил телефон.
– Да? Да, конечно. Приеду. А где? И когда? Понял.
Олег повесил трубку и выругался. Видимо, его законный выходной только что накрылся.
Глава шестая
Минуло почти три недели с тех пор как мы с Олегом прокатились к его знакомому программисту. Все это время я старательно упражнялся в наблюдательности и управлении своим лицом, и это уже начало приносить свои плоды. Пара сэкономленных секунд здесь, пара там, и я уже начинал успевать по своим делам туда, где раньше с этим наблюдались проблемы. Помимо этого, я стал замечать разные мелочи в поведении людей. Например, я стал четко замечать, когда мои друзья расстроены, или их что-то тревожит. Когда у матери проблемы по работе, и когда она наоборот, полностью довольна. Я научился выбирать моменты, когда к матери или отцу можно спокойно подойти и попросить денег, а когда этого делать не стоило в принципе.
Моя наблюдательность помогала мне и в быту, и в том, что я хотел получить, но не знал как. Приятели и приятельницы из ролевой тусовки тоже заметили, что, о чем бы они при мне не говорили, я выслушиваю их крайне внимательно и стараюсь дать им максимально обдуманный ответ. Отношение ко мне стало другим. Раньше я просто был для них одним из тусовки, парнем, с которым можно провести время, но теперь… Теперь они приходили ко мне за советом.
Я не хотел дергать Олега, считая, что еще недостаточно научился тому, о чем он говорил, и не видя особых случаев, когда нужна была помощь кому-то из моих друзей. Что же касается других вопросов, то, пожалуй, стоит упомянуть, что мой приятель, которому помог Олег, пришел ко мне с благодарностью. Его жизнь начала налаживаться, и родители тоже понемногу возвращались к прежнему руслу.
Это были спокойные три недели, и в течение них не происходило ничего, что следовало бы упомянуть отдельно. Но потом зазвонил мой домашний телефон.
– Да?
– Привет, это Олег.
– Привет… А откуда у тебя этот номер? Я тебе его не давал.
– Узнал у знакомых. Что-то ты не звонишь. Передумал учиться?
– Да нет, просто еще не достаточно освоил все то, что ты мне говорил…
– А разведка донесла, что это не так.
– Кто?
– Без разницы. Слушай внимательно.
Я внутренне подобрался.
– Я считаю, что ты уже достаточно освоился. Тебе надо найти «клиента» и помочь ему. В общем, у тебя два дня, чтобы найти «клиента». Если не найдешь сам, то найду я, а у меня сейчас «клиенты» такие, что отпускать тебя к ним пока рано. Справишься?
– Я все-таки не уверен, что справлюсь.
– Почувствуешь, что не справляешься – мой номер знаешь. Действуй.
И он повесил трубку.
Тихонько проклиная Олега с его заморочками, я задумался. Найти «клиента» предстояло мне самому, а я имел очень смутное понятие о том, как это делать. Более того, Олег опять хотел «кинуть меня в воду и посмотреть поплыву ли». Только в этот раз я чувствовал, что никакого развода не будет, и что все будет зависеть только от меня.
Выругавшись, я оделся и отправился к тусовке.
Наша тусовка в ту пору представляла собой странную компанию. Необычные, иногда очень яркие и творческие люди, иногда неплохие бойцы, а иногда… Иногда просто романтики и хиппи которые прибивались к нам, потому, что чувствовали в нас своих «собратьев по разуму», непохожих на скованное узкими рамками остальное сообщество. У нас же царил дух романтики и свободы. Мы никого не тянули к себе силой и никого не прогоняли от себя, хотя особо зарвавшихся осаживали, вполне деликатно объясняя им, что так вести себя не следует. Наш кусочек сообщества насчитывал человек двадцать постоянных и еще примерно столько же появлявшихся от случая к случаю. Разумеется, имена, данные от рождения, были здесь не в ходу, и, хотя мы и знали их, но пользовались исключительно ролевыми прозвищами.
У нас все было устроено так, что люди, которые не являлись ролевиками, смотрели на нас с непониманием. При встрече друг с другом, мы, например, могли совершенно спокойно поцеловать девушке руку, а если очень хотелось и девушка сама была не против, то это мог быть и более значимый поцелуй. Как бы то ни было, на приветственный поцелуй в щечку никто из нас даже внимания не обращал, считая это нормой.
Мы искренне радовались при виде друг друга, и нам было совершенно плевать, видит ли кто-то еще эту радость и как он к ней относится.
Сообщество существовало по своим неписаным правилам, жило по ним и всегда соблюдало их. Разумеется, не обходилось и без эксцессов со стороны «нормальных», или как мы их называли, «цивилов».
В тот день, однако, таких проблем не было, да и вообще, «цивилы» в последнее время поутихли, считая нас чем-то вроде безобидных сумасшедших, но когда я пришел к компании на обычное место сбора, сразу почувствовал в воздухе беду. Беда касалась не всей компании, а лишь одной девушки, которой в текущий момент не было, но ребята сказали, что она подойдет позже. В принципе, в такой компании это было нормальным, что у кого-то какие-то проблемы, и это обсуждалось народом, чтобы понять, можем ли мы помочь, или человеку лучше разобраться самому.
Я нашел двух особ, которые обсуждали то, что с ней случилось, и сел рядом, не вмешиваясь в разговор, но и не пропуская ни одного слова, надеясь узнать хоть какие-то подробности, которые могли бы помочь мне подготовиться. Подробности, которые не заставили себя ждать.
– Она вчера мне позвонила и два часа, пока мы общались, проплакала.
– А в чем дело-то?
– Да в этом ее парне, с которым она уже два года встречается. Она его в постели с одной козой застукала.
– Так давай ребят попросим. Отметелят его и дело с концом.
Я тихонько ухмыльнулся, вспоминая, как отделали одного «цивила», который ухитрился обидеть одну из наших девушек.
– Да нет, нельзя. Он из наших, хотя сюда ни разу не приезжал. Он в других краях тусит обычно.
Дело осложнялось. Наших мы старались не трогать без крайней необходимости, в особенности потому, что у каждого из нас найдется пара десятков абсолютно безбашенных и на всю голову отмороженных дружков, которых можно привести на помощь, и это будет чревато тем, что пострадает слишком много народу. Тут вопрос надо решать тихо и по возможности незаметно.
– Кроме того, она же его действительно любит.
По этой фразе я понял, что это как раз и есть мой «клиент». Однако мне не хватало подробностей. Подробностей, которые я мог получить только от нее.
Мне пришлось прождать ее пару часов, а когда она появилась, то я сразу дал понять народу, что у меня к ней серьезный разговор и попросил не лезть ни ко мне, ни к ней.
– Привет, золотце…
– Привет, – тускло ответила она.
Я нахмурился. Вот в ней, в отличие оттого программиста, надлом, свойственный при душевной травме, чувствовался, притом очень серьезный. Девушке надо было срочно помогать. Непростая задача, хоть мы хорошо знакомы и она мне доверяла…
– Проблемы?
– Да нет, все нормально…
– Не обманывай обманщика, – с улыбкой произнес я ласковым тоном и положил ей руку на плечо.
– Да, есть кое-что, но не хочу тебя грузить.
– Странно… У меня сейчас как раз то настроение, чтобы меня кто-нибудь погрузил… Что случилось?
– Слушай, ты хороший парень, но не лезь в это… Это личное.
– Как знаешь. Просто я кое-что уже слышал и хочу помочь. Но нет, так нет, решать тебе.
Она вздохнула и посмотрела мне прямо в глаза.
– Зачем тебе это?
– Просто хочу помочь, – честно ответил я.
Я присел рядом с ней, не убирая руки с плеча.
– В конце концов, мы тут все в одной лодке, и если уж мы не поможем, то кто?
– Ребята сказали поговорить со мной? – поинтересовалась она.
– Нет. Поверь, это чисто моя инициатива. Да и специально мне никто не рассказывал. Так, услышал пару фраз. На тебе лица нет. Расскажи…
Она немного поерзала на месте и тяжело вздохнула.
– Что ты слышал?
– То, что у тебя проблемы с парнем. Без подробностей.
– Это мягко сказано… Я с ним два года встречалась, а вчера приехала к нему, без предупреждения, а он с этой… В общем, у него какая-то девица в постели.
– Ясно… И что хочешь с этим делать?
– Да не знаю я… А что, тут варианты могут быть?
Я услышал заинтересованность в ее голосе и с улыбкой сказал:
– Конечно, есть. Они всегда есть. Во-первых – ты можешь с ним расстаться и постараться забыть его. Самое простое, что можно сделать. Во-вторых – можно просто найти кого-нибудь другого и жить дальше. В принципе, это не исключает первого варианта, просто, так сказать, его расширенная версия. В-третьих – можно его проучить. Вот тут уже тебе решать, делать ли это физически, или обойдемся без грубости. И, в-четвертых…
Я замялся. Я не настолько хорошо был уверен в последнем варианте, который, по сути, был самым сложным в выполнении.
– Что, в-четвертых?
– Можно его вернуть. Не знаю, насколько тебе это надо, но такой вариант тоже существует.
– Вернуть? – сказала она, и по ее голосу я понял, что именно этого-то она и хочет.
– Да. Можно. Сложно, но можно.
– Думаю, не стоит, – неуверенно сказала она, – он же все равно потом еще кого-то найдет.
– Не скажи. Смотря как это делать.
– А ты что, знаешь, как это сделать?
Я посмотрел на нее. Ее лицо отражало недоверие. И надежду.
– Знаю. Но влезу в это, только если ты действительно этого хочешь.
Судя по выражению глаз, она мне наконец-то поверила. Я почувствовал облегчение, но потом понял, что мое тело напряглось, и это облегчение вовсе не мое. Оно принадлежало ей. Я же просто ждал продолжения, максимально собранный для восприятия.
– Хочу, – тихо произнесла она.
Я почувствовал, понял, осознал, что она действительно этого хочет. Все ее тело, ее лицо, говорило о том, что она любит этого недоумка, который так ее обидел. Которого она готова была на куски разорвать, но не стала бы этого делать из-за того, что любит. В то же самое время я чувствовал, что если ей попадется та, кого она с ним видела, то ей не поздоровится.
Я добавил веселости в голос, и сказал:
– Значит, сделаем. Только мне кое-что для этого нужно. Мне нужно, чтобы ты рассказала о нем все, что знаешь. Все, что к нему чувствовала когда-либо. Все, что вспомнишь. Даже если это просто какие-то типичные для него фразы.
– Зачем?
– Мне надо понять, что ты чувствуешь. На что ты готова пойти, чтобы заполучить его. И мне надо знать о нем. Его привычки, его манеру говорить, его жесты. Я должен понять, какой он, чтобы понять, как с ним справиться.