Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мир «Эпохи мёртвых» - Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

ModernLib.Net / Николай Берг / Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Николай Берг
Жанр:
Серия: Мир «Эпохи мёртвых»

 

 


Николай Берг

Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

– Что молчишь как партизан, сын нерусского народа? – участливо спрашивает майор Брысь нахохлившегося Ильяса.

Снайпер неприязненно молчит. Потом тихо и неразборчиво начинает что-то кряхтеть себе под нос.

А что тут скажешь, операция прошла из рук вон плохо, а сам Ильяс облажался по полной. И для самолюбивого и гонористого человека, каким и является наш снайпер, этот конфуз вдвойне неприятен.

Да еще и чертов майор вместо крика и ора ведет вежливый разговор, тут скандал не устроишь и с темы не спрыгнешь. Остается кряхтеть и шептать себе под нос всякое, чтоб остальные не расслышали.

Честно говоря, мне сейчас Ильяса жаль: последнее время ему сильно не везет, причем началось это как раз в начале апреля в моем присутствии. Сначала мы ввязались в показавшуюся Ильясу очень выгодной комбинацию, ан в итоге остался он без передних зубов; затем его супруга узнала про эскападу в госпитале. Смешно было предположить, что масштабная зачистка такого учреждения, да еще сводной группой алебардщиков и тому подобных вояк с холодным оружием, останется тайной. Разумеется, разговоров было по Кронштадту много. Опять же Ильяс, настояв на восточных доспехах и оружии для своей персоны, выглядел даже на общем фоне латников более чем экзотично. Одна булава с бычьей головой потом сколько раз поминалась.

Разумеется, жена узнала, что он ввязался в рукопашную драку. Уж что там у них произошло, никому не известно, но после общения мужа и повелителя с восточной раболепной и покорной женщиной на утренний сбор он пришел несколько не в себе, каким-то встрепанным и совершенно неожиданно для всех, а в первую очередь для себя, ляпнул:

– И лучшая из них – змея. Велик Аллах и Магомет пророк его!

Потом была реорганизация нашей охотничьей команды. Нас прибрали к рукам и построили, да еще теперь командует нами этот самый майор с нелепой фамилией Брысь. То есть и с командирства Ильяса попятили. Вроде бы как замом он остался, но кто понимает, тому растолковывать не нужно.

И даже прозвище это, которое сейчас прозвучало, сам же Ильяс себе и спроворил, когда, унимая разбушевавшегося спьяну соседа, на его возглас: «Я сын русского народа, а ты кто?» – меланхолично ответил: «А я сын нерусского народа. Пошли спать, а?»

Мужик стушевался и, обуреваемый когнитивным диссонансом[1] отправился баиньки, а Ильяс утром не подумав толком, похвастался своей удачей в знании психологии соседа. И все. Пропал.

– Ты что, совсем не слышал, что Блондинка сзади прошла?

Ильяс ежится дальше.

Морф, на нейтрализацию которого мы в этот раз отправились, и впрямь прошел у сидевшего в засаде Ильяса прямо за спиной, далее спрыгнул со второго этажа, проскользнул под носом у пары наших стрелков, потом уже морфа засек Серега, но тоже опоздал, и очередь из пулемета пропала зря.

Сереге тоже вставили фитиля, тем более что и впрямь промазал, а это с нашим пулеметчиком редко бывает. В отличие от Ильяса Серега, когда злится, щурится. Вот сейчас Серега щурится, а Ильяс кряхтит и ежится.

– Резюмирую, – говорит майор, – день угробили бездарно и бестолково. Морф второго вида, средний, облапошил нас сегодня, как малых детей. Чудо, что живы остались. Но такое везение нам не всегда будет выпадать. И к слову – то, что морф при жизни был блондинкой, тоже сослужило нам плохую службу. Расхолодились, раззявились. Так вот, напомню: если зомби удалось стать морфом, он уже не дурак, значит. И все анекдоты про тупых блондинок сочиняли несчастные брюнетки долгими одинокими вечерами, это тоже забывать не след… Так что единственная, кто сегодня молодцом, так это Хундфройляйн. Умница-девочка. Если б не она, думаю, что у нас были бы сегодня похороны разных глухих и нерасторопных. Доктору объявляю порицание, – совершенно неожиданно заканчивает майор.

– Мне-то за что? – удивляюсь я.

– Подумайте на досуге. Все свободны.

Начинаем расползаться.

Веселой выглядит только умница-девочка, немецкая овчарка, которую за боевые заслуги майор всегда величает деликатно Хундфройляйн – «моя собака по имени Фрейя».

Остальные выглядят хмуро.

Придерживаю за рукав Ильяса.

– Ну? – мрачно спрашивает он меня.

– Давай ко мне зайдем, – предлагаю ему.

– А зачем?

– Мысль одна возникла, надо бы попробовать.

– А да ну все к иблису, очень мне все это надо, не мальчик уже. Открою пекарню, катись оно шаром…

– А ведь ты на губы смотришь.

– Ты о чем?

– Ты действительно оглох. Не слышишь, а по губам читаешь уже, как глухонемой.

– Слушай, иди ты…

– Погоди, не топырься. Мне кажется, я знаю, что делать. Пошли попробуем.

Некоторое время снайпер сопротивляется. Потом, как бы делая мне одолжение, соглашается, и мы с ним идем ко мне на квартиру. Последнее, что Ильяс успел, на командирском кресле сидя, это выбил нам жилье, весьма комфортное по нынешним временам. Во всяком случае, в том доме, где мы устроились, есть вода, иногда даже горячая, и периодически бывает свет. Мне, правда, не очень подфартило: кроме меня жильцами оказались и толпы клопов, с которыми пришлось биться не на жизнь, а на смерть. С переменным успехом.

Довольно непросто загнать снайпера в ванну. По-моему, слона зимой искупать проще. Но в конце концов голый Ильяс сидит в ванне и злобно на меня смотрит. Отмечаю про себя, что он сильно изменился: когда в самом начале Беды мы встретились, он был такой вальяжный, пухлый, подернутый легким нежным жирком, каким обычно покрываются холеные мужики, живущие в полном благоденствии. Теперь жирка и след простыл.

Все так же подозрительно снайпер следит за моими манипуляциями. Простые манипуляции, чего уж: свинчиваю насадку-рассекатель с душа. Вода горячая есть, и теперь из душа вместо сотни струек лупит одна, такая гидромониторная.

– Отитов[2] гнойных у тебя не было? – весьма громко осведомляюсь у пациента.

– Чего?

– Ухи болели? Гной был? – Громкий ор все же Ильяс слышит.

– Нет, не было.

– А, ну тогда сиди смирно, раз барабанные перепонки у тебя целые.

Он все-таки дергается, когда струя теплой воды хлещет ему в слуховой проход.

Еще раз дергается, когда я тяну его за мочку уха: если ее тянуть книзу – слуховой проход распрямляется. Через минуту прошу Ильяса повернуться другим боком.

– И что дальше? – громко спрашивает он меня.

– Пока пополивай себя теплой водичкой, чтоб не мерзнуть. Ждем несколько минут.

– А?

– Ждем, говорю!

Честно признаться, мне все же немного страшновато. Если я ошибся с диагнозом и причина глухоты иная, не ровен час снайпер посчитает, что это я над ним так поиздевался. Он вполне вменяемый человек, но полоса неудач редко кому добавляет благости в характер. Опять же восточный темперамент…

Ну, начали благословясь.

Я сильно радуюсь, когда вижу в струях воды на дне ванны мелькнувший маленький – меньше полсантиметра – темно-коричневый комочек.

– Ну, как слышно?

– Ты чего орешь? – сварливо спрашивает пациент. И тут же говорит сам себе: – А!

– Значит, слышишь?

– Слышу, – недоверчиво отвечает Ильяс.

– Если интересно, вон причина лежит на фильтре слива.

– Эта, что ли? – брезгливо спрашивает снайпер.

– Она самая. Пробка из ушной серы. Давай повертайся, вторую вымывать будем.


Проверка слуха у помытого Ильяса показывает, что он слышит прекрасно и ставший привычным с института шепотной тест «Шульман пошли в шалаш» различает как и положено – с нескольких метров.

Однако радость у него быстро сменяется озабоченностью.

– Вот не было раньше такого. Старею.

– Не. Это зубы.

– Что зубы?

– Слыхал поговорку: ест, аж за ушами трещит?

– Нет. Это ты о чем?

– Зубы тебе выбило. Жуешь потому осторожно. А для того, чтобы сера не скапливалась, жевать надо от души. Тогда слуховой проход шевелится и самоочищается. А ты не жуешь.

– Ты серьезно?

– Совершенно. У человека все взаимосвязано. Промочил ноги – потекло из носа, хотя где ноги, а где нос. Майор мне сегодня правильно намекнул: надо мне за вас браться. Буду вам диспансеризацию проводить. И с зубами тоже решать надо. Не хочу тебе на мозоль наступать, но, видно, мне пора лезть. Да и у Андрея с зубьями недостача, и майору тоже есть что вставлять. Я как-то запустил дела.

Тут я прикусываю язык – Ильяс морщится, как от кислого. Он и сам малый не промах и нашел в условиях бедлама, который тут у нас после Беды, вроде бы шибко толкового стоматолога. Тот предложил достать золота, и побольше, чтоб осчастливить золотыми зубами кучу страждущего народа. Тогда, мол, Ильяс получит качественно сделанные зубы и потом (я так думаю была об этом речь, была) будет в доле со всех золотых зубов, что вставит стоматолог.

Я сначала-то и не понял, что нашу команду понесло к черту на кулички, на край Питера, да еще и в обстановке некоторой странноватой секретности. Оказалось, Ильяс решил обобрать ювелирный магазин. Ну с этим мы опоздали, его обнесли до нас, наверное, в самые первые дни, только сделали это очень грубо, так что все, что было на прилавках, оказалось расшвырянным по всей улице, достаточно тесной, надо признать. Зомби сначала было немного. В смысле – в пределах видимости. Опять же обглоданных скелетов на улице не валялось, так что работать начали спокойно, не было там ни шустриков, ни морфов. Только вот работа оказалась нелепой – все содержимое витрин валялось разбросанным в разгромленном зале и на улице россыпью, вперемешку с битыми стеклами, всяким мусором и грязью. Стали собирать разные колечки-цепочки с асфальта. Потянулись зомби. Сначала по чуть-чуть. Потом гуще. Потом – ПОПЕРЛИ. Пришлось банально драпать, запершись в БТР. Всех сокровищ оказалась пригоршня грязнючих драгоценностей, да еще с одного из самых первых пошедших к нам зомбаков взяли как-то странно брякнувшую при падении тела сумку. Там оказались серебряные ложки.

На следующий день Ильяс долго искал своего стоматолога, взявшего накануне вечером ценности на стерилизацию и дебактеризацию, как он, оказывается, заявил. Выяснилось, что зубодер тем же вечером покинул анклав на микроавтобусе, двинувшись куда-то по Кольцевой.

Осталась от него только запись на КПП.

А следующим выездом уже командовал новоявленный «пришлый викинг» – тот самый майор Брысь. В итоге Ильяс зияет дыркой на месте передних зубов, стесняется улыбаться – ну и вообще… Плохо ему.

С майором житье у нас стало сильно иным. Были мы вольными казаками, охотничьей командой, а стали скучными регулярами с жестко прописанными задачами и обязанностями. Как не без ехидства заметил мой коллега, артель имени Шарикова[3]. Того, который Полиграф Полиграфович. Только в нашу задачу входит ликвидация не бездомных кошек, а бродячих морфов.

Доля правды в его словах есть. Учитывая, что большая часть в нашей команде – охотнички со стажем, нас и направляют на такие операции, в которых надо угомонить что-либо заковыристое, не вполне подходящее для других боевых групп, которые состоят из всяких собранных с бору по сосенке людей. Во всяком случае, такие следопыты, как пулеметчик Серега, там редкость. И без него у нас вряд ли что-нибудь получилось бы. Вот с Блондинкой облом вышел серьезный. Вроде и следов она оставила везде, и Серега разобрался, что да как, а вышло коряво. Хоть Блондинка и не заяц-русак, а получилось, что запутала она следы на славу, и Серега их не распутал, как должно. То, что морфиню безуспешно уже пытались взять дважды мореманы (и одного, которого она утянула, так и не нашли, кстати), утешение кислое. Щуке мышей в амбаре ловить не с руки. А тут не мыши, что уж там говорить.


– Ну, в общем, теперь ты и сам справишься, если рецидив будет, – говорю я уже одевшемуся сослуживцу.

– А ждать было зачем?

– Чтоб размокла пробка. Вымывается тогда проще. Чай пить будешь?

– А насквозь не пробьет? В метро вон гидропушкой землю разносили. Чай буду.

– Если совсем без мозгов струю напрягать, да еще в ухо воткнуть… Хотя нет, не слыхал, чтоб кто так убился. Садись, сейчас вскипит.

Жизнь напоминает несколько ошалелому после нестандартного излечения Ильясу, что клювом щелкать не надо, а надо все время быть на стреме – подходя к столу, снайпер запинается, чуть не брякается на пол, удерживается с трудом на ногах и разражается фонтаном ругательств на нескольких языках. Полиглот у нас Ильяс, и этим чуточку бравирует. Но сейчас в ругани искренний тон – напугался. Явно.

В ответ на его брань из-под стола слышится злобное шипение и неприятный утробный мяв.

– Это что? – неприлично для мужчины взвизгивает Ильяс.

– Лихо Одноглазое.

– Трехногий, что ли?

– Ага. Он самый. Под столом живет.

– Тьфу, кишка волосатая, в поликлинику тебя, на опыты, – выражает свое недовольство снайпер.

Понятно, вылезла котяра глянуть, что тут такое, а умение у этой домашней скотины попадать под ноги и совать свой нос куда не надо – яркое и врожденное. И ведь не учится ничему. А уж мог бы. Когда мы его подобрали, котейка был на волосок от весьма позорной гибели. Серега на ходу отщелкал троих зомби, которые уже кота живьем жрать принялись. Вовка притормозил БТР, а медсестрица нашей группы выскочила через десантный люк и вернулась с покалеченным котофеем на руках. Думаю, только то, что ему сильно досталось от зомбаков, обеспечило такой легкий захват – характер у животины мерзкий, и в руки он, как правило, не дается. Нас с медсестрой Надеждой терпит и признает достойными служить Его Величеству. Ко всем остальным относится высокомерно и по-хамски.

Потому, наверное, и живет под столом, что тут его лечили. В итоге он остался трехногим, одноглазым, бесхвостым и сильно драным, но живым. Живым и очень прожорливым. Когда обсуждали, как его назвать, начитанный Саша, стрелок и связист в одном лице, предложил назвать его Счастливчиком, но Вовкино предложение понравилось больше, и теперь эта живность уже привыкла реагировать на официально присвоенное ему имя – Лихо Одноглазое.

Надо заметить, что кличку свою кот отрабатывает на все сто. Вот чуть снайпера не искалечил.

Чай у меня неплохой, это Ильяс охотно признает. Разумеется, он же его мне и презентовал. С заедками несколько скучнее: только халва с арахисом, твердоватая и староватая, зато ее много – ящик.

Пока пили чай, Ильяс, по-моему, все же кота пнул. Во всяком случае, настроение у него выправилось, и уходил он уже куда как более довольным, чем пришел. И славно. Не знаю, какой из него будет пекарь, а вот как снайпер он весьма полезен. Видел неоднократно. Конечно, второму нашему снайперу он все же уступает. Андрей именно настоящий снайпер, до мозга костей. Ильяс же и сам признает, что именно в снайперской стрельбе он послабее. Правда, это его не очень огорчает: до недавнего времени жил-то он куда как лучше Андрея, да и сейчас, в общем, его семья пристроена неплохо, а Андрей вообще бобыль.

Это позволяет Ильясу примириться с тем, что как снайпер он несколько э-э-э… ну не хуже, конечно, но как бы превосходит в другом.

В вылазке за Блондинкой Андрей участия не принимал. Уже и лето, а его проблемы с суставами так и не кончились. Вот он и остался на острове, благо сегодня очередные стрельбы для подростков и вместе с нашим сыном команды Демидовым (или как еще назвать приставшего к группе беспризорника) как раз там оба по самые уши и были заняты.

Да и мы, честно говоря, не ожидали от морфини такой прыти. Блондинка, да еще в ошметьях каких-то розовых тряпок, некрупная, зооморфная, то есть передвигающаяся на четвереньках, с чего-то показалась всем совершенно рутинной целью. Потому провал получился крайне неприятный для нашего самолюбия и репутации.

Собственно, только моя собака тут и отличилась. Она еще толком-то и не собака, щенок пока, пухлый и толстолапый, но, как и все живые собаки, зомби чует верхним чутьем и тут же дает об этом знать всем, у кого уши пробками не забиты. Не могу сказать уверенно: щенячья истерика спугнула Блондинку или она и так не собиралась с нами связываться, но обошлось без потерь. А у нас отсутствие потерь – основная гордость.

Правда, не для посторонних. Увы, только формально и только во время боевых вылазок. Но и это уже немало, что и говорить.

Вот, значится, ублажил я на сегодня Эскулапа, пора домашними делами заниматься.

Дел много. Во-первых, у меня стирка.

Я ненавижу стирку. Меня мало утешает, что, скажем, у Вовки те же проблемы, и носки всегда после стирки оказываются в нечетном количестве – либо их одиннадцать, либо пять, либо семь. Правда, я достаточно умен, чтоб пользоваться одинаковыми носками радикально черного цвета, но сам факт нечетности угнетает.

Во-вторых, надо готовить. С этим значительно проще – не стирка все же. Хотя тоже не все так просто. Голодных ртов-то куча получается, и у каждого свой вкус.

В-третьих… В-третьих, собака – это хорошо, конечно. Только, как оказалось, сильно непросто. Честно сказать, три раза бы еще подумал, прежде чем брать, если б знал, как оно будет. С детьми в клинике и то легче получалось. Когда мой коллега, именуемый Буршем за грозный вид и жутковатый шрам на щеке, принес пушистый колобок с круглыми глазами и кожаным носом, оно было умилительно. Но оказалось, что внимания этому зверьку нужно очень много. Реально МНОГО. И возни с дитем этим собачьим тоже много. Дите ело, пило, писало и гадило, невинно глядя на мир. А еще оно лезло, куда не надо, плакало, когда обижали, а обидой считалось и невнимание. Девочка же, хоть и в шерсти. Только очень зубастая девочка и грызет все подряд, как грызун какой-то. Зубастая шерстяная неуклюжая девочка. Сейчас у нее еще как-то внезапно отросли тяжеленные и здоровенные ухи, которыми она пока управляет с трудом, и эти треугольные кульки то заваливаются на стороны, то ложатся чепчиком на щенячью голову, то храбро пытаются стоять по-взрослому.

А потом еще началась дрессировка. Коллега действительно помог, давая очень ценные советы, но и с ними все было непросто. Сегодня опять надо идти на площадку. Как оказалось, дрессируя собаку, дрессируешь и себя. Вот мне чего-то лень идти, а придется. Чертов Бурш страшно не любит, когда я опаздываю, да еще и приходит всегда за пять минут. С инструкторами нынче непросто, кто уцелел – работает на основной площадке служебного собаководства, благо собаки теперь очень ценный товар, а уж обученные… Короче, занимаемся этим самостоятельно, правда, коллега что-то и впрямь умеет и советы дает толковые, но все же врач он, а не дрессировщик-профи.

Свалив шмотки в стиральную машину, сыплю жратву Лиху Одноглазому. Если есть чего в этой скотине хорошего, так только то, что жрет что ни дашь да гадит вне дома. За это качество я его ценю и уважаю. Еще хорошо, что со щенком кошак ужился, хотя и тут пришлось поломать голову, строго выполняя советы умного Бурша. Правда, и сложилось удачно – животины попали в дом почти одновременно, недоеденный кошак был слаб, как заядлый вегетарианец, – глаз-то открывал с трудом. Щен был совсем маленьким, да и территория этой квартиры была для всех нас чужой.

Раньше наша команда базировалась в Петропавловской крепости, куда нам повезло попасть в самом начале катастрофы. Нельзя сказать, что анклав получился мощным, но что называется – стены помогали. Тем более что стены худо-бедно были крепостными. В итоге удержались, не без помощи Кронштадта, конечно, но удержались. Когда первый ужас прошел, начались мелкие игрища. Кронштадт стал подгребать под себя все полезное. Петропавловка, как стоящая на Неве и хорошо укрепленная, тоже в полезное попала. Нет, особого давления не было, моряки все же считаются интеллектуально развитой публикой. За горло руководство крепости было взято мягко и даже где-то с почтением и возможностью сохранить лицо. Просто-напросто в самом начале апреля погода отмочила привычный для Питера фортель – несколько дней было реально жарко, а потом грохнули заморозки.

Пока неясно, с чего это вышло, но нас подняли посреди ночи по тревоге. Собственно, посыльный опоздал – мы уже одевались, разбуженные трескотней пальбы и гулким, вразнобой четырехорудийным пушечным залпом, от которого зазвенели стекла. Когда мы выкатились из ставшего нашей казармой нумизматического салона и добежали до положенного нам по плану обороны места на Зотовом бастионе, впервые ужаснулись. Не было такого раньше. Черная толпа зомби смяла оборону обоих мостов и теперь густо перла, растекаясь по всему Заячьему острову. Кто-то из них падал на лед, потому как и по льду протоки эти нежити тоже шли. Пальба шла интенсивная, но какая-то растерянная, что ли, больно уж это все было неожиданно – словно кто-то организовал зомбаков на такой штурм.

Нас перебросили на Алексеевский равелин сразу же, как оказалось, что одиннадцать метров в высоту зомбаки преодолеть не могут и потому собственно крепости ничего не угрожает. А вот шесть метров на равелине вполне доступны для толпы зомбаков. И преодолевают они их весьма просто…

– Стрелять прицельно! Патронов у нас не вагоны! – орал Ильяс.

Другие командиры вопили нечто подобное. Но нервы у всех были ни к черту, и пальба шла истерическая. Не везде, конечно, но многие ребята и мужики из наспех сколоченной и собранной из сбежавшейся в крепость публики комендантской команды и гарнизона действительно лупили почем зря.

Хорошая была ночка, с заревом от ракет, с черными нескончаемыми толпами бредущих мертвяков, с пальбой, с громом старых музейных единорогов и лихорадочным сшибанием лезущих на стенку зомбаков.

Навал мы отбили, потом днем зомби почему-то перестали ломить. В спокойной уже обстановке удалось перещелкать тех, кто болтался по острову, восстановить укрепления на мостах и ужаснуться тому, сколько патронов извели. Артиллеристы, лупившие по толпе каменным дробом из древних единорогов времен 1812 года, тоже пожгли весь дымный порох, накопленный с таким трудом. Единственно, кто порадовался, так это команда бесшабашных поклонников холодного оружия. К утру прибыли группы поддержки из Кронштадта и из омоновского гнезда. Вот они носились по острову и отрабатывали на остатках нежити свои живодерские приемы. Со стен крепости это чем-то напоминало старую гравюру «Варфоломеевская ночь».

А мы пересчитали потраченные боеприпасы и приуныли.

Получалось, что еще один такой навал – и мы пополним ряды этих самых алебардистов, если только алебард в Артиллерийском музее хватит.

Кронштадтская база добросердечно и по-соседски помогла и с новым оружием, и с боеприпасами. Подкинули на бедность. Как уже выручили, было дело, в самом начале Беды, снабдив крепость всяким старьем еще из трофеев Великой Отечественной. Тогда кронштадтцы помогли нам оружием, выдали всякие древние карамультуки да с ограниченным количеством патронов. Вот и снова помогли. И даже своих людей прислали в подмогу и дополнением к гарнизону. Только вот условия помощи оказались ожидаемыми. Крепость тихо и незаметно потеряла самостоятельность.

– Продали первородство за миску патронов, – метко заметил мой знакомец, матерый сапер по кличке Крокодил, живущий теперь в соседнем доме.

И я вынужден был с ним согласиться.

В итоге в крепость пошло оружие посовременнее, чем карабины Лебеля, пулеметы Гочкисс и прочая антикварная архаика. Туда пошли люди Кронштадта, а вот из крепости тех, кто побоеспособнее (нас, например) перетянули в Кронштадт. Гарнизон крепости увеличился мало не втрое, так что следующего навала можно было не бояться. Но комендант крепости полковник Овчинников стал подчиняться приказам капитана первого ранга Змиева, главы Кронштадта.

Чем был вызван такой навал, после которого на саморазгружающиеся баржи для вывоза грунта (таскаемые зачуханной тарахтелкой с гордым именем «Славянка») свалили несколько тысяч упокоенных, так никто пока и не понял. И новообразованная некробиологическая лаборатория ничего внятного не сказала. Не должны были зомби действовать организованно, а как на первомайскую демонстрацию перли.

Живем теперь в Кронштадте. По бытовым условиям пожалуй что и поудобнее, но безопасность здесь куда ниже. Мне, честно говоря, не хватает того ощущения, которое раньше было привычным и не замечалось, – чувства безопасности. Здесь в городе слишком много народа, да и не до конца зачищенных мест хватает. Потому приходится все время держать ухо востро, да и собаку собственно для того завел.

Поселили меня в трехкомнатную квартиру. Попутно в нее же Ильяс записал и нашу медсестру Надежду. Объяснено это было мне так, что, дескать, жилье это временное, если я перетяну из глухоманной деревни своих родителей в Кронштадт, то тогда можно и переиграть. А так девушка будет под защитой толкового бойца (это он меня так обозвал, гад), да и в случае чего из угловой квартиры два стрелка прикроют сразу два сектора, а не один – да то, да се, пурга короче. По-моему, он просто решил создать мне семью. Надька одинокая, я холостой. А Ильяс, глядишь, – благодетель. К моему удивлению, самостоятельная и занозистая медсестричка ничего против не сказала, ну а мне ершиться и вовсе не с руки. Всяко лучше, чем с Вовкой жить.

Такой вот Ноев ковчег получился. Кота подобрали за день до вселения, он собственно первым в эту квартиру и вошел. Правда, вошел своеобразно, валяясь половой тряпкой в картонной коробке, которую Надя несла перед собой. Потом я собаченцию притащил. Ну а клопы там уже были. Сейчас кровососов стало резко меньше, но иногда еще бегают. Ладно в конце концов не самое страшное. Перед катастрофой успел прочитать в инете, что по всему миру тараканы исчезают, а клопы что-то разошлись широко. Аж в Нью-Йорке их толпы появились, чего раньше не было. Знамение, что ли, апокалипсиса?

Так, теперь жратву собачине. Это самое сложное – не подумал бы, что щенячья диета такая хлопотная. Правда, и растет собачина не по дням, а по часам. По рекомендации коллеги миски зверюг стоят неподалеку от границы сфер влияния – двери на кухню. Вроде как видят животины друг друга во время приема пищи – и благожелательнее друг к другу относятся. Даже было дело подстилки им менял, чтоб к запаху привыкали. Ничего, привыкли вроде. Хотя щенку приходилось довольно много раз говорить «фу!», а кошака хлопать по заднице свернутой газетой… Опять же тезис Бурша – наказание должно быть всегда одинаковым, чтоб животина понимала, чего от нее хотят. Странно, Надька к этому отнеслась с пониманием. Что удивительно – котяра тоже. Ну, в общем, со всеми в квартире можно найти общий язык. Даже с клопами. Дихлофос они понимают правильно, факт.

Осталось для нас с Надькой еду приготовить. К моему глубокому огорчению, оказалось, что она готовить не умеет вообще. Ну разве что кашу на костре сварить.

Оно, конечно, неудивительно – многих девочек растили принцессами. Надя тоже из семьи, в которой на нее надышаться не могли, холили-лелеяли, а потом пришел Ельцин, сказал: «Берите свободы сколько угодно!» Свобода – это прекрасно! Особенно когда это свобода убивать, грабить, насиловать и держать рабов. Ну и оказалось, что семья Надежды – это мерзкие оккупанты на теле свободной и счастливой республики Ичкерия. За это родителей Нади при ней же весело убили свободные ичкерийцы, сама она попала в рабыни и нахлебалась столько, что я даже думать об этом не собираюсь. Как-то освободилась или освободили, как-то жила до встречи с нами, когда оказалось, что она прибежала в крепость в чем была, но с сумкой, набитой медикаментами. Знаю, что она отучилась где-то четыре курса мединститута, что отлично умеет оказывать первую помощь на поле боя, великолепно знает десмургию, как называется искусство перевязок, и очень недурно стреляет.

Еще знаю, что ее лучше не злить: довелось уже убедиться, что беспощадности она у ичкерийских рабовладельцев научилась хорошо и никакого слюнявого гуманизма к врагам у нее и в помине нет – вышибли это ошибочное заблуждение из нее, когда родителей убивали. Те как раз были интернационалистами и гуманистами, как, в общем, советских врачей и воспитывали. Глупые совки, да.

Так что знаю я про Надежду очень мало. Человек с действительно темным прошлым. Впрочем, ее прошлое меня не очень-то и интересует. Вот то, что готовить она не умеет совершенно, это меня печалит. Хорошо еще, что, как человек порядочный, она всю квартиру убирает, так что в нашей коммуналке всегда порядок. И посуда у нас всегда помыта, а я посуду мыть ненавижу. Пачкаю с охотой, это есть такой момент.

Готовка сегодня простая – разжился я кучей мороженых грибов, вроде как опята. Вот я их и пожарю, благо пара луковиц у меня есть, а еще имеется кусок мяса, вполне себе приличной свинины. На суп у меня задора не хватит, но покромсать и потушить опять-таки могу. Газа в баллоне на сегодня точно хватит, а потому можно еще и компот сварить – попались нам на глаза какие-то сухофрукты в последний раз. Это, может, европейцу сложно при апокалипсисе, а я еще застал СССР, когда вроде и прилавки пустые, а голодным никто не был; и перестройку, когда на помойках почему-то оказывались тонны колбасы, а в магазинах был шиш, и вот тут-то при Горбачеве голодом пахнуло. И гайдаровскую вивисекцию помню, когда реально жрать было нечего. Потом наладилось – при Путине, пожалуй, и вроде бы наступило изобилие, хотя внимательный взгляд обнаруживал, что есть строгий набор продуктов, да еще и цены все в два раза выше, чем в Европе, при впятеро меньших зарплатах… Так что не впервой, да.

Когда настает время бежать на площадку, обнаруживаю, что грибы все же странные. Их можно жевать, но вкуса грибного в них ровно никакого. И даже лук не помог. Вот мясо вполне удалось, а грибы…

Остается только надеяться, что моя соседка придет совсем очумевшая и проглотит, не разбираясь, что найдет. Она еще в больнице помогает, ей там пообещали, что натаскают до уровня врача, восполнив недостающие два курса и интернатуру богатой практикой. Вот она и усердствует. С гонором девушка.

Меня тоже старались припахать на благо уцелевшей в Кронштадте больницы. Но хитрый майор Брысь тут же воспользовался этим, и как только меня оставили в больнице, изъяв из команды, так он тут же запорол пару заявок, привезя совершенно не то, что у него главврач запросила. При этом и подкопаться к нему оказалось невозможно: Надя медсестра только номинально, образования формально у нее нет и потому разбираться в фармакопее или лабораторном оборудовании ей не с руки, сам майор много чего умеет и глубоко благодарен за вылеченный в этой самой клинике ревматизм, но вот разбираться в реактивах не его задача… Ну и так далее.


  • Страницы:
    1, 2, 3