Владимир Николаев

Красное самоубийство

От автора

Я имею право написать эту книгу, потому что был свидетелем и участником событий, которые легли в ее основу. Не успел лично захватить, правда, октябрьский переворот 1917 года и последовавшую за ним Гражданскую войну. Моя жизнь сложилась так, что еще с 30-х годов прошлого века я рос в атмосфере весьма специфической, как бы готовившей меня к написанию этой книги. Дело в том, что я учился в специальном лицее для детей высшей советской элиты и детей зарубежных коммунистических лидеров: сыновья и дочери Сталина (кстати, Светлана Сталина – моя ровесница), Молотова, Маленкова, Берии, Булганина, внучки Горького, сын Б. Пастернака, сын А. Туполева (знаменитого авиаконструктора) и т. п. Разумеется, нас воспитывали в духе так называемого пролетарского интернационализма, воинственного учения о мировой революции. В те годы открыто и вдохновенно писали, пели и говорили, что именно мы принесем на штыках (!) во все страны такое же счастье, какое уже завоевали в России.

Я был обязан написать эту книгу, потому что мы до сих пор не знаем всей правды о советской истории, которую большевистская пропаганда исказила до безобразия. У народа просто-напросто похитили его историческую память, именно в этом наша величайшая трагедия: не зная правды о собственном прошлом, нельзя разобраться в настоящем и построить лучшее будущее. Общество без такой памяти можно сравнить только с компьютером без программы.

За полвека работы в журналистике и литературе я объездил полмира в качестве корреспондента (в том числе – тридцать лет от журнала «Огонек») и был свидетелем наших тяжких многочисленных потуг во имя мировой революции, наших бесчисленных жертв на ее алтарь. Оказался я свидетелем и последнего акта «красного самоубийства», разыгранного между Горбачевым и Рейганом, когда американский актер перехитрил нашего политика, окончательно запугав его своей программой стратегической оборонной инициативы (СОИ). Задуманный американцами ядерный зонтик не успел уничтожить ни одной ракеты, но… добил Советский Союз: гонка ядерных вооружений на таком уровне вконец обессилила нас. Примечательно, что Рейган предсказывал за несколько лет до этого: «Программа СОИ изменит весь курс мировой истории». Он оказался прав! Неужели мы снова хотим наступить на те же самые грабли и погубить на сей раз уже не СССР, а Россию, вернее, то, что еще от нее осталось?

В. Николаев

Истоки

Возьмем винтовки новые,
На штык – флажки,
И с песнями в стрелковые
Пойдем кружки.

Детская песенка 20–30 годов прошлого века. На всю жизнь запомнилась! А вот еще в том же роде:

Поплывем мы в далекие страны,
И наставим мы пушки свои,
Где на ветках сидят обезьяны
И гуляют большие слоны.

Наконец, все на ту же тему, но уже с большей ясностью:

Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем!..

В те годы такой репертуар был бесконечен: открыто и вдохновенно пели, писали и говорили о нашей агрессии, которая вот-вот грянет, и мы принесем во все страны такое же счастье, какое уже завевали в России «своею собственной рукой». Принесем обязательно на штыках…

Откуда все это пошло?

Главная политическая заповедь в СССР звучала так: «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Она считалась аксиомой, то есть истиной, не требующей доказательств, а на самом деле была ложью, на которой держался неправедный режим. Как известно, «советская власть» обернулась беспредельным засильем бюрократии. В свете российской истории такая ситуация не была новостью: еще Николай I, очень крепкий самодержец, сетовал, что страной правит не он, а рядовой столоначальник.

В приведенном выше определении коммунизма «электрификацию» следует понимать как венец технического прогресса, а последний в Советском Союзе обеспечивался всегда главным образом за счет военно-промышленного комплекса (ВПК). Можно вспомнить такой грустный анекдот: «Когда мы строим трактор, почему-то получается танк, а когда создаем политическую партию, у нас выходит КПСС». Так что в упомянутой выше заповеди «электрификацию» следует заменить на «милитаризацию».

В результате таких уточнений остается констатировать, что наш коммунизм оказался бюрократической номенклатурой при сплошной милитаризации всей страны. При Сталине номенклатура трансформировалась в кровавую тиранию, а после него она снова вошла в свои привычные державные берега. Сегодня любой российский правитель мог бы посетовать на ее всесилие в XXI веке так же, как Николай I – в XIX веке.

С номенклатурой у нас все более или менее ясно. А вот о милитаризме, второй составной части нашего коммунизма, написано и сказано гораздо меньше. Возможно потому, что номенклатуру нельзя так же строго засекретить, как наш ВПК. Так, по официальному бюджету он у нас не такой уж грандиозный, а на самом деле на него работает почти вся страна. Кстати, эту аббревиатуру было бы правильнее в нашем случае понимать как ВППК – военно-политический промышленный комплекс, поскольку мотором этого комплекса, его определяющей чертой всегда была какая-то необузданная, граничащая с настоящим сумасшествием агрессивная политика. Она объясняется самой сутью большевизма с его главной целью – мировой революцией, то есть притязанием на мировое большевистское господство.

Первым этапом на пути к достижению этой цели считался захват власти в России. Но на это у большевиков не было ни сил, ни средств. Февральская революция 1917 года совершилась вовсе без их заметного участия. Даже в «Правде», главной ленинской газете, можно было прочитать о том, что в апреле 1917 года на первом Всероссийском съезде Советов в Петрограде из тысячи с лишним делегатов было только 105 большевиков, подавляющее большинство среди участников съезда составляли эсеры и меньшевики, не говоря уже о том, что в то время действовали и многие другие политические партии (октябристы, кадеты и др.). Но вот парадокс: агрессивность (сегодня это называют экстремизмом) малочисленных большевиков была обратно пропорциональна их ничтожному влиянию в обществе. Чем же объяснялась такая их активность?

Давно уже доказано, что в канун большевистского переворота в 1917 году монархический Берлин отпустил тайком на этот переворот огромные средства. Разумеется, не из симпатии к большевикам, а с целью ослабить Россию на фронте. Ленина и его окружение не только взяли в Германии на содержание, но и беспрепятственно провезли во время войны через всю Европу из Швейцарии в Россию, чтобы те подорвали ее изнутри. Как известно, этот злодейский замысел удался, но тайну сохранить не удалось.

Ленин и его команда прибыли в Россию в апреле 1917 года, а в июле того же года прокурором Петроградской судебной палаты (то есть уже от имени новой власти, революционной!) было опубликовано «Обвинение Ленина, Зиновьева и др. в государственной измене». К тому времени царь был уже свергнут, власть была вполне демократической, поэтому при такой свободе даже в газете Горького «Новая жизнь» можно было прочитать следующее:

...

«В данных предварительного следствия имеются прямые указания на Ленина как германского агента и указывается, что, войдя с германским правительством в соглашение по поводу тех действий, которые должны способствовать успеху Германии в ее войне с Россией, он прибыл в Петроград, где при денежной поддержке со стороны Германии начал проявлять деятельность, направленную к достижению этой цели».

Среди многих других свидетельств на ту же тему есть, например, и такое, какое тоже принадлежит отнюдь не враждебным демократии лицам, а немецкому социал-демократу Э. Бернштейну, который был любимым учеником Маркса:

...

«Ленин и его товарищи получили от кайзеровской Германии огромные суммы. Я узнал об этом еще в конце декабря 1917 года… Правда, тогда я еще не знал размера этих сумм и кто был посредником при их передаче. Теперь же я получил сведения от источника, заслуживающего доверия, что речь идет о суммах почти неправдоподобных, наверняка превышающих 50 миллионов золотых марок, так что ни у Ленина, ни у его товарищей не могло возникнуть никаких сомнений относительно источника этих денег».

Этот же факт лишний раз подтвердился по окончании Второй мировой войны, когда в немецких архивах обнаружились документы, раскрывающие, как императорская Германия финансировала Ленина в России. В марте 1917 года Ленин накануне возвращения в Россию инструктировал в своем письме большевистское руководство и твердо обещал: «Деньги на расходы вышлем». Откуда они вдруг появились у бедного политического эмигранта? Например, на какие деньги в канун Октябрьской революции в России стало возможным издание 75 большевистских газет и журналов? Ведь на это требуются огромные средства! Германский посол в Швеции, организовавший переезд эмигрантов-ленинцев, в июле 1917 года уведомлялся из Берлина: «Мирная пропаганда Ленина становится все сильнее, и его газета “Правда” печатается уже в 300 000 экземпляров».

Чем дальше уходило то время, тем больше разоблачений всплывало на поверхность. В 2001 году, в очередной день рождения Ленина, газета «Московский комсомолец» опубликовала статью под таким заголовком: «“Правда” выходила на марки кайзера». В ней, в частности, говорилось:

...

«Самый большой вклад в кассу партии Ленина-Сталина внес германский кайзер, рейхсбанк во время мировой войны. Лидер большевиков не только решился проехать по Германии в оплаченном вагоне-микст, полужестком, полумягком, отведать поданный всем эмигрантам бесплатный ужин. За одно это всех пассажиров германского „Троянского коня“, засылаемого в тыл русских, следовало с вокзала препроводить в Петропавловскую крепость. Вместо этого, как известно, либеральный Петроградский Совет устроил прибывшим триумфальную встречу. В те же дни французская разведка напала на следы более страшного преступления. Миллионы германских марок из Берлина через нейтральную Швецию по сложной цепочке через доверенных лиц Ленина переправлялись в Петроград, в кассу партии. Когда эта информация попала в газеты, Ильичу пришлось срочно побриться и уйти в подполье».

Сложную схему по перекачке немецких денег на организацию беспорядков в России решила небольшая группа прижившихся в Европе ленинских агентов, в которую в том числе входили Парвус, Ганецкий, Раковский и Коллонтай. О старых связях Ленина с немецким агентом Парвусом известно давно, а о самой операции с этими деньгами можно прочитать в переписке Ленина с Александрой Коллонтай. Недаром она вместе с высшими большевистскими руководителями поспешила в пограничный с Финляндией Белоостров встречать Ленина и его свиту, когда те добрались наконец на поезде до России. После первых радостных приветствий Ленин выставил из своего купе всех, включая собственную жену, и надолго уединился с Коллонтай, чтобы войти в курс всех денежных дел. Немецкие золотые марки были самой главной тайной большевистского заговора и самой главной его пружиной. Тогда, в 1917 году, за участие в нем властям не удалось привлечь к суду большевистских лидеров. Этот преступный недосмотр Временного правительства оказался самой роковой ошибкой зародившейся российской демократии.

Помимо огромных немецких денег и беспредельного экстремизма, большевики, в отличие от всех тогдашних политических партий, обладали решающим преимуществом – железной дисциплиной своих немногочисленных, но сплоченных рядов, они, можно сказать, предвосхитили структуру американской организованной преступности, гангстерской «семьи», подробно описанной в современной литературе.

Большевики также сумели ловко воспользоваться еще одним обстоятельством. Дело в том, что с 1914 года в России была прекращена, в связи с началом войны, продажа спиртных напитков. Вскоре хранилища страны оказались переполненными спиртом. Его запасы составили более 70 миллионов ведер. Только в одном Петрограде насчитывалось около 700 винно-водочных складов. Можно себе представить, какой огромной силы спиртовая бомба оказалась заложенной под город, ставший центром массовых беспорядков! Не случайно октябрьский переворот совпал с массовыми погромами винных складов.

Пьяные матросы и солдаты захватили без боя Зимний дворец, где заседало Временное правительство, изнасиловали его защитниц из женского батальона, верного революционной власти, и успели еще унести с собой из дворца что смогли. По всему городу матросы, солдаты и горожане громили винные склады, разбивали огромные бочки, многие из перепившихся тонули в вине. Как известно, тогда в городе не было никакой другой реальной силы, кроме возглавляемых большевиками матросов, солдат и вооруженных рабочих. Когда «пьяная» революция победила, ее организаторы начали принимать меры к наведению элементарного порядка, хотя с этим явно не спешили. Только 8 декабря 1917 года Ленин пишет записку в Петроградский комитет РСДРП(б): «Прошу доставить не менее 100 человек абсолютно надежных членов партии в комнату № 75, 3-й этаж, комитет по борьбе с погромами (для несения службы комиссаров). Дело архиважное. Партия ответственна. Обратиться в районы и в заводы». То есть речь идет не о рядовых бойцах для наведения порядка, а о комиссарах, руководителях. Массовая пьяная смута сыграла свою роль, пора было наводить порядок.

Справедливости ради надо отметить, что пропивать Россию начали еще с февральской революции 1917 года. По всей стране покатилась волна банкетов и других общественных возлияний, пропивали и забалтывали революцию, о которой никто всерьез, кроме большевиков, не думал, считали, что после падения царской власти все пойдет к лучшему само собой.

В день октябрьского переворота в Петрограде, в Мариинском театре, состоялся очередной спектакль – балет «Щелкунчик», в Народном доме, как всегда с огромным успехом, прошел концерт Шаляпина, театры, кинотеатры и концертные залы работали, как обычно, осенний сезон развлечений был в полном разгаре, до утра гудели рестораны. Прохожие на улицах столицы не догадывались, что какая-то пьяная толпа захватила Зимний дворец и что это приведет к самым печальным последствиям. Провинция вообще ни о чем не подозревала.

Давно уже стало общим местом утверждение о том, что большевики сумели совершить октябрьский переворот только благодаря чудовищной лжи, обману и вероломству. Власть удалось захватить потому, что пообещали землю крестьянам, заводы и фабрики – рабочим, мир – народам. Вскоре все эти обещания были растоптаны.

Нельзя также не упомянуть, что в 1917 году в России было создано Учредительное собрание – на основе всеобщего избирательного права для установления формы правления и выработки конституции. Созыв этого собрания поддержали эсеры, большевики, меньшевики, кадеты и другие партии. Временное правительство считало созыв Учредительного собрания своей главной задачей, а большевики, захватив власть, первым делом его разогнали. Дело было в том, что избиратели доверили большевикам в этом собрании только 25 процентов мест, а вот за эсеров тогда проголосовало 59 процентов избирателей. Это при том, что выборы проходили с 25 ноября 1917 года до начала 1918 года, то есть уже при власти большевиков!

Сразу после октябрьского переворота Плеханов и двое других известных деятелей российского демократического движения, Засулич и Дейч, сделали пророческое заявление: «Октябрьский переворот – величайшее историческое бедствие, он вызовет гражданскую войну, которая, в конце концов, заставит отступить далеко от завоеваний февраля 1917 года».

Вместо обещанного мира большевики обрекли собственный народ на кровопролитную Гражданскую войну, в ходе которой погибло 13 миллионов наших соотечественников, красных и белых. Как и все другие гражданские войны, она отличалась неописуемой жестокостью с обеих сторон. Для начала достаточно вспомнить, что по приказу Ленина убили царскую семью, в которой было пятеро детей.

Известный белогвардейский лидер Б. Савинков так вспоминал о своем воинстве: «По улицам ходят патрули. Они следят за порядком, но порядка нет – много пьяных. Пьяные, трезвые, солдаты и офицеры, грабят. По всему городу идет беспросветное воровство, неприкрытый дневной грабеж…»

Из воспоминаний генерала Деникина:

...

«Теперь нет сил дальше драться с народом, у которого нет ни совести, ни стыда. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады спирта, напиваются, поджигают дома, громят не только помещичьи, но и крестьянские имущества!..»

А вот свидетельство с другой стороны фронта, большевистская газета писала о деникинцах: «Харьков пал под лавиной царского палача Деникина… и озверелых от пьянства гуннов» (подчеркнуто в газетном тексте).

О революции и Гражданской войне вспоминает И. Бунин:

...

«Отовсюду слухи о погромах имений… Жгут хлеб, скотину, свиней жарят и пьют самогонку».

«Матросы, присланные к нам из Петербурга, совсем осатанели от пьянства, кокаина и своеволия. Пьяные врываются к заключенным в чрезвычайке без приказов начальства и убивают кого попало».

«В дом, наотмашь швыряя двери, уже три раза врывались, в поисках врагов и оружия, ватаги “борцов за светлое будущее”, совершенно шальных от победы, самогонки и архискотской ненависти, с пересохшими губами и дикими взглядами, с тем балаганным излишеством всяческого оружия на себе, каково освящено традициями всех великих революций».

Но большевикам было мало всех этих потрясений! Для чего они затеяли октябрьский переворот? Только ради мировой революции, вернее, только в расчете на нее. Ленин и Троцкий были твердо убеждены, что после победы революции в России под знамена большевиков встанут трудящиеся всего мира, причем произойдет это в самое ближайшее время. Только бы началось у нас, в Петрограде и Москве!.. Когда октябрьский переворот неожиданно удался, большевики сразу возликовали: завтра грядет мировая революция! Троцкий даже не собирался надолго задерживаться на своем посту народного комиссара по иностранным делам, поскольку по его, Троцкого, волшебному хотению и разумению все народы пойдут за нами немедленно. Заступая на свою должность народного комиссара, он так и заявил: «Я выпущу несколько революционных прокламаций к народам мира, а потом закрою эту лавочку (то есть свой комиссариат по иностранным делам – В. Н.). За ненадобностью! Ведь под воздействием этих прокламаций в мире уже не будет никаких “иностранных дел”, будут только советские»…

Такое настроение второго вождя революции не было головокружением, вызванным успехом октябрьского переворота, нет, большевики рассчитывали именно на такое развитие событий еще до 1917 года. Так, в 1915 году Ленин писал: «Задача пролетариата России – довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе». Эту тему Ленин развивал в те годы во многих своих работах и выступлениях, она стала самой навязчивой его идеей. Так, в своем «Прощальном письме к швейцарским рабочим» он писал:

...

«Русский пролетариат не может одними своими силами победоносно завершить социалистической революции. Но он может придать русской революции такой размах, который создаст наилучшие условия для нее, который в известном смысле начнет ее. Он может обеспечить обстановку для вступления в решительные битвы своего главного, самого верного, самого надежного сотрудника, европейского и американского социалистического пролетариата».

Вот так! Не было сомнений даже в том, что наша революция с ходу перешагнет океан! Эта надежда воспринимается в качестве бреда не только сегодня. Как известно, многие разумные люди разоблачали авантюризм большевиков как до октябрьского переворота, так и после него. Так, М. Горький в своих «Несвоевременных мыслях» утверждал:

...

«”Вожди народа” не скрывают своего намерения зажечь из сырых русских поленьев костер, огонь которого осветил бы западный мир, тот мир, где огни социального творчества горят более ярко и разумно, чем у нас на Руси. Костер зажгли, он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой, и вот эту несчастную Русь тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира. Разве это не “мессианство” во сто лошадиных сил?»

Именно на крахе грандиозного замысла о немедленной мировой революции сразу после октябрьского переворота и захлебнулось в конце концов затеянное большевиками в 1917 году их неправедное дело. И в результате с течением времени в России вместо светлого будущего построили ГУЛАГ. Потому что без террора такая власть существовать не могла.

В конце 1920 года, то есть через три года после октябрьского переворота, когда все надежды на скорую мировую революцию рухнули (но эта идея все равно осталась для большевиков их путеводной звездой), Ленин опубликовал в журнале «Коммунистический интернационал» свою статью «К истории вопроса о диктатуре». Как известно, этот вопрос о так называемой диктатуре пролетариата – ключевой в ленинской теории о революции и построении нового общества. Вот что утверждал Ленин в этой статье:

«Диктатура означает – примите это раз и навсегда к сведению – неограниченную, опирающуюся на силу, а не закон власть». «Неограниченная, внезаконная, опирающаяся на силу, в самом прямом смысле этого слова, власть – это и есть диктатура».

Ленин окончательно оголяет, проясняет эту мысль, делает ее доступной каждому, чтобы она не имела никакого иного толкования:

...

«Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».

Как от таких слов переходить к делу, Ленин демонстрировал не раз и не два. Например, с трибуны XI съезда партии он заявил: «За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что такое!» Расстреливать только лишь за одно «оказательство меньшевизма»!

Как известно, страшная статья 58-я советского Уголовного кодекса унесла из жизни миллионы невинных жертв, в основном – за так называемую антисоветскую агитацию. Приведенная выше цитата из речи Ленина с головой выдает автора этой чудовищной статьи из кодекса. Нет, не Сталин был организатором массового террора и отцом ГУЛАГа, он просто оказался верным продолжателем ленинского дела.

Вот другой аналогичный пример. В августе 1920 года в ведомстве Дзержинского разработали план провокации против Польши, которую большевики тоже мечтали осчастливить советской властью. Ленин пришел в восторг от предложенного ему плана и наложил резолюцию: «Прекрасный план!.. Под видом “зеленых” (мы потом на них свалим) пройдем 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов и помещиков. Премия: 100 тысяч рублей за повешенного».

Еще один пример. В городе Шуе верующие протестовали против разграбления церквей коммунистами. Узнав об этом, Ленин вознегодовал и заявил: «Чем больше представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Как известно, такого рода ленинских высказываний и указаний набралось на семь томов (а сколько их до нас не дошло!), при советской власти их, разумеется, не печатали. Известный историк Д. Волкогонов констатирует:

«Ленин был готов к самосожжению не только своей души, но и всей человеческой цивилизации… Был готов на гибель огромной части русского народа, лишь бы оставшиеся на этом пепелище дожили до мирового пожара».

А вот характеристика Ленина, созданная пером мастера слова, выдающегося русского прозаика А. Куприна, который лично беседовал с Лениным:

...

«В сущности, подумал я, этот человек – такой простой, вежливый и здоровый – гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки люди, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же – нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И притом – подумайте! – камень, в силу какого-то волшебства – мыслящий!»

Великий современник Куприна, писатель Леонид Андреев, предсказал нам страшные беды и после Ленина:

«Ты суров, Ленин, ты даже страшен… Или ты не один? Или ты только предтеча? Кто же еще идет за тобою? Кто он, столь страшный, что бледнеет от ужаса даже твое дымное и бурое лицо?.. Густится мрак, клубятся свирепые тучи, разъяренные вихрем, и в их дымных завитках я вижу новый и страшный образ: царской короны на царской огромной голове. Кто этот страшный царь? Он худ и злобен – не Царь-Голод ли это? Он весь в огне и крови…»

Страшное, но сбывшееся пророчество. Оно сделано тогда, когда Сталин был еще почти никому не известен (Л. Андреев умер в 1919 году).

Сделанное выше краткое изложение событий рокового 1917 года является совершенно необходимым вступлением к нашему разговору. Но оно может у кого-то вызвать подозрение в том, что сделанные в нем оценки предвзяты, субъективны, хотя каждая из них подтверждается в тексте неоспоримыми, на мой взгляд, фактами и цифрами. Я хочу лишний раз опереться на мнение таких свидетелей того времени, в которых едва ли посмеет усомниться самый замшелый большевик.

В 1927 году Н. Крупская в своем письме Троцкому заявляет: «Разве наша партия руководила рабочей массой перед 9-м января 1905 г.? Во время февральской революции влияние партии тоже было невелико». А ведь претендовали большевики не только на Россию, но и на весь мир! Правда, с негодными средствами. Вот мнение Троцкого об октябрьском перевороте:

«Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция и развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, – мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу». Вихрь не поднялся. Но капиталисты страну не задушили. Зато большевикам пришлось придушить свой народ. Чтоб больше никогда не роптал. Вместо демократической России получился чудовищный бюрократический монстр красного цвета по имени ГУЛАГ.

В 1924 году для создания видимости борьбы с этим монстром Дзержинский был назначен на пост руководителя промышленности. Оказалось, что управлять ею гораздо сложнее, чем так называемым революционным террором. Вот Дзержинский и пишет в письме Сталину в 1925 году:

...

«Весь наш государственный аппарат строится по принципу все большего и большего усиливания функциональных ведомств и все большего ослабления производственных и оперативных, связывая их всякую инициативу, делая их все более неответственными и бессильными. Без согласования они ничто. План, программы, распоряжение финансами, находящимися в их администрировании, распоряжение их изделиями, закупки и торговые сделки и здесь, и за границей – все это на каждом шагу регламентируется, согласовывается, приостанавливается и т. д.».

В том же самом 1925 году Сталин решительно констатирует на заседании Политбюро: «Мы до полной ликвидации гражданской войны далеко еще не дошли и не скоро, должно быть, дойдем».

Официально Гражданская война закончилась в 1922 году. Но свою войну против собственного народа Сталин никогда не прекращал. Он точно знал, что его могут спасти только два фактора – тирания внутри страны и революция во всем мире.

По-моему, этим приведенным выше высказываниям Крупской, Троцкого, Дзержинского и Сталина можно верить…

Да, увы, сразу после Октябрьской революции скороспешной мировой революции не случилось. Правда, кое-какие попытки начать ее все же состоялись. В таких случаях обычно говорят, что гора родила мышь… Так, например, в Германии в 1918 году произошла ноябрьская революция, была свергнута монархия, но советская власть там не восторжествовала. Вместо нее образовалась буржуазная Веймарская республика. История сыграла злую шутку с немецким кайзером (который финансировал в 1917 году наш октябрьский переворот), наказав его прямо по известной пословице: «Не рой другому яму…»

В Венгрии в 1919 году была провозглашена Венгерская Советская республика (во главе с нашими ставленниками, разумеется). При этом там успели создать свою Красную Армию и принять новую конституцию страны. Но народ новую власть не принял, в том же году она рухнула. Наши энциклопедические издания сообщают об этом историческом эпизоде таким образом: «Несмотря на героизм венгерского пролетариата, Советская власть в Венгрии была подавлена военными силами Антанты при поддержке внутренней контрреволюции». Под Антантой здесь имеется в виду блок Великобритании, Франции, США и нескольких других стран. Казалось бы, что после всех неудачных попыток раздуть пожар мировой революции советские руководители должны были бы задуматься, но нет!.. С этой своей главной мечтой и надеждой они расстаться никак не могли. Об этом красноречиво говорит вся последующая история СССР.

Как известно, революция 1917 года вылилась в такую невиданную гражданскую бойню, которая вконец обескровила Россию, и так надорвавшуюся в годы первой мировой войны. Введенная большевиками после 1917 года политика военного коммунизма поставила молодую республику на грань гибели. Только решительный отказ от принципов военного коммунизма и переход к новой экономической политике – НЭП дали России последний шанс снова встать на ноги. А ведь секрет этого чудодейственного спасения был удивительно прост: в самый последний момент, в крайнем отчаянии Ленин отказался от губительного революционного безумия и обратился к такой непреходящей ценности, как здравый смысл. Он позволил людям немного свободы мыслей и действий, разрешив им опереться на вечный посох труда и собственности, а не на штык с ружьем. И дело сразу пошло на лад!

Но даже явный успех НЭП не просветил мозги Ленину и его ближайшим соратникам. Как свидетельствует наш известный экономист и публицист Г. Попов, и при НЭП идея мировой революции устояла. Он пишет:

«Гарантию от бюрократического перерождения советской власти Ленин видит в мировой революции. И желание ускорить мировую революцию силами СССР было столь сильным, что почти все деньги, полученные от успешного НЭПа, были брошены на разжигание революции в Германии».

Так, только ступив на путь более или менее разумного хозяйствования при НЭП, большевики тут же сами начали рыть себе могилу. Нет, ничто не могло переубедить их, они всегда видели свое спасение только в терроре под знаменем мировой революции, в чем мы еще не раз убедимся при чтении последующих глав.

О чем писали и говорили

...

«Война! Сколько о ней переговорено и передумано в эти годы ссыльными. Их всех объединяло страстно отрицательное отношение к этой безумной войне, особенно бессмысленной для России, которая не нуждалась ни в вершке территориальных приобретений. Но – не состоялась надежда, что социалистические партии Европы будут бороться каждая с империалистическими стремлениями у себя дома: дико, но оказалось, что там рабочий класс испытывал больше общности с национальной политикой своих правящих классов, чем с международными задачами пролетариата. Только мы, русские, были от этого свободны! – и не желали быть такими близоруко-практичными и не принципиальными, как наши западные братья. Однако мало было надежды, что эта война окончится в условиях народных восстаний, – а тогда чьей же стороне желать победы? Из Европы приходили издания, что Ленин выставлял „национализм наоборот“: желать и добиваться поражения России…

И вдруг – грянула революция! И получила по наследству эту войну. И русские социалисты из гонимой безответственной оппозиции вдруг превратились в хозяев революционной страны. И это вызвало психологический перелом к войне…

Но с первых же дней – и острая тревога за судьбы революции. С этой орущей солдатской массой на самом деле не было понимания, это не рабочий класс, это – стихия без определенных социальных идеалов, она даже не отдает себе отчета в совершающемся и таит в себе опасность как анархии слева, так и контрреволюции справа. Российские социал-демократы давно знают из марксизма: революция не может совершить прыжка от полуфеодального российского строя и сразу к социалистическому, предел возможных завоеваний сейчас – демократизация страны на базе буржуазно-хозяйственных отношений. Но такое внезапное присоединение к рабочему классу многомиллионной вооруженной армии заманивает социалистические партии на самые крайние эксперименты, навязать волю социалистического меньшинства всей стране – а это может привести к взрыву и контрреволюции, и будет распад революции».

А. Солженицын. «Красное колесо», «Апрель семнадцатого»

Из российских газет 1917 года:

...

«Ленин предлагает вместо войны – “свержение всех капиталистических правительств в мире” и предполагает, что это будет короче? Но быстрее взять Берлин, чем заставить весь земной шар перейти к социалистическому строю».

«Люди без родины баламутят наше общественное море, требуют до хрипоты, чтобы армия и народ сложили оружие перед немцами. Это даже не изменники: изменник должен иметь родину, чтобы ей изменять. Зачем анонимной в 30 человек компании Ленина надо было мчаться в немецких вагонах как если не на выручку немцам? Как и его немецкие хозяева, Ленин кричит о “разбойных” французском и английском правительствах и, конечно, ни слова о Гинденбурге и Вильгельме».

«Ленин заключил договор с официальным германским правительством, которое отравляет русских ядовитыми газами и топит госпитальные суда».

«Мы, рабочие и служащие военно-срочного участка Казань– Екатеринбург, заявляем: Не для того Россия свергла власть придворной шайки изменников, чтобы подчиниться диктатуре петроградской группы рабочих и солдат большевистского направления, пытающегося узурпировать власть над всей Россией».

«Приходится удерживаться от физической расправы над ленинцами. Приходится напоминать о недопустимости насилия, о борьбе только словом. Мы не сомневаемся, что насилие и не будет допущено, что большевизм умрет естественной смертью среди высокого подъема, вызванного революцией».

«Не забывайте, что имена Плеханова, Дейча и Засулич находятся в истории международного социализма, а имена лиц, определяющих линию “Правды”, – в списке провокаторов департамента полиции. Революционную линию большевизма в 1914 году определял Малиновский (разоблаченный потом как агент царской охранки – В. Н.)».

«Наша “травля” не угрожает физической безопасности Ленина. Наоборот, мы защищаем его полную свободу слова в надежде, что его политическое безумие наконец станет очевидным для всех».

«Со вступлением в редакцию “Правды” Ленина мы имеем теперь орган, открыто и определенно защищающий идеи гражданской войны, то есть войны против русской революции. В этом смысле “Правда” – первый партийный орган контрреволюции. А контрреволюция слева – опасней, чем контрреволюция справа: давно уже в России так повелось, что левые наскоки пользуются большим успехом, чем правые».

«Даже под самым Петроградом и в уездах псковских и новгородских до сих пор царит полное непонимание того, что произошло».

«Шлиссельбургский революционный уездный партийный комитет доводит до сведения как Петроградского Совета Рабочих и Солдатских депутатов, так и Временного правительства, что с сегодняшнего дня, 17 апреля 1917 года, комитет считает территорию Шлиссельбургского уезда вполне автономной. Вся внутренняя жизнь Шлиссельбургского уезда устраивается только гражданами этого уезда; все же внешние вопросы, относящиеся к интересам граждан этого уезда, но связанные с интересами граждан всей России, – разрешаются только лишь взаимным добровольным соглашением между всеми автономными единицами, входящими в состав территории всей России. Петроградский СРСД, а также Временное правительство ни в коем случае не должны предписывать каких бы то ни было декретов гражданам Шлиссельбургского уезда, не спросив на это согласия у самих граждан этого уезда».

14 апреля 1917 года. Германский статс-секретарь Циммерман – послу в Берне Ромбергу (шифровано):

...

«Генерал Людендорф согласен пропускать через наши линии Восточного фронта русских эмигрантов, до сих пор сопровождавшихся через Стокгольм, – с тем, чтобы они вели мирную пропаганду непосредственно в армии».

«Революцию – отнятие земли, изгнание помещиков – фактически произвели возвращавшиеся с фронта солдаты; к этой революции присоединились, воспользовались ее плодами большевики».

В. Вернадский. «Дневники»

...

«Победа Ленина в октябре 1917 года оказалась сказочно легкой, неожиданной и исторически парадоксальной. Приход к власти большевиков стал возможен в результате стечения в один узел невероятных обстоятельств. Переворот, который большевики стали называть “Великой Октябрьской социалистической революцией”, подготовила мировая война. Родившаяся в феврале 1917 года российская демократия не знала, как ее окончить. А Ленин знал: он пообещал народу мир и землю и, по существу, просто подобрал власть, валявшуюся на мостовых Петрограда. Но, пообещав мир и землю, Ленин тут же отобрал у людей февральскую свободу. А без нее цена земли и мира – ничтожна. Так начался грандиозный эксперимент большевиков, закончившийся лишь к концу XX века историческим поражением…

Несбывшихся ленинских прогнозов множество: 1. Мировая революция в ближайшие два-три года… 2. Гибель капитализма и образование мировой Советской коммунистической федерации… Всемирная победа коммунизма через 10–15 лет (говорил в 1915 году). Учение Ленина бессильно, потому что оно неверно».

Д. Волкогонов

...

«В течение нескольких десятилетий большевистская пропаганда вдалбливала нам в голову, что Октябрьская революция – дело рук Ленина и Сталина и что они же возглавили после 1917 года поход за мировую революцию. На самом же деле, Сталин в первые годы советской власти мало что значил, а вот Троцкий наряду с Лениным действительно был тогда вождем. В его дневнике можно прочитать: „Если бы в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции, руководство большевистской партии помешало бы ей свершиться“. Троцкий прав. Как известно, среди партийных руководителей были разногласия по поводу октябрьского переворота.

Для истории сохранился образец личного ленинского бланка, на котором значится: «Председатель Совета Народных Комиссаров, Москва, Кремль… июля 1919 г.». А в самом низу чистого бланка набран такой текст: «Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы общего дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело». Подписывая этот текст и вручая Троцкому такие бланки, Ленин заметил, что может дать ему «сколько угодно таких бланков». То есть Троцкий имел полное право вписывать в пустой бланк свои распоряжения, заранее санкционированные Лениным. Ни с кем другим за Лениным такого либерализма не водилось! Вот что такое представлял в то время из себя Троцкий.

«Между октябрем 1917 г. и 1922 г. Троцкий в разных сочетаниях варьировал одну и ту же идею: европейский пролетариат более созрел для социализма, чем российский, поэтому, грубо говоря, главная задача Советской власти заключается не столько в создании предпосылок для социализма в нашей стране, сколько в необходимости продержаться до начала мировой революции. Отсюда его идея экспорта революции в другие страны силами Красной Армии: “Революционная война, – писал он, – неоспоримое условие нашей политики”. К этой идее он возвращался неоднократно и был весьма последователен в ее осуществлении».

Н. Васецкий, историк

В книге «Перманентная революция» Троцкий писал:

...

«Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо… Социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной, и завершается на мировой. Таким образом, социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете». И далее: «Указанная выше схема развития мировой революции снимает вопрос о странах, “созревших” и “не созревших” для социализма… Поскольку капитализм создал мировой рынок, мировое разделение труда и мировые производительные силы, постольку он подготовил мировое хозяйство в целом для социалистического переустройства».

В результате многолетней борьбы со своим главным политическим соперником Сталин в конце концов организовал убийство Троцкого. И в то же время историк Н. Васецкий справедливо констатирует:

...

«Сталин на практике фактически реализовал установки Троцкого начала 20-х годов – создал командно-административную систему, опиравшуюся на насилие и репрессии в отношении всех классов и слоев советского общества, на внеэкономическое принуждение ряда категорий трудящихся, свертывание социалистического принципа распределения: “От каждого – по способностям, каждому – по труду”, ограничение экономических рычагов в управлении народным хозяйством, насаждение культа личности и др.

В результате в идейном отношении критика Сталиным Троцкого свелась к “войне цитат”, навешиванию ярлыков, обвинениям в шпионаже, диверсиях, вредительстве. А в организационном – к физической расправе над всеми, кто подозревался в принадлежности к троцкизму, в том числе и к расправе над их идейным вдохновителем».

Сталин оказался продолжателем дела не только Ленина, но и Троцкого!

Всемирный заговор

Итак, пример октябрьского переворота в России не стал зажигательным образцом для других стран. Лидеры большевистского Октября посчитали, что им просто не хватило собственных сил для развития своего неожиданного успеха и решили их приумножить. С этой целью был срочно создан в 1919 году Коминтерн – международная коммунистическая организация. Официально это был 3-й Коммунистический Интернационал, преемник 1-го Интернационала и наследник лучших традиций 2-го.

В конце прошлого века среди московских старшеклассников провели опрос, который выявил, что около половины из них не имели никакого представления о Коминтерне. Остальные могли припомнить только то, что это была какая-то международная коммунистическая организация. На вопрос о ее руководителях школьники называли Маркса, Ленина и Сталина. То есть никто не смог припомнить ни действительных лидеров, ни целей организации. И это при том, что Коминтерн в течение двадцати лет являлся таким гигантским и разветвленным международным объединением, каких история человечества еще не знала. Впрочем, неосведомленность старшеклассников легко объяснима.

Как известно, в 1956 году, с доклада Хрущева на XX съезде партии, началось разоблачение культа Сталина и связанных с ним бесчисленных преступлений нашей правящей коммунистической партии и ее карательных органов. А вот правда о Коминтерне у нас была засекречена еще долгое время, до прихода к нам гласности в конце 80-х годов прошлого века. Только тогда начали появляться кое-какие работы, из которых следовало, что эта организация являла собой всемирный заговор международного коммунизма (под нашим руководством!) против всего человечества.

Да, Коминтерн был создан только для осуществления одной-единственной цели – мировой революции, которая изначально была самой главной задачей ленинской партии большевиков. Первый учредительный съезд 3-го Коммунистического Интернационала принял Манифест (написанный, кстати, Троцким), в котором говорилось:

...

«Мы, коммунисты, представители революционного пролетариата разных стран Европы, Америки и Азии, собравшиеся в советской Москве, чувствуем себя и сознаем себя преемниками и вершителями дела, программа которого была возвещена семьдесят два года тому назад (имеется в виду “Манифест коммунистической партии”, написанный Марксом и Энгельсом – В. Н.). Наша задача состоит в том, чтобы обобщить революционный опыт рабочего класса, очистить движение от разлагающей примеси оппортунизма и социал-патриотизма, объединить усилия всех истинно революционных партий мирового пролетариата и тем обеспечить и ускорить победу коммунистической революции во всем мире».

В то время Троцкий возглавлял вооруженные силы Советской России и одновременно с этим Манифестом сочинил секретную записку, которую направил в ЦК РКП (б), в ней, в частности, говорилось:

...

«…Перед нами здесь открывается несомненная возможность не только длительного выжидания того, как развернутся события в Европе, но и активности по азиатским линиям. Дорога на Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию. Нарушить неустойчивое равновесие азиатских отношений колониальной зависимости, дать прямой толчок восстания угнетенных масс и обеспечить победу такого восстания в Азии может такая армия, которая на европейских весах сейчас еще не может иметь крупного значения… Один серьезный военный работник предложил еще несколько месяцев назад план создания конного корпуса (30 000–40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию…»

Можно вспомнить, в каком трудном положении оказалась тогда Россия под властью большевиков. На этом фоне призывы Троцкого к походу на Индию звучали бы бредом, если бы к тому времени не появился Коминтерн. И не один Троцкий строил столь радужные планы. Ленин в августе 1920 года вдохновенно писал: «Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно…»

Как видите, Троцкий убежден в грядущих революционных переменах в Индии, а Ленин – в Италии! Каков размах! Причем Ленин связывает свои рассуждения именно с Коминтерном, который к тому времени функционировал уже второй год. Выступая по поводу первой годовщины Коминтерна, Ленин заявил: «Можно ручаться, что победа коммунистической революции во всех странах неминуема… Победа Коммунистического Интернационала во всем мире и в срок не чрезмерно далекий – эта победа обеспечена.» А 2-й конгресс Коминтерна в 1920 году заявил в своем Манифесте: «Гражданская война во всем мире поставлена в порядок дня. Знаменем ее является Советская власть».

Что же это за могущественную организацию создали большевики? Ларчик открывался просто: они дали новый мощный импульс, можно сказать, удесятерили силы ОГПУ (в дальнейшем – НКВД, КГБ) и ГРУ – главного разведывательного управления Красной Армии. Именно к этим двум всесильным органам примкнул еще и Коминтерн, расширив тем самым поле международной деятельности ОГПУ и ГРУ во много раз. Известно, что самые тесные служебные и просто дружеские отношения существовали между главным оперативным руководителем Коминтерна И. Пятницким, начальником ГРУ Я. Берзиным и начальником иностранного отдела ОГПУ М. Трилиссером.

Так дело мировой революции было передано, с точки зрения Ленина и Троцкого, в самые надежные руки, и с появлением Коминтерна наша подрывная работа повсюду разрослась до невиданных масштабов. Под громкими лозунгами пролетарской солидарности трудящихся всех стран, борьбы за их права подтачивались и разрушались устои западного мира. Теперь этим занимались не только тысячи советских агентов, но и десятки тысяч боевиков Коминтерна, причем и те и другие действовали сообща, под единым московским руководством.

Мозгом и одновременно сердцем Коминтерна был его самый большой и самый засекреченный отдел международных связей – ОМС. Он обеспечивал связь центра со своими национальными секциями, координировал их действия и, самое главное, распределял средства, огромный объем которых прежде всего определяла сверхзасекреченность ОМСа.

Как и другие подразделения Коминтерна, ОМС имел свои объекты в Москве и Подмосковье. Например, в Подлипках («База № 1») было организовано весьма специфическое производство для изготовления бумаги, годной для выделки самых разных документов (паспортов, удостоверений и т. п.). Здесь же производили специальные чернила для шпионской работы. В Ростокино («База № 2») действовал мощный радиоцентр, который поддерживал постоянную связь со всеми странами, где орудовал Коминтерн. Около подмосковного поселка Пушкино работала школа связи («База № 3»), где постоянно обучалось около ста человек из разных стран (тайнопись, конспирация, шифровальное дело, средства связи и т.п.). ОМС имел свои нелегальные центры и во многих странах, дело дошло до того, что заимел собственную радиостанцию в Париже.

ОГПУ, ГРУ и Коминтерн так тесно сотрудничали между собой, что до середины 30-х годов вообще не существовало четкого разграничения сфер влияния между этими тремя организациями. Так, коминтерновцем был знаменитый Р. Зорге, перешедший затем на работу в советскую разведку. В Париже работал нашим нелегальным резидентом бывший коминтерновец, офицер С. Узданский, его сменил на этом посту П. Стучевский, попеременно работавший то в Коминтерне, то в военной разведке. Кстати, после Франции, в 1935 году, он стал одним из организаторов коммунистического восстания в Бразилии, а затем вернулся в Коминтерн и трудился, разумеется, в ОМСе.

Сотрудник Коминтерна А. Дейч вырос в одного из крупнейших советских разведчиков. Между прочим, он в 1928 году закончил Венский университет с дипломом доктора философии и владел немецким, английским, французским, итальянским, голландским и русским языками. В 1932 году был переведен в ОГПУ и впоследствии всемирно прославился тем, что в Англии завербовал для работы на Советский Союз знаменитую «кембриджскую пятерку» высокопоставленных англичан (Кима Филби, Дональда Маклейна, Гая Бриджеса, Антони Блант и Джона Кернкросс). Другой наш знаменитый разведчик, Л. Треппер, руководитель прославленной в истории шпионажа «Красной капеллы», был, можно сказать, воспитанником Коминтерна, учился в одном из его высших учебных заведений в Москве. Этот список можно продолжать и продолжать… Немало в нем и женщин с такой же судьбой, что и у названных выше мужчин, есть и семейные пары. Немало среди агентов Коминтерна, ОГПУ и ГРУ и лидеров зарубежных коммунистических партий.

Для обучения своих кадров Коминтерн имел четыре высших учебных заведения. В 1921 году был создан Коммунистический университет трудящихся Востока, в том же году открылся Университет национальных меньшинств Запада имени Мархлевского. В 1925 году был создан Университет имени Сунь Ятсена (специально для подготовки кадров китайской компартии). Наконец, в Москве работала высшая школа, получившая название Ленинской. В этих четырех вузах Коминтерна одновременно обучалось около трех тысяч человек. Кроме политики, их посвящали и в премудрости шпионажа, подрывной работы, партизанской деятельности…

При Коминтерне функционировали еще несколько специальных школ и курсов, история которых засекречена до сих пор. Известно, что там готовили специалистов по организации вооруженных восстаний, партизанских войн, диверсий, похищений людей и убийств. Одной из таких спецшкол руководил известный польский коммунист К. Сверчевский, его «школа» занимала в Москве несколько зданий, а в Подмосковье – несколько секретных баз. Один из преподавателей этой «школы», И. Старинов, вспоминает:

...

«Исключительно большой вклад в подготовку партизанских кадров для других стран внесла школа, начальником которой был К. Сверчевский. В ней, наряду с подготовкой командного состава партизанских сил зарубежных стран, к партизанской войне готовились и такие деятели коммунистического движения, как Вильгельм Пик, Пальмиро Тольятти, Морис Торез, Мате Залка, Александр Завадский и другие. В школе Сверчевского готовили в основном командиров диверсионных групп партизанских отрядов и соединений, начальников штабов и командующих партизанскими армиями, руководителей партизанских сил в масштабе отдельных стран. В программе подготовки учитывались знания и опыт обучаемых, обстановка, в которой им придется действовать…»

В своей всемирной деятельности Коминтерн не был одинок, в него на правах секции входил, например, Коммунистический Интернационал молодежи (КИМ), созданный в конце 1919 года. Примыкали к Коминтерну и несколько массовых международных организаций. Крупнейшей из них был Красный Интернационал профсоюзов (Профинтерн), основанный в 1921 году. Он работал под непосредственным руководством Коминтерна, причем структура Профинтерна походила на коминтерновскую, значит, и деятельность была схожей. В Профинтерн входили крупные международные профсоюзные объединения, в том числе ИМПР – Интернационал моряков и портовых рабочих. Главной тайной задачей этого мощнейшего производственного объединения была не забота о правах трудящихся, а… диверсионная работа в масштабах всего мира. Тут оказались весьма кстати опытные кадры морского и океанского судоходства. Не случайно «под крышей» этого профсоюза действовала мощная диверсионная сеть советской разведки. Одним из лидеров ИМПР был коминтерновец, немецкий коммунист Ян Валтин, который впоследствии написал книгу «Из мрака ночи», в ней, в частности, говорится:

...

«К 1932 году система власти Сталина на морских театрах опиралась на широкую сеть легальных и нелегальных организаций. Москва всегда считала, что контроль за морскими коммуникациями капиталистических стран – важнейшая стратегическая задача… С 1930 года после проведенной в Москве конференции морской секции Коминтерна (каких там только секций не было! – В. Н.), на которой мне довелось присутствовать, практически во всех крупных портах мира стала функционировать одна внешне независимая организация. Она действовала под вывеской “Интернационал моряков и портовых рабочих” (ИМПР). В действительности это была все та же морская секция Коминтерна, но, подобно Коминтерну и Профинтерну, она должна была выглядеть самостоятельной и независимой. Чтобы сделать этот камуфляж более убедительным, штаб-квартира организации находилась не в Москве, а в Гамбурге… ИМПР имел свои организационные структуры в 22 странах и 19 колониях и вел работу по трем основным направлениям: 1) революционные действия, 2) связь между центром Москва–Берлин и остальным миром, 3) шпионаж».

В Коминтерн входила и другая массовая международная организация – МОПР (Международная организация помощи борцам революции), созданная в 1922 году. При Коминтерне деятельно работал Международный женский секретариат. Примыкал к Коминтерну и Межрабпом – Международная организация рабочей помощи, которая, в частности, помогала бастующим трудящимся. Точно так же примыкал к Коминтерну и Крестьянский Интернационал. Не отстал от других международных объединений в этом смысле и Красный спортивный интернационал (Спортинтерн). В те годы немалую роль играла и входящая в Коминтерн Международная лига борьбы против империализма, колониального угнетения и за национальную независимость. Работало при Коминтерне и так называемое Международное объединение революционных писателей (МОРП), было и Международное объединение революционных театров, существовал еще при Коминтерне Международный комитет друзей СССР. Для борьбы с религиозными и националистическими предрассудками при Коминтерне существовал Интернационал свободомыслящих пролетариев. Международное объединение бывших участников войны работало среди ветеранов, примыкавших к Коминтерну. Существовал при нем даже такой, казалось бы экзотический, союз, как интернационал квартиронанимателей, который боролся за улучшение жилищной культуры, создание справедливого жилищного законодательства и за поощрение кооперативного строительства. Еще числились при Коминтерне несколько популярных тогда антифашистских организаций. Вот сколько всевозможных «крыш» (вспомните о профсоюзе моряков, упомянутом выше!) существовало при Коминтерне для тысяч его агентов, включая, разумеется, профессионалов нашей разведки.

Важную роль в деятельности Коминтерна играл так называемый орготдел. Его инструкторы постоянно находились в коммунистических партиях, входивших в Коминтерн. Их слово там являлось законом. На эту работу направлялись самые опытные и проверенные коминтерновцы. При орготделе существовала также Военная комиссия, которая руководила деятельностью военных организаций, существовавших при ЦК национальных компартий. В плане этой же деятельности была разработана специальная тактика внедрения представителей компартий в аппарат иностранных правительств и в их военные и полицейские структуры. Все это – в целях захвата власти коммунистами в самом обозримом будущем. Вот выдержки из очередного отчета, составленного орготделом в 1935 году:

...

«Одним из наиболее реальных видов помощи нужно считать работу специальных инструкторов орготдела… Они занимались исключительно работой в армиях и флотах. В Германии деятельность военного аппарата, а следовательно и нашего инструктора, носила более многосторонний характер (сюда входила не только работа в армии, полиции, на флоте, в фашистских организациях, но и информационная работа среди социал-демократической партии, на предприятиях и даже в абвере, то есть борьба против провокаций)… С некоторыми такими странами, где не было специальных инструкторов (Польша, Финляндия, Латвия), удалось в течение нескольких лет поддерживать тесную связь, получать достаточную информацию, что дало конкретную помощь в их антимилитаристской работе…»

Этот текст являет собой пример не очень хорошего перевода с какого-то языка на русский, но дело не в стиле, а в сути: куда только не пытался пролезть Коминтерн?! Далее в том же документе говорится об организации восстаний, причем вооруженных, о необходимости готовиться к ним. Затем высоко оценивается подготовка боевиков в учебных заведениях Коминтерна, что считается большой помощью для зарубежных компартий. Остается добавить, что к будущим свершениям у Коминтерна было заготовлено еще кое-что, например, под наименованием 6-го стрелкового полка Красной Армии была создана красная финская дивизия. По такому же образцу в свое время придумали Первую польскую Красную Армию, отдельную немецкую партизанскую бригаду и еще несколько воинских частей такого же рода. Для подходящего момента в будущем. А пока ставка делалась на «пятые колонны» Коминтерна по всему миру. Так, например, в секретном документе «Задачи Германской компартии в области военной работы» давались инструкции по «активной непосредственной борьбе за власть (восстание)» и «активной борьбе на случай военного выступления Германии». В этом же документе упоминалась «работа по разложению рейхсвера, полиции и фашистских боевых организаций», а также говорилось о «подготовке военных кадров партии и накапливании оружия, подготовке диверсионных групп и отдельных диверсантов».

Уже цитировавшийся выше немецкий коммунист Ян Валтин в своей книге «Из мрака ночи» описывает конкретную деятельность коминтерновцев, самых настоящих боевиков. Например, он вспоминает, как им удалось выявить засланного в их ряды полицейского агента, итальянца по имени Джакомо. Дело происходило в Гамбурге. Итак:

...

«Два агента ГПУ (напомним, что дело происходит в Германии! – В. Н.) застали Джакомо дома в тот момент, когда он торопливо упаковывал свои вещи. В пивном подвале Интерклуба этого шпиона подвергли пыткам. Допрос предателя вели члены итальянской секции. Они люто ненавидели полицию и хотели, чтобы Джакомо умер самой мучительной смертью. Но мне совсем не нужен был труп в Интерклубе. Его перевели в тайную тюрьму ГПУ по адресу Кольхофен,19. Больше я его никогда не видел. Через несколько дней его вывезли в Советский Союз на пароходе «Алексей Рыков».

Оказывается, в немецком городе существовал застенок ГПУ, оставалось установить там советскую власть. К этому все и шло. Валтин вспоминает:

«Партия начала объединять своих членов, способных носить оружие, в боевые группы, называвшиеся сотнями. В Гамбурге было создано одиннадцать таких групп, а всего по всему рейху – несколько сотен. Каждое воскресенье сотни собирались в уединенных лесных массивах или на пустырях для прохождения военной подготовки. Ею руководили молодые русские офицеры, большинство из которых говорило по-немецки. Прибывали они в Германию на советских судах под видом матросов. С поддельными документами на чужое имя они жили в семьях надежных коммунистов. Старшим среди них в Гамбурге был невысокий, угрюмый русский с квадратным лицом, который называл себя Отто Маркварт. Номинально он числился сотрудником советской торговой миссии в Гамбурге. Я был назначен в седьмую пролетарскую сотню Гамбурга. Состояла она главным образом из моряков, которые гордо называли себя „красными моряками“, и Тельман считал это подразделение одним из лучших на всем северозападном побережье…»

Еще из тех же воспоминаний:

...

«Феликс Нойман… Это имя члены боевых отрядов произносили только шепотом. Он возглавлял новую организацию под названием “Т-группы”, которая занималась террором и в будущем должна была стать основой немецкой ЧК…»

«…Они были членами подпольной группы партии, так называемого “аппарата”, который занимался грабежами для пополнения партийной кассы, то есть тем, что было опробовано еще в царской России под руководством Иосифа Сталина. Во главе банды из пятнадцати коммунистов они в январе 1923 года совершили ограбление кассы муниципальной газовой компании в берлинском районе Шарлоттенбург, а спустя несколько недель совершили еще одно ограбление в районе Шпандау. Их тактика была очень простой. Вооруженные револьверами и в масках, они врывались в помещение со словами: “Во имя революции – руки вверх!” Свою добычу они сдавали в военный отдел партии в Берлине…»

Тысячи, десятки тысяч агентов Коминтерна, ведущих подрывную работу по всему миру. Гигантский штаб этой невиданной всемирной организации в Москве. Сотни ее филиалов самого разного профиля, в том числе военных и учебных баз. Содержание десятков коммунистических партий. Сотни якобы независимых финансовых и деловых предприятий, работающих на самом деле под «крышей Коминтерна» на дело мировой революции. Организация и финансирование восстаний по всему миру, помощь партизанским движениям и забастовщикам. Активное внедрение во властные структуры… Этот перечень можно продолжать еще долго, он удивительно богат и разнообразен, но за каждым перечисленным в нем деянием обязательным условием будут деньги, деньги, деньги… Огромные средства. Можно лишний раз вспомнить, что и Октябрьская революция тоже не была бесплатной, без немецких денег ее бы не осуществить. Теперь же большевики как бы начали платить по своим долгам 1917 года. Поскольку речь шла не об одной стране, а обо всем мире, то и счет был гигантским, на бесконечные миллиарды…

Известно, что большевики еще до создания Коминтерна начали щедро снабжать валютой зарубежные компартии. Так, в 1918 году Ленин в своих секретных указаниях писал Я. Берзину (главе советской миссии в Швейцарии, а затем одному из руководителей Коминтерна и нашей разведки): «Не жалейте миллионов на нелегальные связи с Францией и агитацию среди французов и англичан… Назначьте агентов, платите и за поездки, и за работу архищедро. На официальщину начхать, минимум внимания. На издания и нелегальные поездки максимум внимания».

Сразу же после октябрьского переворота миллиарды в денежном исчислении, а также в виде драгоценностей (конфискованных в огромных количествах у российской аристократии и церкви) пошли беспрерывным потоком на Запад в расчете совершить на них революцию и там. Дошедшие до нас секретные протоколы бюро ЦК РКП (б) (а затем – и Коминтерна) состоят из длинных перечней щедрых ассигнований в адрес зарубежных компартий и частных выдач отдельным лицам. Например, в августе 1920 года глава Коминтерна Г. Зиновьев и венгерский коммунистический лидер Бела Кун командируются на съезд народов Востока в Баку и получают на свою поездку сто тысяч рублей золотом. На организацию подрывной пропагандистской работы в этом регионе. По тем временам сумма сказочная! Такая система стала традицией. Так, в августе 1923 года нелегально выехали в Германию устанавливать там советскую власть Г. Пятаков, К. Радек и другие, прихватив при этом с собой 300 миллионов золотых рублей. Как известно, задачу свою не выполнили, денежки плакали… Кстати, на этом эпизоде можно немного задержаться. Дело было в том, что германское правительство заявило о своей отставке в результате всегерманской пролетарской забастовки. Наши и немецкие партийные лидеры решили, что начинается долгожданная революция в Европе. Помимо политиков и миллиардов, в Германию направили народного комиссара по военным и морским делам, председателя Революционного совета республики Троцкого, его сопровождала большая группа выпускников военной академии Красной Армии, а наш Генеральный штаб уже начал осуществлять свои конкретные планы, разработанные на такой случай. Говоря сегодня обо всех этих напрасных расходах и усилиях, нельзя забывать, что наша страна в то время была разорена мировой войной, революцией и Гражданской войной…

В протоколе Пленума ЦК партии от 20 сентября 1920 года читаем: «Пункт 4. Предложение помощи оружием Индии. Постановили признать в принципе необходимым дать оружие и золото…» А вот выписка из протокола смешанной комиссии Коминтерна и Политбюро ЦК партии от марта 1922 года:

...

«Слушали. 1. Бюджет компартии Германии 446 592 золотых рубля. 2. Бюджет компартии Франции. Постановили: выделить на издательство 100 тысяч золотых рублей. 3. Бюджет Итальянской компартии. Постановили: 360 842 золотых рубля. 4. Бюджет компартии ЧехоСловакии. Постановили: 250 000 золотых рублей. 5. Бюджет компартии Англии. Постановили: 200 000 золотых рублей».

Молох якобы грядущей мировой революции был необычайно прожорлив. Например, в апреле 1922 года наш известный дипломат Карахан докладывал лично Сталину, что передал корейцам 600 тысяч золотых рублей для создания двух типографий в Шанхае и Пекине и для вооруженной борьбы против японцев в Корее.

Обращает на себя внимание, что денежные расходы указываются с точностью до рубля. Но о какой точности может идти речь, если они тут же пропадают из поля зрения Москвы за рубежом? Причем часто их передают тайно, без всяких расписок и прочих уточнений. Щедрые вливания в дело мировой революции не могут не вызывать больших сомнений у любого нормального наблюдателя этого феномена. Такие подозрения вполне оправданны. Так, в сентябре 1921 года Ленин пишет секретное письмо, в котором, в частности, говорится: «Нет сомнения, что денежные пособия от Коммунистического Интернационала компартиям буржуазных стран, будучи, разумеется, вполне законны и необходимы, ведут иногда к безобразиям и отвратительным злоупотреблениям. Ведя беспощадную борьбу с этими злоупотреблениями, ЦК РКП (б) обращается ко всем членам партии, работающим за границей, находящимся там или знакомым ближайшим образом тем или иным путем с этой работой…» Далее следуют громы и молнии на головы всех, кто лихо разворовывает деньги, предназначенные на мировую революцию. А о том, как обстояло дело с выдачей денег в Коминтерне, можно узнать, например, из воспоминаний видного его сотрудника Я. Рейха по кличке «товарищ Томас». Итак, дело было в 1919 году:

«Меня как-то ночью вызвал к себе Ленин и с места в карьер: “Вы должны ехать в Германию… Ставить работу Коминтерна надо именно на Западе – и прежде всего в Германии. А там без опытных старых подпольщиков не поставить. Их надо высылать из Москвы… Возьмите как можно больше денег, присылайте отчеты и, если можно, газеты, а вообще делайте, что покажет обстановка. Только делайте!» Сразу же написал соответствующие записки Ганецкому, Дзержинскому… Ганецкий в это время заведовал партийной кассой, не официальной, которой распоряжался ЦК партии, и не правительственной, которой ведали соответствующие инстанции, а секретной партийной кассой, которая была в личном распоряжении Ленина и которой он распоряжался единолично, по своему усмотрению, ни перед кем не отчитываясь. Ганецкий был человеком, которому Ленин передоверил технику хранения этой кассы. Я знал Ганецкого уже много лет, и он меня принял как старого знакомого товарища. Выдал один миллион рублей в валюте – немецкой и шведской. Затем повел меня в кладовую секретной партийной кассы. Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучами на полках, кто-то явно пытался сортировать и бросил. В ящике около входа полно колец. В других золотая оправа, из которой уже вынуты камни. Ганецкий обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, говорит: “Выбирайте!” Потом он объяснил, что это все драгоценности, отобранные ЧК у частных лиц по указанию Ленина, Дзержинский сдал их сюда на секретные нужды партии… Мне было очень неловко отбирать: как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. “А я, думаете, понимаю больше? – ответил Ганецкий. – Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте на глаз, сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы вы взяли побольше, и советовал в Германии продавать не сразу, а по мере потребности”. И действительно, я продавал их потом в течение ряда лет… Наложил полный чемодан камнями, золото не брал: громоздко. Никакой расписки на камни у меня не спрашивали, на валюту, конечно, расписку я выдал…»

А вот еще эпизод из деятельности «товарища Томаса», это уже не его личные воспоминания, а сухой отчет на основании документов Коминтерна. Итак, в феврале 1921 года он привез в Германию 25 миллионов немецких марок и драгоценностей на 37 миллионов немецких марок. Тогда же в Германию из Коминтерна перевели три миллиона рублей золотом и множество драгоценностей, стоимость которых можно было бы установить лишь после их продажи в Европе. В тот раз «товарища Томаса» заподозрили в финансовых махинациях, попросту говоря, в воровстве. Когда попытались с этим разобраться, он заявил: «По понятным причинам я с начала своей деятельности не веду бухгалтерии». В ходе расследования этого дела одна из сотрудниц «товарища Томаса» показала: «Деньги хранились, как правило, на квартире “товарища Томаса”. Они лежали в чемоданах, сумках, шкафах, иногда в толстых папках на книжных полках или за книгами. Передача денег производилась на наших квартирах поздно вечером, в нескольких картонных коробках весом по 10 – 15 кг каждая, мне нередко приходилось убирать с дороги пакеты денег, мешавшие проходу».

В конце концов выяснилось, что Яков Самуэлович Рейх, он же товарищ Томас, он же Джеймс, никогда не состоял в РКП(б), ни в какой другой компартии, то есть, оказывается, много лет подряд через руки случайного человека, авантюриста, проходили фантастические суммы. А сколько сотен (или тысяч?) агентов было у Коминтерна? Ведь мир велик! И сколько из них были не чисты на руку? На такие буквально неисчислимые средства (и при таком их «учете»!) не могло не слететься множество международных аферистов, словно мухи на дерьмо… Под предлогом секретности финансовая отчетность в Коминтерне практически отсутствовала. И сегодня можно увидеть в сохранившихся архивах тысячи записок и расписок о выдаче средств, и при этом никаких упоминаний об отчетности нет. Порожденный советской властью Коминтерн унаследовал обязательно сопутствующий ей вирус повального воровства, которым наша система отличалась и при жесточайшей диктатуре, и при так называемой демократии, наступившей у нас в конце прошлого века. При своих баснословных расходах Коминтерн не только провалил грандиозную затею с мировой революцией, но и не смог устроить революций местного масштаба. Несомненно, что от таких потрясений мир спасло, не в последнюю очередь, повальное воровство в Коминтерне.

Остается еще вспомнить, что в Коминтерне, особенно в его верхушке, всегда шла подковерная борьба за власть (и за деньги тоже!). Уж больно прибыльной была кормушка! Поначалу наибольший вес там приобрел Н. Бухарин, но в 1928 году Сталин захватил Коминтерн в свои руки. Историк А. Ватлин совершенно справедливо заметил по этому поводу: «Коминтерн сам пошел на заклание “вождю народов”, изначально рассматривая себя как генеральный штаб мирового пролетарского переворота, а не как интернациональное объединение равноправных партий». Да, суть именно в этом!

Уже будучи полновластным хозяином в Коминтерне, Сталин начал утрачивать к нему интерес. Его официальные разведывательные органы и разросшийся международный аппарат ЦК партии вполне устраивали вождя, там были его проверенные люди, а не какие-то сомнительные иностранцы из разношерстных компартий. Еще в 30-е годы он называл Коминтерн «лавочкой» и как-то заявил на заседании Политбюро: «Кто они, эти люди из Коминтерна? Ничего больше, как наймиты, живущие за наш счет. И через 90 лет они не смогут сделать нигде ни одной революции».

Серра (А. Таска), один из итальянских коммунистических лидеров, в 1929 году обратился с письмом в Секретариат компартии Италии, в котором так описывал ситуацию, сложившуюся в Коминтерне после захвата власти там Сталиным:

...

«Ответственность за все лежит на Сталине. Коминтерна не существует, Коммунистической партии СССР не существует. Сталин – “учитель и хозяин”, который руководит всем. Находится ли он на высоте положения? По плечу ли ему такая огромная ответственность? Я отвечаю прямо: Сталин неизмеримо ниже. Посмотрите на все, что он совершил, – вы не найдете в этом ни одной его мысли. Он переваривает чужие идеи, которые крадет и потом представляет в схематической форме, производящей впечатление силы мысли, которой нет на самом деле. Для него идеи – пешки, которыми он пользуется, чтобы выиграть партию за партией… Сталин занимается плагиатом, ибо не может ничего другого, он интеллектуально посредствен и бесплоден; поэтому он втайне ненавидит интеллектуальное превосходство Троцкого, Бухарина и др., не может им его простить, использует их идеи от случая к случаю сообразно обстановке и, присвоив их, переходит в наступление против обворованных, потому что ему важны не принципы, а монополия власти… Сегодня у Сталина в кулаке не только русская партия, но и весь Интернационал, и огромное несоответствие между подобной властью и способами ее осуществления приведет к катаклизмам, которые могут стать роковыми для революции…»

Отношение Сталина к Коминтерну объясняется еще и тем, что он никогда не считал его своим детищем. Наоборот, Коминтерн был создан теми, кого он затем объявил своими злейшими врагами (Троцкий, Зиновьев, Бухарин и др.). Объяснение этой ситуации уходит своими корнями в октябрьский переворот. В 1920 году в связи с его третьей годовщиной был создан фотомонтаж под названием «Творцы Октябрьской революции». На нем изображено около семидесяти лиц, но Сталина среди них нет! Впоследствии Сталин уничтожил почти всех, кто изображен на этом плакате. Что же касается Коминтерна и коминтерновцев, то они в годы массового террора подверглись такой же кровавой чистке, как и советская компартия. В 1998 году в Москве вышла книга В. Бобренева «За отсутствием состава преступления», в которой приводятся обширные выдержки из многих следственных и судебных дел против руководителей и сотрудников Коминтерна. Бобренев, в частности, пишет:

...

«Сотни истлевших архивных папок надзорных производств прокуратуры и многотомных судебно-следственных дел, прошедших через руки автора за время работы над книгой, неизбежно подводили к единственному выводу: политическая и физическая расправа с Коминтерном являлась вовсе не палаческой импровизацией Ягоды – Ежова – Берии. Это была тщательнейшим образом продуманная, огромного масштаба работа по дискредитации и ликвидации как конкретных признанных лидеров коммунистического движения, так и подрыв его в целом. Она преследовала вполне определенную цель – компрометацию истинных приверженцев идеи коммунистического движения, принципиальных лидеров компартий европейских стран, последующую замену их угодными сталинскому режиму, послушными партфункционерами».

Что ж! В данном случае против объективной оценки Сталина ничего не скажешь, но вот по поводу зарубежных коммунистических лидеров требуются кое-какие уточнения, причем при помощи той же самой книги Бобренева. Получается, что он вступает в некое противоречие с самим собой. Он, например, пишет:

...

«Похоже, Бухарин, Димитров, Пик, Ульбрихт, Тольятти и другие видные деятели международного коммунистического движения знали своих ближайших сотрудников и соратников по партии хуже, чем заправилы из НКВД, присылавшие в Коминтерн справки об арестах очередных иностранных “шпионов” и “террористов”, считавшихся до того верными коммунистической идее и своим партиям. Почему лидеры не подняли голос в защиту своих товарищей? Да и пытались ли они вообще хотя бы выяснить, за что расправились с ними? Или слепо верили официальным версиям ВКП (б) и НКВД? Ведь если судить по количеству арестованных и репрессированных политэмигрантов, то получается, что Коминтерн и его Исполком представляли самое настоящее шпионское гнездо. Если это не так, почему нигде не встречаются ни официальные, ни личные протесты коммунистических лидеров?»

Какие там протесты! Лидер Итальянской коммунистической партии П. Тольятти так оценил чудовищные судебные спектакли, поставленные Сталиным в 30-е годы: «В мире есть лишь один суд, состав которого закон, который он применяет, и процедура, которой он следует, дают полную гарантию справедливости и не только формальной, но и по существу: это советский пролетарский суд, детище революции, с корнем вырвавшей всякую несправедливость и всякие привилегии… И нам ли стыдиться, нам ли стесняться той бдительности, той беспощадности, с которой органы пролетарского суда ведут борьбу против врагов».

Сам же Бобренев так проясняет ситуацию: «Разглагольствования итальянского партфункционера Тольятти (Эрколи) о высшей справедливости советского суда понять в общем-то нетрудно. Его соотечественники стояли в списках репрессированных одними из первых. Выступить в их защиту было равнозначно для Тольятти не просто утрате положения сталинского фаворита, это создавало опасность самому оказаться в застенках НКВД с клеймом врага советского народа, со всеми вытекающими отсюда последствиями».

На ту же тему, что и Тольятти, выступил и Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Г. Димитров: «Защищать подлых террористов – значит помогать фашизму». Лидер компартии Великобритании Г. Поллит присоединился к своему коллеге: «Я без колебаний утверждаю, что ликвидация предателей – столь же крупная победа для социализма и мира, как и выполнение пятилетнего плана».

Коминтерн Сталин все же добил. Эта некогда могущественная организация стала уже вовсе бессмысленной, когда Сталин в 1939 году подружился с Гитлером. При этом Сталин не думал отказываться от своих сокровенных планов по овладению Европой, а затем и всем миром. Теперь этот, начатый в 1917 году поход он решил возглавить лично. Не случайно после удаления Бухарина из Коминтерна Сталин был в 1929 году объявлен вождем всемирного коммунистического движения…

Если Ленин и Троцкий были уверены, что в результате Октябрьской революции они подчинят себе весь мир, то Сталин был тоже абсолютно уверен, что ему удастся осуществить этот же замысел в случае победы над Германией, пусть и очень нелегкой. Показательно, что Коминтерн был официально ликвидирован в 1943 году, когда в ходе Великой Отечественной войны произошел решительный перелом в нашу пользу. Сталин понял, что его личный поход на Европу не за горами. Для этого Коминтерн был ему не нужен. Под ним была самая сильная в мире Советская Армия.

О чем писали и говорили

Выше, в этой же главе, уже цитировались воспоминания Яна Валтина «Из мрака ночи». Они впервые были изданы в 1941 году в США, книга тут же стала бестселлером, ее перевели на тридцать языков. У нас же ее издали только в 2000 году. Успех книги объясняется тем, что она является редкостным историческим документом, раскрывающим тайны кухни Коминтерна. Мне, например, другое аналогичное издание не попадалось. Немецкий коммунист, видный коминтерновец, он проходил специальное обучение у нас, в Ленинграде, в так называемом Коммунистическом университете. Вот несколько отрывков из книги Валтина.

...

«Центр этой большевистской академии находился во дворце, где когда-то размещалась Государственная дума. Огромные окна, мраморные колонны и лестницы, стенные гобелены и роскошные люстры – вся эта роскошь должна была убедить каждого в триумфе большевизма. Подумать только, от первых подпольных марксистских кружков до этого великолепия!..

В группы иностранных студентов включались и русские, готовившиеся для работы за рубежом. Это были тщательно отобранные молодые люди, каждый из которых владел, по крайней мере, одним иностранным языком. Программа была целиком посвящена проблемам классовой борьбы и революции в капиталистических странах. Чистая наука никого не интересовала. Все было подчинено революционной практике и тактике классовой борьбы. Революционные выступления прошлого и текущие события подвергались тщательному анализу – выявлялись ошибки и заблуждения, извлекались уроки на будущее. Кульминацией любой лекции было подтверждение ленинской идеи захвата власти путем вооруженного восстания и установления диктатуры пролетариата под руководством коммунистической партии.

В университете была специальная военная кафедра, на которой офицеры Красной Армии преподавали тактику уличных боев и стратегию гражданской войны. Имелось специальное отделение для изучения африканских проблем и региональных языков. И еще одно, особенно засекреченное отделение, где готовились кадры для зарубежных аппаратов ГПУ. Имелось несколько специальных групп, в которых русские девушки изучали иностранные языки. Их называли “активистками”, и они очень гордились этим титулом…

Большинство преподавателей были иностранцы, русские здесь составляли меньшинство… Иногда в университете выступали высокопоставленные деятели Коминтерна. Каждая лекция была coбытием. Это было похоже на массовые митинги, которые обычно проходили в большом зале, где раньше заседала Государственная дума. Наиболее значительной фигурой среди наших гостей, несомненно, был Осип Пятницкий, руководитель оргбюро Коминтерна. От него зависело, сколько денежных средств получит та иди иная зарубежная компартия. Он не стеснялся в своей критике иностранных коммунистов… Свою трехчасовую лекцию он закончил призывом: “Наше революционное Отечество, Советский Союз, находится в состоянии войны со всем капиталистическим миром. Только победа мировой революции может привести к окончанию этой войны». (Речь идет о зиме 1925/26 года – В. Н.)…

Специальная контрольная служба Коминтерна ни на мгновение не оставляла нас без внимания… Официальное наблюдение за студентами не ограничивалось детальным планированием графика наших занятий. Все наши разговоры, личные контакты, все, что мы читали, было в поле зрения ГПУ, которое имело своего информатора в каждой группе. Но мы, как убежденные коммунисты, видели в ГПУ лишь наших защитников. Мы были преданными друзьями Советского Союза, и нам нечего было скрывать…

Мы знали, что нас ожидало в будущем. Мы были молодежным отрядом мировой революции. Мы не ожидали милосердия и сами не собирались быть милосердными. Наша цель была – разрушение, полное и окончательное разрушение капиталистического уклада жизни, капиталистического государства, искоренение всех институтов, которые вырастали на основе принципов: моя земля, моя страна, мой завод, пароход, шахта или железная дорога!

Браки между молодыми профессиональными революционерами не поощрялись. Семейная жизнь плохо согласовывалась с бурной и иногда очень короткой жизнью профессионального революционера. Но мы не были монахами и затворниками. Мы, ребята и девушки, были молодыми, жизнерадостными, самой природой предназначенными для любви. Дебаты о достоинствах и недостатках “свободной любви” мы оставляли интеллигентам и загнивающим либералам. Мы были слишком целеустремленны и прямолинейны в своих отношениях, чтобы тратить время на флирт и ухаживания, которые были в моде у представителей “старого мира”. Мечты, грезы и прочая лирика считались недостойными революционера. Также недостойны были проявления ревности. Считалось недопустимым преследовать девушку, которая не склонна была отвечать взаимностью. Чувство “ложного” стыда было также недостойно революционера. Было в порядке вещей, когда наш студент, которому нравилась какая-то девушка, говорил ей напрямую: “Я хочу быть с тобой. Прошу стать моей подругой, пока это будет в интересах партии”. Если ответом была взаимность, то одной улыбки было достаточно для того, чтобы “формализовать” их отношения. Девушки могли на равных проявлять инициативу в этом вопросе и выбирать себе спутников. Нередко два или три молодых парня пользовались благосклонностью одной девушки, и никто не делал из этого секрета. Помещение клуба на первом этаже, где мы по вечерам играли в шахматы, танцевали и выпивали, к полуночи отдавалось в распоряжение любовников.

…Хозяева Кремля просто и мечтать не могли о лучших исполнителях своих грандиозных планов. Мы были целиком в плену призрачных идей и одновременно считали себя убежденными материалистами. Мы легко отмахивались от всех трудностей и бедствий, которые нас окружали, от человеческих трагедий, от милитаризма, который все больше охватывал все стороны жизни в Советском Союзе. Мы были глубоко убеждены в том, что идем вперед гигантскими шагами…»

Главный секрет

Как известно, наши истошные призывы к мировой революции, наши надежды на ее скорую победу во всем мире, или по меньшей мере в Европе, не оправдались. Никто не последовал примеру новой России. И тем не менее в тяжелейшем для нее 1919 году Ленин упрямо твердил, что он «поставил всемирную диктатуру пролетариата и всемирную революцию выше всяких национальных жертв». В том же году он создает Коминтерн, который провозглашает себя Всемирной коммунистической партией и ставит своей целью создание Мировой советской социалистической республики. Так идея мировой революции обретает как бы новое дыхание, ведь теперь за ней стоит такая могучая сила, как Советская Россия. Именно с этой поры ее граждане на долгие десятилетия обрекаются во имя мировой революции на полунищенский и полурабский образ жизни. Ведь сам Ленин раз и навсегда поставил эту цель «выше всяких национальных жертв». Как только эта антинародная политика большевиков начала осуществляться, оказалось, что для многих миллионов советских граждан она принесла не полурабское, а самое настоящее рабское ярмо.

Вспомним несколько исторических фактов.

В ходе Нюрнбергского процесса над главными сподвижниками Гитлера одним из основных обвинений было использование нацистским режимом рабского труда захваченных во время войны иностранцев, в том числе и советских граждан. В этом своем преступлении фюрер просто копировал действия Сталина. Правда, Гитлер загнал в концлагеря не своих соотечественников, как это сделал Сталин, а граждан оккупированных земель. Если бы Гитлер сделал в лагерях рабами своих подданных, то нацистским лидерам в Нюрнберге, наверное, могли бы предъявить на одно обвинение меньше. Ведь Сталина до сих пор никто официально не осудил за введение в СССР рабовладельческих порядков, не осудили его за это даже в нашей стране!

Изначально советский ГУЛАГ, основанный еще Лениным, служил для уничтожения «классовых врагов», укрепления тирании и устрашения собственного народа. Но вскоре прибавилась новая функция: концлагеря превратились в неисчерпаемый источник рабочей силы. Бесплатной, рабской силы. Можно вспомнить, что сразу после революции 1917 года Троцкий предлагал создать в масштабах всей страны многомиллионную трудовую армию с обязательной мобилизацией и жесточайшей военной дисциплиной. Чем не зачаток рабовладельческой системы! Но Сталин пошел в этом деле дальше.

Стоит сегодня оглянуться назад и вспомнить теперь уже доступные нам исторические факты, как откроется удивительная картина – абсолютно параллельное развитие в нашей стране ее экономики (в основном – военно-промышленного комплекса!) и ее ГУЛАГа. Причем последнему была отведена роль паровоза. Не зная законов экономики, не умея ею управлять, Сталин решил по-своему взнуздать ее и в несколько лет вооружить страну до зубов за счет применения рабского труда заключенных.

В 1928 году, перед развертыванием у нас индустриализации и коллективизации, Совет народных комиссаров рассмотрел положение дел в ГУЛАГе и нашел, что карательная политика государства отстает от его задач. Было принято постановление ужесточить лагерный режим и, главное, «считать необходимым расширение емкости трудовых колоний» (так тогда назывались концлагеря). По всей стране началось их ускоренное строительство и одновременно начались массовые аресты с целью «расширения емкости» лагерей. Например, в одном из самых первых советских концлагерей, на Соловках, было в 1923 году три тысячи заключенных, а в 30-м их стало 50 тысяч. По всей стране счет узникам пошел на сотни тысяч, а с 30-х годов – на миллионы.

Что же случилось? Новая революция? Нет, она давно свершилась. Закончилась также и Гражданская война. По какой же причине вдруг обнаружилось столько врагов у советской власти? Причина одна – упомянутое выше постановление Совнаркома от 1928 года. Финансовых средств на дальнейшее развитие страны и ее ВПК у государства не было, работать за нищенскую зарплату, причем в адских условиях, добровольно никто не хотел. Но ведь кто-то должен был строить уже запланированные военные заводы, каналы, железные и шоссейные дороги, электростанции, промышленные предприятия самого разного назначения, работать на шахтах, нефтяных и других месторождениях, на стремительно разрастающихся лесоповалах (источник валюты!)…

Возьмите любую большую стройку в СССР: начиная с 30-х годов, около нее тут же появлялись концлагеря. Так, в 1931 году был сформирован огромный комплекс концлагерей – БелБалтЛаг для сооружения гигантского канала. В том же году был создан и Северо-Уральский филиал ГУЛАГа, который вскоре разросся и разделился на два самостоятельных объединения лагерей – СевУралЛаг и СоликамЛаг. И пошло-поехало!.. От необозримого УхтПечерЛага отпочковались Ухтинское, Печерское, Интинское и Воркутинское отделения. Каждое из них состояло из нескольких огромных лагерей, все они строили промышленные объекты. Архипелаг ГУЛАГ быстро перешагнул Урал, распространился по всей Сибири и обжил также необъятный Дальний Восток.

Известно, что раб всегда представлял для хозяина определенную ценность, зачастую немалую, денег стоил в конце концов. У нас же с советскими рабами, своими же соотечественниками, никто не считался, они были вне закона, во власти абсолютного произвола. ГУЛАГ знал, что жалеть их нечего, недостатка в них не было! Вот что пишет А. Солженицын о строительстве Беломорско-Балтийского канала:

...

«В первую зиму, с 1931 на 1932, сто тысяч и вымерло – столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность один процент в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре сто тысяч могло вымереть за три месяца с небольшим. А тут была и другая зима, да и между ними же. Без натяжки можно предположить, что триста тысяч вымерло».

Работавший на строительстве этого канала прорабом Д. Витковский вспоминает:

...

«После конца рабочего дня на трассе остаются трупы. Снег запорашивает их лица. Кто-то скорчился под опрокинутой тачкой, спрятал руки в рукава и так замерз. Кто-то застыл с головой, вобранной в колени. Там замерзли двое, прислонясь друг к другу спинами. Это крестьянские ребята, лучшие работники, каких только можно представить. Их посылают на канал сразу десятками тысяч, да стараются, чтоб на один лагпункт никто не попал со своим батькой, разлучают. И сразу дают им такую норму на гальках и валунах, которую и летом не выполнишь. Никто не может их научить, предупредить, они по-деревенски отдают все силы, быстро слабеют и вот замерзают, обнявшись по двое. Ночью едут сани и собирают их. Возчики бросают трупы на сани с деревянным стуком. А летом от неприбранных вовремя трупов уже кости, они вместе с галькой попадают в бетономешалку. Так попали они в бетон последнего шлюза у города Беломорска и навсегда сохранятся там».

А в середине 30-х годов развернулось строительство канала Москва–Волга, там объем работ в семь раз превышал их объем на Беломорканале. Сколько же там полегло заключенных?!

С начала 30-х годов ГУЛАГ заработал с таким размахом, каким не могло похвастаться ни одно союзное министерство. Именно в рабовладельческой системе ГУЛАГа заключался секрет «успешного построения социализма в одной отдельно взятой стране», о чем торжественно объявил Сталин в середине 30-х годов. Совершенно ясно, что он имел в виду под такого рода социализмом: конгломерат, в который входили карательные органы, номенклатура и ГУЛАГ (в качестве основной производительной силы!).

Рабский труд в лагерях и крепостной труд в колхозах составили две главные опоры сталинской диктатуры, а третьей ее опорой стал страх перед лицом массового террора. А. Солженицын свидетельствует о том времени:

...

«В лагеря набирались не только инакомыслящие, далеко не только те, кто выбивался со стадной дороги, намеченной Сталиным. Набор в лагеря явно превосходил политические нужды, превосходил нужды террора – он соразмерялся (может быть, только в сталинской голове) с экономическими замыслами. Да не лагерями ли (и ссылкой) вышли из кризисной безработицы 20-х годов? С 1930 года не рытье каналов изобреталось для дремлющих лагерей, но срочно соскребались лагеря для задуманных каналов. Не число реальных „преступников“ (или даже „сомнительных лиц“) определяло деятельность судов, а заявки хозяйственных управлений… В чем лагеря оказались экономически выгодными – было предсказано еще Томасом Мором, прадедушкой социализма, в его „Утопии“. Для работ унизительных и особо тяжелых, которых никто не захочет делать при социализме, – вот для чего пришелся труд зэков. Для работ в отдаленных диких местностях, где много лет можно будет не строить жилья, школ, больниц и магазинов. Для работ кайлом и лопатой – в расцвете двадцатого века. Для воздвижения великих строек социализма, когда к этому нет еще экономических средств».

Именно Сталин был инициатором и организатором советской рабовладельческой системы, при которой миллионы заключенных использовались многие годы на так называемых «великих стройках коммунизма». Кстати, термин этот изобретен Сталиным. Известно, что он в 1947 году попросил сообщить ему о количестве заключенных в стране. Ознакомившись со статистикой, объявил: «Мало. Мы должны решать проблему кадров. Промышленности нужны люди». В государственных и партийных архивах, которые дошли до нас, хранится много документов, подобных этой директивной сталинской записке, это требования самых разных министерств и ведомств на столько-то тысяч (или десятков тысяч) заключенных в качестве рабочей силы. По форме это обычные повседневные, привычные запросы, словно прораб выписывает стройматериалы…

Еще в 1928 году (напомним снова, еще раз – с началом индустриализации и коллективизации!) заместитель наркома рабоче-крестьянской инспекции РСФСР Н. Янсон направил Сталину письмо, в котором излагались предложения о массовом применении труда заключенных по всей стране, особенно в отдаленных районах. Для начала стали разворачивать концлагеря на один миллион человек. В тексте записки Сталину они названы… «экспериментальной емкостью». Разумеется, Сталин одобрил предложения Янсона и сделал его наркомом юстиции. Дело пошло! Например, экспорт деловой древесины увеличился с одного миллиона кубометров в 1928 году до шести миллионов кубометров ежегодно в начале 30-х годов.

С началом коллективизации в 30-е годы начались так называемое раскулачивание крестьян и массовая высылка миллионов сельских тружеников в дальние районы страны, их окрестили «спецпереселенцами» и причислили, разумеется, к ГУЛАГу. Распределением их рабского труда ведала специальная комиссия Совнаркома под руководством А. Андреева, ближайшего соратника Сталина. Вот, например, протокол ее заседания от 30 июля 1931 года:

...

«Слушали: вопрос о дополнительных заявках на спецпереселенцев и распределении их.

Постановили: …Обязать ВСНХ в 3-дневный срок представить ОГПУ свои окончательные заявки на спецпереселенцев;

удовлетворить заявку Востокстали на 14 тысяч кулацких семей, обязав в 2-х дневный срок заключить с ОГПУ соответствующие договора;

заявки Цветметзолота – на 4600 кулацких семей и Автостроя ВАТО –на 5 тысяч кулацких семей – удовлетворить;

по углю удовлетворить заявки на спецпереселенцев: Востокугля – на 7 тысяч кулацких семей, по Кизиловскому и Челябинскому углю – на 4500 кулацких семей принять условно;

по торфу принять условно заявку на 31 тысячу кулацких семей.

…В соответствии с этими заявками предложить ОГПУ произвести необходимое перераспределение по районам и выселение кулаков».

Так только на одном заседании определяют в рабство не десятки тысяч людей, а десятки тысяч семей! О многом говорит отрывок из этого страшного протокола, например, о ставшем системой авральном порядке гигантских работ, причем без создания на месте должной инфраструктуры, которая могла бы хотя бы минимально обеспечить самые элементарные условия жизни подневольным труженикам. С того самого времени и на все десятилетия большевистского господства у нас просто разучились обходиться без рабского труда. Потому что власть всегда была занята только одним – она спешила! Куда? Все туда же – к созданию такого военно-промышленного комплекса, который обеспечил бы расползание большевизма по всей планете.

В годы перестройки, когда к нам пришла гласность, судьба подсунула мне удивительную встречу, которая лишний раз убедила меня в достоверности того, о чем говорится выше. Ко мне в редакцию журнала «Огонек» позвонил мой старинный приятель гроссмейстер Д. Бронштейн и попросил принять «одного интересного человека». «Поговори с ним, не пожалеешь, – заключил он и добавил: „Он, кстати, автор нескольких прекрасных книг о шахматах“. К этой игре я был неравнодушен, потому и появился вскоре в моем кабинете Борис Самойлович Вайнштейн. Ему было уже за восемьдесят, но голова у него работала превосходно, держался он прямо и бодро и оказался интереснейшим собеседником. Но мудрый Бронштейн прислал его ко мне не из-за шахмат. Оказалось, что Вайнштейн много лет работал рука об руку с самим Берией! Шахматы у Бориса Самойловича все-таки были его хобби, а вообще он оказался доктором экономических наук, крупным специалистом в своей области. Вайнштейн в 30-е и 40-е годы возглавлял сектор капитального строительства, потом – плановый отдел НКВД, был заместителем начальника Главоборонстроя (тоже под началом у Берии). То есть он годами сидел в том самом месте, которое можно было бы назвать экономическим мозгом ГУЛАГа, входившего в НКВД, общую карательную систему страны. Тогда в ней работали десятки миллионов человек (сотрудников и заключенных). Именно под Берией официально находился не только весь этот немыслимо огромный аппарат, но и весь наш тоже необъятный военно-промышленный комплекс, вся его неисчислимая рабочая сила, в том числе и лагерные рабы. Никогда еще в мире не существовала такая гигантская строительная и промышленная империя и одновременно – карательная машина. Так вот и получилось, что Сталин доверил своему главному палачу и главное средство к достижению мирового господства под знаменем свободной пролетарской революции! Какая злая ирония судьбы!

В своей повседневной работе Вайнштейн постоянно соприкасался со своим страшным шефом, и тот ценил его. Естественно, я попробовал разговорить Бориса Самойловича, уговаривал его написать для журнала свои воспоминания. Он и сам пришел ко мне примерно с той же мыслью. Он рассказал мне о том фантастическом размахе промышленных, строительных и научных (помните «шарашки», о которых писал Солженицын?) работ, какими занималось самое большое в мире карательное ведомство. НКВД и ГУЛАГ вместе стали государством в государстве, начали вообще подменять собой советскую власть, вернее – выражать ее в самой точной форме. Вайнштейн вспоминал такую шутку своего шефа: «Ты, Вайнштейн, хороший работник, но если бы ты лет шесть провел в лагерях, то работал бы еще лучше». Мы договорились с Борисом Самойловичем, что он напишет воспоминания для «Огонька», но вскоре, в августе 1991 года, произошел известный путч, который, думаю, как-то повлиял на Вайнштейна, и он больше ко мне не заходил.

Первые школьные буквари, изданные после Октябрьской революции, открывались такими фразами: «Мы не рабы. Рабы не мы». Засевшие за буквари миллионы детей и взрослых стали рабами. И сегодня, в XXI веке, из нас все еще надо выдавливать раба. Какая зловещая шутка истории!..

Рабский труд был не единственным непременным условием превращения страны в сплошную военную машину, готовую к агрессивной войне. Другим не менее решающим средством той же политики милитаризации было заведенное большевиками раз и навсегда нищенское положение подавляющего большинства населения СССР. Почти все усилия рабочих и крестьян уходили на создание пушек, танков, самолетов, военных кораблей и содержание огромной армии. Повторяем, что, согласно официальной пропаганде, весь советский народ должен был, не щадя своих сил и не считаясь ни с какими трудностями, поддерживать милитаристскую политику властей во имя пролетарского интернационализма, то есть делать все возможное и невозможное для оказания помощи угнетенным зарубежным трудящимся, братьям по классу, для освобождения их от капиталистического рабства. Тот факт, что советские рабочие и крестьяне жили во много раз хуже своих зарубежных собратьев (как, собственно, и в наши дни, уже в XXI веке), был в СССР величайшей тайной, государственным секретом. Даже малейший намек на подобные соображения считался антисоветской пропагандой и карался по закону многолетним заключением в страшных сталинских концлагерях.

Да, в добавление к рабскому труду и нищенскому образу жизни в людях прочно поселился страх перед карательными органами, которые по своим масштабам стали государством в государстве или же, если хотите, государством над государством. Кстати, на содержание этого огромного репрессивного аппарата тоже уходили немалые усилия рабочих и крестьян, забитых до полного безмолвия не только воплями о грядущем всемирном коммунизме и святом интернационализме, но и массовым террором. По официальным данным, представленным в 1956 году, после XX съезда партии, в комиссию Президиума ЦК КПСС, только с января 1935 года по июнь 1941 года было репрессировано 19 миллионов 840 тысяч советских граждан, из них семь миллионов было расстреляно, а большинство из тех, кто избежал казни, погибли в лагерях. Эта цифра, более 19 миллионов жертв репрессий, нуждается в комментариях. Во-первых, она, как видим, относится только к периоду с 1935 года по 1941-й. А до 1935-го? А после 1941-го? Именно после 1941 года, особенно после победы над Германией в 1945 году, потекли в ГУЛАГ миллионы наших бывших военнопленных, которых Сталин объявил изменниками родины. Ту же участь разделили и многие из нескольких миллионов наших граждан, угнанных немцами в рабство. Миллионные жертвы ГУЛАГа не могут не наводить на мысль о том, сколько же нашему народу надо было трудиться, чтобы прокормить всех стукачей, палачей, охранников, следователей, судей, прокуроров…

В огромной стране, осененной знаменем пролетарского интернационализма, все, кроме правящей верхушки, были обречены на подневольное существование. Десятки миллионов советских колхозников жили как бы при феодальном строе, на положении бесправных земледельцев, можно сказать, крепостных. У них не было паспортов, и они не могли покидать своих колхозов, где их тяжкий труд едва оплачивался натурой. Секрет их выживания заключался в том, что колхозные семьи имели крохотные приусадебные участки, где выращивали для себя подножный корм, без которого были бы просто обречены на вымирание. В такое положение они попали в результате насильственной коллективизации, которая прошла по всей стране губительной чумой. Известный ученый Р. Конквист, автор книги «Большой террор», пишет: «Число погибших в войне Сталина против крестьян в одной-единственной стране было больше, чем общее число погибших во всех странах, участвовавших в Первой мировой войне».

Примечательно, что Гитлер, в отличие от Сталина, не ограбил своих крестьян, а торжественно провозгласил их «вечно живой основой немецкой нации». Кстати, мало кто у нас знает о том, что немецкие оккупанты нашли вполне приемлемой для себя колхозную систему и она сохранялась при них. Правда, у нас они ее для своей страны не позаимствовали, так же как не погубили у себя частную собственность и рыночную экономику. Потому, придя к власти в 1933 году, Гитлер сумел за пять лет создать в Германии такую промышленность и армию, что едва не одолел своих могучих противников во Второй мировой войне.

Известный советский дипломат В. Бережков, бывший личный переводчик Сталина, писал в своих воспоминаниях:

«Германия, развивая экономику, в том числе благодаря предоставляемым Западом кредитам, поднимала жизненный уровень населения. Запад же шел навстречу Германии потому, что Гитлер не уничтожал капитализм. Именно поэтому западные политики полагали, что фашизм менее опасен, чем большевизм. У них был такой козырь – нацисты присвоили самому первому капиталисту Германии, ее пушечному королю Густаву Круппу, звание Героя труда. Значит, ценят, уважают. В те годы рядовой немец жил значительно лучше, чем рядовой советский человек».

Потому немцы и не прислушались к призывам из Москвы устроить у себя социалистическую революцию по нашему образцу, а пошли за фюрером, несмотря на его бредовые расистские идеи.

О чем писали и говорили

...

«Кругом террор. И на каждом шагу его следствия… (1937 год). Миллионы, миллионы арестованных, заключенных – даровой труд, играющий большую роль в государственном хозяйстве…(1938 год)».

В. Вернадский. «Дневник»

О той же страшной эпохе газета «Московский комсомолец» уже в наше время писала: «Министр Игнатьев передал Сталину отчет: людей, находящихся в лагерях, – двенадцать миллионов; крестьян, членов семей врагов народа (ЧСВИ), – двадцать миллионов; лишенных паспортов – сорок два миллиона». Смысл этой цитаты раскрывается в «Неделе» за 1988 год:

...

«…Определяются и масштабы злодеяний: было “раскулачено” от восьмой до шестой доли существовавших тогда 25 миллионов крестьянских хозяйств – посчитайте сами, сколько это составляет живых душ, превращенных в полуживые и мертвые, от почти полутораста миллионов крестьянского населения страны. Известно, как проходило “раскулачивание” самых обычных крестьян, при подобных масштабах в подавляющем большинстве своем, конечно же, не кулаков: конфискация дома и всего имущества, высылка семьями – часто в товарных вагонах без еды, гибель значительной части детей и стариков, бессрочный тяжкий принудительный труд, от которого гибли многие взрослые. Счет жертв шел на миллионы. К ним надо добавить миллионы погибших от голода в деревнях».

О характере и режиссуре так называемых показательных судебных процессов над врагами народа в 30-е годы (их стенограммы публиковались в печати, а в зале заседаний присутствовала специально отобранная публика) рассказал в своих воспоминаниях Д. Ортенберг, которого никак не причислишь к либерально настроенным гражданам. Он был генерал-майором, главным редакторам газеты «Красная звезда» в годы войны и остался приверженцем весьма консервативных взглядов до конца своей жизни. Тем не менее даже он был вынужден в своей книге, вышедшей в 1995 году, признать:

...

«Меня пригласили в Колонный зал. Там начался процесс над Бухариным. Я сидел и слушал Бухарина… И вот он признается в своих связях с “врагами народа”, в предательстве… И только через много лет, когда уже Сталина не было в живых и Берия со своими сообщниками были повержены, я узнал, что тот процесс, на котором я присутствовал в Колонном зале, был уже третьим. Первый был инсценирован чекистами, переодетыми в гражданскую форму: они-то и занимали весь зал. Бухарин этого не знал и, словно апеллируя к залу, отверг все обвинения, которые его заставили признать, запугивая и истязая. Процесс прервали. На втором заседании в зале присутствовала такая же подставная публика из чекистов. И лишь на третьем процессе, когда Бухарина замучили истязаниями и угрозами, что погубят его семью, он почти в бессознательном состоянии признал свою “вину”…»

А вот как описывает обстановку тех лет Л. Чуковская (дочь К. И. Чуковского) в своем дневнике, опубликованном в 1989 году:

...

«Застенок, поглотивший материально целые кварталы города, а духовно – наши помыслы во сне и наяву, застенок, выкрикивавший собственную ремесленно сработанную ложь с каждой газетной полосы, из каждого радиорупора, требовал от нас в то же время, чтобы мы не поминали имени его всуе даже в четырех стенах, один на один (речь идет о Сталине – В. Н.). Мы были ослушниками, мы постоянно его поминали, смутно подозревая при этом, что и тогда, когда мы одни, – мы не одни, что кто-то не спускает с нас глаз или, точнее, ушей. Окруженный немотою, застенок желал оставаться и всевластным и несуществующим зараз; он не хотел допустить, чтобы чье бы то ни было слово вызывало его из всемогущего небытия; он был рядом, рукой подать, а в то же время его как бы и не было; в очередях женщины стояли молча или, шепчась, употребляли лишь неопределенные формы речи: “пришли”, “взяли”…»

И еще одно свидетельство. Оно принадлежит писателю Вячеславу Кондратьеву, всегда предельно искреннему в жизни и своем творчестве:

...

«С самого своего детства – и дома и в школе и где-нибудь в гостях у знакомых родителей – я слышал разговоры о том, что кого-то и тогда-то за что-то взяли… Вначале “брало” ГПУ, потом НКВД, но и то и другое было связано со страшным словом “Лубянка”, ставшим нарицательным. Эти разговоры стали естественным фоном вcей моей жизни – с детских лет и до… совсем недавних (написано в 1989 году – В. Н.)… Мне думается, пора начать серьезный разговор о тех, у кого на совести миллионы жертв. Если малограмотные и нравственно дремучие чекисты первых лет революции и Гражданской войны, быть может, не ведали, что творили, свято веруя в классовую необходимость жестокости, то следующая генерация этого органа – ОГПУ – имела других людей, уже ясно понимавших, что творят беззакония, фальсифицируя первые процессы двадцатых годов: Шахтинское дело, дела Промпартии и Крестьянской трудовой партии».

Летом 1932 года Б. Пастернак был на Урале и увидел там эшелоны так называемых раскулаченных крестьян. Он вспоминал: «То, что я там увидел, нельзя выразить никакими словами. Это было такое нечеловеческое, невообразимое горе, такое страшное бедствие, что оно становилось уже как бы абстрактным, не укладывалось в границы сознания. Я заболел. Целый год не мог спать». Именно там, под Свердловском, как свидетельствовал сам Пастернак, он написал много кусков будущего «Доктора Живаго». Написал не о сталинском терроре против крестьян, просто увиденное заставило его вплотную приступить к роману, который затем получил всемирную известность.

К концу прошлого века приобрел у нас широчайшую популярность безвременно ушедший из жизни писатель Венедикт Ерофеев, автор книги «Москва–Петушки». Он всегда чурался политики, но был близок к жизни народа и называл советский строй «самой высшей и самой массовой формой рабства».

«Гренада моя…»

Точно так же, как Ленин и Троцкий, бешено стремился к мировому большевистскому господству и Сталин, оказавшийся в этом смысле их самым верным учеником и продолжателем. Принимая эту эстафету от Ленина, он в 1924 году провозгласил: «Победа пролетарской революции в капиталистических странах является кровным интересом трудящихся СССР». В сталинском «Кратком курсе истории Коммунистической партии» (аналог гитлеровской «Моей борьбы») этот тезис разъясняется весьма популярно, он трактуется «как установка партии, как закон партии, обязательный для всех членов партии».

Кроме этой главной заботы, были у Сталина и другие. На первый взгляд, о них здесь не следовало бы упоминать, но все дело в том, что в дальнейших наших рассуждениях именно эти заботы приведут нас снова к основной теме – мировой коммунистической агрессии, исходящей от Советского Союза.

Летом 1933 года Сталин волей-неволей вспомнил о своих родительских обязанностях. В конце 1932 года он неожиданно овдовел и теперь лишний раз ощутил отсутствие в своем доме жены, матери двоих детей, Василия и Светланы, воспитанием которых она занималась безраздельно. И вот пришла пора отдавать в школу дочь. Казалось бы, какие сложности для ее всемогущего отца? А он при мысли о школе забеспокоился, словно простой смертный. Дело было в том, что Василий уже пятый год учился в школе и не радовал отца ни хорошей успеваемостью, ни приличным поведением. Рос оболтусом, что сам отец, в отличие от многих родителей, попавших в такое же положение, прекрасно осознавал, тому имеется немало свидетельств. Светлана же, наоборот, еще до школы была нежным, разумным и удивительно способным ребенком, любимицей отца, и он не мог себе позволить, чтобы у нее школьная жизнь не заладилась, как это случилось у Василия.

Как бы решил эту проблему какой-нибудь другой вождь с неограниченными возможностями? Переложил бы эту заботу на плечи своего министра образования? У Сталина голова работала иначе. Он доверил это важное дело Карлу Викторовичу Паукеру, своему личному охраннику. Поручил ему найти в Москве самую лучшую школу, определить туда Светлану и заодно перевести туда же Василия из его школы. Примечательно, что, пока не пришло время учиться Светлане, Сталин и не подумал о таком варианте для сына. Паукер служил охранником с 1918 года, знал все ходы и выходы и вскоре доложил своему хозяину о выполнении приказа. Он нашел школу № 25 в самом центре Москвы, в Старопименовском переулке, между площадями Пушкина и Маяковского.

С предложением Паукера вождь согласился. Но просто семейной эта история не осталась. Безграничная диктатура Сталина придавала любому его решению такой резонанс и силу, такой масштаб, которые распространялись на множество самых разных дел и людей. Это – закон диктатуры. Чем она сильнее, тем он вернее. А при той тирании, которая тогда царила, закон этот становился абсолютным. Раздражение Сталина на нерадивого сына и его любовь к дочери сказались не только на судьбе столичной школы № 25. Проявившаяся вдруг заинтересованность вождя в обучении своих детей привела к многочисленным последствиям в жизни всей страны и многих ее граждан, не подозревавших о поручении Сталина своему охраннику. Об этих последствиях (в основном в плане обсуждаемой нами главной темы) речь пойдет впереди, а пока упомяну о том, как все это сказалось на моей судьбе и сделало меня невольным свидетелем многих немаловажных событий, о которых до сего времени подавляющему большинству моих современников ничего не известно.

С приходом Светланы и Василия в ту школу она быстро превратилась в учебное заведение наподобие знаменитого пушкинского Царскосельского лицея. Вместе с другими детьми советской элиты туда попал и я (среди них были Василий и Светлана Сталины, С. Молотова, С. Берия, В. Маленкова, Л. Булганин, внучки Горького и др.). Со Светланой мы были ровесники, так что общение с ней было самым непосредственным, ежедневным. То, что я вырос в таком специфическом окружении, сказалось на моей жизни. Достаточно упомянуть, что я написал около тридцати публицистических книг, но даже вышедшая уже в 2002 году моя книга «Сталин, Гитлер и мы» все равно уходит своими корнями в мое детство, в лицейские годы, прошедшие в школе, которая официально называлась 25-й образцовой.

С течением времени оказалось, что Сталин не просто определил в нее своих детей, но и самым активным образом лично взялся за школьную реформу, хотя, понятно, что у него хватало других, более важных, дел. Кстати, в то время школа очень нуждалась в переменах к лучшему, особенно в деле организации учебного процесса. Когда школьные проблемы обсуждались на Политбюро, Сталин принимал в этом деле личное участие, сам, например, сделал доклад об учебных программах. Он решительно выступал в защиту традиционных академических дисциплин и за единообразие в преподавании. Примечательно, что в решениях ЦК партии по школе, принятом в тридцатые годы, видна рука Сталина, его резкий и жесткий стиль, его фразеология. Нет сомнения в том, что побудительным толчком к такой активности вождя в этой специфической сфере стало его беспокойство за своих школьников, Василия и Светлану. Вот такой пример. В ноябре 1935 года уроки в нашей школе продлили на пять минут каждый, то есть урок стал длиться не 45, а 50 минут. Нас, учеников, это, разумеется, не обрадовало. Светлана пожаловалась отцу, и тут же ЦК партии отменил это распоряжение.

Пока Светлана была школьницей, у нее с отцом были удивительно нежные и доверительные отношения. Он всегда аккуратно, почему-то крупными буквами лично расписывался каждую неделю в ее школьном дневнике, в котором стояли одни пятерки, причем более чем заслуженные, без каких-либо натяжек. Кстати, дневник Василия такие оценки вообще никогда не украшали. Он и в лицее продолжал безобразничать и плохо учился. Любопытно, что Сталин вообще перестал заниматься школьными проблемами, как только Светлана окончила наш лицей. То есть он для вождя был своего рода как бы учебным полигоном для подготовки нужной ему смены – будущих завоевателей всего мира! Под таким углом зрения воспоминания о 25-й образцовой приобретают немалый интерес. Ведь он, можно сказать, ежедневно был в курсе всех дел нашей школы. Наш историк, Петр Константинович Холмогорцев (учителя у нас были прекрасные, среди них много мужчин), наверное, первым назвал ее «советским лицеем» и «витриной социализма». Лицей он помянул не зря. А вот социализм… Но куда ему было деваться в то время! Ведь в середине 30-х годов Сталин торжественно объявил, что социализм у нас уже построен. Провозглашая свой социализм, он выступил во всей красе. Наш вождь всегда был убежден: чем ложь больше, тем она эффективнее, а ложь чудовищных размеров вообще неодолима, когда за ней стоит государство.

Впрочем, если иметь в виду нашу школу, то можно говорить и о социализме. В прекрасном трехэтажном здании бывшей гимназии вместо двух тысяч учащихся в нем ранее нас было менее пятисот. Не было привычных параллельных классов с учениками-ровесниками («А», «Б», «В», «Г» и т. д.). Занятия, разумеется, шли в одну смену, у каждого класса своя постоянная аудитория (не считая специальных помещений для уроков по химии, физике, ботанике и т. п.). Любопытно, что только в нашей возрастной группе (1925–26 гг. рождения) образовалось два класса, «А» и «Б», в один все ребята не уместились. Разгадка тут простая: в середине 20-х годов в стране набрала силу НЭП – новая экономическая политика, давшая кое-какую свободу частной инициативе и спасшая нас от голода и разрухи после революции и Гражданской войны. Нежданно-негаданно всем стало жить лучше, а нашим вождям тем более, вот они и расстарались с деторождением… Примечательно также, что наши родители вслед за самим вождем проявляли к школе большой интерес (мои, правда, в нее никогда не ходили). Достаточно упомянуть, что председателем школьного родительского комитета у нас была Полина Семеновна Жемчужина, жена Молотова, второго в стране человека после Сталина. Можно себе представить, какое влияние имел этот скромный по идее общественный орган – родительский комитет!

Учили нас в лицее хорошо, старательно и зачастую занимательно. Что же касается нашего идеологического воспитания, изучения новой и новейшей истории в особенности, то тут, как говорится, комментарии излишни. Решительно все вытекало из сталинского «Краткого курса» партии. В конце концов это привело к тому, что на исходе 80-х годов прошлого века в советских школах вообще отменили экзамены по истории. Когда и кто сумеет написать нашу собственную историю, ее двадцатый век? Говорят, что ее надо писать так, чтобы школьники гордились своей родиной. Очень рискованное утверждение! Оно требует подробнейших комментариев, без них оно просто опасно. Именно такую историю писал для своего народа и немецких школьников сам Гитлер в «Моей борьбе», он тоже хотел, чтобы они гордились своей страной. Да и сам метод обучения в школе был, по-моему, весьма спорным. Он и сегодня, похоже, не изменился. Когда я был еще молодым журналистом, то как-то брал интервью у президента Академии наук СССР Несмеянова, который, в частности, сказал мне: «Главное для школы-десятилетки – научить школьника самостоятельно мыслить. Он должен научиться сам ставить перед собой конкретные задачи и самостоятельно искать пути к их решению. Вот дело средней школы!»

Самостоятельно ставить задачи. Думать. Искать.

Нам учителя всегда сами ставили задачи, ответ которых должен был сходиться с ответом в конце задачника. Процесс мышления, которому нас обучали, был, как прямая, единственно возможная между двумя точками в пространстве. Никаким сомнениям места не было! А как же с классическим положением: «Я сомневаюсь, значит, я существую»? Догматизм и однолинейность царили и во многом до сих пор царят в нашей школьной системе. Со школьной скамьи все сложности бесконечного и никогда до конца необъяснимого мира были сведены к якобы всеобъемлющему понятию – «классовой борьбе». Оно исключает первоначальное значение таких понятий, как добро и зло, нравственность и безнравственность и все тому подобное, включая библейские заповеди. Никаких полутонов и оттенков! Все должно быть всем ясно! Все выводы разжеваны. Извольте проглотить и усвоить!

Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Казалось бы, аксиома. Но вот мы сами за собой ошибок никогда не признавали и до сих пор не признаем. В годы моей юности даже намек на такую самокритику был немыслим, более того – смертельно опасен! Абсолютная наша безошибочность и столь же абсолютная ошибочность всех, кто не согласен с нами – таков был основной закон познания мира, предписанный нам. А ведь он способствует превращению человека в особь весьма опасную: две стороны, стоящие друг против друга и абсолютно уверенные в своей правоте, подобны критической массе ядерного устройства за миг до губительного взрыва.

В полном соответствии с такой страшной закономерностью мы жили с раннего детства, воспитывались, как сейчас бы сказали, в духе милитаризма. Кстати, нас, молодых, перспектива неминуемой войны не пугала так, как это пугало, наверное, взрослых. Ведь у наших родителей к тому времени были за плечами две кровопролитнейшие войны – Первая мировая и Гражданская.

Я родился в 1925 году в Москве, но и сегодня вижу в тумане раннего детства подмосковный ткацкий городок, куда я несколько раз приезжал в гости к бабушке Насте, Анастасии Карповне. Запомнил его, наверное, потому, что он навсегда остался со мной вместе с песней. Ее пели по вечерам, сидя на улице на скамейках, жители городка. Пели звонко, с душой о барабанщике, который «песню веселую пел, но пулей вражеской сраженный допеть до конца не успел».

И щемит сердце у поющих. И увлажняются глаза. Но тверже звучат дрогнувшие, было, голоса, выводя последний куплет:

Промчались годы боевые,
Окончился славный поход,
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет.

Еще пели о том, как «сотня юных бойцов из буденновских войск на разведку в поля поскакала» и один из бойцов пал от вражеской пули.

А подвыпившие мужики чаще пели под гармошку очень популярный в те годы «Марш Буденного», в котором звучал и такой призыв: «Даешь Варшаву! Дай Берлин!» Так бредовые идеи Ленина и Троцкого о мировой революции дошли до рядовых масс, а главный военный начальник тех лет М. Фрунзе призывал к завоеванию всего мира. Никому не было дела до того, что люди еще не отошли от Гражданской войны, в ходе которой едва ли остались такие семьи, которые не потеряли бы своих родных. Так, муж моей бабушки Анастасии Карповны, мой дед Иван, погиб в ту войну, и знаю его только по фотографиям. Аккуратно подстриженные бородка и сходящиеся с ней усы придают его доброму, чуть иконописному лицу облик, который стал хрестоматийным для мужских портретов того времени (вспомним Чехова). У моего отца погибли на фронтах Гражданской войны два брата. Я их, естественно, не знал. Но я столько прочитал в детстве книг о Гражданской войне, столько видел о ней спектаклей и фильмов, что ощущал этих своих дядей где-то рядом, они оживали передо мной не только в книжках, но и в частых воспоминаниях в кругу нашей большой родни (у отца было шестеро братьев и одна сестра).

В годы моего детства литература и искусство нашей страны были едва ли не наполовину посвящены Гражданской войне и самым оптимистическим предсказаниям о нашей скорой революционной победе во всем мире. Нас, детей в школе и вне ее стен, упорно учили, чтоб мы знали раз и навсегда: были «красные» (только хорошие люди) и «белые» (только плохие, ужасные!) А на самом деле?

М. Осоргин, один из самых известных писателей русского зарубежья, высланный из России в 1922 году, писал в своем романе «Сивцев Вражек»:

...

«Стена против стены стоят две братские армии, и у каждой была своя правда и своя честь…

Были герои и там и тут; и счастье сердца тоже, и жертвы, и подвиги, и ожесточение, и высокая внекнижная человечность, и животное зверство, и страх, и разочарование, и сила, и слабость, и тупое отчаяние.

Было бы слишком просто и для людей, и для истории, если бы правда была лишь одна и билась лишь с кривдой; но были и бились между собой две правды и две чести, и поле битвы усеяли трупами лучших и честнейших».

Постепенно, с годами, через десятилетия, четкое это разделение на «красных» и «белых» все больше и больше размывалось под напором исторической правды. Да, оказывается, по обе стороны всякие были люди – герои и негодяи, правдоборцы и провокаторы, бессребреники и воры, и главное – с обеих сторон гибли, как правило, лучшие. А затем революция, следуя ужасной исторической закономерности, стала пожирать своих детей, тоже, главным образом, лучших (массовый террор, коллективизация, голод). В то время еще не вошло в наш лексикон такое слово, как «генофонд», но именно тогда, начиная с Первой мировой и Гражданской, он начал истощаться, ухудшаться.

Сегодня мы пожинаем страшные плоды этого процесса. Миллионы сталинских подручных (стукачей, палачей, охранников и т. п.) намного пережили десятки миллионов своих жертв… И как это ни печально, эти бывшие подручные наплодили своих достойных наследников!

«Выросли мы в пламени, в пороховом дыму…» – пелось о первом революционном поколении. Мое поколение росло не в пламени, но ветры, нас обдувавшие, несли с собой пороховую гарь. Едва успела рассеяться она после Гражданской войны, как снова начали собираться пороховые облака, сгустившиеся в тридцатые годы в грозовые тучи. Так все мы и жили: отблески революции и Гражданской войны с одной стороны, а с другой, – новая военная тревога была постоянно с нами.

…Торжественный пионерский сбор в школьном физкультурном зале. Повод не совсем обычный. Нашим почетным гостем на этот раз является Бонч-Бруевич, один из самых ближайших сподвижников Ленина. Кстати, он мой полный тезка – Владимир Дмитриевич. Его жизнь, между прочим, ярко иллюстрирует разговор, который мы ведем в этой книге, и не только потому, что он много лет дружил с Лениным, но и потому, что его родной брат был вначале царским генералом, а потом – советским.

Прошло десять лет со дня смерти Ленина. Для детей это непостижимо большой отрезок времени. Мы слушаем Бонч-Бруевича и воспринимаем его рассказ о Ленине и революции как воспоминания о событиях легендарных, давно ставших историей, и в то же время он стоит перед нами, живой и не очень старый на вид. Сам Ленин пожимал его руку, а сегодня он подает мне свою руку после того, как я, председатель совета нашего пионерского отряда, надеваю ему галстук почетного пионера.

А на следующий день мы уже в другой эпохе, которая надвинулась на нас, предвещая неминуемую войну. Мы столпились в школьном подвале, капитально переоборудованном в стрелковый тир. Мы ложимся по очереди на маты и стреляем по мишеням. От затворов винтовок поднимается сизый дымок с резким и уже хорошо нам знакомым пороховым запахом. Он почему-то приятно щекочет ноздри… Разбираем и собираем прославленную русскую винтовку и даже пулемет. Изучаем ружейные приемы. Маршируем на еще не осточертевших нам строевых занятиях. Поем боевые песни наших отцов.

Нам много говорят о так называемом вражеском окружении, но не пугают им, а уверяют в скором и неизбежном разгроме всех врагов. Оборонительным мероприятиям снисходительно уделяется совсем немного времени, поскольку так положено. Например, по нашей просторной школе с особой пронзительностью разносилось завывание сирены, возвещавшей о химической или воздушной тревоге. Пока учебной… С первыми ее звуками мы выскакивали из-за парт и пулей вылетали из классов, устремляясь на свои «боевые посты». Оглушительно хлопали тяжелые двери, гулкой дробью рассыпался по паркету топот бегущих школьников. Несколько минут такой бешеной суеты – и все замирало. Школа изготовилась к воздушному нападению (или химическому). Все находились на своих постах, у каждого на боку – противогаз.

В те годы противогаз был таким же спутником нашей жизни, как, скажем, ранец или школьный портфель. Все были убеждены в том, что будущая война ко всему прочему будет и химической. И готовились к ней основательно. Наряду с уроками математики, русского языка и других не забыть и уроки по химической обороне. Нам часто читали лекции о боевых отравляющих веществах и мерах защиты от них. Книжки, по которым мы готовились к химической войне, были потолще наших учебников. До сих пор застряли в голове названия газов: иприт, фосген, люизит… Мы знали их по запаху и цвету. Значок ПВХО (противовоздушная и химическая оборона) красовался у нас на груди. Рядом с ним обычно висели и другие: «Ворошиловский стрелок», «ГСО» – готов к санитарной обороне, «БГТО» (Будь готов к труду и обороне) – физкультурный.

Зря эти отличия не выдавались, нужно было потрудиться, чтобы их получить. Все эти значки были очень популярны, поскольку окружающая нас действительность была пропитана милитаристским духом, изучение винтовки, пулемета, газов и т. п. являлось делом самым естественным и казалось необходимым. У меня дома был свой противогаз, специальная детская модель, без гофрированной трубки. Видел я тогда и совсем уж необычное средство защиты – противогаз-палатку, рассчитанный на младенцев. «Надень противогаз» – так прямо и называлась опубликованная в 1936 году статья начальника Управления противовоздушной обороны, командарма 1-го ранга С. Каменева. А в популярной детской кинокартине «Личное дело» школьники во время учебной воздушной тревоги надели противогаз на бюст Сократа, стоявший в школе.

Надвигавшаяся военная гроза и наша военизированная школьная жизнь накладывали отпечаток на детские интересы и забавы. Я, например, еще в младших классах начал делать порох и пушки, из которых дома усердно палил. Школьный приятель поведал мне состав дымного пороха: сера, селитра, древесный уголь – все это, разумеется, в нужных пропорциях. Селитра покупалась в аптеке. Древесный уголь тоже не был проблемой. А вот сера добывалась оригинальным способом. Оказалось, что ею тогда заливались отверстия, в которые вставлялись металлические стойки лестничных перил. Не знаю, употребляется ли сера и сегодня таким образом, но тогда мы ее добывали именно так: выковыривая на лестницах. Оставалось найти металлическую трубку, заделать ее надежно с одного конца и пропилить у того же конца небольшое отверстие. Ствол пушки готов! Набиваешь в него порох, пыж и ядро, обычно это – подшипник, поджигаешь заряд через пропиленное отверстие и – бах! «Ядро» летит в одну сторону, пушка – в другую. До сих пор удивляюсь, что остался цел и невредим после таких рискованных экспериментов.

Потом, с годами, ближе к войне, эта моя артиллерийская лихорадка уступила место военно-морской. Возмечтал вдруг о флоте. Без конца срисовывал корабли всех времен, вычерчивал их схемы, читал популярную специальную литературу, учил азбуку Морзе и морской семафор (на флажках). Лет в пятнадцать твердо решил связать свою жизнь с флотом, подумывал почему-то о кораблестроении. Кем бы я захотел стать, если бы не постоянная милитаристская пропаганда, под шум которой мы росли? Не знаю. Во всяком случае, тогда многие ребята стремились в военные училища, особенно в авиационные и военно-морские, конкурс туда был огромный, по несколько десятков человек на место!

Все, что творилось вокруг нас, постоянно напоминало каждому: «Помни о войне! Готовься к ней!» Скажем, строят метро, настоящее чудо по тем временам, а в газетах пишут статьи под названием «Метрополитен и оборона страны». Кстати, в войну наше столичное метро сгодилось и для этой цели. В его обширных недрах укрывались во время бомбежки москвичи, в нем же, глубоко под землей, находился главный штаб обороны Москвы, в котором заправлял сам Сталин.

Под шум о грядущей войне намечались контуры деления мира на два лагеря. В тридцатые годы после прихода Гитлера к власти в Германии, к нам зачастили высокопоставленные представители США, Франции, Англии, Чехословакии. Их принимали наши руководители, сам Сталин. В то время такие встречи воспринимались у нас как события чрезвычайные, ведь много лет подряд наша страна находилась почти в полной изоляции. Любопытно, что серию серьезных дипломатических контактов Запада с нами открыл… итальянский фашист Муссолини. Об этом теперь мало кто помнит. В 1933 году в Москве Сталин и Муссолини подписали итало-советский акт о дружбе, ненападении и нейтралитете. В конце того же 1933 года произошло и более важное событие: нас наконец-то признали Соединенные Штаты.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.