Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вещие сны тихого психа

ModernLib.Net / Отечественная проза / Николаев Геннадий / Вещие сны тихого психа - Чтение (стр. 6)
Автор: Николаев Геннадий
Жанр: Отечественная проза

 

 


      Так же как и Сахаров, Папа был озабочен результатами своей деятельности, но та "психологическая установка", о которой писал Сахаров, была у Папы, видимо, значительно сильнее, чем у Андрея Дмитриевича. Разработка новых, все более мощных и эффективных способов и устройств для уничтожения "живого материала" в последние годы стала самоцелью большинства ученых, работавших вместе с Папой. Почти полностью прекратилось финансирование его института, когда Папа придумал (в развитие идеи зажигалки) свою, можно сказать, "лебединую песню" - устройство, работающее по принципу "схлопывания" под зашифрованным названием "КОНТУР". И добился встречи с президентом! И хотя давным-давно исчезла опасность "приливных волн" Мао Цзэдуна, отодвинулась реальная опасность глобальной термоядерной войны, практически никто не угрожал обескровленной и разграбленной изнутри России, идею Папы горячо поддержали и деньги на первый этап создания "КОНТУРА" выделили. И "КОНТУР", первый и, надеюсь, последний образец, был изготовлен и испытан! Причем весьма успешно! Что вызвало у Папы сначала бурную радость, а потом повергло в глубокое отчаяние... Думаю, те поразительные откровения Андрея Дмитриевича Сахарова, которые Папа прочел нам вслух, были для него неким высшим самооправданием, но - ненадолго...)
      Как велел доктор Герштейн, думаю о душе. Трепанация действительно опасная штука. Лучше перетерпеть, но сохранить душу. После обследования, как ни странно, мозги стали работать лучше. Появляются мысли. Например, думаю, что, помимо материальной сущности, живых объектов и неживых, в природе имеются как бы матрицы, формы, структуры, парящие нигде, в некоем неуловимом, энном измерении. Они - как ловушки, ждут своей добычи. И как только возникает материя той или иной сущности, так тотчас эти формы проявляются и втягивают в себя материю. Возможно, это раздельное существование формы и материи длится неизмеримо краткий миг, ибо, в принципе, материя и форма (структура) не могут существовать отдельно друг от друга. Иначе следовало бы признать существование всемирного ДУХА, БОГА, ТВОРЦА МАТЕРИИ, а это - на мой нынешний взгляд абсурд. И все же, откуда эта ВСЕМИРНАЯ гипотеза о первичности ДУХА и вторичности МАТЕРИИ?! Все религии стоят на этом, а религии это не какие-то абстракции, это сконденсированная философия народов - от нуля до нынешнего состояния...
      А вот и доктор Герштейн, легок на помине.
      - Послушайте, - говорит он, - как врач с сорокалетним стажем, изучивший не одну тысячу пациентов, хочу предложить вам действительно реальный шанс...
      Он делает многозначительную паузу, не спуская с меня своих грустных мудрых глаз. Я весь поджимаюсь, ожидая продолжения, от которого заранее не жду ничего хорошего.
      - Шанс выбраться отсюда... Как ваша фамилия? - неожиданно спрашивает он. Извините, забыл.
      - Бродягин, - говорю я растерянно. - Марэн Флавиевич...
      - Да, да, помню, - ворчливо перебивает доктор. - Это надо для документов...
      - Каких документов? - в страхе спрашиваю я. И кричу: - Каких еще документов?!
      Доктор смотрит на меня как-то тягуче, скучно. Сейчас он кажется мне малость чокнутым. Что он затеял?
      - Пока не приедет жена, никаких докуметов, никаких опытов! - кричу я. И прячусь под одеяло...
      - Значит, Бродягин, - рассеянно повторяет доктор, - так и запишем...
      Бродягин, разумеется, от слова "бродяга", и тут все ясно. Но вот откуда взялся "Флавий" - загадка. Думаю, у отца были серьезные основания для беспокойства в годы его молодости, особенно в тридцатые годы, да и позднее, в сороковые, пятидесятые... Какой черт дернул моего служивого деда назвать своего отпрыска Флавием?! Ведь Флавий - это не только один из сорока мучеников, подвергшихся жесточайшим пыткам за веру в 320 году в Севастии Армянской; и не только старое русское календарное имя (в честь мученичества); и не только древнеиталийский род, к которому принадлежали известные римские императоры Веспасиан, Тит и Домициан; но это еще и знаменитый ЕВРЕЙСКИЙ историк ИОСИФ ФЛАВИЙ! Тот самый Иосиф Флавий, что оставил миру выдающиеся сочинения - "Еврейские древности" и "Иудейская война". Вот что скрывалось под красивым именем ФЛАВИЙ! И конечно, имя Флавий прежде всего ассоциировалось у лиц, нацеленных на разоблачение, на вскрытие подноготной своих коллег по научной или, тем более, политической деятельности, именно с последним Флавием, то есть Иосифом. И отец загремел в пятьдесят втором году с работы из Института математики АН СССР как замаскировавшийся космополит, преклоняющийся перед буржуазным Западом. И мы, отец, мама и я, "поехали" в Сибирь, на "перевоспитание" (термин китайский, но суть - та же). Спасибо ректору Томского политехнического института профессору Воробьеву: принял, дал работу и кров, поддержал и морально - именно в Томске отец защитил столь долго мурыжившуюся в Москве кандидатскую диссертацию, получил кафедру, потом отдельную квартиру, и мы зажили по-человечески. При Хрущеве вернулись в Москву, отца восстановили на работе, дали квартиру, "хрущевку", но... унижения и трудности подломили отца, он стал пить, пропускал лекции и семинары, забросил занятия наукой и в конце концов погиб, попав под троллейбус. Мама ненадолго пережила его: потрясения не прошли даром, и сердце ее не выдержало, я похоронил ее, когда ей не было еще и шестидесяти...
      Часто думаю о Лавуазье и вообще об Истории - не как о предмете, который преподают и изучают, а как о Процессе, связанном с нашими далекими и не очень далекими предками. Да и с нами самими! Это копошение в древней непролазной грязи, эти убийства, коварства, резня инородцев и иноверцев, гениальные изобретения для жизни и войны - все эти колеса, телеги, мотыги, лопаты и молотки, порох и динамит, сабли, мечи, ружья и атомные бомбы, и, конечно, искусство, костюмы, музыка, танцы, песни, яркие праздники, украшающие нашу жизнь, - что все это? Случайность или какой-то закономерный тягучий процесс выдирания себя из первобытной тины? Или лишь для того, чтобы выбравшимися из грязи снова и снова правили эти финансовые ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ - все эти олигархи... Мысль моя перебросилась на ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ вообще - КОСМОСА. Ясно, что роль их в "жизни" галактик огромна, возможно, решающа. Здесь и концентрация материи внутри "точки", всасывающей в себя все окружающее вещество, - явно позитивный, "творческий" процесс, ибо здесь начало всех начал, рождение будущих миров! С другой стороны, эти ДЫРЫ разрушают уже существующие миры, и тут они ведут себя как самые настоящие бандиты! Им плевать, есть ли жизнь на Марсе или нет, как живется людям на планете Земля, - подвернемся какой-нибудь ЧЕРНОЙ ДЫРЕ и капут! На переплавку! С этими ЧЕРНЫМИ ДЫРАМИ бороться невозможно, человек лишь наблюдает за ними через космические телескопы с благоговейным ужасом. Но наши-то, земные ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ, - неужели человечество не в силах одолеть и их двоякого влияния на жизнь людей? А ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ ИДЕЙ - расизма, национализма, религиозного фанатизма - как быть с этим?
      Я снова вспомнил о братьях Кюхельбекерах! О Михаиле, с его "спокойной, здоровой" философией смирения перед огромной, неподъемной для человека тяжестью жизненной загадки, и мне стало легче - вот он, мой единомышленник и мудрый человек, значит, я не одинок в этом суетливом, копошащемся человеческом муравейнике! Значит, есть путь, следуя которому, можно достойно прожить отпущенные годы... Однако подумал и о другом: мое давнее приятие "здоровой" философии Михаила Кюхельбекера и какая-то тревожащая меня неприязнь к непоседливости и нервозной гонке Вильгельма - не было ли это признаком моего собственного душевного неблагополучия? В страхе Вильгельма Кюхельбекера я ощущал свой страх - настоящий и будущий, который меня обволакивал...
      Странно это звучит, но меня утешало, что мой страх - всего лишь крохотная частичка всемирного страха. Никогда не забуду, как был потрясен посещением старого замка на Рейне. Летом прошлого года мы с Галей совершили автобусную экскурсию "По замкам Рейна". Кобленц, скала Лорелеи, крутой изгиб сверкающего под солнцем стремительного Рейна и на самой макушке горы - древний замок. Замок-крепость! Глубокий ров, подъемный мост, железные ворота, прочные, из камня, неприступные стены, над замком - башня, последнее прибежище при обороне. Кругом леса, виноградники, приволье, божья благодать! А в замке бойницы, пушки, пыточная камера, цепи, копья, стрелы, котлы для разогрева смолы или масла, горки ядер, камней, темница для пленников. Памятник Истории? Да! Но и памятник СТРАХА! В состоянии которого здесь жили многие-многие поколения. Все продумано, чтобы защититься от смертельного врага. Отбить нападение и выжить! И это - среди благословенного самим Небом покоя и вечной Красоты! И подобных убежищ в разных странах по всей земле - не счесть! Земля, как следами оспы, покрыта этими знаками СТРАХА, разделена колючей проволокой на зоны, ощетинилась боеголовками ракет, нацеленных на самые крупные скопления людей - города! А что готовит взаимный СТРАХ для будущих поколений - страшно подумать! Воистину прав Иов: "О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне!"...
      (Из секретных записей.
      Галя срочно вызвала Папу, и вертолет с Папой и Толей на борту уже под вечер приземлился на поляне, за густым кустарником. Валентин весь день пролежал на нарах, и только когда услышал рокот мотора, поднялся. Строгим хозяйским взглядом Папа осмотрел пещеру, муравейник (поразительно, но муравьи вернулись в него и снова, как ни в чем не бывало, вытаскивали плутоний из муравейника!), оценил причиненный ущерб - выяснилось, что его Инициатор почти не пострадал, лишь чуть-чуть накренился, что легко можно было исправить. Явно довольный, он не стал при всех разбираться с Валентином, пощадил самолюбие своего зама, но холодно, тоном рекомендации, которая сильнее всех приказов, "посоветовал" ему вернуться в Москву и заняться другими делами. С нами остается он, Папа, и неразлучный Анатолий. Следовательно, эксперимент с муравейником будет продолжен и доведен до конца! Иного от Папы я и не ожидал.
      Теперь, когда Папы не стало, можно рассказать о нем подробнее. Теперь наверняка рассекретят его фамилию, но я это сделаю раньше! Его фамилия Парыгин, Павел Антонович, год рождения 1918. Отец его, Антон Карпович, сын потомственного врача, кончал Военно-медицинскую академию еще до революции. Участвовал во всех войнах, что выпали на его долю, но умер не от ран, не в лагере, а от запущенного аппендицита в своей же клинике, где проработал последние годы заведующим отделением. Был занят другими больными, о себе не думал...
      Павел Антонович до войны поступил в Московский медицинский институт, на войну пошел добровольцем. Служил санитаром, фельдшером, помощником хирурга в санбатах, госпиталях, в основном по костно-черепным ранениям. После войны мединститут, Военно-медицинская академия, радиофизический факультет МГУ (заочно). Главный интерес - высшая нервная деятельность. Практическая ориентация - ее аспекты в интересах обороны, разведки, подавления "массовых психозов", читай демонстраций, вспышек насилия, протестов, восстаний... Система уже тогда была "озабочена", и спецдивизия генерала Баржукова это далеко не единственное военизированное соединение, созданное для этих целей.
      Конечно, Галя рассказала Папе обо всем, что случилось здесь в последние сутки. И о роли Валентина - тоже. Говорила Галя, я в основном слушал, ведь и для меня многое открывалось только сейчас. Например, оказывается, Валентин пытался обмануть Галю, сказав, что договорился со мной о том, что включит Инициатор сразу после подъема платформы, а я, дескать, уже буду на лестнице, вне опасности. Он же отключил освещение и связь. Короче, был явный замысел избавиться от меня - вместе с муравьями. Про попытку насильно овладеть Галей в тот критический момент, за что получил палкой по роже, она умолчала. Об этом я узнал позже. Папа слушал хмуро, с явным недоверием. В конце концов, крайне раздраженный, хлопнул ладонью по столу.
      - Есть вещи выше наших с вами отношений и эмоций. Подумаешь, муравьи! А интересы государства? Народа? А наша наука? Мы что тут, в игрушки играем? Думаете, другие не задумывались? Не болели душой? Стоп, стоп, стоп! Знаю, о чем вы. Подумайте лучше о соотношении ценностей: жертвуем десятью тысячами муравьев, получаем средство защитить сотни тысяч, миллионы людей! С обезьянами вы тогда меня убедили, сейчас - нет! Все, братцы, дебаты кончены! Валентина я от вас убрал - за работу!
      Он поднялся, навис над нами - грозный, решительный, "закрывший тему". Возражать, тем более спорить с ним сейчас было небезопасно: мог приказать Анатолию отправить нас катером до Ольхона, а там - на все четыре стороны! А последний этап опыта мог провести сам вместе с Анатолием. Именно это опасение остановило нас от дальнейшего спора. Мягкий в обычной обстановке, он становился резким, крутым, когда, засучив рукава, брался за дело. Создавалось впечатление, будто прилетел он с уже готовыми решениями, хотя ясно, что решения принимались им у нас на глазах, мгновенно. Первое - выровнять строго по вертикали Инициатор - это мне. Второе - стереть к чертовой матери все старые следы от муравейника к Дозатору - это Гале. Третье - перенести Дозатор в пещеру и установить непосредственно над боковым отверстием, в которое я пытался сыпать ложечкой плутоний, - это он сделает сам вместе с Анатолием.
      Программа, которую он сформулировал с ходу, заняла не более получаса. Когда в пещере все было закончено, Папа еще раз внимательно все проверил, туго-натуго завинтил пробки и крышки, надежно закупорив муравьев в их опасном доме, и, с нетерпением поглядывая на часы, подгоняя нас, последним покинул пещеру. Под навесом уже все было настроено, проверено, готово к решительным действиям. Папа собственноручно нажал кнопку управления платформой, лязгнули механизмы, и вход в пещеру был заглушен. Зуммер пищал нормальным, средним тоном. Папа включил Дозатор - на экране было видно, как забегали, засуетились муравьи. Еще чуть-чуть, еще. Голос зуммера стал тоньше, жалобнее. Муравьи потащили из камер белые продолговатые яйца - сегодня паники не было, возможно, Царица провела после вчерашнего серьезную "воспитательную" работу. Еще и еще чуть-чуть - зуммер стал подвывать, счетчик показывал превышение нормы. Затаив дыхание, мы следили за муравьями. Доза облучения нарастала с каждым мгновением - если переоблучить, они погибнут до выстрела Инициатором. Папа сосредоточился на приборах, звуке зуммера и кнопке управления Дозатором. Еще чуть-чуть. Зуммер завыл. Счетчик - световой "зайчик" на шкале - показывал легкую вибрацию, значит, появилась неустойчивость, значит, вот-вот... Муравьи побросали яйца, дружно полезли вверх по вертикальной трубке Инициатора. Они лезли друг по другу, словно не видя, что путь занят другими, опередившими. Лезли, как матросы тонущего кораблика лезут на самую вершину мачты, лишь бы подальше от бушующего под ними океана. Еще чуть-чуть - "зайчик" на шкале задергался, казалось, вот-вот сорвется, взорвется, исчезнет. Зуммер начал присвистывать. Муравьи копошились под самым куполом, сталкивали друг друга, падали, снизу лезли новые волны. Папа протянул палец к кнопке "ПУСК", лицо его было бледно, рука вздрагивала. Он еще медлил, выжидал доли секунды. И вдруг со стороны Байкала донесся мужской голос - через мегафон: "Эй, мужики! Водка есть? Меняю на омуля!" Папа стиснул зубы, желваки на его скулах так и задергались. Зуммер визжал. "Мужики! Вы че, оглохли?" - донеслось с лодки. Папа нажал "ПУСК". Змейка-молния полыхнула в нижней части муравейника. Зуммер засвистел...)
      Что было дальше, помню хорошо, а вот Папа напомнил про обезьян - чуть не забыл, срочно запишу. Я слишком многое, казавшееся не столь существенным, откладывал на потом, но теперь понимаю, что на потом откладывал самое существенное в моей жизни!
      А самое существенное в моей жизни - Галя. "Она меня за муки полюбила..." это лишь часть правды. Всей правды не знает никто и не узнает никогда. Как и почему приходит к людям ЛЮБОВЬ, как и почему уходит - внешние мотивы еще могут как-то объяснить, но те, подспудные, самые главные - лично я вряд ли сумею. Хотя попробую...
      (Из секретных записей.
      Когда Галя отбила у Валентина обезьянок, это была наша с ней общая победа. Но обезьянки, отстраненные от эксперимента, оказались оставленными на произвол судьбы: финансирование и обслуживание было прекращено, их перестали кормить, болезнь от облучения прогрессировала - надо было принимать экстренные меры. И тут проявился Галин-Папин характер. Через Папину секретаршу, сочувствовавшую нам, Галя договорилась с главврачом радиологической больницы, тоже суперсекретной кстати, о том, чтобы поместить обезьянок на обследование и лечение в эту больницу (замечу в скобках, это та самая больница, где выхаживали облученных во время ликвидации Чернобыльской катастрофы). Главный врач, молодая в те годы женщина, доктор наук, приняла наших обезьянок без разговоров. При этом мы договорились, что сами, вместе с Галей, будем кормить и обслуживать животных. Больница же брала на себя обследование и лечение. Итак, мы с Галей стали дважды в день, то вместе, то по очереди, навещать наших подопечных, кормить и поить их по усиленной программе: витамины, свежие овощи и фрукты, умывание, расчесывание, ласка, общение. Да, да, я не оговорился: и общение. Эти малютки так радовались, когда мы с Галей навещали их, что, ей-богу, у нас влажнели глаза при виде их искренней радости. А с какой нежностью обнимали они Галю! Особенно Клара: она брала руки Гали в свои, трогала, нежно перебирала Галины красивые пальцы, разглядывала, нюхала, лизала, словно целовала. Никогда они не набрасывались с животной жадностью на бананы, апельсины, морковный сок - любимейшие их лакомства, а в первую очередь - обнимали нас и всячески выражали свои чувства к нам! И мы искренне полюбили их. И придумывали все новые и новые варианты, как помочь страдавшим от лучевой болезни обезьянкам. Мы без конца звонили друг другу, консультировались с ведущими специалистами по белокровию, просиживали часами за учебниками и... в конце концов победили болезнь на стадии, официально считавшейся неизлечимой! Обезьянки повеселели, к ним вернулись их обычные игривость и озорство. И мы с Галей стали другими: хотя уже не было необходимости ходить дважды в день в больницу к нашим маленьким друзьям, мы все равно находили разные поводы, чтобы увидеться, поговорить, просто посидеть вместе в кафе. В это время я работал еще в институте "у трех вокзалов".
      И вот однажды Галя пригласила меня к себе домой. Был какой-то праздник, родители ушли в Большой театр...
      Галя уже как-то говорила, что квартира у них большая и уютная, но то, что я увидел, просто ошеломило меня. Привыкший жить в скромных "хрущевках", я впервые в жизни очутился в апартаментах, которые видел только в западных фильмах. Ковры на полу, картины, зеркала, мебель - как в музее! Но больше всего меня поразила грандиозная библиотека. Застекленные, под дуб, шкафы с аккуратно расставленными собраниями сочинений классиков. Шкафы с книгами по искусству, потрясающие альбомы, серии, которых в Москве не найти ни за какие деньги; шкафы - поэзии, прозы, драматургии, кино. Шкафы со специальной литературой: медицина, физика, биология, радиотехника... У меня разбегались глаза. Галя молчаливым гидом подводила меня то к одному шкафу, то к другому, с улыбкой следила за моей восторженной немотой, ей явно нравилось, что я в таком восторге от ее книг. Книги были и у нас дома, но это лишь жалкие три шкафчика - Гюго, Чехов, Стендаль, Толстой, немного классики россыпью, книги по математике, мои специальные и чуть-чуть поэзии. Да и некуда было их ставить, всю жизнь мы жили либо в коммуналках, либо в крохотных квартирках.
      Галя выкатила из кухни столик на колесиках, подкатила к двум диванам из бордовой кожи, поставленным под прямым углом друг к другу, и мы сели, разделенные столиком с бутылкой шампанского, двумя бокалами, вазой с белыми розами и блюдом с чем-то воздушным - апельсины, конфеты, пирожные, орешки, вафли. Я храбро открыл шампанское, не пролив ни капли. Галя одобрительно сказала: "Ого!" Мы чокнулись, выпили по бокалу. Я спросил, как удалось собрать такую уникальную библиотеку. Элементарно! Каждую неделю Папе в кабинет приносят каталоги всех книжных новинок всех издательств СССР, он зовет ее, Галю, она изучает каталоги, ставит "птички" напротив тех книг, которые хочет получить, и возвращает список секретарше. В конце недели все отмеченные книги, в коробках, аккуратно запакованные, доставляются на дом. Вот уж сколько радости разбирать новые книги, находить для них место, тут же, на полу, среди книжного развала с ходу врубиться в какой-нибудь супердефицит и читать, читать, пока Папа не рассердится и не подаст голос. Точно так же заказывались и продукты: список, доставка на дом, расчет из Папиной зарплаты. Цены - не магазинные, раза в два ниже... Она смотрела на меня выжидающе - что я скажу на этакие откровения. Но я не рискнул вдаваться в диковинные для меня номенклатурные подробности, лишь заметил, что теперь ясно, откуда появлялись у обезьянок дефицитные бананы и все остальное.
      Роскошный дом, редчайшие книги, сама Галя, какая-то домашняя, просто одетая, но ослепительная в этой простоте, - все это настолько сковывало меня, что хотелось побыстрее закончить этот предназначенный не для меня ужин (так мне казалось!) и улизнуть. Галя деликатно пыталась завести разговор про то, про се, как-то растормошить меня, но что-то во мне замкнулось. Мы выпили еще. Галя включила радиолу, и мы стали танцевать... Всякий танец, а танго в особенности, придуман вовсе не для того, чтобы вращаться друг возле друга. В танце есть некая магия, возможно, еще от древних костров. Мы обнимали друг друга, прижимались все теснее и теснее, нам было жарко. Я осмелел. "Не будем торопиться, ладно?" - сказала она, чуть отстраняясь. Мы сели на диван. Я взял ее руку, стал перебирать ее тонкие пальцы, прижимать к губам, целовать ладонь. Галя следила за мной чуть прищурясь, рука ее то напрягалась, пытаясь выскользнуть из моей, то расслаблялась, отдаваясь ласке. Возможно, мы еще не созрели для такого вечера. А может, сказалась моя бедная жизнь, я никак не мог побороть скованность. "Ты - как Клара", - сказала она и решительно высвободила свою руку из моих.
      Этот трудный для нас обоих вечер наверняка мог бы стать последним, если бы Галя не догадалась завести разговор о моих делах. И я, дитя системы, стал с жаром рассказывать ей о своих идеях. Галя секла все с полуслова, то одобрительно цокала языком, то перечеркивала решительным жестом. Но когда я добрался до муравьев, пришла в дикий восторг. Дурачась, мы придумали целую серию экспериментов под смешным названием "МУРИК", что означало "Муравей и Компания". Мы придумали сразу трех "МУРИКОВ": "МУРИК-1" - для изучения монархического строя муравьиного сообщества, а заодно дать "научные" советы властям, как успешнее есть друг друга (мы вдоволь порезвились, ощутив полное единодушие); "МУРИК-2" - создание управляемого муравья-Царя (тогда мы еще не знали, что у муравьев матриархат) и "МУРИК-3" - заставить муравьев собрать внутри муравейника ядерный реактор, использовать который мы еще не знали как...
      Эта часть вечера как-то сблизила нас, я видел по блестящим Галиным глазам, что ей хорошо, интересно со мной. Мы еще выпили по бокалу и пошли танцевать. Она доверчиво положила руки мне на плечи, ее пальцы взлохматили мне волосы на затылке. Я рывком подхватил ее, понес на диван. Она обняла меня за шею и дала уложить себя на упругую поверхность. Я сел рядом, и мы стали целоваться. Мы целовались, а мои руки, уже неподвластные мне, гладили, изучали ее тело, бродили по груди, опускались ниже, отброшенные Галей, возвращались выше, в зону дозволенную. Но вот они легли на ее живот, Галя подтянула колени, подол скатился, обнажив ноги. Рука моя проникала сквозь ее оборону не грубо, не нахально, а бережно, деликатно, пошевеливая пальцами, зажатыми между шелковистыми округлыми склонами ущелья, щекоча их и лаская. Эти створы то тесно сжимались, то, вздрагивая, чуть расходились, давая моей руке, пальцам продвинуться еще чуть-чуть ближе к желанной цели. Мы оба дышали уже напряженно, отрывисто, глаза наши проникали друг в друга, говорили друг другу "да". И когда пальцы мои коснулись лишь только ткани на дне этого ущелья, Галя внезапно схватила мою руку и с силой отвела прочь. Ее разгоряченное лицо исказилось, словно бы от боли. Она натянула на колени платье, рывком поднялась и молча, не глядя на меня, стала приводить в порядок сбившуюся прическу. Но вдруг порывисто приникла ко мне, поцеловала, оттолкнула, поднялась с дивана, показала на часы... Прощаясь в прихожей, она легонько щелкнула меня по кончику носа.
      Сразу после праздников я был вызван к Папе. В кабинете сидела Галя. Папа попросил меня рассказать о "МУРИКах". Я кивнул на Галю, сказал, что это наши общие идеи. Галя решительно отказалась от соавторства, и я, подогреваемый вниманием Папы, рассказал о том, что мы придумали с Галей в наш "исторический" вечер. Папе все три идеи понравились, причем настолько, что он тут же энергично стал развивать их дальше, придавая им не шутливо-ернический характер, а поворачивая дело так, что получалось серьезно, значительно, государственно важно.
      Вскоре приказом Папы я был принят в отдел, где работала Галя, на должность старшего инженера, и у меня началась совершенно другая жизнь...)
      ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      Вечером, как обычно, зашел доктор Герштейн, подсел к Францу, тихо поговорил с ним о чем-то, похлопал по плечу, пересел на мою койку.
      - О чем вы с ним? - спросил я грубовато.
      - Я сказал ему, что говорил с Джильдой, она обещала исправиться. Но вам могу сказать по секрету: деньги, которые она берет у него якобы за определенные услуги, на самом деле отдает мне, а я потом, когда будем выписывать Франца, верну ему все до последней марки. Но сейчас он не должен знать об этом, иначе сорвется весь эксперимент. Вы меня поняли?
      Я кивнул. Он положил свою тяжелую теплую ладонь мне на плечо.
      - Рассказываю все это вам для того, чтобы вы наконец поняли, что я полностью доверяю вам, как человеку вполне нормальному. Еще раз. Вы абсолютно нормальный человек. Но обременены тяжелыми воспоминаниями, которые отравляют вашу нынешнюю жизнь. Согласны со мной? Говорите "да".
      Я покорно сказал "да". Но внутренне что-то противилось этому "да". Доктор уловил это по голосу, по глазам, бог знает, еще по чему. Он сдавил пальцами мое плечо, покачал головой.
      - Нет, дорогой товарищ, так не пойдет. Или вы полностью, повторяю, полностью доверяете мне, или... - Он изобразил самую презрительную свою гримасу. - Вас выписывают отсюда на веки вечные. Понимаете, что сие означает? Вы будете продолжать терроризировать вашу прелестную жену, ей это надоест, она разведется с вами, вам придется менять квартиру, уверяю, с вами, таким, жить она не будет! Выбирайте. Вы человек отнюдь не глупый. Да или нет?
      - Что "да" или "нет"? - испуганно спросил я.
      - Вы забыли? Я предлагаю вам очистить вашу память от прежних, скажем прямо, советских страхов. Очистить, чтобы жить нормальной жизнью, ездить по Европе, отдыхать в Испании, Египте, в Израиле, хотя сейчас там, прямо скажем, не лучшее место для отдыха. Ну, наконец, есть Париж, Амстердам, Брюгге. Вы были в Париже? Нет?! А в Венеции? Тоже нет?! Боже, с кем я имею дело! Похоже, кроме ваших "ящиков", вы вообще нигде не бывали?
      - Я был на Байкале! Четыре лета подряд! Еще студентом! - с гордостью сказал я. - А вы были на Байкале?
      - Я был на Кубе! - парировал доктор. - И оставим это хвастовство. Разговор слишком серьезный, чтобы превращать его в балаган. Речь идет о вашем здоровье, о будущей жизни - вашей и вашей жены. Поймите наконец, у вас есть уникальный шанс - одним махом избавиться от всего вашего бреда. От всех этих муравьев, обезьян, тараканов и прочих жертв ваших так называемых экспериментов. Вы забудете про "живой материал" и начнете жить нормальной жизнью.
      - Каким образом вы думаете это осуществить? Я должен знать!
      - Пожалуйста. От вас у меня нет и не может быть никаких секретов.
      Доктор убрал руку с плеча, и сразу стало как-то спокойнее, я готов был поверить ему.
      - Мой метод "реабилитации сознания" я применял в Союзе сотни раз, и стопроцентный результат! На базе этого метода возникла идея реабилитации сознания вообще всего рода Хомо Сапиенса, рода человеческого! Грандиозная идея. Скажу без хвастовства, ничего подобного никто еще не предлагал! Новая эра в истории человечества! Но, как человек искушенный во всех этих "исторических", "эпохальных" идеях, которые приносили человечеству больше вреда, чем пользы, приучил себя выражаться скромно. Реабилитация сознания всего рода человеческого - чушь собачья, хотя в принципе возможна при массовом применении метода. Никакой "новой эры" мой метод не откроет. Но! Отдельным страждущим, лично мне симпатичным, я в силах помочь. Причем за весьма скромную плату. Нет, нет, - предупредил он мое беспокойство, - разговор о деньгах, во-первых, не с вами, а с вашей женой, а во-вторых, только после получения положительного эффекта.
      - А в случае отрицательного? - спросил я. - Что тогда будет со мной?
      - Я гарантирую положительный на триста процентов!
      - Ну, а все же, если вдруг - отрицательный? - продолжал занудствовать я.
      - Тогда я застрелюсь! - совершенно серьезно сказал доктор и, в доказательство своих слов, перекрестился по-православному.
      - Э-э, доктор, как же вам верить? Креститесь-то вы по-православному! подсек я его.
      Он рассмеялся:
      - Подсек, подсек, верно. Но мне простительно, с моей профессией невозможно быть религиозным. Я уже говорил, я не верю ни в бога, ни в черта. Но всю жизнь, почти всю, прожил в стране, где "верующие" сегодня крестились справа налево, а завтра совершали подлости и предательства. Здесь то же самое, только крестятся слева направо. Вот и вся разница. Можете вообще не придавать значения этим и другим из этого жанра жестам. Недаром народ придумал поговорку: "Побожиться - что помочиться". Если уж быть откровенным до конца, хотя и сам не люблю, когда мне начинают исповедоваться "до конца", так вот, я вообще ни во что не верю, ни в Доброту, ни в Гуманизм, ни в Будущее. Есть бесконечная тяжелая борьба более сильных особей с более слабыми, и - всё. Скажете, старо, мы это проходили? Правильно, проходили, проходим и будем проходить вечно! Ибо такова Природа Вещей, таково Устройство Мира! Взгляните на небо, на первый взгляд, Красота и Гармония.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11