– Мой меч – к твоим услугам, моя королева!..

Среди придворных пронесся вздох облегчения. Все задвигались, послышался мурмур голосов. Королева произнесла милостиво:

– В твоем распоряжении будет вся королевская армия. А также армии наших вассалов Нижних Мостов и Верхних Озер, а также вольные стрелки Оропупина и лесных массивов Шестодунгов!.. Кроме того, подвластные мне властители горных равнин приведут свою быстроногую конницу…

Зловредные мухи, которых так гнали от королевы, роем набросились на меня. Я скрипнул зубами, их гадкие лапы раздражали даже варварскую кожу, а меня, в чьем мире остались только дрозофилы для опытов, начало бесить.

Я вскинул руку, варвару можно прерывать хоть самого бога, и, перекрывая ропот этой разукрашенно-павлинистой толпы, перебил:

– Великая королева!.. Ты еще и самая прекрасная на свете женщина, потому мне так трудно тебе не покориться сразу, целиком и со всеми потрохами. Но герои не ходят ни в стаде, ни даже в стае. Я приму управление армией, если припрет так, что, ну… словом, когда будет крайняя нужда. По нужде – это ж совсем другое дело! А сейчас я хочу повидать этот мир… просто так, с высоты седла.

Брови королевы приподнялись, коралловый ротик приоткрылся в безмерном удивлении. Она смотрела изумленными глазами. К ее розовому ушку наклонился старый советник, я видел его двигающиеся губы. Ее красивые брови слегка дрогнули, после паузы она медленно наклонила свою королевскую голову:

– У варваров свои странные понятия… Но мы стараемся уживаться со всеми. Позволь помочь тебе советом, и… тебе не помешает сменить оружие. Да и коня.

Мухи доводили до бешенства. Одна вовсе попыталась раздвинуть мне губы и влезть в рот. Я свирепо сдул, сказал сквозь зубы, чтобы не залезли другие:

– У меня прекрасный меч! И конь.

Она улыбнулась, а все в зале, даже стражи, заулыбались с таким чувством полнейшего превосходства, что я готов был прямо сейчас поставить их к стене, лицом к винтовкам расстрельного отряда.

– Ты увидишь настоящих коней, – пообещала она. – И настоящие мечи!

По ее хлопку в ладоши с той стороны зала открылась дверь. Один за другим вдвинулись немолодые мужчины. Один совершенно седой, сгорбленный с длинной белой бородой до пояса, остальные ненамного моложе. Они степенно рассаживались за главным столом, но двое, которые вошли первыми, приблизились ко мне замедленно, торжественно. Старший смотрел с откровенным удовольствием, а второй, помоложе, держался так, словно от близости варвара у него начнутся корчи.

– Меня зовут Тертуллиус, – сказал старший почтительно. – Я уже встречал тебя у ворот града. А это мой помощник, младший маг Куцелий.

– Странствующий варвар, – напомнил я на всякий случай, – по имени Рагнармир.

– Великий Воин по имени Рагнармир, – произнес Тертуллиус нараспев, – которого надо бы называть – Блистательный Рагнармир, Непобедимый Рагнармир…

– Тогда уж победоносный Рагнармир, – подсказал Куцелий.

Мне почудилось в его голосе ехидство, но Тертуллиус кивнул с довольным видом:

– Ты прав, мой ученик. Победоносный Рагнармир…

– Просто Рагнармир, – прервал я, чувствуя себя приятно и в то же время чуточку неловко, – когда-нибудь, потом… а пока что Рагнармир.

Великий маг поморщился:

– Твоя скромность уже чересчур… Мы-то видим, что ты – наша надежда и опора. Но если так хочешь, то любое твое слово – закон. Итак, доблестный Рагнармир, позволь показать тебе нечто интересное… С позволения королевы мы откланяемся.

Мы в самом деле поклонились королеве, стражи стукнули о пол рукоятями алебард, и мы втроем отбыли из королевских покоев.

Ночной двор был тих, мы прошли по самому краешку, затем пара крытых переходов, один висячий мостик, и перед нами распахнулись невысокие врата башни магов.

Уже в холле я ощутил себя уютно, как в деревне у бабушки, а затем меня провели, похоже, в помещение для магических изысканий, тоже уютное и старинное. В таком, по моему представлению, Менделеев открыл периодическую систему, Ломоносов – закон сохранения массы веществ, а Олеша прятал от строгого отца папиросы. Уютный старинный стол, заваленный рукописями и стопками толстых книг, стены в книжных полках до потолка, лишь одна оставлена для странной коллекции из пучков трав и корешков.

С потолка лился рассеянный свет, то ли светлячков набежало, как депутатов на халяву, то ли магия дальних звезд, во всяком случае, свет такой же звездно-светлячий, как в цехе по сборке «пентюхов» второго поколения. Старший маг Тертуллиус со вздохом облегчения повалился в широкое кресло, оно сразу закачалось с домашним скрипом. Куцелий сделал движение сесть на край стола, но покосился на старшего, развел руками:

– Мужчины рождаются для подвигов! Во всяком случае, в наш мир являются для подвигов точно! Мужики для тупой работы, а мужчины… Гм, что же вам подобрать?

Я украдкой оглядел себя. Мускулы сидят красиво, эффектно выпячивая могучую грудь, круглые, как шары швейцарского сыра, плечи масляно блестят под оранжевым светом факелов, каждая жилка готова вздуться канатом, пойти толстыми узлами в нужных местах, а стальные браслеты сверкают скромно и мужественно.

– Да вроде бы мне…

– Да мы не о мускулах, – поправил себя Куцелий поспешно.

– А что же?

– Я о подвигах, – пояснил Куцелий поспешно. – Волхвы волхвуют, коровы мычат, мужики пьют да по бабам, а мужчины рвутся… да-да, рвутся. А ты ведь герой, доблестный Рагнармир! Будешь пользоваться успехом! Особенно у простого народа. А у очень простого так и вовсе…

– Надеюсь, – признался я скромно.

– Ты ведь варвар, – сказал он, снова скользнув взглядом по моей мощной груди.

– Ну, вообще-то у меня высшее…

Куцелий порывался что-то сказать, но старший, явно страшась острого язычка помощника, прервал мягким интеллигентным голосом:

– Он хотел сказать, по складу характера варвар. Образование – это еще не… Словом, пока тупые маги спорят, как обустроить мир, как дать людям счастье, как соблюсти справедливость, доблестный варвар берет меч и идет устанавливать эту справедливость. Простому народу такое решение нравится! А то, что щепки летят, так каждый уверен, что щепка ударит не по нему… Итак, что у нас есть?

Куцелий суетливо положил перед ним толстую книгу размером с дверь. Толстая обложка поднялась сама, на меня пахнуло затхлостью, взвилась пыль веков. Страницы желтые, буковки странные, явно докириллица, что не на строке, а под строкой, как бы привязанные, подобно подвесным поездам.

Палец мага, сморщенный, как корень женьшеня, полз по странице, запинаясь на каждой строке. Голос становился все торжественнее:

– Дракон с золотыми крыльями в неведомом королевстве похитил прекрасную деву… Гм, пропустим. В соседнем с ним – дракон с алмазными крыльями похитил уже сотню благородных девиц… Ладно, ехать далеко. Ага, в королевстве Керейя дракон похитил принцессу… Это уже лучше… Что-то поглядеть не удается… Ни портретов, ни описаний… Нет, уродиной быть не может, принцессы не бывают уродинами, но посмотрим что-то еще…

Я поинтересовался осторожно:

– Это вся книга о драконах?

– Вся, – ответил он с гордостью, – но если доблестный варвар пожелает…

Он провел над книгой дланью. Я отшатнулся, ибо книга неуловимо изменилась, латунный переплет стал медным, страницы пожелтели еще больше, а шрифт превратился, похоже, из докириллицы в доскифицу.

– А это что?

– Книга о зарытых сокровищах, – объяснил он торжественно.

Я спросил нерешительно, с не свойственной варвару рефлексией:

– Сокровища, конечно, неплохо. Но нет ли чего поблагороднее?

Тертуллиус удивленно вскинул брови. Мне почудилось, что он неуловимо быстро окинул меня с головы до ног прощупывающим взглядом. Что для варвара благороднее, как не сокровища?

– Над вами довлеют чужие мысли, – сказал он убежденно. – Не стыдитесь признаться, что все, что принято называть благородным, всего лишь… пар, дым, клок тумана! Мужчины всегда дрались за женщин, власть, право первого кормления. А золото – это и власть, и женщины, и все-все!

– Да я тоже что-то слышал о Фрейде, – буркнул я. – Но все-таки…

– Ладно, – сказал он, его рука снова прошлась над книгой, меняя ее формат, объем, гарнитуру, интерлиньяж и даже сам материал страниц от высокосортной бумаги до расколотых табличек из камня, быстро минуя пергамент, папирус и другие странные вещи, которых я просто не понял. – Но только вместе с сокровищами там и прекрасные женщины… Нет, не в ямах, не в могилках, а так… сопутствующие.

– Да я знаю, – согласился я. – Где деньги, там всегда женщины. А чем больше денег, тем они красивее.

– Настоящее здоровое поколение, – вставил Куцелий чересчур почтительно. – Это во времена моего деда было: чем больше вина – тем девка красивее и моложе… Учитель, а если герою просто в квест за предметом?

Тертуллиус задумался, а я переспросил:

– За… предметом?

– Да, – кивнул он. – За артефактом, если говорить проще, по-народному. Обычно какая-нибудь магическая вещь, созданная Древними, Первыми, Теми Самыми, Старшими Братьями… ну и так далее. Словом, раньше были маги, а теперь так себе, потому важно добыть вещь, созданную еще теми, первыми, их так и зовут с прописной буквы: Первыми, Древними, Теми… ага, это я говорил. Считается, что с помощью такой вещи можно победить зло… да не просто зло, а Зло. И принести людям счастье.

Я спросил с недоверием:

– А разве можно… вещью? Пусть и такой мощной?

Тертуллиус задумался, складки на лбу вздулись сытыми удавами, а молодой маг сказал высокопарно:

– Если герой так считает, то почему нет? Путь Меча, путь Силы… Конечно же, благородной и бескорыстной, направленной на благо простого народа. Так полагают герои, а вы ведь герой?

– Герой, – подтвердил я с готовностью.

Тертуллиус сказал, морщась:

– Это только в древние времена добро было Добром, а зло – Злом. Но мир усложняется, и Добро и Зло, соприкасаясь, создали некую сумеречную зону… Многие современные герои, отойдя от примитивной прямолинейности, предпочитают действовать в ней. Это раньше, когда люди жили предрассудками…

Куцелий вставил с превеликой почтительностью:

– Мой учитель смягчает правду. На самом деле, герои теперь предпочитают вообще действовать на стороне Зла. Открыто!

Старший маг скользнул взглядом по моей выпуклой мускулатуре, что перла из всех щелей. Мне на миг даже показалось, что в моей чудовищной мускулатуре есть что-то, чему не стоит так уж выпячиваться. Но это чувство тут же исчезло, ибо всяк мужчина завидует тому, у кого руки длиннее, а плечи шире. Даже если это маг, потому что и маг мужчина, только неудавшийся.

Куцелий сказал искательно:

– Может быть, все же подобрать что-нибудь не такое мудрое? А понятно всем и каждому? К примеру, завоевать себе королевство. У вас для этого есть все.

– Что? – спросил я тупо.

– Для завоевания королевства, – объяснил он, – нужно меч подлиннее да морду поширее. Меч у вас дай бог каждому, морда тоже. Если надо, меч можно удлинить еще. Удлинил же один ваш пророк доску? Правда, тому случаю есть и другие толкования… гм… О чем это я… Ах да, морду поширее тоже можно устроить.

ГЛАВА 8

– Не надо, – сказал я поспешно. – Морду не надо. В этом сезоне в моде узкомордые.

Я внезапно остро и ясно ощутил, что в моей широкой груди мощно бьется, прикрытое могучими глыбами мышц, сильное сердце, а кипящая кровь струится по жилам легко и свободно. Далеко-далеко, на грани слышимости, донесся звук боевого рога, хрипловатый и зовущий, и от этого звука сердце едва не разламывало хрупкую клетку изнутри, рвалось в неведомые дали, в бой, на подвиги…

– Я готов отправиться хоть на битву с чертом, – ответил я твердо. – Мне нужно… Черт, я даже не знаю, что мне нужно! Но не жалкие сокровища, это точно!

Тертуллиус с облегчением вздохнул. Возможно, он страшился, что я начну пьянствовать, лапать служанок и бесчинствовать, считая это тоже подвигами.

– Когда выступаете? – спросил он быстро.

– На рассвете, – ответил я, потому что так всегда отвечали герои. Возможно, маг просто ловил меня на слове, ведь герои в отличие от простых людей слова не нарушают, даже если дадут его козе. – На рассвете!.. Надеюсь, здесь не полярная ночь?

Тертуллиус довольно улыбался, а Куцелий сказал с великим облегчением:

– Тогда начнем вас готовить прямо сейчас. Конь у вас есть, оружие… тоже, но, если понадобится, только свистните! Что угодно. Мы хоть и маги, но многие из нас… Нет, магу драться на мечах недостойно, но так приятно снять меч со стены, подержать в руках, взмахнуть пару раз, потом примерить к руке боевой топор, кинжалы… Гм, о чем это я? Ах да, теперь остался последний пустячок. Вам нужно спутницу.

Я почувствовал, как горячая кровь приятно наполнила гениталии, там стало горячо и щекотно, ответил с некоторым смущением:

– Ну зачем же… Я, конечно, знаю, за римскими армиями всегда гнали стада овец, для половых нужд армии, как было написано в закупочных бумагах, но все же как же так сразу… Да и зачем мне, собственно, спутница? По дороге будет много разных… Так интереснее. А я никогда не… а сейчас, с такими мускулами, так и вовсе не завяну.

Он кивал, соглашался, в глазах было нетерпение, и когда я умолк, сказал терпеливо:

– Спутник нужен… э-э… больше для других целей. Раньше брали в спутники обычно мужчин… ну, Санчо Панса, лейтенант Грачик, доктор Ватсон, Энкиду, Арчер, Змеиный Супчик… Сперва герои предпочитали спутников поплюгавее, на их фоне мускулы и подвиги виднее, потом, когда пошел спрос на некое подобие мозгов, в спутники начали выбирать громил огромного роста и с чудовищной силой, но тупых и неповоротливых, дабы на их фоне ярче выделялась ловкость и элегантность героя. То было время, когда действовали мужчины, а женщины сидели у окошка и ждали. Ну, рыцарь спасет или во их имя добудет нечто к свадьбе…

– Неплохое было время.

– Да, – согласился Куцелий, – но пришло время раскрепощения. Сейчас нельзя без спутницы-женщины. Если же пойдете с мужчиной, о вас такое подумают…

– Что?

– Ну… то, чего раньше и подумать не могли. Вам это надо? Если вы, конечно, не…

– Я, конечно, не, – ответил я быстро. – Еще как не! Ладно… А одному нельзя?

Младший маг посмотрел на Тертуллиуса, тот легонько кивнул. Куцелий поклонился, попятился, едва не опрокинув стул, как можно незаметнее выскользнул в темный коридор. Старый маг, оставшись без молодого и язвительного, как-то померк, стал опасливо отодвигаться, а голос стал старчески дребезжащим:

– Если, конечно, вы страдаете какими-то скрытыми пороками… хотя в нынешние времена это уже не пороки вовсе… Время такое! К тому же женщина может все, что и мужчина, но и кое-что еще. Она может драться как мужчина, колдовать как маг, знать руды как гном, разбираться в травах как леший, но может и кое-что еще, чего не может мужчина…

Я съязвил:

– Но ведь современный мужчина теперь тоже способен на все, что делает женщина? Разве только не рожает?

Он осведомился с осторожностью:

– Но вы, как мне сперва показалось, не из таких?

– Нет, – сдался я, – хорошо, согласен на женщину.

Он уточнил:

– Вам прислать ее прямо сейчас… или же пусть нечаянно встретится по дороге? Вы можете спасти ее, вырвать из рук насильников или выхватить в самый последний миг из костра, где ее начнут жечь как ведьму. Можете убить дракона в тот миг, когда тот начнет сдирать с нее одежду, чтобы смогла показаться вам в своей девственно-соблазнительной наготе, но не по своей воле… Если у вас не найдется чем укрыть, то она так и пойдет с вами… э-э… целомудренно обнаженная.

Я подумал, но варвару не то что много, а вообще думать не положено, и я отмахнулся:

– Решу на месте.

Он спросил дрогнувшим голосом:

– Решите?

– Да, – ответил я беспечно. Потом по его лицу понял, что эти умники всегда находят в словах простых героев иной смысл, пояснил: – Задачу решу, а не девицу. А какой у вас есть квест, чтобы ради благородной цели?

– Мы подберем, – пообещал он. – Вот вернется Куцелий… Это мой лучший помощник. Своенравный, но талантливый. Правда, есть подозрения, что еретик. За ересь у нас…

Он оборвал речь, за дверью уже топало, послышался звон кольчуги, тяжелые шаги. Когда дверь распахнулась, через порог шагнул маг, которого подозревают в ереси, остановился и с поклоном повел дланью.

За ним следом вошло нечто похожее на колоду для рубки дров: крепко сбитый гном, т. е. широкий, как и я, мужик, только ростом мне до поясной пряжки, зато грудь, как бочка, моей почти не уступает, однако ноги совсем короткие, хоть и мускулистые. Он напоминал не то могучую деревянную колоду, на которой колют суковатые поленья, не то плаху из старого дуба для рубки мяса.

Окладистая борода падала на грудь, но и без нее я знал, что голова гнома сидит прямо на плечах, без всякой шеи, за счет чего этот человек, потомок переживших всемирный потоп в пещерах, короче еще на ладонь.

Его широкое, как луна, и мясистое, как припрятанная для себя мясником вырезка, красное лицо испещрено жуткими шрамами, нос срезан как ударом топора, жутковато чернеют дыры ноздрей. Когда на миг открыл рот, в обрамлении черной неопрятной бороды показались и спрятались два ряда желтых изъеденных зубов.

Я смотрел с неловкостью и понятным чувством вины, как смотрит каждый здоровый человек на урода или калеку. И хотя это вроде бы целая раса таких существ, но для моих чувств все-таки только множество калек, уродов, которые в переходах метро сидят прямо на полу с шапками между изуродованных ног.

Когда я встречал на Тверской или, скажем, Арбате такого вот гнома… там они назывались иначе, то со стеснением отводил взор. Естественная брезгливость здорового человека.

Зато гном смотрел на меня с понятным раздражением мужчины, которому приходится задирать голову, чтобы смотреть в лицо другого мужчины.

– Ваш спутник, – представил Куцелий. – Двоф, или, как говорят в простом народе, дварф. По-нашему же, просто гном или карл. Владеет всеми видами оружия, хотя сам предпочитает секиру, видит на три локтя под землю, неутомим, вынослив, хороший страж даже в дождливые дни, умеет стреноживать и седлать коней, собирать хворост для костра, чистить рыбу и предсказывать ненастье…

– Спасибо, не надо, – пробормотал я.

Оба мага вытаращили глаза, даже гном хмыкнул как-то подло, посмотрел подозрительно.

– Почему? – изумился Тертуллиус.

– Да так…

А Куцелий ударил себя по-бабьи руками о бедра, в самом деле широковатые, сказал плачущим голосом:

– Да вы знаете, каких усилий стоило заполучить именно гнома? Я-то полагал, вам это должно понравиться!

– Почему? – спросил на этот раз я.

– Ну, – воскликнул он, – это же так очевидно, что и объяснять как-то неловко… Ваш рост и его… Для мужчины рост – гм, едва ли не главное. По крайней мере, сразу видно, кто из вас выше. Даже издали. А внешность у вас так и вовсе героическая…

Он говорил с пафосом, очень серьезно, даже чересчур. Я переступил с ноги на ногу. Куцелий говорит вроде бы в мою пользу. В средневековье при дворах королей и королишек всегда были шуты и уродцы, служившие для потехи двора. При дворе русской императрицы Анны Иоанновны… если не перепутал, тоже было полно шутов, карлов и карлиц, всяческих уродцев. Скакали, пищали, строили жуткие гримасы, а тогдашние просвещенные вельможи хохотали, глядя на их ужимки. Все равно не понимаю, как можно веселиться, глядя на ужимки и гримасы. Но с другой стороны – телепередачи заполнены гримасами Бенни Хилла и подсказывающим гоготом за сценой…

– Не надо, – повторил я уже тверже, потому что я все-таки герой, а герой должен вести себя так, словно никогда не слышал о высшем образовании. – Плевал я на ваши традиции!.. Традиции – для слабых.

Тертуллиус удивился:

– Но все герои…

– Сильные сами создают правила, – прервал я. – Не понятно? Сила не в крепости мышц, а в дерзости.

– Ого, – сказал он очень почтительно, – да вы – супергерой! Архи, можно сказать даже ого-го, если сказать доступно. Но вы уверены, что вас поймут? Героем должен восторгаться простой народ. Потому все-таки у героя должна быть простая и ясная цель. К примеру, отыскать золотое сокро­вище.

Куцелий добавил быстро, видя мое кислое лицо:

– …и половину раздать простому народу.

– Отдам все, – буркнул я.

Куцелий возразил радостно, видя, что мое упорство дало трещину:

– Все нельзя. Герою нельзя быть умным, но и полным идиотом ни к чему. А вот половину… как раз. И народ не ощутит себя обиралой. Чрезмерная щедрость обозлит, начнут подозревать…

– В чем?

– Ну… в разном. Понимаете, это же люди! Подозревать, говорить гадости. Нет, половину – в самый раз.

Я сказал скрепя сердце:

– Я вижу, у вас ничего другого просто нет. Ладно, за сокровищем, так за сокровищем. И половину, так половину. Это по-нашему, по-братски.

Куцелий испугался:

– Лучше по справедливости!

ГЛАВА 9

Пока Куцелий торопливо перерисовывал карту с сокровищами, старый маг под уютное скрипение пера по бумаге расползался в глубоком кресле, как тающее тесто. Когда его рожа перекосилась, а рот сдвинулся, как земная кора при землетрясении, Куцелий сказал торопливо:

– Ну, вообще-то карта готова… Думаю, герою ж не надо со всеми подробностями?

Конечно, мне лучше бы с подробностями, и все камешки, о которые могу споткнуться, чтобы пометил красным, но когда так спрашивают, то и без моих мускулов невольно скажешь то, что от тебя ждут.

– Не надо, – ответил я, сердясь на самого себя. Молодой маг просто ленится, но смотрит на меня как на сообщника, который за спиной старого учителя пускает голубей из тетрадных листов. – Если указал хоть, в какой стороне сокровище…

– Все подробно! – воскликнул Куцелий шепотом. – Смотри!

На желтом листе пергамента сокровище было отмечено красным, я – зеленым, нас соединяет синяя линия, по которой отмечены скалы, рощи, озера, даже мелкие ручьи. Линия моего пути достаточно извилистая, так что молодой маг не просто провел прямую от и до.

– Великолепно! – воскликнул я.

Он с облегчением перевел дух, словно только что сунул мне «куклу» вместо пачки зеленых, опасливо оглянулся на дремлющего Тертуллиуса:

– Пусть учитель помыслит… он так умысливает очень далеко, а я вам пока покажу коней, оружие…

Я удивился:

– Так у меня вроде бы есть конь! И меч как раз по руке.

Он уже спешил к двери, я не стал оглядываться на старого учителя за разрешением, наверное, уже и слюни пустил, вышел и спустился за младшеньким по витой лестнице во двор.

Конюшня маячила на той стороне двора. Длинная, как казарма, она терялась в пристройках, мы зашли с торца, в ноздри шибанул ядреный запах конского пота, свежего овса и отборной немолотой пшеницы твердых сортов.

Справа и слева под стенами вдаль уходили одинаковые стойла. Конские головы смотрелись как вычеканенные из дорогого мрамора, почему-то только черного и белого. Я слышал неумолчный хруст, шелест, словно тысяча жерновов перетирала зерно в муку. От ворот запыхавшиеся конюхи не успевали подтаскивать мешки с овсом, прямо в помещение часто въезжали нагруженные доверху телеги.

С другой стороны конских рядов, где мерно помахивали роскошные хвосты, слышался ровный стук. Словно дождь барабанил по крыше частыми крупными каплями или же в саду сыпались переспелые груши, разбиваясь на земле от переполнившего сока. Конские каштаны сыпались и сыпались, младшие конюхи подхватывали широкими лопатами еще теплые рассыпчатые клубни и с размаха, с лихого разворота, ухитряясь не попадать друг в друга, швыряли в широкие телеги с высокими бортами.

Куцелий указал на дальний ряд:

– Нам туда. Там крылатые!..

– Ого!

– Чувствуется, – сказал он значительно, его уважительный взор уважительно скользнул по моей мощной фигуре, – что вам для квеста понадобится непростой конь! Очень непростой.

Под непрекращающийся хруст, чавканье и шлепанье мы продвигались в дальнюю часть конюшни, где запах стал мощнее, воздух уплотнился, в солнечном луче плавали уже не только частички пыли, но и сена. Кони здесь помельче, тоньше в кости, изящные, как статуэтки, хотя жрали, как бременские тяжеловозы, а дефекация шла мощно, как из брандспойтов, когда откачивают затопленный подвал с утонувшими крысами.

Здесь кони тоже ослепительно белые, чуть меньше угольно-черных, в самом дальнем стойле кормился огненный жеребец, а я-то привык считать, что все кони просто коричневые.

Их могучие крылья, красивые и рассыпающие искры колыхали тяжелый воздух, а сами кони колыхались от этих движений, как большие рыбы в аквариуме дирекции «Центр­полиграфа».

– Крылья-то, крылья! – прошептал я. – Ничего не понимаю…

Куцелий удивился:

– А что не так?

– Ну, с растопыренными крыльями не больно поскачешь… А если по лесу, то и вовсе! А если начнет стягивать крылья на спину… как гусь или летучая мышь, то меня спихнет да еще и поцарапает, вон какие когтищи.

Он задумался, на чистом лобике появились морщинки, но тут же исчезли. Он просиял:

– Не знаю!.. Но как-то образовывается. Как, не знаю. Но никто не жаловался, хотя этими конями попользовалось великое множество героев. А вы ведь герой?

– Герой, – согласился я и подумал, что и в самом деле не геройское дело допытываться да доискиваться. Я не какой-нибудь завалящий мудрец, у которого мускулы, как червяки в тряпочке.

Из яслей выглядывали головы ослепительно белых коней. Между лопатками у меня пробежала холодная ящерица: на морде каждой лошади торчал длинный острый рог. Не тупой и короткий, что на носу зверя, которого за это и зовут носорогом, а на лбу, прямо над глазами.

Приблизившись, я рассмотрел, что рог к тому же странно рифленный, словно пытался скрутиться в спираль, но не хватило сил, так и остался со вздувшимися и застывшими кольцами.

Если у носорога рог – всего лишь слипшиеся волоски, которые легко расщепить ножом до самого основания, то здесь чувствуется настоящая кость, литая, без вкусного сладкого костяного мозга внутри. Этим рогом с разбега нетрудно пробить кованый доспех, а уж про голую грудь, пусть укрытую слоем мышц, и говорить нечего…

– Я слышал, – признался я, – что единорогов может приручить только… э-э… девственница. Другого они просто забодают.

– Знаю, – сообщил Куцелий. – Эту легенду мы придумали сами. Нужно было какое-то образное сравнение, чтобы народ понял, насколько трудно приручить единорога. Пойди найди девственницу, достигшую восемнадцати весен!.. То же самое, что отыскать алатырь-камень, иголку в стоге сена, пуп на теле Адама… да и Евы, кстати…

– А у Евы? – не понял я. – У Адама, понятно, не должно, а у Евы почему нет?

– У Адама других женщин не было, – объяснил он кисло, – а жил он, если не ошибаюсь, около девяти сотен лет. Греков же с их вольностями еще не было. Словом, стерся пупок у Евы, стерся! А вам я дам вот этот плод…

На раскрытой ладони возникло мелкое яблоко, очень красное, крепенькое даже с виду. У нас их называют райскими или дичками, только такие росли в раю, мелкие и кислые, пока человек за века не вывел нынешние сорта крупных и сладких, налитых соком, а не уксусом.

– А мне зачем?

– Отдадите единорогу, – пояснил он терпеливо. – Когда съест, то признает только вас.

– Что-то вроде инбридинга, – понял я. – Или имплантинга, не помню… А он что, в самом деле сожрякает… такое?

– Еще как, – заверил маг, хотя в голосе проскользнуло сомнение. – Сам не знаю, почему такое жрет, но жрет, аж за ухами трещит, будто жилы какие рвутся. Видимо, по закону богов даже в самой несокрушимой броне оставлена ахиллесова пята.

– Наркотик, – согласился я. – Как кот, скажем, валерьянку…

Я взял яблочко, но Куцелий перехватил меня за руку:

– Погодите! Если сейчас, то вам сразу надо о нем заботиться. Он не допустит к себе даже конюха. Лучше перед квестом. Скормите яблоко и – в седло!

– Хорошая мысль, – сказал я с облегчением.

Когда мы возвращались снова мимо могучих черных и белых, я поинтересовался осторожно:

– А что с ними?

Куцелий не понял:

– Обыкновенные волшебные. А что, масть не та?

– Да масть та, – ответил я с неопределенностью, ибо о черно-пегих и буланых читал только в книгах феодальных классиков, а сам отличал из мастей только трефу от бубен. – Масть не смущает… Похоже, тут одни дальтоники. А вот фекалии… Эта усиленная дефекация…

– Побочный продукт, – ответил он кисло. – Кто из вас, героев того мира, помнит, что коня надо кормить, поить, да и вообще?.. Вот они, так сказать, наперед. Но вам на это смотреть не обязательно.

– Да, конечно, – согласился я поспешно. – Только вперед!

– Солнцу и ветру навстречу, – сказал он значительно. – Всегда! Даже если идти надо в другую сторону.

Мы шли к башне, а я еще слышал ровный мощный гул, похожий на привычный шум работающих земснарядов.

Во сне мучило это отвратительное ощущение, что меня бросили в чан с червями. Выныривал из небытия тяжко, поймал себя на том, что мои руки постоянно ползают по лицу, хватая и сбрасывая ползающих червей.

В помещении стоял звон, громадные мухи падали мне на лицо, пытались забраться в ноздри, в уши, даже под веки, то ли отложить яйца, то ли просто нагадить в укромном месте.

Поднялся, с полузакрытыми глазами, руки мои шарили в поисках выключателя. Пальцы уперлись в шероховатое, снова отмахнулся от мух, сквозь щели заплывших глаз рассмотрел, что передо мной каменная стена из грубо отесанных глыб. Из щелей торчит сухой мох, явно для затыкания дыр.

В углу широкая бочка, воды до краев, но ее не видно из-под слоя утонувших за ночь мух. Некоторые еще трепыхаются, одна вовсе носится, как глиссер, на одном крыле, пытаясь отлепить от воды другое.

В щель вбит крюк, на нем черпак, вырезанный из цельного дерева. Морщась, я отогнал мух к краям, ухитрился зачерпнуть почти без самых крупных, остальных выловил двумя пальцами. Холодная вода приятно обожгла распаренное сном лицо.

Глаза машинально искали зубную щетку. Изо рта прет, как из выгребной ямы, хотя вообще-то зубы у меня сравнительно здоровые, а что шесть пломб и две зияющие дыры, так я старался не улыбаться той половинкой рта.

В тусклой полированной пластине металла смутно отразился мускулистый гигант. Когда он открыл рот, я отшатнулся от блеска ровных белых зубов, настолько безукоризненно ровных, что захотелось хоть какой-то сдвинуть или укоротить. Хотя нет, это ж мои зубы! Пусть другие завидуют и мечтают укоротить или выбить. А когда у меня эти мышцы, этот меч…