- Мой лорд, - выпалил он. - Там никого!
      - Идем, - сказал я, решившись.
      - До чего довела жадность, - сказал волк и посмотрел на ворона. - Хотя бы одного оставили сторожить двери! Нет, все ломанулись. Значит, слыхали про эту сокровищницу, только найти не могли...
      Мы начали спускаться обратно по склону, ворон сказал раздраженно:
      - При чем здесь жадность? Я эстет, мадам, могли бы уже и запомнить. А если и жадность, то лишь к искусству. К произведениям искусства. Тебе этого не понять.
      - Это почему же?
      - Потому что ты - серый.
      - А ты вовсе черный!
      - Черный, - отпарировал ворон с достоинством, - благородный цвет. Это цвет мудрости!..
      Волк подумал, сказал с чувством:
      - Не люблю черных. Наглые они очень. А мудрость... откуда у них мудрость?
      Ворон, не отвечая, полетел вперед, волк тоже умолк, берег дыхание, уже начали карабкаться на холм, мы оба пыхтели, торопились, надо успеть к дверям раньше, чем враги начнут выносить сокровища.
      * * *
      Послышался треск щебня, мощное всхрапывание. Из-за кустов показался Рогач, на ходу дожевывая толстую ветку с ягодами и широкими зелеными листьями.
      - Жрешь всякую гадость, - сказал я ему ласково, - ладно, жри-жри! Ты лучше знаешь народную медицину.
      Просидели час, два, изнывающий от нетерпения волк вызвался сбегать и посмотреть. Очень неохотно я отпустил, волк исчез, ворон сперва отпускал ехидные замечания, потом умолк, забеспокоившись, наконец предложил идти его искать, а то, мол, мало ли чего с дураком может случиться.
      Волк появился, едва мы сунулись в дверь, язык на плече, сказал хрипло:
      - Все... до одного... мертвые!
      - Кто их убил? - каркнул ворон. Посмотрел подозрительно: - Ну сбреши, сбреши, что это ты всех одной левой! Волк проигнорировал пернатое, обратился ко мне:
      - Мой лорд, полагаю, их убили эти камни. То ли зачарованные, то ли пропитаны ядом, но едва те начали набивать карманы, как все и попадали. Я застал уже трупы.
      - Понятно, - произнес я, холодный ветер пронизал тело. - Потому все двери и открывались так охотно перед нами. Кто-то приготовил ловушку, мы послушно вошли в нее, но... приманку так и не тронули.
      Волк сказал громко:
      - Да, все трое! И никто и не собирался, верно, мой лорд?
      - Верно, - подтвердил я, стараясь не смотреть в сторону ворона.
      Мы не продвинулись и на сотню шагов, как ворон встрепенулся, рывком взметнул себя в воздух, а волк зарычал, ринулся вперед, но тут же попятился.
      Деревья расступились, Рогач вздрогнул и захрипел, словно его давят за горло, а по мне прошла холодная волна. Все бескрайнее поле загородили зеленые рыломордые, ростом с тираннозавров, но в кольчугах из колец размером с якорные цепи, с правой стороны надвигаются бронированные чудовища, несокрушимые, как горы. Слева подходит угрюмая рать воинов-мутантов, загородив дорогу. Я оглянулся, но за спиной трещат и с треском падают деревья, слышится тяжелая поступь каменных великанов.
      Под ногами вздрогнула земля, нас слегка тряхнуло, потом толчки пошли чаще, сильнее. Некто огромный и страшный рвется к нам из недр земли, чувствую голод и нетерпение древнего зверя, из глубин доносился скрип перемалываемых камней, скрежет зубовный, а когда я вскинул глаза горе, небо потемнело от неисчислимой стаи гарпий, что не уязвимы ни для какого вида оружия, а перья у них попадают в путников с невероятной точностью, все до одного железные с булатными наконечниками.
      Я оглядел прижавшегося к земле волка со вздыбленной шерстью, дрожащего Рогача, а ворон плюхнулся мне на плечо, каркнул обреченно:
      - Все! Мы в ловушке. Даже мне, замечательному, не уйти, небо перекрыто.
      - И не надо, - сказал я убежденно. Зевнул, повел плечами, пусть рукоять меча выглядывает покрасивше, выпрямился во весь рост и заставил дрожащего Рогача сделать шаг навстречу чудовищам.
      - Волк испугался, подпрыгнул, ухватил зубами за сапог:
      - Мой лорд! Затопчут, разорвут, забодают, растерзают...
      - Может, и так, - согласился я. - Есть такая вероятность, хоть и малая... Но совсем уж невероятно, чтобы такое случилось в начале квеста! Если я правильно понимаю законы этого мира...
      Я заставил Рогача сделать еще шаг, перед нами прямо из воздуха появилась девушка необыкновенной красоты. Ее огромные глаза со страхом и непониманием смотрели на меня.
      - Доблестный герой с трехручным мечом! - произнесла она серебристым нежным голосом. - О тебе говорят все Древние и даже Очень Древние пророчества, а также Самые Древние, что дошли до нас из эпохи...
      Я отмахнулся, прервал:
      - Не продолжай. Уже слышал.
      - Герой, - сказала она, запнувшись, - на этот раз твое беспримерное мужество и отвага не помогут! Ты погибнешь, погибнешь, погибнешь!
      Я бесцеремонно оглядел ее с головы до ног. Необыкновенно красива, хоть и несколько нестандартной красотой: рот чересчур большой, глаза широко расставлены, носик задиристо вздернут, скулы высоки, но в глазах такое очарование, что как-то не замечаются такие несущественные мелочи, как длинная шерсть, чешуйчатый хвост и толстые козлиные ноги с раздвоенными копытами.
      Она смотрела преданно и жалобно, я нагнулся с седла, молча обнял ее за плечи, с удовольствием чувствуя волнистую шерсть.
      - Но спасет твое колдовство, не так ли?
      Она в тревоге оглянулась на чудовищ, но те остановились, терпеливо ждали. Я понимал, что простоят столько, сколько нужно, а бросятся лишь в последний миг, чтобы чуть-чуть не успеть, а потом будут в бессилии озлобленно реветь и кинутся друг на друга.
      - Не знаю, - ответила она тихо. - Нам запрещено помогать низшим существам... Но ты так прекрасен, так мужественен, что я готова нарушить все запреты и быть изгнанной на Остров Забвения, где меня в наказание превратят в какую-нибудь простую принцессу... Ты и твои друзья, возьмите меня за руки, закройте глаза... Ах да, руки есть не у всех, ладно, встаньте поближе...
      Вспыхнул и быстро погас зеленый свет, наши ноги все на такой же земле, трава шелестит под ногами, цверенчат кузнечики. Знакомый лес отодвинулся почти на линию горизонта, оттуда тоскливый рев, чудовища потеряли нас и сейчас начнут уничтожать друг друга. Козлоногая спасительница превратилась в очаровательную девушку, естественно, обнаженную, с прелестными ногами фотомодели, гладкой кожей, красиво вылепленными ступнями.
      - Спасибо, - сказал я до того, как она успела раскрыть рот, а то еще попросит взять ее с собой. - Спасибо, дорогая!.. Не грусти, по моим следам пройдут еще герои, они спасут тебя из этого состояния и снова вернут в подлинный облик, а вдобавок завоюют для тебя королевство достойных размеров, с богатыми и толстыми крестьянами!
      Я торопливо пустил Рогача вскачь, волк и ворон метнулись вперед, как же... спешат разведать дорогу, и когда я оглянулся, на том месте, где стояла прекрасная девушка, ради нашего спасения ставшая простой принцессой, лишь колыхалась зеленая травка.
      Ворон все ввинчивался, как опрокинутый штопор, в синее небо, волк исчез в густой траве по направлению к дубовой роще, мы стараемся ни одну не пропускать по дороге: это и тень от палящего солнца, и холодная вода ручья, и нередко подстреленный заяц или косуля...
      Задумавшись, я не обращал внимания, как из-под копыт прыгали толстые, как лягушки, кузнечики, выскакивали рассерженные суслики, наконец деревья приблизились, приглашающе расступились, гордые, что могут похвастаться ажурной тенью, густым ковром зеленого мха, свежестью воздуха.
      Я покачивался в седле, расслабленный, умиротворенный, и жутко вздрогнул, едва не свалился с седла: затрещали кусты, выметнулся волк, шерсть вздыбилась, глаза горят, из горла яростное рычание.
      Почти сразу же с неба донесся далекий голос:
      - Назад, дурни!.. Они по всей долине!
      Рогач сделал еще пару шагов, мы почти проехали рощу наискось, деревья начали расступаться, я ощутил, как и у меня зашевелились по коже мурашки, а шерсть встает дыбом. За неимением такой шерсти, как у волка, обращаем больше внимания на кожу и говорим, что "побежали гусики", что значит, стала пупыристой, как у гуся.
      В нашу сторону ползет полчище огромных, в рост крупного пса, скорпионов. Тысячи, если не больше. Вся долина, как запоздало предупредил ворон, заполнена ими.
      Захлопали крылья, ворон сел на камень, от усталости почти лег. Глаза затуманились, дышит тяжело, с хрипами. Волк сказал сварливо:
      - Ты уж признайся, пернатый, на чьей ты стороне?
      Ворон устало каркнул:
      - О чем ты речешь, серый?
      - Мог бы и раньше сказать, - прорычал волк обозленно. - А то предупредил, ишь!.. Когда мы сами увидели! И вообще все твои предупреждения какие-то странно запоздалые. Мой лорд, не находите?
      Я кивнул:
      - Послушаем, что ворон скажет.
      - В свое оправдание? - спросил ворон горько. - И это мне награда? Мне, великому мыслителю, мудрецу?
      Он смотрел на нас обоих с великой обидой.
      Я сказал утешающе:
      - Что делать, если жизнь несовершенна? В ней приходится заниматься и такими черными делами, которыми бы не хотелось. Я имею в виду черную работу, а вовсе не морально-этический оттенок, о чем вы оба сразу подумали, философы!.. Я вот тоже мыслитель, да еще какой!.. Когда лежу на диване, закрыв глаза, то о таком великом мыслю!.. Но приходится вставать и исполнять супружеский долг: выносить мусорное ведро. А это обидно, я ведь даже не женат! Представляете, еще не женат, а долг уже исполняю!.. Так что не ропщи, всем приходится, кроме великих дел, еще чем-то заниматься, чтобы прокормиться. Кайзер Вильгельм, изобретатель "дворника" для автомобилей, вынужден был править Германской империей, принц де Бройль, лауреат Нобелевской премии по ядерной физике, вынужден был принцевать, а изготовитель великолепных чемоданов Менделеев подрабатывал преподаванием химии...
      Ворон вздохнул, буркнул:
      - Ладно, извинения приняты. Я поднялся как можно выше, чтобы сразу общим взором, что здесь изменилось за последние пятьсот лет моего отсутствия...
      - А ты помнишь? - спросил волк саркастически. - В таком возрасте склероз гарантирован!
      - Умолкни, серость, - ответил ворон устало. - С той высоты, мой лорд, я видел только изменившиеся русла рек, крохотные замки, крепости да едва заметные домики новых и старых сел. Должен признаться, люди живучи! Что бы с ними ни случалось, все равно приходят на пепелище и отстраиваются. Но только всякий раз заборы выше, стены толще, а мечи длиннее...
      Я прервал с беспокойством:
      - Об этом потом. Что со скорпионами?
      - Я не спешил, - признался ворон, - даже когда заметил. Вы с волком, хоть и не очень мудрые, не полезете сами, а они на камни к вам не полезут. Это долинные скорпионы. У них лапы так устроены, что за камни цепляться не могут.
      - Как кони? - спросил волк.
      - Да, примерно. Я думаю, стоит устроить привал на ночь... Солнце уже садится, а я отдохну от трудов праведных по спасению мира.
      Волк фыркнул:
      - Мы всего лишь идем спасать одну молодую самочку.
      Ворон всхрапнул, просыпаясь, каркнул сонно:
      - Да? Извини... Я так привык постоянно спасать мир, что это вошло в привычку.
      - На этот раз ошибся!
      - Не думаю, - каркнул ворон. - Вот увидишь, идем спасать самочку, а попутно спасем мир.
      Я поинтересовался:
      - А самочку спасем?
      - Это неважно, - буркнул ворон и захрапел, разинув клюв и вздрагивая всем телом.
      Волк сердито рыкнул, глаза нехорошо блестели. Я примирительно улыбнулся:
      - Успокойся. Проверим старую народную мудрость насчет утра, что вечера мудренее. Разведем костер, ты расскажешь, как охотился на горгон, а утром посмотрим, что изменится.
      Волк рыкнул хладнокровно:
      - А ничего не изменится.
      Мы начали собирать хворост, ворон очень натурально храпит и вздрагивает, волк ворчал, что пернатый прикидывается, хотя бы щепочку принес, а вот когда разведем костер и будем жарить мясо, тут же первым пристроится, а еще мыслитель...
      Солнце зависло над вершинками далеких гор, облака сперва заалели, потом покраснели, а когда стали лиловыми, наш костер запылал ярче. Красные ломти мяса медленно становятся коричневыми, ноздри вздрогнули, уловив первую струю ароматного запаха. В животе сразу же беспокойно задвигалось, сообщая, что готовы принимать, уже давно готовы, изготовились, ну давай скорее, не тяни, что вы там наверху все такие медленные, спите на ходу...
      Поленья рассыпаются на крупные багровые рубины, те оживают от малейшего движения воздуха, становятся алыми, а затем снова обретают богатый благородный цвет солидной и скрытой мощи.
      Я любовался костром, разрешение тысяча шестьсот на тысяча двести восемьдесят, true color, поддержка светотеней... Надо отметить и хорошее управление юнитами, повышенный AI противника. Раньше всегда перли дуром, даже если я был в полном доспехе и с мечом, способным рубить скалы, а они в тряпье и с дубьем, теперь же отдельные единицы способны удирать и приводить с собой целые группы, что значительно осложняет задачу...
      Глаза начали слипаться, но я замечал за деревьями гномов, эльфов, даже кобольдов, хотя вроде бы гор близко нет, промелькнул дикий единорог, наверное, самка, пытается привлечь внимание моего Рогача, прошел за деревьями орк, блеснул лунный свет на блестящем крупе кентавра...
      Ночью началась гроза, свирепо дул ветер, в небе грохотал гром и страшно блистали ветвистые, как корни дерева, длинные молнии, однако из дождя упало несколько капель, туча ушла, гром постепенно затих, а молнии превратились в слабые зарницы.
      Глава 9
      Холод заставил поджать ноги и совсем не героически скрючиться, подобно младенцу в утробе. Я вздрогнул, открыл глаза. Прямо перед глазами округлый камень, на нем блестящие бусинки росы. Вообще-то, я считал, что роса выступает только на траве, на цветах, но чтобы потел камень, гм...
      Бусинки заискрились, в каждой нестерпимо ярко засияло крохотное солнышко. Я прищурился от неистового блеска, посмотрел из-под руки в другую сторону. Непоседливое летом солнце приподняло краешек над вершинами гор, яркие лучи осветили темную долину, а тьма поспешно разбежалась по углам, скорчилась за высокими камнями, просочилась в пещеры и звериные норы.
      Зимой в это время еще глубокая ночь, подумал я с тоской, но, вспомнив, что если я не герой, то мне здесь кранты, куры лапами загребут, а герою, напротив, даже злодеи подыгрывают, я сделал лицо солдатушки - бравого ребятушки, напряг мышцы и выдвинул челюсть и лишь тогда поднялся, держа плечи разведенными, спину прямой, а взгляд орлиным, огляделся.
      Ворон все еще дрыхнет, не ворон, а сова, волк в исполненной благородства позе возлежит высоко на камне. Оттуда, как я помню, вся долина как на ладони.
      - Доброе утро, - сказал я.
      - Утро доброе, - ответил он и добавил почтительно: - Мой лорд.
      - Как спалось?
      Он кивнул, не стал рассказывать, как спалось и что грезилось, пригласил:
      - Мой лорд, вы что-то говорили насчет утра вечера...
      - ...мудренее, - подсказал я. - А что?
      - Взгляните.
      Я вскарабкался наверх, сердце счастливо подпрыгнуло. Огромная зеленая долина пуста, спокойно колышутся сочные травы, кое-где из норок высунулись суслики и, привстав на задних лапках, осматривают свои владения.
      - Наверное, их гроза спугнула, - предположил волк. - Ушли вот туда, за лес. Сперва в лес, чтобы укрыться от дождя, а потом и вовсе... Я видел, как уходили последние.
      - Но к лесу подходить не будем, - сказал я. - Так, на всякий случай.
      Волк смотрел на меня со странным выражением:
      - Странный вы, мой лорд.
      - В чем?
      - Герои должны рваться в бой! А вы как будто радуетесь, что обошлось без драки.
      - Это я прикидываюсь, - объяснил я. - Скромный я, значит. Конечно же, я горюю, что не могу ворваться в эту огромную толпу, сея смерть направо и налево своим смертоносным трехручным мечом, это так естественно! Но мужская сдержанность не позволяет выражать эмоции столь явно открыто. Я адекватно выразил свои мысли?
      Волк посмотрел на меня с явным уважением:
      - Вполне, сэр.
      Мы вернулись к костру, я засек затаившуюся в углях искорку и раздул ее в оранжевый огонек. Волк с удовольствием принес сухих веток, вот откуда собаки любят бегать за палками. Я подбросил веточек в пламя. И через пару минут мы уже жарили мясо. Ворон проснулся, приковылял к костру, прихрамывая и волоча крыло.
      - Подвернул, - объяснил он.
      - Крыло?
      - Лапу. А крыло вывихнул. Или подвывихнул, когда высматривал с высоты путь для нашего отряда.
      - Это он так хвастается, - объяснил мне волк, - что только он один летает! Расист.
      - Ничего не хвастаюсь, - возразил ворон. - А довожу до сведения... Это все еще козлятина?
      - Да, а что? Ты, конечно же, есть не будешь?
      - Просто я видел зайцев. Толстых, молодых, жирных!..
      - Ну и закогтил бы парочку, - сказал волк недружелюбно. - А указывать все умеем.
      * * *
      Конь пошел споро, волк бежит рядом, поглядывает испытующе. Ворон, отоспавшись за ночь, предпочел ширять в поднебесьях, опускался редко, да и то сообщал всякое непотребство: слева за барханами, мол, купеческий караван, хорошо бы разграбить, а совсем близко справа разбивает на постой лагерь семья богатейшего шейха, можно потрясти на предмет алмазов, а всех жен изнасиловать, а то еще в озере неподалеку купаются сорок небесных дев, сбросив крылья, и если подкрасться и спрятать крылья, то потом... Ворон закатывал глаза и прищелкивал клювом, намекая на то, какие услуги можно потребовать за возвращение крыльев.
      Дорога шла по опушке, что значит - с одной стороны дремучий лес, с другой - зеленая равнина, где далеко-далеко мужчины мерно взмахивают косами, а гораздо более близкие к лесу женщины низко нагибаются, собирая и связывая снопы. А вот благородных девиц, чтобы приучить нагибаться, приходится с детства учить собирать всякие цветы.
      От широко распростертых ветвей на землю падает густая тень, и хотя воздух уже прогрелся, но зной почти не чувствуется, конь идет бодро, а волк с вороном то и дело исчезают в чаще, я слышу треск, словно сквозь заросли несется танк с крыльями, иногда доносится злое карканье, кричат испуганные птицы.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.