Король развел руками:

– В последнее время этот человек… если он человек, которого именуют Властелином Тьмы, Мастером Ужаса, Владыкой Зла, начал активно расширять свои пределы. Уже захватил соседние королевства, собирает армии для движения в наши края. Нам будет трудно дать ему отпор… Стыдно сказать, но я почти забыл, с какой стороны браться за боевой топор. Армию давно распустил, с соседями живу не разлей вода, друг на друга не нарадуемся. Вообще мечтаем, что неплохо бы как-то объединиться в одно большое королевство тихо и незаметно…

– Общий Рынок, – обронил я понимающе. – Интеграционные процессы, а то и вовсе глобализм на марше… А Черный Властелин тоже глобалист, только по-своему, по-юсовски. А Юсландию, эту империю Зла, надо остановить, вы правы. Но только не понимаю, какого хрена она на меня взъелась? Я хоть юсовцев и не люблю, но живу, стыдно сказать, как юсовец. И ничего не могу поделать. Даже чешусь после бани. Слаб человек, а я местами так вообще общечеловек, хоть обычно не признаюсь, чтоб не приняли за демократа. Я им что, дорогу перешел?

– Или заступил, – сказал король.

В комнату вошел прихрамывающий немолодой мужчина в длинном халате до пола и с капюшоном, скрывающим лицо. Откинувшись назад, нес перед собой большую медную посудину с колыхающимся маслом. Мудрецы опасливо прикрыли ладонями и локтями книги, когда он начал зачерпывать ковшиком масло и подливать в светильники. Правая рука вздрагивала и не разгибалась в локте, явно плохо срослось сухожилие. Молодец король, всем дал работу, старый воин не выброшен на помойку, чувствует себя нужным обществу. Даже обществу мудрецов. Огоньки тут же вспыхивали ярче, веселее, даже черные тени стали полупрозрачными и прижались к полу.

– Узнать бы, – произнес я с неудовольствием, – в чем заступил…

Мои глаза продолжали следить за этим хромым, я старался понять, почему появился в такой важный момент. То ли шпион Черного Властелина, а это значит, что мое положение гораздо хуже, то ли соглядатай соседних королей: дружба дружбой, а разведки работают, то ли человек клана магов, что хотят подчинить короля свой власти, чтобы им приносили в жертву девственниц… но вполне может быть, появился для того, чтобы я не забывал, что не в поле ведем беседу, а находимся в королевском замке, в большой библиотеке, просторном каменном помещении с множеством книг, горят светильники, так как уже вечер, что всего два окна, узких, стрельчатых, с цветными стеклами.

– Ты знаешь, – сказал король и взглянул мне в глаза, – как можно выяснить.

Я поморщился, у меня фигура варвара, но варваром я себя чувствую, только когда настроюсь или когда совсем уж забалдею или расслаблюсь, все-таки интеллигентность не спрячешь даже под мускулами.

– Всегда одно и то же, – ответил я с неудовольствием. – Снова бить зад о конский хребет… Пусть даже между хребтом и задом комфортное седло, но передвигаться со скоростью восемь миль в час, под солнцем, ветром, дождем, лягушками с неба, а из придорожных кустов будут через отмеренные промежутки времени выскакивать довольно жалкие разбойники…

– Жизнь есть жизнь, – философски заметил король.

– Я хотел бы, – пожаловался я, – чтобы моя жизнь была более гладкой! Но чтоб не стала, конечно, задницей.

– Жизнь, – проговорил король, – сложная штука. Сделать сложную жизнь простой может только хороший меч. Или боевой топор. Что и хорошо для нас, верно?

Он улыбнулся, глаза сверкнули огнем. Я увидел на миг в этом стареющем льве некогда грозного хищника, сердце дрогнуло, то был еще тот дядя, не хотел бы с ним встретиться, когда он был лет на сорок моложе.

– Жизнь прекрасна, – пробормотал я, – что и удивительно! Я вот только боюсь, что жизнь – это то, что происходит, пока мы строим другие планы.

– Ну, – сказал король успокаивающе, – это же все мелочи…

– Если жизнь из мелочей, а мелочи постоянно не хватает, то что это за жизнь!

– Жизнь слишком длинна, – проговорил король, – чтобы быть незначительной. К тому же слишком коротка, едва успеваешь ее испортить.

Я промолчал, ведь мне положено тут же хвататься за меч, дико вращать глазами и рваться на бой с Властелином Тьмы, но что-то очень не хочется, я знаю и то, что если серого вещества в голове мало, то жизнь становится серой, а если, как вот у меня, много – жизнь становится черной.

Мудрецы шептались друг с другом, разворачивали длинные грамоты, свитки, рулоны пергамента, указывали один другому, в нашу сторону посматривали с боязливой осторожностью. Король взглянул на меня оценивающе, во взгляде промелькнуло обидное для меня понимание.

– Надо, – произнес он веско.

– Кому? – спросил я.

– Человечеству, – объяснил король. – Ведь это именно на него надвигается Тьма. А заодно спасешь наше королевство, мой народ, наших коней, коз, кур, хомячков, а также и свою жизнь, ибо Тьма… о, я это хорошо знаю!.. сжирает все, не оставляя даже костей!

Я не успел ответить, с треском распахнулась дверь. В проеме появился шатающийся человек в иссеченных доспехах, кровь струилась из множества ран, несколько стрел торчат из спины, а одна высунула окровавленное острие из середины груди.

Король вскричал страшным голосом:

– Что? Что стряслось?

Гонец сделал шаг на подгибающихся ногах, лицо покрыто смертельной бледностью, прохрипел сорванным голосом:

– Ваше Величество… Королевство Филидония пало…

Король вскрикнул, изогнувшись и приподняв плечи, будто ему самому в спину вонзили раскаленное лезвие:

– Как?.. Там неприступные крепости!

– Колдовство, – прохрипел гонец. – Известно только, что войска Властелина остались на местах, а вперед он пустил армию колдунов.

Он пошатнулся, упал лицом вниз. Подбежали стражи, подхватили и унесли. Я обратил внимание, что кровавых следов не осталось. Один из мудрецов, не самый старый, проговорил осторожно:

– Сомневаюсь…

– Что, – спросил король зло, – что покорена Филидония?

– Насчет армии колдунов сомневаюсь, – проговорил мудрец упрямо. – Колдуны – товар штучный. Как и мудрецы. Из них не то что армию, отряд не составишь. Если у Властелина Тьмы наберется десяток колдунов, это уже много. В каждом его королевстве – по одному, по два. Ну, при нем еще один-два, не больше. Так что не колдунами покорена Филидония, не колдунами…

Король спросил яростно:

– А чем же, как не колдовством?

– Я не сказал, – возразил мудрец, – что не колдовством. Я сказал, не колдунами. Но колдовство… что-то новое, куда более страшное, убивающее.

– Ты все старые книги просмотрел?

Мудрец поднял на него очень серьезные глаза, усталые, покрасневшие, с темными мешками.

– В старых книгах этого нет, – ответил он так тихо и жутко, что у меня холод прокатился по телу и остался в сердце. – Это что-то новое… Боюсь, еще никто не знает, как выстоять против этого нового колдовства.

Маги расстелили перед королем карту. Одна половина была светлой, другая совершенно черной. Я сразу догадался, что там территория Тьмы. На глазах чернота наползала, отгрызала по миллиметрику, по микрону, по ангстрему, но я замечал, хотя не умом, конечно, умом что поймешь, а вот классовое чувство говорит отчетливо, что Штаты наступают, этого не скрыть никакими отвлекающими колдовскими штучками.

Король сказал невесело:

– Там самые плодородные земли. По ту сторону реки, помню, были два города… Где они теперь? А дальше земли благородного барона Пемпла… Что с ним?.. Чуть левее владений Пемпла идут обширные угодья герцога Кантантейского… Совсем недавно с ним гоняли вепрей и других птиц… Куда его? Дальше начинаются земли племени лемков, гуцов, хотичей, липовян… Все эти несчастные народы стонут под игом Властелина Тьмы и ждут не дождутся своего Спасителя… Надеюсь, благородный варвар, скрывающий имя, ты знаешь, кого они ждут!

– Спасителя – хреново, – сказал я твердо. – Не согласен!

– Почему?

– Был у нас один Спаситель, – объяснил я. – После него всех дурачков иисусиками звали. Давай лучше – Избавитель. Или Освободитель!

– Хорошо, – согласился он с настолько неожиданной легкостью, что я сразу ощутил себя обутым. – Освободитель. С чего начнете, благородный герой?

Я удивился:

– Как с чего? Явлюсь и скажу, бия себя в грудь: братцы, так вот же я! Спаситель ваш… Тьфу, Освободитель!

Он печально покачал головой:

– Увы, благородный герой. Не так все просто. Сперва надо показать себя. Ну, что ты в самом деле тот, кого ждут эти стонущие под игом народы…

Он рассказывал, но странным образом я уже знал наперед, что он скажет и что мне предстоит делать. Все укладывается в привычную схему: получить лэвэлы, набрать пойнты, распределить бонусы, выполнить добавочные квесты, заслужить репутацию, чтобы под мои знамена встал народ… а также колеблющиеся бароны, герцоги, королишки и всякие там конты. Вообще-то я не знаю, зачем это, все равно решится все в поединке с боссом, всегда так, но почему-то и всю мелочь должен перебить сам.

– Как насчет отдельных личностей? – спросил я. – Если кто-то уцелеет, мне что, искать по всей карте? А если еще туман войны, то вся эта затея – гиблое и муторное дело…

– Да нет, – сказал он. – Главное – побить их Императора Тьмы.

– Хорошо, – сказал я с облегчением. – Один – это хорошо.

Король сказал задумчиво:

– Только ты, великий герой, сможешь его побить. Ведь он, подлец, бессмертен!

ГЛАВА 6

Не знаю, почему это на ночь есть вредно, но я если не поем, то вообще не засну, мучаясь ужасными муками голода. Ну, во всяком случае, есть будет хотеться. А ночью что-нить приснится съедобное вместо привычных голых баб. Так что я ел, пил, слушал песни и бородатые анекдоты, здесь они самый свежак, дивился, что половина приколов уже известна, только компьютерные еще не в ходу.

Мне предоставили богатые покои, кровать с обеденный стол на двенадцать персон, восемнадцать перин одна на другой, золотые светильники на стенах. Дворецкий тихо осведомился, сколько девственниц прислать на ночь, я подумал, ответил с некоторым колебанием, чтобы показать, сколь сильно искушение, что верен донне Изольде и сегодня ночью собираюсь бороться с искушением плоти.

Дворецкий ушел несколько озадаченный, да и я ощутил, что где-то перехлестнул вожжи. Такие обеты давали не варвары, а рыцари, да и те не простые, а бла-а-ага-а-ародныя, что значит, совсем уж быстро вымершие. Как известно, динозавры и рыцари вымерли, а тараканы и простолюдины уцелели, даже весь материк за океаном заселили, расплодились, ничего их там не берет, гадов.

– А я – варвар, – заявил я вслух, чтобы укрепить себя в благородном варварстве, не дать соскользнуть в гнилую интеллигентность. – Куда хочу, туда и… ладно-ладно, ворочу.

Пусть воспринимают как настоящего варвара, героя, а не юсовца, что косит под героя. К герою-юсовцу у нас приучили каждого дурака, а дураками, как известно, заполнен мир. Именно юсовцы спасли мир от фашизма, разгромив в одиночку из сострадания к остальному человечеству, а сейчас не меньше ста раз в сутки спасают мир от русских мафиози, русских генералов, русских сумасшедших ученых, русских террористов, русских мафиози, русских генералов… ну и что, если по второму разу, они все время крутятся, как белки в колесе, по одному и тому же треку одних и тех же тем и сюжетов, иногда разбавляют арабскими террористами, а теперь, конечно, добавят малость еще и французов, что отказались пристегнуться к их бронетранспортеру, как английский пудель…

Они же спасают мир и все человечество от пришельцев со дна океана, пришельцев из будущего и прошлого, инопланетян, астероидов и комет, хакеров, крекеров, вирусов, эпидемий, годзилл и больших обезьян, а также пауков, скорпионов, мумий, ведьм, вампиров, взбесившихся овощей, крокодилов, анаконд, муравьев, цунами, вулканов, черных звезд, мыслящей плесени и всего-всего, что есть на свете и чего нет на свете, а также и того, что никогда не будет.

Я направился к кровати, вот прямо щас на все эти восемнадцать перин заберусь прямо в сапогах… и тут обнаружил, что держу в руке куриную лапку. Попытался выбросить, но как приклеилась, старался понять, в чем дело, потом сообразил, что не помню, чтобы доел или положил обратно. А раз так, то вот она, в руке, как и была, все вроде бы верно, но это же идиотизм, нельзя же помнить о таких мелочах, многое совершается на автоматизме, рефлексах, алгоритмах, и если, скажем, утром встал, наскоро умылся и побежал на работу, то это вовсе не значит, что прохожие увидят бегущего по улице голого человека. Дурак – да, прицепится: если не сообщил подробно, как одевался, что именно и куда надел, то, значит, иду голым, но, если на дураков ориентироваться, куда придем?.. Понятно, к демократии. Уже, кстати, приплыли.

Озлившись, хотел зашвырнуть куриную лапку подальше, но обнаружил, что ладонь пуста. Вот что значит разозлиться. Или твердо стоять на своем – уверенность в правоте передается и другим.

Повеселев, я расправил плечи, посмотрел по сторонам орлом, разве что не закукарекал, но все-таки стащил сапоги, надо меру знать и в варварстве, забрался по лесенке на постель.

Надеюсь, волк и ворон устроились не хуже меня.

Я падал прямо в Солнце, вздрогнул, открыл глаза и тут же зажмурился, ослепленный: яркий луч бьет прямо в лицо. Закрылся рукой, я в той же спальне, на рукояти меча блещут искры, все так, как и поставил, и все, что случилось ночью, можно тоже счесть сном… если бы не потемневшая лужа на полу вокруг острия моего трехручного. Сам меч чист, умница, кровопускающий, но и кровоотталкивающий, не придется чистить. Да и не заржавеет, наверное.

Через окно видно, как в дворцовом саду над цветами вьются крохотные дракончики. Солнце блестит в слюдяных крылышках, мелкие чудовища сталкиваются в полете, обозленно гоняются друг за другом. Один на моих глазах жадно вцепился в головку цветка, тот даже слегка накренился под тяжестью, а дракончик суетливо принялся собирать длинным язычком сладкие капли с внутренней поверхности лепестков, расталкивал мохнатые тычинки, перемазался пыльцой весь, как шмель, и когда наконец отлепился и взлетел, вокруг него взвилось золотое облачко.

Через другое окно видно, как во дворе перед конюшней моют, чистят и готовят моего рогатого жеребца к дальней дороге. Я отодвинулся, вспомнил, что снилось всю ночь, разозлился, начал ходить взад-вперед по спальне, тут же от напряженных раздумий голова затрещала, как деревья в мороз. Но под черепной коробкой я чувствовал жар, а когда приложил руку ко лбу, с криком отдернул руку. На кончиках пальцев подушечки побелели, вздулись.

Я, конечно, варвар, но я варвар с двумя «высшими», так что слыхивал о неуязвимых героях, даже о бессмертных и неуязвимых больше, чем эти, живущие с ними бок о бок. И хотя всегда о таких говорили именно как о бессмертных и неуязвимых, но потом выяснялось, что у каждого есть нечто уязвимое. Больше всех знают, ессно, про Ахилла, которого в пятку, еще помнят о Бальдуре, которого можно было только стрелой из омелы, почти не знают о таких замечательных героях, как Сослан или Батарадз. У Сослана уязвимыми были колени, а у Батарадза – одна-единственная кишка во всем теле!

Увы, все эти герои погибли. Как и доблестный Зигфрид, у которого на спину в процессе обессмерчивания прилип кленовый листок, и там осталось уязвимое место, так и неустрашимый Исфандиар, бессмертный и непобедимый, пока не встретил Рустама, который попал стрелой в левый глаз, единственное уязвимое место героя…

Даже толпы вампиров, бессмертных и все возрождающихся, гибнут от стрел с серебряным наконечником, а теперь – от серебряных пуль! А для надежности еще если и осиновым колом пронзить грудь, то вообще не копыхнется.

Круче всех на свете придумал русский антигерой по имени Кащей. Он вообще свою смерть ухитрился отделить от тела, спрятал на каком-то Буяне на вершине дуба в несокрушимом сундуке или сейфе, а там еще в утке, а утка в зайце!.. А в утке яйцо, в яйце – игла, которую хрен сломаешь! Но если даже Кащея все время бьют и мертвят, то вывод один: бессмертия в чистом виде не существует. Всегда есть возможность, к примеру, самому герою покончить с собой, если вдруг бессмертие разонравится и герой перестанет считать его для себя ценным. Чтоб, значит, бесценный подарок не превращался в наказание.

Но задолго до того, как самому счастливчику взбредет в голову такая безумная мысль, многие ловкачи стараются поторопить события.

– Значит, – прошептал я измученно, – есть уязвимое место и у этого… мерзавца. Есть! Но где, где?..

Со двора донеслось призывное ржание. Я выглянул, ворон уже важно прохаживается по седлу, а волк неотрывно смотрит в окно. Я помахал им и, не желая долго блуждать по длинным коридорам, ухватился за толстые железные прутья в окне, отогнул, а потом и вовсе вырвал из стены, грубому варвару можно все.

По стене такие виноградные лозы, слона выдержат, я спускался неспешно, чувствуя восхищенные взоры челяди. Сегодня будет разговоров о грубом и могучем варваре, все видят мою обнаженную спину с трехручным мечом в ножнах, видят, как играют и перекатываются шары мускулов, как вздуваются мышцы, как мышцы вздуваются, а шары перекатываются, как… неважно. Красиво перекатываются!

Когда до земли осталось с полметра, я красиво соскочил, присел и распрямился, огромный и блистающий, ибо слегка вспотел, от этого рельеф просто обалденный, каждая мышца как вылепленная, даже как выкованная!

Мне захлопали, я вскочил на коня, раскланялся. Снова покричали, похлопали, в воздух взлетели чепчики, а я недрогнувшей дланью развернул коня. Дорога нам на север, Рогач понес резвой рысью не к далекому выходу из дворца, а прямо через роскошный сад. Он видел, как я сократил себе путь из дворца, точно так же сокращал и себе со двора.

Между розовыми кустами, несмотря на ранний час, двигаются с лейками садовники и садовницы. Садовники – в длинных халатах до пола, сгорбленные, с низко наброшенными капюшонами, а садовницы – с легкой гирляндой цветов на обнаженных бедрах, что сваливаются при любом движении.

Дальше потянулся личный сад принцессы, никто не смеет входить и нюхать или ухаживать за ее цветами, мы неслись вчетвером в полной тишине, раздвигая телами ароматные стены. Волк присвистнул на бегу, я увидел в дальнем уголке сада самую прелестную девушку из тех, которых видел. Юная, золотоволосая, с нежным лицом, она со смехом отбивалась от крохотного дракончика с цветными крыльями стрекозы, что швырял в нее цветами.

Естественно, она тоже голая, но с ее чистотой и целомудренностью смотрится вовсе не голой, а всего лишь обнаженной. Мы на бегу, все четверо, повернули головы, ворон даже что-то каркнул одобрительное, хотя что он понимает, пернатое.

Вдруг, когда готовы были проломиться через цветочную стену и вырваться из сада на простор, в трех-четырех метрах от того места, где я уже наметил выход, разлетелись листья и цветы, словно с той стороны ударили обломком скалы.

В сад, проломив высокую каменную стену, вломился огромный свирепый монстр. Я даже подумал, что это вернулся вчерашний орк. За другой, значит, но со второго взгляда понял, что этот повыше на две головы, в плечах пошире, а из доспехов только широкий кожаный ремень почти до колен. И тоже прямо к принцессе, скотина! Я не знаю, что у них за чувство прекрасного, ну ни одна же тварь не сворует кривую или старую, а все самых что ни есть лучших и поспевших. Сами уроды, но женщин им подавай только лучших. Бывает, и не разберешь, какая из двух лучше, но монстр обязательно схватит ту, что краше. И никогда не ошибется.

Я взял меч обеими руками. Во всем теле взыграла мощь, кровь вскипела в предчувствии жаркой схватки. Мои группы мышц задвигались, устраиваясь поудобнее, сухожилия затрепетали в боевой готовности. Рукоять как прикипела к моим шершавым ладоням, а узкий луч солнца упал на лезвие моего трехручного, красиво и страшно раздробился на множество узких стрел, ранящих глаза.

Из-за кустов поднялось пятеро рыцарей в полных доспехах, с мечами и топорами в руках. Тайком охраняют, значит. Вот и верь про неприкосновенность сада принцессы… У каждого рыцаря на левой руке треугольный щит с изображением красного дракона, на шлемах выдавлена морда дракона. Когда выхватили мечи, я успел заметить, что рукояти выполнены в форме драконьих голов.

Они сшиблись, я приготовился перед отбытием на подвиги немного понаблюдать за схваткой, однако монстр разметал всех пятерых, как сухие листья. Пока они ворочались, размазывая внутри шлемов кровавые сопли, монстр перешагнул через их тела и схватил принцессу. Она отчаянно завизжала и начала колотить его по морде крохотными кулачками.

Волк в возбуждении крикнул:

– Вот оно!

– Что? – спросил я, не поняв.

– Самое время показать себя!

Я уже повернул к монстру своего бестрепетного рогоносного коня, меч в обеих руках, сила и мощь перекатываются по всему телу, наполняя ликующей дрожью, но в этот момент я ощутил, как в моем теле проснулся тот, с двумя «высшими». Этот сразу усомнился, заколебался и этими колебаниями отравил мне душу. Волк рычал, ворон каркал, наконец уже ворон заорал в самое ухо:

– Да помоги же, придурок!

Я затравленно вскрикнул:

– Кому?

– Ну не монстру же!

– Почему нет? – возразил я потерянно. – Откуда знаете, по какому пути пойдет цивилизация, если я спасу эту… красавицу? Вообще имеем ли моральное право вмешиваться в судьбы развития других цивилизаций?

Монстр оглянулся на меня, выпустил красавицу из лап и принялся добивать охрану, но было видно, что этой забавы хватит ненадолго: доблестные рыцари сплющивались, как консервные банки.

Волк взорвался:

– Да ты дурак, что ли?

– Наоборот, умный, – возразил я с достоинством. – У меня два высших образования! Я не какой-нибудь Тарзан, что не думает!.. Я везде думаю. Иногда даже по два раза. А это сложный философский вопрос…

Монстр закончил расшлепывать охрану, снова схватил принцессу. Она визжала и царапала его ногтями.

– Так ты поможешь или нет? – проорал волк.

Я застонал, чувствуя, как на мои плечи обрушивается вся тяжесть судьбы будущей цивилизации этой планеты:

– Но если спасенная принцесса нарожает злодеев? Ведь она красивая, а красивые что-то не спешат выходить замуж за умных! Как раз красивых расхватывают мускулистые дебилы и дяди с толстыми кошельками. А она не просто худосочная красавица, посмотри, какие у нее бедра!

Волк простонал:

– Да вижу, вижу!

– Сочныя, – каркнул ворон. – нежныя.

– Широкие, – поправил я с отчаянием. – Не какая– нибудь Нефертить. Эта нарожает дюжину, а то и две. Тут не Китай, до ограничения рождаемости еще как до свистящего в четверг под дождем на горе рака! И что тогда? Ее здоровенные дети пойдут нагибать соседние народы, образуется империя, за политическое устройство которой я уже вот прямо сейчас несу ответственность?

Монстр оглянулся на меня с недоумением, замедлил шаг. Тупой волк все пытался броситься на вторжителя, я нагнулся с коня и запустил пальцы в теплую густую шерсть, тянул на себя, чувствуя толстую добротную кожу, у меня когда-то была куртка из такой кожи, только уже выделанной. Ворон возбужденно каркал, но мою голову распирали сложнейшие этические вопросы, которых эти двое простых и даже чересчур простых не понимают, а вот я, с двумя «высшими», понимаю на всю катушку.

Монстр споткнулся, выронил принцессу. Она с визгом выскользнула из его лап и бегом вернулась на прежнее место. Монстр заревел, грозно побухал себя в широкую мохнатую грудь длинными мускулистыми лапами, там загудело и застонало, как в огромном дупле, снова посмотрел на меня, я показал ему, чтобы постучал по своей дурной голове, но он не понял, дубина, повернулся и замедленно двинулся к принцессе.

– Но ведь красота, – прокричал волк, – это великая сила?

– Великая, – крикнул я в тоске, – но где сказано, что добрая? И что есть Добро? Хотя на фиг мне добрая, нужна циви.. цивилизиру… нет, цивилизуюсчая, вот! Но как раз циви… словом, чаще прогрессу помогают те, кто рылом не в калашный ряд!

Монстр опять ухватил принцессу. Она визжала, царапалась, даже попробовала укусить, я видел, как она с омерзением выплюнула клок шерсти размером со стог сена, зубы у нее тоже явно белые, красивые и крепкие.

– Нет, – сказал я с отчаянием, – почему я должен решать такое? Почему на мне такая ответственность?

Монстр понес красавицу, она все еще визжала, не переставая, великолепные легкие, колотила его, не уставая, а монстр шел уверенно и победно, смотрел на меня с вызовом. Он не заметил небольшой ямки, оступился, охнул и, чтобы удержаться, красиво раскинул лапы в стороны. Принцесса выпала, грациозно подхватилась и, не переставая визжать на той же прекрасной отчаянной ноте меццо-сопрано, бросилась обратно к своим цветам.

Мне показалось, что монстр грязно выругался, но вполголоса, и снова пошел к принцессе. Лапы он раскинул заранее, большие, толстые и мускулистые.

– Промедление смерти подобно, – заявил волк. – Ты должен ее спасти из рук этого отвратительного монстра!

– Ни фига, – возразил я. – У меня два «высших»! Я настоящий русский интеллигент. Я подожду, пока найдется баран и спасет, а потом задолбаю его сложными вопросами общечеловеческих ценностей: а имел ли он моральное право вмешиваться, а по каким критериям решил, что имеет право определять, кому жить, кому умереть… Ведь если ее дети кого-то прибьют, кого-то зарежут, тот, спасший ее придурок, в ответе и за все будущие жертвы!..

Монстр снова ухватил принцессу, вскинул на руки или мускулистые мохнатые лапы. Принцесса визжала и отбивалась. Монстр посмотрел на меня уже с недоумением.

– Нет, – сказал я решительно, – такие сложные вопросы… можно с полным правом сказать, жизнеутверждающие, нельзя решать вот так с кондачка. А того барана, который ее спасет, я забодаю! Ты хочешь, чтобы я сам себя довел?

Волк изумился:

– Так не доводи!

Я ахнул от такого невежества:

– Как это? Я ж настоящий русский… Да чтоб не покопался в своей темной мохнатой душе? Да мы ж всю жизнь роемся в этом дерьме, как золотари, в то время как другие спасают, воруют, строят, ломают, гребут, отдают, имеют! Но зато мы не такие приземленные, понимаешь? Мы зато одухотворенные. От нас такой дух идет…

Волк спросил осторожно:

– Какой… дух?

– Национальный, – ответил я гордо. – Здесь тоже все монстры будут со страхом и непониманием говорить: ого, русским духом запахло! И побегут, побегут во все стороны, ломая ноги в колдое… словом, нанося себе травмы. Ибо с нами связываться опасно. Что русскому по фигу, монстру – смерть.

Монстр проломился сквозь живую изгородь в прежнем месте, мы протаранили в трех шагах правее. Некоторое время мы еще двигались параллельным курсом под углом градусов в сорок пять, затем его скрыли настоящие деревья леса.

Конь шел бодрый, потряхивал ушами. Седельный мешок набит отборным ячменем на неделю вперед, конь это подсмотрел, идет весело. Ворон, устав орать, переступил с лапы на лапу на перевязи и приготовился задремать.

Волк бежал рядом с конем взъерошенный, клыки все еще не мог убрать, глаза красные. Прорычал, не глядя в мою сторону:

– А по-моему, мой лорд, вы здорово сглупили.

Но теперь, когда конфликт разрешен сам собой, я ощутил себя намного увереннее, ибо в вопросах «если бы да кабы», это называется альтернативной историей по-русски, нет круче нации, чем моя, лучшая в мире. Я не стал вдаваться в сложнейшие вопросы, здесь все свои, просто огрызнулся:

– Я не мог сглупить.

– Почему?

– Потому что я – настоящий русский интеллигент! Все виноваты, кроме меня. А я виноват не бываю. Никогда. Единственное, в чем могу признаться, так это в лени, которая не дает в полной мере развиться моим замечательным способностям. А также в моей беспредельной честности, которая не позволяет стать богатым в этом волчьем мире… А я, конечно же, мог бы стать легко и запростяру! Понял?

– Понял, – ответил волк и на всякий случай отодвинулся в беге. – Как не понять. Не такой уж я и серый.

Ворон каркнул сонно:

– Я полагал, что это святая обязанность героя – умереть за Родину.

– Ни фига, – возразил я. – Наша обязанность, чтобы они там все умерли за свою проклятую Америку! Хотя со своей общечеловечностью тут же сдадутся! И постараются сразу же расслабиться. Они ж все демократы, а это значит, что… ну, словом, иной ориентации.

Ни волк, ни ворон ни фига не поняли, а я объяснять не стал, как будто и сам, побывав в том мире и ничего в нем не изменив, немножко стал иной ориентации или приобрел более гибкую совесть.

ГЛАВА 7

Мы не проехали и полукилометра, как из замка выплеснулась погоня, так я решил, стал спешно думать, куда смыться. Не драться же, в самом деле, дикость какая, общечеловеки не дерутся, они других посылают или нанимают, но ворон прокаркал:

– Король!.. Сам король впереди под красным знаменем!.. Машут, просят остановиться.

Я похлопал по карманам, озабоченно огляделся:

– Никто ничего не забыл? Особенно кошельки? Или ключи от квартир, где девки лежат?

Волк покрутился на месте, проверяя, при нем ли хвост, ворон насмешливо каркнул. Я повернул коня, немножко не по себе, а кавалькада несется с таким напором, вот прямо щас сомнет, разотрет, вобьет в землю по ноздри. К счастью, в последний момент одни пустили коней в стороны, охватывая меня в полукольцо, другие придержали. Король тоже придержал, подъехал ко мне, я поразился резкой перемене в лице этого царствующего монарха, у которого в королевстве ничего не происходит. Сейчас он выглядит, как будто с креста сняли.

– Что-то случилось, Ваше Величество? – поинтересовался я.

Король подъехал ближе, стремена наши соприкоснулись, в глазах короля я впервые увидел страх.

– Доблестный варвар, – сказал он тихо, голос вздрагивал и колебался. – Я верю, что у тебя настолько серьезная и ответственная миссия, что ты не остался даже на завтрак… потому даже неловко обращаться с просьбой, которая тебе покажется пустяковой, но… для нас она не пустяк, уж поверь.

Я кивнул благодушно:

– Не жмись. Если по дороге, то почему не зайти?.. Что надо? Письмо кому передать?.. Сказать, что ты жив и здоров?..

Он отмахнулся:

– Я не стал бы тебя оскорблять такими пустяками. Ты ведь воин, варвар, сверкаешь очами, жаждешь крови, готов рвать плоть врага зубами, верно? Ликуешь при виде вздувшихся от потоков крови ручьев, твое свирепое сердце мужчины взвеселяется, когда цветущее поле вытоптано, сады вырублены, колодцы засыпаны, а среди горящих домов разбросаны трупы, трупы, трупы… Со вспоротыми животами, с вывалившимися кишками, сизыми внутренностями… Твой слух ласкают хрипы и стоны умирающих… Да как бы я осмелился на такое кощунство, как предложить тебе передать письмо?