Томас сказал осторожно:

– Мы прошли долгий путь, но впереди еще дольше…

Старик прервал:

– Погоди. Сейчас посмотрим. Кому ведомо прошлое, тот знает и будущее.

«Дурак, – подумал Олег беззлобно. – Еще у самого подножия мудрости, даже не лизнул ступеньку, а такие высокопарные речи. Один дурак изрек, сто других повторяют. Мир меняется, в прошлом не было ни таких религий, ни таких передвижений племен и народов. Так что старые решения непригодны. Знание прошлого не дает познать будущее, скорее мешает…»

Старик провел ладонью по зеркалу, будто смахивал пыль. В черноте заблистали звезды, затем полыхнуло зарево пожара, а блики на саблях рассыпались, как вылетающие из костра искры. Выметнулся храпящий конь, на нем огромная железная фигура рубила направо и налево длинным, как оглобля, мечом. Люди падали, разбегались с воплями, уползали.

Томас всхрапнул от удовольствия, притопнул и гордо оглянулся на женщину. А в зеркале шла рубка, мелькали люди, затем сэр Томас с гордым и решительным лицом красиво пронесся из горящего города, унося на крупе спасенную женщину. Калика как-то малозаметно потревожил пчел, оказался у ворот башни, те отворились от слабого толчка.

Старик напряженно и подслеповато всматривался, почти водил носом по ровной поверхности зеркала. Отпрянул, подозрительно уставился на Олега:

– Как отворил?

– Не заперто было, – ответил Олег как можно будничнее. – Разве мы бы зашли? Вежеству с детства учат.

Старик подозрительно всматривался в равнодушное лицо калики. Остался ли удовлетворен осмотром или нет, но снизу стук стал намного громче, отвлек. А Томас прислушался, изрек уверенно:

– Похоже, дверь высадили… Или ты не запер?

– На два запора, – заверил Олег. Усмехнулся: – Тоже с детства учат.

Томас медленно потащил из ножен свой великолепный меч. Олег ожидающе смотрел на старика. Тот подпрыгнул:

– Дверь? Там заклятия!..

– Вряд ли сэр калика прикрыл ее плотно, – сказал Томас язвительно. – Святые отшельники бывают рассеянными. Это ему только кажется, что прикрыл…

Олег вдруг вспомнил:

– А разве не ты шел последним?

Топот ног по деревянной лестнице звучал, как частые раскаты грома. В окно влетела стрела, впилась в потолочную балку. Старик отшатнулся так, что едва не переломился в пояснице. Глаза полезли на лоб, однако Томас видел, что старика испугала не столько сама стрела, как то, что некто сумел забросить ее в башню, теперь уже ясно, заколдованную.

– Что сталось с моей мощью?

Томас растерянно топтался на месте. Женщина держалась за его спиной, молчала. Олег пожал плечами. В окно влетела еще стрела, он поймал ее на лету, внимательно рассматривал перо.

Внезапно старика осенило:

– Вы не волхвы, я бы учуял… Но что у вас есть магическое? Вещи, реликвии?

Олег показал обереги. Старик раздраженно отмахнулся:

– Это не магия. Что еще?

Томас подбоченился в красивой позе. Голос был полон сдержанной гордости и силы:

– У меня есть христианская святыня! Уже помогла мне в моем трудном квесте, клянусь лбом последнего половца!

Старик заверещал:

– Что за святыня?

– Гвоздь из креста, на котором распяли Господа нашего Христа.

– Кого-кого?

– Их сюзерена, – объяснил Олег. – Главного феодала, у которого даже короли в вассалах. Да где в вассалах – рабстве. Так что мощь этого нового бога велика, учти… Гм, хотя мне кажется, в том кресте гвоздей вовсе не было. Железных! Римляне железо берегли… Стали бы тратить на простой крест!.. К тому же ты тот меч давно потерял…

В дверь грянули тяжелым. Доски затрещали, дверь едва не слетела с петель. Глаза старика выкатились, щеки стали белыми, как мел.

– Так это из-за него пропала моя защита! Вон отсюда!!!

Томас взял меч в обе руки. Олег поколебался, сказал медленно:

– Они ворвутся сюда раньше, чем мы покинем башню… А пока не уйдем, ты бессилен. У тебя должен быть другой выход!

– Нет другого выхода! – закричал старик страшно.

– Тогда мы все умрем, – сказал Олег просто. – Но мы двое еще можем прорваться, а ты?

Дверь затряслась с новой силой. С той стороны слышались крики, ругань, угрозы. Внезапно в щель под дверью потянуло струйкой дыма. Крики стали громче, торжествующими.

Томас остановился в двух шагах перед дверью и стал ждать. Меч в его руках чуть поворачивался, словно уже видел сквозь доски жертву. Женщина сняла с его пояса длинный узкий кинжал, встала рядом. Их плечи были почти вровень, хотя сэр Томас отличался ростом даже среди сильнейших рыцарей.

– Наверх, – вдруг закричал старик с мукой, – наверх, остолопы! Пусть пропадает, не пропадать же самому…

Олег первым сообразил, схватил Томаса за локти, вытолкал на лестницу, что вела к потолку. Крышка лаза откинулась. Томас увидел, как по синему небу плыли кучерявые барашки, похожие на безмятежные облака. Старик, пыхтя и отдуваясь, как большой изможденный паук, выкарабкался следом.

Возле длинной покосившейся трубы лежал свернутый ковер. Старик пинком развернул его, и в глаза всем четверым ударили яркие, почти не выцветшие краски. Пахнуло восточными цветами и пряностями. Олег кивнул понимающе, толкнул Томаса на середину. Внизу с грохотом вылетела дверь. Стремянка затряслась, по ней кто-то уже лез, пыхтел, его ободряли злые гортанные голоса.

– Во имя великого Стрибога… – начал старик, но Олег прервал:

– Тогда уж лучше Борея. Нам к северу.

– К северо-западу, – быстро поправил Томас. – И невысоко.

– И чтоб еще не дуло? – завизжал старик истошно. – Садись!!!

Из квадратного лаза в полу показалась голова в мохнатой шапке. Половец сразу завизжал страшным голосом, снизу завыли и заулюлюкали, а первый начал спешно выкарабкиваться на крышу. Томас засопел, ступил навстречу, поднимая меч.

Олег прыгнул, сшиб рыцаря на ковер, спасая его от брошенного дротика. В тот же миг под Томасом заколыхалось, словно он лежал на зыбучих песках. Его прижало лицом к ковру. Рядом кто-то тонко вскрикнул, он узнал голос женщины.

– А как же старик? – вскрикнул Томас. – Мы ж не скифы!

Чувствуя себя на зыбком плоту, что несется сквозь холодный ветер навстречу водопаду, он подобрался к краю ковра. Башня стремительно удалялась. Вокруг маленькой фигурки старика вспыхнул зеленый свет. Половцы, охваченные огнем, метались по башне, срывались с края.

Ковер мелко трясло. Томас сцепил зубы, те начали выбивать дробь. Еще не от холода, от гадкой тряски. А женщина может подумать, что вовсе от трусости! Холод придет позже, он знал по полету на Змее. Но там хоть края теплые, а здесь вовсе север, осень, утки летят мохнатые, как шмели.

– Управится, – успокоил Олег. – Не думал, что в твоей чаше такая сила… Или в гвозде?.. Наверное, в гвозде. Чаша что, а вот гвоздь из креста, в котором, козе понятно, откуда он возьмется – железо!

Свирепый встречный ветер трепал красные, как пламя, волосы Олега. Он слегка щурился, горбился, но зеленые глаза по-прежнему смотрели вперед с угрюмым недоверием. Волчья душегрейка была распахнута на груди.

Он с неудовольствием повернулся к распластавшейся на ковре женщине. Старик все-таки втолкнул ее в последний миг! Мог бы сам защитить от половцев, но уж очень не хотел связываться с бабой. Да это и понятно: женщина в келье мага приносит несчастий больше, чем на корабле. Он знает, это он лучше этого доморощенного отшельника знает.

– Кто ты и как тебя зовут? – спросил он хмуро. – Как бы ты, девица, не попала из огня да в полымя.

Женщина вздрогнула, ее пальцы сжались на складках ковра еще крепче. Ветер трепал распущенные космы, серые и неопрятные, зато длинные.

– Меня зовут… Ярослава, но лучше Яра.

Томас оглянулся на них, покачал головой:

– Яра… Такого имени нет. Язычница?

– Я родилась весной, когда сеют яровые, – пояснила женщина, – потому и назвали Ярославой.

Калика хмыкнул, но смолчал. Его красные волосы трепетали на ветру, как пламя. Зеленые глаза бесстрастно смотрели вдаль. Женщина приоткрыла глаз, с удивительно лиловой радужкой, крупной и блестящей, покосилась на калику.

– Вообще-то все мои братья и сестры, даже двоюродные и троюродные, рождались зимой. Моя старшая сестра появилась на свет с первыми заморозками, потому ее назвали Льдинка, другая сестра, Снежана, родилась в день первого снега, потому у нее такое странное для вас имя. Я слышала, что моя троюродная сестра, что родилась за морем в день страшного мороза, когда лед сковал даже воздух, названа Изольдой, так как она словно бы вышла изо льда… Только самый младший братик родился весной, его назвали почкой, уже набухшей соком, готовой распуститься – Брунькой, а во взрослости – Бруниславом.

– Языческая геральдика, – пробурчал Томас. – Врет и не поплевывает. Ладно… Баба с воза – потехе час.

Калика покосился удивленно:

– Это ты к чему?

– А так. Нравится мне русская народная мудрость!

Глава 6

Женщина держалась на летящем ковре без страха, правда, на самой середине, плотно зажмурив глаза и вцепившись в ковер так, что побелели костяшки пальцев.

– Неужели удалось ускользнуть? – сказала она неверяще.

Голос ее был низкий, чуть хрипловатый. Томас похлопал ее по плечу, она наконец решилась приподняться на локте и открыть глаза. Странно лиловые глаза смотрели ясно, это было единственно ясное на ее перепачканном сажей и пеплом лице. Разорванный сарафан обнажал ослепительно белую кожу, но руки до плеч были коричневые от солнца. Скулы ее были гордо приподняты, нечеловечески лиловые глаза смотрели прямо. В них таился страх, но женщина с каждым мгновением загоняла его все глубже.

– Кто ты? – спросил Томас строго. – Почему в такой стране, что уже приняла благодатный свет христианства, имя у тебя не христианское?

Ковер качнуло на воздушном ухабе. Женщина осторожно вытянула шею, посмотрела вниз. Ее щеки побледнели, но взор не отвела. Томас начал смотреть на женщину новыми глазами. Когда он впервые поднялся на такую высоту, его кости тряслись так, что стук был слышен за Рипейскими горами, а кровь превратилась в мелкие льдинки и шуршала в жилах, как будто раки терлись панцирями, выбираясь из корзины.

Она бросила на него взгляд искоса:

– Так отец нарек… Но потом проезжал черный человек, он что-то пел на чужом языке и махал крестом. Нам сказали, что теперь мы крещеные.

Томас шумно выдохнул воздух. Все-таки легче. Двое язычников на одном ковре было бы многовато, а так они двое против одного. Правда, упорного в своем безверии как медведь в родной берлоге.

– А как тебя назвали в новой вере?

– Не знаю, – ответила она просто. – Больше мы того человека не видели.

Олег хохотнул:

– Хороша твоя вера… Держись крепче!

Их подбросило, затем ковер накренился и понесся, как санки с крутой горки. Ветер засвистел в ушах, Томас сжал в кулаках мохнатую складку с такой силой, что потом все умельцы мира не разгладят. Хотел сказать женщине, чтобы сделала то же самое, но она уже сама вцепилась, как клещ. На этот раз побледнела, лиловые глаза расширились.

– Ничего, – утешил он неуверенно, – все равно теперь ты спасена. От половцев.

Олег услышал, крикнул сквозь свист ветра:

– Конечно! Брякнуться всего с пары верст!.. Сэр Томас, ты расскажи, как летел вверх тормашками с башни Давида… Сажен сто, поди, была в высоту? А ты, никак, в полном рыцарском доспехе?

Женщина обратила к рыцарю неверящие глаза. Томас отмахнулся, едва не сорвался с ковра.

– Ну, было, упал. Я ж говорил, мне повезло. Я успел взобраться только на первую ступеньку…

Ковер опустился до белого слоя облаков. Врезался под углом. Холодный туман забивал дыхание. Ковер скоро промок, скользил под пальцами. Томас держался изо всех сил, а когда наконец вынырнули из белой мглы, чуть не застонал от злости.

Они были еще высоко, ковер все так же быстро снижался, а летел над унылым болотистым краем, словно уже попал в родную Британию. Деревья торчали редкие, каргалистые, а чем дальше, тем их было меньше, а водяных проплешин больше.

– Сэр калика, – сказал Томас напряженно, – ты бы сделал что-нибудь?

– Что?

– Ну что-нибудь свое, нечестивое. Пошепчи, поплюй… Так не хочется с высоты в такое… благоуханное, как портянки МакОгона, болото!

Олег буркнул:

– Колдовать – богопротивное дело. А ты – воин креста.

– Да, но… ежели язычник поможет христианину, то уже богоугодное.

– А ежели и язычник при этом спасется?

Томас подумал:

– Ну… тогда ничья. Опять же на мне греха не будет.

Женщина слушала, раскрыв рот. На непонятные речи железного человека еще непонятнее ответил странный человек в волчьей шкуре:

– Я так долго старался это забыть, что теперь вовек не вспомню.

– Даже болото не освежит память?

– А что болото? – ответил Олег равнодушно. – Человек всю жизнь в болоте, еще худшем, а привык и не замечает. Даже квесты, драконы, прынцессы, сундуки злата, башни Давида – болото…

Ковер немного выровняло, он понесся над болотом почти ровно, только подпрыгивал на невидимых кочках. Гнилостные испарения ударили в нос. Томас застонал, почти с ненавистью посмотрел на калику.

Ковер на скорости коснулся затхлой воды. Его подбросило, пронесся по воздуху и снова тяжело шлепнулся, распугав лягушек. Так его и протащило еще несколько саженей, подкидывая на волнах, сшибая мелкие болотные кочки.

Их залепило грязью, на ковре была грязь, ошалевшие лягушки, тина, сорванные болотные растения, пиявки. Томас не успел захлопнуть забрало, в лицо плеснуло такой гадостью, что невольно опустил руки.

Он ощутил, что его сбрасывает встречным ветром, нечто тяжелое обрушилось на спину, вмяло в залепленный грязью ковер. Дальше не ощущал, что с ним и где он, пока ветер не утих, а вокруг не забулькала грязь.

Над ухом проревело:

– Никак, в отшельники метишь?.. Размечтался!

Томас судорожно ухватился за стебли, вскинул подбородок. Жидкая и густая, как сметана, грязь колыхалась. Томас выпятил губу, не давая перехлестнуться через край. Поблизости торчали две грязные, дурно пахнущие кочки. Обе медленно начинали шевелиться. Возле ближайшей из воды поднялась рука, неспешно отерла грязь с листьями болотных трав. Появились блеснувшие, как два чистых изумруда, глаза, а знакомый голос со взбесившим Томаса благодушием сказал:

– Черт смолоду в болоте сидит и – ничего!

Вторая кочка, оказавшаяся головой женщины с таким странным именем, стала медленно отодвигаться. Олег наблюдал одобрительно.

– Чутье есть. Там дальше сухо. Верст через двадцать.

– Сэр калика, – простонал Томас, – а поближе не можешь сделать?

– Я ж не бог.

– А жаль, – простонал замученно рыцарь, его тянуло на дно так, будто на нем, кроме доспехов, были еще жена, ее мать и вся ее родня. – Ты хоть и богопротивный язычник…

Олег молча шел через темную воду. Ощущение было таким, будто продавливался через теплое масло, вода, если не считать мути, что они подняли, выглядела на удивление чистой. Он зачерпнул в горсти воду, подул. Томас смотрел подозрительно, а когда калика плеснул себе в лицо и засиял, как очищенное яичко, чертыхнулся, перекрестился благочестиво, хотел было идти дальше, но уловил краем глаза движения спасенной женщины. Она даже опустилась с головой, видны были частые движения рук под водой, а когда поднялась, Томас ахнул и остановился.

Разводы сажи и копоти исчезли, лицо женщины сияло молодостью и чистотой. Серые седые волосы обрели цвет спелой пшеницы. Томас поспешил сказать себе так, чтобы не сравнить с расплавленным золотом, которого простолюдины не знают. Теперь он видел, что ее морщины, как и серая кожа, были только разводами грязи и копоти.

– Ладно, – сказал он с недоверием, – эта колдовская вода не для христианских душ… Сэр калика, а что насчет ковра?

– А ты сможешь им пользоваться, ежели достанешь?

– Да нет, вернуть бы хозяину… Вещь ценная.

– Или продать по дороге, – сказал Олег ему в тон, – ибо идем в другую сторону… Ишь, как в тебе живет грабитель-крестоносец! Сможешь достать, ищи. Только и нести тебе.

Томас безропотно двинулся вслед за Олегом. По шлему легонько стукнуло. Он машинально поднял руку, ощутил слабый толчок. В стороне плеснуло, храбрая жаба поплыла хвастаться своим подвигом.

Олег украдкой наблюдал за рыцарем. Крепкий и отважный, он обладал, оказывается, и редкостной силой духа. Другой бы уже расплакался, проклинал бы всех и вся, от чаши бы отказался – и без того труден обратный путь крестоносца на родину, а этот прет еще и кучу железа, как еще коня не умудрился затащить на ковер! Правда, конь уже запалился в скачке, такой для боя непригоден, только на работах в селе… И совершенно чужую бабу спас, рискуя и жизнью, и чашей, и Крижиной. Неужто в мир наконец-то приходят другие ценности, которые он так долго готовил?

– А где мы оставим женщину? – спросил Томас.

Калика равнодушно пожал плечами:

– Лучше всего здесь.

– В болоте?

– А что? И в болоте люди живут.

Томас огляделся:

– Люди? Не вижу людей. Нет, сэр калика, в болоте как-то нехорошо. Утопнет, так это будет на моей христианской совести. Тебе что, ты язычник. Ты можешь сказать даже, что жертвуешь болотным богам…

– Это мысль, – оживился калика. – Боги сразу помогли бы выбраться. Как ты находишь?

Томас оглянулся на женщину. Она шла за ними шаг в шаг, тонкое платье облепило сильную развитую фигуру. Глаза ее были грозово-лиловыми. Томас заколебался:

– Сэр калика… Я понимаю, в трудных условиях надо идти на компромиссы… Но ты уверен, что болотные боги такую возьмут?

– Сэр Томас, да они все такие же, как она, грязные и страшные. А она достаточно молода, здорова. И все зубы целы. Как ты думаешь?

– Не знаю, не проверял. Меня она только исцарапала.

– Я бы все-таки отдал. И нам хорошо без обузы, и боги довольны…

– Демоны, – поправил Томас строго. – Бог есть один, остальные – демоны. Ежели демоны ее возьмут, а нас мигом доставят на берег… да не в топь какую, а на сухое, да чтоб еще там и пара коней ждала…

– Со всадниками, чьи копья упрутся нам в глотки, пока будем вылезать на берег? Нет, лучше уж просто на берег.

Женщина, которая шла дотоле молча, внезапно подала голос:

– Ежели доставите меня к моему жениху, он заплатит вам золотом.

Томас оглянулся:

– Золотом? А твой жених хоть знает, что это?

Ее глаза были строгими.

– Он знает. И давно меня ждет.

– Кто он? – спросил Томас. – И где это?

– Он живет в северных землях. Тебе все равно их не обойти, если идешь в Британию. Придется идти через его земли. А владения его таковы, что за три дня не объедешь!

– Понимаю, – сказал Томас сочувствующе. – Мне тоже однажды пытались всучить такую же клячу.

Он внимательно посмотрел в лицо калики. Тот удивленно качал головой, рассматривал Ярославу с новым интересом.

– Сэр калика… Кто ее жених?

– Знатный человек.

– Боярин? Князь?

– Нет, – медленно ответил калика. – Но через его руки золота прошло больше, чем было у киевского князя.

– Он ростовщик? Купец?

– И купец тоже.

Томас смотрел ошарашенно, потом кивнул, понимая. Странствующие рыцари тоже приторговывали, когда натыкались на богатства, равные королевским. Надо было одолеть лишь великана или дракона, а то и разогнать лютых разбойников, наводящих ужас даже на королей. Бывали сокровища у магов, колдунов, рассказывали даже о Гамейне, одолевшем чудовищного паука, у того зачем-то в норе были сундуки с золотыми монетами Александра Македонского.

Калика сказал сокрушенно:

– Вот так всю жизнь. Только придешь к какому-то ясному и справедливому решению, как судьба предлагает мучительный выбор. Решай ты, сэр Томас!

Рыцарь задумался. Он возвращался из Святой земли беднее, чем ушел туда. Это он знает, что война была за Гроб Господень, но соседи будут насмехаться над его бедностью. Если вернулся без богатой добычи, то с их замков он выглядит побежденным. Честно говоря, его самого нередко посещала эта мысль. Ведь чем громче заявляешь, что тебя не интересует мнение соседей, тем больше от него зависишь, тем больше прислушиваешься. И если бы вернуться с тугим кошелем, а лучше с двумя, то и спина будет прямее, и взгляд тверже. А злые языки недругов втянет в задницы, где им и надлежит пребывать.

Калика подмигнул:

– Трудная задачка?

– Да почему трудная? – оскорбился Томас. – Рыцари издавна спасали прекрасных дам и отвозили на крупе своего коня их избранникам… А если те не принимали, то родителям.

– И часто не принимали?

Томас пожал плечами:

– Это зависит, сколь дорога длинная. Да где едут: через лес ли, через поле… Эта женщина хоть и не прекрасная дама, но за нее дают выкуп… А выкуп для рыцаря – привычное дело.

Калика поинтересовался:

– А как делишь на прекрасных дам и просто баб? Для меня это такая загадка, что всю жизнь… а она долгая… не разберусь.

– Разве не видно? – удивился Томас.

Калика оглянулся на женщину. Она шла злая, брови сдвинуты так, что только не сыплются искры. Но спину держала ровно, с силой бороздила болотную воду. В ней чувствовались жизненная сила и достоинство.

– Нет, – сказал он искренне.

Томас сказал с чувством превосходства и жалости:

– Сэр калика, это ж так очевидно! Даже не нуждается в объяснениях.

Олег покачал головой. Для него нужны были объяснения. Очевидные вещи на поверку нередко оказываются далеко не очевидными. А чувства подводили и более мудрых и осторожных.

– Ладно, – предложил Олег. – Сейчас не решим, жабы мешают. Отложим, на берегу придумаем.

– Похоже, – проговорил Томас задушенно, – мы уже идем по кругу…

Он едва успел закрыть рот от хлынувшей воды. Пока вытирал лицо и отплевывался, в двух шагах из болота высунулся по плечи желтый, как мертвяк, человек. Голова была голая, как колено, уши торчали остро, а круглые глаза смотрели не мигая.

– Допер, – сказал болотный человек удовлетворенно, – да не по первому… Что же мне с вами делать? Сразу утопить аль потешиться сперва?

Рыцарь, стоя по шею, безуспешно пытался достать меч. Олег сказал угрюмо:

– Дурень, мы ж тебе такой подарок тащили… Надо было на берегу выбросить.

Болотник оживился:

– Какой? Где? Что?

– Ковер-самолет. В другие болота к бабам летать будешь.

Болотник смотрел недоверчиво.

– Врешь?

– Пройди по нашему следу. Там спрятали, чтобы никто не спер. Еще и ногами в ил втоптали.

– Ну да, не сопрут, – встревожился болотник, – не знаешь ты наших! Где, говоришь?

– Как выйти из болота?

– Да, почитай, уже вышел. Ты правильно шел, будто тут и родился. То я так, пошутил…

И болотник исчез под водой. Видно было, как мелькнуло желтое, словно под водой размазали молнию. Олег покачал головой.

Туман расступился, они выбрались, цепляясь за осоку, на твердь, а чуть дальше пошла земля совсем сухая. Трава росла сочная, налитая болотной водой. Под ногами Томаса стебли с мокрым хрустом обламывались, вжикала мутная гнилая вода.

Олег отыскал подъем, пошел кустарник, встретились первые корявые деревца. Томас со стоном упал на землю и остался лежать, разбросав руки. Женщина вышла медленно, словно вырастала из воды. Когда она попала в поле зрения Томаса, у того перехватило дыхание.

Мокрое платье плотно облепило фигуру. У нее была крупная, но высокая и очень четко очерченная грудь. Вместо пояса ей сгодился бы браслет Томаса, но в бедрах она была хоть сейчас рожать без труда и мук, а длинные и сильные ноги с умело вылепленными мускулами годились как для долгого и быстрого бега, так и для богопротивных языческих плясок.

– Афродита, – прохрипел он. – Только почему… Неужто море так обмелело?

Она перекинула волосы на грудь, отжала сильными руками. В запястье руки были тонкими, но когда вода брызнула струями, Томас невольно подумал, что такая из ветки дерева выжмет сок с такой же легкостью.

– Э-э… Артемида…

Ее странные лиловые глаза изучающе смотрели на рыцаря.

– Заморился? Уже заговариваться начал.

– Нет, – огрызнулся Томас, – с чего бы? Сейчас насмотрюсь на облака и вскачь побегу.

Она кивнула:

– Только почистись. Водяных распугаешь.

Томас сам чувствовал, воняет от него гадостно. С проклятиями воздел себя на колени. Больше сил не было, сбросил шлем, кое-как расстегнул доспехи. Стыдясь своей белой, как у женщины, кожи, разделся почти донага, прополоскал доспехи и одежду. Темная вода сразу замутилась серым, любопытные рыбешки брезгливо прыснули прочь.

Когда он вошел в воду по колени, в зарослях кувшинок нечто дернулось, появилось зеленое пятно, белые цветы заколыхались, будто снизу дергали за стебли. Вынырнула тупая жабья морда, уставилась на Томаса выпуклыми глазами. Томас торопливо стирал одежду, выполаскивал, слыша за спиной шаги женщины. Похоже, она рассматривала его критически, пофыркивала. Он злился, не зная, что ей не так. Спина у него широкая, в буграх мышц, есть и шрамы, которыми мужчины хвастаются.

Жабе наконец надоело смотреть на полуголого мужика, взобралась на лист кувшинки. Тот, широкий как плот, прогнулся под ее весом, закачался. Жаба долго умащивалась, словно пес перед сном, укладывала белесое брюхо то так, то эдак, наконец застыла, по-прежнему не сводя с рыцаря недвижимого взгляда.

Томасу надоело быть под пристальным взглядом мерзкой твари, смотрит, как будто что-то пакостное замышляет, как вдруг жаба проговорила скрипучим голосом:

– Исполать тебе, добрый молодец…

Глава 7

Томас от неожиданности выронил рубашку. Вода вроде стоячая, но ее начало относить от берега. Ругаясь последними словами, он догнал, пришлось залезть в топь по самые… и глубже, переспросил, уже вернувшись:

– Ты мне?

– А больше тут… бре-ке-ке… молодцев нету… Ты можешь поцеловать меня…

Томас отшатнулся:

– Тебя? Жабу?

– Я не жаба… бре-ке-ке… я лягушка…

Томас ощутил, как от злости надувается жила на шее.

– Ах ты, тварь!.. Да я не всякую девку в Иерусалиме хватал!.. А уж целовать так и вовсе не приходилось!.. Чтоб тебя, жаба мерзкая…

Жаба переступила с лапы на лапу. Лист кувшинки начал угрожающе раскачиваться. На тупой морде проступило нечто вроде удивления.

– Я лягушка, не жаба… бре-ке-ке… не понимаешь… Я та самая лягушка…

– Что за та самая?

Жаба начала раскрывать рот, когда за Томасом послышались шаги. Сэр калика взглянул коротко, ничуть не удивился – он вообще ничему не удивлялся, как ревниво заметил Томас, – и спросил равнодушно:

– Тебе мало забот с одной?

Томас не понял, указал трясущимся от злости пальцем:

– Посмотри на ее гнусную рожу! Ты знаешь, что она мне сказала?

– Догадываюсь, – бросил калика и оглянулся. – Яра! Поди-ка сюда, детка.

Пришлепали быстрые босые ноги. Томас удивился злой решимости на лице женщины. Впервые видел ее такой рассерженной. На бегу подхватила увесистый сук, швырнула умело и метко.

Сук просвистел над головой Томаса, ударил жабу по голове с такой силой, что едва не сбросил с листа. Тот закачался, как в бурю, мелькнули растопыренные лапы и белое брюхо. Брызги долетели до рыцаря.

Злой и униженный, он выбрался на берег. Женщина смерила его презрительно-встревоженным взглядом, отошла к своей одежде, та сохла на растопыренных ветках. Олег, неизвестно чему скаля зубы, помалкивал.

– Сэр калика, – не выдержал Томас, – я же вижу, ты насмехаешься надо мной!

Олег покачал головой:

– Не над тобой. Так, вообще.

– Вообще?.. Ты что-то знаешь? Почему эта жаба разговаривала, как человек? Я только сейчас сообразил!

– Как человек… Гм, по-моему, она больше квакала. Правда, знавал я одно племя, где тоже переговаривались почти кваканьем. Жили в болоте, понимаешь, а место всегда влияет… Да многое влияет. Вот, скажем, есть язык сильба гомеро, это когда свистуны переговариваются, а есть стукачи по дереву…

– Сэр калика!

– Понимаешь, заклятия во всем мире одни, но местные колдуны ищут вслепую, потому в одних землях умеют одно, в других – другое, в-третьих – третье… В этих землях освоили одно очень простое, но мощное заклятие. Превращают виновного в лягушку. Снять заклятие тоже просто, но опять же – надо знать как.

– Ты знаешь?

– Да стоит одному узнать, как вскоре знают все. В нашем случае нужно только поцеловать такую лягушку.

Женщина с силой терла камнем по своему платью, отскребывала остатки грязи. Ее странные глаза украдкой следили за рыцарем. Томас задумался, помрачнел:

– Тогда мы сделали злое дело…

– Почему?

– Надо было поцеловать. Зажмуриться и поцеловать. Пусть даже бородавки, но на Страшном Суде мне зачтется доброе деяние.

Глаза женщины стали злыми. Олег посмотрел на нее, потом на Томаса:

– Гм… но она девица…

У Томаса глаза стали круглыми.

– Да? По виду не похожа… Но тем более я мог бы!

Олег хитро улыбался, голос стал сладким, как мед:

– Она еще и красивая девка. Я могу видеть сквозь жабью шкуру.

– В самом деле? – спросил Томас с живейшим интересом.

– Очень. Молодая и очень красивая… Но здесь нравы строгие… Поцеловать и не жениться – опозорить девку. Дегтем ворота вымажут, то да се… Ей снова в болото, только уже топиться от стыда и злой молвы людской. Что скажешь?

Томас сказал со вздохом:

– Ты жестокий человек, но ты прав.

Олег уже стоял, приложив ладонь козырьком к глазам, всматривался в истончающуюся стену тумана. Там едва слышно хлюпало, булькало, кто-то тяжелый ломился через болото, подминая пучки осоки и камыша.

– Не страдай, – сказал он равнодушно, – сейчас половина княжества ее ищет. Все ведают, как и что… В первый день бы отыскали, как бывало поначалу. Но так не наказание, одно баловство. Теперь колдуны наловчились забрасывать их в дальние болота…

Шаги стихли, а вскоре с другой стороны послышался легкий плеск. Болотник вынырнул тяжело, с трудом выволок намокший ковер. Олегу помахал лапой с перепонками между пальцами:

– Ладно, теперь топить вас не буду. Ковер староват, но сгодится.

– И все? – удивился Олег. – Раз уж мы здесь, отведи к Хозяину.

Болотник покачал головой:

– Какой хозяин? О чем глаголешь?

– Везде есть хозяин, – сказал Олег. Он впервые за долгое время улыбнулся. – На Руси без твердого хозяина нельзя, пропадут.

– Тут болото, а не Русь.

– К этому шли. Порядок и хозяин, что отвечает за порядок.

– Не доросли лицезреть его лик.

– Как хошь, – сказал Олег равнодушно. – Сами придем. Только тебя выдерут, что через твое болото прошли, а ты знать не знаешь.