Открыл дверь, посмотрел на кухню, откуда явился вот так напрямик. Лунный свет падает через проем на длинный стол с электроплитой, чайником, кофемолкой, дистиллятором, блендером и соковыжималкой. В шейкере остаток адского коктейля из протеина, креатина, глютамина, тестостерона и еще десяток куда более убойных компонентов, баночки с которыми прячу в нижнем ящике.

Я прошел, шлепая босыми ступнями по кафельному полу, допил остатки прямо из шейкера. В маминой комнате зажегся свет, ярко высветив полоску под дверью. Я торопливо опустил на стол пластмассовый стакан, метнулся к стене. Из комнаты донесся сонный голос:

– Виталик, с тобой все в порядке?..

– Все-все, – торопливо заверил я. – Не беспокойся, спи.

– Как с вами не беспокоиться…

– Да все нормально!

– Животик не болит?

– Мама, перестань…

Я торопливо вдавливался в стену, не хватало только, чтобы мать застала меня на кухне выходящим из стены. Снова бросило в жар, спешу слишком, с сильно бьющимся сердцем скользнул к постели и юркнул под одеяло.

В голове ураган, теперь уже не заснуть до утра, и с этой мыслью тут же провалился в глубокий сон. Настолько глубокий, словно я и не человек уже с его комплексами, страхами и заскоками, а древняя рептилия, кистеперая рыба, а то и вовсе амеба, что умеет принимать любую форму.

В спортивной прессе часто пишут, что если принимать гормоны – результаты будут ошеломляющими, но везде предостерегают насчет злоупотребления, пишут про игру с огнем, публикуют случаи, где и когда какой из супербодибилдеров откинул копыта по причине этих самых гормонов.

Самый заметный пример, когда из-за приема гормонов развивается гигантизм. И самое ужасное, что если поспешно перестать жрать гормоны, то хоть гигантизм, хоть еще что-то похуже уже не остановить.

Да, гормоны – это как если быстро несущийся поезд перевести на другие рельсы. То ли быстрее прибудет к цели, то ли сорвется под откос… И ни один ученый не скажет, когда гормон роста всего лишь омолодит стариков, а молодым добавит мышц, а в каком случае вызовет тот самый неконтролируемый рост тканей, что в народе зовется проще: рак.

Винпоцетин продается во всех аптеках по цене сорок рублей за упаковку, это средство от старческого слабоумия, но оно как будто нарочно создано для бодибилдеров: расширяя кровеносные сосуды, позволяет доставить питание для роста мускулов в самые дальние части тела.

В аптеках без всяких рецептов продаются таурин, глицин, тирозин и прочие лекарства, только у нас, бодибилдеров, они уже… скажем, мягко, не лекарства. В примеру, глицин рекомендуется принимать по 0,1 грамма, а мы принимаем по два-три грамма за прием, что значит, в двадцать-тридцать раз превышаем предписанную врачами норму. В капсуле тирозина пятьсот миллиграмм, а мы жрем по три-четыре грамма за раз. И так во всем, так что мы – те смертники, что при удаче выхватывают из рук судьбы счастливые билеты, которые делают нас шварценеггерами, занами и колеманами, возносят до вершин славы, богатства, известности, могущества.

Ну, а при неудаче…

Однако кто не рискует…

Напротив в вагоне метро милая девушка, вся в серебристо-сером: вязаная шапочка с ушами до пола, ими дважды обвязала шею и красиво спустила концы на колени, серое пальто и элегантные серые брюки. Она чуть улыбнулась мне уголками губ, я автоматически улыбнулся в ответ, вежливый я, но ее жующий рот напомнил мне о корове, те так же тупо жуют и жуют жвачку.

Мы едем вот уже шесть остановок, а она все жует и жует. Сколько бы мы ни говорили, что женщина должна быть дурой, но все же над дурами смеемся, никто не стремится прийти на дискотеку с красивой дурочкой, сразу рухнешь в репутации ниже плинтуса. Когда твоя подружка умненькая или хотя бы сыплет шуточками и приколами, то и ты как бы выше в цене: справиться с умной может только тот, кто еще умнее.

Про дур говорят, мол, тупая, как корова. А почему так говорят? Потому что корова жует всегда. А когда жуешь – не думаешь. Вот и эта на скамейке напротив: хорошенькая, миленькая, но нижняя челюсть двигается с равномерностью маховика. И в конце концов накачает себе тяжелую квадратную челюсть, как у бегемота. Парни еще могут гордиться такой, но когда такая челюсть у девушки…

Сегодня, возвращаясь с работы, встретил бывшую одноклассницу Ленку, по нынешней мужской классификации – Пеппи Длинныйчулок, что значит веселая и незатейливая девица, с ней не надо напрягать мозги, всегда весело, смеется всем шуткам, сама острит, сыплет анекдотами, одета всегда малость небрежно, свой в доску парень, охотно соглашается удовлетворить сексуальные запросы, да где угодно, но не зациклена на сексе, ей всегда хорошо в компании, и когда появляется на моей орбите, то всегда старается утащить в какой-нибудь клуб, на дискотеку, вечеринку, а летом пропадает на пляже, ходит в турпоходы.

– Ого, – вскрикнула она, – ты стал… больше!

– Да ну, – возразил я, чувствуя себя польщенным, – в сравнении с червяком?

– Правда, – заверила она. – Плечи шире, грудь… уже не такая впалая, руки стали толще. Вон уже бицепсы! Правда, бицепсы. Можно, пощупаю?

– Щупай, – разрешил я.

Раньше не позволил бы, счел бы, что издевается, но сейчас в самом деле у меня бицепсы. Не Френки Зан, конечно, и не Ронни Колеман, но не то убожество, что раньше жалкими тряпочками болталось на моих костях.

Она пощупала, я посматривал с подозрением. Но Ленка в самом деле щупает очень деловито, пальцы у нее крепкие, жесткие, больно впиваются в плоть, проверяя, сухие мышцы или дурное мясо, сиречь – жир.

– Молодец! – сказала с удовлетворением. – Как стальные канаты.

– Ну уж…

– Правда, – заверила она. – Ты ж помнишь, какие были совсем недавно?

– Да ладно тебе…

– Ну вот, а теперь понемногу гераклеешь.

– Скажи еще, шварценеггерею, – фыркнул я, но чувствовал себя польщенным. – Я и был таким.

– Ну-ну, – сказала она с пониманием женщины, которая знает, как не любят мужчины признаваться в своей слабости, – сейчас-то ты силен?.. Где ты сейчас?

– Работаю, – сообщил я. – Говорят, и Рокфеллер начинал с работы разносчика. И Джон Кеннеди, это президент такой был. А я вот все не решу, то ли на банкира выбирать апгрейд, то ли на президента…

Она расхохоталась.

– Потому все еще разносчик?

– Да, – сказал я сокрушенно, – вот уже третий месяц. А то мог бы уже рокфеллерствовать! Или кеннедячить от пуза.

– Ты прикольный парень, – сообщила она мне весело. – С тобой клево! Ты дай знать, когда надо отсосать или еще что, я уже все умею. Ты смотрел новый фильм про монстров, как их…

– «Братья Озерные»?

– Да, он самый!

– Нет, – признался я, – только афишу видел.

– Эх ты, а я думала, ты продвинутый!

– А я оказался всего лишь апгрейденным, – согласился я сокрушенно. – Ладно, бывай здорова, я пошел, пошел, пошел…

Она удивилась:

– Так я тебя еще не посылала! С тобой, Виталик, хорошо говно есть: всегда вперед забегаешь!.. Пойдем со мной, я тебе такое покажу!

– Да раздевайся здесь, – предложил я.

Она отмахнулась.

– Ну и что ты во мне еще не видел? А вот там…

Она ухватила меня за руку, я спросил вяло:

– А куда все-таки?

– К Ганнусеньке, – сообщила она. – У нее открылся дар, представляешь? Умеет видеть ауру!

Я поморщился, последние страницы всех газет и журналов заполнены объявлениями ясновидящих, шаманов, ведьм, гадалок и прочей цыганщины. Как будто не в двадцать первом веке, а вернулись в Средневековье.

– Лучше уж пойдем на этих братьев-разбойников…

– Уже пришли, – заявила она. – Вон ее окна! Да не этот дом, а следующий…

Ганнусеньку я случайно знаю, хотя она на два класса младше, а таких кто замечает… Полная противоположность Ленке, тихая такая серая мышка, золушка, с чистым личиком и светлым взором. Сейчас она в восьмом, почти не пользуется косметикой, без всякой бижутерии. В классе была хорошисткой, учителя упрекали, что могла бы стать круглой отличницей, но она еще тогда грезила о всяких астральных мирах, говорила только о духовной сути человека, о его предначертании, так что и по сей день остается, как поговаривают ребята, девственницей.

Ганнусенька открыла дверь на первый же звонок, словно стояла по ту сторону или же уловила наш запах, еще когда мы подходили к дому. Я засмотрелся на ее чистые лучистые глаза, взгляд теплый, понимающий. Лена тут же обняла ее, звонко чмокнула в щеку. Ганнусенька посмотрела на меня с извиняющейся улыбкой, хотя это я должен был извиниться, что подружка у меня такая раскованная и бесцеремонная.

– Ты «Последний полет Мерлина» смотрела? – спросила Лена еще в прихожей. – Нет? Сумасшедшая, он уже вторую неделю идет во всех кинотеатрах. Ждешь, когда на DVD будет?.. А диск «Гайлы-Гайлы» слушала? Нет?.. Ну ты совсем дикая!..

Уже она, как хозяйка, побежала на кухню, пошарила в холодильнике и всем налила холодного соку, нынешнее поколение выбирает здоровый образ жизни. Ганнусенька оглянулась на нее с покорной вымученной улыбкой.

– Виталий, – поинтересовалась она тихо, – с тобой что-то происходит?

Я спросил настороженно:

– Чего так решила?

– Ты весь светишься багровым… И от тебя как будто тепло идет…

Я отмахнулся.

– Простудился малость, температура повышенная. Молодец, угадала.

Но стало чуть тревожно, а Ленка радостно заорала:

– Я же говорила, что она видит человека насквозь!.. Вера, ну предскажи ему что-нить!

Ганнусенька покачала головой:

– Я не предсказательница. Просто я последнее время я начала чувствовать энергетический потенциал… ну, так говорят. Может быть, это не потенциал и вообще не энергия, но на прошлой неделе я сказала дяде Володе, ты его знаешь, что у него в животе какой-то черный ком, он засмеялся, отмахнулся, но его жена вчера сводила его в больницу… сегодня сообщили, что у него рак желудка, нужна срочная операция.

– А у меня где черное? – спросил я. – В области печени, да?.. Или почки?

Она опустила взгляд, щеки слегка заалели, словно увидела сквозь одежду не только печень, сказала чуть смущенным голосом:

– Черного нет. И светлого нет. Везде красное, как будто железо плавится. Что ты такое съел, что никак не переваришь?.. Ты здоров, но на грани… Сидишь вроде бы расслабленный, а на самом деле будто тяжеленную штангу жмешь.

– Вот-вот, – сказала Лена кровожадно, но добавила совсем умоляюще: – Ну скажи еще что-нибудь?

Ганнусенька улыбнулась.

– Вам чаю или кофе?

Глава 4

Я сообщил, что сперва помою руки, вежливый эвфемизм насчет поссать, Лена предупредила вслед, чтобы не очень болтал ерундой, а то и так уже и на потолке желтые пятна, а Ганнусенька жутко покраснела и сказала умоляюще:

– Только раковиной для умывания не пользуйся. Она старая, засорилась…

– Не волнуйся, – успокоил я, – буду осторожен.

– Там еще и унитаз есть, – сообщила Лена вдогонку. – Хочешь, покажу?

– Спасибо, – ответил я, – не надо.

– А-а, ты и на фото видел…

Закрыл за собой на щеколду, в раковине в самом деле вода, на сером от старости фаянсе прилипшие клочья серой пены, что значит, вода все-таки просачивается, но по чайной ложке в час. Раз уж нельзя, то отлил не в раковину, как обычно, а в унитаз, все-таки разнообразие, застегнул ширинку и осмотрел замысловатый изгиб трубы.

Почему не попробовать, никто не видит, если не получится – не придется признаваться в неудаче, присел, засучил рукав до локтя и начал погружать пальцы в металл, как раз в то место колена, где чаще всего и происходит засор. Там для его ликвидации сложная система колец, водопроводчики разбирают их с таким видом, словно ремонтируют космический корабль.

Прочистить – пара пустяков, просто поворошил пальцем то месиво, что закупорило изгиб, хорошо, что не вижу, в чем копается мой палец, через пару секунд вода из раковины начала уходить активнее. Остатки засора вымыло напором уже горячей воды: я открыл на полную мощь. Затем, как шпион, в самом деле помыл руки, смыл грязную пену, вытекает прекрасно, вышел и сказал скромно:

– С раковиной все в порядке.

У Ганнусеньки расширились глаза, а Ленка вскрикнула восторженно:

– Брешешь!

– Брешут собаки, – ответил я солидно. – А с ними некоторые из женщин. Не буду указывать пальцем, неприлично. Но кому нужно, тот догадается.

Лена оскорбилась:

– Ты чего на Ганнусеньку смотришь? Смотри в зеркало! Скажи лучше, как ты это сделал?

– Тоже поколдовал, – объяснил я. – Попросил зеленых человечков, они пригласили тибетского далай-ламу… незримо, конечно, и совместно прочистили. Правда, помог еще пришелец из будущего, все знал наперед и запасся особым ершиком.

Ленка не вытерпела, сбегала в ванную, оттуда раздался восторженный визг.

– Виталик!.. Как сумел без инструментов?

– Постучал по трубе, – объяснил я.

– Просто постучал?

– Главное, – сказал я многозначительно, – знать, где постучать. Вибрация – это такое хитрое дело, это не понимать, а чувствовать надо, как вообще чуять дуновение космоса и связь души человеческой…

Ганнусенька смотрела восторженными глазами, найдя такого же помешанного, а Ленка завизжала счастливо:

– И ты?.. И ты такой же иисусик?.. Как мне повезло!

– В чем? – спросил я недовольно.

– А кто еще вот так сразу двух не от мира сего в приятелях заимел?

– Я от сего мира, – ответил я твердо. – А засор рассосался сам по себе. Когда я открыл воду, она пошла свободно. А в раковине, когда я зашел, никакой воды не было.

Ленка выглядела разочарованной, даже Ганнусенька печально вздохнула, всем хочется верить в чудеса, а я сказал мысленно угрюмо: а вот хрен вам обеим признаюсь. Мой дедушка говорил, что в его время с любым изобретением или открытием сразу бежали в райком партии, чтобы тут же на пользу партии и правительству, в смысле, на благо народа, но мы живем в эпоху рынка, так что мне еще втихую надо как-то сесть и крепко подумать, что мне это даст, как смогу воспользоваться.

Лена оглянулась на кухню:

– Вера, чай готов.

Ганнусенька вспикнула и бросилась на кухню. Ленка ожгла меня недовольным взглядом, обманул, гад, ну почему мне не оказаться в самом деле малость тронутым, но чтобы во мне было что-нибудь необычное, пусть уродливое, но не такое, как у всех людей. Я сам себя ощутил неловко, всем страстно хочется верить в чудеса, а я как будто бейсбольной битой по елочным игрушкам.

Мы прошли на кухню и чинно уселись за стол. Пили с печеньем, такие все трое из себя чинные и примерные, даже Ленка присмирела за этой церемонией. После чая я начал присматриваться, как бы трахнуть Ганнусеньку, но Ленка все усекла, быстро взяла инициативу, и не только ее, в свои руки, я всегда уступаю такому напору, женщинам всегда уступаю, так что Ганнусенька осталась на сегодня весталкой.

Еще неделю я поглощал свои добавки, постарался перейти, где удавалось, на ампулы: в жидком виде усваивается моментально и целиком, не то что в капсулах, и тем более таблетках. Экспериментировал уже не только дома, но и во время поездок: в вагоне метро тайком продавливал пальцем сиденье, в лифте просовывал палец сквозь стенку.

Один раз чуть не потерял сознание, когда выдвинул слишком далеко, а, нажимая одним пальцем кнопку звонка, другими пальцами погружался в бетон, добиваясь, чтобы это происходило как можно быстрее.

Сегодня произошло революционное событие: как обычно, я начал поздно ночью, когда мать уснула. Пролез в книжный шкаф сквозь дверцу, на ощупь перепробовал корешки книг, пошарил по краю полки, постарался как можно быстрее вытащить обратно, сперва держа ладонь лодочкой, затем сжатой в кулак… Разжал пальцы, на ладони блестит изогнутая скрепка! Ну, это такая штука, которой скрепляют бумаги, но ею еще можно ковырять между зубами и чистить под ногтями.

Сердце запрыгало, в голове вихрем заметались всякие мысли, одна другой круче. Чтобы успокоиться, протиснулся на кухню, оглядел себя: увы, трусы стена не пропустила, я голый, в чем мать родила, вспомнил, что в прошлый раз я был в плотно облегающих плавках. Допил оставшееся с вечера в шейкере, сделал более гремучую смесь, добавив тестостерона, мне плевать, что сильнейший допинг, который выявляется на первых же пробах, на соревнованиях выступать не планирую, выпил в два приема, в голове прояснилось, сердце забухало чаще, нагнетая горячую кровь в мозг и мышцы, я ощутил, как пампинг распирает плечи, грудь, руки.

Обратно протиснулся намного легче, отсюда вывод: если увеличить дозу, то либо загнусь, либо… Ладно, буду повышать осторожненько, а сейчас надо разобраться с этой скрепкой. Выходит, все же могу протаскивать сквозь стену какие-то предметы. Для этого надо, чтобы моя плоть облегала этот предмет со всех сторон. То есть либо проглатывать, как утка, и в желудке проносить, как наркокурьеры, либо плотно зажимать в кулак…

Ура, все это фигня! Я был не прав. Даже дурак, если честнее. Мать моя постирала трусы, а предыдущие оказались с дыркой. Я надел купальные трусики, раньше они назывались плавки, но плавки не прилегают так плотно, как эти трусики. Так вот сегодня ночью, совершая тренировочный проход сквозь бетонную стену на кухню, я обнаружил плавки на себе!

То есть, как угадала Ганнусенька, мое тело в самом деле источает ауру или эманацию, неважно. Аура хиленькая, всего на несколько миллиметров вокруг тела, но ее хватает, чтобы удерживать плотно прилегающую одежду.

Воспрянув духом, я нажрался добавок так, что из ушей лезут, печень вот-вот взорвется, а почки наверняка опустил, как у Ахилла. Зато голова работает, как компьютер в турборежиме, это все неизменные добавки бодибилдера. Разница между бодибилдерами только в том, что одни осторожничают и принимают в микроскопических дозах, а другие… Я отношусь к другим, в этой жизни рисковать надо, все равно другой жизни как-то или почему-то не предвидится. Даже засейвиться не удается.

Кроме приема добавок, я еще и каждую свободную минуту упражняюсь входить в стену и выходить, передвигаться в ней. Однажды добрался даже до квартиры соседа, осторожно выглянул: стандартная обстановка, только телевизор лучше, чем у нас. Все на работе, я еще в стене осмотрел внимательно коммуникации: электропроводка и телефонный шнур, вот это дополнительные шнуры… ага, это выделенка, небольшие отводки для звонка и глазка наблюдения за площадкой, но за комнатами наблюдения нет, я осторожно вышел из стены, прошелся на цыпочках, вздрагивая при каждом шуме и поминутно ожидая услышать щелчок ключа в прихожей.

По сути, пожелай я, мог бы обворовать соседей, устроить им в квартире дебош, открыть воду в ванной или включить электроплиту под пустой кастрюлей. Если бы соседи были сволочные, так бы и сделал, я не Иисус Христос, но соседи никакие, до сих пор не запомнил их лиц, серые, как мыши, так что я понаслаждался обретенными возможностями и вернулся в стену.

Еще через неделю плечи раздвинулись на два сантиметра, грудь и руки на сантиметр. Ну, плечи и грудь – ожидал, но что удалось и руки – спасибо креатину моногидрату с хай-лэвелной транспортировкой прямо в кровь, минуя пищеварение! Но, конечно, намного больше обрадовало, что аура выросла тоже. Причем круто.

Заметно стало в первую очередь по тому, что теперь в стене вижу трубы и провода намного дальше. Странная картина, словно я в каком-то абсолютно нереальном геометрическом мире, где стены всего лишь серый туман, а трубы, толстые и тонкие, тянутся вверх, в стороны, вниз…

Теперь, впрочем, я видел, что в стороны они тянутся не до бесконечности, там плавно загибаются и уходят вверх и вниз. На самом верху тоже решетка, только вниз тянутся до тех пор, пока не вливаются в огромную толстую трубу, что называется магистральной. Так я наконец увидел контуры всего дома в странной проекции, словно скелет, обтянутый нервами и сухожилиями, но лишенный кожи и мяса.

Правда, мясо тоже вижу, но как серый такой туман, смотреть сквозь него можно, хоть и противно, будто через грязную воду.

Из кухни донесся голос:

– Виталик!..

– Да, мама.

– Иди ужинать!

– Иду, иду…

Чувство голода уже не грызет так, как раньше, хотя аппетит есть всегда. Правда, я и раньше на его отсутствие не жаловался. Мама, стоя ко мне спиной, помешивает молоко в кастрюльке, чтобы не убежало. Я сел, взял одной рукой вилку и, сосредоточившись, медленно вводил ее одним зубцом в палец другой руки. Легкое покалывание и тепло, но если быстро двигаю вилку взад-вперед, то уже не тепло, а горячее жжение.

– А сырники будешь? – спросила мама.

– Даже с хлебом, – ответил я. – Ты за молоком смотри, закипает!

– Так проголодался? – удивилась она. – Это хорошо.

– Чем же?

– Растешь, крепнешь. Только не увлекайся слишком этими штуками…

– Мама, – ответил я с укором, – я ж в этой фирме работаю! Во-первых, знаю, какие из них настоящие, а какие – подделка, во-вторых, мы своим примером показываем более мелким дилерам и просто покупателям, что это полезно, а в-третьих… нам, как своим, все идет с большой скидкой! Вообще за полцены.

– В самом деле?

– Даже дешевле, чем за полцены!

– Ну уж не поверю…

– Мама! Скажу правду, нам вообще раздают все препараты, у которых заканчивается срок годности. Бесплатно.

Она охнула:

– Так это же опасно!

– Мама, – воскликнул я. – Гарантия дается на год. И что, как только проходит год, так сразу же на другой день добавка становится ядом?.. А вот покупатели такие не берут.

Она подумала, сказала рассудительно:

– Я сама не покупаю молоко с просроченным сроком. Даже если оно еще не скисло.

– Потому что на молоко гарантия три дня! Оно может скиснуть, пока несешь домой. А здесь гарантия – год. Так что не испортится еще долго. Тем более что я человек осторожный…

– Это ты осторожный?

– Мама, я добавки не складываю про запас, а сразу же потребляю. У меня нет таких, что простояли бы больше недели!

Она вздохнула, а я взял нож и, опустив руки под стол на случай, если мать оглянется, там тыкал им в руку. Если не сосредоточиться, то нож может проткнуть руку, потечет кровь. При нужной концентрации внимания железо проходит через руку удивительно легко, а если сосредоточиться так, что голова трещит, а нож буквально видишь, то можно тыкать им в ладонь быстро-быстро, чувствуя только небольшое тепло…

Мать взялась за горячую крышку и с легким вскриком отдернула руку, я сам едва не вскрикнул от жгучей боли: нож пронзил ладонь, как раскаленный добела прут. Я выдернул руку, ладонь цела, но посредине красное пятно, предвестник сильного ожога. Будет волдырь, но это полбеды, а что будет там внутри, как бы клетки не начали делиться самопроизвольно, мы все знаем, как это называется.

Когда мама поставила кастрюльку с горячей кашей на стол, я уже сижу, как смирный школьник, руки на столе, принюхиваюсь. Пока поварешка ныряла в кастрюлю и наполняла мою тарелку, в желудке квакало, во рту появилась слюна.

– Проголодался, – повторила мама с удовольствием. – Растешь…

– Просто готовишь вкусно, – польстил я.

– Скажешь тоже… Как всегда.

– Правда, вкусно, мам!..

– Давай еще один сырничек положу…

– Не буду закрывать тарелку грудью, – пообещал я, – даже если положишь два. И молочка вон в ту чашку, что побольше.

– Налью, – сказала она довольно, – обязательно.

– Спасибо, мама.

– Кушай на здоровье.

Она счастливо улыбалась, как же все родители любят, когда ребенок жрет, как кабаненок. Это в детстве мы с Вованом подобрали котенка, дома налили ему в мисочку молока, а потом ликовали: «Смотри-смотри, ест!.. Ого, как здорово ест!» Если ест – жить будет. Если жрет – вырастет котяра!

Глава 5

После ужина она осталась мыть посуду, потом перейдет в свою комнату смотреть теленовости, а я ушел к себе и плотно закрыл дверь. Мама знает, что я усиленно занимаюсь самообразованием, по Интернету это можно, старается вообще в это время не шуметь.

А я экспериментировал, просовывая руку в ящик стола, не выдвигая его, вытаскивал оттуда, зажимая в ладони, всякую мелочь, что умещается. А когда наконец наступила ночь и под дверью маминой комнаты погас свет, я выждал еще чуть и, втиснувшись в маловатые теперь для меня старые джинсы, натянул маечку, что затрещала на мне, и потихоньку вдвинулся в стену.

Странно, вот стою внутри стены и смотрю как будто в радиотелескоп на Крабовидную или еще какую-то туманность. Или как инопланетянин на Шварценеггера, что видится совсем в другом диапазоне. Вижу словно через болотную воду, а в ней пурпурными лазерными лучами светятся металлические прутья арматуры.

Непонятно, почему через металл прохожу намного легче, но это так. Возможно, бетон менее однородный материал, структура моего тела всякий раз вынуждена перестраиваться, а с металлом потому и легче, что в нем даже присадки – тоже от металла. Когда встретилась толстая металлическая труба главного стояка, я проскочил через нее, как будто ее нет вовсе, только легкое дуновение..

Сейчас стою и смотрю на стояк, как баран на новые ворота. К сожалению, весь не войду, а как было бы здорово шагнуть в него и пронестись со скоростью лифта, а то и быстрее, до первого этажа, а то и в подвал, где эти трубы врастают в его более толстые трубищи городской магистрали…

Безотчетно я вдвинулся в стояк, так и сяк ужимался, на большой скорости пойти нельзя: выступающие из трубы части тела обгорят, проходя через бетон, если вовсе не отвалятся, и пока вжимался, втискивался, старался занять как можно меньше места, перед глазами картина сдвинулась совсем в причудливую, разлился розовый мерцающий свет, рвануло и понесло, как на американских горках, выбросило в сторону. Замер, побыл некоторое время в неподвижности, а затем выдвинулся и посмотрел ошалело.

Все-таки в стояк, выходит, поместился. Значит, в таком несколько аморфном состоянии я могу до каких-то границ менять объем или размеры тела, что и сделал… Организм, повинуясь безотчетному желанию, дал команду скользнуть вниз, а там меня то ли по инерции, то ли по моему смутному желанию забросило в изгиб, где отводок для нашего дома врезан в огромную трубу всегородской водной магистрали.

Я всмотрелся в эту трубу, голова кругом, я вижу ее просто невероятно далеко, вон отходящие в стороны красные прутики, а еще больше вверх, что значит, в дома.

Это что же, можно вот так попутешествовать и по этой трубе?

На сегодня открытий хватит, сказал я себе трусливенько. Вообще-то я не трусливый, просто осторожный, даже предусмотрительный и временами запасливый, а так вообще-то другой на моем месте, может быть, не высовывал бы носа из комнаты вовсе!

На работе кладовщица Вера Борисовна деловито загружала в мой рюкзак банки, тщательно сверялась со списками. Я тоже всматривался во все накладные, а то придется платить за каждый промах, здесь же некоторые флакончики не крупнее мизинца стоят по сотне баксов.

Подошли Глеб Павлович и Данилин, возбужденно рассказывают друг другу, как вчера ходили к экстрасексу, он у обоих обнаружил повышенные интеллектуальные способности, хотя и в зачатках, а также способность устанавливать Контакт с Высшими Силами и черпать из эфирных сфер ментальную энергию.

Вера Борисовна сразу же заинтересовалась, я, напротив морщился и торопливо укладывал в рюкзак оставшиеся баночки. Подошла со списком Наташа, веселая и с блестящими глазами, лицо нашей фирмы, как любит выражаться шеф: самая юная, красивая и цветущая, тоже прислушалась, но задерживаться не стала, взяла свой набор и ушла.

Сгорбившись под тяжестью рюкзака, я догнал ее в коридоре, она оглянулась на стук моих шагов.

– А, Виталик… ты похож на черепашку-ниндзя. Такой потешный! Меч бы тебе еще самурайский.

– Спасибо, – сказал я. – Ты такая добрая. Так умеешь сказать приятное.

– Обиделся? – удивилась она. – Я думала, это комплимент… Знал бы ты, на кого похож в самом деле!

– На кого?

– Не скажу.

– Ага, – догадался я, – потому что добрая.

– Вот видишь, ты все понял. А как тебе их экстрасекс? Я знаю, это такая толстая бабища, снимает апартаменты под офис вон там, через дорогу. Меня тоже хотела заполучить в клиентки, с ходу обнаружила во мне жар тела и некую эманацию…

– Что такое эманация? – спросил я.

Она улыбнулась загадочно.

– Это некое… эфирное или потустороннее нечто, что облекает наше тело. «Я вижу, – как она говорит, – некое дрожание вокруг вашего тела, как будто горячий воздух вокруг горячего слитка металла. Несомненно, это Знак Свыше, это некий Зов! Возможно, некие космические силы»…

Она еще некоторое время говорила какую-то хрень, хитро посматривала на меня черными как маслины глазами, а когда мы оказались на улице, сообщила:

– Ну как тебе?.. Да знаю, что халтура, но ты знаешь, какие она бабки заколачивает?.. Уже трехкомнатную квартиру купила, от родителей съехала!.. На днях «мерс» приобрела, теперь на права старается сдать…

– Потусторонние силы не помогают? – поддразнил я. – Эх, где бы нам найти такую же шару!..

– Да, – вздохнула она, – все как-то крутятся, зарабатывают. А тут хоть на панель иди…

Я оглядел ее критически.

– На панель?.. Не годишься.

Она обиделась.

– Что у меня не так?.. Сиськи маленькие? Или жопа холодная?

– Да все в порядке, – успокоил я, – и жопой твоей все довольны… насколько слышу в курилке. Только ты москвичка, а места на панели заняты гастарбайтершами. Ты не пойдешь за те гроши. Избалованная потому что. Я тоже избалованный, не иду же дороги асфальтировать или дома строить? Как видишь, пристроился курьером по доставке спортивного питания.

– Самокритичный, – отметила она. – Хорошо.

– Чем?

– Много не запрашиваешь. Другие себя вообще принцами мнят. С такими ценниками ходят!

Я обиделся:

– Ты как на базаре меня покупаешь! Еще за вымя пощупай.

Она прищурилась.

– А в самом деле… где у тебя, говоришь, вымя… Гм, предположим, что ты коза…

Я пугливо оглянулся по сторонам, не видят ли, что меня щупают, мы, мужчины, при всем бесстыдстве оказались в этом мире стеснительнее женщин.

– Эй-эй, – сказал я предостерегающе, – я еще цену не назвал, а ты уже так по-хозяйски!

– Должна же я знать, что покупаю, – промурлыкала она.

– А я не продаюсь, – сказал я.

Она широко раскрыла глаза.

– В самом деле?

Я ощутил, что в самом деле ляпнул какую-то высокопарность в нашем рыночном обществе, будто в дешевом кино, сейчас бы еще о служении Отечеству и нравственности, но теперь что делать, надо играть до конца, сказал строго: