Мунгу широко заулыбался Руднику:
      - Беспокоится отец? Еще бы... Мы уж собрались отправляться к праотцам!.. А тут вдруг такая родня!
      - Родня? - переспросил Рудник.
      - А ты не знал?.. Хо-хо, мы сами не знали. Илона ведь не погибла, ее Ральсвик тогда увез с собой, сделал служанкой. А она возьми и роди ему сына!.. Словом, сейчас у нее уже четыре сына и две дочери. Хотела тоже ехать, да артанским женщинам нельзя в набеги... Но велела мужу не обижать родню. Вот и двинули они на этого Огрядного, ибо Илона помнит о нашей вражде...
      Рудник шумно поскреб затылок крепкими когтями, задумался. С одной стороны, вроде бы нехорошо идти на своего же соотечественника, пусть и следом за артанами, зато с другой... Как говорится, двух ворон одним камнем. И старого врага наконец-то к ногтю, да и самим остаться живыми - разве не мечта любого куява?
      - Хорошо, - решил он. - Побьем князя Огрядного, на том и остановимся. Пусть артане идут дальше, а мы на этих землях распорядимся. Здесь столько богатств, что артане за сто лет не вывезут!
      Глава 13
      Придон часто выезжал впереди войска, вместе с передовым отрядом рыскал в поисках переправ, удобных дорог, складов с продовольствием.
      Торговцы и лазутчики то и дело приносили известия, что впереди широкая река, мосты порушены, брода надо ждать до липня, когда река обмелеет, а на той стороне собрались не просто отдельные отряды, как было с этим ополчением Долонца, а сосредотачивается огромное войско. По слухам, командует им известный артанам Одер.
      Придон вернулся к основной массе войск и, как и положено вожаку, дальше ехал во главе. За ним везли знамена, знаки племен, родов. Все огромное войско, конное и пешее, с обозами, продвигалось достаточно неспешно, заполняя собой, как при весеннем половодье, все низины, открытые места, проходя через леса, что оставались сзади сильно поредевшими, а мелкие рощи так и вовсе исчезали, превратившись в угли костров да взлетевший к небу дым.
      Щецин, избежав топора палача, из десятника в начале создания войска стал темником. При нем была сотня телохранителей, но оставлял ее позади, он-де еще не стар, чтобы оберегали, сам кого угодно обидит, к тому же при нем обычно держались двое-трое из его сыновей, редкие по силе, отваге и бесстрашию богатыри.
      Аснерд оглянулся на стук копыт, кивнул:
      - А, Щецин... Что-то не видел тебя весь день.
      - Проверял обозы, - буркнул Щецин. - Самое слабое наше место!
      - Еще бы, - ответил Аснерд с налетом презрения. - Это не артанское дело - таскать обозы.
      - А как же добыча?
      Аснерд засмеялся.
      - Будто не помнишь, что под добычу хватаем телеги на месте!
      - Да помню, помню... Но сейчас тащим не пустые телеги - стенобитные орудия! А их то и дело норовят бросить...
      Он вздохнул, проследил за взглядом Аснерда. Старый полководец посматривал на всадника впереди, тоже едет в одиночестве, а кто подъезжает чересчур близко, отскакивает, как ошпаренный.
      - Ничего, - сказал Щецин успокаивающе, - его час настал.
      - Да уж...
      - Утолит месть, станет дружелюбнее.
      Аснерд помолчал, буркнул:
      - Никто не знает, каким он станет.
      - Ну да!.. А если получит Итанию?
      - Все равно. Прежним уже не станет. В нем слишком много выгорело. Он об этом еще не знает, думает, что он - прежний Придон! Но мы-то видим, что это уже другой человек. Может быть, даже и не Придон вовсе.
      Щецин тоже долго смотрел в спину одинокого всадника.
      - Ты прав, - сказал он со вздохом. - Нет человека, который бы не жалел, не страдал с ним. Его сердце сгорело, он выгорел весь дотла... Теперь это другой человек. Но разве любовь - беда? Разве приносит несчастья?
      Аснерд хмыкнул:
      - Не смеши. Когда это приносила счастье? А вот несчастья - всегда! Разница в том, что и эти несчастья не хотим менять на тепленькое счастье, если оно без любви. А несчастьями гордимся, как старый воин гордится былыми ранами. О страданиях вспоминаем так, как вспоминает ветеран о тяжелых переходах, лишениях, потерях. И свысока посматриваем на тех, кто не любил, не страдал, не терял. Эти люди для нас - еще и не люди даже. Так, человеки. Могут стать людьми, если их коснется это священное неистовство, могут не стать...
      Щецин ехал рядом, их ноги в стременах соприкасались с легким звоном. Оба неотрывно и с тревожным сочувствием посматривали на юного тцара.
      - Наверное, - проговорил Щецин с усилием, - ему надо бы завидовать... Но я не могу. Слишком тяжелую гору на себе прет, слишком большой огонь выжигает ему грудь. Он уже почернел весь, в душе пепел. Ночами скрипит зубами, думая, что никто не слышит...
      - Трудно не услышать, - согласился Аснерд. - Мы тут все друг у друга на виду. Да, его все еще ведет та божественная страсть, то безумие, для которого нет недостижимых вершин, нет непроходимых гор или болот, нет усталости или неприступных крепостей. Ты прав, он скрипит зубами и даже плачет во сне, но он счастливее нас, хотя мы спим как колоды!
      Щецин с неудовольствием пожал плечами. Глаза старого воина не отрывали взгляда от спины Придона.
      - Говоришь, любовь не знает... неприступных крепостей?
      - Говорил, - сказал Аснерд и осекся. Повернул голову, наткнулся на прямой взгляд Щецина. - Ты на что смотришь?..
      - Да так просто. Чую, не зимовать нам в степях Артании!
      * * *
      Приходилось щуриться от ослепительного блеска на земле и небе: легкий дождь, казалось, весь собрался в широких листьях, что устилают землю, солнце играет в мириадах жемчужин, и вся степь впереди усыпана этим блеском.
      В версте слева медленно проплывал темный лес, иногда прерывался светлым заметным издали березняком, рощи выступили впереди ухоженные, настоящие куявские. Выдвинулся из-за леса и медленно пошел мимо, как бы сам по себе, пологий зеленый холм с почерневшей от огня сторожевой вышкой. Была бы из дерева, остались бы одни уголья, а камни уцелели. Захвативший ее отряд ускакал вперед.
      Копыта сухо гремели по утоптанной дороге, Придон приподнял от конской шеи голову и подставил лицо ветру. Справа и слева неслись воины передовой сотни, у всех на лицах страсть и знакомая жажда помчаться на крыльях впереди коней.
      Придон взглянул на молодого воина справа раз-другой, спросил с суровой простотой:
      - Зброяр... Тебя Зброяром зовут? У тебя что-то стряслось, Зброяр?
      Воин взглянул на тцара-полководца с испугом.
      - Н-нет, - ответил он и запнулся. - А... что?
      - У тебя лицо... - сказал Придон и сам запнулся, ибо нельзя сказать воину, что у него в глазах блестят слезы, мужчины не должны плакать. - У тебя такое лицо...
      - Мой вождь, - ответил Зброяр с почтением, - ты все зришь в наших сердцах и душах! Для тебя все открыто. Дело в том, что мы едем по тем местам, где пять лет назад отряд моего старшего брата наткнулся на войска Михна. Брат всегда был моим отцом, ибо отец погиб давно, брат учил меня ездить на коне, владеть топором, стрелять из лука... Мать со дня его гибели не снимает черного платка печали, а я...
      Он умолк, кадык дернулся. Придон спросил участливо:
      - Что ты?
      - Я стал старше своего брата, - прошептал молодой воин. - Оттого мне горько и больно.
      Придон пустил коня вперед. Мимо все так же плавно проплывали, покачиваясь в такт, зеленые холмы, рощи, в ушах грохот копыт, но странным образом запали в череп эти горькие слова, ибо он сам... тоже. Пока был Скилл, хорошо и беспечно было за его широкой спиной. Но теперь он сам старший. Он принимает решения. И, хуже всего, отчего по спине часто холодок страха, - он и отвечает за них.
      Впереди степь выглядела странно голубовато-зеленой, словно зеленую траву примяли крупные кристаллы льда. Высланные вперед отряды вернулись, сообщив, что там веет лютым холодом, словно вдруг настала зима. И что это в самом деле не какая-то трава, а настоящий лед.
      Придон выехал вперед, трава впереди на глазах теряла зеленый цвет, темнела, покрывалась мелкими кристалликами льда. Сок замерзал, прорывал листья, кристаллы быстро росли, а воздух становился все холоднее.
      - Призвать Вяземайта! - велел он отрывисто. - Быстрее!
      Вяземайт явился не скоро, Придон видел, как он изменился в лице.
      - Началось...
      - Что? - выкрикнул Придон.
      - Какой-то колдун поставил ловушку. Ничего, Придон, это я сейчас, сейчас... А вообще-то с передовыми отрядами надо посылать по колдуну. Даже удивительно, что до сих пор ни одного мага не встретили!
      Придон прорычал:
      - Вяземайт, в каком мире живешь? Разве не видел, что все они в Куябе?
      Вяземайт, не отвечая, шептал артанские заклятия, вязал в воздухе сложный узор. Воздух потеплел, под ногами заблистало, Придон даже отступил, из-под подошв выкатилась искорка, понеслась над землей, на ходу превращалась в красный комок. Вяземайт вздохнул с облегчением, взмахнул руками. Целая стая огоньков брызнула у него из-под ног и помчалась к ледяному полю.
      Кристаллы заблистали, массивные и неприступные, красные огни красиво отражались в блестящих боках. Огненные шары, теперь размером с перекати-поле, наткнулись на ледяную ограду, остановились, сзади наперли еще и еще. Придон не мог оторвать взгляда от страшного поединка: ледяное поле кристаллов походило на правильно поставленную армию куявов безукоризненность строя, пугающая неподвижность, холодное молчание.
      А огненные шары, ударившись о преграду, остановились, сзади налетали еще и еще, образовалась сплошная стена из жаркого огня, что напирала, давила, старалась сломить безукоризненный, выверенный строй куявского войска. Придон с шумом выдохнул: в одном месте кристаллы начали с треском лопаться, в воздух взлетели мелкие сверкающие на солнце острые льдинки. Появилась крохотная брешь, даже не брешь, но уже ущербинка в непрошибаемой стене. Туда сразу же вломился огненный шар, выемка стала расширяться, уже несколько огневушек пошли расширять клин, кристаллы щелкали все чаще, воздух наполнился сверкающими льдинками.
      Вяземайт сказал настойчиво:
      - Я дам с десяток колдунов в летучие отряды. Чем глубже в Куявию, тем больше будет колдунов. Я не хочу, чтобы они испугали наших удальцов.
      - А что их может испугать?
      Вяземайт сказал раздраженно:
      - Придон, сам знаешь, одно дело - не пугаться армии, другое - темного угла в собственной комнате.
      - Извини, ты прав. А я, как всегда, дурак.
      Он опустил покаянно голову, но их кони от нетерпения уже вырыли копытами большую яму. Вяземайт сказал с чувством:
      - Придон, а ведь мы уже тряхнули проклятую Куявию! И это только начало.
      - Иначе не стоило бы и начинать, - ответил Придон жестко.
      Слева раздался потрясенный вскрик. Придон резко обернулся, молодой воин дрожащей рукой указывал на далекий город - красочный, весь из белого камня, радостно сверкающий на солнце, как будто приподнятый над землей, город богатых и счастливых людей, радостных и довольных...
      Город ярко и четко выступал из предутреннего тумана, солнце блистало на высоких куполах, дробилось в резких переходах стен дворцов и крепостных стен.
      - Что... это? - спросил он почему-то шепотом.
      Взгляд Вяземайта был суров, лицо стало жестоким и непреклонным, а посадка в седле тверже и увереннее.
      - Ирам, - ответил он с отвращением.
      Придон спросил непонимающе:
      - Но... что с ним?..
      Блистающий великолепием город приподнялся еще выше, под ним был туман, он вырастал из тумана и одновременно приподнимался вместе с ним.
      - Город порока, - ответил Вяземайт. - Город, где люди возгордились... но не нашей гордостью артан, а низменной, отделив от себя остальные, менее удачно расположенные города, которым доставалось и набегов, и пожаров, засух и бескормиц. В Ираме горожане вели настолько распутную и мерзкую жизнь, что Творец разгневался, а гнев Творца всегда страшен... На землю сошел один из его посланцев с мечом... ну, ты знаешь, что это за меч, и уничтожил этот город вместе с его жителями. Но в назидание образ нечестивого града остался витать вот так, дабы предостеречь... Понял?
      Придон проводил долгим взглядом уплывающий вдаль призрачный город.
      - Да... Но все равно жаль... Красивый.
      - Красота бывает обманчива, - буркнул Вяземайт. Он взглянул коротко, отвел глаза в сторону. - А пока поймешь, что ошибался, жизнь уже кончится. Потому мы сразу должны выбирать прямую дорогу артанина!
      Его раздражало обилие обозов, но Аснерд постоянно твердил, что для большой войны мало стремительной конной армии, это ж не в набеге, и Придон смирялся, только сам с десятком героев выезжал далеко вперед, ввязывался в стычки, но это не остужало жар в крови и не утоляло ненасытный голод по Итании.
      Рано утром он выехал, по обыкновению, впереди войска, возглас довольного Аснерда заставил оглянуться. Воинский стан снимался с мест, всадники лихо гарцевали, стягивались под значки своего отряда. Огромное поле, где ночью цвели огненные цветы костров, на короткое время показалось выжженной степью, а затем, когда развернули стяги, поле преобразилось, покрылось совсем другими цветами: утренними, чистыми, радостными.
      Всадники стягивались в тугие компактные отряды по родам, роды группировались по племенам, везде реяли стяги с изображениями зверей, птиц, хищных рыб и даже могучих деревьев. Первой двинулась тысяча резвого Норника, его легкие, но хорошо вооруженные конники резво понеслись плотной массой, над ними реяли стяги, значки, сами всадники блестели под солнцем здоровой, обцелованной солнцем кожей, вздымали к небу топоры и от избытка силы швыряли их вверх, ловили на скаку.
      Тысячи Волина и Щецина двинулись, чуть поотстав, справа и слева от Норника. Они отличались только цветом стягов да конских попон, но все поле покрылось этими дивными цветами, мир стал цветным и радостным. За ними, отделенные небольшим интервалом, шли десять тысяч Краснотала, ударный отряд, вооруженный до зубов, составленный из рослых и уже побывавших не меньше чем в трех сражениях опытных бойцов. Они выступали под стягом летящего орла на красном полотнище, навершие шеста было увенчано сложной пирамидой из знаков и отличий всех кланов и родов, входящих в войско.
      Они шли, разрушая дома в брошенных селах, где летучие отряды передового войска уже успели порубить всех, чтобы никто не успел подать весть противнику.
      На третий день после странной и непонятной победы над ополчением Долонца на горизонте засверкали высокие золотые крыши града. День на редкость чистый, небо синее, солнце высвечивало все до мельчайших деталей, все увидели этот золотой блеск, в рядах грянули победные кличи.
      Вяземайт выехал вперед, все видели, как он соскочил с коня и распростерся на земле. Он поцеловал ее трижды, встал на колени и, раскинув широко руки, объявил:
      - Великие боги!.. Я приветствую вас на этой древней нашей земле, с которой нас в старые времена, преступно воспользовавшись нашей временной слабостью, изгнали проклятые и подлые куявы!.. Но теперь... мы вернулись!
      По движению руки Придона вперед выехали запевалы, трубачи. Часто и громко загрохотали бубны, затрещало, засвистело, загрохотало, а запевалы грянули песню. Все войско подхватило в едином порыве.
      Придон чувствовал, как волосы поднимаются по всему телу. Кожа пошла пупырышками. Ощущение было таким, словно он стоял перед огромным и всесильным богом и тот говорил с ним... Нет, это он сам стал богом, могучим и всесильным...
      От песни сотрясалась земля, сжимался воздух и трепетало небо. Войско двигалось, как наступающее море, Придон смотрел на их просветленные лица и понимал, что и он сейчас такой же, преображенный песней... Сейчас это даже не войско, это движется один человек, огромный, из десятков тысяч тел, с десятками тысяч голов... нет, это вообще одно существо с одним-единственным сердцем на всех и одной душой!
      На безопасном расстоянии от ворот остановился гонец, протрубил в рог. С ворот прокричали:
      - Говори, артанин!.. Слушаем.
      Гонец прокричал сильным зычным голосом, стараясь, чтобы услышало как можно больше народу и передали другим:
      - Великий тцар Артании Придон требует сдачи города! Если откроете врата, город и его жители будут пощажены. От вас потребуется только сто телег с зерном для наших коней.
      С ворот глумливо закричали:
      - Пусть ваш Придон перецелует наших ослов в зад, тогда посмотрим. Может быть, и откроем ворота... га-га-га! А может - и нет...
      Гонец крикнул:
      - Вы все слышали? Вы слышали, что сказал этот человек от имени города?
      Прежний голос рявкнул:
      - Дурак, я тебе не просто человек! Я - Бельмир, наместник всего этого края. Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело, дурак.
      Гонец крикнул:
      - А ты не знаешь, с кем имеешь дело ты. Но - узнаешь.
      Он торопливо повернул коня, ибо со стен в его сторону уже полетели стрелы.
      * * *
      В городе отыскались колдуны, что пробовали напускать туман, среди бела дня создавали ночь. Устрашенные артане оказывались под звездным небом, отовсюду дули холодные ветры. Волхвы артан были наготове, сразу же появлялись огневушки, огневики и даже огневолоты, рассеивали туман, ночь превращали в день и даже огненным валом обрушивались в стены и ворота, пугая защитников.
      Огромная армия артан, как и предполагал наместник, обтекла город с обеих сторон и устремилась дальше. Но, чего он не ожидал, часть войска осталась. И с этой частью остался многочисленный обоз с множеством катапульт, баллист, стенобитных орудий.
      Два дня катапульты швыряли через стену раскаленные камни, горшки с горящей смолой. Город охватили пожары, а когда стенобитные машины подступили к стенам, обезумевшая толпа горожан смяла стражу и распахнула ворота. Артане ворвались, как колонна хищных муравьев, что спешат разграбить захваченное гнездо.
      Придон двигался во главе наступающих войск, но, когда догнало известие, что город взят, он с двумя десятками телохранителей на самых быстрых конях вернулся, это же первый куявский город, что он взял, это вообще чуть ли не единственный город, что захватили артане, ведь раньше не связывались с трусами, что прячутся за высокими стенами.
      Рядом на вороном коне мчался Олекса, суровый, собранный, глаза счастливо блестели. На Придона посматривал с обожанием, ведь Куявия потрясена таким ударом, а это ей и за гибель Тура... ну и что, если там были дивы, все равно проклятые куявы стоят за всем злом на белом свете! Убей куява - уменьши зло в мире.
      - Что будешь делать? - прокричал он на скаку.
      - Наместника - распять на воротах, - ответил Придон злобно. Остальных... пусть живут. Запомнят и другим скажут, что они болтали дурными языками.
      Олекса свирепо расхохотался:
      - А не заставить ли наместника сперва перецеловать в зад всех ослов в его городе?
      Придон отмахнулся:
      - Мы не куявы. Распять - и все. На воротах, чтобы видели.
      Кони выметнулись на вершину холма, дорога пошла вниз, а захваченный город был как на ладони. Над ним еще поднимались дымы, но пожары уже стихли. Олекса умолк, город выглядит не просто захваченным. Он выглядит так, как должен выглядеть город, захваченный... артанами.
      На городских воротах висел распятый мужчина. Одежда на нем сорвана, ступни почернели и обуглились, по всему телу чернеют пятна от жутких ожогов. В низу живота широкая рана, оттуда пытаются протиснуться сизые внутренности. С правой ноги начинали снимать кожу, но терпения не хватило, бросили, свисающие окровавленные лоскуты облепили жирные зеленые мухи.
      Он был еще жив, набрякшие веки поднялись, мутным взором уставился на въезжающих в его город всадников. Он силился что-то сказать, но почерневшие губы едва шевельнулись. Придон взглянул враждебно, но поверженный враг - уже не враг, и все проехали через проем, не сказав ни слова.
      Конь рвался пойти вскачь, Придон натянул повод и послал вперед осторожным шагом. Дома зияют выбитыми окнами, двери выломаны всюду, улицы завалены порубленными резными столами, стульями, остатками шкафов, картин, разных непонятных предметов, явно дорогих, роскошных. Почти у каждого дома на карнизах висят повешенные. В основном мужчины, а женщины с сорванной одеждой лежат у дверей домов, где их насиловали, затем убивали.
      На площадях костры, ликующие артане в больших котлах на железных треногах готовят еду. В огонь бросали все, что могло гореть: от отломков драгоценной мебели до женской одежды. Победители, сидя у костров, пили и орали песни. Рядом лежали трупы женщин, что умерли за ночь. Тех, кто еще не умер, заставляли плясать голыми у костра, прижигали головнями.
      Вдоль стен ужасными пирамидками истекали кровью головы отрубленных защитников города. Самую большую пирамиду, в рост человека, он увидел возле выбитых ворот городской стены. Над нею роем вились крупные зеленые мухи. Кровь на земле собралась в коричневые корочки, те хрустели под подошвами и рассыпались в пыль, почти неотличимую от городской пыли.
      Олекса покосился на Придона, тот едет с застывшим лицом, сказал осторожно:
      - Они сами напросились.
      Придон промолчал, взгляд поверх руин уходил вдаль.
      - Им же предлагали сдать город, - продолжил Олекса зло. - Никто бы их не тронул!.. Это их вина.
      Придон промолчал снова. Чернели руины, от них шел жар, накаленные в пожаре камни потрескивали, возвращаясь к прежнему виду. Серый пепел взлетал из-под ног, сильный запах гари забивал дыхание. Кое-где поднимались сизые струйки дыма, а среди крупных головешек еще прятались багровые угли.
      На восточную часть города, где много свободного места, согнали всех, кого не зарезали, а дальше дорогу углом преграждает стена. Охраняли их артане, ибо местная чернь уже пыталась перебить или хотя бы поглумиться всласть, орала и требовала выдать кровопийц, что заставляли их работать...
      Среди согнанных выделялись куявы из числа знатных, за которых можно бы получить выкуп или продать вантийцам. Придон оглядел их хмуро, куявы завидели его издали, жалобно кричали, обещали сейчас же послать за богатым откупом.
      Олекса спросил с надеждой:
      - За хороший выкуп отпустим?
      Придон помедлил, голос прозвучал странно:
      - Зачем нам выкуп?.. Разве мы пришли за такой мелочью?..
      Олекса сглотнул ком в горле, спросил тихо:
      - Так что же... перебить их сразу?
      Придон отмахнулся:
      - Можно и перебить. Хотя... зачем? Пусть идут себе. Передай, что я велю отпустить. Не понял еще?.. Олекса, мы пришли, чтобы взять Итанию. Куда бы эти ни убежали, всюду прогремят копыта наших коней. И всюду падут стены, а ворота распахнутся.
      Одер сам обошел выставленные вперед посты, наказал двоих, что недостаточно расторопно выскочили из тайных укрытий. Воины, судя по их лицам и здоровому смеху, артан не страшатся, в бой вступят с легким сердцем. У него настоящее войско, а не наспех набранная толпа Долонца.
      Артан, судя по слухам, вторглось в пределы Куявии видимо-невидимо. Но в то же время понятно, что войска артан будут неминуемо разгромлены. Если не в первом, так во втором бою. Если не в бою, то в битве. Артане хороши в лихих налетах, но потрясти Куявию никакое войско дикарей с топорами не в силах. Уже не раз артане вторгались в пределы Куявии, всякий раз забывая полученные жестокие уроки. Впрочем, в этой дикой стране, где нет грамотных, память о страшных поражениях улетучивается тут же, а вот о победах сочиняют песни, поют всюду, и подрастающим артанам кажется, что вся история Артании из одних побед!
      Никогда еще артане не подступали к стенам Куябы. Никогда жителям столицы не приходилось со стен смотреть на артанское войско. Всегда, всегда врага разбивали задолго до подступов к столице. Никогда не давали углубиться в просторы Куявии...
      В ее истории многие полководцы останавливали артан, громили их нестройные орды, гнали до самой пограничной реки, а то и углублялись в пугающие просторами степи. На этот раз к славному перечню имен победителей добавится его имя. Имя князя Одера, у которого есть все: обширные земли, множество городов и сел, свой порт и три десятка больших кораблей, не считая сотен малых, своя армия и свой прапор... но все еще не было больших побед. Он знал, что силен как полководец, его отряды успешно выдерживали натиск и артан, и славов, и вантийцев, но пока еще не было большой победы.
      - А сейчас будет не просто победа, - пробормотал он. - Будет разгром!.. Который в Куябе заметят...
      За ним неотступно ходили военачальники, умелые и закаленные на кордоне, он их держал при себе, вызывая нарекания знатных беров, что хотели бы пристроить сыновей повыше, дать им в управление большие массы войск. Тихонько приблизился Вишап, красивый и очень изнеженный берич, в котором Одер, однако, заметил признаки будущего умелого военачальника.
      - Простите. - сказал он тихонько, - что прерываю ход ваших мыслей... но река начинает мелеть, в одном месте намечается брод. Я прошу вашего позволения перебросить туда часть панцирной конницы.
      Одер кивнул:
      - Толково. И на всякий случай там можно углубить дно. А на берегу напротив брода поставить ямы-ловушки.
      - Будет сделано, - ответил Вишап.
      Он отстал, спустя минуту Одер услышал частый стук копыт. В куявской армии, продолжал размышлять Одер, около пяти тысяч конницы. О ратных частях с такой же точностью не скажешь, немалая часть войска двигается еще далеко, отстав, но эти пять тысяч - из тяжеловооруженных воинов. Они с головы до ног закованы в доспехи, те не пробить легкими артанскими стрелами. Да и кони закрыты попонами с головы до хвоста, только для глаз пара дыр, такие попоны стрела не пробьет, вязнет.
      Так что, чем кончится битва, непонятно. Иногда одного удара тяжеловооруженной конницы бывало достаточно, чтобы разбить легкое войско артан. Правда, артане от преследования уходят легко, но если гнать и гнать, не давать собираться в большие отряды, то таким образом удавалось рассеять начинающееся вторжение.
      Он сам помнил, что, когда задрались со славами, Мельник, бер Нижнего края, всего с двумя тысячами конницы смял и растоптал могучее десятитысячное войско славов. Тогда позади шло основное войско славов, числом больше сорока тысяч, но бегущие едва не смяли их, ошеломили паническими слухами, и, когда измученное и обескровленное войско бера Мельника показалось на горизонте, славы дрогнули и отошли за пограничную реку.
      Точно так же в Куявии помнили и славили Голоту и Сиромаху, они с пятии семитысячным войском сумели остановить один - двадцатитысячное войско вантийцев, а второй разгромил восемнадцать тысяч артан и гнал их, устилая степь трупами, до кордонной реки, а потом с разбегу одолел ее и продолжал избиение артан уже на их землях.
      Перед возвращением в свои горы зашел Иггельд. Он бы уже улетел, но его задержал Антланец, родня - пятая вода на киселе, но упорно звал Иггельда племянником, а тот его вежливо - дядей, хотя, на взгляд Одера, родством и не пахло. Антланец велел кормить дракона как на убой, тот все жрал и жрал, Иггельд вынужденно снова пришел к Антланцу, а к тому заглянул сам всесильный Одер.
      Одер, всесильный и знатнейший, прекрасно понимал, кого нужно вызывать к себе, а к кому лучше заходить самому, демонстрируя расположение и привязанность. Антланец вообще-то мог бы и не идти на защиту Куявии: его земли далеко, высоко в горах, туда артане никогда не доберутся, а этот Иггельд вроде бы вообще и не куяв по сути, так как сам отыскал незанятые земли, то есть ничьи, поселился, а потом еще и приютил у себя таких же полусумасшедших, полунищих, полуодержимых.
      Антланец оказался в его войске лишь потому, что возвращался из Артании, где гостил у какой-то дальней родни, но все-таки он куяв и при первых признаках вторжения тут же остановил свою малую дружину и влил ее в войско Одера. Одер это ценил, всячески подчеркивал поступок горного вождя, ставил в пример, стыдил тех, кто даже на захваченных артанами землях не оказывал сопротивления.
      Антланец и его племянник поднялись навстречу командующему, тот милостиво усадил их за стол, сам с наслаждением снял плащ и принял из рук оруженосца чашу с вином.
      - Что известно про артан?
      Антланец и Иггельд переглянулись, Антланец ответил:
      - Мой племяш еще не взлетал, но и того, что видел, немало... Да и вести, что с гонцами или от чародеев, все подтверждают. Кое-что противоречит одно другому, но одно совершенно ясно: худо Куявии, и с каждым днем все хуже. За конницей ар-тан в наши пределы уже вступили их обозы. Виданное ли дело, чтобы артане таскали за собой телеги?.. В тех обозах есть все, чтобы на местах строить осадные башни, тараны, стенобитные машины. Канск уже захвачен, Щелепа сдалась без боя, Гдыню артане захватили за пару стычек, сейчас артане уже под Уманью.
      Одер нахмурился, чаша в руках вздрогнула так, что на стол упала капля красного вина.
      - Оттуда же до Куябы рукой подать?
      Антланец сказал раздраженно:
      - Не хочется в это верить, но, говорят, Тулей не надеется Куябу удержать, потому ночью тайком бежал под защиту гор. Иггельд ахнул:
      - Как же так? Куябу защищает башня чародеев!
      - Две, - обронил Одер.
      - Что?
      - Говорю, давно вы, юноша, не были в Куябе. Ее защищают две башни. Обе стоят так, что перекрывают даже дальние подходы к городу.
      Антланец сказал с недоумением:
      - Так чего ж Тулей усомнился в них? Вообще-то Тулей не был страхополохом.
      Одер сказал медленно:
      - Думаю, что слухи о бегстве Тулея - всего лишь слухи...
      - Думаете, артане?
      - Нет, - ответил Одер, - не артане...
      - Почему?
      - Артане... скажем так, народ честный и простодушный. Они просто не додумаются до такой военной хитрости. К тому же она им покажется скорее подлостью... Да, подлостью, что унижает их самих. Полагаю, это кто-то из могучих противников Тулея старается его опорочить. Тулей давно не блистал на поле брани, вот его и топчут заранее, чтобы утвердить и возвысить себя.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.