Скилл стоял у окна, повернулся резко. Придон увидел бешенство на лице брата, но, когда тот быстро шагнул к нему, лицо стало прежним, а в глазах снова засветились любовь и сочувствие.
      - Что ты с собой делаешь? - сказал он с упреком. - На тебе лица нет, а сам - кожа да кости!.. Придон, ты хоть знаешь, что делается твоим именем?
      - Нет, - ответил Придон честно.
      Скилл усадил за стол, рука все еще обнимала его худые костлявые плечи. Придон чувствовал сильные пальцы брата, тот время от времени сжимал их, словно не веря, что могучие мышцы растаяли, исчезли, а торчат только кости, кое-как обвитые сухими жилами.
      - Знаю, - выдохнул он. - Знаю, что не знаешь. Придон, но твоим именем уже творится черт знает что!
      - Что?
      Скилл грохнул кулаком по столу.
      - Собираются отряды! Все точат топоры, ножи, острят копья. Каждый грезит вторжением в Куявию. Уже делят добычу, которую еще надо завоевать. Жрец по дурости разболтал, что узрел в видениях, а простой народ... ох этот простой народ!.. ненавижу дураков... сделал свои выводы!
      - Разве жрец соврал? - спросил Придон осторожно.
      Скилл фыркнул:
      - Придон, плюнь на все эти предзнаменования! Будь... будь сыном тцара. Будь! И ты все увидишь ясно и четко, без всяких советов со жрецами.
      Придон взглянул с недоверием.
      - Ты хочешь сказать, что тцарская власть дает... видение грядущих времен?
      По губам Скилла пробежала грустная усмешка.
      - Я сказал, что тцарской власти удостаиваются те, кто может видеть будущее. Сами, без советов с колдунами. Спрашивать у колдунов - удел простых людей, простолюдья. Я тебе скажу, что вижу я, тцар: сколько лет подряд по всей Артании не было ни одной засухи. Наши посевы щадила саранча. Это знают все, ты тоже знаешь. Кобылы в наших табунах на такой сочной траве приносят каждый год по двое жеребят, и все выживают. То же самое и с людьми. Пусть не по двое младенцев, и выживают почти все. Но вот уже много лет нет даже мелких войн с соседями. Нет войн внутри Артании!.. Ну, те крохотные набеги, что ты совершал, - не в счет. Гибли единицы, а рождаются десятки тысяч. Чуть ли не последнее, когда погиб Горицвет, но теперь уже и внутри Артании нет врагов! Ты еще не понял?
      Говорил он холодно, четко, даже загибал пальцы. Придон послушно кивал. Теперь, когда старший брат все разъяснил так подробно, он и сам видел, что молодых и яростных, изнывающих от бездействия воинов становится все больше.
      - Нет, - ответил он честно.
      Скилл хлопнул в ладоши. Звук получился резкий, словно сшиблись бортами два боевых корабля. Приоткрылась дверь, в щель просунулась голова с вопрошающими глазами. Скилл нетерпеливо указал на стол.
      Вскоре принесли кувшин с холодной родниковой водой и второй - с настоем не то жги-травы, не то плакун-корня, Придон не уловил по сильному и острому запаху, скорее всего - смесь.
      - Промочи горло, - велел Скилл. - Сейчас там внизу на кухне жарят, по-моему, целого быка. Я сам начну тебя кормить долго и... насильно, если понадобится!.. Эх, Придон, пора тебе понимать такие вещи. Именно в них и разница между тцаром и... просто человеком.
      Придон осторожно налил себе в чашу, Скиллу в кубок. Рука дрожала, с трудом удерживая наполненный кувшин, но Скилл смотрел Придону в глаза и не замечал, очень старательно не замечал, что рука брата напряглась так, будто держит гору.
      - В чем?
      Холодный напиток ожег горло, но тут же в черепе словно пронесся свежий ветер, выдувая сырость и гнилой туман, мысли пошли живее, а взор прояснился.
      - Мы никогда так долго не жили без войны, - сказал Скилл настойчиво, в его словах странно уживались гордость и горечь. - Везде сами собой собираются отряды, готовые в набеги. Куда угодно: на Куявию, на Славию, на Вантит, да вообще просто к краю света! Горячая кровь бурлит, требует выхода. Ты сам это видишь. И после этого будешь ссылаться на никчемные видения волхвов?
      Придон поежился. Волхвы всегда пользовались грозной и таинственной славой, и сейчас он сказал осторожно:
      - Ну почему никчемные...
      - А потому, что увидели то, что давно и ясно вижу я! Сейчас все предзнаменования указывают на близость войны. Как же - сколько лет без войны! Да как это артане столько протерпели?
      Придон сказал пугливо:
      - Брат, но видения посылают боги! Почему не пьешь? Я никогда такого настоя не пил!
      Скилл отмахнулся:
      - Значит, оживаешь. Вкус жизни ощутил. Дело не в видениях. Придон, я не воин сейчас. Я - тцар. Я, конечно, могу поднять огромное войско и двинуть на Куявию. Там, как доносят купцы и странники, вечная свара и грызня достигли предела. Так что видения, которые послали жрецам боги, я могу видеть... да простят мне боги!.. и без их помощи. В Куявии беры и беричи дерутся за власть, за влияние, и, если вторгнемся сейчас, дальние будут злорадно наблюдать, как бьем тех, кто на дороге, помощи им не пришлют... Мы в самом деле можем прорваться глубоко. Однако сама по себе Куявия сильна, брат. Очень сильна. Там многочисленный народ. И они не трусы, как мы привыкли считать. Да, они уступают нам в отваге и мужестве, но это лишь потому, что живут в роскоши. Они изнеженны, это верно. Но отними у них эту изнеженность, покажи, что вторгаемся в их дома, они будут защищаться храбро. Ну, возможно, будут. Если боги дают нам благоприятные знамения, мы должны воспользоваться ими... Это значит, что мы придвинем войска к пограничной реке и потребуем большей уплаты за... мир. Куявы не любят воевать, ибо живут богаче. Они предпочитают откупаться, это устраивает обе стороны.
      Он говорил и говорил, но сердце Придона стучало все громче, внезапный жар потек по телу, и травяной отвар ни при чем, это вскипела его собственная кровь. Скилл говорит все верно, все правильно, но в голосе признание, что артане в самом деле могут вторгнуться, в самом деле могут потребовать... да что там золото, могут потребовать Итанию!
      - Брат, - сказал он внезапно охрипшим голосом, - а как же наша честь? Ты говоришь, как... как куяв! Ты готов торговаться, а не противно ли это мужскому достоинству?
      Скилл поморщился.
      - Брат, - напомнил он, - я же теперь тцар!
      - А тцар, он кто?
      - Он тцар, - ответил Скилл с печальной гордостью.
      - Он уже не воин?
      - Нет, - ответил Скилл после паузы.
      Придон отшатнулся, кипящая кровь с силой била в виски, а в груди плескался котел, наполненный расплавленным металлом. Он спросил с нажимом:
      - И даже не мужчина?
      Скилл смотрел с печалью, как смотрит на неразумного ребенка мудрый взрослый, ответил с теплом и печалью в голосе:
      - Тебя это оскорбляет, понимаю. Придон, я люблю тебя! Люблю за искренность, за честность, за прямоту. Но все же пойми, брат мой... тцар не должен быть... как бы это сказать, Вяземайта бы сюда, ведь я, как и ты, лучше умею топором, чем словами... Тцар - это не только не воин, прости, но даже - не мужчина! Ибо тцар - это и мужчины Артании, и женщины, и лети, и старики, и даже весь наш скот, наши кони, наши степи, леса и поля. Я должен заботиться о своей стране, и если для этого надо умалить или возвысить одну часть, то я обязан это сделать. А наше войско - это не вся Артания, как тебе кажется! Это часть, Придон. К тому же не самая важная... Да-да, без армии прожить можно, без землепашцев - нельзя.
      Придон сказал резко:
      - Ты сам сказал, у нас подряд столько небывало урожайных лет! Мужчины застоялись, они требуют войны!.. Тьфу, я тоже начинаю разговаривать как...
      Скилл тихонько засмеялся. В глазах появилась нежность, а суровое лицо растаяло, смягчилось.
      - Потому что ты - мой брат. Потому что ты - сын тцара, и еще потому, что тебе... если со мной что случится, придется взять на свои плечи эту нелегкую ношу. И ты уже начинаешь разговаривать и мыслить как будущий тцар.
      - Нет, - сказал Придон, - с тобой ничего не случится, ибо ты неуязвимый. Я никогда не буду тцаром, это не по мне. Ты уже сейчас мудр... но в одном ты не прав.
      - В чем?
      Придон выкрикнул яростно:
      - Мы должны ударить на Куявию!
      - Почему? - воскликнул Скилл. - Потому, что в тебе все еще живет обида?
      - Не потому!
      - Знаю, - ответил Скилл уже другим голосом. - Ты все еще любишь ее. Твое сердце тоскует, потому ты так исхудал, брат мой, потому измучен. Но, Придон!.. Нельзя идти на Куявию... Тем более нельзя ее разрушить... да и, надеюсь, боги до этого не допустят...
      Придон воскликнул яростно:
      - Наши боги сильнее!
      - Дурашка, - шепнул Скилл, - наши как раз и не допустят... ибо Куявия нужна нам самим! Мы сильнее, как страна героев, они же сильнее, как страна ремесленников и магов. Откуда у нас все красивые вещи, самое лучшее оружие?.. Даже топоры, что невозможно затупить? Откуда дорогое вино, что мы везем в Вантит, а там платят чистым золотом? Да, виноградники у нас лучше, и молодое вино лучше, но мы не можем... у нас не хватает терпения настаивать его по многу лет. А в Куявии есть вина, которым по сто лет. Это дивные вина, из нашего винограда... Откуда мы везем самые красивые одеяния для наших женщин? Золотые серьги, кольца, украшения? Из Куявии... Брат, если мы захватили бы Куявию, а боги этого не допустят - наши боги! - то мы бы все это потеряли, ибо среди развалин их городов паслись бы наши великолепные табуны, наши бесчисленные отары овец... но не было бы... Словом, слишком многое исчезнет с лица земли, Придон... Много великой красоты исчезнет!
      Придон смотрел молча, исподлобья. Скилл прав, жестокая истина говорит его устами. Но зато, возразило сердце, Итания будет твоей, а разве это не важнее?
      Он кивнул, с большим усилием замыкая в себе жар, не давая выплеснуться наружу и сжечь весь мир, сказал очень сдержанно:
      - Я подумаю над твоими словами, Скилл.
      * * *
      Костер горел жарко, жадно поглощая хворост. Купол молочно-белого от звезд неба накрыл весь мир, погасил дневной жар, убрал крики дурных птиц, наполнил мир мудрой тишиной. Сегодня звезд особенно, а молочный след через все небо, что оставила небесная кобылица, мать всех артанских коней, вообще горит серебром. Вернувшись от Скилла, Придон сразу сел к костру, не заходя в шатер, ел быстро и жадно, над его плечами и головой страшная звездная бездна, что всегда пугала Вяземайта, он видел в ней страшную, непонятную и совершенно ненужную красоту, что осталась от прежних миров, а людям неизвестно, как пользоваться, а вот Аснерд на звезды не смотрел, он наблюдал с огромным удовольствием, как Придон ест. И сам подкладывал ему на блюдо лучшие куски.
      Придон хватал обеими руками жареные ломти мяса, засовывал в рот и проглатывал, почти не пережевывая, как голодный волк, чтобы потом в логове неспешно переваривать. Наконец и Вяземайт оторвал взгляд от неба, его длинные руки начали вслед за Аснердом заботливо подсовывать Придону головки сыра, ломти оленины, жареную птицу, кивнул отроку, дабы принес холодного отвара плакун-травы.
      Улучив момент, когда Придон их не видел, Аснерд кивнул на быстро пустеющее блюдо. Вяземайт спрятал торжествующую усмешку. После разговора с братом Придон вернулся взвинченный, с горящими глазами. Руки тряслись, губы прыгали, а в глазах впервые заблистал огонек лютого голода, который сейчас утоляет так поспешно.
      - Я уже собрал людей рода Щецина, - сообщил Аснерд, - и почти всех мужчин племени Свобы. К нам прислал героев род Избора, из племени Афея прибыло четыреста таких удальцов, что хоть в преисподнюю их: самому Ящеру хвост узлом завяжут. Даже шулеи прислали десяток сорвиголов, а еще пообещали, что дадут две сотни. Как тебе наше войско?
      Костер уже затухал, бревна рассыпались на крупные, с кулак, пурпурные угли, багровый трепещущий свет играл на руках Придона, что наконец-то ухватили кувшин, эти худые руки поднесли край кувшина к губам, бледным даже при свете костра, Вяземайт с жалостью покачивал головой.
      Придон пил долго и жадно, словно застигнутый засухой в безводной степи, кадык дергался часто, крупные капли сползли с уголков губ и повисли на подбородке, но это было все, что он потерял из содержимого кувшина.
      - Войско? - повторил он, отдышавшись. - Войско прекрасно, но его хватит только для набега...
      - Слух пошел по всей Артании, - возразил Аснерд, - герои только начали собираться! Скоро их будет столько, сколько вон звезд на небе!
      Вяземайт добавил неторопливо:
      - Волхвы говорят, что во всех племенах сейчас спешно точат топоры, седлают коней. Одни только ждут, когда свистнешь, другие уже выехали, не дожидаясь... Ты ешь-ешь! Попробуй это мясо. Стригуну не в оруженосцы бы, а в повара, так готовит!
      Аснерд хохотнул.
      - Боятся опоздать! От болотников к нам ехать две недели. Если бы в самом деле в набег, то уже уехали бы без них. Ты ешь, ешь!.. Кожа да кости, тебе надо набирать силу.
      Он добродушно хлопнул Придона по спине, тот застыл на миг, рука с куском мяса дрогнула, и Аснерд перехватил укоризненный взгляд Вяземайта. К незаживающей ране на спине Придона настолько привыкли, что стали о ней забывать. Правда, даже эта рана идет на пользу походу: во всей Артании проклинают куявских колдунов, что не только отобрали меч и не дали обещанной награды, но и тяжко ранили их героя, оскорбив всю Артанию.
      - Он наберет, - сказал Вяземайт. - Молодость свое возьмет.
      - Набирай быстрее, - посоветовал Аснерд. - Войску нужен вожак.
      Придон быстро проглотил огромный кусок и, прежде чем заглотить следующий, возразил:
      - Скилл сам поведет войска!
      - Поведет, - согласился Аснерд. - Но Скилл - тцар. А тцар он... понимаешь, у нас Артания, а не какая-нибудь свинская Куявия. В Артании, по крайней мере в войске, - перестает быть почитаемым человек, который и хозяйством, и коровами, и обустройством плотин. Войскам нужен чистый герой!.. Герой-воин. Хотя Скилл и посильнее тебя как воин...
      Вяземайт кашлянул, заметил спокойно:
      - Не сомневаешься?
      Аснерд подумал, посмотрел на Придона.
      - Не уверен, - признался он. - Придон за последний год здорово набрал мощи... Но в любом случае Придон - лучше, понятнее войску. Да к тому же он герой-страдалец. Сердца всех молокососов кипят мщением. Тебя обидели, Придон, все это знают.
      - Все в это верят, - поправил Вяземайт. Он скупо улыбнулся. - Это очень важно, во что верят. Сильная вера в свою правоту - это все! С верой любое войско непобедимо.
      Придон слушал их речи вполуха, ибо в тело с каждым куском мяса в самом деле вливается грозная сила, он с радостным изумлением чувствовал, как быстро наполняется мощью его истощенная плоть, как вздуваются мышцы, а вскипевшая при разговоре со Скиллом кровь не думает остывать.
      - Мы пойдем, - сказал он дрожащим от нетерпения голосом. - Мы войдем в Куябу! Я возьму Итанию.
      Холодный лунный свет дробился на плечах, все еще угловатых, костлявых, высвечивал ямки, впадинки, складки, но снизу подсвечивали пурпурные угли, Придон выглядел погруженным до пояса не то в горящее зарево заката, не то в кипящее море свежепролитой крови.
      Вяземайт промолчал, Аснерд же сказал веско:
      - Мы - возьмем! Ты возьмешь ее в жены, но она будет принадлежать всей Артании. Весь мир будет знать, что самая красивая женщина мира - в Артании, как в Вантите - бык с золотыми рогами, а в Славии - жар-птица и дерево с молодильными яблоками!
      Вяземайт молча и с великим облегчением перевел дух. Придон даже не упомянул о волшебном напитке забвения.
      * * *
      По Артании словно пронесся свежий чистый ветер. Все поднимали головы, прислушивались. Как бы сам по себе катился слух, что грядет большая война. Если раньше в таких случаях еще не знали, на кого будет поход, то на этот раз все слышали о великой обиде, что нанес тцар Куявии доблестному Придону, сыну тцара Артании. Певцы уже успели сочинить песни о великом мече, который юный герой отыскал, добыл и принес к тцару, где и сложил у его ног. За этого он просил всего лишь отдать ему обещанное: его дочь. Но подлый куяв, все они подлые, обманул артанина, ибо это всего лишь артанин, и выгнал его из дворца без своей дочери и без меча...
      Сердца молодых кипели от ярости, они выскакивали из шатров, прыгали в седла, ветер в лицо, бешеная скачка чуть охлаждала кипящую кровь, но, вернувшись, снова вспоминали тягчайшее оскорбление, что тцар Куявии нанес всем артанам. Оскорбление, которое можно смыть только кровью куявов, их сожженными домами, изнасилованными женами и дочерьми.
      Табунщики неохотно угоняли коней далеко в горные долины. Там трава слаже, но зато оттуда долго добираться, можно не успеть на войну. От одной стоянки к другой постоянно носились всадники, однако новости обгоняли их. Песни Придона пели всюду, и у каждого, кто слушал их рвущий сердце стон, в глазах закипали злые слезы, а руки дергались к рукоятям боевых топоров. Дети играли в новые игры, где добывали зачарованный меч, но теперь возвращались с этим мечом и убивали подлого тцара Куявии.
      Вяземайт сам начал засылать купцов в Куявию, чтобы собирали сведения о расположении войск, о настроениях беров. А в Куявию, по рассказам купцов, приходили тяжелые вести из Артании. Тулей от таких вестей темнел лицом, запирался в покоях, много пил, предавался скорби. Все куявские купцы и торговцы, побывавшие в Артании, рассказывали, что Придон собирает большое войско, намереваясь отомстить за все обиды, которые нанес ему куявский тцар. В числе этих обид обязательно был подлый обман героя, ведь Тулей с самого начала задумал гнусность и не собирался отдавать свою дочь артанину. А когда артанин ценой невероятных подвигов добыл заветный меч и принес куявскому тцару, тот взял меч, а артанина с позором выгнал... Об этом слагали песни, и, когда Тулей услышал одну, он сам преисполнился к себе отвращением.
      Что делать, в самом деле песня на три четверти говорила правду. Он в самом деле так задумал, в самом деле хотел поступить именно так: забрать меч, а варвара прогнать. Никто этого не знает, песенники просто учуяли, у них сердца как у собак носы, но даже они не знают, что, когда артанин явился с добытым мечом, он уже так не думал и с чистым сердцем отдавал артанину дочь. Скорее всего песняры и это учуяли, но эти сволочи поют не обо всем, что чуют, а выбирают то, чем можно всколыхнуть сердца, выжать слезу, наполнить грудь жаждой мести. И\ важнее сделать прекрасную песню, чем провозгласить истину И не думают, что их песни натворят с людьми, что бросят одного на другого с мечами и топорами в руках.
      Торговцы сходились не только ко двору тцара. Вскоре тяжелая тревога, липкий страх поползли по всей Куявии. И хотя все знали чудовищную мощь своей страны, знали несокрушимость башен магов, но страх рос и ширился. Это был страх благополучных людей, что живут в тепле и довольстве, страх перед резней, перед сражениями, когда даже победителям достаются раны, боль, они спят на земле, едят конину, падают с разбитыми головами и гибнут сотнями, когда из темноты враг выпускает в сторону костров тучи стрел.
      В Куябе появилось множество богатых женщин. Это владельцы роскошных поместий на близких к Артании землях поспешили отослать жен и дочерей в безопасное место, а сами укрепляли дома и крепости. Местные жители злорадствовали, видя страх хозяев, нарочито распускали слухи, что уже видели шныряющие в окрестностях артанские отряды.
      Однако даже в сопредельных с Артанией землях не понимали, что на этот раз собирается не совсем гроза. В другое время артане уже напали бы: долго ли вскочить в седла и с разбега одолеть мелкую речонку? Но пока еще никто не напал, ни один ар-танин не перешел кордон, а воздух становился все тяжелее, дыхание затруднилось, многие жаловались на удушье, на боли в голове.
      Глава 7
      Аснерд, Вяземайт, Щецин и ряд других старейших военачальников совещались долго, на общий суд не выносили, а потом втихую кое-что перестроили в создающемся войске. Правда, совсем уж втихую не удалось, но недовольным быстро заткнули пасти кому лестью, кому дали под начало больше людей, а кого и припугнули страшным обещанием оставить дома. Первое, что хотели примучить, - это в создающемся войске никаких родов и племен, а только десятки, сотни и тысячи. Второе, десятник отмечает за свой десяток, сотник - за сотню, а тысячник - за тысячу. Труднее всего десятнику: он лучше всех знает свой десяток. Потому должен подбирать только тех, за кого ручается головой. Если окажется, что кого-то недостает, десятник лишается головы.
      - Кто тогда пойдет в десятники? - спросил Придон.
      - Десятнику, - сказал Аснерд, - половина добычи всего десятка!.. И слава. С него начинается военачальник. А что сотник уже отвечает не головой... так у сотника другие задачи.
      - Я - за, - сказал Вяземайт. - Осточертело, когда половина войска вдруг разбегается грабить. Право войны, видите ли... У нас же не набег, а... иное.
      Аснерд кивнул, в глазах было сомнение.
      - Никто не знает, - сказал он, - как это назвать. Но уже не набег, это точно.
      В десятки приписали даже самых знатных и престарелых, которые хотели принять участие в походе. С утра до вечера Аснерд сам в одном из десятков сгонял жир с воинов, заставляя разом метать топоры, закрываться щитами, разом бросаться в атаку и разом по команде отступать. Тех, кто ворчал и пробовал не подчиняться, Аснерд предупреждал лично, что еще одна такая выходка - и останется дома. В походе самовольщики не нужны Это действовало, создающееся войско на глазах превращалось в мощную боевую машину.
      Душой будущего похода был Вяземайт, мозгом - Аснерд, Придон, дожидаясь похода, по-прежнему пропадал в Степи, а когда возвращался к воинскому стану, воины останавливались и смотрели с глубоким сочувствием. Ехал он обычно понурившись, черные волосы не развеваются, как при скачке, простая холщовая рубашка землепашца свободно висит на широких костлявых плечах, лишь изредка надувается пузырем при ветре.
      Однажды Вяземайт остановил его прямо посреди стана, когда он вот так ехал мимо упражняющихся воинов. Вид у волхва был торжественный, он стал выше ростом, серебряные волосы вспыхнули дивным огнем. Глаза засияли, как утренние звезды.
      - Придон, - сказал он звонким, почти молодым голосом, - ты не должен скрывать то, чем любой мужчина гордился бы! Придон насторожился.
      - Чем?
      - Сними рубашку, - попросил Вяземайт. - Нет-нет, седла не покидай!..
      Придон заколебался, вокруг собрались воины, смотрели молча, ожидающе, взгляды перебегали с верховного волхва на Придона и обратно. Аснерд переглянулся с Щецином, прогудел, как из подвала:
      - Он прав. Время снять.
      Придон нехотя снял через голову рубашку. За его спиной кто-то охнул, кто-то ругнулся, он услышал сопение, скрежет зубов, лязгнули выдвигаемые из ножен длинные охотничьи ножи.
      - Это не твой позор, - сказал Вяземайт громко, - это позор Куявии!.. Вот чем отплатили герою! Да наполнятся наши сердца и души мщением! Да прольется кровь куявов, да запылают их города и села, да заплачут их вдовы!.. Да будет проклята земля, на которой сотворили такое беззаконие... такое...
      Он не договорил, яростный рев заглушил его слова. В воздух взлетели зажатые в кулаках ножи и топоры. Всюду Придон видел яростные перекошенные дикой злобой лица, горящие глаза, слышал проклятия, ругань, обещания не щадить ни старых, ни малых, ибо такой народ не имеет права быть на земле, он - оскорбление для богов.
      Придон, оглушенный и растерянный, поворачивался в седле, окруженный жаркой сочувствующей толпой, потянулся к рубашке, лучше бы надеть снова, но Вяземайт властно отобрал, сказал негромко:
      - Ты должен ехать так. Солнце скорее залечит твою рану, если будет ее видеть!
      Аснерд сказал негромко с другой стороны:
      - Да и рубашка натирает. Открой спину солнцу.
      Лишь на закате измученные люди и кони получали право на отдых, расползались к кострам. Аснерд и Вяземайт возвращались к шатрам, долго ждали возвращения из Степи Придона. Он все еще искал уединения, но на ночь в Степи уже не оставался. Его сильное молодое тело быстро обрастало мышцами, а те требовали действия.
      Воины с того дня, как он снял рубашку, а они увидели его не-заживающую рану, упражнялись неистовее, учились стрелять дальше и точнее, топоры метали с такой силой, будто видели вместо чурбана из толстого дерева проклятого Тулея.
      Сегодня Аснерд еще издали услышал идущий со стороны их шатра запах жареного мяса, вскинул брови. Вяземайт сказал радостным шепотом:
      - Неужели... Придон?
      - Похоже, - прогудел Аснерд, - на этот раз он вернулся раньше нас.
      С той стороны шатра горел костер, над багровыми углями жарилась освежеванная туша молодого оленя. Аснерд по дороге сразу же деловито повернул вертел, подставляя непрожаренный бок, этот уже зарумянился, оруженосцы увели коней, Вяземайт отбросил полог.
      Придон стоял спиной к ним, взгляд Вяземайта сразу прикипел к кровоточащей ране, однако и ширину плеч не скрыть, как и то, что за последние дни Придон снова набирает на кости тугое жилистое мясо. Не замечая Вяземайта, он резал широкими ломтями жареного сайгака, на длинном блюде уже коричневела высокая вкусно пахнущая горка.
      Аснерд вошел, отпихнув Вяземайта, ноздри крупного носа хищно подергивались.
      - Слова не есть дела, - сказал он довольно. - Деянье - это плоть! Слова же - только тени. Ты можешь сотни лет о жемчуге твердить, но если не нырнешь...
      Придон обернулся, глубоко запавшие глаза блестели жизнью.
      - Привет, Аснерд! Здравствуй, Вяземайт. Что это Аснерд заговорил таким странным языком? От тебя научился?
      - Скорее от тебя, - ответил Вяземайт ворчливо. Он обнял Придона, стараясь не коснуться раны. - Твои слова, Придон, гудят, как растревоженные пчелы, в голове каждого, кто хоть раз тебя услышал.
      Аснерд снял и бросил в угол широкую перевязь с боевым топором.
      - Это потому, - сказал он значительно, - что Придон умеет придумывать новые слова!
      Вяземайт возразил:
      - Сила его не в том, что сказал что-то новое... что новое можно о любви?.. зато нашел такие слова, что как будто сказано впервые, как будто никто и никогда не говорил о любви, не знал ее, не испытывал! А любовь, ты же знаешь, как хмелит души и кружит головы!
      Аснерд не ответил, прислушивался. За стеной шатра привычно потрескивал костер, слышались голоса, но послышался и далекий стук копыт. Придон выглянул из шатра, приложил ладонь козырьком к глазам. В их сторону быстро приближалось облачко пыли, частый стук копыт стал громче.
      - Это Скилл, - сказал он.
      - Уверен? - спросил Аснерд.
      - Его белый жеребец.
      Аснерд и Вяземайт переглянулись. Вяземайт кивнул, быстро вышел и растворился в тени за шатрами. Из пыли вынырнули всадники, впереди несся Скилл, по бокам мчались Винул и Овсерд, несокрушимые герои, дети Перей-Тучи, который в одиночку прошел Заклятое Плато, спускался в преисподнюю и даже вывел оттуда своего побратима Мунгу Бронзовый Кулак.
      Скилл спрыгнул на землю, мальчишка перехватил повод, а Скилл быстро шагнул навстречу Придону. Лицо его потемнело, и глазах блистали грозные молнии. Брови гневно сдвинулись, суровая складка пролегла на лбу.
      - Что вы здесь творите? - прорычал он, как разъяренный лев. - Что за войско начали готовить?
      Жар охватил Придона, сердце застучало чаще.
      - Скилл, - сказал он, - ты же сам говорил, что соберем войска и двинем к границе с Куявией.
      - Да, - рыкнул Скилл, - да!.. Но я не говорил, что будет вторжение!
      Придон открыл рот, но Аснерд положил ему руку на плечо и предостерегающе сжал.
      - Скилл, - прогудел он благодушно, - умерь свой гнев. Ты - тцар, ты сам понимаешь, что никакое войско на границе вот так просто не удержать. К тому же такое... ну, большое. И очень-очень злое.
      Скилл потемнел еще больше. Аснерд смотрит бестрепетно, для него Скилл по-прежнему сын его друга, а не великий тцар, но в голосе старого военачальника ясно звучит предостережение.
      - Я - тцар, - сказал Скилл с нажимом. - И я знаю, что нам войны с Куявией не нужно. По крайней мере, сейчас. Я даже понимаю, почему вы убедили Придона снять рубашку.
      Аснерд кивнул.
      - Сейчас, - повторил он. - Ага, сейчас... Верно, значит, говорят, что ты уже послал людей за той куявкой... Ты решил взять ее в жены?
      Скилл запнулся, голос осел, но прозвучал достаточно твердо:
      - Я очень долго ее ждал.
      - Ты тцар, - произнес Аснерд многозначительно.
      - Да, - сказал Скилл с вызовом.
      - А что позволено простолюдину, - произнес Аснерд еще значительнее, того нельзя тцару. Ты - лицо всей страны! Если берешь в жены куявку, то что остается простым артанам?
      Тцар должен быть чист перед народом и нашими богами. Это значит, что тцар Артании должен быть прежде всего... артанином.
      Придон видел, что Скиллу нанесен жестокий удар. Ниже пояса... нет, это прямой удар, Аснерд не позволит себе ударить бесчестно. Скилл должен быть артанином больше, чем любой другой артанин.
      Скилл стиснул челюсти, желваки заходили тяжелые, а в глазах разгорелось пламя. Винул и Овсерд подошли ближе, их ладони опустились на рукояти топоров. Глаза прицельно всматривались в Аснерда, Придона. Придон слышал, как со стороны его воинов зазвенело оружие, за спиной послышалось тяжелое дыхание. Краем глаза он заметил блестящие от пота сильные тела, топоры у всех в руках.
      - Войско, - сказал Скилл резко, - распустить! Это - приказ. Я признаю, что ваша задумка насчет десятков и сотен - хороша, но ее ввести должен я. И введу. Есть только одна армия, командую ею я. Все!
      Он резко повернулся, Винул и Овсерд не сводили с Придона глаз. Придон дышал часто, кровь вскипела и бросилась в голову, он чувствовал, как в бешенстве стучат зубы, а пальцы безуспешно шарят по широкому поясу. За его спиной ворчали воины.
      Скилл вспрыгнул на коня, тот гневно заржал. Винул и Овсерд разом отступили на пару шагов, лишь тогда повернулись и быстро пошли к своим коням. Земля загрохотала под копытами, взвилась пыль, ветерок тут же смахнул, но всадники уже исчезали за горизонтом.