Олег ахнул:

– Томас, ты в своем уме? Ее ж не плотник похитил, который не чует разницы между кухаркой и женой хозяина! Ее уволок хоть и мерзавец, но все же рыцарь! И то не для себя, а для кого повыше.

– Повыше?

– Ну да. Ворон ворону глаз не выклюет, а кус мяса отберет. Мужчины друг другу уступают замки, земли, даже коней иногда, но не женщин. Женщин отбирают, выкрадывают, уводят. Так и твою Яру уже мог отнять у твоего мерзавца какой мерзавец повыше рангом. А раз выше, то еще больше знает разницу между женщиной, которую берут силой, и женщиной, которую надеются уговорить… Так что Яра сейчас в безопасности. Ее накормили, напоили, переодели. Перед ней пляшут шуты, а адские барды поют адские песни.

Томас все яснел лицом, словно тучка сбежала с утреннего солнышка.

– Спасибо, ты меня успокоил. Но я должен поспешить вырвать ее из гнусных лап злодеев.

– Да, – согласился калика, – спешить надо. А то с этими нарядами, песнями да плясками еще и голову задурят. Все-таки женщина! Тем более красивая. Да и драгоценностей могут надарить полные сундуки, каких ни у одного короля не найдешь…

Рыцарь вскочил, поспешно напяливал сапоги. Брови снова сшиблись на переносице. Похоже, вспоминал, успел ли подарить своей невесте хотя бы колечко.

Калика наблюдал с любопытством:

– И куда ж ты?

– Спасать! – огрызнулся Томас.

– А куда?

– Не знаю. Потом придумаю. Мне в седле моего боевого коня только и думается. За столом дяди Эдвина я засыпаю, как жаба в болоте, а когда трясет, то в голове как бы взбалтывается… Такое всплывает!

Калика брезгливо поморщился:

– Представляю. Лады, собирайся. Поглядим, вдруг да мне по дороге. Вот только пролив…

Томас отказался от королевских доспехов из тонкого, как пергамент, листа, покрытого золотом, и теперь тяжело поворачивался в толстом железе, похожий на окованный металлом таран, которым пробивают ворота крепости. Калика оглядел его с головы до ног оценивающе, зябко передернул плечами, будто это железо предложили надеть ему.

– Люблю молодца и в половце. Да ты хоть дорогу в ад знаешь?

Томас остановился на миг, но тут же с помощью оруженосца надел через плечо широкую перевязь с двуручным мечом.

– Откуда?

– Так как же попадешь туда?

Томас принял из рук верных рыцарей щит, надел на локоть.

– Ты подскажешь.

– Я? С какой стати?

– Ты, – ответил Томас со сдержанной яростью, – где только не побывал, а в аду как раз полно твоих дружков. И в котлах, и среди тех, которые под котлы дрова подкладывают да вилами несчастных тыкают, как ты меня, когда будил ни свет ни заря. Да и разве святой обет рыцарства…

Он осекся, ибо зеленые глаза горели откровенной насмешкой. Оруженосец молча застегнул на поясе Томаса толстый ремень с кинжалом в дорогих ножнах. Лицо юноши было торжественное и суровое, а на человека в звериной шкуре смотрел с нескрываемым отвращением.

– Ну ладно, – сказал Томас раздраженно, – из тебя рыцарь, как из… Но просто дружба? Ладно, мы так и не сдружились. Ну просто христианское участие… А, черт! Или чисто мужское сочувствие? Наше мужское понимание?

Оруженосец прожигал варвара в звериной шкуре ненавидящим взором. Калика подумал, отмахнулся с небрежностью:

– Бред мелешь, как дурная мельница Сампо, что все море засолила. К тому же я не знаю туда дорогу. Раньше можно было пролезть через дупло Прадуба… иные звали его Ясенем, было такое Мировое Древо неизвестно какой породы. Вершиной достигало небес, даже выше, а корни висели в подземном мире. По дуплу как-то раз… гм… Но уже в тот раз дупло было такое агромадное, что я натрясся, когда лез. Вот-вот, думаю, свалится. Такое упадет на голову, даже рыцарю прическу испортит.

Он умолк, а Томас спросил жадно:

– И что же?

– А недавно я проле… проходил в тех краях. Гляжу – нет Дерева. Только холм, но какой! Да еще тлением тыщалетним отдает. Рухнуло, значит. Стояло-стояло, а потом зачем-то рухнуло. А я так и не поглядел, что за червяки его точили. Сколько хотел поглядеть, да все время не хватало.

Томас не понял, как могло не хватить времени человеку, который зачем-то годами сидел в пещерах, но спросил о своем:

– Может быть, обознался? В благородной рассеянности, свойственной святым людям… ну, для чертей святым, перепутал пустыни Аравии со снегами Имира?

Калика вяло пожал плечами:

– Да вроде бы место то. Гора, что торчала на востоке, так же и торчит, разве что чуть осела, а озеро, что было слева, – так и видно, что было озером, только теперь там лес. Даже река, что гордо несла корабли, осталась на прежнем месте. Только уже без воды, но русло угадать можно, если присмотреться как следует.

– А ты присмотрелся?

– Да, было любопытственно. Так что там не пролезть. На месте пня все завалилось, заросло, сплавилось, слиплось, а деревянный пень обратился в камень…

Томас буркнул зло:

– Магия? Дерево само себя превратило в камень?

– Ага, – согласился Олег. – Я видел, как целые рощи обращались в камень. Не сразу… постепенно.

По лицу пробежала легкая тень, и Томас поверил, что деревья в самом деле могут превращаться в камень. Но только постепенно.

От стены донесся прерывистый вздох. Оруженосец, испугавшись, что привлек к себе внимание, вытянулся и замер, став неотличимым от ярких фигур на коврах.

– А какие-то другие пути? – спросил Томас с надеждой.

Калика морщил лоб:

– Я слышал, ваши попы наловчились вызывать демонов, души распродают косяками. Если попробовать заарканить такого демона, чтобы отнес в преисподнюю? Думаю, сделает такое с радостью.

Томас стукнул кулаком по столу:

– В моем королевстве нет чернокнижников!

– Думаю, – сказал калика суховато, – сейчас ты сам об этом жалеешь. Но не обольщайся, что выкорчевали ересь всюду. На твердолобии мир держится, а на ереси развивается. Будешь королем – на всякое непотребие прикрывай один глаз. Чересчур много нельзя, сгинете, но малость оставить надо. А этого достаточно, ибо для любого королевства одного-двух умных людей хватит с лихвой!.. Что я такое слышал по дороге, что мать того хлопца, которого ты расколол, как гулящая девка богатого щеголя… ну, от макушки и до задницы… что его мать – ведьма?

Томас вздернул брови. На лице проступило сильнейшее отвращение.

– Мать Мангольда?

– Ну и что?

– Да я ни за какие… – начал рассерженно Томас. Его грудь выгнулась и раздалась в размерах. На скулах выступили красные пятна.

– Хорошо сказано, – одобрил калика. – Красиво, гордо. Я думал, ты за Ярославой бросишься сломя голову. А ты выбираешь, чтобы ножки не испачкать.

Томас поперхнулся, смотрел дико. Тряхнул головой, пробормотал:

– Прости. Но почему она станет нам помогать?

– Если она ведьма, то еще и доплатит, только бы отправить в преисподнюю такого верного сына церкви.

Томас подумал, нехотя кивнул. Но лицо разгладилось, в глазах заблестело радостное нетерпение.

– Вулф, вели седлать моего коня!.. Сэр калика, а может быть, ты съездил бы со мной к этой проклятой ведьме? Тебе все одно где баклуши бить, то есть предаваться благочестивым размышлениям, а мне в разговоре с ведьмой лучше бы иметь рядом ведьмака. Еще страшнее и гаже, чем она сама, чтоб уж напугать так напугать…

Тяжелый грохот взорвал утреннюю тишь. За Томасом и каликой грузным галопом неслись две дюжины тяжеловооруженных рыцарей. На двух дюжинах настоял Макдональд: король всюду должон являться лишь в сопровождении богатой и могучей свиты, иначе будет умаление королевского достоинства. Тогда Томас съязвил зло: а не надо ли брать все две дюжины и в то место, куда даже короли пешком ходят, но Макдональд, поразмыслив, решил, что туда достаточно и одного оруженосца, дабы расстегивал многочисленные крючки и пряжки. Да и времена ненадежные, в разбойники подались, обеднев, даже бывшие герои крестовых походов.

Замок Мангольда поднялся из утреннего тумана мрачный и недобрый, злобно грозил небу остроконечными крышами с копьями флюгеров. Он высился на холме, насыпанном среди равнины, основание холма утопало в тумане, и рыцари невольно придержали коней.

– Вперед, – велел Томас нетерпеливо, – там всего лишь туман.

Он пришпорил коня, даже пригнулся вперед от нетерпения. Рыцари сгрудились сзади, переговаривались встревоженными голосами. Туман здесь постоянно, но это не простой туман, а туман вокруг замка колдуна, что продал душу нечистому!

Томас заставил коня двинуться через вязкую белую стену. Торчащие уши еще слабо виднелись впереди, но с боков раздавалось жутковатое уханье, топот, вроде бы и не родной конский, зловеще звякало, лица сразу покрылись капельками влаги, а потом и вовсе водяной пленкой, под ногами чавкало как в болоте, а оглянувшись, трудно было рассмотреть даже свой хвост, то есть хвост своего коня. Лишь далеко впереди раздавался настойчивый голос, что звучал словно из-за дальнего леса, хотя молодой король должен был ехать всего на два-три конских корпуса впереди.

Олег слышал за спиной шепот множества голосов, что бормотали одну и ту же молитву. Судя по всему, никто дальше трех первых слов не знает, рыцари тоже люди, но зато все чувствуют себя как бы под добавочным доспехом.

– Вперед, вперед, – слышался голос Томаса. – Нас ничто не остановит.

Олег сказал негромко:

– Да туман-то обыкновенный. Ничего чародейского.

– Правда?

– Чем хошь поклянусь.

– Знаю я твои клятвы! Но спасибо, утешил. А то уже мороз по шкуре пробрал.

Олег покачал головой:

– А мне кажется, ты только рад, что кто-то пытается встать у тебя на дороге.

Томас оглянулся по сторонам, понизил голос:

– Сэр калика, признаюсь честно. Король из меня, как из сарацина священник. Не рожден я править, моя рука привычна к мечу. Но сейчас взялся, ведь остальные еще хуже. Ты погляди на их рожи! Да и надо свой родовой замок поправить! А там поглядим.

В тумане копыта стучали совсем глухо, конские фигуры расплывались. Наконец белый мрак стал таким плотным, что Томас уже не различал даже уши своего коня. Впереди слышались растерянные голоса рыцарей, в плотном тумане не видно даже конских копыт, не то что дороги, и тогда послышался властный уверенный голос старого Макдональда. Судя по радостным голосам, он взялся вести отряд напрямик без всякой дороги.

Томас успел подумать, что странновато это, как это выведет без дороги, даже птицы в тумане сбиваются с пути, но впереди уже загрохотали копыта, а рядом калика чему-то загадочно усмехнулся и тоже послал коня вперед.

Когда туман начал рассеиваться, Томас с облегчением увидел, что не потерялись, едут плотной группой, а вдали из редеющего тумана уже проступают крыши замка. Под копытами прошмыгнул юркий зверек, Томас бросил:

– Деревня близко… Хорек явно за курами охотится.

Кто-то из рыцарей поправил почтительно:

– Это суслик.

Томас не успел буркнуть, что ему все равно, как раздался грозный окрик Макдональда:

– Король сказал «хорек»! И никаких сусликов.

В ответ Олег услышал только невнятное бормотание, рыцарь оправдывался, объяснялся, а строгий голос Макдональда приобрел отеческие нотки:

– И вообще, доблестный рыцарь, голова у рыцаря, чтобы думать, а мозги, чтобы соображать. Поправлять короля – это вам чревато боком, а мне неловко: все-таки я сам отбирал отряд сопровождения… Эх, вывести бы вас в чистое поле, поставить лицом к стенке да зарубить к чертовой матери, чтобы на всю жизнь запомнили!..

– Да я…

– Молчать, когда вас спрашивают! Я тебе руки оборву, чтобы не болтал когда попало.

Над замком колыхалась странная черная туча. Ее заносило то вправо, то влево. Время от времени от нее отрывались и падали вниз темные точки. Когда подъехали ближе, кто-то из рыцарей громко ахнул, узнав невиданную стаю черных воронов.

– К добру ли? – прошептал он. – О, Езус Кристос…

Томас зло бросил:

– Конечно, не к добру! Но для тех, куда едем.

Мост был поднят, а над воротами блестели шлемы. Томас сорвал с луки седла боевой рог, громко и страшно протрубил, могуче раздувая щеки. Рев пронесся долгий и грозный, в нем были свирепость дикого зверя, жажда крови.

Однако со стены крикнули достаточно нагло:

– Кто такие?

Томас сказал люто:

– Ваш король! И если сейчас же не откроете ворота во всю ширь, то, клянусь святым гвоздем в рукояти моего меча, разрушу ваш замок, смету холм, а на этом месте велю вырыть озеро, где поселятся жабы!

Олег ощутил, как вздрогнули и застыли рыцари за его спиной. Томас был страшен, как бог англов прошлых лет, свирепый и грозный, а ладонь его уже метнулась к грозному мечу.

Он напомнил:

– У тебя ж давно того гвоздя нету.

– Да ладно тебе, – огрызнулся Томас. – Что за мелочный человек!

На воротах уже задвигались, началась суета. Вниз крикнули торопливо:

– Сейчас откроем! Сейчас…

Послышался хрип, Томас увидел, как высокий воин ударом кулака в железной рукавице вогнал шлем говорившего в плечи. Воин повернулся к пришельцам, лицо было грозное, с пылающими очами, крикнул громовым голосом:

– Никто не смеет…

Томас и его рыцари видели, как в слабом рассвете за спиной великана блеснули острые копья. Воин выгнулся от предательского удара, быстро повернулся и ухватил одного за горло, но второй налег на копье, и дерзкий рухнул с высокой стены, увлекая жертву.

Конь Томаса вздрогнул, когда два тела с металлическим звоном грохнулись на вытоптанную землю. Наверху была суета, снова торопливо крикнули: «Сейчас, сейчас…», ворота начали открываться. Заскрипело, загремели цепи, подъемный мост пошел вниз, как гигантская челюсть. Вход открывался темный, тесный.

– Не западня ли? – пробормотал Макдональд. – Пусть сначала проедут люди, потом поедем мы.

Томас поколебался, но перед глазами встала Ярослава, он ощутил такую острую боль в сердце, что стиснул челюсти, чтобы не выдать себя криком. Выдавил сквозь зубы:

– Гадать некогда. Идем.

Бревна моста глухо вздрагивали под конскими копытами. По обе стороны ров был глубок, заполнен водой, со дна просматривались сквозь мутную воду острые колья. Над воротами в башнях были узкие отверстия для арбалетчиков, а немного дальше виднелись еще одни ворота. Томас нахмурился, подозревая предательство, но створки тех ворот медленно пошли в стороны.

Когда миновали ворота, вороний крик стал оглушительным. Черные тени мелькали над головами, перечеркивали ясный свет солнца. Больше всего ворон вилось над угрюмой башней, что одиноко высилась на темной стороне замка. Таких башен было четыре, но от южной веяло злом, могильным холодом.

За воротами дорогу перегородил коренастый немолодой воин. Лицо суровое, в шрамах, глаза бывалого и опытного рубаки – холодные, прицельные. Рядом с ним и за его спиной маячили еще с десяток, все в неплохих доспехах и с боевыми топорами, но Томас обращал внимание только на этого человека, в глазах которого были достоинство и верность своему сюзерену.

– Я – сэр Малькольм, – сказал он Томасу. – Брат Клотильды и дядя Мангольда. Замок вверен в мое распоряжение.

– Я Томас Мальтон из рода Мальтонов, – ответил Томас резко. – На всеобщем воинском сборе я провозглашен королем. Со мной лучшие из рыцарей, достойнейшие представители знатнейших родов королевства. Я приехал повидать Клотильду. Сам Сатана не сумеет мне помешать сделать то, ради чего я приехал.

Сэр Малькольм поклонился, но в голосе его прозвучала насмешка:

– Боюсь, сэр король, что это невозможно.

Макдональд бросил, набычившись, предостерегающе:

– Если вам, сэр рыцарь, не нравятся ваши гости, мы вам устроим более другие!

А Томас вытащил меч, луч солнца жутко блеснул во всю длину лезвия размером с потолочную балку. Голос его был свиреп, как у сарацина перед боем за торжество веры ислама:

– Да, ты не был на сборе. Но отныне это мое королевство. И всякий, кто противится воле короля, умрет!

Сэр Малькольм, не двигаясь с места, сказал невозмутимо:

– Я не был на собрании воинов, но это не значит, что не признаю волю знатнейших рыцарей. И хотя я сам предпочел бы другого короля, но сейчас говорю: добро пожаловать во владения Мангольдов, где неделю тому прекратился древний род этих великих воинов!

Он слегка поклонился, отступил, давая дорогу. Расступились и другие, хотя смотрели зло, угрожающе, позвякивали мечами и топорами. Томас слез с коня, швырнул поводья в лицо Малькольму. Часть рыцарей спешилась вслед за королем, другие зорко посматривали по сторонам, выискивали засевших арбалетчиков. Макдональд с высоты седла критически оглядел сэра Малькольма:

– В каком вы виде, рыцарь? Перед вами целый король стоит!.. А вы и ухом не моргнули! И не трясите мордой лица, если хотите и дальше сохранить какую-то власть и влияние.

Томас, не слушая дальше, бегом бросился в черную башню. Олег догнал уже на ступеньках. Сзади топали трое или четверо рыцарей. Томас бросил через плечо встревоженно:

– Одного я не понял… Он сказал, что невозможно поговорить с Клотильдой, мерзновеннейшей из ведьм, но пропустил меня свободно!

Олег крикнул вдогонку:

– Ты что, ворон не видел?

– Видел…

Томас осекся. Смертельная бледность залила лицо, он как ветер понесся по винтовой лестнице. Олег, хоть и не тащил на себе два пуда железа, едва поспевал: Томас как горный козел прыгал через две ступени. Рыцари сразу отстали так, словно шестой день взбирались на Мировое Дерево.

На верхней площадке была только одна дверь. Возле нее виднелась сгорбленная фигурка священника, тот сидел на корточках. Обе руки бережно прижимали к впалой груди толстую книгу в латунном переплете. Увидев взбегающих вооруженных людей, испуганно вскочил, побелел лицом.

– Еще жива? – крикнул Томас, задыхаясь и хватая ртом воздух, как глубокодонная рыба.

– Еще… – пролепетал священник, его трясло, он с ужасом оглядывался на дверь.

Олег уловил слабый запах серы, горелой смолы.

– Но она… гонит меня…

Томас спросил быстро:

– Тебя или твою книгу?

Не дожидаясь ответа, рывком распахнул дверь. По ушам стегнул злобный крик ворон, пахнуло дымом, донесся далекий сдавленный хохот, слабый стон, скрежет. Потом в полумраке прорисовалось окно, но по ту сторону так часто мелькали черные тени, что Томас не сразу разглядел широкое ложе с роскошными звериными шкурами, расшитыми подушками. Олег вошел следом в тесную комнату: стены круглые, окна забраны железными решетками. На ложе, только сейчас разглядел, иссохшая безобразная старуха с крючковатым носом, щеки впали, выпученные глаза с ужасом смотрят в потолок. Руки дергаются, пальцы мнут шкуру с такой силой, что слышится скрип.

Олег сказал быстро:

– Закрой дверь!

Томас послушно притянул за собой дверь. Пальцы старухи сразу затихли, а из высохшей груди вырвался глубокий вздох. Веки начали закрываться. Томас вскрикнул:

– Погоди!.. Я приведу священников, дабы отмолили твои грехи, но ты за это…

Ведьма прошептала тихо, но ее свистящий шепот был похож на шелест ползущей гадюки, и Томас умолк на полуслове.

– Поздно… Меня ужасает вид Книги… меня терзают слова Откровения… меня сжигает…

Томас перебил:

– Все равно! Что-то всегда можно сделать. Давай договоримся.

Ведьма прошептала, не поднимая век:

– Ночами я творила черное… кровь младенцев… крылья упырей… кости самоубийц из чужих гробов… за что не найду покоя в своем…

– Ну-ну, – перебил Томас с гневным отвращением, – наш прелат говорит, что раскаяться можно и в последний миг жизни.

Ее шепот был едва слышен:

– Брехня… Что натворил, то натворил… Но я прошу… Святой водой обрызгайте мой труп, тогда мне будет нипочем… И гроб мой окропите… И саван… и черный весь покров… А гроб из толстого свинца семью толстыми обручами оковать… внести во храм и пред алтарем прибить к помосту на штырях железных… еще и цепями приковать толстыми, как змеи… И цепи тоже окропите… И пусть священники три дня и три ночи кряду читают заупокойные о моей душе… чтоб сорок на хорах… и свечи чтоб горели…

Рыцари за спиной Томаса начали переговариваться: ведьма совсем обнаглела, хоть это и ее замок, но такие почести разве что епископу, да и то не всякому, а разве что близкому друге папе…

– Чтоб во все колокола, – продолжала ведьма угасающим голосом, – чтоб заперта во храме дверь была… Чтоб воскуряли фимиам во славу бога… чтобы все двери и окна крепкими запорами… до восхода солнца… Всех священников одари… пусть поют трое суток… И тогда все – твое! Земли Мангольдов, замок, подвалы…

Шепот оборвался. Лицо исказилось, она с ужасом смотрела в потолок. Томас хмуро кивнул, отступил на шаг, указал калике взглядом на ведьму. Олег покачал головой: брезговал или боялся покойников, и тогда из-за спины Томаса выступил неустрашимый Макдональд, провел ладонью по лицу ведьмы. Ее веки опустились.

– Видите, – прошептал Томас своим рыцарям укоряюще. – Старик, а не боится ведьмы.

Рыцари мялись, только один пробормотал:

– Так то Макдональд… Она ему еще и не то позволяла.

– Опустить ли, задрать ли, – бросил второй, оправдываясь. – Потому он и дорогу в тумане… Ваше величество, вы в самом деле проявите такую неразумную щедрость?

Томас сказал надменно:

– Почему нет? Все-таки мы отбираем в свое распоряжение… э-э… принимаем под свою милостивую длань немалые земли с селами, лугами, мостами, дорогами, лесом и двумя озерами. Да один этот замок чего стоит! Сэр Макдональд, ты возьми на себя заботу выполнить последнюю волю усопшей. Не скупись на священников, колокола пусть не умолкают, не оглохнем, свечи доставить самые толстые из чистого воска, кузнецы пусть спешно куют цепи… Да увидит весь народ и все знатное рыцарство, что король не хранит зла на мерзавца, который пытался убить его так подло!

Глава 3

Церковь высилась из массивных каменных глыб, между камнями зеленел мох, узкие окна забраны толстыми железными гратами. Колокольня, высокая и тоже великолепно приспособленная для обороны, примыкала слева. По винтовой лестнице можно подниматься только по одному, защитить легко, а стрелки за верхним парапетом могут держать под прицелом весь двор.

Замок висел на воротах пудовый. Священник ключ отыскал не скоро, а когда пытались открыть ворота, то лишь усилиями троих могучих рыцарей сдвинули вросшие в землю створки.

Томас покачал головой:

– Не похоже, чтобы здесь заботились о слове Божьем!

Священник съежился, будто ждал удара. Он не был, на взгляд Олега, похож на пьяницу или бабника. Скорее как раз и был истинным приверженцем новой веры, наивно верил в то, что проповедовал, пытался делать то, что говорил, а оказался чужим в этом жестоком мире, где Бога начали изображать на иконах, что запрещено, Пречистую Деву одели в доспехи и усадили на коня, а святые в рыцарских латах бросились совершать воинские подвиги.

– Господь не в церкви, – пробормотал он. – Господь в сердцах…

Томас перехватил насмешливый взгляд Олега. Тот смотрел как на покойника, мол, такой долго не проживет в мире, где от имени молчаливого Бога говорит все заграбастывающая церковь. Макдональд, оглядевшись, сообщил:

– Забор вокруг храма как год тому упал, так до сих пор и стоит! Мерзость запустения всюду… Эй, ответствуй, почему здесь, как я вижу, водятся крысы и другие насекомые?

Священник втянул голову в плечи. Голос был тонкий:

– Это все козни врага рода человеческого…

– Козни, – прорычал Макдональд свирепо. – А ты чего хромаешь? Рожать, что ли, собрался? У тебя целибат, вот и ходи с прямой спиной, как боевой гусь.

Веcь день в кузницах горели все горны, звонко и часто били молоты. Калика отыскал тайную комнатку с награбленными сокровищами, Томас велел взломать, и теперь щедро рассыпал золотые монеты в руки работников.

Гроб изготовили из свинца, двенадцать рыцарей из клана Мангольдов, не доверяя работникам, с трудом втащили его в храм. Обвязав веревками и цепями, подняли на помост перед алтарем. Когда принесли старую владелицу замка, в помост уже вогнали шесть толстых железных штырей с длинными цепями в руку толщиной.

Сэр Макдональд взмахом длани велел опустить умершую в гроб. На лице было беспокойство, поместится ли, делали без мерки, но затем складки на лбу разгладились. Он довольно щелкнул языком: точно по росту.

Томас обернулся, поискал глазами:

– Где священники?.. Я же велел собрать их всех по всем землям, откуда успеваем до вечера!

Дядя Томаса выволок за шиворот трясущегося человека в черной монашеской одежде.

– Прости, Томас, но они еще не слышали, что их ждет и добавочная плата.

Томас бросил коротко:

– Окропи святой водой. Не жалей. За каждую ночь, проведенную в храме с мертвой, каждый получит по сто золотых!

Священник ахнул, подался вперед, волоча вцепившегося в его ворот дядю.

– Конечно, конечно!.. Богоугодное дело!

Он торопливо брызнул святой водой на лицо умершей. Томас услышал, как все ахнули. Лицо ведьмы страшно исказилось, веки медленно начали подниматься. Кто-то из рыцарей попятился, двое вовсе бросились из церкви. Старый Макдональд недрогнувшей рукой надвинул веки снова, придержал, и лицо ведьмы медленно расслабилось.

Когда кропили саван, покровы, там вздымались дымки, а на плотной материи оставались дыры с обугленными краями. Вторично лицо умершей исказилось, когда священники хором запели панихиду. Томас украдкой и с тревогой косился на калику, не потерять бы друга, но тому все как с гуся вода, только морщится от чересчур усердных воплей. А потом и вовсе предложил:

– Неплохо бы гроб приковать цепями.

– К чему? – не понял Томас.

– К помосту.

– Да нет, я не о том. Зачем?

– Да так… Не хотелось бы, чтобы начал летать по церкви. Стены обобьет – не жалко, пусть хоть все иконы порушит, но если такая махина саданет в спину, синяком не отделаешься.

Томас ахнул, даже отступил на шаг.

– Ты что? С чего бы гробу… да еще свинцовому!.. летать?

Олег развел руками:

– Не знаю. Предчувствие. Как будто такое со мной уже было. Хотя знаю, что нет. Ложные воспоминания? Но висит же гроб Мухаммада в воздухе вот уже сотни лет?

Томас возразил:

– Так то Мухаммада! Хоть и неверный, но все же святой. Для сарацин. А это тварь, предавшая веру Христа. Сарацины тоже не жалуют предателей. Нет, это не бабочка, порхать не станет.

– Ну гляди, – ответил Олег. – Твой гроб, твоя церквушка, твое королевство.

Грохот сотрясал церковь. Со свода сыпались пыль, мелкие камешки. Шестеро дюжих кузнецов оковали гроб семью широкими полосами железа, а потом еще наложили массивные цепи, прижали ими к полу и закрепили намертво на штырях.

Томас качал головой:

– Надо ли столько всего?

Священники один за другим брызгали святой водой на гроб, цепи, штыри. Все блестели сперва в крупных каплях, потом с гроба на пол натекла большая лужа.

Олег оглянулся на раскрытые врата. Тени легли резче, длиннее. Небо окрасилось красным. Слышался конский топот, скрипели телеги. Громкий голос Макдональда гремел как раскаты грома, в церковь поспешно вбегали священники, испуганные монахи, срочно привезенные из дальнего монастыря. У всех в руках были книги, священные реликвии, запахло фимиамом и благовонными смолами. При виде Олега шарахались, кое-кто тут же начинал творить молитвы.

Местный священник деятельно загружал всех работой: нанесли связки толстых монастырских свечей, приклеивали перед всеми иконами, в каждой нише и к каждому выступу, к аналоям и образам. Наконец церковь засияла нестерпимо ярким светом, которого не знала со дня основания. Однако вверху чернота стала угрюмее, злее, свод исчез, оттуда веяло холодом, словно открылось черное беззвездное небо.

Томас чувствовал, как мурашки бегут по коже. При контрасте света и тьмы иконы ожили, глаза святых сверкали, следили за каждым движением молодого короля, а черты и без того аскетических лиц стали резкими, как вырубленные топором.

Послышались грубые шаги, в церковь вошел Макдональд. Негромким голосом произнес:

– Ваше величество, солнце зашло.

Томас быстро оглядел церковь:

– Народу вроде бы довольно… Но на всякий случай замани еще пару дюжин монахов. Заплачено будет хорошо. А сейчас накорми, если надо – напои, но чтоб через пару часов все были здесь и начали читать молитвы.

– Ваше величество, – осторожно сказал Макдональд, – нечистая сила появляется вроде бы только с полночи…

– Знаю, но рисковать не стоит. Да и споются к тому времени, осмелеют. Ты уже сказал про сто золотых каждому?

– А разве сумел бы столько привести народу? Стены монастыря крепче, чем у этого замка. А так и настоятель прибежал, подобрав рясу.

Когда поздно вечером, плотно поужинав, подходили к церкви, на колокольне раздался звон, а от приоткрытых врат уже доносилось пение. Оно становилось все громче, по мере того как Томас и Олег подходили ближе, увереннее. Когда переступили порог, двое рыцарей молча закрыли за их спинами ворота, и слышно было, как лязгают массивные железные запоры.

Церковь была залита нещадным светом, слишком сухим и выжигающим, на хорах громко и уже слаженно пели монахи. Около дюжины священников стояли перед гробом, у каждого в руках книга, что-то бормотали. Массивный гроб придавил помост, тот словно бы присел под неимоверной тяжестью. Томасу почудилось, что алтарь погружается в землю под тяжестью грехов Клотильды.

– Вроде все, – сказал Томас озабоченно.

– Подождем, увидим, – ответил Олег.

Макдональд бросил на него острый взгляд, вздрогнул, чувствуя себя так, будто оказался голым в чужом лесу среди ночи, и вернулся к рыцарям у ворот. Воздух был теплый, быстро пропитался ладаном и фимиамом, свечи наполняли еще и запахом расплавленного воска. Медлительные голоса певчих сливались, колыхались, взмывали к черным сводам храма, и там тьма как будто отступала, хоть и ненадолго, бледные лица были удлиненные и строгие, а голоса чистые и сильные.

Фигуры священников перед свинцовым гробом колыхались и подрагивали. Томас сперва встревожился, потом понял, что волны фимиама проделывают то же, что горячий воздух в сарацинских пустынях, где показывает даже несуществующие города.

Олег видел, как один из попов упал на колени, бил поклоны и обливался слезами, громко умоляя простить прегрешения усопшей, а другие в рясах громко и мощно гудели как огромные шмели, шелестели страницами книг.

Томас ерзал, ночь слишком тянется, вдруг плечо калики отвердело, а дыхание стихло. Скосив глаза, Томас видел, как напряженно вслушивается красноволосый друг, затем и сам услышал далекий волчий вой. За окнами метнулись гигантские тени, скрывая звезды. Неожиданно и страшно за решетками раздался крик, визг, скрежет.