За время, пока обедали, на форуме игроделов появилось две новых темы, а в десятке старых запостили по несколько сообщений. Я просмотрел наискось, чувство гаденькое, словно помахали перед мордой конфеткой и не дали.
      С развитием инета и появлением форумов получила распространение очевидная вроде бы мысль: когда под никами, когда полная анонимность, каждый вроде бы сможет высказывать свое личное мнение, ничуть не обращая внимания на окружающих. Его не видят, не знают и даже в будущем не покажут пальцем: смотрите, это тот самый дурак, который думает иначе!
      Однако оказалось, что стадность в человеке гораздо сильнее, чем предполагали. Даже при гарантии полной анонимности человек старается выглядеть лучше, чем он есть, и точно так же свое личное мнение подстраивает под мнение большинства. Особенно это заметно на литфорумах, когда кто-то уверенно и аргументированно громит в пух и прах какое-нибудь достаточно сильное произведение и там же взахлеб хвалит, тоже очень умело, что-нибудь слабенькое и серенькое.
      И вот большинство, которое без таких ориентиров черное назвали бы черным, белое – белым, а серое серым, тоже начинают растерянно мямлить, что да, вот то слабое, там полно ошибок, ляпов и промахов, а вот это, напротив, произведение сильное, в нем нет ляпов и промахов, ровное и гладкое, как асфальт!
      Дельцы от пиара вздохнули свободнее и ликующе потерли лапы: оказывается, инет их власть не пошатнул! Смешнее всего наблюдать эту стадность на примере молодых ребят, именно они жаждут быть не как все, и в то же время именно их проще всего сплотить в однородную одинаковую массу, всего лишь указав на какую-нибудь заметную фигуру в политике, бизнесе, искусстве… да все равно где, объявить мишень ретроградом и вообще тупым гадом и… все, этого достаточно! Одинаковыми словами и с одинаковым жаром набрасываются, шельмуют по всем форумам, выискивают недостатки, подлаживаясь… да-да, именно подлаживаясь под общий настрой аудитории форума, где добавляют и свой лай. Сказали ведь, что у такого-то гада одни недостатки, вот постараюсь и я найти их, что я, дурнее других? И ищут, порой сами попадая в смешные ситуации.
      Тарас Гулько зашел при всей своей громадности тихий и, как всегда, старающийся не занимать много места. Положил на стол распечатку карты со стартовыми локациями, я изумился, почему все сдвинуто, он объяснил кротко, что так велел Тимур, раз уж собираемся в аддоне ввести новую расу.
      – Подать сюда наглеца, – потребовал я.
      Тимур долго объяснял и приводил убедительные доводы, я грозно велел все вернуть взад, до аддонов еще дожить надо. Потом у меня еще выпили по чашке кофе, как бы за примирение, а то говорили на повышенных тонах, я указал на экран.
      – Видели, как поливают?
      Гулько дисциплинированно кивнул, он поглядывал на дверь и подбирал повод, чтобы смыться из кабинета грозного шефа. Как многие крупные и сильные люди, он всячески избегал ссор, зато Тимур сказал с самым независимым видом:
      – А ты только теперь заметил? Прости, в тебе говорит недостаточная, прости еще раз, некомпетентность.
      – Недостаточная некомпетентность? – переспросил я.
      – Компетентность недостаточная, – поправился он неохотно. – Уже были проверки, и выяснили очень интересные особенности.
      – Какие?
      Тимур широко и довольно заулыбался, не часто бывает возможность потыкать шефа мордой об стол, да еще при сотрудниках.
      – Когда, – сказал он нравоучительно, – на форуме обсуждают какого-нибудь нашего певца, занявшего первое место на всемирном конкурсе, или писателя, чьи тиражи зашкаливают, в их адрес летит столько говна, что все самосвалы страны не вывезут. Железную дорогу надо подключать! А рядом обсуждают творчество какого-то серенького автора, там одни похвалы, его величают гением!
      Я буркнул:
      – Подумаешь, все знают, что их постят одни и те же личности, меняя ники. С динамическими адресами это просто.
      – Но сперва это были догадки, – уточнил Тимур, – потом уверенность, а вот когда собрались с силами и, подключив властные структуры, проверили, тут и выяснили, что в политике на такой ниве трудятся в поте лица активисты соперничающей партии, а вот в искусстве…
      Он засмеялся, оборвав себя. Гулько прогудел недовольно:
      – Тимур, чего ржешь?
      Тимур ответил со смешком:
      – В искусстве, как обнаружили с некоторым удивлением, стараются как раз обойденные на прямой к финишу! Сами литераторы. А еще те немногие собутыльники, что за друга Васю кого угодно обосрут. Но это было бы еще ничего, обычная борьба, не это обеспокоило власти. Для правительства что один певец, что другой – без разницы. Пусть даже никто не победит ни на каком конкурсе, цена на нефть не упадет и ВВП не дрогнет. Но то, что молодые ребята, еще не умеющие отличать правую ногу от левой, так бездумно вливаются в стадо и ломятся под рукой манипуляторов в указанном направлении… гм…
      Я сказал хмуро:
      – Для этого надо им только говорить: вот теперь вы – личности! Вот теперь вы не стадо!..
      – Да, – согласился Тимур, – молодыми управлять легко. Неужели я такой старик? Молодежи надо почаще про их отличие от других, и вот они уже все, как доски в заборе. Странно, я всегда надеялся, что в инете человек свободен. Сидит себе в своем Мухосранске в одних трусах или даже без них перед компом, никто не видит, берет любой ник и пишет, как сам считает правильным и что считает нужным… Но, увы, даже такими оказалось так же легко манипулировать, как если бы они стояли на площади и слушали Цицерона.
      – Еще легче, – сказал я невесело. – На митинг еще нужно народ собрать! А тут забрасываешь сеть сразу по всему миру и вылавливаешь не совсем умных, но которые страстно хотят казаться умными, оригинальными, лихими. Потому инет и зовут сетью или паутиной. Черт, как они достали… Или это все-таки соперники стараются?
      – Они задают тон, – сказал Тимур. – Остальное – подгавкатели.
 
      Алёна убежала первой за пять минут до конца рабочего дня, остальные разбрелись кто когда. Дольше всех проторчали Тимур и Роман, обоим хотелось успеть закончить сегодня что-то совсем уж надоевшее, а завтра взяться за новое.
      Я ушел последним, прежние дома, которые видел днем, исчезли, вместо них нечто незнакомое, подсвеченное снизу и потому чуточку марсианское. Проезжая часть улица залита двумя потоками огней: в мою сторону приближается оранжевый поток раскаленного золота, а рядом, отделенная только белым пунктиром, течет в другую сторону красная с багровым тяжелая река застывающего металла.
      На пешеходной части улицы прежние люди то ли вымерли, то ли их перебили, а вместо них город заполнили существа иной расы: никуда не бегут, одеты иначе, смеются громче, с любопытством смотрят по сторонам…
      – Эй, парень! У тебя пенис есть?
      Звонкий девичий голосок, вроде бы уже слышал такой, я поспешно обернулся. Молоденькая девчонка, почти подросток, а смотрит на меня нахально и весело.
      – Есть, – ответил я несколько уязвленно, как могли подумать, что я беспенисный.
      – Покажи!
      – Еще чего, – ответил я с достоинством. – Ни за что!
      – Почему? – спросила она с интересом.
      – Я скромный, – объяснил я. – И застенчивый. Вот такой я.
      – Странно, – удивилась она. – Всегда думала, что показать пенис проще, чем вагину.
      – Это кому как, – ответил я.
      Она сказала язвительно:
      – Так чего же ты кричал тогда, чтобы я показала вам?
      – То не я кричал, – объяснил я. – Это Тимур, мой приятель.
      – Это тот маленький и юркий?
      – Ага.
      Она нахмурила лоб, припоминая, покачала головой:
      – Он противный. И мне сразу не понравился. А тебе бы показала.
      – Ну, спасибо…
      – Хочешь, покажу?
      – Нет-нет, – сказал я поспешно, – не надо.
      – Почему? – удивилась она. – У меня там классно! Даже татуху отпадную забабахала!.. И губы бантиком, конечно.
      – Не интересуюсь, – заявил я твердо.
      Она спросила озадаченно:
      – Ты… асексуал?
      – Трансчеловек, – ответил я гордо.
      – Транс… чего?
      – Да ладно тебе, – сказал я. – Знаю, что подумала. Если транс, то трансвестит или трансбистер. А я трансчеловек, а трансчеловек – звучит…
      – Гордо?
      – Просто звучит, – сказал я. – А человек – это говно такое промежуточное. Вообще-то не говно, но если может перейти в трансчеловеки, но не переходит, то говно.
      – Ух ты, – восхитилась она. – Значит, вы даже лучше, чем люди? Что-то вроде панков? Или готы? Может, эмо?
      – Нет, – сказал я терпеливо, – это совсем другое. Панки – это обезьяны, только крашеные. А трансчеловеки… да ты не поймешь, ты же блондинка!
      Она сказала обидчиво, но с достоинством:
      – Да, причем натуральная, не крашеная!.. И что? Дура?.. Ладно, колись, что это за направление? Или это у вас секта?
      – Да, – ответил я. – Секта. Как были сектой христиане. Только в отличие от христианства трансгуманизм охватывает весь мир. У нас уже во всех странах есть секции! В развитых. В неразвитых только панки и всякие там байкеры, свингеры, эмо, сексуалы и тусовочники. И еще всякие-разные, я их не знаю и не интересуюсь.
      – Ух ты какой! – сказала она с уважением. – Значит, чем-то крутым занят?
      – Не очень, – ответил я скромно, – однако… гм… дело есть. А времени по дискотекам таскаться нет. Да и желания.
      Она вскрикнула огорченно:
      – Ну ты чего? А я нацелилась затащить тебя…
      – На себя?
      Она отмахнулась:
      – Да что ты о такой ерунде! Хотя бы вон в тот клуб. Девчонки разбежались, а одной как-то непривычно… В самом деле, хочешь покажу? У меня там родинка. Прикольная!
      Я пробормотал:
      – Да ну… что прикольного в родинке?
      – На таком месте не бывает, – сказала она со знанием дела. – А у меня есть. На осмотре врачи всегда спрашивают, что это… Давай покажу!
      Я пугливо огляделся по сторонам.
      – Вот так, на улице?
      – Ну и что? – сказала она задорно. – Экстрим! Да и вообще… Вот увидишь, никто ничего не скажет. Даже неинтересно.
      – Не надо, – ответил я уже не так твердо. – А вот не надо.
      – Почему?
      – А я трансчеловек, вот почему.
      – Жаль…
      Она выглядела в самом деле беззащитной и потерянной, как котенок, что вышел из темной страшной подворотни на дорогу и жалобно смотрит на огромных людей в надежде, что кто-то наклонится и возьмет в большие теплые ладони, где сразу станет надежно и защищенно.
      Странная нотка сочувствия отозвалась в моей заскорузлой душе.
      – А что там? – спросил я. – В твоем клубе?
      Она сразу оживилась, выпрямила спинку, сиськи красиво натянули тонкую майку, четко обозначив соски. Судя по форме, груди у нее торчат ареолами кверху, так что достаточно лишь наклонить голову, чтобы твердеющие горячие ниппели уперлись в губы.
      – Там все, – ответила она поспешно. – Там весело!
      Я подумал, покачал головой:
      – Нет, не хочу рисковать. Хотя рядом с моим домом есть тоже какой-то клуб. Слышал, там кормят неплохо, а я после работы жрать хочу.
      – Идет! – ответила она с готовностью. – Согласна!
      – Хорошо, – сказал я, – когда девушка на все согласна.
      – Я согласна на все, – подтвердила она серьезно.
      – Пойдем, – сказал я. – Вон моя торчит.
      Спина моего внедорожника в самом деле выступает над ровным блестящим рядом машин, предназначенных для ровных городских дорог.
      – Тебя как зовут? – спросил я.
      – Лиза, – ответила она торопливо. – Но меня обычно зовут Лисенком.
      – Лисенок, – спросил я, – а ты уже совершеннолетняя?
      Она спросила удивленно:
      – А ты что, против подросткового секса?
      – Вообще-то стараюсь избегать, – ответил я.
      – У меня сиськи еще отрастут, – заверила она. – Говорят, лучше растут, когда часто щупают… Ой, это твоя? Такая огромная?.. Да ты крутой!
      Я открыл перед нею дверцу, Лисенок даже опешила от такого непривычного в ее мире жеста, но быстро сориентировалась и села красиво, как в кино, уже улыбаясь всему миру царственно, как положено даме в крутой машине.
      Коммуникатор то и дело говорил приятным женским голосом что-то типа: на следующем повороте поверните направо, потом пятьсот метров прямо, Лисенок сперва слушала с раскрытым ртом, как будто оказалась в волшебной сказке, потом начала ловить на ошибках и дальше всю дорогу спорила с ним и ругалась, объясняя, что надо совсем не так и вообще заедем в другую сторону.
      – Изменение маршрута, – передразнила она и, дождавшись, когда коммуникатор сказал послушно: «Изменение маршрута. Возьмите налево, а затем сразу же направо», вскрикнула ликующе: – Я ж говорила, дур туда набрали! Наверное, у нее ноги красивые!..
      – Через семьдесят метров возьмите направо, – сказал коммуникатор.
      – Дура, – сказала Лисенок. Мы обошли потрепанный «жигуль», я видел, с каким усилием она удержалась, чтобы не показать парню за рулем язык. – Точно ее за красивые ноги взяли! У меня, кстати, тоже не кривые.
      Движение медленное, автомобили не только припаркованы в два ряда, что не способствует скорости, но и на тротуаре стоят так, что прохожие протискиваются под стенами зданий, отполировывая их задницами.
      – «Твой дом „De Luxe“, – прочла она слоган на красной растяжке, – с видом на Кремль»… А, я знаю, знаю, это вон тот дом, видишь?
      Показался Кремль, две золотые луковицы колоколен над желтым зданием Верховного Совета, затем мост, и справа на здании выстроились гигантские буквы «МОСПРОСТРОЙМАТЕРИАЛЫ», а рядом главная церковь страны, причем с этого ракурса, когда переезжаешь мост, надпись как бы указывает, что это ее склад и что в том огромном каменном сарае с золотым куполом и крестами можно найти всякие материалы.
      На мосту застряли в пробке, но впервые я не злился: Лисенок бурно восторгается фонтанами среди реки, огромным телеэкраном, где вспыхивают яркие кадры из рекламируемых блокбастеров, вдали, слева от шоссе, крупные буквы на крыше «Samsung», а справа – краснокирпичные башни.
      Серое квадратное здание с надписью на крыше «Ударник», под ним чуть мельче: «Рис и рыба ресторан», за ним выплыл несправедливо, на мой взгляд, оплевываемый большинством москвичей памятник Петру, отсюда напомнил высоковольтную вышку: те же размеры, высота, и по три пары растопыренных в стороны рук, с теми же пропорциями: нижние длани самые длинные и мощные, средние помельче, а верхние самые короткие. Только проводов почему-то нет.
      Она таращила глаза по сторонам и ахала, и хотя не думаю, что видит впервые, но из салона автомобиля можно смотреть на обе стороны, а еще и вперед, кроме того, на скорости сменяется больше чудес, нужный эффект дает изобилие, количество на квант времени, а я отметил только крупную белую растяжку через всю широченную улицу с двумя загадочными словами «Будущее близко» и буквой «Р» рядом не то со шестеренкой, не то стилизованным девятилучевым цветочком.
      Впереди и без того широкая улица готовится распахнуться во всю ширь, новую часть символизирует фигура Гагарина на высоком шпиле, промелькнула последняя растяжка «Ветераны ВДВ поздравляют ТРАНСГИДРОСТРОЙ с 80-летним юбилеем!», дальше по улице растяжки не выдержат собственного веса.
      Потом она вспомнила, что езду в крутой тачке полагается отрабатывать, начала деловито отыскивать на моих джинсах язычок «молнии», мне стало жалко малышку: будет тупо смотреть на мои помидоры вместо красот за окном, и сказал великодушно:
      – Успеешь. Смотри, какой дом-башню отгрохали! Леса снимут, вообще будет игрушка…
      – Да, – откликнулась она счастливо. – Эх, как бы там здорово жить! У нас в микрорайоне одна сумела все-таки устроиться. Давала в инете объявления, что поедет на юг за интимные услуги, а потом – что и в ресторан или в клуб какой, но чтоб тачка была не ниже «бээмвэ». Один так часто ее с собой брал, что недавно они решили пожениться!.. Везет же… Правда, у нее фотка в инете отпадная.

      Возле ночного клуба толпится народ, в основном подростки и очень вызывающе одетые девушки. На тротуаре поблизости две патрульные машины с мигающими маячками, на входе двое загораживают дорогу.
      – Что случилось? – спросил я.
      Мне ответили из толпы зевак:
      – Авторитета арестовали… Сейчас там его подельников вяжут, протокол составляют… Эх, вечер испортили.
      Лисенок горестно охнул:
      – Жаль, клуб такой большой… Я в нем еще не была…
      Я развел руками:
      – Извини, я не знал, что будет такая катавасия… Уж и не знаю… Куда-нибудь в ресторан?.. Или пойдем ко мне, вот мой дом рядом. А поесть найдем. И музыка тоже есть.
      Она тяжело вздохнула:
      – Пойдем.
      Я поставил машину на охраняемую стоянку, это прямо перед домом, консьержка проводила Лисенка любопытствующим взглядом.
      Я открыл дверь в квартиру и пропустил вперед Лисенка. Она охнула и остановилась испуганно.
      – Ой, – прошептала она тихонько, – там кто-то есть… Ты ошибся?
      – Все в порядке, – сказал я. – Это я, когда подъезжали к дому, дал команду наполнить ванну и приготовить ужин. А сейчас вон слышишь?
      Со стороны кухни раздался короткий взрыв размалываемых зерен, затрещало, защелкало, словно кто-то палит из пулемета с сотней стволов. Лисенок зашла с опаской, заглянула в ванную, там все еще из крана бежит вода, робко вступила на кухню, повела курносым носиком.
      – Ух ты, пахнет вкусно… Как ты такое сделал?
      – Да это нетрудно, – ответил я, – тому, кто умеет. Через пару лет упростят и напишут проги для домохозяек, тогда будет во всех магазинах… Туалет вон там.
      – Спасибо.
      Уже успокоившись, она пошла к указанной двери, на пороге оглянулась с задорной улыбкой.
      – Так показать мою родинку?
      – В другой раз, – ответил я.
      Пока она отсутствовала, я проверил кухню, она постаралась по полной программе, ничего не подгорело, как у меня бывало вначале, и не выключилось раньше времени. Я разложил по тарелкам ломти сочного зажаренного мяса, гарнир, посыпал зеленью и налил в фужеры красного вина.
      Лисенок вышла с капельками воды на длинных ресницах, принюхалась:
      – Как вкусно пахнет! Это она сама?
      – Умница, правда? – спросил я.
      – Еще какая!
      – Садись.
      Я щелкнул пультом на брелке, под потолком вспыхнула люстра. Лисенок ахнула в который уже раз.
      – Как ты это делаешь?
      Я бросил ей крохотный пультик, она ловко поймала.
      – Вот смотри. Тут можно по-разному… А вообще-то сейчас ставят системы, чтобы по хлопку ладонями или кодовому слову. Так еще удобнее.
      Пока она игралась со светом, включая то по одной лампе, то целыми гроздьями, я проверил таймер на кофеварке, пока тоже без сбоев, и взял в руки нож и вилку.
      Лопала она с аппетитом, глаз не отрывала от роскошного экрана. Блюрейки в России только начали появляться, стоят дорого, фильмов на них почти нет, а что есть, то на английском, но зато какое изображение, она с зачарованным видом даже промахивалась ложкой мимо рта.
      – Здорово, – прошептала она наконец, – просто чудо… ты прям олигарх!
      Я засмеялся.
      – У меня нет ни яхт, ни самолетов, ни даже дачи. А квартира такая потому, что сам налаживаю эти системы. Тебе какой кофе?
      – А что, можно разный?
      Я сказал гордо:
      – Мой автомат держит в памяти двести рецептов!
      – Ого! Все перепробовал?
      Я удивился:
      – Женщина я, что ли? Мне и одного хватает.
      Она расхохоталась, показывая молоденький ротик с розовым язычком и белыми нестертыми зубками.
 
      После кофе я потащил ее в постель, все-таки там удобнее, чем на кухне или на канцелярском столе, я не любитель даже скромного экстрима. Она трудилась вовсю, прилежная, как школьница, стараясь уловить все мои желания, потому оргазма достигла на полминуты раньше меня. Может быть, даже не притворилась.
      – Хорошо у тебя, – сказала она, приводя в порядок дыхание. – Твои сегодня не приедут?
      Я не стал говорить, что неженат, а то размечтается, ответил коротко:
      – Нет. Хочешь остаться?
      – Если можно…
      – Позвони родителям, – сказал я.
      Она отмахнулась:
      – Да это не обязательно. Они у меня продвинутые.
      – Все равно позвони, – сказал я строго. – Вот такой я старорежимный.
      Она вздохнула, затем с недовольной гримаской послушно вытащила мобильник:
      – Мама, привет!.. Это я, Лисенок… Да, все в порядке. Мама, я заночую сегодня здесь… Ну, не дома, мама!.. Да нет, я в тот гадюшник больше не пойду!.. Ладно, хорошо. Пока, целую.
      Она вздохнула, но тут же лучезарная улыбка согнала морщинку со лба. Улыбнулась мне с видом: что, съел? Не удалось от меня сразу избавиться, мама разрешила!
      – Что она сказала? – спросил я.
      – Только не пей, – ответила она послушно, как ученица, – и не кури.
      – В постели?
      – Нет, вообще, – объяснила она. – Мама считает, что курить вредно.
      – Действительно, продвинутая у тебя мама, – проговорил я. – Ну ладно, а теперь что-то ты забыла про свою отпадную родинку. Давай показывай.
      Она расхохоталась.
      – Еще не рассмотрел?
      – Мужчины к мелочам не присматриваются.
      – Ну тогда смотри. Правда, классная?
      – Ну, – протянул я, – вообще-то… на таком месте, конечно… А губки бантиком у тебя как из лучшего косметического салона.
      – Хирурги ни при чем, – заверила она гордо. – Это я сама такая замечательная!
      …она заснула в моих объятиях, совсем еще ребенок, даже сиськи не отросли как следует, а уже это самое «раскованная и незакомплексованная». Я еще застал старое доброе время, когда девчонкам кричали: «Покажи сиськи!», но показывали только самые раскованные, а были и такие, что стеснялись. Теперь вот: «Покажи вагину». И показывают. По-моему, уже все, кранты. Дальше идти некуда.
      В смысле, человекам идти дальше некуда. А если искать удовольствия и даже наслаждение в науке, искусстве, исследованиях – то это уже область зачеловека…
      С этой оптимистической мыслью, уж я точно им стану, а остальные пусть идут лесом, заснул мирно и спокойно.
 
      Я высадил Лисенка утром по дороге на работу и забыл о ней раньше, чем закрыл за ней дверцу. Мысль пошла разворачиваться с момента, на котором я злобно оборвал ее вчера, когда выключил комп и поднял зад из мягкого кресла.
      Хотя, конечно, она пыталась прорываться весь вечер, даже в такие моменты, когда рассматривал ту в самом деле прикольную родинку, но я душил и загонял вглубь, так надо, чтобы не перегореть.