– Это все? Больше вы ничего не помните, Геммин?

– Вроде бы все.

Валлент выглянул в указанное солдатом двустворчатое окно и внимательно осмотрел местность. Как он и предполагал, почти прямо напротив него находился край здания Ордена, и отсюда было прекрасно видно окно лаборатории Мегаллина. Вполне возможно, что второго июля оно тоже было открыто, следовательно, никаких препятствий для применения магии воздуха не существовало.

– Ну что же… – проговорил Валлент, когда они распрощались с гвардейцем и его капитаном и неспешно направлялись к Аллее. – На сегодня достаточно.

– Вы уверены? – разочарованно протянул ретивый помощник.

– Мне нужно осмыслить стоящую перед нами задачу, – сообщил ему магистр. – Приходи завтра в «Бытовую магию», часам к десяти утра, тогда и займемся делом.

Глава 4. Дневник Мегаллина

«819. 15 января. Разбирал нынче свой старый архив (письма, «воспоминания», старые поручительства, бумажки с адресами и тому подобное), сваленный в сундуке под кроватью. И наткнулся не пару листков исписанной бумаги, которые все-таки возникли «из-под пера» осенью прошлого года. А ведь грозился совсем бросить дневник! Попалась мне на глаза очередная (какая уже?) собственная сентенция о бесполезности дневников вообще. Прочитал я ее и подумал: «Рано ставить на себе крест, братец Мегги, вдруг тебе повезет и все у тебя получится?» Так что, принимая во внимание пресловутых потомков, постараюсь иногда описывать «этапы славного пути» (и по возможности без всяких бытовых подробностей). Да, и портрет не мешало бы заказать – маслом, не акварель какую-нибудь! Впрочем, неумеренный оптимизм не способствует делу. Жаль, что я не возобновил свой дневник еще в ноябре, когда получил доказательство существования ауры. Вот, пожалуй, истинное начало новой истории (успеха или провала)».

«Что еще за аура?» – удивился Валлент. Он сидел за своим рабочим столом, освещаемым свежей свечой, а перед ним лежала тонкая стопка заполненных почерком погибшего мага листов. Лишь одна капелька воска успела сбежать по шершавому боку воскового столбика. Вечернюю тишину нарушали только отдаленные голоса ссорящихся соседей. Возле курятника угадывался темный силуэт лошади, полученной Валлентом благодаря все той же бумаге из Канцелярии. Ее звали Скути, и она уже лет десять не участвовала в заездах.

«18 января. Все авторы книг, посвященных проблеме создания жизни, всегда имели в виду нечто вполне сформировавшееся, будь то цветок, муха, воробей, жаба и тому подобное. То есть пытались получить особь, завершившую свое развитие и функционирующую отдельно от породившего ее организма.

19 января. Качество и количество конечного продукта, получаемого магическим путем из некоторых составляющих, прямо зависит от сложности рецепта. Отсюда такой же простой вывод: чем примитивнее живой организм, тем легче его синтезировать. Логично предположить, что с этой точки зрения следует предпочесть растение, нежели животное, поскольку увеличительное стекло показывает невероятную сложность строения даже дождевого червя, в то время как пшеничное зернышко кажется устроенным элементарно. Но все относительно: если я попробую слепить из муки веретенца и аккуратно обклею их шелухой – я получу неотличимые от реальных зерен штучки, но никогда не добьюсь всходов, если мне не удастся вдохнуть в них жизнь. И даже тогда я не уверен, что зерна тут же не погибнут, ведь неизвестно, восстановлю ли я магией изначальные связи между частицами муки, делавшие зерно целым и жизнеспособным.

21 января. Жизнь такое сложное явление, что вполне может состоять из всех четырех стихий, в какой-то неизвестной комбинации и порождающих ее. Возможно ли выделить главный компонент или все они примерно равнозначны? Приходила М., я довольно долго показывал и объяснял ей свой последний опыт. В нем мучной шарик на какое-то малое мгновение приобретает «твердый» глянцевитый оттенок, сразу рассыпаясь в прах. Она без особого интереса следила за моими манипуляциями, а после сказала, что было бы гораздо полезнее, если бы я работал с сознательным материалом. «Это с кем же, с тараканами, что ли?» – вспылил я. «Почему с тараканами?» – удивилась она. «Они весьма умело разбегаются по темным углам, если зажечь свечу. Это верный признак их сознательности». – «А хоть бы и с ними! – крикнула она. – Муки у нас и так хватает! Зачем лепить какие-то искусственные зерна, если они только на то и годятся, чтобы их снова размололи?» Пока я думал над ответом, она ушла, хлопнув дверью. Работать совершенно расхотелось.

22 января. Когда я вчера уходил из лаборатории, мне навстречу попался Шуггер. Он отличается феноменальным слухом (специально его развивает, палач!) и наверняка подслушал мой разговор с М., ведь его кабинет находится прямо под моим. Он странно усмехнулся, когда я проходил мимо него по лестнице. Но главное то, что вчерашние слова М. не идут у меня из головы. Я ее отлично понимаю, все-таки ей уже тридцать два года, она на год младше меня, и ее единственный ребенок (я всего-то два раза и видел его – в коляске и в гробу) умер за несколько лет до войны. Придя в лабораторию, я еще раз перечитал самое интересное место из Берттола. В нем он пишет о столкновении в колбе четырех стихий (как-то смутно описанный и, похоже, чисто умозрительный опыт) и что из этого якобы получилось. Но никаких намеков на решение проблемы сцепки мертвых тканей в устойчивое целое я не нашел. Плохо, когда нет мыслей».

Пораженный Валлент поднял глаза от рукописи и покачал головой, невидяще глядя на огонек свечи. Этот человек создал нечто большее, нежели фикцию, видимость, и жалуется на отсутствие идей! Ни один из опытов магистра никогда не приводил к результату, хоть в чем-нибудь подобному тому, что описывал Мегаллин. Конечно, если маг сам себя не обманывал, видя целое зерно там, где его не было. Однако кто такая эта «М.», выбившая его из рабочего ритма?

«25 января. Деррек спросил меня, чем я занимаюсь, и я рассказал ему о своих опытах с самодельными зернами. Он считает, что я на верном пути, нужно только полистать трактаты древних магов. Как будто с тех пор магическая мысль не проделала гигантский путь, а топталась на месте! Он сейчас редко появляется в Ордене, а последний свой опыт поставил, кажется, года три назад. Жаль, что свои способности ему приходится растрачивать на протокольные мероприятия и советы выжившему из ума Императору. Я бы никогда не смог заниматься одновременно и Орденом, и Канцелярией, настолько мало между ними общего. М. вообще считает, что если бы Деррек сосредоточился на чем-то одном, жизнь у него сложилась бы счастливее. Хотя о каком счастье может идти речь, когда через несколько десятилетий в стране останутся одни глубокие старики? Я хотя бы пытаюсь понять, как овладеть магией третьего уровня, а другие просто живут по инерции, не думая о завтрашнем дне. Иногда мне кажется, что до решающего шага осталось совсем чуть-чуть, а потом я вспоминаю о непомерной сложности человеческого организма, и руки опускаются. Убить человека можно сотнями способов, и один из них применили воюющие стороны, а пробовал ли кто-нибудь создать его? Я не имею в виду банальный акт деторождения, когда в нем участвуют мужчина и женщина. Впрочем, тут я увлекаюсь: конечно, за тысячи лет многие старались создать жизнь. Но никому не удалось это сделать одной только силой своей мысли (самые экзотические ингредиенты тоже не помогли). Удастся ли мне?

31 января. Я пришел к выводу, что вклад различных видов магии в жизнь зерна неравнозначен. Конечно, настоящие зерна, вызревающие на колосьях, получают вещества для своего роста из земли и воздуха, а тепло от огня, то есть солнца. Им нужна также вода, содержащаяся в почве. Бесспорно, что лишить колос одной из четырех составляющих мира – значит убить его. Вопрос, следовательно, в том, без чего он погибнет быстрее, а значит, в чем нуждается особенно остро. Пока мне ясно только, что вода служит лишь для доставки питательных веществ из земли в стебель и сама по себе для колоса, скорее всего, не нужна.

8 февраля. Догадка о незначительной роли воды в жизнедеятельности растений оказалась ошибочной. Дело в том, что удручающее количество самых разнообразных веществ, потребных растениям, не могут проникнуть в живую ткань, если их предварительно не растворить в воде. Я провел несколько дней, пытаясь заставить их жить без воды, на одних только воздухе и земле. Я тщательно размолол ее и втирал в стебель, а затем заклинанием проникновения продавливал через кожицу. Все цветы стали быстро вянуть и почти погибли. Но вчера, когда я тупо смотрел на засыхающие растения, пришла М. и полила их. Она не поленилась сходить в противоположный конец коридора, где стоит ручной насос. «Похоже, ты мечтаешь вовсе не о создании жизни, – сказала она мне, – раз твои опыты сушат несчастные цветы. Никак не ожидала, что ты забудешь про свои дурацкие зерна и утащишь горшки у Деррека, иначе пришла бы намного раньше». Я ответил банальностью, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яйцо, она опять рассердилась и ушла. Я тоже разозлился и отнес все цветы обратно, пусть себе растут. Пришел к выводу, что основную часть живой ткани растений составляет именно вода, и тут она вступает в противоречие с магиями воздуха и огня, которые стремятся испарить ее. Земля тут как бы и ни при чем, но я почти уверен, что и она участвует в противостоянии разных типов магии. Неясно только, каким образом. Нужно заглянуть в трактат Лаггеуса, у него что-то было по этому поводу.

10 февраля. Вчера я взялся оживить зерно по-другому, предварительно поместив свою заготовку в увлажненную землю. Реальному зерну в такой ситуации не требуется свет солнца, только тепло. Воздух к нему проникает сквозь поры в почве. Таким образом, я моделирую условия, необходимые для его произрастания. Иными словами, если жизнь зародится, для ее развития будут иметься все четыре составляющие мира. Я до максимума увеличил чувствительность своего амулета, чтобы засечь зеленую энергию, если она возникнет после магических манипуляций. Пока я смотрел на свое творение и думал, каким образом мне усилить начальный импульс, заглянула М. и спросила меня, не собираюсь ли я ночевать в лаборатории. Оказывается, солнце уже почти село, и я отложил опыт на следующий день, тем более, что мне, кажется, не хватает одного компонента – костного порошка кожана. Я проводил ее до конюшни, где она оставляет свою коляску с личным кучером. М. стала говорить, что все мои эксперименты с зернами не приблизят меня к решению проблемы. «Это почему же?» – спросил я, возмущенный тем, что она суется в чуждую ей область знания. «Да просто потому, что растения не обладают волей», – сказала она. «У растений, которые тянутся к солнцу и впитывают соки земли, тоже есть зачатки воли», – сгоряча заявил я. Основные принципы жизнедеятельности едины как для растений, так и для животных. Везде происходит обыкновенная, пусть и очень сложная переработка одних веществ в другие. И моя задача – научиться запускать этот процесс, а что и как преобразуется, меня не интересует, это личное дело природоведов. Если мне удастся это сделать с одним маленьким зерном, то останется только повторить в более крупном масштабе – например, с лягушкой. При чем здесь воля или сознание? Так вот, сразу с утра я отправился на чердак в поисках подходящей летучей мыши, но, как назло, их там не оказалось. Видимо, Шуггер выловил последних, этот убийца вечно ставит кровавые опыты на безответных зверушках. Пришлось идти в разгромленное здание бывшей торговой миссии Азианы, вытащив из полудремы Блоттера. В общем, пока мы лазили по комнатам и гонялись за мышами, я так устал и перепачкался, что никаких опытов сегодня ставить уже был не в состоянии. С трудом заставил себя препарировать кожана и уговорить старика заняться его ребрами. Сказал, что если он не размелет их к завтрашнему утру, то подкину ему в террариум ядовитую змею».

Валлент сделал еще одну мысленную заметку: расспросить Блоттера о привычках погибшего мага. Старый привратник служил в Ордене с незапамятных времен, там же и ночевал, якобы с целью охраны здания. Разумеется, на самом деле Орден не нуждался в охране людьми, система безопасности и без них функционировала. Каждый знал, что этот странный дом наводнен ловушками и призраками, а украсть там практически нечего. Кроме того, похищенный предмет будет быстро обнаружен магическими компасами, так что продать его все равно не удастся.

«11 февраля. Да, искусственное зерно прожило довольно долго, почти полминуты. И все же мне кажется, что таким путем я не смогу прикрепить к нему ауру так, что она от него не отделится. Кажется, мне нужна поддержка старых магов. Деррек когда-то говорил мне о Криссе Кармельском и его незаслуженно забытом трактате о магии воздуха. Я чувствую, что без свежей идеи дело у меня не сдвинется.

21 февраля. В тот же день я перерыл каталог и обнаружил, что фолиант Кармельского у Дециллия, и оказалось, что книга ему не очень нужна. «Старик выжил из ума, когда писал свой труд», – сказал он мне. Я спросил его, почему он так считает, и Дециллий пустился в рассуждения о наивности представлений старых магов об огне. «Крисс пишет, например, что огонь – самая неустойчивая форма сущего, но это утверждение неверно. Я лично доказал, что в любом предмете, более теплом, чем кусок льда, обязательно присутствует элемент магии огня». Он уже приготовился оседлать своего конька и прочитать лекцию о своих достижениях в этой области, но я сослался на занятость и ушел. Кажется, Дециллий слегка обиделся. Он, в общем, добродушный малый, хоть и растяпа. Странно, что он так быстро отыскал книгу на своем захламленном столе.

25 февраля. Вот уже пятый день я читаю этот древний трактат, но большая часть текста посвящена магии воздуха, а о магии третьего уровня вообще не упоминается. Но читать интересно, поэтому я не прерываюсь и даже иногда выполняю упражнения, приведенные Мастером в конце каждой главы. Особенно мне понравилось измененное заклинание прямого вихря. То есть оно практически такое же, как классическое, изученное мной еще во времена стажерства, но отличается тем, что в центре вихря создается очень большая плотность воздуха. Я отошел в угол кабинета и мысленно прочитал его – модификация довольно неудобоваримая и мне лень ее запоминать, – и тотчас завертелся и взлетел чуть ли не до потолка. Этот вихрь еще несколько минут метался по лаборатории, не желая слушаться заклинания нейтрализации. Он чуть не свалил стеллаж, пока я собирал свои кости после падения, а потом я распахнул окно и выдул его в небеса. Надеюсь, он не причинил вреда какой-нибудь птице. Кстати, я не послушался совета Крисса и не усилил заклинание. Видимо, мне даже следовало его ослабить.

26 февраля. Не заметил, как добрался до приложений. Тут, пожалуй, гораздо больше спорных мыслей, чем во всем предыдущем тексте, и даже есть несколько страниц о магии третьего уровня. Например, он пишет: «Пытаться создать жизнь на пустом месте, при помощи одних только слов – занятие настолько же бесполезное, настолько лишенное смысла». Это смахивает на тавтологию, но определенный резон в словах старика все же есть. «Чтобы овладеть магией третьего уровня, магу мало овладеть стихией воздуха – ему необходимо изменить самого себя». Пока я читал простые на первый взгляд и в то же время какие-то дикие рассуждения Крисса, в моей голове будто что-то щелкнуло. Я увидел один путь, который может, при некоторой удаче, привести к положительному результату. Я разволновался настолько, что долго не мог собраться с мыслями, но наконец сформулировал для себя новое направление экспериментов: с завтрашнего дня я попробую работать не только с самодельным зерном, но и с настоящим! А «изменить себя» я не могу: что за нелепость? Пока я с возбужденным видом расхаживал по кабинету, превращенному вихрем в свалку, явилась М. и расхохоталась. «Что тут смешного?» – вскричал я, стараясь удержать в себе рабочее настроение. «Зачем ты учинил здесь погром?» – спросила она. После этого она за четверть часа привела лабораторию в прежнее состояние, а я вдумчиво переставлял на полках ингредиенты. Она, кажется, поняла, что я переполнен какой-то новой идеей, но приставать с расспросами не стала.

27 февраля. Не могу поверить, что у меня получилось! Мой «Зефир» засветился устойчивым зеленым светом и горел почти минуту! Но по порядку: я закопал искусственное зернышко в широкий стакан с плодородной землей – честно говоря, я позаимствовал ее из горшков в кабинете Деррека, – перемешанной с костным порошком. Рядом я посадил три настоящих зерна, но так, чтобы они не забили своим светом мою подделку и я мог точно определить, изменилась ли интенсивность амулета при пробуждении моего зерна или нет. Сажать полноценные зерна не имело никакого смысла, и так было ясно, что они приживутся, поэтому двум из них я причинил разные повреждения вплоть до почти полной раздробленности, близкой по структуре к моим мучным слепкам. Что любопытно, одно из них, самое пострадавшее, балансировало на грани жизни и смерти, его зеленая аура мерцала…»

Валлент едва не пропустил это место, затем еще раз перечитал последнее предложение и в недоумении потер лоб. Как он смог увидеть жизненную ауру, если такая способность если и открывается, то наверняка лишь на третьем магическом уровне? Мегаллин или о чем-то умалчивал, или пояснения могли быть даны им в более ранних записях, которыми магистр пока не располагал. Все это звучало по меньшей мере поразительно – погибший маг, похоже, действительно далеко ушел по своему неторному пути к магии жизни.

«…Я рассадил их на равном расстоянии друг от друга, на одной линии, и поставил стакан на подоконник. Затем собрался с духом и произнес один из вариантов своей формулы оживления, в предыдущих опытах приводивший к наилучшим результатам. И в последний момент я добавил к заклинанию фрагмент магии воздуха, тот, что вызывает сильный горизонтальный ветер в ограниченном объеме. То, что у меня в итоге получилось, не описано ни в одной, даже самой безумной книге! Правда, я пока не могу понять, что все это значит. Я высадил в линию четыре объекта: здоровое зерно, поврежденное частично, почти раздавленное и искусственное. В момент завершения магической формулы зеленый сектор на амулете стал быстро сдвигаться вправо, от здорового зерна к моей подделке! А затем мое искусственное зерно умерло. Примерно через десять минут картина практически стабилизировалась, и я установил следующее: мое и первое, бывшее полностью здоровым зерно мертвы, второе восстановило свою ауру, а третье стало примерно таким же, как второе до опыта, и постепенно поправляется. Я настолько возбужден, что даже не могу думать, так что пока никаких объяснений у меня нет. Ясно только, что магия воздуха принудила зеленую ауру перетечь с левого, здорового зерна на три остальных. Но почему слепленное мной не удержало ее?

3 марта. Я еще несколько раз ставил тот же самый опыт, совмещая в одном стакане настоящие и искусственные зерна. И сейчас наконец могу с уверенностью утверждать, что суммарная интенсивность зеленой ауры не меняется. Иными словами, никакие мои ухищрения не приводят к тому, чтобы одновременно сохранили жизнеспособность оба зерна – и мучное, и живое. Если я не смогу создать для них дополнительную жизненную энергию, – или откуда-нибудь перекачать ее, – одно из них обязательно погибнет.

15 марта. Крисс оказался прав – оживляя одно зерно, я убиваю другое. Полное впечатление, что они незаметно меняются местами. Я даже специально нарисовал чернилами на своем искусственном зерне крестик, чтобы точно знать, действительно ли ожило именно оно. Ключевую роль в перебрасывании жизненной силы играет магия воздуха, это я доказал. Вчера приходила М., и я специально для нее провел эксперимент и, кажется, мне удалось ее заинтересовать. «А что, без здорового зерна совсем ничего не получится?» – конечно, спросила она. Мне пришлось сослаться на мнение Крисса и все свои предыдущие опыты, и тогда она сказала буквально следующее: «А чем аура животных отличается от ауры растений?» Этот вопрос поставил меня в тупик, и я решил посмотреть в литературе, что по этому поводу думают классики магии. Но я сомневаюсь, что найду там сколько-нибудь разумные слова о природе ауры – до сих пор это понятие было почти мифическим, оставаясь одним из пустых теоретических терминов, и только я смог придать ему конкретное содержание! Все-таки удивительные вещи случаются на тернистом пути познания истины. Казалось бы, далекая от магии женщина, пусть даже сталкивающаяся с ее адептами почти ежедневно (все так привыкли к ее красоте, что без нее Орден, по-моему, «опустеет», и никто не задается вопросом – чем она тут, собственно, занимается), а выдала такую мысль, которая может полностью перевернуть все наши представления о магии третьего уровня. Надо только ответить на ее вопрос, и если в самом деле животные, и я в том числе, для амулета суть равноправные носители зеленой ауры, то моя работа только начинается.

17 марта. Сегодня проводил первое «официальное» испытание своего нового вещества. В последний момент решил послушаться Дессона и добавил в состав собственной крови (предварительно я высушил и размолол ее). Ограничился 1-м золотником на лот, как Дессон и советовал. Честно говоря, если от кого и можно было ожидать подобной рекомендации, так это от Шуггера (тот, разумеется, предложил бы крысиную или еще чью-нибудь). Долго выбирал место для смазки и наконец остановил выбор на своем старинном шраме времен народных волнений 812-го года. Хуже ему (шраму) не станет, зато результат будет, что называется, «налицо».

18 марта. Кажется, единственное, что отличает ауру животного от растительной – это ее интенсивность, никаких качественных различий мне пока усмотреть не удалось. Более того, я уверен, что доказал их идентичность, закопав рядом со своим самодельным зерном червя и проведя сеанс передачи. Теперь я при желании смогу, наверное, составить сравнительную таблицу жизнестойкости доступных мне живых существ, если бы это имело хоть какой-нибудь смысл. Для меня довольно того, что сила ауры возрастает с усложнением организации животного – от червей к змеям и лягушкам, летучим мышам, птицам, крысам и так далее. Очевидно, что в самой вершине этой пирамиды стою я, человек: мощь моя поистине необозрима. Кстати, тот червь, как ни странно, выжил и постепенно восстановил свое здоровье – здесь я зацепил еще одну проблему, а именно, при какой потере ауры организм еще в состоянии восполнить ее недостаток, а при какой его смерть неизбежна? И где в таком случае черпает силы больное животное? Я уже подумываю над структурой и содержанием своего собственного трактата по магии третьего уровня, но всякий раз заставляю себя заниматься более важными вещами. Кто его будет читать? Хотя лет десять назад он перевернул бы магический мир, и меня наверняка возвели бы в ранг Великих магов. Даже Крисс Кармельский не был Великим!

23 марта. Шрам на плече и не думает рассасываться, только покраснел и зудит. Видимо, я все же не угадал с составом, а Дессон не всемогущ.

24 марта. Сегодня впервые в этом году, днем случилась оттепель, и капли стучали по моему подоконнику. Я полностью готов к тому, чтобы начать опыты только на животных, для начала самых простых, например, лягушках. Что-то мне подсказывает, что я не смогу создать сразу завершенный образец; в лучшем случае зародыш. Один вопрос теперь по-настоящему мучает меня – как поместить его в благоприятную среду, где он мог бы развиваться? Имплантация слишком сложна, и проводить ее всякий раз, тем самым нарушая будущую среду обитания зародыша, глупо. Кажется, пора вернуться к авторам пыльных фолиантов: в этом разрезе я еще их не читал. И еще: мне, видимо, на время нужно перестать вести дневник; или, может быть, стоит хранить его дома. По-моему, в мое отсутствие кто-то рылся в моем ящике, и дневник лежал не совсем в том же месте, где я его оставил. К сожалению, дома у меня не бывает никакого желания пачкать пером бумагу, да и здесь я не слишком регулярно веду свои записи. Стоит ли это делать – другой вопрос. На лабораторный журнал меня, конечно, хватает – сказываются уроки учителя, да только фокус в том, что понять его в состоянии только я. Вид Наддины вызывает приступ непреодолимой слабости, но она редко избавляет меня от своих домогательств, хотя я уже не раз высказывал ей свое возмущение. Мне все труднее сдерживаться, чтобы не стукнуть ее по толстой морде. А она только смеется и стаскивает с меня штаны. Меня просто бесят ее вульгарные ухватки. Но готовит она вкусно, ничего не скажешь, да и стирает чисто. Честно говоря, без нее мне пришлось бы худо, даже М. это понимает. Решено: больше ни строчки. Если мне нужно будет записать какое-нибудь особенно мудреное заклинание, достаточно лабораторного журнала, и совсем необязательно при этом излагать, зачем оно мне понадобилось».

Свеча окончательно оплыла, и ее фитиль с ноготь размером уже почти плавал в лужице воска. Валлент достал из ящика стола новую и зажег ее от расплавленной, затем попросту водрузил свечу прямо на вязкую массу. Дневник 819 года, – или его первая часть – закончился, и после прочтения магистр должен был признать, что труд Крисса Кармельского, несомненно, играет в этой туманной истории не последнюю роль. У него появились имена еще нескольких людей, и встречи с ними можно было провести до выяснения судьбы трактата древнего мага. О том, кто такая М., можно будет поинтересоваться у любого члена Ордена, наверняка им известна эта женщина.

Глава 5. Таксидермия

Бессет появился у магистра за несколько минут до того, как звонарь огласил окрестности десятью звучными ударами в колокол. Юноша сменил свою форменную одежду на наряд более свободного покроя, добавив к холщовым штанам и рубашке длинный водонепроницаемый плащ веселого сине-зеленого оттенка. Он спешился и вошел в магазин, где в это время дня, конечно, никого не было. На звук дверного колокольчика из жилой половины дома возникла Тисса и без всякого воодушевления уставилась на помощника Валлента.

– Что вам угодно? – спросила она. – Сейчас мы торгуем только «Антинюхом».

Тут из своей спальни, где он одевался к выезду, вышел магистр и кивнул пребывавшему в смущении гостю.

– Это Бессет, сотрудник имперской Канцелярии, – сказал он дочери, а затем представил ее гостю.

Вскоре он уже вывел Скути на улицу, где его ждал помощник, и взобрался в седло.

– Сегодня для тебя есть отдельное и важное задание, – сказал Валлент. – Отправляйся домой к Мегаллину и поговори с некоей Наддиной. Я думаю, что она служила у него, и живет она сейчас там же, где ее бывший хозяин. О смерти Мегаллина, полагаю, ей знать не обязательно. Надеюсь, адреса магов имеются в Канцелярии?

– Конечно, магистр. Что я должен узнать? – Бессет явно волновался.

– Просто расспроси ее о характере и привычках мага. Веди себя как можно естественней, и где-нибудь в конце беседы ненавязчиво спроси, не сохранилось ли у нее каких-нибудь необычных вещей, принадлежащих ее хозяину, и не вел ли он записей, когда возвращался из Ордена. Возможно, он делал заметки в лаборатории и приносил их домой, чтобы они никому не попали в руки. Скажешь, что все это нужно для музея.

– Какого еще музея?

– Разве в Ордене не хранятся некоторые из личных вещей самых знаменитых магов?

– Никогда об этом не слышал… Разве что принадлежавшие Мастерам. Хотя… да, действительно, в Ордене есть что-то вроде музейной комнаты. Я ни разу там не был.

– Какая в конце концов разница? Раз тебе не нравится идея с музеем, придумай что-нибудь еще, настолько же убедительное. Например, Мегаллин пропал, не выполнив договорные обязательства, и требуется его отыскать. Но если она откажется отдать тебе что бы то ни было, не скандаль и уезжай. Помни только, что мне важно знать, вел ли он дневник в последние три месяца жизни или нет. Я буду в Ордене, так что подходи к двум часам в лабораторию Мегаллина.

Бессет поклонился, пришпорил свою лошадь и затрусил по Подковной улице в сторону имперской Канцелярии.

А Валлент свернул на чрезвычайно узкую и грязную улочку, не имевшую названия. В прежние годы она служила ему дорогой на работу, в Отдел частных расследований. Но на этот раз он не опасался за чистоту своих сапог, предоставив Скути право самостоятельно выбирать относительно чистую тропу среди мусорных куч. Как назло, начал моросить теплый дождик, и от забитой канализации повеяло таким смрадом, что Валлент пожалел о своем решении срезать дорогу.

Подъезжая к Отделу, магистр издалека увидел нескольких связанных между собой людей в крайне непритязательной одежде, занимавшихся расчисткой мостовой. Впрочем, у них было не слишком много работы – босс Отдела, неувядаемый Груммельн, частенько выгонял задержанных мошенников на улицу, где они метлами и лопатами сгребали мусор и сгружали его на телегу. Подавляющее большинство из них было самоучками, раздобывшими магические формулы и заклятия первого уровня и наиболее ходовые компоненты смесей, чтобы опутывать свои жертвы паутиной иллюзий. После этого они обчищали их карманы или прилавки. Иногда попадались более квалифицированные личности, которые использовали для своих целей истинную магию иллюзий – самородки, настоящие «народные» таланты, сумевшие извлечь истину из гор словесной шелухи. Но не имея своих запрещенных порошков и зелий, они представляли собой обыкновенных людей, неспособных никого обмануть.

– Эй, Валлент, ты ли это? – раздался зычный голос бородатого следователя, сидевшего на ступеньках каменного крыльца. Это был крупный человек средних лет, одетый в традиционный темно-зеленый наряд сотрудника Отдела, местами протершийся и полинялый. Его массивную голову прикрывала от капель дождя черная кожаная шляпа с опущенными полями, так что вода, не задерживаясь, струйками стекала ему на спину и плечи.

– Тебе что, нечем заняться? – Магистр спрыгнул с лошади и подошел к нему. – Феттиг, ты слишком стар, чтобы глядеть за этими пронырами.

– И то верно! – захохотал тот, мощно хлопая Валлента по плечу. Широкое лицо бородача расплылось в улыбке, а за толстыми красными губами сверкнули на удивление здоровые зубы. – Махнем в наш кабак? А этих прикуем к перилам!

Когда Валлент еще служил в Отделе, Феттиг был начинающим следователем. Удалось ли ему добиться успехов или нет, магистр не знал, но судя по тому, что он надзирал за пойманными мошенниками, лавров магистра он не снискал. Валлент с сомнением пощупал деревянные перила, ограждавшие лестницу с левой стороны, – они скрипели и пошатывались.