Лихолетов пожинал лавры. Однако он возмутился, узнав, что все это боевое дело приписывается ему. Он говорил, что инициатива принадлежала комиссару Юсупу. Однако сотрудники штаба, настроенные Жарковским, стояли на своем.
      - Мы от твоего комиссара ничего не отнимаем, - говорили они Александру. - Он молодец! Но операцию проводил ты. И провел превосходно.
      Лихолетов доказывал, что без Юсупа он не провел бы ее.
      - Да, Юсуп выказал большую смелость. Но одной смелостью ничего не сделаешь, - возражали ему.
      - Повторяю, - говорил он, - в этом деле его идея.
      - Идея - идеей, но всякую хорошую идею можно загубить. Непонятно, о чем ты споришь? - убеждал его Жарковский, как всегда иронически пожимая плечами.
      Так понемножку Лихолетов и сам уверился в том, что без него операция не вышла бы. Но не будь записки от Юсупа, не удайся Юсупу разговор с насыровской сотней, Лихолетов, очевидно, на все махнул бы рукой, тем более что и командование не настаивало на операции, считая, что она недостаточно подготовлена. Ее разрешили лишь как пробу, как прощупывание Иргаша.
      Зато теперь Лихолетов ходил именинником.
      По возвращении Юсупа в бригаду он честно рассказал ему обо всем и даже прибавил, что намерен бороться с этой несправедливостью. Юсуп принял его слова очень спокойно, даже рассеянно. Он сказал:
      - Какая же несправедливость? Не нахожу. Нет несправедливости. Действительно, без тебя можно было бы загубить все.
      - Но ведь идея - твоя, а я за нее славу имею!
      - Ты заслужил. Не беспокойся, Сашка! Мое ко мне придет, - сказал Юсуп, усмехнувшись. Он сумел сдержать себя и даже не показал виду, что хоть как-то огорчен.
      Лихолетов ничего не заметил. Он от всей души был рад тому, что Юсуп, так же как и остальные, хвалит его. Сейчас это было ему вдвойне приятно, и ощущение какой-то неловкости, которое мучило его раньше, совершенно прошло...
      29
      На второй день после прибытия Юсупа в бригаду Юсуп получил приказ из Самарканда выехать туда для доклада.
      Накануне отъезда к нему пришел Лихолетов. Он был чем-то смущен, мялся и объявил, что у него есть большое и важное дело, о котором ему хотелось бы посоветоваться.
      - Пожалуйста! Какое дело? - спросил Юсуп.
      Лихолетов смутился:
      - Личное. Принципиальной важности.
      - Какое личное? Пожалуйста, говори!
      - Я прошу тебя как друга заехать в Коканд, - сказал Лихолетов, покручивая пальцами бороду.
      Юсуп удивился:
      - Как заехать? Коканд в стороне.
      - Да ведь не один день ты пробудешь в Самарканде! Там и отдохнуть тебя заставят. А от Самарканда до Коканда - ночь. Может, самолет попадется, тогда и совсем мигом, - пробормотал Сашка. - Слетай! Ну что тебе стоит? Я же летаю.
      - А зачем мне лететь в Коканд? - спросил Юсуп.
      Лихолетов нагнулся к уху Юсупа и шепнул:
      - Варька там.
      Юсуп посмотрел на Александра, все еще не понимая, чего тот хочет.
      Лихолетов отвернулся и подошел к окну.
      За окном показался верблюжий караван. Впереди него брел верблюд-вожак, позвякивая колокольчиком на шее.
      Лихолетов медлил, как будто дожидаясь того мгновения, когда караван пройдет мимо.
      - Видишь, какое дело, - сказал Лихолетов, набравшись смелости. Заела меня Варька! Сплю - ее вижу. Не сплю - опять вижу. Сосет! Как заноза, сидит во мне! - Лихолетов потряс кулаком. - Честно тебе скажу... Она прямо поставила меня в тупик. Что мне делать, ума не приложу? Как будто она в меня пустила какую-то бактерию.
      - Послушай, я в семейных делах ничего не понимаю. О чем мне говорить с ней? Я ведь даже толком не знаю, что у вас случилось, - сказал Юсуп.
      - Да и я сам не знаю, - легкомысленно ответил Лихолетов. Поругались - вот и все. Ну, а мало ли из-за чего можно поругаться. Из-за всего. Курятник, одно слово.
      - Да ведь вот мне говорили, что ты ей даже не пишешь!
      - Не пишу, - признался Лихолетов. - Да и о чем писать? А теперь мне порадоваться хочется, поделиться с ней. И не могу...
      - Разве она в Коканде?
      - Да. Я узнавал. Она на летнюю практику приехала в городскую больницу. Я даже знаю, где она живет: все там же, в Старом городе. Блинов ведь в Коканде, в ГПУ.
      - Вот ты бы и поехал сам! Возьми отпуск!
      - Нет, Юсуп. Она человек с гонором, коза, интеллигентка. Ну, я тоже не лыком шит. Не лаптем щи хлебаю.
      - Сашка, но ведь, наверно, виноват ты?
      - Ей богу, клянусь тебе, Юсуп! Никакой вины не знаю.
      - Ну так из-за чего же вы разошлись? Говори прямо!
      Лихолетов нахмурился:
      - Не люблю я об этом говорить.
      - Говори, а то не поеду! Обижал? Или нет? Из-за чего у вас расходятся?
      - Нет, что ты! Я мухи не обижу. И не пил и не гулял. Не до того было... - Лихолетов, покраснев, принялся соскабливать с гимнастерки пятно. - Впрочем, было. Подвернулась тут одна дивчина...
      Юсуп улыбнулся:
      - Одна? Мало!
      Лихолетов фыркнул, но, сообразив, что смеяться сейчас как будто не совсем удобно, снова принял серьезный вид:
      - Дело все-таки не в этом. Не в этом, Юсуп, уверяю тебя. Я знаю, что не в этом, - горячо сказал он. - Вот ты сам увидишь, в чем. Только не в этом.
      Говоря с Лихолетовым о семейных делах, Юсуп, собственно, не понимал, что такое измена мужа жене. Ему было известно, что по европейским понятиям есть в этом что-то преступное. Но Коран тоже запрещает пить вино, однако мусульмане пьют. Европейцы говорят о верности своим женам - и живут с чужими.
      Вздохнув, он снова спросил Лихолетова:
      - А почему все-таки ты сам не напишешь? Напиши! Хорошо будет. Лучше будет, чем я поеду. Позови ее сюда!
      - Звать? Нет! - вспылил Александр. - Это она подумает, что я ее умоляю. Нет, лучше сдохнуть! Да я и писать об этом не умею. А ты передай ей на словах: "Сашка, мол, задумал в академию... И перед академией желал бы проститься..." Именно проститься! Так и скажи! Не наладить отношения и тому подобное, а проститься! Я порвал решительно.
      Лихолетов будто пропел последнюю фразу (врал он немилосердно).
      - Ты с ней поговори дипломатически! Ты же дипломат! Поезжай прямо как полпред! Будь моим полпредом! Ничего ей не объясняй, потому что она хитрая и злючка. Ты только посмотри: какое на нее произведет впечатление?
      - А про академию верно? - спросил Юсуп.
      - Что верно? Конечно верно, - Александр заговорил нарочито грубым голосом. - Да ты же знаешь все это не хуже меня! Что тебе говорить? Ты же читал предложение штаба?
      - Читал, но решения твоего не знаю.
      - Мое решение? - Лихолетов фыркнул. - Посылают - вот и решение. Ерунда одна на постном масле! Надо же кого-нибудь посылать. Подходит академия ко мне, как седло к корове, - сказал он пренебрежительно.
      Но Юсуп заметил, что на самом деле командировка очень волнует Александра. "Что ж, он прав", - подумал Юсуп.
      - Я очень рад за тебя, Сашка. От всей души рад, - искренне сказал он. - Ты способный, только лентяй!
      Лихолетов ухмыльнулся. Он в эту минуту даже ощутил некоторое превосходство над Юсупом.
      - Учебники достал, - как бы поддразнивая себя, иронически заметил он. - Учитель ко мне ходит. Обучает недоросля. С последнего ума свихнусь. Все равно провалю экзамены.
      Юсуп почувствовал, что и на этот раз Лихолетов хитрит, прикидывается, чтобы как-то застраховаться на случай провала. Юсуп понял эту игру самолюбия. В особенности его поразило то обстоятельство, что Сашка тайком занимается с полковыми учителями. "Если он пошел на это - значит, дело серьезное", - решил Юсуп.
      - Ладно! Еду в Коканд, - сказал он ему.
      За разговором приятели не заметили, как потемнело небо. Не зажигая огня, они улеглись на кошмы. Было жарко. Оба они были почти голые. Спать не хотелось.
      Сашка думал, что Юсуп настоящий, хороший товарищ и что его зря обидели. "Юсуп, конечно, еще покажет себя", - решил он.
      - Ты в следующую разверстку попадешь! - наивно сказал он Юсупу, желая его утешить.
      - Может быть, - уклончиво ответил Юсуп. Он не желал об этом говорить и даже покраснел от Сашкиных слов.
      На какую-то секунду у него мелькнула мысль: "А вдруг Жарковский нарочно затирает меня?" Подумав так, он вспомнил свой спор с Жарковским и поведение Жарковского. Но связывать все это сейчас с личными обстоятельствами ему показалось совсем неудобным. Из гордости он запретил себе даже думать об этом.
      Размышляя о Лихолетове, Юсуп понял, как много значит одобрение для людей с таким характером, как у Сашки, и как Сашка мог бы заглохнуть, если бы кто-то не поощрял его вовремя. Юсуп не догадывался, что именно он был тем первым человеком, который встряхнул Лихолетова. Именно он, совсем не думая об этом, помог ему...
      Юсуп перевернулся на бок, стараясь заснуть, но ничего из этого не получалось. Вспомнился ему Беш-Арык, вспомнились какие-то нерешенные жизненные вопросы. Неприязнь к Хамдаму затихла от времени, и его вдруг потянуло в Коканд...
      Он взволновался от одной мысли, что скоро увидит любимые, знакомые места...
      У окна, зажав голову в кулаки, безмятежно спал Александр. Рыжая борода его тихонько подрагивала. Он, очевидно, видел сон. "Варьку!" подумал Юсуп, улыбаясь.
      ...По пыльной, жаркой ночной улице стайками, как в станице, бродили красноармейцы с гармошкой, напевая казачьи песни. Это был молодой призыв, кубанцы и украинцы.
      30
      Варя считала себя другом Александра и обижалась, когда ее называли женой. Она говорила, что в этом слове есть что-то рабское, старое, приниженное и что для новых взаимоотношений между мужчиной и женщиной требуется выдумать какое-то новое слово. Но не придумывались ни это слово, ни отношения. Все сбивалось на старое, брак был браком. Отношения были нежны и грубы и часто зависели от минуты, от мгновенной вспышки настроения. Все это было внове, все это раздражало ее. Варя вначале думала, что она капризна. Она постаралась смирить свои капризы. Но, смиряя их, злилась и упрекала себя: "Я подлаживаюсь к привычкам Сашки, как любая Девчонка, цепляющаяся за мужа. Это гнусно!"
      Одинокая и самостоятельная жизнь приучила ее с юности ценить свою свободу. Варя бунтовала сейчас даже не против брака, а против самой себя.
      Девятнадцатый год Варя считала своей лучшей порой. Быть вместе и любить друг друга - вот все, о чем она тогда мечтала. Но когда желания притупились и потеряли остроту, началось сожительство. Варя этого испугалась. Рушилось главное - душевная близость. Сутки разделились на две резкие половины. Днем - можно ворчать, вступать в пререкания. Ночь как будто все примиряла.
      Несмотря на постоянные размолвки, Варя все-таки считала, что она любит Сашку и даже любит его недостатки. Но все они были терпимы, если смотреть на них издали и только изредка сталкиваться с ними, а не ощущать их непрестанно бок о бок. Она любила бесшабашный, вспыльчивый и легкий характер Сашки, но ненавидела в нем "то", когда он становился мужем. В "то" входили: грубость, себялюбие, невнимательность, равнодушие.
      Лихолетов был прав: Варя даже не заметила его случайной измены, даже не оскорбилась. Для нее было гораздо оскорбительнее другое. Изменив ей, он хотел исправить это приливом нежности. "Он сунул мне подачку", - думала она. Но даже и это простилось ему. Ее раздражало самое состояние при "нем", при муже...
      "Еще больше я погружаюсь в это рабство, - рассуждала она. - Либо я против измены, либо я даю Сашке полную свободу. Но ведь свобода - вещь условная. Изменяют мужья, изменяют жены. Изменяют тайно или открыто. Но ведь при этом их отношения тоже изменяются. Не могут они остаться прежними. Значит, к чему это сводится? Каждый из нас, в угоду своему желанию, волен вступить в случайную связь. Тогда что же такое наша брачная связь мужа и жены? Чем эта постоянная связь будет лучше или интереснее случайных связей? Может быть, она станет хуже, как связь из привычки? Тогда зачем постоянство?"
      Задавая себе такие вопросы, Варя старалась из добросовестности, присущей ей, сейчас же ответить на них. "Ведь помимо физической близости между мужчиной и женщиной еще существует дружба..." - говорила она. Но в этом своем мнении она всегда ощущала какой-то порок. "Так, конечно, говорят. Но это смешно, - думала она. - Разве друзья должны спать в одной постели?" Она припоминала десятки наивных доводов в пользу такого брака, то есть взаимная помощь, и прочее, и прочее. "Но ведь это кооператив на паях, а не любовь и не дружба".
      Варя отказывалась от такой дружбы. "Нет, этого я не хочу, - решила она. - Я люблю Сашку. Я не хочу довести себя до отвращения к нему".
      Их жизнь напоминала молчаливый договор людей, заранее решивших, что они никогда не столкуются. Таким образом, все держалось на молчании. Оба они никогда не верили в то, что сумеют вместе прожить всю жизнь. В их отношениях всегда чувствовалось что-то неспокойное и случайное. Обоих это дергало. Варя изводилась, худела. Лихолетов был недоволен, но нервничал меньше, потому что не хотел, да и не умел, думать об этом.
      Вот почему, когда в бригаду пришли путевки, Варя почувствовала, что она спасена. Уезжая учиться, она как бы назначала испытательный срок своей любви.
      Александр понял, что в ее отъезде не все просто, что она уезжает не так, как уезжают другие. Он терпеть не мог всяких осложнений, считал это химерами, и поэтому не верил, что из Вариных занятий получится что-нибудь путное.
      ...Учеба отвлекала Варю от размышлений. Варя была аккуратной студенткой. Учебный год, расписанный по часам, шумная толпа студентов, жизнь, лишенная всяких семейных вспышек, - все это пришлось ей по нраву. Правда, первое время она скучала. Но постепенно привыкла и в Коканд явилась уже отдохнувшей, точно девочка, приехавшая с каникул.
      Ей было грустно, потому что она не нашла здесь никого из старых знакомых. Все разбрелись, кроме Симы. Варя навестила ее. Та по-прежнему служила телефонисткой и ничего в ее жизни не изменилось. Сима как будто застыла. Бывшая подруга показалась Варе пресной и скучной. Блинова Варя стеснялась. Кроме того, он вечно был занят. Здесь, в одиночестве, почти на отдыхе, она постаралась уйти поглубже в больничную практику. Иногда ей вспоминался Александр. Но его молчание ей показалось настолько красноречивым и оскорбительным, что она запретила себе думать о нем.
      Встреча Вари с Юсупом произошла совсем неожиданно.
      31
      Юсуп выбрался из Шир-Абада вместе с Алиматом и его семьей. В Самарканде они остановились на двое суток, а затем отправились в Коканд. Ехали долго, с бесконечными остановками.
      Железные дороги в те годы только еще восстанавливались. Классных вагонов не хватало, пассажирские поезда составлялись главным образом из теплушек. Кондуктора переходили из одного вагона в другой, путешествуя по крышам, влезали в теплушку на ходу, через люк, прорезанный под самой крышей. Поезда ходили так медленно, что пассажиры, проезжая мимо своих кишлаков, часто не дожидались остановок на станциях, а просто выпрыгивали из поезда на ходу, как с телеги.
      Алимат со своими домочадцами тоже ехал в теплушке - он экономил на билетах. Юсуп решил не отставать от него. Это медлительное, по старинке, путешествие напоминало ему юность.
      Поезд с грохотом полз по серой, раскаленной равнине мимо таких же серых кишлаков, сбитых из глины. В долине мелькали сады, запудренные пылью. На горизонте желтели и дымились горы.
      Юсупу было приятно бегать на станциях за кипятком, доставать еду для ребят, беседовать по вечерам о том, как устроится жизнь Алимата в Беш-Арыке, найдется ли для него дом, хватит ли у них денег на первое время, а если не хватит - куда следует пойти на работу.
      Алимат высаживался в Посьетовке. Юсуп выбросил ему багаж и помог сойти женщинам и ребятам.
      - Передай Артыкматову: я приеду к нему завтра на денек повидаться. Пусть меня ждет! - сказал Юсуп.
      Алимат и женщины помахали ему, когда поезд тронулся. Юсуп остался один. Чем ближе подъезжал поезд к станции Коканд, тем сильнее волновался Юсуп. "О чем я беспокоюсь? - думал он. - Встречать меня некому. Дел в Коканде никаких. Отчего же я так волнуюсь?"
      Он объяснял свое волнение все теми же воспоминаниями. Вообще вся эта поездка казалась сейчас погружением в прошлое, и Юсуп не раскаивался в том, что решил отколоть от своей командировки два дня, чтобы провести их так, как ему хочется. "Очень хорошо, что я поехал в Коканд, - убеждал он самого себя. - Мне надо повидать все это. Надо найти Рази-Биби, поговорить с ней. Надо поговорить с Хамдамом. Посмотреть на него. Ведь я был еще мальчишкой, когда поссорился. И поступал безрассудно. Да, да, надо поехать в Беш-Арык и еще раз посмотреть на все".
      Приехав в Коканд, он прямо прошел в комнату дежурного по станции и попросил разрешения воспользоваться телефоном (Юсуп хотел сговориться с Блиновым). Дежурный, увидав его петлички, молча показал ему на аппарат. Юсуп позвонил, но ему сообщили, что Блинова вчера вызвали в Москву.
      Юсуп очень расстроился. "Жалко, не дал телеграммы! Ну, не судьба", подумал он и, поблагодарив дежурного, вышел на площадь. Узбеки-извозчики разом накинулись на него со всех сторон. Взяв одного из них, он решил ехать прямо к Варе в Старый город.
      Проезжая мимо здания Совета, Юсуп увидел неподалеку от него молодую женщину в голубом коротком (до колен, по моде тех лет) батистовом платье.
      Сверкало солнце. Женщина стояла на самом солнцепеке, как будто не замечая полуденного жара.
      Юсуп, остановив извозчика, соскочил с пролетки. Варя с изумлением поглядела на военного, шедшего к ней. Юсуп исхудал после похода, лицо у него заострилось. Но когда он улыбнулся, Варя, узнав его по улыбке, вскрикнула и бросилась ему навстречу. Обняв Юсупа, она смотрела ему в глаза, точно не веря, он ли это.
      - К вам еду, Варя, - сказал Юсуп.
      - Ко мне? - Варя удивилась, скосила глаза, усмехнулась.
      - Конечно, к вам! - со смехом повторил Юсуп. Потом прибавил: - Нет. Мне в Беш-Арык надо! Сперва решил в Коканде побывать. Повидать вас.
      - Значит, по делам сюда?
      - Да. На день.
      - Нет, это просто чудо, просто чудо! - непрестанно повторяла Варя, не зная, о чем дальше говорить. Она тоже взволновалась, сама не понимая, откуда и почему возникло у нее это волнение. - Я тут справку жду... Ладно, возьму завтра... Я только сейчас заеду по дороге в больницу и попрошу подругу заменить меня... Поехали, Юсуп! - весело сказала она. - Мы вместе проведем этот день.
      Они сели в пролетку. По дороге Юсуп рассказал Варе о всех событиях в бригаде, но как только он заговорил о Лихолетове, Варя моментально сделала вид, что это ее совершенно не интересует.
      "Она без Сашки совсем другая", - решил Юсуп.
      - Как живете? - спросил он Варю.
      - Вдовею, - ответила она с таким лукавством, что Юсуп захохотал.
      Ему показалось, что никогда еще он не видел женщины более красивой, чем Варя. "Почему раньше я этого не замечал?" - подумал он.
      Юсуп опустил глаза и увидел голые Варины ноги. Варя была без чулок, в белых, ярко начищенных мелом парусиновых туфельках. "О чем я думаю?" оборвал он свои мысли и принялся говорить о Москве, о военных курсах, о своем желании учиться дальше.
      Варя слушала его очень внимательно, невольно заражаясь его уверенностью. Он так говорил о жизни, как будто она давалась ему без труда, легко и просто, и только маленькая паутина около глаз показывала, что этот двадцатидвухлетний человек уже немало пережил. Но о чем бы он ни говорил, одна непрекращающаяся мысль беспокоила его. Тут же он осуждал себя, понимая, что ему даже думать о Варе как о женщине бессмысленно и ненужно. Он тушил эту мысль и все равно никак не мог отвязаться от нее, "преступной и нехорошей", по его мнению, мысли.
      32
      Юсуп остановился у Вари.
      Днем, после обеда, они отправились гулять по Коканду. Юсупу захотелось посетить все знакомые места. Прогулка удалась. Юсуп много шутил, смеялся. Они бродили по городу, зашли в ресторан, чтобы съесть мороженого, в чайхану, чтобы выпить чаю. Варе казалось, что она давно не чувствовала себя так опьяненно, молодо, легко. Невольно ей вспомнилась юность.
      День пролетел незаметно.
      В темных улицах запахло пылью, загорелись огни. Варя опиралась на руку Юсупа, Юсуп молчал.
      Оба они устали и вернулись домой в том приятном состоянии утомления, которое всегда наступает после хорошей прогулки. В голове пробегали неясные, взволнованные мысли, когда думаешь сразу о многом и в то же время ни о чем не хочется думать.
      Варя вошла в дом, чтобы принести оттуда тюфяк, одеяло, подушку. Юсуп должен был спать в саду.
      Он стал прислушиваться к тому, как Варя возится в доме. Она отодвигала ящики, что-то доставая. Затем он услышал, как она чиркнула спичкой и зажгла свечу.
      Пронесся через сад теплый, нагретый за день ветер, точно дыхание огромного человека. После этого птицы, заснувшие уже, вновь зашуршали в листве деревьев. Летучие мыши, заметив огонь, бесшумно пролетели через галерейку. Зазвенели цикады.
      Варя раскрыла окно, звякнув задвижкой. Очевидно, от сквозняка растворилась в доме какая-то дверь, хлопнула об стену и запела, качаясь на петлях туда и обратно. Потом Юсуп услыхал крик Вари:
      - Забирайте тюфяк!
      Когда постель была приготовлена, Варя сказала:
      - Ну, спите! Здесь всегда снятся хорошие сны.
      Юсуп засмеялся.
      Было душно, пахло созревающими абрикосами.
      На Варе был надет легкий халатик (она уже успела переодеться).
      - Варя... - тихо сказал Юсуп, взяв ее за руку... - Мне надо поговорить... Это очень важно.
      - О чем?
      Варя покраснела, ладони у нее сразу стали влажными. Юсуп увидел, что она опустила глаза, но руки не вырвала. Тогда он сам выпустил ее.
      - О Сашке я не все сказал, - проговорил Юсуп.
      - Нет, это невозможно. Не надо! - перебила его Варя.
      Тон Вари, движение всего ее тела, ее нервный голос смутили его.
      - Сашка едет в академию, - точно через силу сказал Юсуп.
      Варя приблизилась к нему, и он невольно окинул ее взглядом с ног до головы.
      - В академию? - с любопытством переспросила Варя.
      - Да. Если выдержит экзамен. Я уверен, выдержит. Хочет перед Москвой заехать к вам.
      Юсуп смотрел на ее голые колени.
      - Так, так... - тихо шепнула Варя. - Что ему надо?
      - Проститься.
      - Хвастать хочет? - сказала Варя, обдергивая на себе халатик.
      - Варя, это неправда.
      - Да, да... Тщеславие! Ну, ладно... И почему все это на меня обрушивается? Обрушились вы неожиданно. Потом оказалось, что вы только адвокат.
      Она смотрела на его губы, ожидая, что он ответит. Поняв это, он подумал: "Опять я буду говорить не о том".
      - Спокойной ночи! - вдруг неожиданно сказала Варя и быстро ушла в дом.
      "Рассердилась?" - подумал Юсуп.
      Дом, изнутри казавшийся розовым, вдруг исчез, утонув в темноте (Варя задула свечу). Юсуп разделся, лег, десятки раз переворачивался с одного бока на другой, хотел заснуть и никак не мог.
      Обычно Варя спала на террасе, но в эту ночь она нарочно пошла в дом. Спалось ей тоже плохо. Она поднялась, чтобы пойти к Юсупу в сад. Но потом ей захотелось продлить это состояние взволнованности и тревоги. Варя снова легла, немножко поплакала. "Я люблю Юсупа", - подумала она.
      Варя стала вспоминать свои уроки с Юсупом, когда она еще служила в бригаде, и любовь свою к Сашке в то время (как будто сейчас она его уже не любила) - любовь большую и невероятную... И она думала при этом, что эту любовь, конечно, разрушил Сашка. Он виноват! И как бы она смеялась, если бы тогда в бригаде кто-нибудь мог сказать, что она полюбит Юсупа! Что же с ней сегодня? Но разве известно, когда любовь начинается, когда кончается, ничего ведь в жизни не бывает сразу. Нет, все это выдумка. "Я блажу..." Ничего не было, они гуляли по городу, вот и все. Он молод и красив. И тут она стала мечтать: а что, если действительно все случится так, что она полюбит Юсупа, и как у них тогда сложится жизнь? Они, конечно, поедут в Москву, потому что Юсуп должен непременно учиться дальше. Какая у них будет комната? Где? Будут ли дети? Кто (мальчик или девочка)? Только об одном ей совсем не думалось: нравится ли она Юсупу? Ведь он может полюбить так же внезапно, как и она, - здесь она вспомнила о Лихолетове. "Бедный Сашка", - искренне сказала она. И вдруг, сообразив, что все это вздор, она заплакала, жалея теперь себя. Она долго плакала, она вспоминала при этом все, что ей приходило на ум (и жизнь в Бухаре, и порубленную щеку Сашки, шрам на которой он "прикрывал" теперь бородой, и мальчишку-узбека, бегавшего когда-то к Зайченко в комендантский флигель)... Все спутывалось в этих воспоминаниях. Это была совсем не та Варька, решительная и суховатая, которая сумела поставить в тупик даже Сашку Лихолетова. Она долго плакала, желая любви, ясности, а не путаницы, - так в слезах она и заснула.
      ...Утром она напоила Юсупа чаем. Они почти ни о чем не говорили. Оба торопились: Юсуп спешил на вокзал, Варя - в больницу. Утром все было другим, и Варя тоже была другая. Она посмеивалась совсем иначе, чем вчера ночью, и глаза у нее были утренние, будто вымытые мылом.
      Расставаясь с Юсупом возле больницы, Варя сжала Юсупу руку.
      - Я все-таки напишу Сашке, - сказала она. - И спасибо вам за то... она не докончила фразы. - Хороший вы человечина! Ну, желаю вам счастья! И хорошо, что вы не любите болтать.
      Она крепко поцеловала его и скрылась в подъезде.
      Всю дорогу, пока он шел до вокзала, и по пути в Беш-Арык, пока ехал в поезде, мысли о Варе не давали ему покоя. Он жалел (ничего не зная о мыслях Вари), что эта душная ночь миновала и что она не повторится.
      33
      После разгрома Иргаша Джемс ушел в горы, на Гиссар. Все сводки, полученные им об Юсупе от разных агентов, сообщали одно: "Прямой человек, с каждым днем становится опаснее, догадлив..."
      Прежде всего Джемс решил рассчитаться с Юсупом за ликвидацию Иргаша. Но ему не хотелось, чтобы Юсупа убили в Шир-Абаде. Надо было создать видимость случая. Для этой цели Джемс надеялся сговориться с Хамдамом и обязать его найти убийц, которые следили бы за Юсупом. По плану Джемса, убийцы должны были подстеречь свою жертву в одном из больших городов, в Самарканде или в Ташкенте, чтобы нападение выглядело обычным городским налетом. Джемс предполагал, что совершение этого акта может состояться не ранее чем через полгода, даже позднее, в зависимости от обстановки.
      Для окончательного выяснения всего этого дела он спустился в Фергану и поехал поездом в Коканд. Хамдам даже не подозревал, что его ждет. Он забыл о Джемсе.
      Несколько лет тому назад Хамдам еще боялся ареста, теперь же он обнаглел. Однако осторожность приучала его проверять каждый свой шаг, она же воспитала в нем дерзость. Он не выглядел тихоней. Он понял, что жить в открытую и веселее и безопаснее, и перестал стесняться. Хамдам проникал на партийные собрания; он добивался того, чтобы его выбирали на советские съезды; он говорил от имени народа; он всегда устраивался в президиум, носил ордена, был на виду. И всем казалось, что его жизнь каждый может прощупать, как товар, лежащий на прилавке.
      Хамдам тоже решил убить Юсупа. Он опередил Джемса. Целую ночь он обдумывал это убийство. Решение покончить с Юсупом возникло в нем самостоятельно, вне всякой связи с Джемсом. Оно родилось в ту самую минуту, когда он узнал от Алимата о приезде Юсупа в Беш-Арык.
      Сперва он думал, что Юсупа можно будет подкараулить в поезде или на станции. Но потом отказался от этого плана, как слишком опасного. "Юсупа надо убить в центре Беш-Арыка, неподалеку от милиции, среди дня, на базарной площади. Это самое удобное место. Чем откровеннее - тем лучше!" решил он.
      Чтобы отвести от себя возможные подозрения, он взялся устроить чествование Юсупа. Он сговорился с беш-арыкскими властями; все они были приглашены на встречу с победителем Иргаша. Хамдам понимал, что и без этого чествования даже тень подозрения не может коснуться его. Он ведь не приглашал Юсупа в Беш-Арык! Да и потом, какой дурак может подумать, что сам начальник милиции устраивает своими силами это убийство?
      То, что Юсуп должен быть убит, не вызывало в нем никаких сомнений. Он чувствовал, что в конце концов все может распутаться и этот человек доберется до него. Хамдам боялся, что Юсуп держит его под прицелом. "Не зря же он сюда едет, наверное хочет меня закопать, - думал Хамдам. - Так уберем его с дороги!" Одиночные, неизвестные выстрелы случались и раньше, им не придавали особенного значения. "Ну, еще один случай, какая разница? - решил Хамдам. - Хотя впоследствии я могу найти какого-нибудь уголовника и примажу его к этому делу. Отличусь. Мне опять будет польза".
      Он вызвал Сапара и обо всем с ним условился. Джигит, обязанный ему всем и преданный ему точно раб, даже не удивился этому поручению. Он принял его как необходимость, как долг.
      Хамдам, чтобы подкрепить свою просьбу, сказал:
      - Я тебе все время оказывал услуги. Теперь ты должен сделать мне услугу.
      - Хорошо, сделаю, - сказал Сапар.
      - Если будет неудача, если ты попадешься, - молчи. Я тебя освобожу.
      - Освободи, пожалуйста! - с благодарностью проговорил Сапар.
      34
      Ранним утром Юсуп прибыл в Беш-Арык. Встречные на дороге не узнавали Юсупа, да и он никого не узнавал. Очевидно было, что за эти годы здесь многое переменилось. Переменились и люди. Кто умер, кто исчез... Менялись и дома: Рядом с глинобитными, глухими, старыми домами Юсуп увидел новый, высокий, с окнами на улицу. Двое рабочих, взобравшись на гребень стены, подводили ее под крышу. Возле дома стояли серые штабеля кирпича-сырца.
      Юсуп, поздоровавшись с узбеком-рабочим, спросил его:
      - Что строишь?
      - Школу, - ответил тот.
      - Это очень хорошо, - сказал Юсуп.
      - Да, школа - не тюрьма. Скоро люди перестанут кричать: "Мануфактуры, мануфактуры!" А будут кричать: "Просвещения! Просвещения!"
      - Совет строит? - весело спросил Юсуп.
      - Нет, Хамдам.
      Юсуп посмотрел на рабочего. Рабочий, очевидно, заметил изумление в глазах Юсупа, но, ничего не объясняя, отвернулся.
      Юсуп зашагал дальше в том бодром, восторженном настроении, когда достаточно мелочи, чтобы на душе стало еще радостнее и веселее.