Буйный ветер тебя
      Убаюкивал,
      Умывал белый снег
      Лицо полное,
      Холод щеки твои
      Подрумянивал.
      Много видела ты
      Нужды смолоду,
      Часто с злыми людьми
      |На смерть билася.
      То не служба была,
      Только службишка;
      Вот теперь сослужи
      Службу крепкую.
      Видишь: тучи несут
      Гром и молнию,
      При морях города
      Загораются.
      Все друзья твои врозь
      Порассыпались,
      Ты одна под грозой...
      Стой, Русь-матушка!
      Не дадут тебе пасть
      Дети-соколы.
      Встань, послушай их клич
      Да порадуйся...
      "Для тебя - всё добро,
      Платье ценное
      Наших жен, кровь и жизнь
      Всё для матери".
      Пронесет бог грозу,
      Взглянет солнышко,
      Шире прежнего, Русь,
      Ты раздвинешься!
      Будет имя твое
      Людям памятно,
      Пока миру стоять
      Богом сужено.
      И уж много могил
      Наших недругов
      Порастет на Руси
      Травой дикою!
      8 декабря 185,
      ВНЕЗАПНОЕ ГОРЕ
      Вот и осень пришла. Убран хлеб золотой,
      Все гумно у соседа завалено...
      У меня только смотрит оно сиротой,
      Ничего-то на нем не поставлено!
      А уж я ль свою силу для пашни жалел,
      Был ленив за любимой работою,
      Иль как надо удобрить ее не умел,
      Или начал посев не с охотою?
      А уж я ли кормилице - теплой весне
      Не был рад и обычая старого
      Не держался - для гостьи с людьми наравне
      Не затеплил свечу воску ярого!..
      День и ночь всё я думал: авось, мол, дождусь!
      Стану осенью рожь обмолачивать,
      Все, глядишь, на одежду детишкам собьюсь
      И оброк буду в пору уплачивать.
      Не дозрела моя колосистая рожь,
      Крупным градом до корня побитая!..
      Уж когда же ты, радость, на двор мой войдешь?
      Охд беда ты моя непокрытая!
      Посидят, верно, детки без хлеба зимой,
      Без одежды натерпятся холоду...
      Привыкайте, родимые, к доле худой!
      Закаляйтесь в кручинушке смолоду!
      Всем не стать пировать... К горьким горе идет,
      С ними всюду как друг уживается,
      С ними сеет и жнет, с ними песни цоет,
      Когда грудь по частям разрывается!..
      16 декабря 185,
      РАССКАЗ КРЕСТЬЯНКИ
      Ох, много, мои матушки,
      И слез я пролила,
      И знала горя горького,
      И нужд перенесла!
      Тут бог послал безвременье
      Овин у нас сгорел,
      Тут, эдак через полгода!
      Вдруг муж мой заболел.
      Пора была рабочая - И кинуть жаль его,
      И в поле-то не y6paно,
      Как надо, ничего,
      А там детишки малые,
      Хлопочешь день-деньской,
      Разломит все суставчики
      Ночною-то порой.
      Раз в поле я работаю
      Жара, терпеть невмочь,
      Напиться-то мне нечего...
      Пока настала ночь,
      Уж так я утомилася
      Не подыму руки.
      Щемит мое сердечушко
      И ноет от тоски.
      Ох, ну-ка, мол, проведаю
      Больного я пойду;
      Пришла, а он, касатик мой,
      Уж мечется в бреду.
      Теленок был на привязи
      Покромку оборвал
      И всю солому кой-куда
      В избе поразбрыкал.
      Сынишка перепуганный
      Сидит, кричит в углу,
      А дочь грудная ползает
      И плачет на полу.
      Я на нее как глянула
      Едва не обмерла!
      Взяла бедняжку на руки
      Да к мужу подошла.
      "Васильевич! Васильевич!
      Опомнись, мол, на час.
      Уж на кого, родименький.
      Ты покидаешь нас?"
      Он застонал, голубчик мой
      Рукой вот так махнул,
      Сказал: "На волю божию"
      Да навек и уснул.
      Осталася с детишйами
      Одна я одиной...
      Покрылся без хозяина
      Широкий двор травой.
      Пришла зима с морозами
      А я без дров сижу.
      Не знаю себе отдыха,
      Горюю и тужу.
      Тут дети просят хлебушка,
      Покою не дают,
      Там лошади голодные
      Стоят и корму ждут;
      То надо печь соломою
      Топить и щи варить;
      То за водою на реку
      С ведерками сходить;
      То снег самой откидывать
      Лопатой от ворот,
      Денек-ат как помаешься,
      Еда на ум нейдет.
      Детишки, мои ягодки,
      Сиротками глядят,
      Общипаны, оборваны,
      Худеют да болят.
      Смотрю на них и думаю:
      "Уж чем их я вскормлю?"
      И думу свою крепкую
      И сплю-то не засплю...
      Вдруг за меня посватался
      Зажиточный мужик;
      Такой, господь с ним, взбалмошный,
      Причудливый старик,
      Всегда с женою ссорился,
      А бабу грех корить
      Она была разумная,
      Умела домом жить.
      И был он мне не по сердцу,
      А вышла за него;
      Теперь глаза и колет мне
      Семья-то вся его:
      "Что вот-де навязалася
      Какая-то с детьми,
      Сама родила, нянчила,
      Сама их и корми!"
      Да благо, что сиротки-то
      Пригреты у меня,
      А о себе-то, матушкиг
      Уж не забочусь я.
      23 декабря 185,
      ЧЕРЕМУХА
      Много листьев красовалося
      На черемухе весной
      И гостей перебывалося
      Вплоть до осени сырой.
      Издалёка в ночь прохладную
      Ветерок к ней прилетал
      И о чем-то весть отрадную
      Ей, как друг, передавал.
      ,yTbj бывало, загорается
      Алой зорьки полоса
      Разной краской покрывается
      На кудрях ее роса.
      И она вся зарумянится,
      Сон вабудет, гостя ждет;
      Смотришь - гость любимый явится,
      Сядет, свищет и поет...
      Но пришла зима сердитая,
      И, как уголь, вся черна,
      На морозе, беззащитная;
      Сиротой стоит она.
      И меня весна покинула,
      Милый друг меня забыл;
      С ним моя вся радость минула,
      Он мою всю жизнь сгубил.
      Всё к нему сердечко просится,
      Всё его я жду, одна;
      Но ко мне, знать, не воротится,
      Как к черемухе, весна...
      1854
      * * *
      Уж не я ли тебя, милая, упрашивал,
      Честью, ласкою, как друга, уговаривал:
      "Позабудь меня - ты после будешь счастлива,
      Обвенчают нас - ты вспомнишь волю девичью.
      У меня зимой в избушке сыро, холодно,
      Мать-старуха привередлива, причудлива,
      Сестры злы, а я головушка разгульная,
      Много горя ты со мною понатерпишься".
      Ты не верила, сквозь слезы улыбалася,
      Улыбаясь, обняла меня и молвила:
      "Не покинь меня, надёжа, всё я вынесу,
      При тебе и злое горе будет радостью...а
      Уж на что ж теперь ты поздно стала каятьеяз
      На свекровь и на золовок горько плакаться?
      Не они тоски-кручины тебе придали
      Что трава от ветра, от меня ты высохла.
      Разлюбил я друга, как - и сам не ведаю!
      Ноет мое сердце, разума не слушает:
      О тебе печалюсьt об иной я думаю,
      Ты вся сокрушилась, - весь и я измучился!
      1854, январь 1855
      * * *
      Сибирь!.. Напишешь это слово
      И вдруг свободная мечта
      Меня уносит в край суровый.
      Природы дикой красота
      Вдали встает передо мною.
      И, мнится, вижу я Байкал
      С его прозрачной глубиною,
      И цепи гор с громадой скал,
      И бесконечную равнину
      Вокруг белеющих снегов,
      И грозных, девственных лесов
      Необозримую вершину...
      Но вот проходит этот бред,
      И снова видишь пред собою:
      Диван с подушкою худою,
      Комод, старинный туалет,
      Семь стульев, стол на жалких ножках,
      Навоз какой-то на полу,
      Цветы в каких-то глупых плошках
      И, наконец, кота в углу, ч
      Да вот пришел старик сердитый,
      О похоронах говорит
      И, кажется, меня бранит,
      Что моей тетки гроб открытый
      До церкви я не проводил.
      2 января 1855
      * * *
      На какую ж вину и беду
      Я состарился рано без старости,
      И терплю с малолетства нуждух
      Й не вижу отрады и радости?
      Только я, бедный, на ноги стал
      Сиротою остался без матушки;
      И привета и ласки не знал
      Во всю жизнь от родимого батюшки.
      Помню, как он, бывало, возьмет
      С полки крашеной книгу измятую,
      Под хмельком мне приказ отдает
      Прочитать ему заповедь пятую,
      И ударит об стол кулаком...
      Я стою, от испуга шатаюся.
      Что скажу - позабуду потому
      Начинаю опять - заикаюся...
      Помню, как я не раз убегал
      По утрам в лес эеленый украдкою,
      Что родной, меня он принимал,
      Утешал речью тихой и сладкою,
      И когда по нем буря порой
      С грозным шумом, бывало, расходится,
      Притаюся я в чаще глухой,
      И мне страшно и любо становится.
      И не раз я с любовью глядел,
      Когда солнце над ним поднималося,
      И на листьях румянец горел,
      И кругом меня все просыпалося.
      Годы шли... Стал я ночи не спать,
      Думы думать про степи раздольные,
      Чудных авуков игру понимать,
      Втихомолку слагать песни вольные.
      Но иное судил мне господь...
      Где тут петь, когда жизнь уж наскучила,
      И не слезы из глаз - кровь течет8
      И всю душу кручина измучила!
      У людей хоть и бедность, да мир.
      У меня в доме крик, ссора шумная,
      При тяжелой нужде - хмельной пир,
      При печали - веселость безумная.
      Но как доля моя ни горька,
      И сквозь слезы петь песни мне хочется.
      Лежит на сердце камнем тоска
      На уста звуки чудные просятся.
      И придет час - отрада души,
      Песню грустную сложишь украдкою,
      И забудется горе в тиши,
      И на миг жизнь покажется сладкою!..
      18 января 1855
      * * *
      Пошутила я - и другу слово молвила:
      "Не ходи ты темной ночью в наш зеленый сад:
      Молодой сосед догадлив, он дознается,
      Быль и небыль станет всем про нас рассказывать".
      Милый друг мой, что ненастный день, нахмурился,
      Не подумал и ответил мне с усмешкою;
      "Не молвы людской боишься ты, изменница,
      Верно, видеться со мною тебе не любо".
      Вот неделя - моя радость не является,
      Засыпаю - мне во сне он, сокол, видится,
      Просыпаюсь - мне походка его чудится,
      Вспомню речь его - все сердце разрывается.
      Для чего же меня, друг мой, ты обманывал,
      Называл душою, дорогою радостью?
      Покидая радость, ты слезы не выронил
      И с душой расстался, что с заботой скучною.
      Не виню я друга, на себя я плачуся:
      Уж зачем его я слушала, лелеяла?
      Полюбить умела лучше милой матери,
      Позабыть нет силх разлюбить - нет разума.
      19 января 1855
      * * *
      Взгляни: небесный свод безоблачен над нами,
      И безмятежно угасает день,
      И листья темных ив, нависших над водами,
      Объяли сон и сладостная лень.
      Не тронется трава, камыш не шевелится,
      резлюдны берега, молчит полей простор,
      И солнце на покой торжественно садится,
      И в золоте горит недвижный бор.
      Повсюду тишина и мир невозмутимый...
      Лишь слышен мельницы однообразный шум
      Да резвой рыбы плеск... О друг неутомимый!
      - Зачем же ты один и мрачен и угрюм?
      Вот оттого-то так мне тяжело и больно,
      Что все покоится в глубокой тишине,
      Тогда как нет отрады только мне,
      Тогда как плачу я от горьких дум невольно.
      20 января 1855
      УЛИЧНАЯ ВСТРЕЧА
      Словно безлюдный, спокоен весь город.
      Солнце чуть видно сквозь сеть облаков,
      Пусто на улице. Утренний холод
      Вывел узоры на стеклах домов.
      Крыши повсюду покрыты коврами
      Мягкого снега; из труб там и сям
      Дым подымается кверху столбами,
      Вьется, редеет, подобно клочкам
      Тучек прозрачных, - и вдаль улетает...
      Скучная улица! Верно, народ
      Здесь неохотно дворы покидает...
      Вот только баба, согнувшись, несет
      Гробик под мышкою... Вот и другая
      Встретилась с нею, поклон отдала,
      Кланяясь, молвила: "Здравствуй, родная!"
      Остановилась и речь повела:
      "Кому же этот гробик-то
      Ты, мать моя, взяла,
      Сыночек, что ли, кончился
      Иль дочка умерла?"
      - "Сынка, моя голубушка,
      Сбираюсь хоронить;
      Да вот насилу сбилася
      И гробик-то купить.
      А уж свечей и ладану
      Не знаю где и взять...
      Есть старый самоваришког.
      Хочу в заклад отдать.
      Муж болен. Вот три месяца
      Лежит все на печи,
      Просить на бедность - совестно,
      Хоть голосом кричи!"
      - "И, мать! и я стыдилася
      Просить в твои года...
      Глупа была, уж что таить,
      Глупа да и горда.
      Теперь привыкла, горя нет;
      Придешь в знакомый дом,
      Поплачешь да поклонишься,
      Расскажешь обо всем:
      Вдова, мол, я несчастная...
      Глядишь - присесть велят,
      Дадут какое платьишко
      И к чаю пригласят.
      Другое дело, мать моя,
      Под окнами ходить,
      Вестимо, это совестно.
      Уж надо нищей быть.
      А примут тебя в комнате,
      Какой же тут порок?..
      Tы, кажется, кручинишься,
      Что помер твой сынок?"
      - "Ох, я ведь с ним заботушки
      Немало приняла!..
      Кормить его, по немочи,
      Я грудью не могла.
      Поутру жидкой кашицы
      Вольешь ему в рожок,
      Сосет ее он, бедненький,
      Да тем и сыт денек.
      Тут, знаешь, у нас горенка
      Зимой-то что ледник,
      Чуть сонный он размечется,
      Ну и подымет крик...
      И весь дрожит от холода...
      Начнешь ему дышать
      На красные ручонки-то,
      Ну и заснет опять".
      - "И плакать тебе нечего,
      Что бог его прибрал...
      Он, мать моя, я думаю,
      Недолго прохворал?"
      - "С неделю, друг мой, маялся
      И не брал в рот рожка;
      Бывало, только капельку
      Проглотит молока.
      Вчера, моя голубушка,.
      Ласкаю я его,
      Глядь - слезки навернулися
      На глазках у негог
      Как будто жизнь безгрешную
      Он кинуть не хотел...
      А умер тихо, бедненький,
      Как свечкаа догорел!"
      - "О чем же ты заплакала?
      Тут воля не твоя.
      И дети-то при бедности
      Железы, мать моя!
      Вот у меня Аринушка
      И умница была,
      По бархатуt душа мояЛ
      Шить золотом могла;
      Бывало, 8а работою
      До петухов сидит,
      А мне с поклоном по людям
      И выйти не велит:
      "Сама уж, дескать, маменька,
      Я пропитаю вас".
      Работала, работала,
      Да и лишилась глаз.
      Связала мои рученьки:
      Ведь чахнет от тоски;
      Слепа, а вяжет кое-как
      Носчишки да чулки.
      Чужого калача не съест,
      А если и возьмет
      Кусок какой от голода,
      Все сердце надорвет:
      И ест, и плачет глупая;
      Журишь - ответа нет...
      Вот каково при бедности
      С детьми-то житьг мой свет!.."
      - "Ох, горько, моя милая!
      Растет дитя - печаль,
      Умрет оно - своя ведь кровь,
      Жаль, друг мо, крепко жаль!"
      - "Молися богу, мать моя,
      Не надобно тужить.
      Прости же, я зайду к тебе
      Блинов-то закусить".
      Бабы расстались. На улице снова
      Пусто. Заборы и стены домов
      Смотрят печально и как-то сурово.
      Солнце за длинной грядой облаков
      Спряталось. Небо так бледно, бесцветно,
      Точно как мертвое... И облака
      Так безотрадно глядят, бесприветно,
      Что поневоле находит тоска...
      Январь 1855
      * * *
      Погуляла вода
      По зеленым лугам,
      Вдоволь бури понаслушалась;
      Поломала мостов,
      Подтопила дворов,
      Вольной жизнью понатешилась.
      Миновала весна,
      Присмирела река,
      По песку течет - не мутится;
      В ночь при месяце спит,
      Дунет ветер - молчит,
      Только хмурится да морщится.
      Погулял молодец
      По чужим сторонам,
      Удальством своим похвастался;
      По пирам походил,
      Чужих жен поласкал,
      Их мужьям придал заботушки.
      А теперь при огне
      Сиди лапоть плети,
      Всю вину на старость сваливай;
      Молодая жена
      Ею колет глаза,
      Ну, раз не рад - а смалчивай.
      Январь 1855
      * * *
      Над светлым озером пурпуровой зари
      Вечерний пламень потухает.
      На берегу огни разводят косари,
      И беззаботно собирает
      Рыбак близ камыша сеть мокрую в челнок.
      Уснули в сумраке равнины,
      И только изредка прохладный ветерок
      Пошевелит листы осины.
      Люблю я этот час, когда со всех сторон
      Ко мне идут густые тени,
      И веет свежестью, и воздух напоен
      Дыханьем дремлющих растений;
      Когда становится яснее каждый звук,
      Горит зарница надо мною.
      И месяц огненный, безмолвный ночи круг!
      Встает над ближнею горою.
      Что нужды? Этот день печально я прожил
      Под гнетом горьких впечатлений,
      Зато теперь кипит во мне избыток сил
      И новых чувств и размышлений.
      Я вновь теперь живу! и как отраден мне
      И сон полей в тиши безлюдной,
      И этих ярких звезд, горящих в вышине,
      Язык торжественный и чудный!
      Январь 1855
      ЕЛКА
      Посвящается
      кн. Е. П. Долгорукой
      Одиноко вырастала
      Елка стройная в лесу,
      Холод смолоду узнала,
      Часто видела грозу.
      Но, покинув лес родимый,
      Елка бедная нашла
      Уголок гостеприимный,
      Новой жизнью зацвела.
      Вся огнями осветилась,
      В серебро вся убралась,
      Словно вновь она родилась,
      В лучший мир перенеслась.
      Дети нужды и печали!
      Точно елку, вас, сирот,
      Матерински приласкали
      И укрыли от невзгод.
      Обогрели, приютили,
      Свят и светел ваш приют,
      Здесь вас рано научили
      Полюбить добро и труд.
      И добра живое семя
      Не на камень упадет:
      Даст господь, оно во время
      Плод сторичный принесет.
      Начат сев во имя бога.
      Подрастайте, в добрый час!
      Жизни тесная дорога
      Пораздвинется для вас.
      Но невзгода ль вас застанет
      На пути, или порок
      Сети хитрые расставит
      Детства помните урок.
      Для борьбы дана вам сила;
      Не родное по крови,
      Вам свет истины открыло
      Сердце, полное любви.
      И о нем воспоминанье
      Да хранит вас в дни тревог,
      В пору счастья и страданья,
      Как добра святой залог.
      Январь 1855
      ДРУГ
      (Степь)
      Пусть снова дни мои мне горе принесут,.
      Часы тяжелого томленья,
      Я знаю, выкупит восторг иных минут
      Другие чувства и явленья.
      Когда поверхность вод при месяце блести,
      Когда закат огнем пылает,
      Иль по дороге вихрь густую пыль кружит,
      Иль в полночь молния блистает,
      Когда поля зимой под белым пухом спятЛ
      Иль гнется лес от вьюги грозной,
      Иль на небе столбы, как радуги, горят
      При свете солнца в день морозный,
      За всем отрадно мне и весело следитьх
      Всё так знакомо мне и ново,
      И всё я в памяти желал бы сохранить,
      Замкнуть в обдуманное слово!..
      Природа, ты одна, наставник мой и друг,
      Мир, полный мысли, мне открыла,
      Счастливым сделала печальный мой досуг
      И с бедной долей примирила!
      От тайной ли тоски болит и ноет грудь,
      Иль мучит сердце нужд тревога,
      В твои объятия спешу я отдохнуть,
      Как в храм невидимого бога.
      И мне ли не любить тебя от всей души,
      Мой друг, не знающий забвенья!
      Меня и мертвого ты приютишь в тиши,
      Теперь живого утешенье!
      Март 1855
      СЛЕПОЙ ГУСЛЯР
      Давно уж не вижу я солнца и неба,
      Не знаю, как мир и живет и цветет,
      Как птица, не сею зернистого хлеба,
      Пою и ночуюг где бог приведет.
      Но слух мой в замену отрадного зренья
      Неведомой силою чудно развит,
      Когда и былинка стоит без движенья,
      Со мною незримая жизнь говорит:
      Листок ли на землю сырую ложится.
      Змея ли ползет где-нибудь в стороне,
      Камыш ли сквозь сон вдалеке шевелится,
      Я всё различаю в ночной тишине;
      И голос веселья, и стон тайной муки
      В тревоге дневной я умею ловить;
      И в душу однажды запавшие звуки
      В согласные песни спешу перелить.
      Когда же порой, окруженный гостями,
      Под крышей чужою найду я приют,
      И гусли вздрогнут у меня под рукам,
      И звуки волнами от струн потекут,
      Откуда-то вдруг во мне сила возьмется,
      Забегают пальцы, и кровь закипит,
      Развернется дума, - и песня польется...
      И свет мои очи тогда озарит!
      Мне кажется, вижу я степи раздолье,
      Блеск солнца и краски душистых цветов,
      И светлые воды, и луга приволье,
      И темные сени родимых лесов,
      Пою - и на мне подымается волос,
      И впалые щеки румянцем горят,
      И звучным становится слабый мой голос.
      И гости, заслушавшись, молча сидят.
      Умолкну - гусляра толпа окружает.
      Но я уж не слышу тут грома речей:
      Душа, словно ветер, по свету гуляет,
      И слезы ручьями бегут из очей!
      Март 1855
      (П. И. САВОСТЬЯНОВУ)
      Не спится мне. Окно отворено,
      Давно горят небесные светила,
      Сияет пруд, в густом саду темно,
      Ночь ясная безмолвна, как могила...
      Но там - в гробах - наверно, есть покой;
      Здесь жизни пир; во тьме кипят желанья,
      Во тьме порок идет своей тропой,
      Во тьме не спят ни страсти, ни страданья!
      И больно мне и страшно за людей,
      В ночной тиши мне чудятся их стоны,
      И вижу я, как в пламени страстей
      И мучатся и плачут миллионы...
      И плачу я... Мне думать тяжело,
      Что день и ночь, минута и мгновенье
      Родят на свет невидимое зло
      И новое, тяжелое мученье.
      24 июня 1855
      В ЛЕСУ
      (После выздоровления)
      Привет тебе, знакомец мой кудрявый!
      Прими меня под сень твоих дубов,
      Раскинувших навес свой величавый
      Над гладью светлых вод и зеленью лугов.
      Как жаждал я, измученный тоскою,
      В недуге медленном сгорая, как в огне,
      Твоей прохладою упиться в тишине
      И на траву прилечь горячей головою!
      Как часто в тягостном безмолвии ночей,
      В часы томительного бденья,
      Я вспоминал твой мрак, и музыку речей,
      И птиц веселый свист и пенье,
      И дни давнишние, когда свой скучный дом
      Я покидал, ребенок нелюдимыйг
      И молча в сумраке твоем
      Бродил, взволнованный мечтой невыразимой!
      О, как ты был хорош вечернею порой,
      Когда весь молнией мгновенно освещался
      И вдруг на голос тучи громовой
      Разгульным свистом откликался!
      И любо было мне!.. Как с существом родньга,
      С тобой я всем делился откровенно:
      И горькою слезой, и радостью мгновенной,
      И песнью, сложенной под говором твоим.
      Тебя, могучего, не изменили годы!..
      А я, твой гость, с летами возмужал,.
      Но в пламени страстей, средь мелочной невзгоды.
      Тяжелой горечи я много испытал...
      Ужасен этот яд! Он вдруг не убивает,
      Не поражает, как небесный гром:
      Он сушит мозг, в суставы проникает,.
      Жжет тело медленным огнем!
      Паду ль я, этим ядом пораженный,
      Утратив крепость сил и песен скромный дар,
      Иль новых дум и чувств узнаю свет и жар,
      В горниле горя искушенный,
      Бог весть, что впереди! Теперь, полубольной,
      Я вновь под сень твою, лес сумрачныйг вступаю
      И слушаю приветный говор твой,
      Тебе мою печал, как другуг поверяю!..
      Август 1855
      * * *
      Отвяжися, тоска,
      Пылью поразвейся!
      Что ва грусть, коли жив,
      И сквозь слезы смейся!
      Не диковинка - пир
      При хорошей доле;
      Удаль с горя поет,
      Пляшет и в неволе.
      Уж ты как ни хвались
      Умной головою
      Громовых облаков
      Не отвесть рукою.
      Грусть-забота не спит,
      Без беды крушится;
      Беззаботной душе
      И на камне спится.
      Коли солнышка нет
      Ясный месяц светит;
      Изменила любовь,
      Песня не изменит!
      Сердце просит не слез,
      А живет отрадой;
      Вот умрешь - нуг тогда
      Ничего не надо.
      18 октября 1855
      19 ОКТЯБРЯ
      Что это за утро! Серебряный иней
      На зелени луга лежит;
      Камыш пожелтевший над речкою синей
      Сквозною оградой стоит.
      Над черною далью безлюдной равнины
      Клубится прозрачный туман,
      И длинные нити седой паутины
      Опутали серый бурьян.
      А небо так чисто, светло, безмятежно,
      Что вон - далеко в стороне
      Я вижу - мелькнул рыболов белоснежный
      И тонет теперь в вышине.
      Веселый, прохладой лугов освеженный,
      Я красного солнышка жду,
      Любуюсь на пашни, на лес обнаженный
      И в сонную чащу вхожу.
      Листы шелестят у меня под ногами,
      Два дятел а где-то стучат...
      А солнышко тихо встает над полями,
      Озера румянцем горят.
      Вот ярко блеснули лучи золотые
      И крадутся в чащу берез
      Всё дальше и дальше, - и ветки сырые
      Покрылися каплями слез.
      У осени поздней, порою печальной,
      Есть чудные краски свои,
      Как есть своя прелесть в улыбке прощальной,
      В последнем объятье любви.
      19 октября 1855
      ДЕЛЕЖ
      Да, сударь мой, нередко вот бывает!
      Отец на стол, а детки за дележ,
      И брата брат за шиворот хватает...
      Из-за чего? И в толк-ат не возьмешь!
      У вас-то, бар, я чаю, нет разлада...
      А мужики, известно, вахлаки:
      У них за грош - остуда и досада,
      За гривенник какой-нибудь - пинки!
      Тут из-за баб, детишек выйдет злоба...
      Вот мы теперь: всего-то двое нас
      Мой брат да я; женаты, сударь, оба,
      И хлеб всегда имели про запас;
      И жили бы себе, домком сбирались...
      Нет, погоди! Вишь, жены не в ладу:
      Вон у одной коты поистаскались...
      "Я, - говорит, - на речку не пойду;
      Пускай идет невестка, коли хочет,
      Ей муж успел обнову-то купить..."
      А та себе, как бешеная, вскочит.
      Начнет вот так руками разводить
      И ну кричать! "А ты что за дворянка?
      Котов-де нет, да села и сидит..."
      И тут пойдет такая перебранка,.
      Что у тебя в ушах инда звенит.
      Брат за жену, глядишь, замолвит слово
      И дурою мою-то назовет,
      А у тебя на слово пять готово,
      - Boт, сударь мой, потеха и пойдет!
      Всё это так... И при отце бывало.
      Да старичок нас скоро разводил;
      Чуть крикнет! "Эй!" - бежишь куда попало,
      Не то - беда! Ох, крут покойник был!
      Как помер он, мой брат и позазнался;
      Срамит меня, срамит мою жену"
      Вы, дескать, что? Старшим-то я остался,
      Я, говорит, вас вот как поверну!
      И повернул... Тут надо лык на лапти
      Он бражничать возьмется да гулять;
      Ты цеп берешь - он ляжет на полати...
      Ну, одному не растянуться стать.
      Жена его всё, знаешь, поджигает!
      "Делись, дескать! Твой брат-то лежебо,
      Как куколку жену-то снаряжает,
      Исподтишка весь дом поразволок..."
      Сама-то, вишь, она скупенька больно,
      Готова век в отрепьях пропадать,
      Да любит жить хозяйкой самовольной.
      По-своему всё, знаешь, повершать.
      Ну, а моя бабенка не сварлива,
      А грех таить - от щегольства не прочь,
      Да и того... в работе-то ленива,
      Что есть, то есть, - тут ложью не помочь.
      Вот, сударь мой, и завязалось дело:
      Что день, то шум, под шумом и заснешь;
      И брату-то все это надоело,
      И мне равно, - и начали дележ...
      Сперва-то мы по совести делились,
      Не сладили - взялись было за суд;
      Ну, кое-как в расправе помирились,
      Остался спор за старенький хомут...
      И я кричу, и брат не уступает:
      "Нет, - говорит, - хоть тресни, не отдам!"
      Я за шлею, - он, знаешь, вырывает
      Да норовит ударить по рукам.
      И смех и грех!.. Стоим за дрянь горою!..
      Вдруг, сударь мой, моргнуть я не успел,
      Как крикнул брат: "Возьми, пусть за тобою!"
      Да на меня хомут-то и надел.
      Я сгоряча в шлее позапутлялся;
      Народ орет: "Вот, обрядил коня!.."
      Уж так-то я в ту пору растерялся
      Инда слеза прошибла у меня!..
      Вам, сударь, смех... Нет, тут смешного мало:
      Ведь брат-то мой по-барски чаял жить;
      Взялся за гуж - ан силы недостало,
      Тужил, тужил - и начал с горя пить.
      И мне не мед... Ведь праздников не знаешы
      Работаешь, спины не разогнешь,
      Чуть непогодь - все стонешь да перхаешь...
      Вот, сударь мой5 мужицкий-то дележ!
      26 октября 1855
      * * *
      Над полями вечерняя зорька горит,
      Алой краскою рожь покрывает,
      Зарумянившись, лес над рекою стоит.
      Тихой музыкой день провожает.
      Задымились огни на крутом бережку,
      Вкруг огней косари собралися,
      Полилась у них песнь про любовь и тоску,
      Отголоски во мрак понеслися.