М. Ф. Де-Пуле с его сестрою и братом я встретил в 200-х верстах от Воронежа. Он, разумеется, навестит Вас. Мне кажется, было бы хорошо, если бы Вы передали ему рукопись А. Р. Михайлова. Де-Пуле, при свидании своем с редактором "Русского слова" Благосвет-ловым, может попросить его о помещении ее где-нибудь в "Смеси", сделав ударение на словах помещении бесплатном. Вы не можете себе представить, как мне хочется в какой-нибудь один прекрасный вечер сообщить Антону] Родионовичу] приятную весть: "Статья Ваша напечатается тогда-то и там-то..."
      Магазин свой, благодаря стараниям моего Миши1, я нашел в порядке и жалею теперь, что не провел в СПб-е лишнего дня, не посмотрел на редкости Петергофа. В Воронеже, в первый же день моего приезда, мои знакомые осадили меня вопросами: "Скажите, что в Москве?.. Говорят: ужасная холера?.." Я отвечал, что не заметил ничего. Между тем у нас стоят страшные жары: вчера в 3 1/4 часа пополудни на солнце было 4 градуса. От духоты и пыли находит какое-то одурение, решительная неспособность заняться каким-либо делом. Яровые хлеба, кажется, сгорят, а вместе с этим положение недостаточных людей дойдет до самых горьких лишений.
      Третьего дня был у меня гр. Д. Н. Т(олст]ой. Упоминая о Вас, он, между прочим, спросил меня: "А говорил ли Вам Второв, как в бытность мою в СПб-е я его бранил?" - "Я слышал напротив: Вы были очень любезны", - отвечал я. "Неправда, неправда! Я его ужасно бранил". Разъясните мне, пожалуйста, сию историю.
      На убеждения мои относительно представления чрез гр[афа] просьбы об устройстве в г. Воронеже городской думы по образцу с.-петербургской, с необходимыми изменениями, Михайлов отвечал, что он не прочь за это взяться. Но, во-первых, сомневаюсь, возьмется ли он, во-вторых, выйдет ли что-либо путное из его хлопот: гр[аф] относится к нему не совсем благоприятно. Впрочем, попробовать не мешает, и я еще не раз поговорю об этом предмете с Михайловым.
      Зиновьев благодарит Вас за Вашу о нем память. Он немножко покраснел, когда в завязавшемся между нами разговоре об его статье я упомянул два знакомые ему слова: "Отвратительная наглость!.." *
      Do пес plus ultra 2 православный, теперь уже украшенный преждевременною лысиною, чиновник Владимиров спрашивал меня: "А что Николай Иванович? не изменился ли он? не обуял ли его дух гордости и т. подоб.?.." Как будто Вы были 17 лет, когда он потерял Вас из виду; хорош гусь!
      Еще раз, мой милый друг, Николай Иванович, повторяю Вам мою просьбу: нельзя ли тиснуть статейку А. Р. Мих[айлов]а. Я был у него уже два раза, ел ананасы и тому подобн... Примите это во внимание. Притом он свидетельствует Вам свое наиглубочайшее почтение, - видите ли, как много причин для напечатания его статьи.
      По своей глупой рассеянности я забыл у Вас лаковые сапоги. Нельзя ли завернуть их в бумагу и отправить к А. А. Смирдину, который немедленно должен прислать мне некоторые книги. Сапоги можно положить в короб вместе с книгами, и таким образом они доедут до Воронежа здравы и невредимы. Жаль только, если эти книги, о которых я написал к Смирдину с прошлою почтою, ко мне уже посланы.
      М. Б. Тулинову, Крамскому и Панову мой глубокий поклон.
      Весь Ваш
      Иван Никитин.
      * Зиновьев, однако, уверяет честным словом, что он разумел Перелешина, в квартире которого совещательные собрания отличаются будто бы особенным бестолковым произволом.
      64. М. Ф. ДЕ-ПУЛЕ
      Воронеж. 15 августа 1860 г.
      Я не уверен, мой милый друг, Михаил Федорович чтобы письмо мое могло еще застать Вас в Москве, но все-таки пишу к Вам с мыслию: авось-де гривенник не пропадет даром. Так как Вы теперь... тьфу, черт побери! только скажешь теперь, - продолжение является уже само собою: в настоящее время, когда гласность вступила в свои права, и так дал... Экая мерзость! Да не в этом дело. Будьте так добры, употребите, если нужно, часть моих денег на покупку типографической бумаги для Ваших актов, остальную часть на нижеследующее:
      1 экз. "Imitation de Jesus Christ" l.
      2 экз. "Recueil de prieres" 2, или что-то вроде этого, словом, католический молитвенник.
      2 - "Английско-русский словарь" Рейфа.
      Все сие в шикарном переплете; все сие благоволите привезти с собою.
      NB. Приобрести непременно, иначе я Вас в угол поставлю и прочту Вам стихи.
      2 - Книги для первоначального обучения английскому языку. Выберите сами, какие получше и подешевле.
      Что за всю эту, возлагаемую мною на Вас, комиссию Вы меня разбраните, - я не сомневаюсь ни на волос; что Вы ее исполните, - я не сомневаюсь ни на полволоса. Такова дружба! Она наказывает, она и милует... Слово: милует напоминает мне слово: милая, а это... и прочее и прочее... Эх ты! завей горе веревочкой!
      Mem Freund s, от тоски изнываю,
      Не вижу покойного дня;
      И пищу и сон забываю:
      Черт дернул влюбиться меня!
      А Вы думаете кто? - разумеется, черт, сый исконный враг человеческого рода. Однако приезжайте поскорее в Воронеж, ей-ей, без Вас скучно.
      Брожу лп я вдоль улиц шумных, Сижу ль один в моем угле, Не слышу я речей разумных, Лида не вижу Де-Пуле... 5 и так далее...
      Теперь о новостях.
      Ура! И. И. Зиновьев отдал в сборник, имеющий издаваться Гардениным 6, свою драму; я ее читал: там-то чудес! Пэры, лорды, миледи, аббаты, неприязненное отношение России к Англии и прочее, с чем имею честь его поздравить. Аи да Малыхин! 7 Ну, черт побери, держу пари сто против одного, - запоет он песню по напе-чатании сборника: Wir waren Narren...8 а Гар[денин] будет ему аккомпанировать, подергивая себя за волосы. Суворин готовит для печати статью: "Литературное бешенство в Воронеже"...
      Таисе Николаевне глубочайший поклон. Весь Ваш
      insupportable Nikitin 9.
      65. Н. И. ВТОРОВУ
      Воронеж. 5 сентября 1860.
      Теперь я пришел к твердому убеждению, что Вы, мой милый друг, Николай Иванович, безнадежно неисправимы: постоянно одолжая других, Вы сами не терпите даже того, что, по-видимому, только походит на одолжение, а в сущности никаким образом не может им назваться. Так, например, Вы не только сочли нужным при первом удобном случае очистить наш старый, забытый мною счет, но успели поставить на своем, возвратив мне эти несчастные два рубля, о которых мы с Ваыи так долго спорили в СПб-е. А еще меня называете упрямым; хороши и Вы! Впрочем, клянусь бородой Магомета, спор наш еще не окончен: если Вы не сознаетесь никогда, что эти два рубля принадлежат Вам, а не мне, тогда мы вместе их прокутим в каком-нибудь cafe chantant; все-таки мне будет легче.
      Де-Пуле, наконец, возвратился 1. Он порядочно напугал меня своим молчанием до приезда в Воронеж. При слухах о разных язвах и прочих мерзостях я сильно за него боялся. Но теперь все слава богу. Что Де-Пуле и его сестра в восторге от Вашего семейства, - об этом, я думаю, и говорить нечего.
      Пишущие люди нашего богоспасаемого города разделились теперь на литературные кружки, образовали разные партии и с развернутыми знаменами, украшенными надписью: "Воронежский сборник" или "Провинциальный вестник", готовы выступить на широкое поле quasi-литературной деятельности. Тошно слушать эти заученные возгласы о гласности, добре, правде и прочих прелестях. Царь ты мой небесный! Исключите два-три человека, у остальных в перспективе карманные блага, хороший обед, вкусное вино, et cetera, et cetera... А знаете ли, я прихожу к убеждению, что мы ужасно развращены, что мы - преподленькие люди, едва ли способные на какой-либо серьезный, обдуманный, требующий терпения и самопожертвования труд. Право, так!..
      Теперь два слова о себе. Глиняные вещи, купленные мною у Берендса, почти все распроданы, и я послал ему недавно еще 200 руб. с тем, чтобы он выслал мне новых. Если у Вас найдется свободная минута, зайдите к нему и посоветуйте, т. е. просто укажите, что именно будет удобнее мне послать.
      Смирдин - отличный книгопродавец; это видно из его последнего письма, присланного мне в ответ на требование мое некоторых книг, выписываемых мною по поручению учебных заведений: "Дела, дескать, плохи... времена худы... скоро будет светопреставление... наши материальные средства истощились... за вами около 200 р.,- пожалуйста вышлите их!" Ах, он, разбойник! Да сколько же прошло времени с того дня, когда я взял у него в долг книги? Ведь это было 1 июля. Ну-с, погорячившись надлежащим порядком, я с первою же почтою отослал ему причитающиеся за мною 199 руб. сер. (заметьте: рубля не захотел доложить, чтобы вышло круглое число; не хочу! не стоит варвар!).
      Г-н Сеньковский по-прежнему мучит меня медленною высылкою журналов; его я просил тоже выслать мне счет, по получении которого поставлю себе священным, так сказать, долгом покончить с его высокоблагородием всякие сношения. Быть может, он и превосходный человек, этого качества я у него не отнимаю, но как комиссионер он - невыносимо плох.
      По торговой части у меня покамест все обстоит благополучно. Ах, да! забыл с Вами посоветоваться: хочу застраховать свой книжный магазин в 10 000 руб. сереб. Как Вы об этом думаете? Тогда мне по крайней мере можно будет покойнее спать: кругом нас повсюду пожары.
      По этой же почте я посылаю стихотворение в "Русск. слово". Затем обнимаю Вас и целую Ваших малюток... А что, Софья Николаевна 2, вы помните меня, а? Смотрите же! Надежде Аполлоновне посылаю мой глубочайший поклон и остаюсь
      весь Ваш
      И. Никитин.
      66. Н. И. ВТОРОВУ
      Воронеж. 1860, сентября 12.
      Простите меня, добрый, милый мой друг, Николай Иванович, за мою докучливость, за то, что я хочу оторвать Вас на час или два от Ваших занятий. Дело в том, что поручение, которое я покорнейше прошу Вас исполнить, требует немедленного исполнения, к чему не привыкли Ваши столичные книгопродавцы. Сделайте одолжение, возьмите у Я. А. Исакова г все означенные в приложенном здесь списке книги английские и французские, с тем чтобы они немедленно были ко мне отправлены. В Воронеже, как видите, прогресс: чувствуется потребность изучения английского языка. Мицкевич на польском тоже мне очень нужен. На остальные, за покупкою иностранных книг, деньги приобретите, сколько придется по расчету, полн. собр. соч. Пушкина в изд. Исакова.
      Странное дело! г. Исаков, которому я послал 200 р. сер., ничего не отвечает. Берендс, которому также отослано 200 р. сер., до сих пор ничего мне не шлет из вещей. От немца Берендса, человека аккуратного, я никак этого не ожидал. Уж не болен ли он?
      Сыирдин молчит. Неужели он не знает ничего по крайней мере из общепринятых приличий? Я думаю, не мешало бы ему уведомить меня о получении им моих денег. О мудрое российское купечество!
      В первых числах октября я перехожу на новую квартиру, нанятую мною в только что выстроенном доме доктора Кирсанова на Дворянской улице, против Дворянской части. Книжным магазином займутся 3 комнаты. Полы паркетные, окна отделаны под мрамор, вход довольно представительный. Четвертая, маленькая комната предназначается мною для распивания чая с приятелями. Покамест все слава богу.
      Правда ли, что Деньер убит на дуэли? У нас об этом говорят.
      Крепко Вас обнимаю и прошу еще раз прощения за возлагаемые мною на Вас хлопоты.
      При сем прилагаются сто семьдесят пять руб.
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      N3. Извините что скверно пишу: поверите ли, секунды нет свободной! Эх, если бы побольше было у меня денег, сейчас же нашел бы дельного помощника... Пожалуйста, поторопите Исакова отправить мне книги.
      67. Н. И. ВТОРОВУ
      Воронеж. Ноября 11-го 1860 г.
      Это письмо, мой милый друг, Николай Иванович, я пишу к Вам в наисквернейшем расположении души, в таком, какого я уже давно не испытывал. Все подло и скверно! Во-1-х, г. Сеньковский замучил меня высылкою журналов, из которых одни пропадают, другие высылаются без порядка; местная публика мною недовольна, я бешусь, мечусь как угорелый, управляясь с 160 читателями... И что всего больнее, господа основатели новых магазинов печатают статейки: в наше, дескать, время, когда гласность вступает в свои права, и прочее и прочее... мы в видах общей пользы, и прочее и прочее... Тьфу! Дурак я, дурак, что, отослав к г. Сеньковскому данные мне им на комиссию книги, вместе с тем отослал и деньги, удержав за собою только рублей 50 сер.! Какое имеет он право лишать меня подписчиков на чтение несвоевременною высылкою журналов, их пропажею, да еще тем, что некоторые нумера журналов присылает ко мне разрезанными, т. е. прочитанными в его библиотеке? У всякого, как видите, свой расчет. Верите ли, мой друг, у меня рука дрожит так, что я едва могу писать эти строки, до того мне насолено!..
      Далее. Вы были так добры, передали мои 175 руб. сер. Я. А. Исакову, да я послал ему 200 р. сер. Г-н Исаков после долгого, долгого времени отправил ко мне книг всего на 300 руб. сереб. Прислал ко мне счет и письмо: отправляются, дескать, к вам через Контору транспортирования кладей "Надежда" такие-то и такие-то книги, застрахованные в 300 р. сер. Я жду их нет как нет. Наконец оказалось, что короб с книгами весом 10 пуд. 9 фунтов (шутка!) пропал!.. Прекрасно. Я с первою почтою написал об этом к Исакову, он и не думает мне отвечать... Каково Вам это покажется?
      Умоляю Вас именем нашей дружбы, съездите к нему и настойте, чтобы он или возвратил мне деньги, или выслал, на место пропавших, в том же числе экземпляров такие же книги, потому что они позарез мне нужны. Пропавший короб был застрахован, стало быть, г. Исаков имеет полное право требовать и получить за него деньги с конторы "Надежда". Собственно говоря, мне и заботиться тут бы не о чем, ведайся он с конторою как знает; если хочет спать, - спи себе на здоровье; я заплатил ему деньги, следов., должен получить книги; бесит меня то, что он не отвечает ничего на мое письмо. И сижу я теперь без книг: Пушкина нет ни одного экземпляра, стыд, да и только!
      Еще приятная история: три месяца тому назад я послал к Н. Д. Кашкину, живущему в Москве, 75 р. сер. на покупку для меня Евангелий. Увы! и Евангелий нет и о 75 р. нет ни слуху ни духу... Аи да музыкант! вот он каково поигрывает в первопрестольной столице! Позвольте еще раз плюнуть.
      Но довольно о сих милых предметах.
      Я взялся было написать для Воронежского сбор. "Дневник семинариста" и листов 6 мельчайшим почерком уже написал, но книжная торговля так поглощает все мое время, что едва ли я успею сделать что-либо путное. А жаль! Из "Дневника" могла бы выйти недурная вещь!
      "Тараса" 1 напечатаю, хоть он Вам и не нравится. Впрочем, ведь Вы его еще не читали. Ну, Вы-то, мой бесценный друг, как поживаете? Все труд, труд и труд, ну, бог Вам да поможет. Ах, если бы у меня были деньги, уж я вытянул бы Вас из Петербурга в деревню на целое лето. Ей-ей, говорю не шутя! И как бы весело мы провели время, как бы отдохнули от всех возможных пакостей сего дольнего мира...
      М. Ф. Де-Пуле с нетерпением ожидает от Вас обещанной ему Вами для Воронежского сборника статьи, потому что новый год не за горами, следовательно, торопиться печатанием необходимо.
      Не забудьте об Исакове, мой дорогой друг, и черкните ко мне в ответ хоть две-три строчки.
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      No. От 28 октября я писал к Исакову о высылке мне Margot, Рейфа и прочего; пусть, ради Христа, высылает скорее, а за деньгами у нас дело не станет.
      68. Н. И. В ТОРОВ У
      Воронеж. 1860, декабря 26.
      Статья Ваша, мой дорогой друг, Николай Иванович, передана мною М. Ф. Де-Пуле, который остался ею очень доволен. Это, - говорит он, - такого рода вещь, что можно облизать себе пальчики от удовольствия. Я читал ее, вижу, что Вы много трудились над материалами, сделали все возможное, но все-таки жаль, что труд этот сух. Впрочем, я по этой части положительный невежда и передаю Вам мое личное впечатление - больше ничего.
      Время проходит у меня скверно. В магазине мечусь как угорелый, а другого исхода нет, нужно метаться. Думал сделать что-нибудь на праздниках, но, увы! - кутеж и прочее... Вы знаете. Иногда такая нападает тоска, что впору бритвой хватить по горлу! Ну, да посмотрим, бился больше, авось отдохну.
      Посылаю Вам два стихотворения г, ради которых прошу извинить меня, что мало говорю о воронежских новостях. Впрочем, все старо. Только городской голова новый - Ив. Фил. Москалев.
      "Портной" - это факт, случившийся на днях; я знал его лично, но я, к сожалению, не знал о его страшном положении 2. Вот что бывает на свете, а наш брат еще смеет жаловаться!
      До свиданья, мой милый друг. Грудь устала от переписки стихов, между тем нужно написать два-три письма по коммерции - нельзя же: торгуем!
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      69. Л. П. БЛЮММЕРУ
      1860 г., конец - 1861 г., 12 марта
      ...Одновременное издание двух сборников 1 произвело у нас, как это Вам уже известно, некоторое волнение. Проснулась зависть, зашипели самолюбия, выползли на свет разные микроскопические гадины. Де-Пуле 2 ненавидят. Меня побранивают из-за углов. Но я утыкаю их хлебом-солью, если только напечатают написанный мною для Сборника Мих. Фед. 3 "Дневник семинариста". Ахя если бы напечатали! Без шуток, мне крепко будет жаль, если пропадет мой небольшой труд. Ведь я сам учился в бурсе, знаю ее вдоль и поперек. Некоторый свет, брошенный в эту бурсу, наверное, принес бы свою пользу,..
      1861
      70. Л. П. БЛЮММЕРУ
      6 января 1861 г.
      ...Г-ну Плещееву 1 я очень благодарен за его предложение, но, к сожалению, он написал ко мне очень поздно. Часть сочинений Тургенева мною уже получена, часть находится в дороге. Что касается стихотворений, я скажу Вам вот что: мне выслано 30 экземпляров Лермонтова, тотчас же по выходе их из печати, и доселе продано 15 экземпляров. Слышите ли? Лермонтова... Честное слово, я не могу об этом равнодушно говорить... Ну можно ли до такой степени сделаться апатичными. Од-нако ж мы сделались1 и ничего себе2 живем, покуда бог грехам терпит,.
      71. И. И. БРЮХАНОВУ
      Воронеж. 1861, января 17.
      Спасибо тебе, мой друг, за твое письмо. Дело, о котором ты пишешь, действительно вопиющее, но помочь ему путем гласности невозможно. Сказать об этом графу? 1 но как? Если бы старуха пошла с жалобою, я бы сказал. Пожалуйста, приезжай в Воронеж денька на два, всего, брат, не перекупишь; умрем - и после нас будут покупать, - ну ее к черту, эту коммерцию. Я за это время заработал много денег, писал стихи и прозою, но... одно душевное потрясение, кажется, окончательно добило мое здоровье. Будь что будет! посылаю все к черту, даже деньги, к которым, сказать правду, я никогда не имел пристрастия.
      Приезжай, душа моя, право, я буду тебе рад.
      Если пропустит цензура написанный мною "Дневник семинариста", вопрос о семинарском воспитании, кажется, подвинется вперед. Дай только бог, чтоб пропустила. Но цензура свирепствует. Улучшение быта крестьян отложено до осени - передаю тебе, что слышал. Приезжай! Прочитаю многое и многое... До свидания. Кланяйся жене и не сердись, что скверно пишу, - некогда!
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      P. S. Бумаги покамест не нужно. Богдановича теперь, ей-ей, нет под рукою. Погоди, пожалуйста. Еще забыл: мне присланы из СПб-а два стихотв. 2, одно уже было в печати, т. е. в станке типографии, но, увы! прихлопнуты... пропало 50 руб. сер. и теплое слово за бедных.
      72. Н. А. МАТВЕЕВОЙ
      1861, января 25. Воронеж.
      По милости моего Акиндина (эта личность теперь, кажется, сделалась историческою благодаря своему имени) я остался перед Вами дураком в полном смысле этого слова: он не приготовил для Вас "Мертвое озеро" и "Три страны света"1 и не сказал мне о том, что их нужно для Вас приготовить. Простите мне мою невольную вину.
      Я посылаю вам "Том Джонс" в 2 томах 2 и pour votre papa 3 "Очерки, Кокорева, 3 тома. Ради бога, что будет Вам нужно, приказывайте через кого-нибудь. Из Вашего края, наверное, часто бывают у нас знакомые Вам люди; что до меня, - я весь к Вашим услугам.
      Между прочим Вы говорите: "Ведь Вам теперь извинительно быть рассеянным..." Нет, не извинительно. Повторяю Вам в сотый раз: у меня не было и нет особенной причины быть рассеянным. Если и есть во мне этот недостаток, - смею Вас уверить, - он природный.
      Я был бы рад, если б Ваше желание иметь мне успех всегда, во всем и везде исполнилось хотя отчасти; да я был бы очень рад, потому что, к сожалению, почти ни в чем не имею успеха. За примером ходить недалеко: я желал от всей души побывать у Вас прошлого осенью, но обстоятельства сложились так, что это желание осталось бесплотною мечтой. Далее: я желал бы... впрочем, боюсь навести на Вас скуку и потому умолкаю. "Развлечение", этот паршивенький журнал, я не получаю, следовательно, и не знаю, что там писано о Воронеже , равно и о воронежском журнале в 12 коп. сер. без пересылки. Охота же Вам читать подобные литературные осадки! Ах, если бы сутки состояли из ,8 часов, - сколько бы можно было прочитать хорошего! Знаете ли, тогда, несмотря на зимние вьюги, я прилетел бы к Вам и прочитал бы (разумеется, если бы Вы захотели меня слушать), прочитал бы... ну, что-нибудь порядочное. А ведь я читаю не дурно, je vous assure! 5
      Пожалуйста, не браните меня за мою болтовню. Мне страстно хочется с Вами поговорить, но, увы! - не смею; боюсь, что Вы нахмурите свои прекрасные брови, и рад не рад - ставлю точку.
      Глубоко уважающий Вас
      И. Никитин.
      73. Н. И. ВТОРОВУ
      Воронеж. Января 30 1861 года.
      От Вас что-то давно нет ни одной весточки; здоровы ли Вы, мой бесценный друг, Николай Иванович?
      Скажите, ради Христа, что у Вас нового, в каком положении вопрос об улучшении быта крестьян. Здесь столько на этот счет противоречивых слухов, что не знаешь, чему верить. Некоторые помещики поговаривают, что, бог даст, все останется по-старому; слышите ли: бог даст! Это очень наивно.
      Воронежский сборник выйдет в свет под названием "Воронежской беседы" для отличия от сборника, издаваемого Гардениным. О нашем кружке, т. е. о Де-Пуле и обо мне, распускают черт знает какие слухи в городе. Во 2 No "Развлечения" напечатана даже статейка, из которой видно, что все грамотное население нашего города разделяется будто бы на две партии: на никитинцев и гарденинцев, и прочее, и прочее...1 Что за пошлость! И зачинщика всех этих мерзостей, некоего В. Спасовского, составившего фальшивое завещание, укравшего, как говорят, шкатулку у своего родственника, наделавшего несколько вопиющих злоупотреблений по опеке, возложенной на него по имению, кажется, его племянницы или кого-то в этом роде, - гр[аф] 2 удостоил быть редактором "Ворон, губ. ведомостей"; это тоже недурно. Впрочем, пусть их говорят и пишут на здоровье: мне все равно.
      Мой "Дневник семинариста" отправлен в цензуру. Глотову 3 обещались его пропустить, но я сомневаюсь, чтобы это обещание было исполнено. "Воронеж, беседа" выйдет в 2-х книжках. Печатание первой уже начато.
      В заключение имею честь обратиться к Вам с покорнейшею просьбою. Выдерите меня хоть за уши, разбраните и так далее, но, ради бога, ее исполните. Вот в чем дело. Книгопродавец Крашенинников публиковал по удешевленным ценам некоторые книги. Вследствие этого объявления я послал ему 75 р. сер. и список нужных мне книг, от 2 декабря, на что, разумеется, имею почтовую расписку. Г-н Крашенинников доселе не отвечает мне ни слова, несмотря на мое письмо, которое я послал ему 13 января, спрашивая его: что же книги? когда они мне вышлются?
      Будьте, друг мой, так добры, съездите к нему в магазин и спросите его, что значит эта история. Нечего сказать, Ваш Петербург умеет дурачить провинциалов! Адрес Крашенинникова; на Невском проспекте, близ Адмиралтейской площади, в доме Греффа, книжный магазин. Пожалуйста, мой друг, исполните мою просьбу. Да напишите о себе хоть два-три слова, не забудьте и о новостях...
      Всею душою любящий Вас
      И. Никитин.
      P. S. Простите, что скверно пишуг ибо пишу в магазине, - отрывают то и дело...
      74. П. М.ВИЦИНСКОМУ
      Милостивый государь, Павел Михайлович.
      Грешно Вам думать, что я забыл Вас почему бы то ни было. Мое молчание происходило от весьма простой причины: я затруднялся адресовать свое письмо, не зная места Вашего жительства в Костроме; мне казалось, что письмо без полного и точного адреса затеряется на почте; если я ошибался, пожалуйста, мне извините! Повторяю: я Вас не забыл потому, что не в моем характере забывать близких мне людей. А Ваши заботы о моем здоровье? Я тоже их помню и заочно крепко пожимаю Вам РУКУ
      Увы! Павел Михайлович, я не имею ничего или почти ничего сообщить Вам нового о нашем городе.
      Знакомое Вам здание Пал[аты] государственных] им[уществ] по-прежнему сохраняет свой грязный вид; по-прежнему известная Вам личность, курносый Василий Федотыч, занимает ее нижний этаж и попивает на доброе здоровье зелено винцо на счет почтеннейшей публики, щедро им наделяемой произведениями родной ему Тулы. Театральная труппа, никогда не заслуживавшая названия порядочной, теперь по справедливости может назваться безобразным сбродом. На сцене Вы ничего не увидите, кроме фарса, однако ж большинство невзыскательной публики хлопает и фарсу. Что делать! о вкусах не спорят. Зато какая литературная деятельность пробудилась у нас с некоторого времени! Все сделались прогрессистами, все пишут и о всем пишут. Г-н Хованский 8 написал: "Молитвы за усопших", Гарденин их напечатал и продает православному люду. Но "Филологические записки", издаваемые г. Хованским, находятся при последнем издыхании 3. Знаете ли, он, между прочим, хотел напечатать в них разбор книги Гумбольдта, кажется, "О влиянии организма на язык" * и прочее... Представьте себе Хованского, разбирающего книгу Гумбольдта, чем, подумаешь, черт не шутит! "Воронежский сборник", издаваемый Гардениным, выйдет таким сумбуром, что самый добросовестный рецензент не проглотит его до последней
      страницы. В нем, между прочим, помещена будет драма из английского быта; 5 ей-ей, не лгу! Слышите ли? в "Воронеж, сборнике" драма из английского быта... Это очень, очень оригинально! В "Воронежской беседе", редактируемой Де-Пуле, участвует и Ваш покорнейший слуга, дерзнувший, кроме стихов, на прозу. Да-с, милый Павел Михайлович! я написал "Дневник семинариста", и если только цензура пропустит его целиком, в чем я крепко сомневаюсь, - вопрос о воспитании в духовных учебных заведениях едва ли не будет затронут...
      Но довольно о quasi-литературе.
      Здоровье мое плоховато. Опять с нетерпением жду весны и купанья. Хотелось бы пожить в деревне, но не на кого оставить книжный магазин. Число подписчиков на чтение у меня возросло до 180 человек. Можете себе представить, легко ли угождать мне разнообразным вкусам при бедности нашей литературы...
      Вчера я видел Де-Пуле. Он посылает Вам поклон. А как теперь поживает Софья Михайловна? Поклонитесь ей, когда будете писать.
      Всею душою уважающий Вас
      И. Никитин.
      Воронеж. 1861 г., февраля 3-го дня.
      75. Н. А. МАТВЕЕВОЙ
      Воронеж. 1861 года, февраля 10-го.
      Ваше письмо начинается упреком за мою рассеянность. Этот упрек не совсем справедлив: смею Вас уверить, когда я писал к Вам письмо, я думал только о том лице, к которому писал, более ни о ком и ни о чем. Прошу Вас согласиться со мною хоть в этом, если Вы не хотите согласиться в чем-либо другом, что, замечу в скобках, немножко оскорбляет мое самолюбие. "Мертвое озеро" и "Три страны света" не были Вам посланы потому, что я не имел их у себя под рукою. Последняя книга теперь возвратилась от одного из моих читателей и отправляется к Вам с несколькими другими книгами, за выбор которых умоляю Вас меня извинить, если он неудачен. В переводах Берга 1 рекомендую Вам прочитать стихотв.: "Муравей" и "Когда распнут они тебя"; вообще Вы найдете в этой книжке много хорошего. "Мертвое озеро" пришлю Вам в следующий раз; ей-богу, теперь его нет! Наконец веритв ли Вы мне, а?.. Помилуйте, довели до божбы... Не понимаю, откуда и каким образом родилось у Вас желание со мною браниться... Неужели Вы находите в этом наслаждение? Впрочем, о желаниях, как и о вкусах, не спорят. Я, например, желал бы теперь от души крепко пожать Вашу милую руку (странное желание, не правда ли?), сесть подле Вас, - Вы, конечно, это позволите, ну, хоть во имя дружбы, если Вы не шутите этим словом, - наговориться с Вами, наслушаться Вас, чтобы потом долго, долго жить воспоминанием всего слышанного. Неужели судьба откажет мне и в этом наслаждении? Заметьте-слово судьба я подчеркиваю. Под этим названием я разумею не какое-нибудь разумное существо, могучее и самовластное, а просто стечение более или менее неблагоприятных обстоятельств, которые, наперекор нашей воле, толкают нас не в ту сторону, куда летят наши радужные надежды, где живет наше беззаботное счастье. О, если бы мы могли распоряжаться этими обстоятельствами по своему произволу, тогда наша жизнь была бы раем, тогда бы ее строй совершенно изменился и не надрывал бы нашего сердца своим безобразием, пошлостию и бессмыслием! Есть счастливцы, которым счастье само дается в руки; я не принадлежу к их числу. Вы говорите, что я должен быть доволен, потому что одарен, и проч., и проч. Пожалуйста, без комплиментов! Язык друга должен быть прям и чистосердечен. Если действительно я не так глуп, как дурачок Емеля, то жизнь, которая удовлетворяет его, не может удовлетворить меня. Кажется, это очень ясно. В письме Вашем привело меня в недоумение следующее выражение: "Чтобы эта галиматья не валялась в Вашем магазине, сожгите ее"... Нечего сказать, достаточное доверие к моему уму и чувству такта! Правда, я однажды сжег письма дорогих мне лиц, но Вы, наверное, не осудили бы меня, если бы узнали причину этого истребления. Очевидно, что Вы еще слишком мало меня знаете, если предполагаете, что письмо Ваше может валяться... Бог с Вами!.. Что касается меня, я чувствую истинное наслаждение в эту минуту при мысли, что веду с Вами заочную беседу, и уж никак не думаю, что письмо мое будет валяться где-нибудь в Вашем доме, например в передней, под ногами горничной и тому подобное... Кстати о письмах.-Разве я не могу писать Вам по почте? Перемолвиться cловом только при оказии - это просто несносно!