Далее: жизнь моя сравнительно с прежнею все-таки до настоящего времени довольно покойна. В продолжение целого дня я не слышу и не вижу ничего возмущающего меня до глубины души, остается только одна ночь, ну, что ж делать?.. С этим злом я еще кое-как мирюсь. Если же снова я буду принужден взяться за грязную торговлю на постоялом дворе, поить водкою извозчиков, зазывать их на двор с улицы, вставать с постели в полуночную пору для шумных с ними расчетов, короче - быть в постоянной пытке, в постоянном раздражении - тогда лучше умереть. Нет, мой милый друг, будь что будет, а книжную торговлю, по всем соображениям, оставить мне невозможно. И куда бы я ушел от тревог и печалей? Спросите самих себя, [разве] много ли найдется в Вашей жизни безоблачных дней. Итак, будем биться с невеселою долей, а там, как и водится, смерть положит всему конец.
      Если мой "Кулак" еще не напечатан и не имеется для него в виду хорошей дороги, нельзя ли променять его на книги г-ну Сеньковскому *, в настоящее время сделавшемуся книгопродавцем-издателем. Я уже писал к нему об этом. Будьте так добры, переговорите с ним, если найдется у Вас свободная минута.
      В Воронеже ничего нет нового: публика глазеет на Юлию Пострану 2. Что прикажете делать! - кому что нравится... Новый год я встречал с Де-Пуле, вспоминали о Вас и заочно желали Вам всевозможного блага... Виноват, вот одна новость: купеческое общество предполагает поставить памятник И. А. Придорогину; подобного примера у нас еще не было на Руси; мысль поистине превосходна, лишь бы она осуществилась.
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      * С условием, чтобы он напечатал его в двух заводах, пожалуй более.
      56. Н. А. МАТВЕЕВОЙ 1
      Ветер, снег; в магазине холодно; мне нездоровится; расположение духа наисквернейшее, просто - безвыходная тоска; но вдруг я получаю Вашу записку. Вы не можете себе представить, какое наслаждение принесли мне написанные Вами строчки! Мое воображение тотчас перенесло меня в Ваши края; я вспомнил и темный сад Авдотьи Александровны, и светлый пруд, и покрытые золотистою рожью поля, по которым я подъезжал когда-то к Вашему дому, одиноко стоящему на совершенно открытой местности. Я очень хорошо помню этот гостеприимный маленький дом, в котором все приветливо улыбается, стены глядят весело, на стеклах лежит тень цветов, даже стоящее у окна кресло так, кажется, и говорит очарованному гостю: "Сделайте одолжение, садитесь, пожалуйста, без церемоний!" Не сердитесь, Наталия Антоновна, что я слишком заговорился. В Вашем крае так много привлекательного! Но перейду к делу. "Histoire de la litterature francaise" 2 у меня нет, есть только "Cours de la litterature generale" par Thery 3 2 тома, in folio , цена 6 p. серебр. Это не то, что Вам нужно, и потому я отложил посылку книг до Ваших новых распоряжений. Жаль, право, что книги для чтения Вы не выбираете сами; я все боюсь Вам не угодить. Книги Ваши, по прошествии некоторого времени, Вы можете обменять на те, которые отправлены к г-ну Домбровскому;! таким образом, у Вас будет достаточный запас для чтения, а весною я, может быть, сам привезу Вам кое-что, и будем читать вместе, разумеется, если Вы позволите.
      С истинным почтением имею честь быть Вашим покорнейшим слугою
      Иван Никитин. 1860 г.,
      марта 19. Воронеж.
      57. Н. И. ВТОРОВУ
      Воронеж. 1860 г., 21 марта.
      Вы не можете себе представить, мой милый друг, Николай Иванович, как обрадовало меня Ваше письмо. Наше взаимное молчание происходило от разных причин: Вы молчали, потому что были заняты, я - потому что не хотел докучать Вам своею незанимательною беседой без особенной надобности. Притом, скажу Вам откровенно, я испытываю какое-то неприятное затруднение, когда берусь за перо: жизнь, к несчастию, так однообразна и небогата содержанием, что, право, не стоит о ней говорить, а пересыпать из пустого в порожнее не в моем характере. Дело другое, если бы я вздумал обрисовать Вам несколько замечательных в своем роде личностей, которые от времени до времени меня посещают, тогда, кажется, не было бы конца моим рассказам... А, право, некоторые господа так и просятся на бумагу. Вот один, например. Назад тому недели три приходит ко мне господин среднего роста, с толстым брюшком, в очках, рябой, остриженный под гребенку, с окладистою рыжеватою бородой, в которой уже заметна седина, широкоплечий, одетый в теплое пальто с бобровым воротником. Прищурив глаза, он посмотрел сначала на полки, уставленные книгами, причем сделал такую гримасу, как будто нюхал, нет ли чего-нибудь подозрительного в воздухе, потом уже обратился ко мне с лаконическим вопросом:
      - Никитин?
      - Точно так, - отвечал я, - к вашим услугам.
      - А, очень рад! очень рад! - и рыжебородый господин так сильно потряс мою руку, что все кости и суставы заходили в моем теле. - Честь имею рекомендоваться: генерал N. Давно желал вас видеть... много слышал... Ну-с, что поделываете?
      - Как видите, - стою за прилавком и продаю книги.
      - О!.. - И голос его превосходительства из скромного тенора вдруг перешел в густой порывистый бас. - О-о! промышленность, торговля, 1'industrie!.. 1 Этим скоро займется и наше так называемое благородное сословие... Ах, да, кстати: в какой степени сочувствуете вы современному вопросу?
      - Какому вопросу?
      - Фу, черт возьми! разумеется, вопросу об освобождении крестьян. Говорите откровенно.
      - Я рад всему доброму, - отвечал я.
      - Я рад, я рад... да что такое - я рад? Недостаточно, м. г.! - И генерал схватил меня за борт сюртука. - Вы, м. г., писатель! Вы должны иметь европейский взгляд на эти вещи, да-с! L'esclavage a la bas... 2 Вы понимаете по-французски?
      - Немножко.
      - Да-с! alabas черт меня возьми! В этой груди, - его превосходительство ударил себя кулаком в грудь, - таится не одно благородное чувство. Еще до поднятия вопроса об освобождении крестьян я принимал не раз самые гуманные меры к улучшению их семейного и общественного быта. Вы читали что-нибудь в "Русском вестнике" о пен-сильванцах и каролинцах? ? (Этот журнал немножко англоман, впрочем, ничего, я его уважаю.) Каролинцы, м. г., защищают невольничество, но я - я в душе пен-сильванец, жена у меня тоже пенсильванка, эманципа-торка в высшей степени, сын (он служит в гвардии) - один из передовых людей настоящего времени... Что стоит дюжина этих красных карандашей?..
      Я сказал цену.
      - Хорошо. Прикажите их для меня завернуть... Так-то, м. г.! Я, например, на днях отпустил на волю всех своих дворовых, да ведь не дармоедов, не-ет!.. - Его превосходительство снова принял величественную позу при конце каждой фразы бил кулаком о прилавок. - Я отпустил кузнецов, слесарей, столяров, каретников, поваров, заметьте: поваров, черт меня возьми! Я - гастро-ном, люблю хорошо поесть, - но свобода прежде всего... La liberte!.. Да здравствует свобода!..
      Признаюсь, личность этого господина сильно меня заинтересовала, и по возможности я старался продлить наш разговор; к счастию, нам никто не мешал.
      - Ваши соседи-помещики, - сказал я, - я думаю, не очень-то долюбливают вас за ваши гуманные идеи.
      Генерал презрительно улыбнулся.
      - Тьфу! вот мой ответ соседям! Мне дорого мое внутреннее убеждение в правоте моего взгляда, на все прочее я плюю. Я люблю de tout mon coeur , наш добрый простой народ и люблю, знаете, иногда с ним сблизиться, поговорить. Par exemple: 5 под Новый год я приказал своему старосте известить моих крестьян, чтобы заутра они собрались все в церковь, потому что я имею им нечто сказать. И вот наступил Новый год. Заблаговестили к обедне. Вхожу в церковь; народу - яблоку негде упасть, вне церкви 500 000 человек, - сошлись, знаете, из окрестных деревень. Ну, хорошо-с! Отслушали мы с женою литургию, отслушали молебен. Я подхожу к священнику и говорю: "Батюшка, позвольте мне сказать крестьянам несколько слов!" - "Сделайте милость, ваше превосходительство!" - отвечал он. Я стал на месте, на котором дьякон обыкновенно говорит ектенью, и обратился к крестьянам: "Поздравляю вас, братцы, с Новым годом, желаю вам всякого блага, желаю, чтобы исполнились ваши желания. Вы желаете свободы, - свобода будет вам дана. Но воля и свобода - два понятия совершенно противоположные: свобода это жизнь в благоустроенном гражданском обществе, огражденная законами; воля - это значит: птица летает в воздухе, зверь рыскает в лесу, черкес грабит в своих неприступных ущельях..." Ну, и так далее... Теперь я не могу припомнить всех подробностей, а вышло очень недурно, скажу без самохвальства. Барщину я послал теперь к черту; у меня работают одни вольнонаемные. Сделайте одолжение - присылайте ко мне конторщиков, бухгалтеров, управителей, агрономов - всем дам место, всем дам жалованье! Свобода труда - первое условие народного благосостояния... A propos:6 у вас есть в продаже записные приходо-расходные книги?
      - Есть.
      - Покажите... Хорошо, годятся. Цена? Я сказал цену.
      - Прикажите завернуть четыре книги. У меня, знаете, приход и расход каждого зернышка записывается в книгу. Я гляжу на этот предмет с экономической точки зрения, - иначе и невозможно. Как жаль, что у нас еще так мало развита политико-экономическая наука! Познакомьтесь, пожалуйста, с сочинениями П. Фуше, Молина-ри и прочими. Вы найдете в них много хорошего... Ну-с, однако, что же вы не скажете мне, что вы теперь поделываете, что пописываете?
      - Право, ничего: все нездоровится, да и некогда. Его превосходительство покачал головой.
      - Эх, молодые люди, молодые люди! Как у вас мало одушевления, этой внутренней силы, что называется energie! Господи, боже мой! Что если бы я родился поэтом? А, как вы об этом думаете?.. - И он вдруг сделал шаг назад, закинул голову и забасил, тыкая указательным перстом в воздух:
      Ты знаешь сам,
      Какое время наступило:
      В ком чувство долга не остыло,
      Кто сердцем неподкупно прям...
      Ну, и прочее. Помните?
      Проснись, громи пороки смело!!! 7
      Да, громи их, черт побери! - И генерал топнул ногой. - Вот ваше назначение!.. Позвольте, нечаянно вспомнил... Вы знаете помещика С? *8
      - Знаю немного.
      - Комедия! Ей-богу, комедия! С ним совершилось нечто вроде Овидиевых превращений. Представьте, умнейший человек, кандидатом кончил курс в университете. До поднятия вопроса об освобождении крестьян был прогрессист в полном смысле этого слова, враг отсталости, рутины, застоя, et cetera, et cetera 9. Но заговорили о свободе крестьян, взялись за святое дело их освобождения, - и наш горячий прогрессист, наш глашатай великих идей рррррр!!! - Генерал зарычал наподобие голодной собаки, у которой отнимают кость, даже физиономию, насколько умел, сделал собачью. - Вот вам и современные люди! Правду сказал Лермонтов:
      И прах наш, с строгостью судьи и гражданина Потомок оскорбит презрительным стихом... 10
      Parbleu! 11 Стоит, ей-ей, стоит!.. Теперь спрашивается: откуда взялась у нас эта нетвердость убеждений? Отчего она? Оттого, что воспитание у нас варварское, оттого, что depuis de l'enfance 12, так сказать, с матерним молоком мы всасываем в себя произвол, оттого, что у нас в ходу ручная расправа, оттого, что бесправие... Да вот вам пример превращения. Я служил полковником в штабе, заметьте: служил! т. е. был не цифрой без значения, а старался принести возможную пользу своею деятельно-стию. Вы, впрочем, не подумайте, что я говорю все это из хвастовства... Dieu m'en preserve!.. 13 Вот, знаете, и делаешь, бывало, наблюдения. Возьмем хоть вахмистра. Вахмистр sans doute ы, бывший когда-то мужиком, любим и уважаем подчиненными ему солдатами, обращается с ними кротко, входит в их нужды и прочее... Но едва этот вахмистр, этот выслужившийся солдат, получает офицерские эполеты - баста! Превращение! У него является напыщенность, надменность, он делается извергом, варваром, тираном, le tyran, да-с, le tyran... - Вероятно, его превосходительству понравилось это слово: он повторил его не раз и с каким-то особенным носовым протяжным звуком: le tyra-a-an! - Однако я с вами заговорился... До свидания! аи revoir, monsieur N., аи revoir Ч.
      И его превосходительство оставил меня, насвистывая какую-то веселую песенку. С тех пор мы больше не видались, а, право, жаль!..
      Вы желаете знать историю составления подписки на памятник покойному И. А. Придорогину; вот она. Дело было очень просто: право, не знаю, кому первому пришла мысль поставить этот памятник, но мысль эта понравилась многим, и вот было положено лицами, хорошо знавшими покойного, дать ход [этой] подписке в своем кружке, и непременно между одними купцами. В. И. Веретенников, как горячий человек, испортил дело, придав ему слишком большую гласность, ездил с подпискою в клуб, может быть и еще куда-нибудь, кто его знает. О памятнике заговорили, и г. Мучник, сиречь учитель приходского училища Абросимов, напечатал статейку в "Моск. вед.", в которой упрекал жителей г. Воронежа, в особенности В. И. Веретенникова, за намерение их поставить памятник покойному Придорогину, тогда, дескать, как не поставлен памятник нашему поэту Кольцову. В ,8 No тех же "Ведомостей" М. Ф. Де-Пуле отвечал ему, что он не понимает, в чем дело, именно, не понимает семейного значения памятника, и, между прочим, коснулся неразвитости нашего купеческого сословия. Абросимов, он же Мучник, теперь окончательно взбесился, говорит: "Мы (кто мы - не знаю) позовем Де-Пуле к суду, выгоним его из кадетского корпуса, выгоним его из России". Один из наших купчиков, близко принявший к сердцу замечание Де-Пуле о неразвитости купеческого общества, выражается следующим образом: "А вот я этому развитому клеветнику ребра переломаю на мелкие кусочки..." Передаю Вам, что слышал. Уверяют, что все это - правда. Угроза купчика, конечно, вздор, но Абросимова считают за такого человека, который, в порыве мести за оскорбленное авторское самолюбие, готов решиться на всякую мерзость, даже на какой-нибудь донос, самый нелепый и лживый. Вот вам и гласность! Нет, наши опытные старички советуют так: побольше смалчивай, не то как раз скулы съедут па сторону, пожалуй, еще и хуже будет... Право, грустно! Будьте здоровы и счастливы. Поздравляю Вас с наступающим праздником. Передайте мое глубочайшее почтение Надежде Аполлоновне.
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      No. А что поделывает мой "Кулак"? Каково его здоровье и где он обретается?
      * Пав. Ив. Савостьянов.
      58. И. И. БРЮХАНОВ У
      От души благодарю тебя, мой милый Иван Иванович, за исполнение моей просьбы. Скажи, пожалуйста, отцу мальчика, чтобы он немедленно отправлялся с ним в Воронеж, потому что дело не терпит отсрочки. Право, душа моя, скучно: на минуту нельзя оставить магазин. Миша * окончательно теряется в мое отсутствие: малый он не дурной, но лишенный совершенно сметливости и живости.
      Вот тебе новость: 9 апреля в экзаменной зале кадетского корпуса было публичное чтение в пользу нуждающихся литераторов и ученых. (Объявление о нем при сем прилагаю.) Публика, спасибо ей, приняла меня хорошо и мое стихотворение заставила меня прочитать два раза 2. За всеми расходами собрано и отослано в С.-Петербург в Общество вспомоществования нуждающимся литераторам ,16 руб. серебр. Затеяли это я и Де-Пуле. Но если бы ты знал, какой шум подняла воронежская аристократия! сколько оказалось затронутых самолюбий, сколько взбесилось лиц, не приглашенных нами участвовать в чтении! И теперь еще все идут разговоры: что это за чтение? зачем оно? для кого оно? и прочее и проч. Но публика не обратила внимания на этот крик: в зале недостало мест. Вот так Воронеж!
      Передай мое глубочайшее почтение Анне Ивановне.
      Преданный тебе
      Иван Никитин.
      Воронеж. 13 апреля I860 г.
      59. Н. И. ВТОРОВУ
      Воронеж. 1860, 15 апреля.
      Из письма, посланного к Вам И. И. Зиновьевым, Вы, мой милый друг, уже знаете, что 9 апреля в Воронеже предполагалось публичное чтение в пользу нуждающихся литераторов и ученых г. Мысль об устройстве этого чтения принадлежит Зиновьеву; М. Ф. Де-Пуле и я воспользовались ею и приложили к делу; успех превзошел наши ожидания: стечение публики было огромное; денег, за всеми расходами, собрано и отослано в Общество вспомоществования нуждающимся литераторам 416 руб. сер. Лучше всех прочитал Жданович 2, голоса А. И. Ва-таци 3 и madame Лидере (родной сестры Н. А. Северцова) , не были слышны даже сидящим в передних рядах. Мое первое появление у стола, поставленного на возвышенном месте, было встречено публикою благосклонно. Свое новое стихотворение мне пришлось прочитать два раза. Все это прекрасно, но послушали бы Вы, какой шум, какие толки произвело наше публичное чтение между некоторыми аристократами. Его называли, еще до того времени, когда оно совершилось, нелепостью, бессмыслицею, желанием дурачить публику, бог знает в силу чего сбирая с нее деньги. "Да ради какого черта заплачу я рубль серебр., - говорил один господин, - в пользу каких-то литераторов, этих темных личностей, написавших в последнее время столько мерзостей против нашего дворянского сословия?.." - "Да помилуйте, г г. читающие, - замечал другой, - неужели чтением г г. Тургенева, Костомарова и прочих вы хотите доказать нам, что вы - грамотные люди? - Не стоило, ей-ей, не стоило: мы поверили бы вам и на слово, тем более что один из вас пишет стихи, другой просвещает юношество маленькими статейками о воспитании...", и так далее, и так далее... Короче: много затронулось самолюбий. Бог им судья! Из-за чего волнуются и негодуют эти недовольные люди - подумать совестно. Чтение было в субботу. В воскресенье явилась ко мне m-me Тулинова и попросила у меня читанное мною накануне стихотворение; я не захотел подливать масла в огонь и дал. После обеда зашел гр. Д. Н. Т[олст]ой и заметил мне, почему я предварительно не показал ему того, что написал для публичного чтения. Я отвечал, что в стихотворении нет ничего такого, что могло бы быть заподозрено цензурою, и потому беспокоить его без нужды я считал совершенно лишним. "Однако ж, - сказал он, - в городе идут толки; некоторые лица принимают стихотворение Ваше на свой счет". Это меня озадачило. "Ну, а Вы, гр[аф]? что же Вы-то о нем думаете?" - "О, конечно, я не вижу в нем ничего особенного, иначе там же, в зале, я остановил бы Вас, несмотря ни на что".
      Другая новость: в "Русском слове" напечатаны воронежские письма, подписанные И. Землянским (псевдоним) 6, где, между прочим, говорится о бале купца Петрова, данном по случаю свадьбы его сына, о Николае Петровиче и Федоре Леонтьевиче. Письма, по правде сказать, - порядочное дрянцо. Анекдот о С... 7 рассказан чересчур грубо и неискусно, но местный интерес взял свое; мне не дают минуты покоя мои подписчики и знакомые: "Пожалуйста, дайте 3-й No "Русск. слова". Эта песня поется с утра и до ночи. А сколько предположений, тонких догадок насчет того, кто писал: "Кто бы это? уж вот не тот ли? не этот ли?" - "Нет, господа! - восклицает один из моих знакомых, - письма эти написал архитектор С. И. Соколов 8. Петров, изволите ли видеть, не позвал его на бал. Соколов тогда же ему пригрозил: ну, дескать, помни! Ну, вот теперь и написал. Ей-богу, так, да кроме у нас и некому". Хороша, черт побери, рекомендация для Воронежа! А купцы-то, купцы-то кричат: "Как!!! целое сословие марать!!! Нет, врешь, г. сочинитель, ты, брат, не прячься, а выходи на свет, мы тебе покажем зорю". О глушь, родимая глушь, как ты похожа на дождевую стоячую лужу: посмотришь - в ней отражается и небо и красноватое облако, но стоит только плюнуть в эту покойную, сонную воду - все пропало, и начнет подниматься кверху всякая дрянь. Поговаривают, что в непродолжительном времени появится в печати статья с ярко обрисованными личностями, принадлежащими к нашему купеческому кругу. Воображаю, что тогда будет! А ведь, право, недурно, что время от времени гремит гром (хоть и не очень звучный) и крестится наш воронежский мужик.
      Надежда моя посетить Москву и С.-Петербург, кажется, никогда не осуществится. Всему виною недостаток денежных средств. Между тем эта поездка вдвойне для меня необходима: во-первых, для моих торговых дел, во-вторых, для здоровья; быть может, под влиянием новых впечатлений силы мои укрепились бы в продолжительной дороге. Главное, я уверен, что я успел бы в Москве или С.-Петербурге вступить в сделку с кем-либо из книгопродавцев, променяв или продав ему моего "Кулака"; а потребность на него в Воронеже сильная; видно, так и быть: печатать самому мне не на что.
      1 мая из нашего города уходит артиллерия, кажется в Орел. Жаль! - из служащей в ней молодежи есть очень дельные люди. С удалением их я [лишусь] потеряю многих подписчиков на чтение, а досаднее всего, многих добрых знакомых.
      В числе прочих новостей прилагаю Вам и свое стихотворение, читанное публично 9 апреля. Не посудите, чем богат, тем и рад. Вот оно... *.
      Ну-с, что еще Вам сказать? Передаю Вам поклоны от Де-Пуле и Ждановича; все мы крепко жалели о том, что Вы не могли принять деятельного участия в нашем чтении, что Вы теперь - не наш воронежский житель. Также свидетельствуют Вам свое почтение все семейство Придорогиных и А. Р. Михайлов. Ах, душенька, Николай Иванович, какая у него одна дочь миленькая, ей-ей, воплощенный ангел кротости! Но,
      Молчи, несчастный рифмоплет: Не для тебя она цветет!..
      Эх, горе, горе! все надейся, терпи и жди, а каково, позвольте Вас спросить, ждать, когда дело доходит до зубовного скрежета?.. До свидания, мой друг! Видно, судьба!
      Весь Ваш
      И. Никитин.
      * Далее идет стихотворение "Обличитель чужого разврата". См. в настоящем издании, с. 268. (Ред.)
      60. И. И. БРЮХ АН OB У
      Воронеж. 1860, мая 10 дня.
      Спасибо тебе, мой друг, за твои хлопоты об отправлении ко мне мальчика. Пожалуйста, его поторопи, потому что я скоро еду в Москву и не желал бы оставлять своего магазина на одного Михаилу.
      Ну, как ты себе поживаешь и что гласит твоя торговля? А я мечусь как угорелый, отыскивая денег. Впрочем, обещали в двух местах по тысяче руб. сер.; не знаю, что-то бог даст; если не откажут, дело в Москве можно повести хорошо, да и ехать туда с большим кушем будет веселее.
      Толки о нашем литературном вечере до сих пор не умолкли в Воронеже. Обижены, изволите ли видеть, аристократы, но зато они отлично отделаны в 93 No "Северной пчелы". Театр наш, кажется, уничтожается. В последний раз я видел "Гамлета", которого сломали непостижимым образом: короля Клавдия играл Борисов; ну, можешь себе представить, как был он хорош! Особенных новостей нет.
      Будь здоров и счастлив.
      Весь твой
      И. Никитин.
      61. Н. И. ВТОРОВУ
      Москва. 1860 г., июня 13
      Здравствуйте, мой милый друг, Николай Иванович! Вчера я имел удовольствие прибыть в белокаменную Москву и уже успел взглянуть мельком на Кремль; я нахожу его очень хорошим. Пестрота, шум и движение столицы так для меня, степняка, новы, что я теряюсь и не могу покамест усердно взяться за дело. Теперь пишу к Вам за утренним чаем из гостиницы братьев Чижовых, No 9,-й; после чая тотчас отправлюсь в город и возьмусь за работу. В Петербург думаю ехать дня через четыре или через пять; день моего отъезда будет зависеть от более или менее скорого окончания моих дел в Москве. Вы писали мне, чтобы, по приезде моем в Петербург, я остановился у Вас, но, мой милый друг, я, ей-богу, боюсь
      Вас стеснить. Вы - человек семейный; впрочем, и Вам и мне церемониться было бы грешно, и во всяком случае я приеду прямо к Вам, а тогда увидим. Дорога растрясла меня таки порядочно, но здоровье мое покамест еще не дурно. Не знаю, каково-то подействует на меня петербургский воздух. Я слышал, что у Вас производится теперь чистка каналов, это - прескверная история! Покупок в Петербурге мне придется делать немало, следовательно, времени для знакомства с самим городом почти не останется ничего, на что я ужасно досадую. По крайней мере потолкаюсь в Москве, где я не видал еще никого из моих знакомых, например Берга и Бартенева. Здесь ли Константин Осипович г или за границею? Как бы я был рад с ним встретиться! Наверное, он меня теперь не узнает с моей почтенной бородкой и прическою a la mujik; я думаю, и Вас удивит немало перемена моей наружности.
      Итак, до скорого свидания, мой бесценный друг! Спешу отправиться к книгопродавцам, чай уже окончен, и минуты дороги.
      Всею душою любящий Вас
      И. Никитин.
      P. S. В Москву я приехал вместе с Н. Д. Кашкиным. Он - отличный малый, и я был бы душевно рад, если бы ему нашлось в Петербурге место приказчика в книжном или музыкальном магазине. При его способностях можно составить себе очень хорошую карьеру.
      62. М. Ф. ДЕ-ПУЛЕ
      Москва. 1860, июня 13.
      Ну, вот, мой милый друг, Михаил Федорович, я и в Москве. Сперва скажу Вам несколько слов о дороге вообще, о том, как я ехал, потом уже передам Вам впечатление, произведенное на меня Москвою. Езда по шоссе от Воронежа до Задонска похожа скорее на катанье, нежели на путешествие, которое обыкновенно представляется нам соединенным с известными неприятностями и неудобствами. Недостатка в лошадях вплоть до Москвы не встречается нигде, хотя под Москвою гоньба им бывает страшная; так мне говорили, что с одной предпоследней станции отправляются в продолжение суток с разными проезжающими до 300 лошадей. Станционные дома, по мере приближения их к столице, становятся все лучше и лучше; некоторые снабжены мягкою мебелью, изысканным буфетом и тому подоб. В дороге, право, много хорошего. Вы не можете себе вообразить, как весело ехать с ухарским ямщиком. Надвинув набекрень шляпу, сидит он на передке и слегка поводит кнутом; лошади бегут скорою рысью, а он посвистывает и приговаривает: "Ну, ну! выноси! Эх, вы!" Вот крутая гора; молодец подобрал вожжи, влепил по нескольку ударов кнута каждому коню, прикрикнул: "Эх, выручай! грабят!", - и бойкая тройка понеслась, окруженная облаком густой пыли. Встречающиеся извозчики дают вам дорогу, испуганная богомолка торопливо отбегает в сторону, сидевший на канаве грач улетает на дальние пашни. Между тем кнут все чаще и чаще взвивается в воздухе, только слышна трескотня колес по мостовой: ттрр... тук, тук, тук!.. А вокруг такая гладь, такие чудные переливы света и тени по зелени волнующейся ржи!.. В одной из тульских гостиниц Вы можете очень недурно пообедать за умеренную плату; в Серпухове обед ни то ни се, но зато вид Оки превосходен. На станциях почти нигде нет холодной воды, хоть умирайте от жажды; и вот тут-то, проехав 150 верст в сутки, понимаешь вполне, что за благотворный напиток чай. Но предупреждаю Вас, если Вы хотите ехать с некоторым удобством и если хоть сколько-нибудь дорожите своим душевным спокойствием, берите с собою как можно более денег. Проклятые слова: "Пожалуйте на водку!" - на расстоянии 500 верст будут раздаваться в Ваших ушах с утра до вечера, с вечера до утра, Вам придется платить за всякие пустяки, за самую ничтожную мелочь. В Ефремове взяли с меня за перетяжку 3-х колес 3 руб. 90 к., в Воронеже они стоили бы не более 75 коп. серебр., что положительно мне известно. На последней станции под Москвою сломался шкворень, за сварку которого я заплатил 1 руб. 50 коп., тогда как его можно приобрести за 75 коп. новый. Завяжут или развяжут какую-нибудь веревку на Вашем экипаже - давайте на водку; подмажут колеса, кроме положенных на это 12 к., - опять давайте на водку... Верите ли, наконец приходишь в бешенство, когда является какая-нибудь глупая рожа старосты, подстаросты, дворника, почтового сторожа, и так далее, и так далее и ни за что, ни про что, с наглейшею улыбкой, произносит свое привычное: "Пожалуйте на водку!" Короче, если Вы в дороге будете кротки и терпеливы, Вас обдерут, как липку.
      В Москву я приехал вчера, в 4-м часу утра. Особенного впечатления вид Москвы на меня не произвел, но Кремль - чудо как хорош. Я уже успел побывать в Успенском соборе, видел гробы удельных князей, Кремлевский царский дворец, сад, французские пушки, знаменитый колокол и прочее и прочее. Пестрота, шум, движение до того мне были новы, что с первого раза я решительно потерялся и попривык ко всему этому только к вечеру. Квартира моя находится в 9, номере гостиницы братьев Чижовых, недалеко от Кремля, в громаднейшем доме, где лавкам и жильцам нет числа. За номер 50 к. в сутки. Обед - порция щей и порция жарен, телятины, с рюмкою водки 90 к. сер. На книжные лавки я успел взглянуть только мельком, хороших немного - две-три, остальные похожи на балаганы. Вышел 7-й том Белинского, - вот Вам новость. У Берга 1 и Бартенева 2 думаю побывать сегодня. Право, не знаешь, куда кинуться: хотелось бы познакомиться и с тем, и с другим, и с третьим. Приказчик Щепкин принял меня радушно; не знаю, каково-то примет меня хозяин, которого никак не поймаешь, потому что он является в магазин на полчаса, не более.
      Еще два слова о дороге. Берите подорожную так же, как и я, т. е. от станции Николаевки до станции Лопат-ковской и обратно, да смотрите, чтобы экипаж Ваш был как можно более крепок и прочен, иначе Вы проклянете свою судьбу, когда он начнет разлагаться на свои составные части, как это сделалось с моим. Ах, если бы бог дал мне успешно и счастливо окончить свои торговые операции! Были ли Вы у П. А. Клочкова? Ну, если почему-либо он не сдержит данного мне им слова, я буду тогда поставлен в затруднительное положение. О времени своего отправления в Петербург я еще ничего не могу сказать положительного; нужно сперва получше осмотреться в Москве, потом уже подвигаться далее на Север. Денег, денег, пожалуйста, давайте поскорее денег, если Вы их еще не отправляли к Н. И. Второву, - вот все, о чем я теперь думаю и забочусь. Да, да! чуть не позабыл... Евангелия в переводе на русский язык нет ни у кого, все разошлось до одного экземпляра; боже сохрани, если его не окажется и в Петербурге, - вот будет штука! В синодальной типографии я уже был не раз, в синодальной лавке тоже и всюду получил отказы.
      Передайте мой задушевный поклон моим добрым приятелям: И. И. Зиновьеву, А. С. Суворину * и другим, да пожмите за меня руку Таисе Николаевне 5, а затем и прощайте, ей-богу, некогда.
      Весь Ваш
      Иван Никитин.
      63. Н. И. ВТОРОВУ
      15 июля 1860 г. Воронеж.
      По приезде моем в Воронеж первою моею обязанно-стию поставляю себе поблагодарить Вас, мой милый друг, Николай Иванович, и добрую супругу Вашу, Надежду Аполлоновну, за тот радушный, родственный прием, которым Вы почтили меня в С.-Петербурге, за тот невозмутимый покой, которым я наслаждался под вашею гостеприимною кровлею в продолжение 12 дней. Да хранит Вас бог, редкие люди, от всякой печали и да пошлет он [Вам] светлую радость и возможное на земле счастье Вашим милым детям. Их хорошенькие личики и веселый смех еще так живы в моей памяти! Пожалуйста, перецелуйте их за меня и напомните им о Савиче.