Слезы на сердце кипят.
      Русь под гнетом, Русь болеет;
      Гражданин в тоске немой;
      Явно плакать он не смеет,
      Сын об матери больной!
      Нет в тебе добра и мира,
      Царство скорби и цепей,
      Царство взяток и мундира,
      Царство палок и плетей.
      Между 1857 и 1861
      * * *
      Падет презренное тиранство,
      И цепи с пахарей спадут,
      И ты, изнеженное барство,
      Возьмешься нехотя за труд.
      Не нам - иному поколенью
      Отдашь ты бич свой вековой,
      И будешь ненавистной тенью,
      Пятном в истории родной...
      Весь твой разврат и вероломство,
      Все козни время обнажит,
      И просвещенное потомство
      Тебя проклятьем поразит.
      Мужик - теперь твоя опора,
      Твой вол - и больше ничего
      Со славой выйдет из позора,
      И вновь не купишь ты его.
      Уж всходит солнце земледельца!..
      Забитый, он на месть не скор;
      Но знай: на своего владельца
      Давно уж точит он топор...
      Между 1857 и 1861
      * * *
      Ах, прости, святой угодник!
      Захватила злоба дух:
      Хвалят бурсу, хвалят вслух;
      Мирянин - попов поклонник,
      Чтитель рясы и бород
      Мертвой школе гимн поет.
      Ох, знаком я с этой школой!
      В ней не видно перемен:
      Та ж наука - остов голый,
      Пахнет ладаном от стен.
      Искони дорогой торной
      Медных лбов собор покорный
      Там идет бог весть куда,
      Что до цели за нужда!
      Знай - долби, как дятел, смело...
      Жаль, работа нелегка:
      Долбишь, долбишь, кончишь дело
      Плод не стоит червяка.
      Ученик всегда послушен,
      Безответен, равнодушен,
      Бьет наставникам челом
      И дуреет с каждым днем.
      Чуждый страсти, чуждый миру,
      Ректор спит да пухнет с жиру,
      И наставников доход
      Обеспечен в свой черед...
      Что до славы и науки!
      Всё слова, пустые звуки!..
      Дали б рясу да приход!
      Поп, обросший бородою,
      По дворам с святой водою
      Будет в праздники ходить,
      До упаду есть и пить,
      За холстину с причтом драться,
      Попадьи-жены бояться,
      Рабски кланяться рабам
      И потом являться в храм.
      Но авось пора настанет
      Бог на Русь святую взглянет,
      Благодать с небес пошлет
      Бурсы молнией сожжет!
      27 мая 1858
      ДАЧНАЯ ЖИЗНЬ
      Дождь и холод - нет погоды!
      Выйти некуда - хоть брось!
      Виды - сальные заводы...
      Выздоравливай небось!
      Наслаждайся в этом рае!
      Слушай, музыка пошла:
      Свинки хрюкают в сарае,
      Лай собака подняла,
      На дворе кричат вороны,
      Ветер свищет и поет;
      В поле слякоть, рожь поклоны
      Поминутно отдает.
      Вот так дача! Вот так радость!
      Тут от скуки пропадешь!
      Тут не жизнь, а просто - гадость,
      Тут от холоду умрешь!
      Правда, книги - утешенье,
      Но ведь день читать, читать,
      В голове пойдет круженье,
      Можно зренье потерять!
      Не пойти ль к соседу с горя?
      Там хоть люди, говор, смех,
      Отдохнешь, шутя иль споря...
      Как тут быть? Идти не грех.
      Жаль, сосед с утра до ночи
      Занят делом... Боже мой!
      Как ему хватает мочи?
      Это мученик святой!
      Он умен - в глаза не скажет:
      "Эх, брат, шут тебя принес!.."
      Он и виду не покажет,
      А подумать... гм!.. вопрос!
      Что ж? повеситься мне, что ли?
      Нет, на даче не рука!
      Стало дурно, хорошо ли
      Марш с двора! Ей-ей, тоска!
      7 июня 1858
      * * *
      В синем небе плывут над полями
      Облака с золотыми краями;
      Чуть заметен над лесом туман,
      Теплый вечер прозрачно-румян.
      Вот уж веет прохладой ночною;
      Грезит колос над узкой межою;
      Месяц огненным шаром встает,
      Красным заревом лес обдает.
      Кротко звезд золотое сиянье,
      В чистом поле покой и молчанье;
      Точно в храме, стою я в тиши
      И в восторге молюсь от души.
      Июль 1858
      * * *
      Ярко звезд мерцанье
      В синеве небес;
      Месяца сиянье
      Падает на лес.
      В зеркало залива
      Сонный лес глядит;
      В чаще молчаливой
      Темнота лежит.
      Слышен меж кустами
      Смех и разговор;
      Жарко косарями
      Разведен костер.
      По траве высокой,
      С цепью на ногах,
      Бродит одиноко
      Белый конь впотьмах.
      Вот уж песнь заводит
      Песенник лихой,
      Из кружка выходит
      Парень молодой.
      Шапку вверх кидает,
      Ловит - не глядит,
      Пляшет-приседает,
      Соловьем свистит.
      Песне отвечает
      Коростель в лугах,
      Песня замирает
      Далеко в полях...
      Золотые нивы,
      Гладь да блеск озер,
      Светлые заливы,
      Без конца простор,
      Звезды над полями,
      Глушь да камыши...
      Так и льются сами
      Звуки из души!
      Июль 1858
      * * *
      В чистом поле тень шагает,
      Песня из лесу несется,
      Лист зеленый задевает,
      Желтый колос окликает,
      За курганом отдается.
      За кургапом, за холмами,
      Дым-туман стоит над нивой,
      Свет мигает полосами,
      Зорька тучек рукавами
      Закрывается стыдливо.
      Рожь да лес, зари сиянье,
      Дума бог весть где летает...
      Смутно листьев очертанье,
      Ветерок сдержал дыханье,
      Только молния, сверкает.
      Июль 1858
      * * *
      Детство веселое, детские грезы...
      Только вас вспомнишь - улыбка и слезы...
      Голову няня в дремоте склонила,
      На пол с лежанки чулок уронила,
      Прыгает кот, шевелит его лапкой,
      Свечка уж меркнет под огненной шапкой,
      Движется сумрак, в глаза мне глядит...
      Зимняя вьюга шумит и гудит.
      Прогнали сон мой рассказы старушки.
      Вот я в лесу у порога избушки;
      Ждет к себе гостя колдунья седая
      Змей подлетает, огонь рассыпая.
      Замер лес темный, ни свиста, ни шума,
      Смотрят деревья угрюмо, угрюмо!
      Сердце мое замирает-дрожит...
      Зимняя вьюга шумит и гудит.
      Няня встает и лениво зевает,
      На ночь постелю мою оправляет.
      "Ляг, мой соколик, с молитвой святою,
      Божия сила да будет с тобою..."
      Нянина шубка мне ноги пригрела,
      Вот уж в глазах у меня запестрело,
      Сплю и не сплю я... Лампадка горит.
      Зимняя вьюга шумит и гудит.
      Вечная память, веселое время!
      Грудь мою давит тяжелое бремя,
      Жизнь пропадает в заботах о хлебе,
      Детство сияет, как радуга в небе...
      Где вы - веселье, и сон, и здоровье?
      Взмокло от слез у меня изголовье,
      Темная даль мне бедою грозит...
      Зимняя вьюга шумит и гудит.
      7 ноября 1858
      * * *
      Ехал из ярмарки ухарь-купец,
      Ухарь-купец, удалой молодец.
      Стал он на двор лошадей покормить,
      Вздумал деревню гульбой удивить.
      В красной рубашке, кудряв и румян,
      Вышел на улицу весел и пьян.
      Собрал он девок-красавиц в кружок,
      Выхватил с звонкой казной кошелек.
      Потчует старых и малых вином:
      "Пей-пропивай! Поживем - наживем!..
      Морщатся девки, до донышка пьют,
      Шутят, и пляшут, и песни поют.
      Ухарь-купец подпевает-свистит,
      Оземь ногой молодецки стучит.
      Синее небо, и сумрак, и тишь.
      Смотрится в воду зеленый камыш.
      Полосы света по речке лежат.
      В золоте тучки над лесом горят.
      Девичья пляска при зорьке видна,
      Девичья песня за речкой слышна,
      По лугу льется, по чаще лесной...
      Там услыхал ее сторож седой;
      Белый как лунь, он под дубом стоит,
      Дуб не шелохнется, сторож молчит.
      К девке стыдливой купец пристает,
      Обнял, целует и руки ей жмет.
      Рвется красотка за девичий круг:
      Совестно ей от родных и подруг,
      Смотрят подруги - их зависть берет.
      Вот, мол, упрямице счастье идет.
      Девкин отец свое дело смекнул,
      Локтем жену торопливо толкнул.
      Сед он, и рваная шапка на нем,
      Глазом мигнул - и пропал за углом.
      Девкина мать расторопна-смела.
      С вкрадчивой речью к купцу подошла:
      "Полно, касатик, отстань - не балуй!
      Девки моей не позорь - не целуй!"
      Ухарь-купец позвенел серебром:
      "Нет, так не надо... другую найдем!.."
      Вырвалась девка, хотела бежать.
      Мать ей велела на месте стоять..
      Звездная ночь и ясна и тепла.
      Девичья песня давно замерла.
      Шепчет нахмуренный лес над водой,
      Ветром шатает камыш молодой.
      Синяя туча над лесом плывет,
      Темную зелень огнем обдает.
      В крайней избушке не гаснет ночник,
      Спит на печи подгулявший старик,
      Спит в зипунишке и в старых лаптях,
      Рваная шапка комком в головах.
      Молится богу старуха жена,
      Плакать бы надо - не плачет она,
      Дочь их красавица поздно пришла,
      Девичью совесть вином залила.
      Что тут за диво! и замуж пойдет...
      То-то, чай, деток на путь наведет!
      Кем ты, люд бедный, на свет порожден?
      Кем ты на гибель и срам осужден?
      1858
      МЕРТВОЕ ТЕЛО
      Парень-извозчик в дороге продрог,
      Крепко продрог, тяжело занемог.
      В грязной избе он на печке лежит,
      Горло распухло, чуть-чуть говорит,
      Ноет душа от тяжелой тоски:
      Пашни родные куда далеки!
      Как на чужой стороне умереть!
      Хоть бы на мать, на отца поглядеть!..
      В горе товарищи держат совет:
      "Ну-ка умрет, - попадем мы в ответ!
      Из дому паспортов не взяли мы
      Ну-ка умрет, - не уйдем от тюрьмы!"
      Дворник встревожен, священника ждет,
      Медленным шагом священник идет.
      Встали извозчики, встал и больной;
      Свечка горит пред иконой святой,
      Белая скатерть на стол постлана,
      В душной избе тишина, тишина...
      Кончил молитву священник седой,
      Вышли извозчики за дверь толпой.
      Парень шатается, дышит с трудом,
      Старец стоит недвижим со крестом.
      "Страшен суд божий! покайся, мой сын!
      Бог тебя слышит да я лишь один..."
      "Батюшка!., грешен!.." - больной простонал,
      Пал на колени и громко рыдал.
      Грешника старец во всем разрешил,
      Крови и плоти святой приобщил,
      Сел, написал: вот такой приобщен.
      Дворнику легче: исполнен закон.
      Полночь. Все в доме уснули давно.
      В душной избе, как в могиле, темно.
      Скупо в углу рукомойник течет,
      Капля за каплею звук издает.
      Мерно кузнечик кует в тишине,
      Кто-то невнятно бормочет во сне.
      Ветер печально поет под окном,
      Воет-голосит, господь весть по ком.
      Тошно впотьмах одному мужику:
      Сны-вещуны навевают тоску.
      С жесткой постели в раздумье он встал,
      Ощупью печь и лучину сыскал,
      Красное пламя из угля добыл,
      Ярко больному лицо осветил.
      Тих он лежит, на лице доброта,
      Впалые щеки белее холста.
      Свесились кудри, открыты глаза,
      В мертвых глазах не обсохла слеза.
      Вздрогнул извозчик. "Ну вот, дождались!"
      Дворника будит: "Проснись-подымись!"
      - "Что там?" - "Товарищ наш мертвый
      лежит..."
      Дворник вскочил, как безумный глядит...
      "Ох, попадете, ребята, в беду!
      Вы попадете, и я попаду!
      Как это паспортов, как не иметь!
      Знаешь, начальство... не станет жалеть!.."
      Вдруг у него на душе отлегло.
      "Тсс... далеко ли, брат, ваше село?"
      - "Верст этак двести... не близко, родной!"
      - "Нечего мешкать! ступайте домой!
      Мертвого можно одеть-снарядить,
      В сани ввалить да веретьем покрыть;
      Подле села его выньте на свет:
      Умер дорогою - вот и ответ!"
      Думает-шепчет проснувшийся люд.
      Ехать не радость, не радость и суд.
      Помочи, видно, тут нечего ждать...
      Быть тому так, что покойника взять.
      Белеет снег в степи глухой,
      Стоит на ней ковыль сухой;
      Ковыль сухой и стар и сед,
      Блестит на нем мороза след.
      Простор и сон, могильный сон,
      Туман, что дым, со всех сторон,
      А глубь небес в огнях горит;
      Вкруг месяца кольцо лежит;
      Звезда звезде приветы шлет,
      Холодный свет на землю льет.
      В степи глухой обоз скрипит;
      Передний конь идет-храпит.
      Продрог мужик, глядит на снег,
      С ума нейдет в селе ночлег,
      В своем селе он сон найдет,
      Теперь его все страх берет:
      Мертвец за ним в санях лежит,
      Живому степь бедой грозит.
      Мелькнула тень, зашла вперед,
      Растет седой и речь ведет:
      "Мертвец в санях! мертвец в санях!..
      Вскочил мужик, на сердце страх,
      По телу дрожь, тоска в груди...
      "Товарищи! сюда иди!
      Эй, дядя Петр! мертвец встает!
      Мертвец встает, ко мне идет!"
      Извозчики на клич бегут,
      О чуде речь в степи ведут.
      Блестит ковыль, сквозь чуткий сон
      Людскую речь подслушал он...
      Вот уж покойник в родимом селе.
      Убран, лежит на дубовом столе.
      Мать к мертвецу припадает на грудь:
      "Сокол мой ясный, скажи что-нибудь!
      Как без тебя мне свой век коротать,
      Горькое горе встречать-провожать!.."
      "Полно, старуха! - ей муж говорит,
      Полно, касатка!" - и плачет навзрыд.
      Чу! Колокольчик звенит и поет,
      Ближе и ближе - и смолк у ворот.
      Грозный чиновник в избушку спешит,
      Дверь отворил, на пороге кричит:
      "Эй, старшина! понятых собери!
      Слышишь, каналья? да живо, смотри!.."
      Все он проведал, про все разузнал,
      Доктора взял и на суд прискакал.
      Труп обнажили. И вот, второпях,
      В фартуке белом, в зеленых очках,
      По локоть доктор рукав завернул,
      Острою сталью над трупом сверкнул.
      Вскрикнула мать: "Не дадим, не дадим!
      Сын это мой! Не ругайся над ним!
      Сжалься, родной! Отступись - отойди!
      Мать свою вспомни... во грех не входи!.."
      "Вывести бабу!" - чиновник сказал.
      Доктор на трупе пятно отыскал.
      Бедным извозчикам сделан допрос,
      Обнял их ужас - и кто что понес...
      Жаль вас, родимые! Жаль, соколы!
      "Эй, старшина! Подавай кандалы!"
      1858
      (В АЛЬБОМ Е. А. ПЛОТНИКОВОЙ)
      С младенчества дикарь печальный,
      Больной, с изношенным лицом,
      С какой-то робостию тайной
      Вхожу я в незнакомый дом.
      Но где привык, где я встречаю
      Хозяйки милое лицо
      Тут все забыто: я вбегаю
      Здоров и весел на крыльцо.
      Вот так и здесь: я точно дома;
      Мне так отрадно и тепло;
      И рад я на листке альбома
      Писать, что в голову пришло.
      Хозяйка милая, я знаю,
      Мне все простит: она добра;
      И сталь неловкого пера
      Я неохотно покидаю.
      Хотел бы вновь писать, писать
      До бесконечности болтать.
      1858
      (В АЛЬБОМ А. Н. О - ВОЙ)
      Послушный вашему желанью,
      Беру перо, сажусь писать:
      Грешно прекрасному созданью
      В невинной просьбе отказать.
      Конечно, жаль! Я вас не знаю)
      Увы! скорбит моя душа!
      Молве я с жадностью внимаю,
      Что вы, как ангел, хороша.
      Но все равно. Идите с богом,
      Мои стихи! Счастливый путь!
      Отрадной встречи мне залогом
      Послужите когда-нибудь.
      Как угадать! Седой и хилый,
      Когда весь сморщусь и согнусьг
      Авось с красавицею милой
      Лет через десять я сойдусь.
      В тот миг - его воображаю,
      Добра, прекрасна, молода,
      Она мне скажет: "Я вас знаю!"
      И буду счастлив я тогда.
      "Я с вами уж давно знакома..."
      И этих строк напомнит ряд,
      Покажет мне листок альбома,
      И я отвечу: "Виноват!
      Позвольте... эта встреча с вами..."
      И волю дам карандашу,
      И вдохновенными стихами
      Ее портрет я напишу.
      1858
      * * *
      В небе радуга сияет,
      Розы дождиком омыты,
      Солнце в зелени играет,
      Темный сад благоухает,
      Кудри золотом покрыты.
      Свет и тень под деревами
      Переходят, как живые;
      Мох унизан огоньками;
      Над душистыми цветами
      Вьются пчелы золотые.
      В чаще свиста переливы,
      Стрекотня и песен звуки.
      Подле ты, мой друг стыдливый...
      Слава богу! миг счастливый
      Уловил я в час разлуки!
      1858
      * * *
      В темной чаще замолк соловей,
      Прокатилась звезда в синеве;
      Месяц смотрит сквозь сетку ветвей,
      Зажигает росу на траве.
      Дремлют розы. Прохлада плывет,
      Кто-то свистнул... вот замер и свист.
      Ухо слышит, едва упадет
      Насекомым подточенный лист.
      Как при месяце кроток и тих
      У тебя милый очерк лица!
      Эту ночь, полный грез золотых,
      Я б продлил без конца, без конца!
      1858
      * * *
      Помнишь? - с алыми краями
      Тучки в озере играли;
      Шапки на ухо, верхами
      Ребятишки в лес скакали.
      Табуном своим покинут,
      Конь в воде остановился
      И, как будто опрокинут,
      Недвижим в ней отразился.
      При заре румяный колос
      Сквозь дремоту улыбался;
      Лес синел. Кукушки голос
      В сонной чаще раздавался.
      По поляне перед нами,
      Что ни шаг, цветы пестрели,
      Тень бродила за кустами,
      Краски вечера бледнели...
      Трепет сердца, упоенье, - Вам в слова не воплотиться!
      Помнишь?.. Чудные мгновенья!
      Суждено ль им повториться?
      1858
      ГОРЬКИЕ СЛЕЗЫ
      In meiner Brust da sitzt ein Weh,
      Das will die Brust zersprengea,
      Heine*
      Чужих страданий жалкий зритель,
      Я жизнь растратил без плода,
      И вот проснулась совесть-мститель
      И жжет лицо огнем стыда.
      Чужой бедой я волновался,
      От слез чужих я не спал ночь,
      И все молчал, и все боялся,
      И никому не мог помочь.
      Убит нуждой, убит трудами,
      Мой брат и чах и погибал,
      Я закрывал лицо руками
      И плакал, плакал - и молчал.
      Я слышал злу рукоплесканья
      И все терпел, едва дыша;
      Под пыткою негодованья
      Молчала рабская душа!
      Мой дух сроднился с духом века,
      Тропой пробитою я шел:
      Святую личность человека
      До пошлой мелочи низвел.
      Ты ль это - жизнь к добру с любовью,
      Плод мысли, горя и борьбы?
      Увы, отмечена ты кровью,
      Насмешка страшная судьбы!..
      1858
      1 В моей груди гнездится боль, которая хочет разорвать мою грудь. Гейне (нем.). - Ред.
      * * *
      Мне, видно, нет другой дороги
      Одна лежит... иди вперед,
      Тащись, покуда служат ноги,
      А впереди - что бог пошлет.
      Все грязь да грязь... Господь помилуй!
      Устанешь, дух переведешь,
      Опять вперед! Хоть не под силу,
      Хоть плакать впору, - все идешь!
      Нужда, печаль, тоска и скука,
      Нет воли сердцу и уму...
      Из-за чего вся эта мука
      Известно богу одному.
      Уж пусть бы радость пропадала
      Для блага хоть чьего-нибудь,
      Была бы цель - душа б молчала,
      Имел бы смысл тяжелый путь;
      Тан нет! Какой-то враг незримый
      Из жизни пытку создает
      И, как палач неумолимый,
      Над жертвой хохот издает...
      1858
      * * *
      Ах, у радости быстрые крылья,
      Золотые да яркие перья!
      Прилетит - вся душа встрепенется,
      Перед смертью больной улыбнется!
      Уж зазвать бы мне радость обманом,
      Задержать и мольбою и лаской,
      От тумана глаза б прояснились,
      На веселый лад песни б сложились.
      Ты, кручинушка, ночь без рассвета,
      Без рассвета да с холодом-ветром:
      При тебе - вся краса иссушится,
      При тебе - в голове помутится.
      Уж и будь ты, кручипушка, пеплом
      Весь бы по полю в бурю развеял,
      Пусть бы травушка в поле горела
      Да на сердце смола не кипела!
      1858
      * * *
      Опять знакомые виденья!
      Опять, под детский смех и шум,
      Прожитый день припомнил ум,
      Проснулось чувство отвращенья!
      О боже правый! Вот она,
      И лжи и подлостей страница,
      На каждой букве кровь видна...
      Какой позор! Вот эти лица
      Ханжей, предателей, льстецов,
      Низкопоклонников, рабов,
      Рабов расчета и разврата,
      Рабов бездушных, ледяных,
      Рабов, продать готовых брата,
      И друга, и детей родных,
      Рабов безделья, скуки праздной,
      Страстишек мелких и забот...
      II ты, в своей одежде грязной,
      Наш бедный труженик-народ,
      Несущий крест свой терпеливо,
      Ты, за кого красноречиво
      Ведем мы спор, добро любя,
      Пора ль на свет вести тебя,
      И ты мне вспомнился...
      Угрюмо,
      В печальной доле хлебу рад,
      Ты мимо каменных палат
      Идешь на труд с тупою думой,
      Полуодет, полуобут,
      Нуждой безжалостной согнут...
      Неужто, молодое племя,
      В тебе воскреснет наше время,
      Разврат души, разврат ума,
      И лень, и мелочность, и тьма?
      Нам нет из пропасти исхода...
      Влачась и в прахе и в пыли,
      О, если б мы сказать могли:
      "Вам, дети, счастье и свобода,
      Широкий путь, разумный труд..."
      Увы! неведом божий суд!
      1858
      ПЕСНЯ БОБЫЛЯ
      Ни кола, ни двора,
      Зипун - весь пожиток...
      Эх, живи - не тужи,
      Умрешь - не убыток!
      Богачу-дураку
      И с казной не спится;
      Бобыль гол как сок6л8
      Поет-веселится.
      Он идет да поет,
      Ветер подпевает;
      Сторонись, богачи!
      Беднота гуляет!
      Рожь стоит по бокам,
      Отдает поклоны...
      Эх, присвистни, бобыль!
      Слушай, лес зеленый!
      Уж ты плачь ли, не плачь
      Слез никто не видит,
      Оробей, загорюй
      Курица обидит.
      Уж ты сыт ли, не сыт,
      В печаль не вдавайся;
      Причешись, распахнись,
      Шути-улыбайся!
      Поживем да умрем,
      Будет голь пригрета...
      Разумей, кто умен,
      Песенка допета!
      1858
      * * *
      Ноет сердце мое от забот и кручин...
      Уж и где ж вы, друзья? Отзовись хоть один1
      Не на пир вас прошу: до пиров ли пришло!
      Дорогое душе отжилось, отцвело,
      Только горе живет, только горе растет,
      Уж когда ж тебя, горе, погибель вовьмет?..
      Безответны друзья... Только ветер шумит,
      В поле ветер шумит, гром над лесом гремит,
      Ьспыхнет туча огнем, виден путь мой впотьмах,
      Путь лежит - извился черным змеем в полях...
      Подожди - как зимой соловей запоет,
      Вот тогда-то на горе погибель придет...
      Между 1858 и 1860
      * * *
      Средь жизни пошлой, грустной и бесплодной
      Одну тебя я всей душой любил,
      Одной тебе я в жертву приносил
      Сокровища души моей свободной.
      В заботах дня, в тиши ночей немых
      Передо мной сиял твой образ милый,
      Я черпал жизнь в улыбке уст твоих,
      В приветном слове черпал силы.
      Дитя, дитя! Я думал: я любим...
      Нет, я был слеп, я был неосторожен.
      И вот теперь осмеян, уничтожен,
      Как раб, ненужный прихотям чужим.
      О, как я мог так долго ошибаться,
      Святое чувство на смех отдавать,
      Служить шутом, игрушку заменять,
      Так жестоког так глупо унижаться!
      Еще обман! Еще один урок!..
      Учись, бедняк, терпенью в доле темной!
      Тебе ль любить? Иди дорогой скромной
      И помни свой печальный уголок.
      Не верь словам ненужного участья.
      Полюбишь ли, - таи свою любовь,
      Души ее, точи по капле кровь
      И гордо умирай без радости и счастья!
      Метду 1S58 и М60
      ФИЛАНТРОП
      Втихомолку гостьей дожданной,
      Гостьей нежданной да неаваяай
      К мужику нужда иодкрлдасв,
      Щдкрадася, лривязалдса.
      С сумой нищенской оставила,
      Снимать шапку всем заставят...
      Ах! головушка поклонная!
      У тебя ли ночь бессонная,.
      Щеки бледные да внилгае,
      Да без хлеба дети малые,
      На беку даба раскрытая,
      Что пустырь - гумно забгаюе!
      Пожалел богач голодного,
      Бесприютного, холодного,
      Не казной помог, так ласкою.
      Не советами, так сказкою.
      Ты забудь, дескать, и сон и лень,.
      Работай-трудись и ночь и день:
      За трудом ты не измучишься,
      Уму-разуму научишься...
      Уж спасибо ж тебе за слово,
      Что сказал красно да ласково!
      Только в горе да при бедности
      Не до сна и не до лености.
      Не дари ж ты бедных золотом
      Да не бей речьми, как молотом.
      Между 1858 и 1861
      СТАРЫЙ СЛУГА
      Сохнет старик от печали,
      Ночи не спит напролет:
      Барским добром поклепали,
      Вором вся дворня зовет.
      Не ждал он горькой невзгоды.
      Барину верно служил...
      Как его в прежние годы
      Старый слуга мой любил!
      В курточке красной, бывало,
      Весел, завит и румян,
      Прыгает, бьет ка,к попало
      Резвый барчук в барабан;
      Бьет, и кричит, и смеется,
      Детскою саблей звенит;
      Вдруг к старику повернется:
      "Смирно!" - и ножкой стучит.
      Ниткой его зануздает,
      На спину сядет верхом,
      В шутку кнутом погоняет,
      Едет по зале кругом.
      Рад мой старик - и проворно
      На четвереньках ползет.
      "Стой!" - и он станет покорно,
      Бровью седой не моргнет.
      Ручку ль барчук шаловливый,
      Ножку ль убьет за игрой,
      Вздрогнет слуга боязливый:
      "Барин ты мой золотой!"
      Шепотом тужит-горюет:
      "Недосмотрел я, злодей!"
      Барскую ножку целует...
      "Бей меня, батюшка, бей!"
      Тошно под барской опалой!
      Недругов страшен навет!
      Пусть бы уж много пропало,
      Ложки серебряной нет!
      Смотрит старик за овцами,
      На ноги лапти надел,
      Плечи покрыл лоскутами,
      Так ему барин велел.
      Плакал бедняк, убивался,
      Вслух не винил никого:
      Раб своей тени боялся,
      Так напугали его.
      Господи! горе и голод...
      Долго ли чахнуть в тоске?..
      Вырвался как-то он в город
      И загулял в кабаке.
      Пей, бесталанная доля!
      Пил он, и пел, и плясал...
      Волюшка, милая воля,
      Где же твой свет запропал?..
      И потащился полями,
      Пьяный, в родное село.
      Вьюга неслась облаками,
      Ветром лицо его жгло,
      Снег заметал одежонку,
      Сон горемыку клонил...
      Лег он, надвинул шапчонку
      И середь поля застыл.
      1859
      * * *
      Живая речь, живые звуки,
      Зачем вам чужды плоть и кровь?
      Я в вас облек бы сердца муки,
      Мою печаль, мою любовь.
      В груди огонь, в душе смятенье
      И подавленной страсти стон,
      А ваше мерное теченье
      Наводит скуку или сон...
      Так, недоступно и незримо,
      В нас зреет чувство иногда,
      И остается навсегда
      Загадкою неразрешимой,
      Как мученик, проживший век,
      Нам с детства близкий человек.
      1859
      * * *
      Перестань, милый друг, свое сердце пугать.
      Что нам завтра сулит - мудрено угадать.
      Посмотри: из-за синего полога туч
      На зеленый курган брызнул золотом луч"
      Колокольчик поник над росистой межой,
      Длой краской покрыт василек голубой,
      ?ироты-повилики румяный цветок
      Приласкался к нему и обвил стебелек.
      Про талан золотой в поле пахарь поет,
      В потемневшем лесу отголосок идет.
      В каждой травке - душа, каждый звук - говорит,
      В синеве про любовь голос птички звенит...
      Только ты все грустишь, слов любви не найдешь,
      Громовых облаков в день безоблачный ждешь.
      1859
      * * *
      И дождь и ветер. Ночь темна.
      В уснувшем доме тишина.
      Никто мне думать не мешает.
      Сижу один в моем угле.
      При свечке весело играет
      Полоска света на окне.
      Я рад осенней непогоде:
      Мне шум толпы невыносим.
      Я, как дикарь, привык к свободе,
      Привык к стенам моим родным.
      Здесь все мне дорого и мило,
      Хоть радости здесь мало было...
      Святая ночь! Теперь я чужд
      Дневных тревог, насущных нужд.
      Они забыты. Жизни полны,
      Виденья светлые встают,
      Из глубины души, как волны,
      Слова послушные текут.
      И грустно мне мой труд отрадный,
      Когда в окно рассвет блеснет,
      Менять на холод беспощадный,
      На бремя мелочных забот...
      И снова жажду я досуга
      И темной ночи жду, как друга.
      1859
      МОГИЛА ДИТЯТИ
      Посвящается Н, И. Второву
      Над твоей могилкой
      Солнышко сияет;
      В зелени сирени
      Птичка распевает.
      Вьются-распевают
      Пчелы над цветами.
      Ветерок лепечет
      С темными листами.
      Спишь ли ты, малютка,
      Или так лежится?..
      Встань и полюбуйся,
      Что кругом творится.
      Встал бы ты, - нет воли: