Ну, вачем тут один я под ивой сижу
      И ловлю заунывные звуки,
      Вспоминаю, как жил, да насильно бужу
      В бедном сердце заснувшие муки?
      Эх ты, жизнь, моя жизнь! Ночь, бывало, не спишь,
      Выжидаешь минутку досуга;
      Чуть семья улеглась, - что на крыльях летишь
      В темный сад ненаглядного друга!
      Ключ в кармане давно от калитки готов,
      И к беседке знакома дорожка...
      Свистнешь раз соловьем в сонной чаще кустов,
      И раскроется настежь окошко.
      Стало, спят старики... И стоишь, к голове
      С шумом кровь у тебя приливает.
      Вот идет милый друг по росистой траве,
      "Это ты!" - и на грудь припадает.
      И не видишь, не знаешь, как время летит...
      Уж давно зорька ранняя светит,
      Сад густой золотистым румянцем покрыт,
      Ничего-то твой взгляд не заметит.
      Эх, веселые ночки! что сон вы прошли...
      Волю девицы разом сковали:
      Старика жениха ей, бедняжке, нашли,
      Полумертвую с ним обвенчали...
      Безотрадной тоске не сломить меня вдруг:
      Много сил у меня и отваги!
      Каково-то тебе, ненаглядный мой друг,
      Под замком у ревнивого скряги!
      27 октября 1855
      * * *
      Не смейся, родимый кормилец!
      Кори ты меня не кори
      Куплю я хозяйке гостинец,
      Ну, право, куплю, посмотри.
      Ведь баба-то, слышь, молодая,.
      Красавица, вот что, мой свет!
      А это беда небольшая,
      Что лыс я немножко да сед.
      Иной ведь и сокол по виду.
      Да что он? живет на авось!
      А я уж не дамся в обиду,
      Я всякого вижу насквозь!
      Соседи меня и поносят:
      Над ним-де смеется жена...
      Не верь им, напрасно обносят,
      Все враки, все зависть одна!
      Ну, ходит жена моя в гости,
      Да мне это нуждушки нет,
      Не стать мне ломать свои кости,
      За нею подсматривать вслед.
      Я крут! и жена это знает,
      Во всем мне отчет отдает...
      Случится ли, дом покидает,
      Она мне винца принесет.
      Ну что ж тут? И пусть себе ходит!
      Она вот пошла и теперь...
      О-ох, поясницу-то сводит!
      А ты никому, свет, не верь.
      29 октября 1855
      ВЫЕЗД ТРОЕЧНИКА
      Ну, кажись, я готов:
      Вот мой кафтанишко,
      Рукавицы на мне,
      Новый кнут под мышкой...
      В голове-то шумит...
      Вот что мне досадно!
      Правда, хмель ведь не дурь,
      Выспался - и ладно.
      Ты жена, замолчи:
      Без тебя все знаю,
      Еду с барином... да!
      Эх, как погуляю!
      Да и барин!.. - поди
      У родного сына
      Он невесту отбил,
      Стало, молодчина!
      Схоронил две жены,
      Вот нашел и третью...
      А сердит... чуть не так
      Заколотит плетью!
      Ну, ништо... говорят,
      Эта-то невеста
      И сама даст отпор,
      Не отыщешь места.
      За богатство идет,
      Ветрогонка, значит;
      Сына пустит с сумой,
      Мужа одурачит...
      Сын, к примеру, не глуп,
      Да запуган, верно:
      Все глядит сиротой,
      Смирен... вот что скверно!
      Ну, да пусть судит бог.
      Что черно и бело...
      Вот лошадок запречь
      Это наше дело!
      Слышь, жена! погляди,
      Каковы уздечки!
      Вишь, вот медный набор,
      Вот мохры, колечки.
      А дуга-то, дуга,
      В золоте сияет...
      Прр... шалишь, коренной!
      Знай песок копает!
      Ты, дружок, не блажи;
      Старость твою жалко!..
      Так кнутом проучу
      Станет небу жарко!..
      Сидор вожжи возьмет
      Черта не боится!
      Пролетит - на него
      Облачко дивится!
      Только крикнет: "Ну, ну!
      Эх ты, беззаботный!"
      Отстает позади
      Ветер перелетный!
      А седок-то мне - тьфу!..
      Коли скажет: "Легче!"
      Нет, мол, сел, так сиди
      Да держись покрепче.
      Уж у нас, коли лень,
      День и ночь спим сряду;
      Коли пир - наповал,
      Труд - так до упаду;
      Коли ехать - катай!
      Головы не жалко!
      Нам без света светло,
      Без дороги - гладко!
      Ну, Матрена, прощай!
      Оставайся с богом;
      Жди обновки себе
      Да гляди за домом.
      Да, - кобыле больной
      Парь трухою ногу...
      Не забудь!.. А воды
      Не давай помногу.
      Ну-ка, в путь! Шевелись!
      Эх, как понеслися!
      Берегись ты, мужик,
      Глух, что ль?., берегися!..
      Октябрь 1855
      ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНЬЕ
      "Зачем это ты, матушка,
      Кручинишься всегда
      И отдыха и праздника
      Не знаешь никогда?
      Коли вот дома дедушка,
      Так ты сидишь себе,
      Как будто и здорова ты
      И весело тебе;
      А чуть одна останешься
      Иль дедушка заснет,
      Всё плачешь ты да молишься,
      Аж грусть меня возьмет".
      - "Ты не грусти, касаточка,
      Поди ко мне, присядь,
      Я буду сказку сказывать,
      Коли не хочешь спать.
      Сошью тебе и куколку;
      Ты никогда, смотри,
      Подружкам или дедушке,
      Дружок, не говори,
      Что плачу я... Ты умница,
      Всегда такою будь.
      Ну, сядь же, поцелуй меня,
      Приляг ко мне на грудь.
      Вот так. Что, хорошо тебе?
      Ну, спи тут у меня.
      Какая ты красавица,
      Касаточка моя".
      - "А я в обед с подружками
      Играла на гумне...
      Зачем это, родимая,
      Они смеются мне?
      А где, дескать, отец-ат твой
      И как его зовут,
      И сами переглянутся
      Да со смеху помрут...
      Сказать им не придумаешь
      В ту пору ничего.
      И станет что-то стыдно мне...
      Не знаю отчего".
      - "Твои подружки дурочки,
      Не след к ним и ходить;
      А ты, моя касаточка,
      Ты станешь мать любить?"
      - "Ну, вот ты и заплакала!
      Нечаянно войдет,
      Глядишь, в избушку дедушка
      Бранить тебя начнет".
      - "Не буду, ненаглядная,
      Послушаюсь тебя.
      Ну, вот уж мне и весело.
      Ну, обними ж меня!"
      Горит заря вечерняя,
      Листы дерев молчат,
      Во ржи густой без умолку
      Перепела кричат.
      Вдоль речки тени длинные
      Легли от берегов.
      Туман встает и стелется
      По бархату лугов.
      По роще шум от мельницы
      Во все концы идет,
      И шум тот роща слушает,
      Листом не шевельнет.
      Давно в избушке смерклося;
      Покрывшись зипуном,
      Малютка спит, не тронется,
      На лавке под окном.
      Мать сучит шерсть на варежки,
      Ночник едва горит,
      А серый кот на конике
      Мышонка сторожит.
      Но вот звенят бубенчики
      И слышен скрип ворот,
      Дверь настежь отворяется,
      Гость нежданный идет.
      Плечистый и приземистый,
      Лицо что маков цвет8
      Бородка светло-русая,
      На лбу морщинки нет.
      Халат суконный на плечи
      Накинут щегольски,
      Рубашка темно-синяя,
      Со скрипом сапоги.
      Вошел он бойкой поступью,
      Картуз проворно снял,
      Раскланялся с хозяйкою
      И весело сказал:
      "Настасья Агафоновнал
      Поклон тебе и честь!
      Я к вам по старой памяти,
      Прикажешь ли присесть?"
      Хозяйка зарумянилась
      И молвила в ответ!
      "В угоду ль будет батюшке?
      Его, вишь, дома нет".
      - "Э1 что тут, все уладится:
      Прикрикнет - помолчи.
      Вот ты о самоварчике
      Сперва похлопочи".
      И кучеру кудрявому
      Купчина молодец
      Велел достать под войлоком
      Дорожный погребец.
      На девушку с улыбкою
      Настасье указал
      И два медовых пряника
      Ей молча передал.
      Гуляют тучи но небу;
      Село покойно спит;
      На тайны мира здешнего
      Ночь черная глядит.
      Все видит, где что деется3
      Все знает издавна...
      И вот слезами крупными
      Заплакала она...
      Молчит Настасья бедная,
      Не сводит глаз с окна;
      Не смотрит ли кто с улицы
      Все думает она.
      И страшно ей и совестно,
      Беда, коли опять
      Пойдет молва недобрая,
      Куда- тогда бежать?..
      Купчине нет заботушки,
      Сидит он за столом
      И называет кучера
      Набитым дураком.
      "Да скоро ли ты, увалень,
      Подашь мне самовар?"
      И кучер с горя чешется
      И раздувает жар:
      Поотдохнет, пощурится,
      Надсадит кашлем грудь
      И снова принимается
      В трубу со свистом дуть.
      "Ну, слава тебе господи!
      Насилу пар пошел..."
      И самовар с досадою
      Поставил он на стол.
      Но только гость подвивулся
      Поближе к огоньку,
      Ваял бережно на чайницы
      Щепоточку чайку
      И стал его заваривать
      Беда как тут была:
      Хозяина нелегкая
      Как на смех принесла.
      Старик седой с сутулиной,
      Угрюмый и рябой,
      На нем лаптишки старые,
      В пыли чекмень худом.
      Неласково и пристально
      На гостя он взглянул,
      Взглянул на дочь с усмешкою
      И голову тряхнул.
      "Зачем это пожаловал,
      Коли велишь спросить?
      Да ты тут по-домашнему...
      Уж чай уселся пить".
      - "Нельзя-с... погреться надобно,
      В дороге-то продрог...
      Здоров ли, как смогаешься,
      Как милует вас бог?"
      - "Ништо... живем по-старому...
      А помнятся ль тебе
      Слова твои разумные
      Вот в этой же избе?
      Давненько, сам ты ведаешь,
      А я их не забыл.
      Ты, пес, мне в ноги кланялся
      И вот что говорил:
      "Прости меня... не гневайся...
      Вот образом клянусь
      Тебя на волю выкуплю,
      На дочери женюсь".
      Торгаш, торгаш бессовестный,
      Ты рад, что обманул...
      Уж лучше бы мне в ту пору
      Ты в сердце нож воткнул.
      Ведь я теперь посмешище
      У добрых-то людей.
      А дочь как щепка высохла;
      Все от тебя, злодей.
      Вон девочка несчастная,
      Изволь-ка отвечать:
      Что, любо нам на улицу
      Бедняжку выпускать?"
      Смутился гость. Рукой со лба
      Отер холодный пот
      И думал: дело скверное,
      Не в духе старый черт!
      Пришлось кошель развязывать...
      "Эх, Агафон Петров!
      Ну, стоит ли нам ссориться,
      Шуметь из пустяков!
      Как быть! Не то случается
      На свете меж людьми,
      Да все концы хоронятся...
      Вот сто рублей... возьми!"
      Старик назад попятился,
      Немного покраснел
      И на Настасью бледную
      Пытливо поглядел.
      "Ну, дочка... вот ты плакалась:
      Нас нищими зовут,
      Казна, вишь, с неба валится,
      Бери, коли дают".
      Дочь вспыхнула, что зарево,
      И к гостю подошла;
      В глазах у ней мутилося,
      Но речь тверда была:
      "Не надо нам казны твоей!
      Не смейся надо мной!"
      И деньги на пол бросила
      Дрожащею рукой.
      "Вишь, - молвил гость, - знать, дешево
      Чужое-то добро".
      И гнулся в три погибели,
      Сбирая серебро.
      Седой старик не вытерпел
      И крикнул: "Осмотрись!
      Пощупай и в лоханке-то
      Там звякнуло, кажись!
      Эх, Настя, Настя бедная!
      Сгубила ты свой век!
      Гляди, как тварь-то ползает;
      А!., тоже человек!.."
      Дочь опустила голову
      И плакала навзрыд,
      Как будто разом выплакать
      Хотела гнев и стыд.
      "Ух, батюшки, измучился!
      Всю спину изломал!"
      Насилу выпрямляяся,
      Купчина рассуждал.
      И, за дверь тихо выбравшись,
      Стал кучера ругать:
      "Впрягай коней-то, увалень!
      Покудова мне ждать?"
      "Эхма!" - в ответ послышалось!
      И, плюнув на ладонь,
      Дугу взял кучер нехотя
      И натянул супонь.
      И стал просить хозяина!
      "Ой, как болит живот!
      Чайку там не осталося?
      Равно он пропадет".
      - "Толкуй вот с деревенщиной!
      Смеется ведь, смотри.
      Пошел в избушку, увалень,
      Что нужно, собери".
      Гремят, звенят бубенчики...
      Купчина под дождем
      Свою досаду горькую
      Отмщает на другом:
      "Дороги-то, дороги-то!
      Поедешь, да не рад!
      За чем это бездельники
      Исправники глядят?"
      Молчит избушка тесная.
      Настасья в темноте
      Стоит и богу молится
      О дочке-сироте.
      Старик лежит и думает:
      "Еще прожит денек.
      А что-то завтра старосте
      Скажу я про оброк..."
      Октябрь 1855
      МУЗЫКА ЛЕСА
      Без конца поля
      Развернулися,
      Небеса в воде
      Опрокинулись.
      За крутой курган
      Солнце прячется,
      Облаков гряда
      Развернулася.
      Поднялись, растут
      Горы медные,
      На горах дворцы
      Золоченые.
      Между гор мосты
      Перекинуты,
      В серебро и сталь
      Позакованы.
      По траве, по ржи
      Тени крадутся,
      В лес густой бегут,
      Собираются.
      Лес стоит, покрыт
      Краской розовой,
      Провожает день
      Тихой музыкой.
      Разливайтеся,
      Звуки чудные!
      Сам не знаю я,
      Что мне весело...
      Все мне кажется,
      Что давным-давно
      Где-то слышал я
      Эту музыку.
      Все мне помнится
      Сумрак вечера,
      Тесной горенки
      Стены темные.
      Огонек горел
      Перед образом,
      Как теперь горит
      Эта звездочка.
      На груди моей
      Милой матушки
      Я дремал, и мне
      Песни слышались.
      Были песни те
      Звуки райские,
      Неземная жизнь
      От них веяла!..
      И тогда сквозь сон
      Все мне виделся
      Яркий блеск и свет
      В темией горенке.
      Бе от этого ль
      Так мне весело
      Слушать в сумерки
      Леса музыку,
      Что при ней одной
      Детство помнится,
      Безотрадный день
      Забывается?
      Начало ноября 18SS
      * * *
      Затеплились звезды одна за другою
      Над темного далью лугов;
      Куда-то со скрипом, за сонной рекою,
      Проехал обоз чумаков.
      Задумав поужинать, подле залива
      Рыбак разложил огонек;
      И вдруг осветились: плакучая ива,
      Плечистый старик и челнок,
      Развесистый невод, подпертый шестами,
      Шалаш на крутом берегу,
      Кусты лозняка и, вдали за кустами,
      Стреноженный конь на лугу.
      Вот в сторону, верно, испуганный светом,
      Со свистом кулик пролетел...
      Bсe тихо... лишь в поле, туманом одетом,
      Бог весть кто-то песню запел.
      А к полночи, кажется, дождь соберется.
      Уж наволочь кой-где пошла;
      Теперь мужичок его ждет не дождется:
      Ведь рожь наливать начала!
      Ложись, горожанин, в постель пуховую
      И спи до утра без забот!
      Хлеб будет: крестьянин свечу восковую
      Сегодня ж с молитвой зажжет.
      Вот тучки находят; отрада народа,
      Господь даст, и дождик пойдет...
      Уж сколько же завтра душистого меда
      Пчела моя в поле найдет!
      7 ноября 1855
      НА ВЗЯТИЕ КАРСА
      Во храмы, братьи! на колени!
      Восстал наш бог, и грянул гром!
      На память поздних поколений
      Суд начат кровью и огнем...
      Таков удел твой, Русь святая,
      Величье кровью покупать;
      На грудах пепла, вырастая,
      Не в первый раз тебе стоять.
      В борьбе с чужими племенами
      Ты возмужала, развилась
      И над мятежными волнами
      Скалой громадной поднялась.
      Опять борьба! Растут могилы...
      Опять стоишь ты под грозой!
      Но чую я, как крепнут наши силы,
      И вижу я, как дети рвутся в бой...
      За Русь! - гремит народный голос,
      За Русь! - по ратям клик идет,
      И дыбом подымается мой волос,
      За Русь! - душа и тело вопиет.
      Рее во гневе проснулось и все закипело;
      Великою мыслью всё царство живет;
      На страшные битвы за правое дело
      Народ оскорбленный, как буря, идет.
      Задвигались рати, как тучи с громами,
      Откликнулись степи, вздрогнули леса,
      Мелькают знамена с святыми крестами,
      И меркнут от пыли густой небеса.
      За падших героев отмщенье настало:
      По суше, по морю гул битвы пошел,
      И знамя Ислама позорно упало,
      Над Карсом поднялся двуглавый орел.
      Да здравствует наша родная держава,
      Сынов-исполинов бессмертная мать!
      Да будет тебе вековечная слава,
      Облитая кровью, могучая рать!
      Пусть огнедышащих орудий
      Нам зевы медные грозят,
      Мы не закроем нашей груди
      Гранитом стен и сталью лат.
      Любовь к отчизне закалила
      В неравных спорах наш народ,
      Вот сверхъестественная сила
      И чудотворный наш оплот!
      Твердыня Руси - плоть живая,
      Несокрушимая стена,
      Надежда, слава вековая,
      И честь, и гордость - все она!
      За нас господь! Он Русью правит,
      Он с неба жезл царю пошлет;
      Царь по волнам жезлом ударит
      И рати двинутся вперед,
      И грянут новые удары...
      И вам, защитникам Луны,
      За грабежи и за пожары
      Отплатят Севера сыны.
      80 ноября 1855
      ПЕСНЯ
      Ковыль, моя травушка, ковыль бесприютная,
      Росла ты nog бурями, от вноя повысохла,
      Идет зима с вьюгами, а все ты шатаешься;
      Прошла почти молодость, - отрады нет молодцу.
      Жил нома - кручинился, покинул дом на горе;
      Работал без устали - остался без прибыли;
      Служил людям правдою - добра я не выслужил;
      Нашел друга по сердцу - сгубил свою голову!
      О милой вся думушка, и грусть, и заботушка,
      Жду, вот с нею встречуся, а встречусь - раскаюся:
      Скажу ей что ласково - молчит и не слушает;
      Я мукою мучуся - она улыбается...
      Легко красной девице чужой тоской тешиться,
      С ума сводить молодца, шутить злой изменою;
      Полюбит ненадолго - забудет по прихоти,
      Без друга соскучится - нарядом утешится...
      Уж полно печалиться! - твердят мне товарищи.
      Чужое безвременье нетрудно обсуживать!
      Узнаешь бессонницу, повесишь головушку,
      Прощаяся навеки с последнею радостью...
      Ковыль, моя травушка, ковыль бесприютная,
      Росла ты под бурями, от зноя повысохла...
      Когда же мы, бедные, с тобой красовалися?
      Зачем с тобой, горькие, на свет показалися?
      1855
      НОВАЯ УТРАТА
      Давно ль повеселел мой уголок печальный,
      Давно ль я меж друзей сидел,
      И слушал их, и радовался тайно?..
      И вот опять осиротел!
      Кругом глубокое молчанье..
      Одним я позабыт, другой умчался в даль...
      Да и кому нужна моя печаль?
      У веского свое страданье!
      Последний друг безвременно зарыт...
      Угас, замученный борьбою,
      С суровой долею, с бесчувственной семьею,
      Тоскою медленной убит!
      Погибли молодые силы!
      Безжалостной судьбы не мог он победить...
      Мой бедный друг! И гроб твой до могилы
      Не удалось мне проводить!
      Все чудится - я слышу милый голос,
      Все жду, что друг отворит дверь...
      Один остался я теперь,
      На сжатой ниве позабытый колос!
      Безоблачны покуда ,небеса,
      Но сердце у меня недаром замирает,
      И этот стих недаром вызывает
      Слезу на грустные глаза...
      Так иногда, перед грозою,
      Над зеркальной поверхностью реки,
      Тревожно делая круги,
      Щебечет ласточка порою...
      Между 13 марта и 10 апреля 1856
      НИКОЛАЮ ИВАНОВИЧУ ВТОРОВУ
      Как другу милому, единственному другу,
      Мой скромный труд тебе я посвятил.
      Ты первый взор участья обратил
      fla музу робкую, мою подругу.
      Ты показал мне новый, лучший путь.
      На нем шаги мои направил,
      И примирил с людьми, и жизнь любить заставил"
      Развил мой ум, согрел мне. ?рудь...
      Я помню все! Что б ни было со мйою,
      В одном себе по гроб не изменю:
      В день радости, в день горя - под грозою,
      В моей душе твой образ сохраню.
      26 марта 185S
      РАССКАЗ МОЕГО ЗНАКОМОГО
      Позвольте-ко... Сысой... Сысой...
      Не вспомню вот отечества...
      Ах, боже мой! И брат-то свой
      Из нашего купечества...
      Ну, все равно-с! Мужик - добряк
      И голова торговая,
      А смирен, сударь, то есть так,
      Что курица дворовая.
      Ни боже мой-с не пьет вина!
      Ребенок с ребятишками...
      Но слабость у него одна
      И спит, то есть, за книжками...
      Оно - ничто. Тут нет вреда,
      Из книг, то есть, выведывать
      И что и как... да вот-с беда
      Любил он проповедовать.
      В торговле-де у нас обман,
      Нам верить-де сомнительно,
      И то, и то... такой туман,
      Что слушать уморительно.
      Бранил и бил отец крутой
      Его за эти шалости,
      Все толку нет... Махнул рукой
      И перестал... из жалости!
      И вздумал он-с его женить.
      Сын плачет, убивается.
      "Постой, дескать! Зачем спешить?"
      В ногах, то есть, валяется!
      Отец сказал, что это вздор,
      Одно непослушание.
      Сын так и сяк... и бросил спор,
      Исполнил приказание.
      Жена лицом что маков цвет,
      Дородная, работница,
      Метет, скребет, встает чуть свет,
      И мыть и шить охотница.
      Ну-с муж того... ей не мешал.
      Что думал - дело темное,
      И все, то есть, сидел - читал,
      Все разное-с, мудреное.
      Когда-то он, когда с женой
      Словечком, перебросится!
      Лежит, то есть, что пень какой,
      Пойдет куда - не спросится...
      Жена со зла и ну рыдать:
      Что вот-де напущение
      И день читать, и ночь читать,
      Жены милее чтение!..
      Муж все молчит. Картуз возьмет,
      На рынке пошатается...
      Нельзя-с, купец!.. Домой придет,
      Никак не начитается.
      Грустит жена: зачем она
      Жизнь девичью покинула?
      Она ль глупа? Она ль дурна?..
      Да книжки в печь и кинула.
      Тот, знаете, тужил-тужил,
      Да с кислою улыбкою
      И молвил ей: "Себя сгубил,
      Связал тебя ошибкою..."
      Возьмет картуз, из дома вон,
      На рынке пошатается.
      Придет домой - опять трезвон!
      Жена не унимается:
      "Куда ходил? За чем пропал?
      Такой-сякой и грамотник!
      Жена плоха, иной искал...
      Не грамотник, ты лапотник!"
      А завтра то ж, и после то ж,
      Попреки да разладица,
      И нет, то есть, добра на грош,
      Такая беспорядица!
      Оказия-с!.. Жену винить?
      Любовь, то есть, ревнивая...
      И мужа, сударь, грех чернить:
      Природа молчаливая...
      Молчал он год, молчал он два,
      Читал что попадалося,
      Тайком, то есть... Но голова...
      Да-с! тут вот помешалося.
      Он жив теперь. Все вниз глядит,
      Ничем не занимается,
      Глуп, энаете!.. И все молчит
      Да горько улыбается.
      Март 1856
      * * *
      У кого нет думы
      И забот-кручины,
      Да зато ееть радость
      Уголок родимый.
      Сядет он, усталый,
      С мицрю женою,
      Отдохнет в беседе
      Сердцем и душою.
      На дворе невзгода,
      Свечка нагорает...
      На полу малютка
      Весело играет.
      К дому он подходит
      Путь неровный гладок;
      Ужинать присядет
      Бедный ужин сладок.
      Не с кем поделиться
      Теплыми словами,
      Поведешь беседу
      С мертвыми стенами!
      Облаку да ветру
      Горе порасскажешь
      И с подушкой думать
      С вечера приляжешь.
      26 апреля 1856
      * * *
      Помню я: бывало, няня,
      Долго сидя за чулком,
      Молвит: "Баловень ты, Ваня,
      Все дурачишься с котом.
      Встань, подай мою шубейку;
      Что-то холодно, дрожу...
      Да присядь вот на скамейку,
      Сказку длинную скажу".
      И старушка с расстановкой
      До полночи говорит.
      С приподнятою головкой
      Я сижу. Свеча горит.
      Петухи давно пропели.
      Поздно. Тянется ко сну...
      Где-то дрожки прогремели...
      И под говор я засну.
      Сон покоен. Утром встанешь
      Прямо в садик... Рай земной!
      Песни, говор... А как глянешь
      На росинки - сам не свой!
      Чуть сорока защекочет
      Понимаешь, хоть молчишь,
      Упрекнуть она, мол, хочет,
      "Здравствуй, Ваня! Долго спишь!"
      А теперь ночной порою
      На груди гора лежит:
      День прожитый пред тобою
      Страшным призраком стоит.
      Видишь зла и грязи море,
      Племя жалкое невежд,
      Униженье, голод, горе,
      Клочья нищенских одежд.
      Пот на пашнях за сохами,
      Пот в лесу аа топором,
      Пот на гумнах за цепами,
      На дворе и за двором.
      Видишь горькие потери,
      Слезы падшей красоты
      И затворенные двери
      Для убитой нищеты...
      И с тоскою ждешь рассвета,
      Давит голову свинец.
      О, когда же горечь эта
      Вся исчезнет наконец!
      27 апреля 1856
      (В АЛЬБОМ Н. В. ПЛОТНИКОВОЙ)
      Прохладно. Все окна открыты
      В душистый и сумрачный сад.
      В пруде горят звезды. Ракиты
      Над гладью хрустального спят.
      Певучие звуки рояли
      То стихнут, то вновь потекут;
      С утра соловьи не смолкали
      В саду - и теперь всё поют.
      Поник я в тоске головою,
      Под песни душа эамерла...
      Затем, что под кровлей чужою
      Минутное счастье нашла...
      6 мая 1856
      (В АЛЬБОМ М. И. ЖЮНО)
      И дик и невесел наш север холодный,
      Но ты сохранила вполне
      Горячее сердце и разум свободный
      В суровой, чужой стороне.
      С тяжелой тоскою по родине дальней,
      Скромна, благородно-горда,
      Ты шла одиноко дорогой печальной
      Под гнетом забот и труда.
      Ты злому невежде и плуту не мстила;
      Как голубь, нежна и кротка,
      Ты черные сплетни презреньем казнила,
      Прощала всегда дурака.
      Ты грусти своей показать не хотела
      Пред бедной и жалкой толпой
      И смело на пошлые лица глядела,
      Сквозь слезы смеялась порой.
      Но рано иль поздно минует невзгода
      Недаром ты крепла в борьбе,
      Как дочери милой, родная природа
      Откроет объятья тебе.
      И ты отдохнешь... Но под кровлей родною
      Не помни минувшего зла;
      Поверь: на Руси не одною душою
      Ты крепко, любима была.
      Май 1856
      * * *
      Чуть сошлись мы - друг друга узнали.
      Ваши речи мне в душу запали,
      Но, увы! не услышать мне их,
      Не услышать мне звуков родных.
      Не помочь, видно, горю словами!
      На мгновенье я встретился с вами,
      Расстаюсь навсегда, навсегда:
      Унесетесь вы бог весть куда!
      Вот как жизнь иногда бестолкова!
      Вот как доля глупа и сурова!
      Уж как ляжет она на плечах
      Белый свет помутится в глазах!
      Май (?) 1856
      * * *
      День и ночь с тобой жду встречи,
      Встречусь - голову теряю;
      Речь веду, но эти речи
      Всей душой я проклинаю.
      Рвется чувство на свободу,
      На любовь хочу ответа,
      Говорю я про погоду,
      Говорю, как ты одета.
      Не сердись, не слушай боле:
      Этой лжи я сам не верю.
      Я не рад своей неволе,
      Я не рад, что лицемерю.
      Такова моя отрада,
      Так свой век я коротаю:
      Тяжело ль - молчать мне надо,
      Полюблю ль - любовь скрываю.
      Май или июнь (?) 1856
      ПАХАРЬ
      Солнце за день нагулялося,
      За кудрявый лес спускается;
      Лес стоит под шапкой темною,
      В золотом огне купается.
      На бугре трава зеленая
      Спит, вся искрами обрызгана,
      Пылью розовой осыпана
      Да каменьями унизана.
      Не слыхать-то в поле голоса,
      Молча ворон на меже сидит,
      Только слышен голос пахаря,
      За сохой он на коня кричит.
      С ранней зорьки пашня черная
      Бороздами подымается,
      Конь идет - понурил голову,
      Мужичок идет - шатается...
      Уж когда же ты, кормилец наш,
      Возьмешь верх над долей горькою?
      Из земли ты роешь золото,
      Сам-то сыт сухою коркою!
      Зреет рожь - тебе заботушка:
      Как бы градом не побилася,
      Без дождей в жары не высохла,
      От дождей не пол ожил ася.
      Хлеб поспел - тебе кручинушка:
      Убирать ты не управишься,
      На корню-то он осыплется,
      Без куска-то ты останешься.
      Урожай - купцы спесивятся;
      Год плохой - в семье все мучатся,
      Все твой двор не поправляется,
      Детки грамоте не учатся.
      Где же клад твой заколдованный,
      Где талан твой, пахарь, спрятался?
      На труды твои да на горе
      Вдоволь вчуже я наплакался!
      Лето 1856
      В САДУ
      При заре по воде - и румянец и тень,
      В чаще песня да свист раздается;
      Притаил сад дыханье, весь нега и лень,
      По кудрям его золото льется.
      Долго ль буду я тут одиноко бродить,
      Слушать песню и свист соловьиный,
      Надрывать свою грудь, свое сердце крушить,
      Молча сдерживать слезы кручины?
      На печаль, милый друг мой, тебя я узнал,
      На тоску я с тобой повстречался,