Никифоров Юрий Александрович
      Военно-исторические исследования
      {1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
      Hoaxer: сборник исследований к.и.н. Никифорова, содержит три работы, посвящённые "горячей" теме: предвоенные военные планы, дискуссия об упреждающем ударе Советского Союза по Германии et vice versa. Эти статьи, в совокупности с подобными другими, образуют дискуссию, инспирированную в Росии книгами В.Суворова: было ли принято советским руководством решение о начале агрессивной войны против Германской империи в 1941 г.
      Об авторе: Кандидат исторических наук. Преподаватель Московского государственного открытого педагогического университета.
      Содержание
      Советское военно-стратегическое планирование накануне Великой Отечественной войны в современной историографии
      "Cоображения..." Генерального штаба Красной Армии от 15 мая 1941 г.: проблемы интерпретации
      Подготовка СССР упреждающего удара по Германии: границы дискуссии
      Примечания
      Советское военно-стратегическое планирование накануне Великой Отечественной войны в современной историографии
      В российской исторической литературе последнего десятилетия, посвящённой проблемам начального этапа Второй мировой войны, отчётливо проявились две тенденции. С одной стороны, стремление ряда историков к радикальному переосмыслению основных концептуальных положений, выработанных советской историографией в предыдущие десятилетия привело к появлению "ревизионистского" направления в отечественной исторической науке, основными тезисом которого стало утверждение о тотальной сфальсифицированности всей советской военной историографии и необходимости революционного "переосмысления" её основных положений как единственного средства приближения к "правде истории". С другой стороны, значительное число историков не видит оснований для отказа от всего наработанного. Это не означает догматического следования прежним подходам и игнорирования документов, ставших известными исследователям в последние годы. Просто в большинстве случаев эти документы удаётся интерпретировать в соответствии с прежними представлениями. Академик А.О.Чубарьян в предисловии к сборнику "Война и политика" отмечает: "Поразительно, что очень часто публикации, казалось бы, неопровержимых документов не изменяют позиций сторонников различных взглядов, а наоборот, дают стимулы для продолжения старых споров"{1}.
      Советская историография исходила из того, что главной целью СССР в 30-е годы было не допустить возникновения новой мировой войны и втягивания в неё в той или иной форме Советского Союза. Этой стратегической установке были подчинены все конкретные внешнеполитические шаги руководства страны в предвоенные годы. Важнейшее изменение, произошедшее в историографии с конца 80-х годов, заключается в отказе от этой исходной установки и пересмотре взгляда на роль СССР и других великих держав в международных отношениях. Англия, Франция, Польша, США и другие страны перестали рассматриваться в качестве полноценных субъектов мировой политики. Во многих современных сочинениях эти государства предстают в виде неких статистов, второстепенного фактора, представляют своего рода "страдающую" сторону в предвоенных событиях. Роль же реально действующих субъектов отдаётся Германии и СССР. Если в советской историографии в качестве "жертвы обстоятельств" выступал Советский Союз, то теперь в этой роли оказались "демократические" страны, зажатые между "тоталитарными хищниками" - Германией и СССР. Такая позиция в предельном, доведенном до абсурда виде представлена в книге В.Резуна (Суворова) "Ледокол", где И.В.Сталин нарисован сверхъестественно могущественным и гениальным злодеем, вокруг замыслов и действий которого вертится весь мир.
      Соответствующим образом интерпретируются и документальные свидетельства. Д.Г.Наджафов, например, видит в речи И.В.Сталина на ХVIII съезде ВКП(б) приглашение Гитлера к переговорам, рассуждая при этом следующим образом: "Сталин подчеркнул..., что СССР стоит 'за мир и укрепление деловых связей со всеми странами', но при одном единственном условии: если они 'не попытаются нарушить, прямо или косвенно, интересы целостности и неприкосновенности границ Советского государства'. Адресовано это было, конечно, не Англии и Франции, а Германии, от которой только и могла исходить потенциальная угроза Советскому Союзу"{2}. Историк, как видим, убеждён не только в том, что от Англии и Франции нельзя было ждать неожиданностей, но и считает также, что для Сталина в 1939 г. это было очевидно. Эта убеждённость и заставляет его толковать документ соответствующим образом.
      Подчеркнём, что суть произошедших в историографии изменений состоит не только (и не столько) в том, что сталинскому руководству теперь приписываются разные интенции, вплоть до стремления к мировому господству. Речь идет о наличии связи между этими интенциями и меха-низмом принятия решений по всем наиболее существенным вопросам предвоенной политики. В какой мере действия советского руководства представляли собой реакцию на складывающиеся помимо его воли обстоятельства, а в какой были обусловлены идеологическими и иными предпочтениями И.В.Сталина и его окружения - вот основной вопрос. Начиная с конца 80-х годов ситуация в отечественной историографии постепенно изменялась в сторону признания СССР наряду с Германией главным действующим субъектом мировой политики накануне и в начале Второй мировой войны. Одновременно, при попытках выяснения мотивов советского руководства в ходе принятия внешнеполитических решений происходил отказ от ссылок на заинтересованность СССР в сохранении мира в Европе исследователи предпочитают ныне говорить об "имперской традиции" в сталинской внешней политике, "амбициях", "теории о желательности столкнуть между собой капиталистические державы", о "старых имперских идеях", якобы разделяемых И.В.Сталиным, его личных симпатиях и антипатиях.
      Очевидно, основной пункт разногласий в новейшей историографии - вопрос о целях советской внешней политики. Учитывая характер существовавшего тогда в стране политического режима, историки, по существу, спорят о мотивах поведения Сталина. Однако, реконструкция последних представляет собой почти неразрешимую проблему. В этом следует видеть причину того, что появление новых документальных материалов чаще всего не изменяет позиции сторонников различных концепций: им удаётся интерпретировать новые документы в соответствии со своими взглядами.
      Вопрос о советском военно-стратегическом планировании перед войной один из важнейших, так как он тесно связан с целым комплексом проблем, и, прежде всего, с оценкой обоснованности внешнеполитических и военно-стратегических решений руководителей нашего государства. Насколько предпринимаемые ими действия соответствовали реальной обстановке и главное - не в них ли заключается одна из основных причин трагедии начального этапа войны?
      В отечественной историографии основательно был изучен процесс подготовки Германии к нападению на СССР, были опубликованы документы германского Генштаба. О соответствующих планах советского руководства было известно намного меньше.
      Чрезвычайно скупо освёщен этот вопрос в фундаментальных трудах "Истории Великой Отечественной войны" и "Истории второй мировой войны". В первом томе "Истории Великой Отечественной войны" без ссылок на какие-либо источники сообщается, что на случай возможной войны СССР имел план "обороны западных государственных границ", который "возлагал на войска приграничных округов задачу при нападении врага отразить его удары, прикрыть мобилизацию, стратегическое сосредоточение и развертывание главных сил Красной Армии"{3}. Недостатком плана отражения агрессии, пишут авторы тома, являлось предположение о невозможности внезапного нападения противника - решительному наступлению будет предшествовать либо объявление войны, либо фактическое начало войны приграничными силами, что даст советским войскам время для развёртывания на оборонительных позициях{4}. Характеризуя готовность войск к отражению агрессии, авторы видят основную причину постигших Красную Армию поражений в непра-вильном определении срока нападения и нерешительности руководства в приведении войск в боевую готовность: "...Считалось, что война в ближайшее время не начнется". Недостатки, имевшиеся в подготовке к войне, "не смогли бы решающим образом повлиять на состояние обороны, если бы войска своевременно развернулись и подготовились к отражению немецко-фашистского нападения. Но Советские войска так и не получили приказа о заблаговременном развертывании своих сил и занятии оборонительных рубежей вдоль западных границ СССР"{5}. Вот практически все, что имеется в "Истории Великой Отечественной войны" о советском предвоенном планировании.
      В "Истории второй мировой войны" этому вопросу посвящена отдельная глава в томе III{6}. Ссылаясь на мемуары Г.К.Жукова и А.М.Василевского{7}, авторы тома пишут о существовании "планов обороны", которые "уточнялись и дополнялись" Генштабом. Стратегическое развертывание войск первоначально было произведено в ПрибОВО и ЗапОВО от Балтийского моря до Полесья, затем наиболее опасным было признано Юго-Западное направление (Львов - Киев) и в конце 1940 года произведена соответствующая перегруппировка.
      Упоминаются "Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940-1941 годы", правда без указания каких-либо дат. "Соображениями" предусмат-ривалось, что военные действия начнутся "с отражения нападения крупных сил противника... Стрелковые войска первого эшелона армий прикрытия и укрепленных районов приграничных округов совместно с пограничниками должны были сдержать первый натиск, а механизированные корпуса вместе со стрелковыми дивизиями второго эшелона при поддержке авиации нанести мощные контрудары и создать благоприятные условия для перехода советских войск в решительное наступление"{8}. На основе этих "Соображений" развернулась разработка Мобилизационного плана (МП-41), утвержденного в феврале 1941 года. Согласно МП-41, пишут авторы тома, в 1941 году намечалось развернуть подготовку кадров с таким расчётом, "чтобы к концу года можно было решить проблему укомплектования частей командирами взводов и рот". Десять страниц посвящено декабрьскому 1940 года совещанию высшего командного состава Красной Армии.
      В целом, говоря о советском предвоенном планировании, авторы "Истории второй мировой войны" видят его недостатки в допущении возможности проведения мобилизационного развёртывания уже после начала войны, в недостаточной разработке вопросов ведения стратегической обороны: "Своеобразие Советской концепции наступления состояло в том, что она исходила из идеи ответного удара по противнику. Эта идея отвечала природе и сущности Советского социалистического государства, ...не собиравшегося нападать на какое-либо государство. При этом признавалась исключительная важность захвата и удержания стратегической инициативы с начала военных действий. Однако эту проблему до конца решить не удалось, так как ее требовалось согласовать с идеей ответного удара, которая исходила, в сущности, из того, что в начале войны необходимо прибегнуть к обороне"{9}.
      В отдельных монографиях, изданных в советский период, вопрос предвоенного планирования рассматривался не слишком глубоко. Так, В.А.Анфилов в монографии "Крушение похода Гитлера на Москву" начало советского военного планирования относит к осени 1940 г., когда создалась непосредственная угроза со стороны вероятных противников СССР - Германии и Японии. Наркомат обороны разработал "план обороны границ и разгрома вторгшегося врага", согласно которому предполагалось, что Германия сможет выставить до 170 дивизий, примерно 70 дивизий смогут выставить её сателлиты, около 50 дивизий выставит Япония. Основные силы Германия развернёт в Восточной Пруссии, чтобы нанести главный удар на Ригу, Каунас, далее на Минск. Вспомогательный удар ожидался из района Бреста на Барановичи, Минск. Одновременно с главным ударом считалось возможным наступление южнее Полесья в направлении Дубно, Броды. Вместе с тем, указывает Анфилов, Генеральный штаб не исключал возможности нанесения главного удара южнее Полесья в направлении на Киев. Но наиболее вероятным считался первый вариант. В сентябре 1940 г. Генеральный штаб и нарком обороны представили на рассмотрение Сталина соображения об основах стратегического развертывания. На утверждение было предложено два варианта "возможных ответных действий Советских Вооружённых Сил на агрессию с запада", из которых Сталин выбрал второй, предусматривавший развёртывание основных сил Красной Армии южнее Припяти. С конца 1940 г. "подготовка к ответному удару проводилась в соответствии со вторым вариантом. В него вносились некоторые коррективы на основании изменений обстановки на западных границах и вскрытия намерений немецко-фашистского командования. В соответствии с ними и в связи с изменением государственных границ весной 1941 г. он был переработан. Но этот документ, названный "План обороны государственной границы 1941 г.", был составлен с опозданием (весной 1941 г. - Ю.Н.). До военных советов приграничных округов его довели директивами лишь в начале мая"{10}. С этим планом мы и вступили в войну. Содержание плана В.А.Анфилов раскрывает следующим образом: войска приграничных округов должны были упорной обороной обеспечить отмобилизование, сосредоточение и развёртывание главных сил Красной Армии, завоевать господство в воздухе, задержать сосредоточение и нарушить развёртывание войск противника, создав условия для перехода в контрнаступление. "Содержание плана обороны, - пишет Анфилов, - в основном соответствовало официальным взглядам на начальный период, согласно которым войну начинают не полностью отмобилизованные и развернутые вооруженные силы, а лишь войска прикрытия." На основании директив наркома обороны к 25 мая должны были быть составлены окружные планы обороны границ. Однако они были закончены лишь в июне{11}.
      Из-за отсутствия документов по данному вопросу исследователи были вынуждены главным образом полагаться на воспоминания непосредственных участников событий - Г.К.Жукова, А.М.Василевского, К.М.Мерецкова. Г.К.Жуков в своих "Воспоминаниях..." пишет, что существовавший в 30-е годы оперативный план был переработан в соответствии с изменившейся обстановкой осенью 1940 года. Изначально в нём был заложен кардинальный просчёт, который не был исправлен при дальнейших изменениях плана: наиболее опасным стратегическим направлением было признано юго-западное - Украина, а не западное. "...Весной 1941 года (февраль - апрель) мы этот просчет полностью не исправили и не запланировали на западное направление большее количество сил", - пишет Г.К.Жуков. При этом основную ответственность за это он возлагает на Сталина: "И.В.Сталин для всех нас был высочайшим авторитетом, никто тогда и не думал сомневаться в его суждениях и оценках обстановки. Однако в прогнозе направления главного удара противника И.В.Сталин допустил ошибку"{12}.
      А.М.Василевский наиболее подробно рассказывает о событиях осени 1940-го года. "...С середины апреля 1940 г. я включился в ответственную работу Генерального штаба, - пишет А.М.Василевский, - работу над планом по отражению возможной агрессии. ...Генштаб к тому времени завершал его разработку для представления на утверждение в ЦК партии"{13}. Этот проект докладывался членам правительства в сентябре 1940 г. - его представляли С.К.Тимошенко, К.М.Мерецков и Н.Ф.Ватутин. А.М.Василевский и А.Ф.Анисов ждали в комнате секретариата И.В.Сталина{14}. После обсуждения, по словам А.М.Василевского, К.М.Мерецков сообщил, что Сталин не согласился с предложенным Генштабом вариантом развёртывания и поручил Генштабу переработать план. Эту работу намеревались завершить к 15 декабря, с тем чтобы с 1 января 1941 г. штабы округов могли приступить к разработке окружных планов. Таким образом, согласно свидетельству А.М.Василевского, окончательный вариант оперативного плана был разработан "в течение осени и зимы 1940 года", хотя в феврале - апреле 1941 года в него были внесены некоторые коррективы{15}.
      Говоря о причинах постигших Красную Армию летом 1941 года поражений, А.М.Василевский в целом положительно оценивает разработанный Генеральным штабом план, хотя и признаёт ошибку в допущении развёртывания после начала военных действий: "...Фашистская Германия с ее полностью отмобилизованной и уже воюющей армией ставилась в отношении сроков, необходимых для ее сосредоточения и развертывания против нас в те же условия, что и наши Вооруженные Силы". Однако, по мнению А.М.Василевского, это не сыграло бы существенной роли, если бы план своевременно был приведён в действие{16}.
      Подобным же образом, ссылаясь на свидетельство К.М.Мерецкова, характеризует ситуацию С.М.Штеменко. Он утверждает, что 5-го октября 1940 года подготовленный Генштабом план был доложен С.К.Тимошенко и К.М.Мерецковым И.В.Сталину. План исходил из того, что Красной Армии удастся силами войск приграничных округов отбить нападение врага, не допустив при этом его прорыва на нашу территорию, а затем перейти в наступление. В оперативном плане, пишет Штеменко, "правильно решался вопрос о вероятном противнике и направлении его действий". Сталин же высказал мнение, что Германия нанесёт основной удар в расчёте на овладение Украиной и потребовал произвести соответствующую перегруппировку войск. С.К.Тимошенко и С.М.Мерецков возражать не стали{17}.
      К сожалению, сам К.М.Мерецков в своих воспоминаниях сообщает ещё меньше, лишь в одном месте упоминая "план обороны государственной границы", разработанный весной 1941, который "определял проведение мобилизации и развертывания... в случае войны"{18}. Лишь вскользь говорит он о документе, разработанном в Генеральном штабе, называя его "оперативной запиской", причём из его рассказа получается, что об утверждении Сталиным этого документа, доложенного осенью, он узнал только после декабрьского совещания высшего комсостава, когда вновь был назначен заместителем Наркома обороны. О содержании "оперативной записки" К.М.Мерецков не сообщает ничего{19}.
      Наиболее подробно картина советского предвоенного планирования воссоздана в воспоминаниях маршала М.В.Захарова. Мемуары были подготовлены к печати в 1969 году, однако не увидели свет при жизни автора. Только через двадцать лет Военным издательством книга была опубликована и сразу же привлекла внимание историков, так как содержала множество отсутствовавших в других работах подробностей о работе Генерального штаба накануне войны. Так, значительное внимание маршал Захаров уделяет декабрьскому 1940 г. совещанию высшего командного состава Красной Армии и состоявшимся по его окончании военно-стратегическим играм на картах, подробно характеризует все этапы работы над "Соображениями по плану стратегического развёртывания Красной Армии", которая велась с лета 1940 года{20}.
      Отдельно следует остановиться на том, что было известно до недавнего времени о декабрьском 1940 г. совещании высшего командного состава Красной Армии и оперативно-стратегических играх на картах. Материалы совещания были засекречены, для служебного пользования публиковалась только заключительная речь Наркома Обороны С.К.Тимошенко{21}. Особенно скудной была информация о содержании игр. Авторы "Истории второй мировой войны" лишь сообщают, что "под руководством наркома обороны была проведена большая стратегическая игра, разбор которой состоялся в Кремле в присутствии И.В.Сталина и других членов Политбюро ЦК ВКП(б)"{22}. Г.К.Жуков и А.М.Василевский, вспоминая о событиях конца 40-го - начала 41-го года, утверждали, что целью проведения игр было "проверить реальность и целесообразность основных положений плана прикрытия и действий войск в начальный период войны"{23}. Впервые в открытой печати сведения об участниках и замыслах операций сторон появились в воспоминаниях М.В. Захарова, который тоже утверждал, что игры проводились для "отработки некоторых вопросов, связанных с действиями войск в начальный период войны"{24}.
      Практически ничего не было известно о ходе и результатах игр. Г.К.Жуков в своих "Воспоминаниях..." ограничился следующим замечанием: "Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия..."{25}. К.М.Симонов, вспоминая о своих встречах с Г.К.Жуковым, привёл такие слова маршала: "...Я, командуя "синими", развил операцию именно на тех направлениях, на которых потом развивали операцию немцы. Наносил свои главные удары там, где они их потом наносили. Группировки сложились примерно так, как потом они сложились во время войны. ...Руководство игрой искусственно замедляло темп продвижения "синих", придерживало его. Но "синие" на восьмые сутки продвинулись до района Барановичей..."{26} В.А.Анфилов в своих книгах, изданных в 70-е 80-е годы, без ссылок на документы рассказывает об одной игре, которая была проведена после декабрьского совещания, в первой половине января 1941 г. Замысел игры предполагал отработку одного из возможных вариантов агрессии против СССР: "восточные", которыми командовал Д.Г.Павлов (нач. штаба В.Е.Климовских), должны были отразить наступление "западных", которыми командовал Г.К.Жуков (нач. штаба М.А.Пуркаев), севернее Полесья. Однако, пишет В.А.Анфилов, "западным" удалось разгромить гродненскую и белостокскую группировки "восточных" и выйти в район Лиды; только после вмешательства руководства игрой и дачи дополнительных вводных задача, поставленная перед "восточными", была решена{27}. В двух последних монографиях В.А.Анфилова, изданных уже в 90-е годы, эта версия о содержании игр воспроизводится без существенных изменений, за исключением указания, что игр было две. Более того, автор счёл возможным включить собственное воспоминание, аналогичное симоновскому. Ссылаясь на свою беседу с Г.К.Жуковым в середине 60-х гг., он пишет, что в ходе 1-й игры, целью которой являлась проверка плана прикрытия на западном направлении, "синие" нанесли "три мощных удара по сходящимся направлениям", прорвали укрепрайоны и, разгромив сувалкскую и белостокскую группировки "красных", вышли к Лиде. "Изобразив эти удары на рукописи моей будущей книги "Бессмертный подвиг", - пишет В.А.Анфилов, - маршал Жуков сказал, что "эта игра явилась генеральной репетицией начала Великой Отечественной войны. К сожалению, из уроков ее не сделали должных выводов ни Павлов, ни мы с Тимошенко, ни Сталин"{28}. Отметим, что эта версия оказалась привлекательной для пишущих о войне авторов и была использована в работах Н.Н.Яковлева, Д.А.Волкогонова, а также некоторых других историков{29} и даже была обыграна в одном из последних отечественных фильмов о войне художественно-документальной ленте Ю.Н.Озерова "Великий полководец маршал Г.К.Жуков", где в одной из сцен главный герой укоряет Д.Г.Павлова за то, что тот не сделал выводов из итогов оперативно-стратегической игры. "Я же показал тебе, как это может быть!" - восклицает на экране Жуков. Единственное свидетельство, в какой-то мере противоречащее всем цитированным выше, принадлежит М.И.Казакову, одному из участников 1-й игры, утверждавшему в своих изданных в 1971 г. воспоминаниях, что наступающей стороной в ходе этой игры были "восточные", которым по условиям игр и отдавалось превосходство в силах и средствах{30}.
      Обобщая сказанное, в целом можно утверждать, что вопросы советского предвоенного планирования освещались в отечественной литературе чрезвычайно скупо. Историкам в значительной мере приходилось пользоваться мемуарами видных советских военачальников, причём, чаще всего информацию, содержащуюся в них, нельзя было проверить по документам. Соответственно, уровень научной разработанности данной проблемы был невысоким. Это было вызвано недоступностью для историков важнейших документов предвоенной поры. Рассекречивание в конце 80-х - начале 90-х годов многих архивных фондов повлекло за собой активизацию научных исследований и позволило историкам сделать шаг вперед в изучении вопроса.
      В 1991-1993 годах в "Военно-историческом журнале", журнале "Новая и новейшая история" были опубликованы некоторые важнейшие документы советского Генштаба, датируемые осенью 1940 - весной 1941 года, значительно расширявшие представления историков о подготовке СССР к войне. Это четыре варианта стратегического развёртывания Вооруженных Сил СССР, а также Приказ Наркома обороны СССР от 14 мая 1941 года командующему войсками Прибалтийского особого военного округа и план прикрытия территории Прибалтийского ОВО на период мобилизации от 2 июня 1941 г., разработанный в соответствии с этим приказом{31}. Дальнейшее расширение источниковой базы произошло в середине 90-х гг., когда Ю.А.Горьков и Ю.Н.Сёмин опубликовали ещё несколько документов: директивы НКО командованию округов, директиву КОВО командующему 12-й армией, приказ штаба 12-й армии командованию 13-го стрелкового корпуса, и т.д.{32} Наконец, целый ряд документов впервые появился в фундаментальной публикации под названием "1941 год", осуществлённой в 1998 году под научной редакцией В.П.Наумова{33}.
      Первыми публикаторами оперативных планов отмечено, что все они имеют почти одинаковую структуру: а) Военно-политическая обстановка; б) Состояние вооружённых сил вероятных противников; в) Намерения и вероятные планы вероятных противников; г) Основы стратегического развёртывания Вооружённых Сил СССР; д) Основы стратегического развёртывания Вооружённых Сил СССР на Западе. Все четыре документа имеют самый высокий гриф секретности: "Особо важно", "Совершенно секретно" и составлены в единственном экземпляре заместителем начальника оперативного управления Генштаба генерал-майором А.М.Василевским. Написаны от руки. Под каждым из них обозначены подписи Наркома обороны СССР и начальника Генерального штаба, но сами подписи, за исключением варианта от 18 сентября 1940 года, отсутствуют. Нет также и каких-либо отметок о том, были ли эти документы рассмотрены высшим политическим руководством и какие по ним были приняты решения.
      Самые ранние по времени составления два документа относятся к осени 1940 года. Название дано их первым публикатором полковником Е.И.Зюзиным условно по описи архива: "Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы"{34}. Так как под одним из них обозначена подпись Б.М. Шапошникова, можно сделать вывод, что разработан он был до 15 августа 1940 года, когда Б.М.Шапошников был снят с поста начальника Генштаба{35}. Публикация первого документа в "Военно-историческом журнале" содержит серьёзный недостаток: пропущенные листы (из 37 листов документа опубликованы листы 1-14, а также 37) начинаются в месте перечисления войск, развёртываемых в составе 8-й армии Северо-Западного фронта, пропуск части текста никак не обозначен, лист 37 начинается также с перечисления войск, только развёртываемых на Востоке. В результате механической стыковки двух перечней получается, что в составе восьмой армии предполагается развернуть "лишних" 4 мотострелковые дивизии, 2 танковые дивизии, 8 танковых бригад, 47 полков авиации и т.д. Второй документ подписан С.К.Тимошенко и К.А.Мерецковым и на нём проставлена дата 18 сентября 1940 года. В его публикациях также имеются расхождения: в частности, в одном случае в составе 12-й армии Юго-Западного фронта обозначен 2-й мехкорпус, в другом - 2 мехкорпуса и 1 танковая бригада, по-разному обозначен и номер документа{36}.
      Экземпляр ещё одного из имеющихся в нашем распоряжении документов планирования датирован 11 марта 1941 года и носит название "Уточненный план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке"{37}. Следует сказать, что этот вариант оперативного плана, к сожалению, и при первой публикации в "Военно-историческом журнале", и в книге "1941 год" приведён в сокращении.
      До появления в 1998 году сборника "1941 год" единственным из полностью опубликованных планов развёртывания Красной Армии, имевшихся в распоряжении исследователей, был документ, поименованный при первой публикации "Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками"{38}. Исследователи не единодушны в датировке этого документа: составители сборника "1941 год" датируют его по надписям на прилагаемых картах и схемах "не ранее 15 мая". Ю.А.Горьковым же дата 15 мая проставлена непосредственно в шапке документа{39}. При первой публикации в "Военно-историческом журнале" В.Н.Киселёв датировал его 15-м мая, и из публикации также следует, что дата проставлена в заголовке к тексту: "Председателю Совета Народных Комиссаров от 15 мая 1941 г. Соображения..."{40}. Если же верить описанию, сделанному В.Д.Даниловым, первая страница "Соображений..." представляет собой бланк с угловым штампом Наркома обороны СССР, на котором помечено: "...мая 1941 года"{41}. Чтобы разрешить противоречие, возникшее, по-видимому, вследствие ошибки кого-то из исследователей, необходимо обратиться непосредственно к подлиннику документа. В тексте "Соображений..." имеются исправления, по поводу авторства которых также существуют разногласия: составители сборника "1941 год" считают, что они, предположительно, принадлежат Г.К.Жукову, Ю.А.Горьков полагает, что исправления сделаны рукой Н.Ф.Ватутина{42}. В журнальной публикации допущена, видимо, неточность: данные о войсках противника приводятся "по состоянию на 15 апреля", в то время как в других случаях - на 15 мая 1941 г{43}.
      Помимо вышеперечисленных планов стратегического развертывания в распоряжении исследователей есть ещё ряд опубликованных документов: Акт передачи Наркомата Обороны{44}, "Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии в Политбюро ЦК ВКП(б) о про-ведении организационных мероприятий по военным округам" от 4 июля 1940 г.{45}, "Записка Наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии в ЦК ВКП(б) о соображениях по развертыванию Вооруженных Сил Красной Армии на случай войны с Финляндией" от 18 сентября 1940 г.{46}, "Записка Начальника штаба КОВО по решению военного совета ЮЗФ по плану развертывания на 1940 год"{47}, некоторые директивы Наркома обороны и Генштаба командованию приграничных округов{48}, планы прикрытия, разработанные командованием приграничных округов к лету 1941 г.{49}, "Справка о развертывании Вооруженных Сил СССР на случай войны на Западе" от 13 июня 1941 г.{50} и некоторые другие.
      Получение доступа к этим до недавнего времени совершенно секретным документам, публикация их, пусть и частичная{51}, на страницах научных журналов предоставили возможность значительно детализировать представления о предвоенном планировании советской стороны, уточнить и даже подвергнуть сомнению многие положения, принятые в советской исторической науке.