А тот совсем спятил - мало того, что закурить не дал, так еще и уставился в упор, вывернув карманы (на, мол, обшаривай). Hа языке Славика это называлось "крякать". Тому, кто крякал, Славик бил в торец. Чтоб не выпендривался больше. Три секунды назад его кулак летел в сторону переносицы. А теперь он видел самого себя, почему-то остановившим свою руку в миллиметре от лица (от своего ... и в то же время не своего). Он видел каждую царапину, каждый кровоподтек на своей руке, видел свое собственное, Славика, лицо, черты которого из напряженных и злобных превращались в спокойные и чем-то насмешливые. Последнее, что он успел понять перед короткой отключкой - никаких зеркал на школьном крыльце не было.
      THE END.