- О Эонве, воитель Валар! Ныне призвали мы тебя, дабы возвестить: приблизилось предсказанное Отцом время великой битвы сил Света и Тьмы. Да станешь ты Словом Валар в Арде, а если таково будет веление судьбы и не смирится непокорный, да будешь наречен ты Мечом Валинора. Принеси же клятву.
      Голос Короля Мира торжественен и исполнен величия, и сияющий меч в руках - Меч-Справедливость.
      Опустившись на колени, Эонве принял его, и коснулся губами отполированного до зеркального блеска сверкающего клинка:
      - Я клянусь, что не отступлю от пути, указанного Великим Творцом Всего Сущего. Клянусь вершить волю Твою, о мудрый и справедливый, в мире, подвластном Тебе. Но достоин ли я великой чести быть орудием замысла Твоего, о Манве, Повелитель Небесных Сфер?
      - Совет Великих счел тебя достойным. Потому - прими меч Наш в знак того, что будешь ты рукой Нашей в смертных землях, и призван вершить справедливость в них. Но да будет чист и не запятнан кровью этот клинок, когда вновь предстанешь ты перед Великими, ибо справедливость требует суда, но не кары. Собери же войско...
      Эонве осмелился, наконец, поднять глаза на Манве.
      - Я уже сделал это, о господин и Владыка мой! Мы готовы и ждем лишь повеления Твоего.
      Манве милостиво кивнул. Нетерпение Эонве и его готовность исполнить приказ были приятны Королю Мира.
      - Но запомни: с миром должны прийти вы в Смертные Земли. Однако если Отступник вышлет против вас войско и прольется хоть капля крови - да будет истреблено зло, а он силой доставлен на суд Великих. Только тогда; понял ли ты меня, воитель? Только тогда!
      - Да, о Великий, - Эонве вновь поклонился и впервые позволил себе незаметно улыбнуться. Он понял главное: то, что стояло за словами Короля Мира.
      И Манве протянул своему Майя белую красивую руку, унизанную драгоценными перстнями. Благоговейно припал Эонве к этой надушенной холеной руке, и, подняв глаза, преданно взглянул в лазурные очи Манве.
      Тогда, восстав с трона, заговорила до сих пор молчавшая Королева Мира:
      - Прими знамя Валмара, воитель - да узрят в Смертных Землях славу и величие Бессмертных.
      Нежный мягкий голос Варды прозвучал в ушах Эонве колдовской музыкой. Сами Владыки Арды напутствуют его - есть ли счастье выше, чем исполнить их волю!
      На лазурном полотнище искусные руки Вайре-Ткачихи вышили золотом сияющее Око - знак всевиденья Единого. Королева Мира коснулась холодными губами лба Эонве, он же, объятый трепетом и смущением, поцеловал край ее бело-золотой мантии.
      Голос Ороме прозвучал, словно зов боевых труб, и Эонве вскинул голову, раздувая ноздри, словно пес, предчувствующий славную охоту:
      - И от меня прими дар, Глашатай Короля Мира! Пусть звук этого рога огласит просторы Смертных Земель, вселяя ужас в сердца врагов и заставляя трепетать души покорных!
      И белый, окованный золотом, украшенный изумрудами и бриллиантами боевой рог лег в руки Эонве. Глашатай Манве поклонился.
      Последним заговорил Тулкас, и мрачная радость была в его глазах:
      - Подними эту чашу - да исполнится воля Владык Мира! Во славу Отца да сгинет Враг!
      Эонве выпил густо-золотое вино. Слегка кружилась голова - то ли от сладкого крепкого напитка, то ли от того, что его удостоили столь великой чести. Один из Майяр Манве, рангом пониже, молчаливо поклонившись, принял пустой кубок и почти мгновенно исчез, робея перед Великими.
      - Теперь иди, - повелительно сказал Манве. - Часом торжества Справедливости станет тот час, когда вернешься ты.
      Поклонившись почти до земли, Эонве вышел, бряцая оружием.
      ...Лучше, чем кто бы то ни было, он понимал: Люди выстоят против Эльфов даже сейчас, когда земля эта обескровлена войнами. Но воинство Бессмертных им не победить.
      Он знал, чем может защитить себя. Но и сама мысль о том, чтобы ранить сердце Эа, была невероятной, кощунственной. Преступной.
      И тогда он приказал уходить всем.
      Можно ли не исполнить приказ Властелина? И - как подчиниться такому приказу? Воины Востока и Севера готовы были сражаться до конца: пусть уходят женщины и дети, они - останутся. Они еще надеялись, что Властелин вступит в бой сам, безоглядно веря в его силу.
      А у него больше не было сил.
      И воины Аст Ахэ, его ученики, видевшие и понимавшие все, сказали только: "Среди нас нет предателей. Мы не оставим тебя". И кто-то глухо добавил: "Учитель".
      Им он не смог приказать.
      А потом пришли Четверо. И Золотоокий, спокойно и печально взглянув ему в глаза, промолвил: "Мы на твоей стороне, Великий Вала. Мы остаемся". Это - мы остаемся - как клятву, повторили остальные.
      Они сделали выбор. И он не смог сказать - нет.
      Таково было великое, бесчисленное войско Ангбанда. Да еще полсотни Демонов Темного Пламени, Валараукар.
      И Орки, в ужасе бежавшие перед войском Бессмертных.
      Последний день. Последняя ночь. Краткие часы, дарованные им - перед смертью, ему - перед вечной мукой.
      - Учитель!
      Он поднял голову. Все-таки остался. Зачем? Он не может не понимать, что это - неизбежная смерть...
      - Учитель, мы решили - пусть будет сегодня пир. Я пришел пригласить тебя...
      Острой болью пронзило сердце. Голос - ровный и спокойный:
      - Благодарю. Я приду.
      Он вошел в зал, и замерли воины в благоговейном молчании - словно видели его в первый раз. И, показалось, вслед за ним ворвался в зал горький холодный ветер - хотя шел он медленно, впервые - не скрывая хромоты, впервые - не пряча в складках тяжелой мантии искалеченных рук. И не было короны на нем, как не было ее никогда, если приходил он говорить со своими учениками: только седые волосы волной лунного света спадали на плечи, но показалось почему-то - звезда на челе его.
      ...Сегодня место и честь - младшему, самому юному из воинов Аст Ахэ, для которого завтрашний бой станет первым. И - последним. Сегодня ему выпало - поднести первую чашу Учителю, и мальчишка старается справиться с волнением. Чаша из мориона, окованная железом, в его руках. Одно - прийти к Учителю, позвать его на пир; но совсем другое - перед всеми подать ему чашу. И голос юноши чуть дрожит, когда он произносит:
      - Возьми, Учитель...
      Эту чашу всем - пить в молчании, словно причастие. За победу? победы не будет. И - кому пожелаешь здравствовать, когда завтрашний день суждено пережить только одному - Бессмертному? И вновь льется в чашу густое вино. Голос - мягкий и печальный:
      - Скажи свое слово, Хэттар.
      Пересохло в горле. Юноша мучительно подыскивает слова, на скулах жарко вспыхивает румянец: ему - говорить перед всеми - сейчас? Что сказать, что, чем отблагодарить, как оправдать дарованную ему высокую честь? Все они - закаленные в боях воины, рядом с которыми он всегда чувствовал себя мальчишкой-несмышленышем - ждут его слова. И Учитель ждет...
      Звонкий юный голос взлетел под своды черного зала:
      - Во имя Арты!
      Слабая улыбка тронула губы Учителя; отпив вина, он передал чашу Хэттару; юноша понял - эту чашу пить вкруговую. И осторожно передавали из рук в руки черный кубок, едва касаясь его губами.
      Потом - все было, как обычно бывало на пирах. И звучали песни менестрелей, и в дружеских поединках скрещивались мечи, и поднимались кубки... Сегодня забыто и прощено все. Сегодня, в последний день, в последнюю ночь, дарованную им судьбой.
      И самому юному среди них - место по правую руку от Учителя.
      Как будто ничего не случилось и ничто не изменится. Кто-то говорит "завтра" так, как будто за этим "завтра" будут еще дни и дни...
      Сколько их? Так мало - всего пятнадцать сотен Черных Рыцарей, да не более десяти тысяч тех, кто откликнулся на Зов... Лучше бы они не откликнулись. Но их - не изгнать, нет...
      Все как в бреду. Это оттого, что знаешь: завтра - последнее завтра. А так - что изменилось?
      Опять песня менестреля - в честь прекрасной дамы...
      Охотник встал с невозможно светлой - сейчас - улыбкой:
      - Могучий Вала! Сегодня мы окончательно решили - с кем мы. И вот мы здесь. И я прошу - соедини нас двоих. Пусть это будет сегодня. Пусть это сделаешь ты.
      Ити молча кивнула.
      Сердце дрогнуло. Ведь завтра - все... Опять - двое, опять... Что с ними будет, ведь они тоже не станут просить пощады, как и те, и опять из-за него...
      - Нет, Могучий Вала. Мы выбрали сами, - ответил Айо, читая его мысли.
      "Опять, опять те же слова! Сколько же можно... Нет. Не искупить никогда..."
      Он слышал свой голос как бы со стороны, словно кто-то чужой говорил:
      - Перед Ардой и Эа, Луной и Солнцем... в жизни и смерти...
      Глаза в глаза. Пальцы сплелись решеткой на серебряной чаше... Терпкий вкус вина на губах...
      - Муж мой...
      - Жена моя...
      Молнии взметнувшихся в приветствии мечей, здравицы... А завтра конец.
      На башне пропел рассветный рог. И вот - встал менестрель, и это была последняя песня:
      О чем ты, песнь моя? - рука моя слаба,
      И если грянет бой - мне быть среди сраженных.
      Но победителя всегда жалка судьба,
      Когда уйдет звездой в легенду побежденный.
      Еще горит звезда. Еще не кончен путь.
      А мне уже пора войти в иные двери.
      И страшно умирать, и - некуда свернуть,
      Когда не можешь знать, а можешь только верить.
      Я - верю, что конца не будет никогда.
      Я открываю дверь - а за порогом Вечность.
      Остался только шаг... Меня зовет Звезда.
      Горит костер в ночи как знак далекой встречи...
      А потом певец встал и осторожно положил лютню в огонь - так опускают мертвых на погребальный костер... Вошел воин. Мелькор, даже не спросив ни слова, понял - пора.
      - Пора, - негромко сказал он. Где-то снаружи заревели трубы. Штурм начался.
      Воинство Валинора пришло в Белерианд на кораблях Тэлери, но никто из мореходов Тол Эресса не вступил в бой.
      Первым сошел с корабля Эонве, как и подобало предводителю Светлого Войска. И позлащенное древко знамени Валмара вонзил он в землю. Майя не ощутил, как под его ногами, словно от боли, содрогнулась Арта. И вот - на берегу выстроились воины Валинора. Златокудрые Ванъяр, народ Ингве, были здесь под белыми знаменами, сверкавшими на солнце, как снега Таникветил; и те Нолдор, что никогда не покидали Земли Бессмертных, под предводительством Финарфина; и воинство Майяр в золоченых доспехах.
      Стоя на холме под лазурным знаменем, так сказал Эонве, предводитель Светлого Воинства, Глашатай Манве, Слово и Меч Великих:
      - Воины Валар! Могуч Враг, и грозно войско его. Тяжела будет битва, но помните, что во имя Арды и во славу Единого принимаем мы этот бой. И я клянусь - знамя Валинора взовьется над развалинами вражьей твердыни. Победа близка; да узрит Единый Творец, как свершится воля Его в мире. Во славу Эру!
      Он вознес к небу меч, и тысячи мечей взлетели, как один, и тысячи голосов слились в боевом кличе, и грозным эхом отозвались горы.
      Верные, Люди Трех Племен, шли на бой вместе с воителями Валинора; но никого из Нолдор Средиземья, никого из Эльфов Белерианда не было в Светлом Войске. Лишь после узнали они об этих сражениях, потому немногое рассказывают их предания - только то, что поведали им воины Валинора.
      Так говорит "Квента Сильмариллион":
      "Встречу войск Запада и Севера называют Великой Битвой, и Войной Гнева. И выступили все войска Державы Моргота, что стали ныне бесчисленными, и Анфауглит не мог вместить их; и весь Север был охвачен огнем Войны.
      Но это не помогло Врагу. Балроги были уничтожены все, кроме тех немногих, что бежали и укрылись в недоступных пещерах у корней земли, и бессчетные полчища Орков гибли, как сгорает солома в огне, или были сметены, как сухие листья, гонимые пламенным ветром. Немного осталось их, и долгие годы не тревожили они покой мира. И те немногие, что остались от Трех Домов Людей - Друзей Эльфов, Отцов Людей - сражались на стороне войска Валар; и в те дни отмщены были Барагунд и Бараир, Галдор и Гундор, Хуор и Хурин, и многие из вождей их. Но большая часть сынов Людей - народ ли Улдора или иные, недавно пришедшие с Востока, - выступили с Врагом, и Эльфы не забывают этого".
      Белыми, золотыми и лазурными были знамена воинства Валинора. Прекрасны и величественны обликом были Майяр, прекрасны и величественны были светлые Ванъяр, грозным было сверкающее оружие Нолдор, и в сердцах Людей горела радость битвы.
      ...Их было около полутора тысяч - воинов Аст Ахэ, шедших в бой под знаменем Тьмы. Они были обречены и знали это. Но они стали щитом тем, кто покидал Белерианд, и за ними шли в бой воины их племен, те, кому защитой была сила Властелина, те, для кого он был Учителем, мудрым и справедливым Владыкой.
      Смерть была в глазах воинов Аст Ахэ, ледяным светом сияли их клинки. И показалось Верным - не Люди это, а посланники бездны. И дрогнули Эльфы и Люди, и даже Майяр отступили, но Эонве сказал - они смертны, их можно убить...
      И человек с Востока, чье имя не сохранили предания, пробился к предводителю Черного Воинства. Отчаяньем звенел его голос, когда он крикнул:
      - Почему же медлит Великий? Почему он не вступает в бой? Мы не выстоим...
      Но воин Аст Ахэ промолчал. Он знал ответ; он не знал, как сказать такое...
      И три крылатых тени встали над Тангородрим - над Горами Ночи, Гортар Орэ: драконы Огня и дракон Воздуха, которого назвали Эльфы - Анкалагон Черный. Но ведь и драконы смертны, и Ахэрэ, сраженные в битве, возвращаются в огонь Земли...
      И когда пал последний из Черных Воинов, рухнуло знамя Аст Ахэ и было втоптано в кровавую грязь под ногами воинов Света.
      Он мог приказать Гортхауэру. Этим - нет. Они не давали ему клятвы. Они не были его учениками. Они просто пришли сюда, ибо считали, что их место - здесь, и что биться им на этой стороне. Путь у них и у него был один.
      ...И - только эти, последние преграждали путь воинству Валар. Из них лишь Охотник умел сражаться, остальные же впервые взяли оружие в руки.
      - Это против чести, - глухо сказал Воитель.
      - Наше место среди них, - ответила его сестра.
      Когда-то давно, почти год назад - всего год, как недавно, он думал, что смерти нет. А если есть, то все еще так далеко! Впереди целая жизнь, столько предстоит еще узнать и свершить, впереди - только счастье и радость... Все впереди. Впереди оставалось только несколько сотен шагов. В голову неотвязно лезло видение: огонь идет по пятам, сжигая все, и назад нет пути, и нет пути вперед. Уже некуда. Достигнут тот последний предел, далее которого отступать нельзя. Он затравленно оглянулся. Один. Совсем один. Липкий холодок пополз по спине. Только сейчас он окончательно понял, что все кончено. Дальше он идти просто не смел. Не имел права. И нет больше ничего впереди. Ему никогда не увидеть девятнадцатой зимы. Ее просто не будет. В этот миг сознание конца всего вдруг странно обрадовало его, словно мгновенно выветрив все обыденное, ежедневным грузом лежавшее на душе, оставив лишь самое главное. Он обернулся. Теперь не нужен был даже меч - все равно не выстоять.
      - Властелин! Нас больше нет! - крикнул он что есть силы, прислонившись к тяжелым створкам железных дверей. "Теперь он уйдет... Нет, как я смел подумать... он велик, он всесилен. Ха! Я увижу, как он отомстит за нас. Вы все получите свое, все!"
      Блистательное воинство Благословенной Земли сметало все преграды на своем пути. Паренька, прижавшегося крестом к дверям, сочли лишь досадной помехой, и его крик - "не смейте!" - заглушили топот ног и звон оружия. Кто-то метнул дротик - эльфийское оружие, пронзавшее железо как кору дерева, легко пропороло человеческую плоть. Он так и остался пригвожденным к двери. Дротик вошел прямо в середину груди, проломив кость. Двери распахнулись внутрь зала. Превозмогая смертную муку, он поднял голову, чтобы видеть. И он увидел все.
      Все было кончено - а он еще жил. Он ненавидел того, кто метнул дротик - не убил сразу. Он ненавидел самого себя - никак не мог умереть...
      Он видел как поверженного Валу уводили - и все еще жил... И, может, этот взгляд умирающего в отчаянии и безо всякой надежды - на что надеяться, если даже Властелин, если его - так, словно раба - этот взгляд ощутил обреченный пленник. И впервые, встретившись со взглядом человека, Вала не выдержал этого взгляда. Последнее, что он мог, что должен был сделать, последние силы - он отдал этому умирающему воину, последнему воину Аст Ахэ. Дар Смерти...
      Ни звука больше не раздалось в опустевших залах и коридорах. Пригвожденный к двери мертвый воин стоял на страже, пока не рухнули, погребая под собой его и его убитых соратников, стены крепости Тьмы.
      "И могущество Валар проникло в глубины земли. Здесь и стоял Моргот как загнанный трусливый зверь. Он бежал в глубочайшее из своих подземелий, моля о мире и пощаде, ноги его подкосились, и он рухнул ничком на землю. Тогда вновь был он скован, как в прежние времена, цепью Ангайнор, из железной короны его сделали ошейник ему, и голову его пригнули к коленям".
      Воины Валинора ворвались в тронный зал Аст Ахэ. Мелькор стоял подле своего высокого трона и ждал. Не было меча в его руках. Он молча смотрел, и под этим взглядом Майяр замерли на пороге.
      Юные и прекрасные, торжествующие, не знающие сомнений. Народ Валар. Воины Валар. Победители.
      Слабая улыбка тронула губы Черного Валы. Он сделал шаг вперед.
      И тогда Майяр бросились на него.
      Высокую корону превратили в ошейник раба. Руки Проклятого связали за спиной, и голову его пригнули к коленям.
      Он поднял голову и увидел кровавый рассвет. "Все кончено", - подумал он.
      Он встал, тяжело опираясь на меч. Последний из Черного Воинства. Последний рыцарь Мелькора. Последний защитник Аст Ахэ. Снова - в который раз - смерть пощадила его.
      Медленно пошел вперед. Кружилась голова, в ушах стоял гул, лицо побелело, и только старый шрам - наискось через все лицо слева направо алел ожогом огненного бича.
      Он знал, что умрет. Раны его были смертельны. Но одна мысль не давала ему упасть.
      Все они остались здесь. Его соратники. Его братья. Не ушел никто. Вглядываясь в мертвые лица, он повторял про себя их имена. Один. Словно последний живой на земле, о котором забыла смерть.
      Он нашел то, что искал. В грязи и крови - черное знамя Аст Ахэ. Знаменосец лежал рядом, и лицо его было спокойно, прекрасно и сурово. Как лицо мертвого бога.
      "Наверно, так и будут думать о нас. Будут слагать легенды о великой битве богов. Смешно. А имен вспомнить некому. Словно и не было нас".
      Он опустился на колени и коснулся губами окровавленного знамени. Лег, прижавшись к нему щекой, и закрыл глаза.
      "Прости нас, - прошептал он, - прости нас..."
      Его приволокли в Валинор и швырнули лицом вниз перед троном Манве в Маханаксар.
      Мантия его разметалась, словно изломанные крылья; он казался черной звездой, распятой в жгучей сверкающей пыли.
      Валар сидели в молчании, но лавина их чувств и мыслей обрушилась в его мозг, и он был беззащитен перед этим. Ненависть. Отвращение. Любопытство. Страх. Скука. Боль... откуда - боль - здесь?..
      "Как это красиво: черная звезда на блистающе-белом... Наверно, прекрасна была бы бриллиантовая диадема с единственным сверкающим черным камнем..."
      Тулкас и Ороме рывком подняли Проклятого с ослепительно-белых полированных плит в центре Маханаксар и поставили его на колени.
      Варда отвернулась: изорванное шрамами лицо - это некрасиво. Когда-то он был лучше.
      Равнодушно-прекрасный безупречно правильный лик Варды Элберет, на котором не оставляли следа ни горе, ни радость, ни сострадание, ни ненависть. Никогда. И затмевало лицо Королевы-не-знающей-боли сияние, исходившее от чела ее. Величественная и блистательная. Безликая.
      И внезапно нездешний ветер ворвался в Маханаксар. Отбросил вуаль Ниенны, открыв прекрасное страдальческое лицо. Разметал по плечам седые волосы Проклятого, рванул плащ за его спиной - окровавленными крыльями умирающей черной птицы...
      "Крылатый..."
      И вот - поднялся с трона Король Мира и, сойдя вниз по золотым ступеням, подошел к своему старшему брату. Он не смотрел на Валар, но знал - сейчас все взгляды прикованы к нему. Помедлив лишь мгновение, Манве промолвил тихо и печально:
      - Брат мой... Встань, брат мой...
      Недоуменно, ошеломленно смотрели Валар, как Король Мира сам поднял мятежного Валу с колен, как по приказу Манве Великий Охотник, стиснув зубы, рассек коротким кинжалом ремни, стягивавшие руки Проклятого.
      Только в лицо брату не посмел взглянуть Владыка Валар.
      - Настал день великой радости для нас, - вновь заговорил Манве, - ибо сегодня все избравшие путь Могуществ Арды собрались здесь, и вот пятнадцать тронов в Маханаксар...
      Лишь сейчас заметили Валар: напротив тронов Короля и Королевы Мира поставлен - еще один. К нему подвел Манве Проклятого и на высокий золотой престол усадил его.
      - Ты - равный среди равных, брат мой, ибо нет здесь ныне ни королей, ни слуг.
      "Равный среди равных..." Намо скрипнул зубами. Проклятый сидел неподвижно: изуродованные руки - на подлокотниках трона, смотрит прямо перед собой, и слепыми кажутся всевидящие глаза. Но как гордо держит голову... Внезапно Намо понял: ошейник. Кровь незаметна на черном, но как же не догадался... А подлокотники трона кажутся чернеными - кровь, кровь в узорах золотой резьбы...
      Изумленный вздох пронесся среди Валар: Король Мира снял свою сапфировую корону и положил ее на белые плиты Маханаксар.
      - Здесь нет ни королей, ни слуг, - повторил Манве, - и я лишь один из вас, Великие, не Король Мира. И не брата моего - меня будете судить вы, ибо и моя вина в том, что нарушен был мир в Арде и замысел Единого Творца Всего Сущего, Отца нашего. Я не сумел предостеречь моего брата от ошибки, не сумел защитить Арду от зла, не сумел исполнить волю Отца. Судите же меня, братья и сестры мои, судите меня справедливым судом. Покорно приму я ваш приговор и, если более достойного увенчаете вы как Короля Мира, первый склонюсь перед ним... Пусть же каждый из вас, Великие, изречет суждение свое. И выслушан будет каждый, и мера ошибок каждого будет определена, и взвешены будут все деяния.
      В этот миг он был прекрасен в своей скорби и смирении, и слова его были мудры и справедливы. Склонив златокудрую голову, Манве сел на трон и застыл в молчании.
      Намо стиснул руки. "Сказать? Нет, я не могу, я не судья... Судить может лишь беспристрастный, а мне слишком нравишься ты, Мелькор... Мелькор. И будут взвешены все деяния... Да, взвешены - вот они, чаши весов, и моего слова довольно, чтобы нарушить их равновесие... но какая из двух окажется тогда тяжелее? Кажется, я знаю; но будет ли это справедливо? И что есть справедливость? Не знаю. Я не знаю. Я не вправе. Тогда я тоже считал себя беспристрастным, а мной правил гнев. Теперь - любовь к моему брату. И снова - мною правят чувства. Нет, я должен молчать".
      В Маханаксар повисла тишина.
      - Дозволено ли будет мне сказать слово, Великие? - спросил Манве, не поднимая глаз. Молчаливое согласие было ему ответом, и младший брат Проклятого продолжил:
      - О Средиземье забота наша, так да будут призваны и выслушаны те, кто побывал в Смертных Землях. Пусть поведают они нам, что видели, ибо, не зная этого, мы не вправе судить.
      И предстал перед тронами Великих Эонве блистательный, военачальник Валар в Средиземье. И так говорил он:
      - Воинство Врага - чудовищные твари, извращенные им; те же из них, что подобны обликом младшим Детям Единого, кажутся порождениями бездны. Если мы позволим Врагу остаться на свободе, вечно будут эти отродья Тьмы терзать Арду. Да свершится над Врагом суд Великих: кара Единого должна настичь его.
      - Слышишь ли ты слова эти, брат мой? Почему ты молчишь?
      Голос Манве был исполнен скорби.
      "Почему же тебе было так легко убивать этих воинов, могучий Эонве? Почему же тот, кого ты называешь Врагом, не смог защитить себя? Почему от вас, мудрых и справедливых, бежали на Восток Люди? Мелькор, ведь ты знаешь, что все блистательные подвиги Эонве - ложь... Почему ты молчишь?"
      Но Черный Вала не ответил.
      И так говорил Курумо:
      - Все, чего касается он, становится нечистым и отвратительным. Не только тела, но и души калечит он, и не знает земля покоя, пока пребывает в мире Враг. Да судят его Великие Валар по деяниям его.
      - Ответь же на эти обвинения, брат мой...
      "Я видел твои творения. То, что создавал ты, прекрасно, Мелькор. Даже мой Майя предпочел застывшей мудрости Валинора - смерть, лишь бы стать твоим учеником. Учеником Творца. И Валар знают, что ты творец, не разрушитель; они видели, они вспомнят, только расскажи им, не молчи, расскажи им, Мелькор..."
      Но Проклятый не сказал ни слова, только чуть заметно дрогнули его руки, когда он услышал голос Майя.
      И так говорил Эарендил:
      - Слуги Врага сеют раздор между Атани и Элдар, и в ненависти своей ко всему живущему даже Людей разделил он. И те, что служат ему, перестают быть Людьми. Только злобная воля его ведет их; это чудовища, подобные живым мертвецам, устрашающие в битве! Никому в мире не будет покоя, пока существуют они! Да сгинет Враг и мерзкие твари его, что носят лишь обличье живых, на деле же - духи ненависти и разрушения!
      - Брат мой, не молчи, ответь...
      "Я видел, видел их! Эти люди умирали за тебя, своего Учителя, и никто не предал тебя, не повернул назад... Да что же ты молчишь! Говори, слышишь?!.."
      И снова - ни слова не проронил Мелькор.
      И так говорил Арафинве Ингалаурэ, Финарфин Златокудрый, король Нолдор Валинора:
      - Велика моя скорбь и скорбь народа Нолдор. В бедах всех собратьев своих, в смерти отца моего Финве, братьев и родных моих, что пребывают ныне в чертогах Мандоса, в безумии Феанаро обвиняю я его. Старшие Дети Единого изначально были чисты душой, но Враг смутил мысли их, и тьма отравила души их. Я скажу слово за народ Нолдор: лишь Враг повинен в бедствиях, что постигли их, в том, что Нолдор посмели ослушаться воли Валар и Единого. Никакая кара не будет слишком суровой для Врага и приспешников его. Пусть же заплатят они за все страдания народа моего. Должно Могучим Арды оставить великое милосердие свое в этот час.
      - Почему ты молчишь, брат?
      "А кто заплатит за кровь его учеников? И - те же слова!.. Продолжаешь дело своего отца, сын палача?! Что вы сделали с ними... Что вы хотите сделать с ним?!" - в сердце Намо поднялся ослепляющий гнев: эти обвинители, смиренный Король Мира, застывший каменной статуей Мелькор, и сам он, не смеющий сказать ни слова... "Что же ты молчишь?! Или смирился, решил покорно принять кару? Почему ты молчишь?! Скажи, скажи им, Мелькор!.. Мелькор!!"
      Король Мира опустил глаза и тихо проговорил:
      - Мне тяжелы ваши слова, словно судите не моего брата, а меня. Пусть скажет он слово в свое оправдание.
      Но Мелькор хранил молчание. Вместо него заговорила Королева Мира:
      - Воля и Замысел Отца нашего выше родства. О супруг мой, ты видишь ему нечего сказать. И если таково будет решение Великих, забудь о том, что он брат тебе.
      - Неужели это правда и тебе нечего ответить? Твое молчание наполняет скорбью мою душу...
      Багровая пелена перед глазами. Застывшее лицо Черного Валы. Обожженные руки. Немигающие глаза Варды. Склоненное в показном смирении чело Манве. Железные наручники. Ухмылка Тулкаса. Брезгливое лицо Ороме. Ошейник. Кровь на черных одеждах. Золотой трон. И - молчание, это мучительное молчание, непонятное, пугающее...
      "Что я скажу, что, что?! Если мне хочется ударить по этому красивому скорбному лицу... Король Мира! Лицемерная тварь, лжет - и сам верит в свою ложь... Что я скажу, когда хочется крикнуть - я не отдам вам его?! Скажу я не позволю? И - что будет? Поединок, битва - здесь, в Валимаре? Что станет тогда с Ардой? Неужели таков выбор... его жизнь - или жизнь Арды... брат мой, я не могу... я не хочу этого... На благо Арды - заставить молчать свое сердце... Но неужели благо Арды должно быть оплачено такой ценой?! Или я должен принести эту жертву... я?! Кто-нибудь, скажите же, что мне делать, что?.. Почему ты не говоришь ничего, Мелькор? Ведь можно сказать сейчас, все еще можно изменить... или - уже нельзя, все предрешено? Да говори же, говори!!"
      - Неужели никто не скажет слова в защиту его? - возвысил голос Манве.
      И в наступившей мертвой тишине прозвенело серебряной струной:
      - Я скажу!
      Сестра Феантури поднялась, стиснув тонкие руки:
      - О Король Мира и вы, Великие! Взгляните на брата вашего - кому довелось изведать столько боли, принять такую тяжесть на свои плечи, испытать столько страданий? В том наша вина...
      Глаза Валар были прикованы сейчас к Ниенне: что она говорит? Неслыханно! Винит их! - и в чем?!
      - Вы говорите - он ненавидит все живое. Но по вашему приговору, Великие - по твоему слову, Король Мира! - были казнены ученики Мелькора: как забыть такое? как простить? Зло порождает зло; и если ныне Мелькор ненавидит нас, в том повинны лишь мы сами. Не его - себя должны судить мы, лишь будучи справедливым к себе можно получить право говорить о неправоте другого. Если не познаешь меру добра и зла в себе - как сможешь понять, что есть добро и зло для мира?
      Вы, пришедшие в Арду по велению своей любви к миру - разве любовь эта умерла в ваших сердцах? Если вы не слышите голос Арды - не Мелькор, а вы вершите зло! Вы, принявшие облик Детей Единого - или это не помогло вам изведать человеческие чувства? Или вы забыли о милосердии, и сострадание лишь пустой звук для вас? Я говорю свое слово - пощадите! Если вы называете его жестоким, но сами не знаете жалости - как можете обвинять его? Чем вы выше его? Кто дал вам право судить вашего брата?
      Она замолчала, обводя глазами Валар. Большинство старалось не встречаться взглядом со Скорбящей Валой. Эстэ прижала руки к груди, смотрит с надеждой, жадно ловя каждое слово. Зрачки Ирмо расширены, глаза кажутся почти черными. Намо опустил голову, сильные руки, каменно-неподвижные, лежат на подлокотниках трона.
      И - немигающие холодные глаза Королевы Мира.
      - Такова воля Единого, - глухо, не поднимая взгляда, сказал Ауле.