Эффективно устраняя гордыню, простирания ещё оказывают очень сильное влияние на тело, речь и ум, выпрямляя энергетический канал в середине тела и обращая нас к просветлению. "Сто тысяч простираний - это первый решающий шаг на пути к просветлению", - часто повторял Калу Ринпоче. Хотя учителя говорят «сто тысяч» или «бум» по-тибетски, на самом деле необходимо сделать. Ханна была готова начать тут же, но моя гордыня почуяла опасность и быстро нашла лазейку: если бы нам надо было их делать, Кармапа уже сказал бы нам. А уж если начинать, то надо довести дело до конца. Лучше делать "настоящую", сидячую медитацию, пока мы опять не будем с Кармапой. Это был удобный способ избежать простираний. Даже если бы мы делали по тысяче в день, это заняло бы три месяца, а мы определённо не собирались задерживаться в скучной Сонаде так долго. Мы по-прежнему оставались полностью настроенными на Кармапу. Хотя мы были счастливы иметь такого учителя, как Калу Ринпоче, и чувствовали, как наша благодарность ему растёт с каждым днём, всё же оставались целые пласты доверия, открытые только Кармане, великому смеющемуся Будде в наших сердцах.
Но нелегко видеть, как другие делают простирания, и не попробовать самому. И вот однажды, движимый в основном любопытством, я расчистил несколько досок деревянного пола в нашей комнате. Положив спальный мешок для защиты колен, диванную подушку под живот и взяв пару старых носков, чтобы скользить на руках, я хорошенько оттянулся. Решив, что просто попробую, я не хотел никому говорить об этом. Но чувство я пережил особенное, настоящий подъём. Когда в 17 лет я ездил в Соединённые Штаты по программе обмена для игры в американский футбол, отбор мяча с лёту всегда доставлял мне большое удовольствие, и здесь я обнаружил то же чувство скорости. Однонаправленность движений захватывала, и я, вероятно, сделал 500-600 без остановки. Это было всё, что я хотел знать об их эффекте. Единственным напоминанием осталась боль в мышцах живота, и я определил простираниям место на складе сознания среди экзотических видов спорта.
Однако, когда мы пришли на следующее занятие, Калу Ринпоче с наимилейшей улыбкой сказал: "Это хорошо, что ты начал делать простирания. Они - очень важная помощь для удаления негативных впечатлений в теле, речи и уме". Он высоко отозвался обо мне, и присутствовавшие при этом тибетцы подхватили и стали в один голос расхваливать 100 000 простираний. Мне стало неловко. Это был бы явньщ саботаж - заявить перед нашей подающей надежды группой, что моё начало было всего лишь экспериментом и я, вообще-то, не собираюсь продолжать. Это могло остановить и остальных в их практике и нанести вред работе Ринпоче. Выхода не было. Нас мастерски надули, и вот мы с Ханной начали делать по 200 простираний три раза в день, что оставляло нам достаточно времени на многие другие вещи - такие, как осмотр интересных подножий холмов между Непалом, Бутаном и границей Сиккима.
Люди говорили, что Калу Ринпоче - не единственный выдающийся йогин в окрестностях Дарджилинга. На лесистых горных склонах над городом жил лама Канджур Ринпоче, ученик Кармапы из Тибета и один из высших учителей линии преемственности Ньингма. Хотя добрый инстинкт всегда подсказывал нам с Ханной, что лучше придерживаться одной линии и не смешивать учения (лучше не понимать одну вещь, чем заблуждаться в нескольких), всё же нам было любопытно и хотелось благословения. И вот однажды мы отправились на прогулку через прекрасные рощи, чтобы посетить этого мастера.
Хотя между школами Кагью и Ньингма есть большие отличия в терминологии, - на протяжении веков поучения и благословения этих двух школ несколько раз смешивались, и теперь поучения школы Ньингма составляют важную часть нашей передачи. Часто один лама держит обе традиции, и третий Кармапа Рангджунг Дордже спас высшую мудрость ума, хранимую школой Ньингма и называемую «Великое Совершенство» (Дзогчен), включив её в поток Великой Печати (Махамудры) Кагью. В общих словах можно сказать, что Дзогчен наиболее полезен людям, склонным к гневу, в то время как Чагчен оптимален для тех, у кого преобладает желание. При условии доверия к присущему нам Будда-уму, и то и другое - самый быстрый путь к цели.
Канджур Ринпоче жил с женой и сыном-воплощенцем в окружении крупного можжевельника на склоне холма. Их большой, красивый каменный дом всё ещё строился, а у Ринпоче была групппа чрезвычайно богатых учеников-французов. Чтобы войти, нам надо было сначала открыть калитку, охраняемую двумя шумными немецкими овчарками. Собаки были в плохом настроении; несколько дней назад, по словам французов, они кого-то здорово пожевали. Однако никто из западных учеников, сидевших в нашем поле зрения, не проявил особой заботы о гостях. Как и некоторые члены ближайшего окружения Калу Ринпоче, они, видимо, были слишком заняты самосовершенствованием. Мы ещё раз дали себе обещание, что, если мы начнём основывать буддийские центры на Западе, то в них не будет места эгоцентричным типам, создающим угрюмую атмосферу. Позже я проявил особенную последовательность в том, чтобы не забывать этот обет, и я даже наслаждаюсь этой активностью. Бюрократия, недружелюбие и эгоизм - это качества, которые Алмазный Путь просто не может себе позволить; это есть полное предательство духа Кармапы.
Собаки не захотели неприятностей, когда нам удалось отпереть ворота, и сразу появился Канджур Ринпоче. Он выглядел трогательно, шагая впереди нас по дороге в дом в тапочках и длинной ночной рубашке. От его жены также исходили вибрации любви, и они оба не могли сразу не понравиться. Ринпоче сел на свой трон, задал несколько вопросов и погрузился в медитацию. Мы медитировали вместе с ним, так хорошо, как могли, и вдруг оказалось, что получается намного лучше, чем обычно. Мы находились в самой сути ума, за пределами мыслей; нас просто не было - и одновременно сохранялась полная ясность. Вернувшись к повседневному сознанию с идеями и различением, мы заметили, что прошло несколько часов, и на обратном пути поздним автобусом в Сонаду мы всё ещё ощущали его благословение. Во время нашего последующего визита к нему повторилось нечто похожее. Сидя на стуле напротив нас, он начал произносить нараспев: ОМ А ХУНГ БЕНЗА ГУРУ ПЕМА СИДДХИ ХУНГ, и внезапно внутренние энергии поднялись вверх с такой силой, что я весь содрогнулся, почувствовав бесчисленные открывающиеся измерения. Полный радости и благодарности, я коснулся лбом его колена. Он умер, когда мы были с "делегацией Румтека" в Женеве весной 1977 года. Кармапа тогда пообещал, что он скоро примет новое рождение. За несколько дней до кончины своего 16-го воплощения в Чикаго в ноябре 1981 года Кармапа подтвердил новое воплощение Канджура Ринпоче, как и двадцати других важных лам. В Тибете Канджур Ринпоче сначала был одним из монахов Кармапы. После периода усиленной медитации к нему пришла женщина - обладательница мудрости, и он достиг недвойственных уровней осознавания.
Мы не пожалели также о визите к другому высокому ламе школы Ньингма, Чагдралу Ринпоче. Его монастырь недалеко от Гхума примечателен своими прекрасными ступами в старом стиле Кхадампа. Он не был воплощенцем и достиг своего уровня сознания в этой жизни. Близкий друг Калу Ринпоче, он был известен своими предсказаниями, которые привлекали многих людей, и жёсткими практическими методами обучения. Однажды Чагд-рал Ринпоче заставил одну западную девушку из породы поклонниц поп-певцов чистить хлев на протяжении полугода, и она подхватила туберкулёз, прежде чем получила от него какие-либо поучения. Когда у него бывают деньги, он часто спускается в Сили-гури, покупает столько живой рыбы, сколько может себе позволить, произносит над ней мантры и отпускает обратно в реку. Он вегетарианец и, как все последователи Гуру Ринпоче, считает дым вредным в любых формах, за исключением благовоний. "Дым отпугивает всех Будд", - говорят они. В отношении алкоголя, однако, у них более широкие взгляды. Употребляемый с должным контролем, он вроде даже продлевает жизнь. В Тибете Ринпоче посещал пещеры, в которых оставили своё благословение Гуру Ринпоче и Миларепа. Взяв за собой двух ослов, одного с книгами, а другого с провизией, он медитировал в своё удовольствие. Вскоре после этого он основал в Непале центр отшельничества с помощью щедрой королевской семьи Бутана. Как мы слышали в середине 90-х, его работа успешно продолжается.
Тогдашним главой школы Ньингма был Дуджом Ринпоче. Он скончался в 1987 году во Франции. Как и Кармапа, он постоянно был окружён своими приверженцами и людьми, которые нуждались в помощи. Он жил то в Калимпонге, то в Катманду, и в семидесятые и восьмидесятые годы несколько раз учил на Западе. В Лондоне, Париже и Нью-Йорке появились группы под его руководством. Мы уже пытались встретиться с ним в Калимпонге, но дом оказался пуст. В этот раз мы узнали, что Ринпоче в Дарджи-линге, и успели встретиться с ним за день до его отъезда.
Дуджом Ринпоче страдал от очень тяжёлой астмы. Его ученики считали это знаком того, что он берёт на себя плохую карму многих существ (а йогин Чен, цитируя свои даосские источники, утверждал, что тот слишком часто занимался любовью!) Так или иначе: его недомогание давало многим возможность получить хорошую карму, помогая ему. Он остановил наши поклоны, и, когда мы спросили о его самочувствии, он сказал просто и откровенно, так что появился целый мир ясности: "Я жалок". Он дал нам "лекарство ламы" в пакетиках - неправильной формы маленькие зёрнышки из трав, благословлённые йогами и ламами во время недель призываний, и под занавес подарил нам тонкое светлое благословение. Во время нашего третьего паломничества в 1981 году он ещё смог благословить сотню наших друзей.
На горном склоне между Дарджилингом и Гхумом, также над бензоколонкой, жили Друкчен Ринпоче и Тхугце Ринпоче. Первый теперь уже принял новое тело. Они недолюбливали Калу Ринпоче, который, по всей видимости, купив Сонаду, увёл её у них из-под носа. Они вносили важный вклад в местную активность, устраивая большие курсы и коллективные декламации. Это выводило местных буддистов из их традиционной "потребительской" роли и побуждало предпринимать что-то и самостоятельно в своей жизни. Здание монастыря порадовало нас внушительной архитектурой, а пуджа - поразительным ритмом. Однако странно было увидеть общепризнанного тулку, у которого поехала крыша. Тогда это не укладывалось у нас в голове.
Местом наших частых визитов стала община Бхутиа Басти, находившаяся за Дарджилингом. Это было интересно, поскольку они функционировали как светская организация, - но им ещё многому нужно было учиться! Коллективные процессы в их группе были гораздо менее прозрачны и продуктивны, чем в наших западных группах, которые возникнут позже. Эти визиты к соседним ламам, однако, не заставили нас забыть, что методам мы должны учиться у Калу Ринпоче. Если это не происходило само собой, как в нашем случае, тогда часто Кармапа сам посылал к нему учеников, чтобы они могли изучить основы буддизма. Традиционные поучения, а также иерархии, основанные на безбрачии, которые Калу Ринпоче принёс из своего древнего монастыря в Тибете, до сих пор составляют скелет основанных им монастырей во Франции, Канаде, Норвегии и США, и практика там ведётся на тибетском языке. Мыже вместе с нашими друзьями до 1998 года создали более 200 светских и йогических центров непосредственно для Кармапы, и особенно деятельность Кюнзига Шамарпы снабдила эту структуру важной пищей для интеллекта. Группы работают на принципах дружбы, и сами принимают решения по организационным вопросам. Этот открытый подход, частые поучения по Великой Печати (Махамуд-ре), мудрое применение медитации на учителя (Кармапу) на родном языке, - всё это уже успело принести многим удивительную зрелость. Поскольку наши группы светские и работают у всех на виду, - они не отделяются от основного потока жизни, и это обеспечивает открытые и равные условия игры для самых светлых и независимых умов.
Хотя мы учились у Калу Ринпоче почти каждый день и начали простирания под его руководством, мы до сих пор не принимали от него посвящений. Они затрагивают сознание на таких уровнях, к которым мы не хотели допускать никого, кроме Кармапы. Однажды мы вышли из комнаты перед самым началом посвящения, и это всем показалось странным. Калу Ринпоче видел затруднение, в котором мы находимся, и однажды сообщил, что Кармапа скоро поедет из восточной части Бутана в западную с заездом в Индию. Ринпоче посоветовал нам воспользоваться этой благоприятной возможностью, чтобы спросить о посвящениях. Это было лучшее, что он когда-либо нам говорил. Мы подпрыгнули от радости и волнения при мысли, что скоро опять увидим Кармапу.
Это было невообразимо чудесно, всё вокруг наполнилось светом. В течение следующих дней мы собрали информацию о его маршруте и о присутствии полиции в этих местах. Хотя мы редко могли понять, по каким каналам распространяются известия, кто-то из кхампов, истинных воинов по своей внешности, всегда знал, что делает Кармапа.
Итак, говорили, что через несколько дней он будет проезжать через Индию. Прямая дорога через Бутан ещё не достроена, и мы могли ждать его только на одной дороге, - там, где ранее сели в роскошный автобус. Мы без труда получили документы для посещения Калимпонга. К счастью, мы знали военную дорогу оттуда. Поскольку она использовалась только в тех случаях, когда обваливалась главная дорога, до бутанской границы контрольно-пропускных пунктов не было.
На этот раз мы сошли с автобуса перед шлагбаумом, отправились на пост и спросили, можем ли мы подождать там Карма-пу. Пограничниками были не те гении, что в прошлый раз, но такие же параноики. Они пригрозили, что арестуют нас, если мы быстро не уйдём. Они, наверное, боялись потерять работу, а потеря работы в Индии не шутка. Мы сказали их шефу, что являемся учениками Карманы, но он не поверил. По-видимому, он получил какое-то классическое индуистское образование и не переставая повторял: "Такую сильную кармическую связь нельзя обрести в одной жизни". Конечно, звучало странно, что двое светлокожих европейцев ощущают себя ближайшими родственниками высоко почитаемого Кармапы - учителя величайших йогов Тибета и растущего числа индийцев. Охранник, однако, не учёл в своей философии возможность того, что многие из тех ширококостных людей с белыми лицами, которые теперь исследуют Восток, могли жить здесь в прошлых жизнях, в то время как азиаты, чувствующие тягу к христианству не только ради денег и "повышения в касте", наверняка в прошлом собирали впечатления в христианских культурах.
На самом деле, узнавать своих учеников, по крайней мере, исходя из их общих черт, не трудно. Но лучше поменьше говорить о прошлых жизнях. Начинаются всякие домыслы, нельзя иметь полную уверенность, а большинству и в этой жизни эго доставляет достаточно проблем. Лучше избегать личностной драматизации и просто продолжать учить, опираясь на оптимальные возможности для этого.
Пограничники не выказали благодарности за то, что мы обогатили их философию. Наоборот, они были доведены до отчаяния. Мы поняли, что это пустая трата времени (к тому же попахивающая большой кутерьмой), надели рюкзаки и повернули обратно. Мы немного прошли по песчаной дороге с растущими по краям кривыми соснами, и нас подобрал бутанский джип. Он довёз нас до ближайшего поселения, которое всё ещё находилось в запретной зоне. Мы с радостью заметили, что никакие другие дороги не пересекают ту, на которой мы находимся, и не вливаются в неё, - это означало, что Кармапа наверняка проедет через эту деревню. Можно было остаться здесь. Мы быстро сошли с главной улицы, чтобы избежать встреч с полицией, как тайной, так и в форме, и стали искать место для ночлега. Помимо того что здесь не было пронырливых служителей власти, это оказался самый приятный маленький городок из тех, что попадались нам к югу от Гималаев. Населённый простыми и доброжелательными людьми, он лежал под сенью огромных акаций. Приятно было встретить индийцев, с которыми можно не напускать на себя строгость. Когда мы спросили, где найти гостиницу, они отвели нас прямо в главный храм, постелили циновку и предложили располагаться, принимая нас как раньше, до того как волны хиппи ринулись на восток. В этом раю был даже работающий телефон, и, когда нам сообщили из Панчёлинга, что Кармапа приедет не раньше следующего дня, подобное
гостеприимство оказалось как раз кстати. Мы расположились рядом с главным алтарём. Время от времени заходили местные жители, ударяли в гонг, чтобы пробудить своего бога, подносили еду или монеты, произносили свои пожелания и удалялись. Некоторые прихожане приносили нам поесть, а вскоре несколько тамангов, представителей в основном буддийского племени, пригласили нас посетить их храм. Это была та ситуация, когда от одного поступка зависит многое. Взять с собой поклажу или довериться им? Первый и единственный раз в Индии мы решили рискнуть и взяли только то, что всегда и так носили в карманах. Выходя, мы поняли, что им это понравилось.
Таманги повели нас тенистой дорогой между недавно посаженными деревьями, и мы подумали: "Вот так прекрасно, должно быть, выглядела Индия до того времени, когда белый человек дал им пенициллин, не дав презервативов, и произошёл демографический взрыв". Храм находился недалеко от посёлка. Он стоял на сваях для защиты от змей и крыс, и тамангский стиль был безошибочен. Как и у подножий гор, так и здесь, на равнинах, мы видели всё те же изображения белых четырёхруких форм Любящих Глаз, с неимоверно большими руками и глазами, а также выглядящие незаконченными дордже и колокольцы, сделанные местными кузнецами. Они используют простые мульды и не могут разогреть металл настолько, чтобы очистить его.
Очевидно, они не часто наведывались в это место, и мы решили, что их духовная практика должна быть здорово "подмоченной", имея ввиду изрядное количество алкоголя. Тем не менее, здесь тоже чувствовались те фундаментально хорошие энергии, которые появляются везде, где люди хотя бы просто думают о Буддах. Мы благословили место мантрами, которые знали, бросили рис, и хозяева остались довольны.
На следующее утро мы выбрали стратегическую позицию, которая давала широкий обзор дороги, позволяя нам оставаться невидимыми. В этом месте, перед въездом в посёлок, караван машин замедлил бы движение; там были также ограничители скорости. После нескольких часов ожидания и дюжины бананов появился Кармапа - в открытом лэндровере, с сопровождением позади. Мы выбежали на дорогу перед машиной, и он велел изумлённому шофёру остановиться. Раскатисто смеясь и много говоря при этом, он не пожалел времени, чтобы хорошо благословить нас.
В следующий миг он дал указания спрятать нас среди багажа в кузове грузовика, и неожиданно мы опять оказались в Бутане. В Панчёлинге автомобили остановились у гостиницы рядом с тем нашим домом отдыха. Мы удрали от компании многочисленных румтекских друзей, желавших с нами поболтать, и бросились прямо к Кармапе. Не замечая целую очередь сановников, ожидающих у входа, мы сразу вбежали внутрь. Это был момент, когда мы могли дать ему наши датские паспорта и получить взамен бутанские, чтобы уже не расставаться с ним никогда. Мысль о возвращении в Европу даже не возникала в наших умах; мы хотели только быть рядом с ним. Держа паспорта, Кар-мапа сказал: "Вам повезло, что у вас есть страна и вы не беженцы. Вы должны знать это. Оставьте их у себя, они ещё пригодятся", - и пообещав, что сделает всё возможное, он предложил нам сесть на бамбуковые стулья рядом с ним.
Мы чувствовали себя там неловко и никак не могли удобно устроиться на стульях, но были слишком поглощены своими планами, чтобы понять, почему. Но когда крепко сложенный человек, чьё лицо мы знали по значкам на лацканах и фотографиям, вошёл в комнату и сел на пол напротив Кармапы, мы, как можно незаметнее, также соскользнули вниз. Это был король Бутана собственной персоной.
Поздно вечером опять выдалась возможность увидеться с Кармапой. Войдя в комнату, мы чуть не вывалились обратно за дверь от удивления. В комнате не было ни одного внешнего источника света, и всё же она была освещена золотым сиянием с лёгким, как мне показалось, зелёным оттенком.
Этот свет исходил от самого Кармапы. Когда мы пришли в себя настолько, что смогли говорить, то спросили сначала о посвящениях. Кармапа улыбнулся: "Олухи, неужели вы не видите, что Калу Ринпоче делает мою работу? Конечно, вы можете принимать посвящения от него. Возвращайтесь в Сонаду, занимайтесь основополагающими упражнениями и всегда приезжайте ко мне в Сикким, когда сможете".
Мы встретились также с королевской семьёй, которая впоследствии, в 1979 и 1987 году, любезно приглашала нас в Бутан как своих гостей. Король Бутана сейчас женат на четырёх племянницах Чечу Ринпоче. Там был также Джигмела, племянник Кармапы, который посчитал необходимым рассказать нам, как быстро люди заканчивают простирания в медитационном уединении. После церемонии короны, устроенной для полчищ окрестных горцев совершенно обалдевшего вида, в три часа утра мы снова отправились в путь, на этот раз на мягком сиденье в кабине грузовика по соседству с нашим старым другом доктором. Поскольку Кармапа, благословляя людей и места, делал больше остановок, чем мы, к мосту Тиста мы приехали первыми. Мы ждали его с изображениями и вещами, которые ещё не дали ему на благословение в великой спешке, - мы хотели отправить их друзьям на родину. Дунув на предметы в моих руках, когда его джип проползал мимо, Кармапа вдруг исчез за мостом.
Глава тринадцатая
Домой, в Сонаду
О
т Тисты мы поехали на служебном джипе до Дард-жилинга, сошли у Гхума и нашли грузовик вниз, в Сонаду. Теперь всё стало на свои места. Кармапа велел нам оставаться здесь и учиться, - значит, это и нужно было делать. Извлекая возможную пользу из окружающего нас однообразия и стараясь действительно учиться, мы довели число ежедневных простираний до двух, а затем до трёх тысяч. Это был наш максимум, учитывая время на еду, лекции и поддержать ние живой связи с Европои.
Тогда, как и сейчас, письма были большим делом, занятием каждого свободного момента, и время у нас оставалось, фактически, лишь потому, что мы стали меньше спать. Поле благословения Кармапы и пружинистые движения простираний выпрямляли наши энергетические каналы до такой степени, что нам вполне хватало для отдыха четырёх-пяти часов сна. Комната остывала, и хорошо было начинать рано утром, чтобы наработать тепло. К нашему удивлению, практика превратила наши тела в настоящий дар, орудие, которое можно свободно использовать, и никакая тяжёлая работа не была нам неприятна с тех пор.
На меня производило очень большое впечатление то, как делала простирания Ханна, - мудрость, с которой она управлялась с этим трудным физическим упражнением. Мы делали их бок о бок, она задавала ритм, и, так как она вынослива и знает, как поддерживать плавное течение вещей, - остановок не было. Мы считали те простирания, что делала она, а я временами добавлял быстрые взрывы «сверхурочных», чтобы усилить переживание. Сочетая в себе активность тела (само движение), речи (произнесение мантр) и ума (поддержание умственного образа и осознавания), простирания являются глобально преобразующей человека тантрической практикой. Они производят необратимые изменения, и нет лучшего способа устранить запутанные энергетические потоки, оставшиеся после многих лет интоксикаций, доморощенных философий или пассивности, чем пройти это "лошадиное лечение". При этом лучше доверять вековой мудрости практики. Когда я попытался усовершенствовать её, чтобы растрясти свой сердечный центр, подкладывая что-нибудь твёрдое под грудь в том месте, где она ударялась об пол, пользу это принесло небольшую. Я получил не только некоторые интересные ощущения в области сердца, но и сломанное ребро впридачу. Моя грудь здорово болела, и мне пришлось делать последние 30000 на одной левой руке, издавая часто стоны вместо мантр. Благодаря практике созрело много глубоких впечатлений, и на протяжении недели большой чёрный плащ Защитника заслонял всё остальное, просто вися впереди и не двигаясь. Тогда мне было невдомёк, какое это фантастическое благословение.-
Калу Ринпоче
Устранение столь многих влияний, созданных наркотиками, и неправильных взглядов часто вызывало дрожь и резкие гримасы. Хорошо было знать, что это очищение, что я избавляюсь от этих вещей, а не приобретаю их. Последние 10000 распластываний, хлопков животом и так далее (этому было придумано много забавных названий) мы совершили, делая по 4000 в день, в монастыре Бхутиа Басти в Дарджилинге, слева от древней, заряженной силой статуи Гуру Ринпоче, и ламы Тхубтен и Лоди, а также доктор Джигме и члены его семьи приносили нам пищу. Новогодним утром 1971 года 111111 простираний, первая часть основополагающей практики, остались позади. Мы отметили это, вволю насладившись тёплой ванной.
Мы возвратились в Сонаду на посвящение, которое давал Калу Ринпоче, - первое из многих, полученных от него. Он передавал сочувственную сущность всех Будд, посвящая в белого четырёх-рукого Будду, которого теперь называют Любящие Глаза. В течение первых 1500 лет в Индии эта сила называлась Авалокитешва-ра, а тибетцы дали ей имя Ченрезиг. Мы втиснулись прямо перед чудесно выгравированным лицом Ринпоче, излучающим вневременную мудрость. Звуки его речитатива, колокольчика и барабана, казалось, исходили отовсюду, и его лицо принимало всё новые формы. Внезапно я ясно увидел прозрачно-белого четырёхрукого Будду перед нами. Благословение было просто невероятным, после него я еле мог стоять на ногах. Незабываемое посвящение. Особенно тибетцев рассмешило моё "усовершенствование" простираний. Ребро продолжало болеть, несмотря на повязки и экзотические мази от чересчур ревностных врачевателей. Однако продолжать терпеть это глупое препятствие было неприемлемо. Зная также, что на воскресном базаре в Калимпонге ещё можно купить подлинные тибетские произведения искусства, мы решили посетить при первой возможности этот интересный город, а также наведаться к местному ламе-целителю.
Таши из отеля Гомпус, разделивший с нами все треволнения нашего последнего визита, был довольно хорошо осведомлён о нашем местонахождении. Похоже, мы и здесь попали в тибетскую систему сплетен и информации. Однако чего он не знал и что вызвало у него настоящий восторг - это то, что мы занимаемся традиционной практикой и планируем закончить четыре основы. Он отправился с нами вместе к монгольскому ламе, купив по дороге свежеперемолотой цампы, и было отрадно чувствовать, что путь вверх, который раньше показался бы обременительным, был теперь чистым удовольствием. Тело нашло свой ритм, функционировало плавно и без усилий после простираний, и очень важный этап был позади. Наши тела теперь были хорошими слугами, а не капризными господами, и больше не ограничивали свободу ума и не делали его ленивым.
Мы достигли верха гряды и вдоль стены из серого камня, окружавшей, видимо, то, что было монастырём, подошли к воротам, за которыми располагался ряд низких домиков. Таши провёл нас в одну из дальних дверей. После яркого солнца мы вначале ничего не видели, но, привыкнув к темноте, обнаружили дружелюбно выглядящего старика, сидящего в конце низкой комнаты, заполненной коробками и сумками, и приветственно кивающего нам.
Мы, в свою очередь, поприветствовали его, и он дал нам благословение так же, как часто делает Чечу Ринпоче, - возложив обе руки по сторонам головы и затем медленно двигая их вверх к макушке, призывая к нам своих Будд-Защитников. Мы дали ему цампу и немного денег как подношение и рассказали ему о себе, а он нам - о себе.
Как большинство монголов, он принадлежал к школе Гелуг-па, буквально - школе "добродетельных". Хотя современному человеку трудно в это поверить, гелугпинцы действительно сами выбрали такое название. Соответственно, они больше известны организованностью и учёностью, чем спонтанной свежестью йогов. Они управляли Тибетом политически и основали огромные монастыри, такие как Сера, Дрепунг и Ганден, каждый из которых вмещал тысячи монахов. В этих учреждениях многие монахи сдавали экзамены по логике и искусству дебатов.
Способность иметь дело с причинами, а не только со следствиями, - это великий подарок Будды миру, и самое главное здесь -искоренить причину неведения. При этом в Тибете, где самые непревзойдённые поучения Будды сохранялись живыми в течение 1000 лет, можно было предпочесть либо путь всеохватывающего опыта и медитации, свойственный трём "старым" школам (или школам "красных шапок"), либо путь изучения, применявшийся "реформированной" школой (или школой "жёлтых шапок"). Таким образом, и быстрый путь преданного отождествления с Буддой или Ламой, и медленный и ровный путь постепенного познания - оба пути до сих пор передаются ученикам и способствуют развитию любых талантов на любом из желаемых уровней.
Этот старый монгольский лама (Таши сказал, что ему около 100 лет, хотя он определённо выглядел моложе) не соответствовал стандартам. Он был скорее йогином, чем интеллектуалом. Его главной практикой был Чёд, "отсечение" - захватывающая медитация, убивающая корень привязанности. Под аккомпанемент чрезвычайно красивого ритмичного пения и при музыкальной поддержке большого ручного барабана, колокольчика и трубы из бедренной кости, в этой медитации практикующий мысленно жертвует собственное тело голодным духам и прочим бедствующим существам, а ум отсылает Ламе. Это -практика, используемая в старых школах тибетского буддизма. Переживания в процессе этой медитации могут быть самыми впечатляющими. Сначала привлекаемые энергии появляются в воображении медитирующего, но затем он действительно видит их, и тот, кто освоил это всеобъемлющее отсечение привязанности, может потом только смеяться над всем, что обычно вызывает в людях страх и подавленность.
Монгольский лама предложил научить нас этой практике, не откладывая дело в долгий ящик, что было большой честью. Всё, что от нас требовалось, - это провести с ним шесть месяцев на местных кладбищах. Но мы хотели сначала закончить основополагающие практики с Калу Ринпоче. Костями чувствуя, насколько эффективной оказалась первая, мы горели желанием продолжать и были уже достаточно учёными, чтобы не менять просто так медитации, не спросив сначала у тех, кто уже вёл нас, - надёжный рецепт против неприятностей.