Летом, после того как закончилась практика, Бойков и Кирьянов уехали к себе в Тучково. Виталик Королев остался во Владимире. Он устроился дворником, и ему разрешили жить в общежитии.
      Их отношения с Наташей окрепли и превратились в самый настоящий роман.
      С Наташиными родителями Виталик сумел познакомиться лишь через две недели после той памятной драки, когда у него окончательно зажило лицо. Интеллигентные родители были не в восторге от выбора дочери и от перспективы получить в зятья учащегося строительного ПТУ, но перечить не стали.
      Они решили, что Наташа сама рано или поздно поймет, что Королев — не самый лучший выбор в этом мире. Но прошло полгода, а влюбленные и не думали расставаться.
      Виталий снова начал повсюду ходить с ножом. Однако стычки с Метисом и его компанией больше не повторялись. Хотя, провожая Наташу, Королев частенько видел на детской площадке всю местную уличную гвардию и слышал ставшее уже привычным треньканье раздолбанной гитары. Его перестали замечать.
      Иногда он сталкивался лицом к лицу и с самим Метисом. Каждый раз тот возникал внезапно, из-за угла. Они молча разглядывали друг друга, а потом расходились в разные стороны.
      Пару раз Виталий привозил Наташу в Тучково. Они гуляли, ночами просиживали возле костра вместе с Бойковым, Кирьяновым и другими ребятами из их компании.
      В одну из таких поездок Виталий и Наташа впервые занялись любовью.
      — В следующем году я ухожу в армию, — сообщил уже под утро Виталий.
      — Я буду тебя ждать.
      — Когда я вернусь, я хочу, чтобы мы поженились? — Виталий посмотрел на Наташу. — Ты выйдешь за меня замуж?
      В глазах Наташи показались слезы.
      — Конечно, выйду, глупый. — Она обвила его руками за шею. — Конечно, выйду. И мы всегда-всегда будем вместе.
      — Я стану работать, найду что-нибудь приличное. Сейчас время меняется, можно будет нормально заработать. Вон Лешка, мой знакомый, в коммерческий ларек продавцом устроился. Получает кучу бабок.
      — Ты сможешь устроиться кем-то лучше обычного продавца.
      — Со временем да, а для начала и это неплохо. Накоплю денег, заведу собственный ларек.
      — И чем будешь торговать? — улыбнулась Наташа.
      — Да не знаю. Всем, чем другие торгуют. Заграничное барахло, жвачка, сигареты… — Виталий приподнялся на локте. — Потом знаешь, чего мне еще нравится? Переводилки на майки, которые утюгом гладить надо. Ну с группами разными или со всякими прикольными надписями. — Он оживился. — Понимаешь, их продают по отдельности. В одном месте покупаешь переводилку, в другом майку и сам дома все делаешь. А если взяться за это серьезно, то можно продавать уже готовые майки. Знаешь, как их покупать кинутся?
      — А чего же, если это так выгодно, никто этим не занимается? — с иронией спросила Наташа.
      — Дураки потому что. Лишний раз напрягаться не хотят. К тому же почему ты считаешь, что этим никто не занимается. Вон в Москве на Арбате сколько народу стоит! И впаривают иностранцам все, чего только можно, за валюту. Шапки военные, матрешек, майки такие вот с Горбачевым, Лениным, Брежневым. Только я на Арбате торговать не хочу.
      — Почему?
      — Ну, во-первых, там своих полно. Конкуренция. А во-вторых, ну скольких иностранцев ты за день поймаешь? Трех-четырех. Ну, может, человек шесть, если повезет. — Виталик задумался. — Нет, я так не хочу. Я хочу заниматься чем-нибудь более масштабным.
      Наташа влюбленно посмотрела на Королева:
      — Наполеон.
      — А почему бы и нет? — усмехнулся Виталий. — Знаешь, я, когда в школе учился, любил уроки по истории. Особенно про древний мир. Знаешь про такого Александра Македонского?
      Наташа с трудом сдерживала смех.
      — Что-то слышала.
      — Был такой царь до нашей эры, — воодушевленно стал рассказывать Виталий, — когда еще рабы были. А отец у него тоже был царь, и такой тоже знаменитый полководец. И когда Александр рос, то он думал, что отец все завоюет и ему ничего не останется. А потом вырос и сам весь мир завоевал.
      — А кто тебе больше нравился: Александр Македонский или Наполеон? Кем бы ты хотел стать, если бы мог?
      На минуту Виталик задумался.
      — Знаешь, когда Александр Македонский, это здорово. Ну то есть просто то время мне больше нравится. Но Наполеона я все-таки уважаю больше.
      — Почему?
      — Потому что Македонский был царь, у него с рождения все было. А Наполеон, он сам всего добился. — Виталий засмеялся. — Вот если бы я родился царем, я хотел бы быть похожим на Македонского, но я им не родился.
      — Поэтому придется быть похожим на Наполеона? — засмеялась Наташа.
      — Точно.
      — С какой-то стороны ты можешь считать, что ты родился царем. Твоя же фамилия Королев, от слова «король».
      — Это всего лишь фамилия. — Он погладил ее по волосам. — Ты сейчас очень красивая.
      — Только сейчас? — кокетливо спросила Наташа.
      — Нет, всегда. Но сейчас особенно.
      — Это потому что я люблю тебя.
      — Я тоже тебя люблю.
      …Королев не появлялся в Тучкове больше месяца. Несколько раз Бойков хотел съездить к нему во Владимир, но так и не собрался. Летняя жизнь в деревне не располагала к активным действиям. Весь этот месяц Петя провел на пляже.
      Виталий объявился внезапно.
      И совсем не такой, каким Бойков ожидал его увидеть.
      Петя как раз выходил из магазина, когда его внимание привлекла сильно шатающаяся фигура человека, пытавшегося сойти с платформы.
      Когда Петя сообразил, что этот человек не кто иной, как Виталий Королев, его изумлению не было предела. За последние полгода Бойков ни разу не видел друга пьяным. Тот честно держал свое обещание, данное Наташе, и перестал пить даже пиво. Но сегодня, судя по его состоянию, Королев пил не только пиво.
      Петя быстро пошел к станции.
      — Виталь, чего с тобой случилось?
      Королев, все еще державшийся обеими руками за поручни лестницы, поднял голову и мутно посмотрел на Петю:
      — Чего надо?
      — Виталь, это я!
      Минуту Королев бессмысленно смотрел на Петю, потом по его горлу прошла судорога, и Виталия начало рвать.
      Шум приближающегося поезда со стороны Москвы заглушил утробные звуки и отвлек Бойкова от наблюдения за мучениями друга.
      «Вот черт, — подумал Петя, — сейчас все сюда двинутся. И каждая сука что-нибудь скажет».
      На подходе к станции поезд издал мощный гудок.
      — Хорошо, что скорый, — сказал Петя, обращаясь к Виталию. — Может, тебя по спине похлопать?
      Виталий отрицательно замотал головой и начал кашлять, избавляясь от остатков рвоты.
      Наконец он плюнул последний раз и посмотрел на проносящиеся мимо вагоны, за окнами которых сидели люди.
      — Уроды, — злобно сказал Виталий, когда поезд промчался мимо. Он перевел взгляд на Петю. — Здорово, Петро. Пошли, выпьем.
      — Может, тебе хватит?
      — Не хватит. — Виталик вытер тыльной стороной ладони губы. — Деньги у меня есть.
      Далеко решили не ходить. Расположились тут же, около платформы, на полянке.
      Поняв, что задавать вопросы бесполезно, Бойков молчал, дожидаясь, пока Виталий придет в более или менее нормальное состояние и заговорит сам. Наконец не выдержал:
      — Вы что, с Наташкой поругались?
      Ответа не последовало.
      — Слушай, не надо так убиваться. Поругались — помиритесь. Обычное дело.
      Виталий продолжал смотреть в одну точку и курил.
      «Черт, хотя бы Васек был здесь, — подумал Петя. — Вдвоем бы мы быстрее расшевелили».
      Он внимательно посмотрел на Виталия, пытаясь по выражению лица друга определить причину происходящего с ним.
      Что-то в нем было не так, но Петя никак не мог сообразить, что именно.
      Безжизненный взгляд? Мертвые глаза?
      Да, но Бойков уже видел у Виталика такие глаза. Это было давно. Но было. Дрожащие руки?
      Он же видел, как у Виталия дрожали руки. А учитывая, сколько тот выпил, ничего странного в том, что у него дрожат руки, не было.
      Виталий продолжал курить. И неожиданно Петя понял, что же именно не так.
      На правой руке Королева, сантиметрах в двадцати повыше ладони, был жуткий шрам, покрытый коркой запекшейся крови. Будто кто-то впился зубами Виталию в руку и не разжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
      Петя почувствовал, как от этого зрелища его охватывает ужас.
      Он взял у Виталия бутылку и сделал несколько глотков подряд.
      — Что у тебя с рукой? — хрипло спросил он, возвращая бутылку Королеву.
      Этот вопрос словно пробудил Виталия от спячки и вернул к реальности.
      — Натаха умерла, — ответил он, по-прежнему глядя мимо Бойкова.
      Петя поперхнулся:
      — Как «умерла»?
      — Вот так и умерла, — пожал плечами Виталий. — Как все люди умирают?
      — Когда?
      — Три дня назад похороны были.
      — А почему ты не сказал раньше?
      Наконец-то Виталий посмотрел Пете прямо в глаза. На Бойкова дохнуло холодом.
      — А зачем?
      — Ну как? Мы же ее тоже знали. А как это произошло?
      — Какая теперь разница. — Виталий помолчал. — Знаешь, Петро, я же все это время по городу носился как ненормальный. Не знал, куда деться. Вообще не знал, что делать. Очень жалел, что вас с Васьком нет. И все-таки не мог найти силы сразу сюда приехать. Хотел, но не мог. Водку жрал все это время. Видишь, только сегодня смог влезть в электричку и доехать. Понял, что, если не поговорю с кем-нибудь из своих, просто сойду с ума. Я ведь даже повеситься пытался. — Виталий усмехнулся. — Но не вышло. Видать, Господь Бог от меня еще чего-то ждет.
      Бойков слушал Виталия, смотрел на его руку, и у него зарождалась страшная догадка.
      — Понимаешь, Петро, — продолжал тем временем Виталий, — когда Натаха умерла, я вдруг сразу очень многое понял.
      — Что именно?
      — Очень многое. Про жизнь. Вообще про все. Я понял, что я живу не так, как надо.
      — А как надо?
      — Этого я еще не понял. — Виталий покачал головой. — Но понял, что все надо в жизни менять. Я не вернусь больше в училище. В Москву поеду.
      — Все равно тебя через год в армию заберут.
      — Не заберут, — снова усмехнулся Виталик. — Найду способы отвертеться.
      Он закурил новую папиросу, и вновь перед Петиными глазами мелькнул рваный шрам. Бойков сглотнул.
      — Что у тебя с рукой?
      — Прокусил.
      Петя закашлялся.
      — То есть как «прокусил»? Сам?
      — Ну а кто же еще?
      — Зачем?
      — Жертва. Помнишь, нам на истории рассказывали, как древние люди приносили других людей в жертву? Я ведь, когда вешался, тоже хотел принести себя в жертву. А Бог не дал мне повеситься. Я тогда взял и прокусил себе руку. Это как бы Богу за то, что он мне жизнь оставил.
      В другое время Петя принял бы эти разговоры Виталия за пьяный базар или подумал, что тот накурился конопли. Но он понимал, что это не так.
      И все-таки Петя успокоился. При всей трагичности ситуации одно было хорошо: Виталий не убивал Наташу. Еще десять минут назад Бойков подозревал лучшего друга в этом, а сейчас ему было мучительно стыдно за себя.
      Он хлопнул друга по плечу:
      — Знаешь, Виталь, я ведь когда этот шрам увидел вначале, то подумал… — Петя осекся.
      Глаза Королева сузились.
      — Что подумал?
      — Да нет, ничего. — Петя закурил новую папиросу. — И когда ты собираешься в Москву ехать?
      — Зайду к матери, а потом еще одно дело есть… Во Владимире.
      — Где устроишься?
      — Не знаю, — пожал плечами Виталий. — Устроюсь где-нибудь.
      Они допили бутылку. Королев за это время, к удивлению Пети, окончательно пришел в себя и выглядел вполне нормально.
      Они вместе дошли до его дома. Остановились у ворот.
      — Ладно, Петро, давай. — Виталик протянул ему руку. — Хорошо, что встретились.
      — Ты заходи. Сегодня вечером или завтра.
      — Завтра… — неопределенно повторил Виталий. — Завтра будет видно. — Он открыл калитку. — Ладно, еще увидимся.
      В голосе Королева Петя не услышал никакой уверенности. Но в тот момент он отнес это на общее нетрезвое состояние друга и его расстроенные чувства.
      О том, что произошло, Петя узнал лишь спустя две недели, когда в доме Бойковых появился участковый и вручил ему повестку. Петя должен был явиться на допрос к следователю.
      Мать, увидев повестку, охнула и стала медленно опускаться на стул.
      — Я так и знала, что этим кончится.
      Петя вертел повестку в руках, пытаясь понять, зачем он понадобился следователю.
      — Да не переживайте вы так, — махнул рукой участковый. — Ничего он не сделал. Вызывают в качестве свидетеля. — Он перевел взгляд на Петю. — А вот дружок твой отличился.
      Бойкову не понадобилось много времени, чтобы понять, о ком идет речь.
      — Какой дружок? Виталик?
      — Он самый. Да ты и сам уже, я вижу, все знаешь.
      — Не знаю, — отрицательно покачал головой Петя. — А что он сделал?
      — Вот придешь к следователю, он тебе все и расскажет. А я не могу. Должен сохранять конфиденциальность.
      Следователь оказался невысоким полысевшим мужчиной средних лет с утомленным выражением лица. Серый костюм, под ним такой же серый джемпер под горло.
      Перед тем как его вызвали в кабинет, Пете пришлось целых полчаса просидеть в коридоре. Все это время он чувствовал себя крайне неуютно.
      Мимо постоянно проходили люди, преимущественно в штатском. Каждый из них, проходя, бросал на Бойкова оценивающий профессиональный взгляд, пытаясь определить, что именно он натворил. И от каждого такого взгляда Петина уверенность в том, что он вызван в качестве обыкновенного свидетеля, таяла. Ему стало казаться, что это всего лишь хитроумный ментовский ход, чтобы заманить его в это здание. И, несмотря на то что он прекрасно понимал всю абсурдность своего предположения (действительно, зачем милиционерам пускаться на такие ухищрения, когда они в любой момент могли просто арестовать его, если бы им это понадобилось?), мысль о том, что его в чем-то подозревают, продолжала упорно сверлить мозг.
      Тем более что Петя знал — его есть в чем подозревать.
      Потом эта мысль внезапно сменилась следующей. Петя почувствовал зверскую злость к Виталику.
      «Кретин! — думал Бойков. — Он во что-то вляпался, а я должен отдуваться! А если он расколется и наплетет им про Славку? Менты умеют колоть. Как это в „Черной кошке“? У них там на Петровке и не такие кололись? Значит, меня тоже посадят? Кретин!»
      Он почувствовал, как у него вспотели лоб и подмышки.
      Несмотря на жару, мать настояла, чтобы он пошел к следователю в костюме и в галстуке. И в этот раз Петя не стал с ней спорить.
      Теперь ему было жарко. Он чувствовал, как по рубашке расползаются мокрые пятна. Галстук плотно стягивал горло.
      Петя слегка ослабил узел. В этот момент его позвали к следователю.
      Кроме самого следователя в комнате была секретарша, которая барабанила на машинке и не удостоила вошедшего взглядом. На подоконнике сидел еще один человек.
      Этот человек курил сигарету и, в отличие от секретарши, осмотрел Бойкова с ног до головы. Ему понадобилось на это не более трех секунд. Пете показалось, что человек ухмыльнулся.
      Ему сделалось еще жарче, он подошел к столу:
      — Здравствуйте.
      Следователь поднял голову:
      — Здравствуй. Присаживайся.
      Петя уселся на предложенный ему стул.
      Следователь еще добрых пять минут копался в своих бумагах, потом отобрал несколько чистых листов и посмотрел на Бойкова.
      — Ну что же, давай начнем. — Он выдержал паузу. — Ты уже знаешь, что произошло?
      Петя отрицательно покачал головой.
      — Ладно, тогда давай с самого начала. Бойков Петр Алексеевич?
      — Да.
      — В данный момент вы вызваны в качестве свидетеля по делу Королева Виталия Елисеевича. Для начала подпиши вот здесь. — Он протянул Пете листок. — Можешь прочитать, если хочешь. Это об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.
      Петя рассеянно пробежал листок глазами.
      — А что сделал Виталик?
      — Вопросы здесь задаю я, — отрезал следователь, наблюдая, как Петя выводит собственную фамилию.
      Петя замолчал.
      — Давно вы знакомы с Королевым?
      — С детства.
      — И что вы можете о нем сказать?
      — Он мой друг. Лучший.
      — С Шакировым Алексеем Сергеевичем знаком тоже?
      — Нет, — пожал плечами Петя. — Этого я не знаю.
      Машинка секретарши застучала с удвоенной силой.
      — Подумайте хорошенько. — Следователь внимательно посмотрел на Бойкова. — Может быть, вы когда-нибудь слышали кличку Метис?
      — Да нет, не слышал. — Петя посмотрел на человека, сидящего на подоконнике. — Я бы вспомнил.
      — То есть у вас нет ни малейших соображений, почему ваш лучший друг Виталий Королев убил Шакирова Алексея Сергеевича?
      — Нет.
      — Когда вы видели его в последний раз?
      — Две недели назад.
      — При каких обстоятельствах?
      — Он приезжал в деревню. — Петя помолчал. — Он был очень пьян.
      — Значит, две недели назад? А Шакирова он убил спустя два дня. Королев объяснял вам причину своего состояния?
      — У него умерла девушка.
      — Коновалова Наталья Аркадьевна?
      — Я не знаю ее фамилию. Но звали Наташа.
      — А вы с ней знакомы.
      — Да, где-то полгода. С тех пор как Виталик с ней познакомился. Чуть-чуть поменьше.
      Человек, сидевший на подоконнике, кашлянул.
      — А Королев рассказывал вам, как она умерла?
      — Нет. — Петя посмотрел на человека, потом на следователя. — Он сказал — просто умерла. Как все люди умирают.
      Оба помолчали.
      — Если бы все люди так умирали, то жить было бы страшно, — произнес человек на подоконнике. — Она умерла в больнице, от потери крови. — Он выдержал паузу. — Ее изнасиловали. Мы подозреваем, что это сделал Шакиров. И за это Королев убил его. Но сам Королев молчит. Молчит, хотя ему объяснили, что это убийство квалифицируется как особо тяжкое.
      — Особо тяжкое… — машинально повторил Петя.
      — Он нанес Шакирову семнадцать ножевых ранений. Продолжал бить даже после того, как Шакиров был уже мертв. Ему вышка светит.
      — Вышка?..
      — Именно так.
 
      В следующий раз Петя увидел Виталия только в зале суда. Там же находились родители Королева и Вася Кирьянов.
      Виталий сидел в клетке, обритый наголо, и, казалось, находился мыслями где-то очень далеко. За все время, пока длилось слушание, Петя всего лишь раз столкнулся с ним взглядом. Виталий слегка кивнул ему и снова ушел в себя.
      К высшей мере его не приговорили. В результате следствия было установлено, что Королев действовал в состоянии аффекта, и суд приговорил его к десяти годам лишения свободы.
      Свою роль сыграло и то, что мать Виталия почти месяц ходила по следственным органам и выясняла, от кого могло хоть что-нибудь зависеть.
      Во время оглашения приговора Виталий держался спокойно. Он выслушал решение судьи, не дрогнув ни единым мускулом. Когда ему предоставили последнее слово, он произнес всего лишь одну фразу:
      — Я сделал то, что должен был сделать.
      А когда милиционеры уводили его, Петя Бойков подумал о том, что он видит Виталия Королева в последний раз. На Петю навалилась чудовищная тоска, захотелось убежать и напиться до потери сознания…
      Вечером они сидели вдвоем с Кирьяновым. Оба молчали, поскольку говорить было не о чем. Все это время Петя вспоминал свой последний разговор с Виталиком, о том, как тот собирался уехать и начать новую жизнь.
      Петя Бойков мучительно понимал, что и он теперь не сможет жить, как прежде. Не сможет вернуться в училище, в их общую комнату. Не сможет ходить по тем местам, которые будут напоминать ему о Королеве.
      — Я, наверное, уеду, — произнес Петя. — А то тошно.
      — Тошно, — согласился Кирьянов. — Когда вернешься?
      — Не знаю. Хотелось бы никогда.
      — А чем займешься?
      Неожиданно Петя вспомнил статью из газеты, которую он читал во Владимире.
      — Попробую поступить в погранучилище. Отправят куда-нибудь на Дальний Восток или в Среднюю Азию. Не могу я здесь.
      — А примут?
      — Не знаю, других же принимают. — Петя оживился. — Слушай, Васек, а поехали поступать вместе? Веселее учиться будет. А не поступим, все равно ведь ничего не теряем.
      Кирьянов сосредоточенно почесал затылок:
      — Вообще-то я об этом никогда не думал.
      — А я что, думал?
      Кирьянов посмотрел на Петю и пожал плечами:
      — Ну поехали. Погранучилище так погранучилище. Один хрен. Все равно через год в армию.
      Так закончилось лето 1987 года. Вместе с ним окончательно ушла и юность…

Глава первая