В просторном, светлом помещении диспетчерского пульта управления Новороссийской электростанцией в этот достаточно уже поздний час царило оживление. Практически все сотрудники были оповещены, что сегодня, в самом конце программы «Время», будет показан сюжет, который сняли те телевизионщики из Москвы, что побывали здесь недавно. Снимали они много, их водили по всем службам, во все цеха. Потом они еще и по городу ездили. Многих расспрашивали о работе, о домашних делах, о семьях. И каждый, кто имел хоть какое-то касательство к тем съемкам, теперь был абсолютно уверен, что сегодня покажут по телевизору именно его. Эйфория, елки-палки! Люди звонили домой, предупреждали родных, даже не ведая о том, что из почти полуторачасового отснятого материала в главной редакции информационной программы телеканала будет оставлен лишь куцый, меньше чем пятиминутный, огрызок. Но даже и такой сюжет на телевидении считался большим успехом.
      Но город не ведал об этом, и здесь едва ли не с утра шли разговоры о том, что их покажут сегодня всей стране. И когда часовая стрелка стала подходить к девяти вечера, возбуждение, пожалуй, достигло своего максимума.
      Беда заключалась только в том, что телевизоров, как таковых, в производственных помещениях не было. Ну у начальства в кабинете, но то не в счет. Был еще один, небольшой, в подсобном помещении, где работники могли перекусить, фактически не отходя далеко от своего рабочего места. Имелся там и диванчик — для краткого отдыха, и небольшая кладовка — для инвентаря уборщиц и хранения необходимых слесарных и прочих инструментов. Вот в ее сторону, точнее, в сторону длинного коридора, в конце которого был открыта дверь в подсобное помещение, откуда доносились голоса из работающего телевизора, и было устремлено внимание обоих дежурных. Один из них сидел у диспетчерского пульта, а второй — у монитора большого, мощного компьютера.
      Когда-то, на заре создания крупнейших электростанций, эти огромные полукольца пультов управления, на которых размещались сотни, если не тысячи, различных приборов, в автоматическом режиме следящих за работой данного объекта, впечатляли чрезвычайно. Любому постороннему человеку могло показаться, что он находится внутри какого-то космического корабля, какими их живописали писатели-фантасты. Но шло время, и корабли появились, и все оказалось не совсем так, как представлялось. А вот пульты с бесконечными рядами мигающих огоньков — они остались, как и остались дежурные операторы. И у новичка по-прежнему никак не укладывалось в голове, каким образом нормальный человек может уследить сразу за всеми показаниями приборов.
      Однажды одному опытному пилоту, летчику-испытателю высочайшего класса, задали этот уже ставший банальным вопрос, показывая на приборную доску в кабине его авиалайнера, напоминающую пульт управления электростанцией, ну разве что размером гораздо меньше. Тот улыбнулся и ответил, что и сам толком не знает, как у него это получается. Но, добавил он, если вдруг происходит какой-то сбой, неожиданное отклонение от нормы, от заложенной программы, то его глаз моментально, словно бы сам по себе, фиксирует это показание на соответствующем приборе — вот и все.
      Тренировка, опыт, знание — можно говорить о различных составляющих особого внимания оператора, но его главным, основным инструментом по-прежнему оставался лишь один тестер — собственные глаза. Компьютер не отменил, а здорово облегчил оператору эту утомительную, рутинную работу. Более того, как бы взял на себя еще и управленческие функции.
      В Новороссийске давно поняли необходимость компьютеризации, и работники электростанции сами составили для себя программу, которая теперь и проходила свое, по сути, самое главное испытание. Пока лето, можно было дорабатывать, доделывать, что-то исправлять, потому что зима уже сама с удручающим постоянством вносила собственные коррективы.
      Об этом, как слышали дежурные операторы у пульта, и говорили из телевизора, стоявшего в подсобке. Доносился бодрый голос главного энергетика, и это означало, что до репортажа из Новороссийска дело еще не дошло.
      Наконец, бодрый голос смолк и забубнил диктор. В дверях зала, в котором располагался диспетчерский пульт управления, появился невысокий, светловолосый, симпатичный парень лет двадцати с небольшим. На нем была такая же синяя с красными вставками и белыми буквами форма, как на всех остальных работниках электростанции. Звали его Славкой, а вот фамилию как-то не помнил никто. Славка — и Славка, послушный и простодушный, старательный парень, отслуживший в армии и недавно, меньше недели назад, устроившийся сюда на работу слесарем-механиком. На большом производстве слесарная работа всегда найдется — там открутить, здесь, наоборот, прикрутить. И на Славку никто не жаловался, он всегда оказывался под рукой в нужный момент.
      Вот и сейчас он заглянул в зал — весь открытый, улыбающийся — и закричал, чтобы перекрыть шум работающих турбин:
      — Дмитрий Александрыч! Борис Петрович! Чего ж вы еще тут сидите? Идите скорей, там через минуту вас будут показывать по телику!
      — Чего, уже, да? — живо откликнулся словно только и ожидавший этого момента Дмитрий Александрович, коротко стриженный, крупный мужчина лет тридцати, сидевший за пультом. Он поднялся, потянулся по-богатырски и, в свою очередь, крикнул напарнику, наблюдавшему за показаниями компьютера: — Во, как быстро знаменитыми-то становятся, а?.. Пошли поглядим, Боря… Спасибо, Славка! — добавил он парню и снова обернулся к Борису: — Ну?
      — Ты сходи посмотри, потом расскажешь, — недовольно отозвался Борис.
      — Да ты чего? — изумился Дмитрий Александрович. — Сам на себя посмотреть не хочешь? Слушай, брось ты, всего одна минута!
      — Дим, ты же сам знаешь, я не имею права оставить систему без наблюдения… Ну чего мы, дети, что ли? А потом, я все равно попросил Наташку записать на кассету… Дома посмотрю… Завтра…
      — Да кончай ты дурью-то маяться, — почти сердито продолжал настаивать напарник. — Ты чего думаешь? Неужели кто-то станет стучать начальству, что ты, извини, на минуту в сортир отлить вышел? — Он грубовато захохотал. — Вставай, пошли, моя сказала, что мы с тобой теперь вроде как кинозвездами станем! Весь город узнавать будет! Слава, блин, на всю округу! Случись это пораньше, нам бы пиво без очереди наливали!.. Пойдем…
      Дмитрий Александрович отправился к двери, попутно легонько хлопнул Славку по спине и снова призывно махнул рукой Борису. Тот неохотно поднялся…
      В подсобном помещении было тесно от набежавшего народа. К сожалению, само помещение было небольшим, поэтому и разместилось тут не более полутора десятков человек. Когда операторы подошли к группе сотрудников, не поместившихся в подсобке и глядящих из коридора в телевизор через головы стоящих впереди, задний обернулся и приветливо кивнул Дмитрию с Борисом, а Славка тут же подсказал — весело закричал:
      — Граждане зрители! Дайте хоть одним глазком взглянуть на себя героям передачи!
      Люди в одинаковой форме обернулись и расступились, пропуская вперед двоих дежурных операторов, а Славка, подталкивая Бориса в спину, и сам вроде бы как попытался пролезть за ними. Но его аккуратно взяла за воротник тетя Шура, совсем не старая еще уборщица в синем рабочем халате и цветастой косынке, стягивающей ее пышные черные волосы. Типичная такая казачка — крепкотелая и занозистая:
      — А ты куды прешь? Ишь ты, артист! Тебя тоже, что ль, показывают? Мал еще, не мешай старшим смотреть.
      И Славка послушно отступил назад, поглядев, как другие, впереди, охотно пропустили к самому телевизору двоих операторов.
      — А чего, теть Шур, наши выступали уже?
      — Нет еще, — отмахнулась та, не глядя на парня. — Скоро, наверно…
      — А их обоих покажут, да? Ну теть Шур! — словно маленький, заныл Славка.
      — Да хрен их знает, этих телевизионщиков! — резко бросила женщина. — Славка, помолчи! И вообще, отвали, смотреть мешаешь!.. — И она зачарованно уставилась на экран.
      Славка отступил назад, огляделся, потом, вытянувшись на цыпочки, посмотрел, где устроились операторы, и отошел дальше. Несколько секунд понаблюдал за зрителями, а затем легкой и бесшумной пробежкой вдоль стены коридора вернулся к залу, где размещался пульт управления. Сюда хорошо доносился голос диктора — там звук усилили:
      — …Каждую зиму в Новороссийске, как уже давно известно, дует суровый норд-ост, который в народе окрестили… — Голос звучал грозно и значительно, будто сам диктор этот норд-ост и производил. Славка хмыкнул, садясь за пульт управления электростанцией. А диктор продолжал: — Целые районы города и его окрестностей нередко остаются без электричества на несколько дней… а иногда и недель…
      Славка снова хмыкнул, на этот раз презрительно — по отношению к телевизионному журналисту, произносящему эту тухлую банальщину, с которой уже сто лет, наверное, начинаются все передачи про Новороссийск, уж Славка-то наслушался. Болтают одно и то же, и ничего нового…
      — …А между тем ситуация с энергоснабжением давно вызывала беспокойство властей и жителей города…
      — Ага, — пробормотал Славка, отстраняясь от пульта и быстро перебегая на место второго оператора — к компьютеру, — еще как беспокоит!..
      А тележурналист продолжал свой репортаж:
      — …«Компьютерная система диспетчеризации и управления энергоснабжением» — так официально называется то ноу-хау, иначе говоря, та научно-техническая новинка, которую тестируют сейчас новороссийские энергетики… Именно она, как утверждают в городе, избавит его жителей от вынужденной необходимости жить при свечах. И это — в двадцать первом веке от Рождества Христова! — с пафосом произнес он.
      — Двадцать первый век… — улыбаясь, повторил Славка, а пальцы его быстро и уверенно бегали по клавиатуре.
      — …Даже если суровый северный ветер норд-ост… — продолжал изрекать телевизор.
      — Ишь ты! Даже если суровый!.. Он же — северный!.. — уже откровенно издевался над ним Славка, не отрывая глаз от экрана монитора. — Он же ветер!.. У-ух, как страшно, аж жуть!..
      — …будет обрывать электрические провода, — продолжал гнуть свое тележурналист, — все равно без света останутся один, максимум два дома, а не целый район… И устранить неполадки будет гораздо легче!
      — Ну просто очень легко!.. — продолжал издеваться над ним Славка, не отрываясь от своей работы и одновременно прислушиваясь к тому, о чем шла речь в другом конце коридора.
      — …А сейчас я хочу передать микрофон одному из тех, кто сегодня внедряет в жизнь эту систему, старшему дежурному оператору Столешникову Дмитрию Александровичу… Прошу вас, Дмитрий Александрович, расскажите нашим телезрителям о вашей новинке…
      — Тут, можно сказать, система такая… — начал говорить низким, неестественным голосом дежурный оператор. — Смысл в том, понимаешь ли, что компьютер контролирует все подстанции.
      — Если можно, поподробнее, — бойко вклинился телевизионщик.
      — Ну Митя! — послышались дружные голоса зрителей из подсобки. — Ну ты даешь!..
      — Не, ребят, гляньте, каков, а?
      — Все, Митька, пропал! От девок отбою не будет! Слава — на весь город!
      — Ну, блин, прямо кинозвезда!
      — Наконец-то!..
      — Поэтому если произошел на линии где-то разрыв, — пробился через возгласы слушателей натруженный бас Дмитрия Александровича, — наш компьютер немедленно, понимаешь ли, дает команду другим участкам и замыкает цепь. Авария локализуется сразу же…
      — Ну Дима, ну, блин, академик!..
      Славка на миг оторвал пристальный взгляд от экрана, словно навострил слух, и, хитро, но тихо засмеявшись, заметил:
      — А вот это мы, дядь Мить, понимаешь ли, еще посмотрим…
      Он нажал клавишу, чуть откинувшись в кресле, и уставился на экран с ожиданием. Через несколько секунд на мониторе появился текст: «До активизации программы осталось 59 минут 57 секунд».
      Славка быстро и уверенно пробежал пальцами по клавиатуре, и текст исчез. А на экране монитора снова появились диаграммы и таблицы, которые были на нем до того, как в программу работы электростанции вмешался обычный слесарь-механик Славка Найденов, решительно ничем не примечательный парень двадцати трех лет от роду, известный разве что в своем достаточно узком кругу молодых парней, увлекающихся компьютерными играми, как Доктор Си. Вот такой у Славки был странный ник, понимаешь ли, говоря присказкой дяди Мити Столешникова, который ни сном ни духом, разумеется, не догадывался о том, что слесаренок, недавно принятый на работу, вообще что-то сечет в компьютерных делах.
      Из подсобки донесся очередной взрыв восторга:
      — Борька! А чего тебе-то не дали слова? Ты ж не последняя спица!.. Автор программы, а они…
      — Ну, блин, вырезали! Таскались тут, записывали, а ни фига не оставили!
      — Да ну их всех к такой…
      — Эй! Кончайте там выражаться! — Это тетя Шура усмиряла расходившихся зрителей. — Еще не все, дайте доглядеть!..
      — Да не-е… — уныло протянул Славка, снова оказавшийся за спиной тети Шуры и пытавшийся, поднимаясь на цыпочки и невольно прижимаясь к ее широкоплечей и еще более широкозадой фигуре, чтобы разглядеть, что творится на экране. — Раз сразу не показали, значит, наверно, отрезали…
      — Больно понимаешь! — огрызнулась тетя Шура, оглядываясь. — Слышь, ну чего ты возле меня все трешься, Славк? Аль молодки надоели? — Она хихикнула и легонько толкнула его задом. — Отвали, смотреть мешаешь!.. Эй, Славк, — она игриво ткнула его локтем в живот, — а это еще что за хмырь такой?
      — Где? — Он опять поднялся на цыпочки и снова ненарочно прижался к ее спине, стараясь хоть так компенсировать свой невысокий рост. И тетя Шура хмыкнула, задом-то повела из стороны в сторону, но не отстранилась. «Вот ведь какая стерва», — мелькнуло у Славки. — Не знаю, теть Шур, — сказал он.
      Но диктор уже сам подсказал:
      — А сейчас мы спросим главу крупнейшей московской компании, специализирующейся по «Ай-Ти» и компьютерам, Григория Алексеевича Переверзина. Он, кстати, сам уроженец города Новороссийска и очень болеет за родной город… Григорий Алексеевич, наши телезрители хотели бы услышать и ваше мнение по поводу тех животрепещущих проблем, которые мы постарались осветить в своем репортаже.
      — Я целиком и полностью согласен с такой острой, а главное, своевременной постановкой вопроса в нашем правительстве. Я считаю, что перевод энергетики под компьютерный контроль станет переломным моментом в жизни и моего родного города. Со своей стороны хочу сказать следующее. Во-первых, я считаю…
      Но его уже слушать никто не стал, народ зашумел и начал расходиться по своим рабочим местам. И первым устремился к выходу Борис Петрович Платонов, так и не увидевший на экране своего выступления, о чем сильно жалел, потому что уже успел растрепаться жене и соседям о своем триумфе. Как же, само Центральное телевидение! Вечно у них через это самое… Хоть физиономию показали, и на том спасибо…
      Он уселся в свое вращающееся кресло и «спросил» компьютер, все ли в порядке, нет ли посторонних помех? Компьютер «ответил», что постороннего вмешательства в заданную программу не было…
      В отличие от работников электростанции, которым был совершенно неинтересен или, грубо говоря, по фигу какой-то там Переверзин, высокий, худой человек, которого звали куратором, прекрасно осведомленный о телевизионном репортаже, завершавшем программу «Время», очень внимательно просмотрел ее от начала до конца и даже записал на лазерный диск.
      С давних пор он усвоил непреложную истину о том, что даже самые слабые чернила всегда оказываются лучше самой твердой памяти. И хотя на собственную память он никогда не жаловался, однако постоянно помнил, что документальная фиксация факта — важное и необходимое условие его работы. А кроме того, у него при прослушивании передачи появилось ощущение чего-то очень знакомого. Слуховая какая-то ассоциация, но в связи с чем — вот об этом следовало поразмышлять.
      Это «знакомое» прозвучало в конце передачи, и куратор стал раз за разом прослушивать хвастливый текст, произносимый каким-то московским бизнесменом, совершенно неизвестным ему, где тот излагал собственные соображения о внедрении в энергетику компьютерных программ, разработанных на его фирме, пользующейся, оказывается, непререкаемым авторитетом и поддержкой правительства.
      И вдруг осенило! Неожиданно подсказала фраза: «Я считаю…» Многократно повторенная в других телефонных разговорах куратора с заказчиком, она теперь выдала того полностью, хотя этот господин Переверзин старался тщательно сохранять свое инкогнито. Так вот кто ты таков, голубчик?! Вот зачем тебе понадобился «Конец света»?! Ну конечно, теперь-то уж все встало на свои места. И жуткий, страшный Карабас-Барабас на поверку оказался обыкновенным беззастенчивым дельцом-фирмачом, самоуверенным и, естественно, наглым — без этих качеств в России бизнес и не существует, — готовым пойти в конкурентной борьбе на крайние меры… Да, это так, но он платит деньги, значит, и заказывает музыку. А ты можешь не плясать под его дудку и не слушать идиотской музыки… если сам заранее не подписался. Ну а если уж подписался, то придется, видимо, доигрывать расписанную для тебя партию до конца. Чего бы тебе это ни стоило…
      Странное оставалось ощущение: этот Переверзин выглядел вполне респектабельным, современным дельцом, никого не пугал, не угрожал никому, говорил в принципе правильные слова. Ну одеяло тянул на себя, так это ж и есть бизнес.
      Куратор еще раз прослушал запись последнего своего телефонного разговора с заказчиком, а потом его же выступление по телевидению. Совпадало. Впрочем, всегда можно провести соответствующую криминалистическую экспертизу — для окончательной уверенности…
      «А вот теперь, — с усмешкой, не предвещавшей заказчику ничего хорошего, подумал куратор, — вы сами, Григорий Алексеевич, у меня в руках. И вы уже никуда не скроетесь… Никаким лопушком свою голую задницу не прикроете!»
      Ах какую высокую цену теперь приобретали записи телефонных переговоров куратора с заказчиком! Несмотря на то что Переверзин всякий раз тщательно пытался завуалировать нейтральными фразами свой «живоглотский интерес». Очень удачная мысль была — записать телепередачу.
      Однако почему-то совершенно не «телится» исполнитель, этот «Белый паук»… У него ведь остается все меньше времени до контрольного срока — всего два дня. А много ли за них сделаешь, особенно если ты находишься где-то в Скандинавии?..
      Эти сведения, кстати, которые куратор сообщил заказчику, не были им выдуманы. Уайта Спайдера безуспешно в течение почти восьми лет ловили и британская полиция, и швейцарская, и многие другие. Но все секретные полицейские сведения, так или иначе, оказывались во Всемирной паутине. Хакеры ведь народ особый, им поржать над властями — одно наслаждение. Вот среди них, охотно обменивающихся секретами Полишинеля всех заинтересованных полиций мира, и узнавал куратор последние новости о новых местах пребывания «Белого паука» — им-то уж можно было доверять.
      Впрочем, и ждать уже оставалось недолго…
      И едва куратор подумал об этом, как экран его монитора погас, еще короткое время тускло отсвечивая, пока не стал совсем черным, как темнота, сгустившаяся в комнате.
      Еще не веря себе, куратор поднялся и медленно подошел к плотной шторе, занавешивающей окно. Отдернул ее и… ничего не увидел. За окном была все та же густая, непролазная чернота. «Неужели свершилось? — подумал он еще робко. — И действительно наступил конец света?»
      На улице не было видно ни огонька. А здесь, в комнате, настенные, круглые часы, цифры и стрелки которых были покрыты светящимся составом, показывали 23 часа 42 минуты.
      Мелодия мобильника заставила куратора вернуться к столу и попытаться по звуку найти трубку. Нашел, включил. Услышал:
      — Диктую номер банковского счета. — И «паук» начал размеренно диктовать ряд цифр.
      — Э-э-э… послушайте, — спохватился куратор, — одну минуту! Я должен включить фонарик, темно, не вижу!
      — Включайте, я жду ровно пятнадцать секунд.
      — Нашел, диктуйте. — Куратор включил фонарик и взял карандаш. Записал все сказанное «пауком». Услышал:
      — Повторите!
      И послушно прочитал набор цифр и название банка в Германии.
      — Я хотел бы спросить… — сказал куратор, но в ответ раздались короткие гудки — Уайт Спайдер был верен себе.
      Что он хотел спросить, куратор еще и сам не придумал, но ему нужно было задержать «паука» на связи, чтобы попытаться засечь его местонахождение, но подвела дисциплинированность: прежде всего дело — в данном случае окончательный расчет.
      А когда опомнился, понял, что чуть было не сотворил глупость. Осторожный «паук» с ходу бы все просек! Да он и так прекрасно понимает ситуацию, оттого и осторожен… А между прочим, как бы он, куратор, действовал сейчас, каким образом пытался бы засечь своего абонента, когда света нет во всем городе? И неизвестно, когда теперь заработает компьютер… Да и поздно уже подключать аккумуляторы: «паук» свалил…
      Ну лихач! Ну артист! Действительно Уайт Спайдер, его ни в какую лупу не разглядишь…
      Но теперь надо было ждать, когда на связь выйдет сам заказчик, чтобы передать тому номер счета, на который следовало перевести вторую половину гонорара, ведь операция «Конец света» состоялась-таки. Правда, снова возникли сомнения: а вдруг заказчик откажется от своих обещаний? Ведь в этом случае он будет просто уже обязан решить окончательно и радикально тот самый вопрос, который мучил весь день куратора. А это, в свою очередь, означало, что надо быть готовым буквально к любой неожиданности!..
      «Вот же времена настали…» — тяжко вздохнул куратор и выключил фонарик — в темноте ему лучше думалось…

Глава вторая ПОЕЗД НА ЮГ