Фридрих Евсеевич Незнанский
      Серия "МАРШ ТУРЕЦКОГО"
      Убийство на Неглинной
      (1998)
      Пролог
      САНКТ-ПЕТЕРБУРГ,
      КОНЕЦ АВГУСТА 1997 ГОДА
      Шел десятый час вечера, когда в кабинете вице-губернатора Василия Ильича Михайлова раздался тягучий сигнал телефона правительственной связи, в просторечии именуемого "вертушкой". Хозяин кабинета, круглолицый и широкоплечий шатен сорока с небольшим лет, не глядя, привычным жестом снял трубку. Голос говорившего был знаком:
      - Привет тебе. Как самочувствие?
      - Вашими молитвами, Михаил Гаврилыч. Что так поздно?
      - Решение принято, Василий Ильич. Даю добро.
      - Та-ак... - протянул Михайлов и, машинально взяв трубку другой рукой, облокотился на стол, навалившись грудью. Помолчал. - Я надеюсь, вам уже доложили о... дебатах по поводу акционирования "Озона"? Я пока держу оборону, но против совершенно бешеного напора и ваших и наших могу не устоять. В прямом смысле.
      - Да брось, Василий Ильич! - раскатисто, но не очень искренно рассмеялся звонивший. - Можно подумать, что мы не вместе с тобой затевали всю эту кампанию! А то я тебя плохо знаю! Да, конечно, - посерьезнел он, я понимаю, что приватизация такого гиганта, как наш "Озон", чревата... некоторыми, скажем так, последствиями. Но ты не забывай: сейчас это твои живые деньги. Это твои главные акции на следующих выборах, понимаешь? Я хочу, чтоб именно это ты знал.
      - Сие нам ведомо... Не корысти ради, а токмо пользы общественной для...
      - И еще. Я хочу, чтоб ты правильно меня понял. Нам придется несколько сместить, так сказать, намеченные ориентиры, Василий Ильич. Поверь, не моя это инициатива, но у нас, в Москве... словом, мы тут, как принято говорить, посовещались... Короче, основной груз ответственности возьмет на себя банк "Универсал". Потапова ты знаешь. Если нет, познакомлю, толковый мужик. Речь, конечно, как ты понимаешь, идет о контрольном пакете. Ясна картина?
      - А что будем делать с его конкурентами? Они не успокоятся.
      - Бог не выдаст, как говорится... Да и ты не новичок. Знаешь такую байку? Доступ к телу ограничен.
      - К чьему телу-то? - вздохнул Михайлов.
      - Ну-ну, - покровительственно заметил звонивший. - У Потапова, кстати, есть еще несколько деловых предложений. Он либо сам подъедет, либо я тебя на парочку деньков сюда вытащу. Есть о чем поговорить по душам. Ну а как там твоя большая половина?
      Он имел в виду супругу Василия Ильича, женщину могучую и не знающую сомнений. В отличие от мужа.
      - На этом фронте без перемен, - отшутился Михайлов.
      - Ну, я рад за тебя. Значит, договорились. Решение кабинета ты получишь в течение двух дней. С Богом!
      Положив трубку, Михайлов тяжело задумался. И было над чем. Недели полторы назад в Коммерческом клубе, куда Михайлова специально пригласили на обед новые питерские бизнесмены, как бы сам по себе затеялся острый разговор о явной экспансии московских банков и о той двусмысленной политике, которая проводится под крылом кабинета министров России. А кому же, как не Михайлову, являющемуся председателем Комитета по управлению городским имуществом, было не знать об этом. Крупнейшие предприятия последовательно и целеустремленно доводились до банкротства, а затем за вполне символические миллиарды "деревянных" становились чужой собственностью. И эта волна катилась по всей стране: на Дальнем Востоке, в Кузбассе, в срединной России, и здесь, в бывшей северной столице. И за каждой такой акцией стояли вполне конкретные банки, финансовые группы и лица. Жестокий передел напрочь сметал конкурентов, обострял борьбу уже в высших эшелонах власти.
      Как понял Михайлов, именно желание оградить себя от вторжения неразборчивой в средствах достижения целей Москвы и заставило каким-то образом сплотиться петербургским деловым людям, судьба большинства из которых была уже предрешена. Объяснять эту банальную истину было смешно, и Михайлов старался отделываться от особо воинственных наскоков с присущим ему юмором.
      Однако были среди собравшихся двое-трое молчаливых слушателей. Они, казалось, не обращали внимания на шутливые реплики официального хозяина городского имущества, а занимались исключительно обедом. Михайлов, конечно, знал их, как ведомо ему было и то, что стародавние времена, о которых грезило большинство присутствующих, этих "новых русских" и на порог бы подобного заведения не пустили. Но времена изменились, и бывшие воры, чьи истинные капиталы не поддавались никакому государственному учету, заняли-таки свои места в новейшей иерархии. И власть их далеко распространялась за видимые пределы. Равнодушные физиономии, незаинтересованные взгляды... Это все, знал Михайлов, элементы большой игры, где все остальные участники, суетящиеся со своими "острыми" вопросами, лишь обычные фишки на клетчатой доске истории нового российского времени.
      Тягостное впечатление произвело их молчаливое присутствие на Михайлова. Ибо здесь лишь он один мог знать, какой следующий шаг сделает государство в своей экономической политике и чем этот шаг отзовется для "мелкой сошки".
      И вот теперь шаг сделан. Крупнейшее отраслевое производственное объединение среди предприятий оборонной промышленности, акционированное и доведенное до полной нищеты, должно быть принесено в жертву федеральному бюджету. Госкомимущество, по сути, утвердило план приватизации "Озона", выставляемого на торги, где все приоритеты, как только что сообщил из Москвы вице-премьер Нечаев, один из авторов этой идеи, отдаются банку "Универсал". Следующим на очереди будет морской порт, чьи долги государству уже превысили любые мыслимые цифры.
      Но ведь именно от этого остерегали Михайлова предприниматели из Коммерческого клуба, отстаивавшие своей интерес, и он старался удержать на лице хорошую мину, доподлинно зная, что игра давно сделана и им в ней места нет. А ведь гнев обманутых бывает страшен.
      "Что ж, - усмехнулся он, поднимаясь и гася свет настольной лампы, может, Бог действительно не выдаст, как уверяет Михаил Васильевич..." Он набрал четыре цифры внутреннего телефона.
      - Новиков у вас? Пусть ждет в машине. Я уезжаю...
      Высадив хозяина возле подъезда и поднявшись вместе с ним на четвертый этаж, Сергей Новиков, телохранитель и шофер Михайлова, подождал, пока за Василием Ильичом закроется дверь квартиры и, насвистывая, легкой походкой пошел по лестнице вниз. Уже сел в машину, когда зазуммерил "сотовик". Наверное, хозяин что-то забыл, решил он.
      - Я еще тут, Василь Ильич! - сказал в трубку.
      - Не гони коней, Митроха, - услышал он и насторожился: голос был незнакомый. Но дело в том, что Митрохой его звали всего несколько человек.
      - А это кто? - внутренне напрягаясь, спросил он.
      - Тебе привет привезли. - Голос был какой-то странный, будто механический. - Ты домой едешь?
      - Машину поставить бы надо...
      - Ну ставь давай и подгребай до хаты. Мы тебя там и встретим.
      - Кто это - мы и как я вас узнаю?
      - Мы сами тебя узнаем. Да ты не бзди, парень, мы по делу. Обсудим...
      Хотел было ответить им Сергей, по-русски соответственно, но почему-то не решился.
      - А вы-то далеко? Чего гонять туда-обратно! Лучше я сначала к вам подскочу.
      - Можно и так. Выруливай на улицу и направо. Мы подойдем.
      Но получилось так, что не они подошли к нему, а он сам подъехал к ним. Двое мужиков в джинсе и коже, один постарше, другой - ровесник Сергею, лет двадцати пяти - двадцати семи. Хотя в таком свете хрен чего разглядишь. У обоих сумки, какие носят "челноки". Сергей остановил машину, а те молча уселись на заднее сиденье.
      - У тебя тут как, в порядке? - спросил тот, кто постарше. У него был сухой, без интонаций, голос.
      - В смысле поговорить? Можно. Куда едем?
      - На первый случай желательно к тебе. Ты один живешь. А как соседи?
      - Да, в общем, ежели не базарить, нормально. Один - алкаш. Остальные народ занятой. А вам надолго?
      - Дело сделаем, и - обратно.
      - Ясно. Так от кого привет-то?
      - От Серафима.
      - Эва! - только и сказал Новиков.
      Серафим был серьезным человеком. Даже более того. И если бы сам Сергей не прошел до сегодняшнего дня и медные трубы, и волчьи зубы, то, пожалуй, испугался бы. Но привет от Серафима значил в любом случае очень многое. И дисциплина в этом деле была жесткой. Если не сказать жестокой. Не хотел спрашивать, себе ж на голову, однако не мог и правилам изменить:
      - Я нужен?
      - За тем и приехали.
      - Ясно... - В животе противно заныло. - Лады. Поговорим...
      Подъехали к дому, по лестнице поднялись на шестой этаж. Сергей открыл ключом дверь в полутемный коридор квартирного отсека, прошел между нагромождениями выставленных за двери вещей, вошел в свою квартиру, зажег свет и призывно махнул рукой: быстро проходите. Гости бесшумно миновали коридор.
      Закрыв дверь, Сергей обернулся к ним. Тот, который был постарше, назвался Николаем, молодой, длинноволосый, - Мансуром. Прошли на кухню, сели у стола.
      - Жрать хотите? - спросил Сергей.
      - Чего-нибудь горяченького... можно, - тонким, почти женским голосом сказал молодой. Сергей удивленно посмотрел на него: если бы не звали Мансуром, точно сошел бы за бабу.
      - Особо-то ничего нету, - сказал он. - Сардельку вот могу. Чай есть.
      - Если у тебя еще дела, кстати, - разрешил Николай, - мы и сами справимся.
      - Да это... сколько угодно. Спать тут, конечно... Раскладушка есть. Матрас еще.
      - Устроимся, - отмахнулся Николай.
      - Ну ладно... - тянул Сергей, не решаясь ни уйти, ни вопроса задать. Я это... собственно, вам-то зачем нужен?
      Николай взглянул на Мансура, и тот криво усмехнулся, отчего лицо его приобрело неприятное, даже противное выражение.
      - Нам не ты, нам твой хозяин нужен. - Николай в упор и с ожиданием смотрел в лицо Сергея, как бы ловя любое его движение.
      - Зачем он вам? - хрипло спросил Новиков.
      - Заказ, - коротко ответил Николай, не спуская глаз.
      - Так... - Сергей устало сел на стул. - А я, значит?..
      - А ты его привезешь, - сухо ответил Николай. - Так сказал Серафим.
      Сергей долго молчал. Потом встал:
      - Поеду. Машину поставить надо.
      - Ты не ответил, - с угрозой произнес Николай. Мансур молчал, лениво глядя на Сергея.
      - Слушай, ты! - сорвался на крик Новиков. - Ты сюда чего приехал? Свое дело делать? А я тебя не знаю! Я сам спрошу! И ты мне не указ, понял!
      - Не ори, - спокойно ответил Николай. - Серафим ждет твоего звонка. Да - нет, весь ответ, так он сказал. Но если ты... - он угрожающе поднял указательный палец.
      - Послушай, - едва сдерживая себя, очень тихо заговорил Сергей, - я с Серафимом в канализационной трубе, в говне, трое суток сидел, а где ты был, я не знаю, понял?
      - Кончайте базар, - мягко сказал Мансур. - Ты, Сергей, езжай сейчас по своим делам, а когда вернешься, обговорим, что и как делать. Где, говоришь, у тебя сардельки? Надеюсь, не свиные?
      - Говяжьи! - Выходя, Сергей еле сдержался, чтобы не хлопнуть дверью.
      - Чудак! - усмехнулся Мансур. - Не зли его. Он все сделает, я вижу.
      - Серафим вроде уверен в нем. Иди прими душ, дорогая. Я думаю, у нас полчасика есть. Может, успеем? Я ведь соскучился.
      - Бегу, - и Мансур мягким женским движением потрепал Николая по щеке.
      ПО ИНИЦИАТИВЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА
      - Саша, извини, но если ты не очень занят, загляни ко мне.
      - Не занят - в каком смысле? - удивился Турецкий.
      - Ну, я же не знаю, какие у тебя в настоящий момент дела, - начал сердиться Меркулов, что выдавало его с головой: будь что-нибудь обычное, просто сказал бы "зайди". А поскольку с оговорками, если, мол, ты не очень... и так далее, значит, приготовил очередную бяку. Какую-нибудь тухлятинку, куда вынужден сунуть носом, хотя и не нашел для себя оправдательных причин, лучшего друга и верного младшего соратника.
      А впрочем, зачем Косте нужны какие-то оправдания? Если он, будучи заместителем генерального прокурора, имеет чин государственного советника юстиции первого класса, что в армейских условиях приравнено к генерал-полковнику, а лучший друг - всего лишь просто полковник, или старший советник юстиции. Это Славке Грязнову легко острить: "Пламенный муровский привет господам советникам!" Они-то, может, и советники, да куда там второму до первого!
      Впрочем, Славка - вот он, сидит напротив и с неподдельным интересом ждет продолжения диалога. Разговор-то по громкой связи.
      - В настоящий момент? - Турецкий сделал как бы задумчивую паузу и подмигнул Грязнову. - Обсуждаем с коллегой план розыскных мероприятий. Подходит такой вариант? В конце концов, Костя, чем могут заниматься нормальные люди, если рабочий день кончился... - и он сдвинул левую манжету, - полтора часа назад?
      - Это хорошо, что ты задержался на работе, а то я хотел было домой к тебе звонить, да вспомнил, что Клавдия, уходя, сказала: "Там к Сан Борисычу Грязнов пошел". Так что, если вы с ним еще не закончили свой... план, забирайте остатки, э-э... ваших набросков и валите ко мне. Только учти, у тебя до поезда чуть больше трех часов. - И Меркулов отключил связь.
      - Ни хрена себе! - озабоченно произнес Грязнов. - Чего это с ним случилось?
      - А ты не понял? - рассмеялся, впрочем, без особой радости, Турецкий. - Он же всю эту мутату ради последней фразы затеял. Хитрый черт! Прямо сказать не может: ты, мол, Саня, извини меня, старого дурака, но расклад получается такой, что тебе придется в очередное дерьмо окунуться, такая уж у тебя планида, друг ты мой сердечный! Пойдем, однако, пока ему не пришла в голову идея похуже...
      Турецкий завинтил пробку ополовиненной литровой бутылки водки и сгреб мусор со стола в корзину. Грязнов завернул в бумагу оставшиеся пирожки с капустой, которые купил еще горячими по пути в Генпрокуратуру. - Хорошие пирожки, особенно когда ты весь день без обеда.
      - Интересное дело, - бурчал Слава, - где это меня могла видеть Клавдия Сергеевна? Я ж в их крыло не заходил.
      - Э, дарагой! - с кавказским акцентом заметил Турецкий. - В этом доме служба информации поставлена на недосягаемую висоту! Ти понял?
      - Стараюсь, но что-то не получается.
      - Идем, по дороге расскажу.
      Турецкий оглядел кабинет, проверил ручку сейфа, подергал ящики письменного стола - заперты ли, снял с крючка куртку и, вздохнув, погасил свет. Грязнов усмехнулся:
      - У тебя прямо ритуал прощания с кабинетом!
      - А кто его знает, что приготовил Костя? Кабинетик-то этот он мне буквально по дружбе устроил, к генеральному ходил, чтоб я тут у них под боком находился, и перевел меня из Благовещенского переулка сюда, на Дмитровку.
      - А вы, господин советник, чего же хотели? Сидели бы себе в следственном управлении и не лезли сюда. Так нет же - ведь тут на виду! Помелькаешь в коридорах, подсуетишься - глядишь, кто-то и сообразит: "А что это какой-то полковник в нашей вотчине отирается? Непорядок!" И дадут тебе генеральский погон, чтоб не выпячивался.
      - Твоими бы устами да мед пить... Ох, Слава, генералы у нас секретаршами от народа загорожены, так что не подсуетишься.
      - Ладно, хрен с ними. Ты чего-то начал про информаторов, а?
      - Так это я просто старый анекдот вспомнил. Про товарища Сталина. Рассказать?
      - Давай, давай, дорога дальняя...
      И в самом деле, здание Генеральной прокуратуры построено так, что даже хозяева тратят уйму времени, чтобы пройти из одного конца здания в другой чего уж тут говорить о приходящих. И поскольку кабинет Меркулова находился именно в противоположном крыле, к тому же на другом этаже, а в коридорах встречались одни полотеры, можно было и поговорить.
      - Был такой писатель - Михаил Булгаков, слышал?
      - Знаю. Дом на Большой Садовой, вечно там какая-то хреновина...
      - Ага. Так вот, рассказывают, вызвал писателя к себе товарищ Сталин и спрашивает: "Говорят, Юрий Карлович Олеша пьет, это так?" - "Так, отвечает Булгаков, - но не более других". - "А не продаст?" - спрашивает опять Сталин. "Не думаю, - говорит Булгаков, - для этого он слишком талантлив". - "Талантлив, говорите? - Сталин фыркнул в усы. - Это меняет дело". Берет синий карандаш и что-то зачеркивает в большой папке, которая лежит у него на столе. Потом закрывает папку и запирает в сейфе. "Во всяком случае, - говорит, - могу обещать вам лично, что о нашем разговоре Лаврентий не узнает..." А в этот момент портрет Берии, который висел над сейфом, вращал глазами!
      Последние фразы Турецкий произносил со зловещим кавказским акцентом. Славка отсмеялся, потом спросил:
      - А этот... Олеша, он кто?
      - Тоже писатель. "Три толстяка" в кино видел? С Баталовым?
      - По телевизору показывали. А чего он еще написал?
      - Он, Славка, больше афоризмами последние годы пробавлялся.
      - Ну например?
      - "Озверевший фраер страшнее бешеной собаки". Подходит?
      - Наш человек... Значит, ты подозреваешь?..
      - Толку от моих подозрений! - И Турецкий выдал такую шутку, что Грязнов раскатисто загоготал, вытирая ладонью глаза. Полотеры смотрели на него подозрительно: в коридорах со скатанными ковровыми дорожками и сияющими натертыми полами вести себя следовало сдержаннее. Всем, но не Грязнову. Потому что за его спиной, как бы это кому-то из сидящих в данном здании не нравилось, стоял МУР. А это - не хухры-мухры. Только вот никак всё не могли убрать из Славкиной должности четыре идиотских буковки "врио". Потому и был он "вечным" исполняющим обязанности начальника, потому, кстати, и генералом не был. Но это, как говорится, все следствие. Причина же была в другом: не любил Грязнов ходить в министерство и в глаза замам подобострастно заглядывать. В принципе плевал он на них, и они это знали. А что сыскарь от Бога, так за то его и держат, за то и зарплату выдают. Понимал Турецкий, откуда у его друга такое непочтительное, мягко выражаясь, отношение ко всякого рода генералам. И не осуждал его.
      А что касается слухачей - или стукачей, как будет угодно, - то этой публики всегда хватало в правоохранительных конторах всех степеней. Иначе каким образом содержание секретных совещаний у того же генерального прокурора немедленно становилось известным в некоторых, сильно заинтересованных структурах, не исключая криминальные?.. Были времена, когда "жучков" находили в кабинетах заместителей прокурора. Но тогда это была, в общем, довольно грубая работа, следы которой при необходимом минимуме знаний легко обнаруживались. А нынче подобная подслушивающая техника монтируется в батарейках, конденсаторах, и хрен их неспециалист обнаружит. Поневоле будешь помалкивать в тряпочку. Враг не дремлет! Вечный лозунг России на все времена. Вот и получается, что не о делах насущных в родных стенах речи ведут, а в основном анекдотиками народ перебивается. Когда же всерьез приспичит, говорят: "А не пойти ли нам, дружище, в Столешники, свежих пирожков испробовать?" Словом, восемнадцатая серия про Штирлица...
      Меркулов выключил верхний свет и сидел с настольной лампой. Потому лицо его оставалось в тени. Стол был идеально чист. На краю - свернутая газета. Это он, наверное, вместо скатерти приготовил, чтоб нечаянно полировку не запятнать. Столоначальник - одно слово.
      - Привет, Вячеслав, - Костя протянул руку, не вставая. - Извини, старый становлюсь, ленивый, да и спина чего-то...
      - А ты не расклеивайся, - нравоучительно заметил Грязнов, пожимая пухлую ладонь. - Рано еще. Как там твои?
      - Спасибо, в порядке. Нам время тлеть, а им - цвести!
      - Скажите на милость, - пробурчал Турецкий, расстилая газету на столе, - какие мы расслабленные и огорченные! Не верь ему, Славка, это он специально для тебя несчастного изображает. А сам вычисляет, как бы это мне вонючую такую пилюльку в пасть затолкать и чтоб я ее схавал и не выдрючивался.
      - Вячеслав! - слабым голосом пожаловался Меркулов. - Ну хоть бы ты его научил не хамить пожилому и усталому начальству! Ведь вот как сейчас встану да как дам ему! Господи, за что?! Почему должен терпеть?.. Доколе?!
      - Славка, - засмеялся Турецкий. - Ты с попами дружил, как там известный протопоп своей женке ответствовал, не помнишь? Ну, когда она пытала его: долго ли еще муки терпеть?
      - До самыя до смерти, - усмехнулся Грязнов. - Ино еще побредем.
      - Вот именно, доставай пирожки. Это у нашего генерала от голода. Или недопития.
      - Нахалы вы, - вздохнул Меркулов и вдруг забеспокоился: - Эй, голубчики, я эту газету совсем для другой цели приготовил! Стоп! Константин Дмитриевич перевернул ее, осмотрел и ножницами вырезал небольшую заметку на первой полосе. - Вот так, а остальное можете использовать, как заблагорассудится.
      - А чего там, Костя? - сунул нос поближе Турецкий.
      - Для тебя, голубь ты наш! На, читай. Можешь про себя. А бутылочку-то давай сюда. Слава, прими у него.
      Меркулов ушел в приемную, где у Клавдии в шкафу хранились рюмки и печенье к чаю. Заодно пошарил в холодильнике и обнаружил непочатую банку крабов. Вернулся, протянул банку Грязнову:
      - Инструмент найдешь?
      - Обижаешь, начальник...
      Турецкий тем временем прочитал заметку. Суть ее была в том, что вчера в девять утра в Питере был застрелен вице-губернатор, ехавший с супругой из дома на работу, в Смольный. Выстрелы раздались, когда машина в запрещенном месте поворачивала с улицы Рубинштейна на Невский. Сам Михайлов получил смертельные ранения в грудь и голову. Касательное ранение в голову получила и супруга вице-губернатора, сидевшая сзади. Шофер успел выскочить и удрать, поэтому, можно считать, отделался легким испугом. Киллер-профессионал, стрелявший с крыши дома напротив, в спешке бросил оружие - автомат Калашникова калибра 7,62 и скрылся. Возбуждено уголовное дело, создана оперативно-следственная бригада. У следствия уже нет сомнений, что убийство - заказное, а причиной его могло быть то обстоятельство, что Михайлов, будучи еще префектом в Санкт-Петербурге, оказывал покровительство тамбовской преступной группировке, что, однако, ничем не подтверждается.
      - Ну? - спросил Меркулов, увидев, что Саша закончил чтение и теперь размышляет.
      Турецкий протянул заметку Грязнову и пожал плечами:
      - А какие могут быть вопросы? Все предельно ясно. Тебе-то что непонятно?
      - Ну, во-первых, как ты прочитал, убийство совершено вчера утром, газета эта - сегодняшняя, а сводка ко мне поступила полтора часа назад. С уведомлением помощника президента. Как это тебе понравится?
      - Не знаю, как вам, коллеги, - сказал Грязнов, - а вот мне не нравится фраза: "в спешке бросил оружие..." Профессионал не бросает, а оставляет. А так-то... Я с Саней согласен: раз уж корреспонденту все до изучения ясно, о чем тут говорить? Правда, лично мне ничего не ясно. Тамбовцев знаю. Мы их вместе с питерскими ребятами в девяностом практически почти прикрыли. Мы... Честно говоря, не столько мы, сколько питерцы, наши просто помогли в нужное время и в нужном месте. Кума тогда взяли, Кумарина. Только наше гуманное правосудие имело на этот счет свою точку зрения: пока то да се, присудили Куму "химию", и он вскоре вышел. И такая кровь полилась! Там татары взялись за тамбовских, казанская группировка. Самого Кума подстрелили, по-моему, чуть ли не в собственной квартире. Слышал, что лечили его тогда лучшие медицинские светила и у нас, и в Европе. Так вот, после девяносто пятого, это я точно знаю, группировка развалилась на несколько мелких групп, большинство из которых ушли в легальный бизнес. А одна группа даже охранное агентство организовала... Да, а с их оппонентами такая была история. В принципе война тамбовских и казанских закончилась в конце девяносто четвертого - начале девяносто пятого, когда взяли лидеров и тех и других. Но в апреле кто-то хорошо подставил татар: выдал руоповцев за конкурирующую группировку. А браткам много ли надо? Открыли огонь, убили старшего лейтенанта. Ну, РУОП и показал им в ответ. Ребята работали "по-жесткому", несколько сотен взяли, и те были счастливы, что попали в камеры живыми. На том бы и кончилось, но оживились связи татар в администрации известного вам питерского демократа, и снова пошло-поехало. Сейчас казанцы контролируют наркоту, игорный бизнес и несколько банков. Все, начальник, иссяк. Дайте горло промочить...
      - Погоди, - перебил Турецкий. - Так ты считаешь, что если этот Михайлов, будучи префектом, оказывал содействие тамбовским, то убрать его могли казанцы?
      - Я ничего не считаю, я вам изобразил общий фон, а деталями занимайтесь сами. Это не моя компетенция... Возможно, казанцы. Если судить по почерку. Тамбовские, насколько мне не изменяет память, с киллерами не связывались, они все делали сами. А тут заметен профессиональный почерк. Между прочим, наши, столичные, казанцы тоже приглашали наемных убийц, когда воевали с солнцевскими.
      - Костя, а чего это ты на меня смотришь, как мусульманин на поросенка? Гадость какую-нибудь придумал? - Турецкий решительно придвинул к себе рюмки и стал разливать водку. - Славка, где наши пирожки? Я ведь не обедал!
      - Пожалуй, тебе и поужинать сегодня толком не удастся, - с сожалением покачал головой Меркулов.
      - Это по какой же причине? - вскинулся Турецкий.
      - Так ведь в "Красной стреле" теперь только буфет. А тебе еще домой заскочить придется, Ирину с Нинкой поцеловать, чего ты давно не делал, одеться, чтоб выглядел не как босяк, а как ответственный представитель Генпрокуратуры, прибывший по личному указанию генерального, понимаешь? Фактически как его помощник, готовящий материалы по оргпреступности.
      - На хрена козе баян, Грязнов? Ну ты хоть скажи, что питерские парни не чета нашим, сами не только работать умеют, но и нужные справки писать. Ты ж с ними пахал! Костя, если это очередная твоя подставка ради спасения чести и достоинства нашего "много обещающего" генерального правоохранителя, то я взбунтуюсь! Я сожгу города и мосты! И вообще, на фиг мне это нужно? Я устал. Мне все надоело. У меня старый брюзга-начальник, от одного вида которого хочется удавиться, а вовсе не топиться в какой-то там Неве. Что скажешь?
      - Давайте выпьем, ребята, - ответил спокойно Меркулов, беря в руки рюмку и надкусывая холодный пирожок. - О, с капустой и яйцами! Сто лет не едал. Ну как в добрые старые времена - со здоровьицем! Пей, Саня, нам и твое здоровье дорого. Ты ведь все понял, когда я тебе про поезд сказал?
      - Ну?
      - Так чего тогда невинную девочку разыгрываешь? Вячеслав тебя достаточно знает, да и я не поверю. Ты лучше вопросы задавай.
      - А кто тут сказал, что я согласился? - удивился Турецкий. - Да, вот и Славка слышал, что ты про какой-то поезд говорил. Ну и что? А у меня, оказывается, со здоровьем плохо! Могу бюллетень представить. Ирка мне на прошлой неделе давление мерила - сто шестьдесят на сто. И думаю, с тех пор повысилось. И вообще, чего мой непосредственный шеф мышей не ловит? Пусть подберет тебе... соглядатая в Питер.
      - Мне, Саня, сейчас нужен не кто-то из твоих коллег, которых порекомендует Казанский, можно подумать, что я и сам вас всех наперечет не знаю, а именно ты. Ну... есть такое указание. Понял? Там прокурором некто Маркашин. Семен Макарович. Ты его должен знать по эрмитажному делу - См.: Ф. Незнанский. "Опасное хобби". Значит, проще будет разговаривать. Пойми, нам обострения никак не нужны, а кто-то из администрации президента давит на генерального: видимо, этот Маркашин серьезно кому-то поперек горла встал. Перед звонком к тебе я имел беседу с нашим... - Меркулов показал пальцем в сторону кабинета генерального прокурора. - Твой вояж - это его инициатива. По указанию президента, так я склонен понимать.
      - Так кого же слушать? И у кого получать указивки?
      - У меня, - безапелляционно заявил Меркулов и протянул свою рюмку: Разливайте, ребята, и валите отсюда. Вячеслав, не сочти за труд, проводи этого оратора и посади в вагон, чтоб не сбежал, как гоголевский женишок. А ты, Саня, приедешь в Питер, разберись, что там делается со следствием по Михайлову, и звони, получишь дальнейшие указания.
      Когда закончили и минутку традиционно помолчали, ощущая приятное жжение от качественного зарубежного пойла, Меркулов, оправив обеими ладонями усы, критически оглядел стены своего кабинета, подмигнул коллегам и сказал:
      - А не спуститься ли нам...
      - В Столешники? - хором сказали Грязнов с Турецким и рассмеялись от такого согласия.
      - Вот именно... - Меркулов обнял их за плечи и повернул к двери. Оставь, - сказал Турецкому, который уже взялся за пустую бутылку, чтобы вынести ее из "конторы", - я еще вернусь и сам уберу.
      Стало уже темнеть. Накрапывал дождь. И разговаривать на улице, а ведь именно за этим и вывел их Костя из здания, было довольно-таки неуютно.
      - Слушайте, у меня машина, - сказал Грязнов, показывая на милицейский "жигуленок", которым он пользовался в личных целях. - Давайте подскочим в "Будапешт", это ж два шага, а там я гарантирую полную секретность, а?
      - Не возражаю, - заявил Меркулов, - но за твой счет.
      - Спасибо, добрый человек! - хмыкнул Слава.
      - Так чего ты конкретно хочешь от меня? - спросил Турецкий, когда машина, ведомая Грязновым, тронулась.
      - Это другой разговор, - довольно заметил Меркулов. - А то, понимаешь... Вот так, россияне!
      - Костя, тебе президентский трон спать не дает? - наивно улыбнулся Саша.
      - Нет, его помощники, - не принял шутки Меркулов. - А лично мне необходимо знать, cui bono?
      - Так, - констатировал Турецкий, - мы перешли на латынь. Грязнов, это значит в чьих интересах. Или кому выгодно? Ты, надеюсь, не забыл наш замечательный юрфак?
      - Кому выгодно - будет cui prodest. И не морочь головы старшим. Слушай, что тебе говорят, - не отрываясь от руля, ответил Слава. - Костя прав: именно cui bono.
      - Благодарю за моральную поддержку, Вячеслав Иванович, - мимоходом заметил Меркулов. - Так вот, в чьих интересах подставить Маркашина? Кому мешал Михайлов? Вячеслав тебя уже отчасти просветил. А я, честно говоря, и сам не исключал возможности встречи с кем-либо из лидеров этих тамбовских, с тем, кто отошел от явного криминала. Кстати, хочу вам, ребята, сказать, что, кажется, наконец нам удастся утвердить новое положение об освобождении от ответственности лиц, помогающих следствию, в тех случаях, когда они сами могут быть привлечены к уголовной ответственности. Конечно, если Дума перестанет валять дурака и займется, в конце концов, делом. Так вот, Саня, тебе и это уже можно иметь в виду.