Потом я отнес Марину на тахту (оставить ее тело в кресле я почему-то счел недостойным, а тахта - самое низкое лежбище в моей квартире, и с учетом упадка сил мне представлялось, что уложить ее туда будет проще всего - бред!). Я еще с наркотическим сарказмом подумал тогда, что моя леди-супербизнес пропустит свое суперважное совещание и не сделает свой эпохальный доклад, о котором она только и болтала всю ночь.
      В самый неподходящий момент она ляпнула под руку: "После моего выступления все эти старперы из Бэнк оф Трейтон просто кончат!"
      И я не смог, черт побери!
      Я чуть не ударил ее от злости, я подумал, что она может вести деловые переговоры по телефону во время секса и получать полное удовлетворение.
      От удачно заключенной сделки, разумеется.
      С мужчинами она встречается просто по инерции, по привычке, она может купить себе жеребца, но в этом нет смысла: деньги доставляют ей оргазм непосредственно. Возможно, я все-таки ее ударил, как раз перед этим мы одолели третью порцию травки и воспоминания мои местами довольно зыбки. Если так, она, видимо, не поняла, в чем дело, решила, что это - проявление страсти...
      В одиннадцать меня разбудил назойливый писк. Меня хватило на то, чтобы сообразить - это сотовый телефон, он лежал на стуле прямо перед моими глазами и издавал эти отвратительные звуки. Звонила какая-то Наташа. Услышав мой голос, она извинялась, давала отбой и звонила снова. На третий или четвертый раз она наконец решилась спросить, как меня зовут, и попросила пригласить госпожу Митину, тут до меня дошло, что это сотовый не мой, а Марины. Я честно признался, что не в состоянии подняться, и Марина, безусловно, тоже. Однако я оказался не прав. После двух Марина заехала ко мне за своим телефоном, сообщила, что доклад прошел на ура, по ходу ее выступления старперы действительно кончали бурно и неоднократно и сразу после подписания документов о слиянии Бэнк оф Нью-Джерси и Бэнк оф Трейтон она займет в Трейтоне должность старшего менеджера департамента Восточной Европы. По ходу своего восторженного монолога она пожаловалась, что совещание перенесли с девяти на восемь, поэтому она чувствовала себя немного (!) не в своей тарелке.
      Итак, сегодня она опоздала на час. С ней была томная, как мне поначалу показалось, холеная брюнетка лет тридцати пяти. Они никак не могли наговориться, и в течение минуты, пока Марина нас наконец не представила, я успел прояснить для себя, что это та самая Наташа, фамилия ее Пушкина (ни больше ни меньше!), они с Мариной коллеги по Бэнк оф Нью-Джерси, причем Наташа занимает более высокий пост, что родилась она в России, а в Штаты переехала на несколько лет раньше Марины, что она шесть раз (!!!) была замужем, но в настоящий момент свободна. Такие дела...
      Минут пятнадцать мы вели светскую беседу, Наташа скромно поддакивала и поглощала виски. Уговорив полбутылки, она совершенно преобразилась: не могу сказать, чтобы она выглядела пьяной, но решила, что мы с Мариной не знаем, чем себя занять, и поэтому взяла бразды правления в свои руки.
      - Фима, вы знаете, кто такой Марк Вуд?! - Она поймала меня за руку, но тут же, передумав, отпустила и схватилась за мое колено. От неожиданности я чуть не опрокинул столик, на котором стояло ее виски.
      - Какой-то хрен из Трейтона. - По ее тону я догадался, что она не испытывает симпатий к этому субъекту.
      - О-о! Вы разбираетесь в людях! Вы знаете, какая должность мне светит в Трейтоне его стараниями? Впрочем, в отличие от Марины, я не так уж обеспокоена служебным ростом, - тут мне показалось, что она с трудом сдерживает зависть, - я считаю, что у меня еще все впереди. И вообще, сила женщины в том, чтобы помыкать мужчинами, а не руководить ими по службе, как вы считаете? - Она целиком забралась мне на колени. Марина, похоже, возражений не имела.
      - Это тест? Мною, как адвокатом, заинтересовался тайный союз феминисток?
      - Это был риторический вопрос. - Она устроилась поудобнее, и я почувствовал, что в ней определенно что-то есть. - А Вуд - жалкий импотент. Как-то затащил меня в отель "Рояль", в президентский номер, представляете?
      - Нет.
      - И правильно. Бросал, мерзавец, к моим ногам вид Манхэттена на закате с сорок первого этажа. - Она расхохоталась. Сперва это выглядело абсолютно ненатурально, но через несколько секунд тело ее забилось в конвульсиях, а по щекам потекли самые настоящие слезы. - Потом так обстоятельно извинялся. - Она прыснула еще сильнее, и я схватил ее за плечи, иначе она грохнулась бы на пол. - Самое смешное! Я случайно подслушала, он сегодня приглашал какую-то мисс Софи в тот же самый номер.
      Она сорвалась и убежала в соседнюю комнату. Я слышал, как она с кем-то говорит по телефону, но слов разобрать не смог. Вернулась, отрывисто спросила:
      - Здесь есть какая-нибудь площадка поблизости?
      - Баскетбольная, за домом... - ответил я, ничего не понимая.
      - Идем!
      Мы все втроем вышли на улицу. Надо заметить, что Марина сохраняла полное спокойствие и понимание ситуации. На всякий случай я прихватил с собой непочатую бутылку, чтобы напоить Наташу, если она станет слишком невыносимой.
      Я чуть не упал.
      На баскетбольную площадку приземлился вертолет. Изнутри он напоминал лимузин: кабина пилота отделена от пассажиров поднимающимся стеклом, общаться можно было через переговорное устройство. Но общаться не пришлось: Наташа распорядилась обо всем заранее. Мы подлетели к отелю "Рояль", пилот направил прожектор в окно президентского номера. Я отчетливо рассмотрел парочку: женщина после секундного шока с головой ушла под простыню, а мужчина в оцепенении уставился в нашу сторону, прикрыв глаза ладонью. Наташа, распахнув дверцу и рискуя выпасть с высоты сорок первого этажа, закричала в мегафон:
      - Мистер Вуд! Номер окружен! Сопротивление бесполезно! Вылезайте из-под простыни и подойдите к окну с поднятыми руками! - Она отбросила мегафон и повернулась к нам с Мариной, возбужденно указывая пальцем: Смотрите! Он обделался! Ха-ха-ха. Обделался! - Потом она набросилась на меня, судорожно пытаясь стащить с меня брюки. - Фима! Давай им покажем, как это делается в Одессе!
      Справившись с моими брюками и в мгновение ока расставшись с собственными одеждами, она прыгнула мне на колени и принялась гарцевать, сопровождая свою скачку победными выкриками.
      Марина скомандовала пилоту:
      - Уходим! Покажи высший пилотаж!
      Она тоже сбросила с себя все и, пристроившись к Наташе сзади, начала ласкать ей спину, плечи и грудь. В результате Наташи хватило ненадолго: она несколько раз натужно простонала и повалилась на соседнее сиденье совершенно обессиленная, как будто секунду назад добежала до финиша марафонской дистанции. Марина тут же заняла ее место. В этот момент пилот исполнил полученное от Марины указание и заложил такой вираж, что, будь я занят чем-то другим, все содержимое моего организма немедленно перекочевало бы на пол салона.
      - Послезавтра я уезжаю в командировку в Венгрию и Польшу, - сказала Марина, аккуратно съехав на кучу одежды и стирая руками пот с груди, - как назло, с Марком Вудом. - Она нащупала в моих вещах бутылку виски и вылила несколько капель на кровоточащую ссадину на плече: видимо, она слишком импульсивно снимала бюстгальтер.
      Наташа отобрала бутылку и, сделав несколько больших глотков, поспешила ее успокоить:
      - Не переживай, я не дам Фиме скучать. Клянусь моей треуголкой! - Она приоткрыла дверцу, швырнула бутылку в Гудзон и, подождав секунд десять, крикнула вниз через мегафон: - По-обереги-и-ись!"
      - Итого! - рявкнул Черный Биллу, захлопывая блокнот. - Леди и джентльмены. Кстати, леди и джентльмены, анекдот вашему вниманию. "Сержант выдает солдатское жалованье. Выкрикивает фамилии. "Смит!" - "Я!!!" "Получи, распишись!" - "Вессон!" - "Я!!!" - "Получи, распишись!" "Джексон!" - "Я!!!" - "Получи, распишись!" - "Hифигаcебефамилия!" "Я!!!" - "Получи, распишись!" - "Итого!" - "..." - "Итого!" - "..." - "Куда он делся?.. Вот пpидypок!.. Больше всех ведь получает!"
      Черный раскланялся воображаемым слушателям.
      - Благодарю, благодарю... Что?! Кто тут обвиняет меня в плагиате?! Как старый анекдот?! Ну действительно немолодой... Итак, на чем мы остановились? А! Итого! Итого, перед нами классический пример записок закомплексованного сексуального маньяка, жертвы полового террора и вообще полного, мать его, придурка-графомана. Литературной ценности эти мемуары не имеют. Тем более они, безусловно, не нужны лицам, запачканным банковским скандалом, и их преследователям. А посему историческое место им в мусорном баке. Желаете возразить? Может быть, мои доводы кажутся вам неубедительными? Хорошо! Последний аргумент: сейчас мы позвоним этой вот Наташе Пушкиной и предложим ей самой утилизировать эти литературные отбросы.
      Черный пролистал телефонный справочник. Пушкиных в нем было гораздо меньше, чем Джонсов и Смитов, Пушкина Н. вообще была только одна. Черный набрал номер и врубил громкую связь, чтобы Билл тоже слышал весь разговор. Трубку взяла женщина, но, судя по голосу, довольно древняя старуха.
      - Могу я поговорить с Наташей? - Черный бодро подмигнул Биллу.
      На том конце провода послышался вздох, покашливание, еще вздох и, наконец, всхлипывающий возглас:
      - Наташа умерла!
      Черный подозрительно посмотрел на Билла, тот жевал сыр и вообще делал вид, что, кроме сыра, его ничто не интересует.
      - Мне жаль, извините, я не знал... Я сегодня прилетел из России, хотел передать приветы... - Черный лихорадочно соображал, как бы ненавязчиво выспросить, как умерла Пушкина, было ли это связано с Бэнк оф Трейтон или с Басиным. В результате спросил в лоб: - А... но что с ней случилось?
      - Автомобильная катастрофа, - уже более спокойно ответила старуха. - А вы давно знали Наташу Пушкину, мистер... мистер...
      - Лермонтов, - не раздумывая, брякнул Черный. - Примите мои соболезнования. Извините.
      Он бросил трубку и воззрился на мышь:
      - А может, она просто перепила и врезалась в столб?! Судя по тому, что записал о ней этот маньяк, с нее станется... вернее, сталось... Молчишь?! И правильно молчишь! Мы сейчас еще проверим этого Никки Апраксина!
      Черный еще раз перелистал справочник.
      - Резиденция Апраксина, - деревянным голосом ответил дворецкий, или мажордом, или камердинер, короче - явно возомнивший о себе слуга.
      - Я хотел бы узнать... - начал Черный.
      - Отпевание одиннадцатого в 10.00, сэр, - прервал дворецкий. - В соборе Святого Михаила, цветы посылать в похоронное бюро "Крамер и сын".
      Черный остолбенел.
      Через некоторое время Билл доел все, до чего мог дотянуться, и теперь вылизывал лапу.
      - А они ехали в одной машине! - заорал на него Черный. - Понял?!
      Он прямо из горлышка допил саке и пересел на подоконник. Разглядывание уличной толпы свысока всегда его успокаивало. Появилось острое желание сбросить токкури вместе с токкури-хакамой кому-нибудь на голову или на крышу машины на стоянке. Темно-зеленый "форд" и мужик, усердно протирающий стекло, были просто идеальной мишенью.
      Черный вдруг вспомнил, что видел этот "форд" или такой же около телестудии, и рядом с японским рестораном тоже... И... кажется, за такси, в котором он вернулся домой, тащилась похожая колымага.
      Как бы в подтверждение того, что он здесь не просто так, мужик посмотрел на окна Черного, залез в машину, но не уехал.
      - Билли!!! А у меня теперь тоже есть "хвост"!
      Хмель бродил в голове, и тяга к подвигам не проходила. Черный энергично пролистал басинский блокнот, отыскал еще одну редкую для Нью-Йорка фамилию - Шестопал, живо выяснил номер и позвонил.
      - Мне нужен мистер Шестопал.
      - Я слушаю, - сказал ровный голос. - Говорите...
      Черный нажал на рычаг.
      - Бинго! Попался, мать твою! Слышал, Билл? Он попался. Сейчас я заявлюсь к нему на дом и подарю ему этот опус, там про него написано, вот пусть он и разбирается, что с этим делать. А предварительно я отучу этого протиральщика стекол разглядывать чужие окна.
      Вооружившись бейсбольной битой и прихватив басинский блокнот, Черный вышел из дому. Но темно-зеленого "форда" на стоянке уже не было.
      - Зассал, мать твою?! То-то же! Зассал - так и скажи.
      Но на Тридцать шестой улице, где жил Шестопал, Черного ждало горькое разочарование. Шестопала дома не было. Консьержка сообщила, что "мистер Шестопал уже месяц как в отъезде и никто не знает, где именно".
      - Не может быть, - заартачился Черный, - я же с ним сегодня разговаривал.
      - Не может быть, - уверенно заявила консьержка. - Позвоните еще раз.
      Черный набрал номер.
      - Але, мистер Шестопал?
      Через секунду размеренный голос ответил:
      - Я слушаю. Говорите после длинного сигнала. Я слушаю и записываю...
      Мать его! Это был автоответчик. Нет, надо определенно что-то предпринять.
      - Вы знаете, - плаксиво промямлил Черный, - ну просто ума не приложу, что же делать. Я его адвокат, и тут такой случай... а он меня не предупредил, что собирается уезжать...
      - Адвокат? - индифферентно спросила консьержка.
      - Да. - Черный протянул ей визитку, на которой крупными буквами было написано: "CH. P. R".
      И никаких телефонов и адресов. Это, конечно, можно было перевести как угодно.
      - Даже не знаю, как вам объяснить, - мямлил Черный. - У мистера Шестопала умерла богатая знакомая и...
      - Я слышала, сэр, - округлила глаза консьержка. - Ее убили, какой ужас!
      - Да... и она... оставила мистеру Шестопалу все свое имущество, несколько натужно соврал Черный, интенсивно, впрочем, развивая эту мысль. Но завещание составлено таким хитрым образом, что он может все упустить, если немедленно, с моей помощью, не предпримет некоторые шаги. Но как же он их предпримет, если об этом ничего не знает?! - "А ведь в этом есть некоторый смысл, мать его!"
      У консьержки медленно, но верно загорались глаза.
      - И если бы вы помогли мне найти его, то...
      Наживка была слопана немедленно.
      - Сэр, у меня есть номер мистера Шестопала! - выпалила она. - Для подобных экстренных обстоятельств.
      - И? - Черный был даже несколько разочарован столь быстрым успехом, предполагая значительный торг за право попасть в квартиру Шестопала ("даже не попасть, мэм, просто посмотреть одним глазком в замочную скважину, конечно, одним, кто это, интересно, смог бы двумя").
      - И?
      Черный спохватился:
      - Полагаю, мэм, что вижу перед собой настоящую американскую патриотку, которой изображение великого человека своей страны должно быть особенно дорого.
      - Кого именно, сэр?
      - Допустим... - Он полез в бумажник: - Что вы скажете о президенте Гамильтоне, мэм? - Высунул десятидолларовую бумажку.
      - О Гамильтоне, - разочарованно протянула консьержка. - Я думала, мы ведем речь о величайшем из американцев...
      - Я догадался, мэм, - перебил Черный, - вы, конечно, говорите о Линкольне.
      - Вы хотите меня оскорбить! Я имею в виду Бенджамина Франклина. Я как раз коллекционирую его изображения.
      - Н-да. - Торг был явно уместен. - А что вы думаете о Джексоне? - Он продемонстрировал двадцать баксов.
      - А что тут думать? За одного Джексона двух гамильтонов дают. Сойдемся на Гранте, мистер, как там вас, CH. P. R., кажется?
      - Забудьте эти буквы.
      - Давайте встретимся, - продолжал упорствовать Черный, дозвонившись-таки до Шестопала. - Это в ваших же интересах. Сами видите, что творится с вашими знакомыми. Скажите где, и я подъеду.
      - Но я даже не в Штатах, вы не понимаете! Я в Голландии, в Амстердаме.
      - Да я завтра там смогу быть! - заявил Черный, проклиная все на свете. - Слетаю на один день, черт с вами!
      - Ладно, - после паузы сказал Шестопал. - Отправляйтесь по улице Приксенграхт. Перейдите мост Магере и, очутившись на другой стороне канала, стойте возле ближайшей телефонной будки. Ровно в десять вечера.
      Турецкий. 11 сентября, 12.20
      После разговора со Школьниковым Турецкий пребывал в растерянности. С Чеботаревым ничего не прояснилось. Главное - мотив. По-прежнему ни одного мотива, точнее - сто, двести равновероятных мотивов. Что на самом деле в сто раз хуже. И как, интересно, начальство представляет дальнейшее расследование? Будьте любезны, уважаемый Александр Борисович, допросить деловых партнеров Чеботарева: финансистов, чиновников, политиков, включая президента, две-три тысячи человек, не считая зарубежных товарищей. Потом проанализируйте их показания, найдите в них противоречия, а параллельно допросите всех свидетелей и установите обстоятельства покушения, вдруг киллер оставил автограф в книге почетных гостей.
      Да, самое главное забыл: всем этим следует заниматься между делом, в перерывах между содействием Реддвею! Турецкий раздраженно обвел взглядом кабинет и уперся в реддвеевский сверток.
      Там был не резиновый матрас, как ему сначала показалось, а резиновая кукла - голый мужик метра полтора ростом на пластиковой платформе с дырками для крепления к полу. "Залейте свежей водой и пользуйтесь с удовольствием", - перевел Турецкий крупную надпись поперек инструкции. Это что, прикол? Утонченное издевательство? Кукла из секс-шопа? Тогда почему мужик? В чем, интересно, Реддвей его подозревает? Бред какой-то. Он оторопело повертел в руках подарок: не домой же его нести, в самом деле, Ирина Генриховна на смех поднимет, в кабинете поставить - несолидно, засунуть куда подальше - Реддвей обидится.
      "Важняк" пробежал глазами инструкцию: "...откройте клапан "А" и, поворачивая его ободок по часовой стрелке, добейтесь, чтобы он принял форму воронки. Залейте 50 л воды - и "Beat boy" готов к удовлетворению вас. Воду рекомендуется менять не реже одного раза в неделю..."
      "Beat boy"? А! Мальчик для битья! Ну слава богу. Хотя на вид натуральный тренажер для гомиков.
      Турецкий отодвинул от стены вешалку и примерил резинового пацана в образовавшуюся нишу - нормально, если аккуратно развесить плащ, бит-бой почти не виден. Завернув его в газету, он направился в туалет, дождался, пока все разойдутся, запер дверь на швабру и попытался, следуя инструкции, наполнить водой. По инструкции не получилось: "ободок клапана А" желал принимать воронкообразную форму только в состоянии "закрыто", когда вода внутрь не поступала. На самом клапане Турецкий обнаружил едва различимую надпись: "Made in China". Ну конечно. А то кто-то сомневался. Вся контрабанда делается в Одессе на Малой Арнаутской улице.
      Пришлось вернуться, соорудить из полиэтиленового пакета и скотча подобие гибкого шланга и предпринять еще одну попытку.
      Наполненная водой резиновая туша оказалась чертовски тяжелой и неприспособленной для переноски. А в коридоре, по закону подлости, столпились коллеги.
      - Следственный эксперимент, - пояснил Турецкий, предвосхищая дурацкие вопросы, преодолел из последних сил остаток пути рысью, чтобы не слышать смешков за спиной, ввалился в кабинет и поскорей захлопнул за собой дверь.
      - Фух! - Ткнул бит-боя пальцем в живот, отчего по его телу пошла волнообразная дрожь. - Раз в неделю тебе воду менять?! Не дождешься!
      Около часа он просидел над протоколами допросов свидетелей и рапортами (после того как первая волна больших начальников с места преступления схлынула, муровская опергруппа, прикомандированная к прокуратуре, во главе с майором Семаго проделала первую черновую работу). Всего было допрошено более сорока человек: охрана офиса, технический персонал, посыльный из ресторана бизнес-клуба, приносивший в офис обед накануне происшествия, личный шофер, четверо телохранителей и жена Чеботарева. Ничего существенного в их показаниях не содержалось.
      Жена Чеботарева заявила, что накануне покушения не заметила в поведении мужа чего-либо странного и необычного: он не был подавлен или расстроен. Хотя вообще-то, с другой стороны, Степан Степанович не имел обыкновения обсуждать в кругу семьи свою политическую и финансовую деятельность. Супруга слышала, как он позвонил Романову и назначил ему встречу (у Чеботарева, оказывается, привычка разговаривать по мобильному телефону, сидя на стуле в прихожей, и в это время не спеша обуваться). Больше он никому в то утро не звонил. Шофер и телохранители подтвердили, что из дома Чеботарев поехал прямо в офис, встретил Романова на стоянке в 9.55 и поднялся вместе с ним в свой кабинет. Взрыв произошел в 10.05. Подробности, которые Романов накануне сообщил Турецкому, в деле отсутствовали: больше его не допрашивали. Подтвердить или опровергнуть его слова пока некому: ни Чеботарев, ни его секретарша в сознание еще не пришли.
      Согласно показаниям начальника охраны "Степан-Степаныч-офиса", в здании размещаются также общественная приемная движения "Единение" и фонд "Россия", созданный при активной поддержке Чеботарева в его бытность премьером (на первом этаже, а собственно офис - на втором). Ежедневное число посетителей - около двухсот человек, из них пятнадцать - двадцать принимал лично Чеботарев. Вход в здание свободный с 9.00 до 18.00. Имеются 5 телекамер наблюдения, но видеозапись не ведется, пройти с первого этажа на второй можно беспрепятственно.
      9 сентября накануне покушения Чеботарев закончил прием посетителей в 17.35. Сразу после этого он отправился на презентацию благотворительной акции "Фонд "Россия" - детям-сиротам России" в концертный зал гостиницы "Россия". Такая вот тафтология получается.
      Секретарша ушла в 18.10.
      Уборка кабинета производилась 10-го числа с 6.10 до 6.25.
      Секретарша пришла на работу в 8.50, по свидетельству одного из телохранителей - она открыла кабинет своим ключом, когда Чеботарев с Романовым вошли в приемную.
      - Так вот! - сказал Турецкий нравоучительно, обращаясь к бит-бою. Значит, бомбу в портсигар ему подложили накануне. Поехали за новыми свидетелями!
      В особняке в Потаповском переулке народу было не меньше, чем вчера: и фонд, и общественная приемная работали в обычном режиме. Половина посетителей - зеваки, подумал Турецкий, протискиваясь сквозь толпу в холле. Не иначе явились поглазеть и посудачить. Смотреть, правда, им было особо не на что: на лестнице стоял охранник и посторонних наверх не пропускал.
      Второй этаж был практически пуст, еще из коридора Турецкий услыхал, как в чеботаревской приемной переругиваются два человека. Одним из них оказался майор Семаго, с которым он до сих пор толком не переговорил.
      - Александр Борисович! - Семаго обрадовался встрече еще больше, чем Турецкий. - Это к тебе! Если понадоблюсь - я у начальника охраны. - Он чуть не бегом выскочил из приемной.
      - Кржижановский! - человек, перед тем скандаливший с Семаго, энергично протянул руку. - Общественные связи. "Единение". Начальник... представитель. По связям с общественностью. - Турецкий вспомнил его: видел несколько раз по телевизору. - Вы отдаете себе отчет в том, что произошло?! - тут же заорал Кржижановский, не дождавшись, пока Турецкий представится. - Какой-то вшивый майор! Вы издеваетесь?!
      - Перестаньте кричать, - спокойно сказал Турецкий. - В чем, собственно, дело?
      - В масштабе дело! В звании! Да здесь все силовые структуры должны, во главе с первыми замами! Это как минимум! Должны не покладая... Землю носом рыть должны! А вы?! Сутки уже прошли!!! И до сих пор не все свидетели допрошены!
      - Вас лично допрашивали?
      - Да, майор этот. - Кржижановский несколько раз нервно ущипнул себя за бровь, как будто пытался избавиться от приставшего репейника. - Двадцать минут назад! Но вчера я прибыл уже после того и о мотивах не имею ни малейшего представления. Я хочу знать, я требую сообщить, какие версии есть у следствия! Вы разрабатываете политическую подоплеку? Или специально на это дело были назначены шавки, чтобы следствие ограничилось всякой бытовой ерундой? Тогда вы обязаны заявить, что вы не в состоянии, потому что вам чинят препоны...
      - Кто? - прервал его Турецкий. - Кто, по вашему мнению, собирается чинить препятствия следствию?
      - Ну... Не знаю, да мало ли... Я же знаю...
      - Изложите все, что вам известно, на бумаге, и я приму соответствующие меры, - пообещал Турецкий, - времени вам - до конца рабочего дня.
      Кржижановский остался стоять с открытым ртом. Он ведь так и не узнал, с кем разговаривал.
      Когда Турецкий спустился в кабинет начальника охраны, Семаго уже собирался уходить.
      - Удалось выяснить что-нибудь новое? - спросил Турецкий.
      Семаго отрицательно покачал головой.
      - Доступ в кабинет Чеботарева кроме него самого имели секретарша и начальник охраны. Были еще две уборщицы, ключ они брали у начальника охраны. Он сам из МУРа, подполковник в отставке. Так что сам понимаешь... С уборщицами я тоже говорил. Нужно, конечно, проверять, но все это туфта. Мимо!
      - А что секретарша?
      - Черт ее знает, - неопределенно покачал головой Семаго. - Тридцать шесть лет, не замужем, работает с Чеботаревым четыре года, до того - в Газпроме. Все уверяют, что отношения у них сугубо деловые. Глядя на Степан Степаныча, я склонен верить процентов на девяносто девять - сто.
      Они вместе вышли на улицу и обогнули особняк с тыльной стороны, на которую выходили окна чеботаревского кабинета.
      - Ну? - Турецкий указал сигаретой в сторону крутой, почти отвесной в готическом стиле крыши, - мог наш злоумышленник проникнуть в кабинет Чеботарева в его отсутствие?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.