- И знаете, - рассказывала Лида Гордееву, - то, что Каблуков, мягко говоря, не шарахается от барашков в бумажке, в городе не было большим секретом. Ну не было у него репутации неподкупного Робеспьера. Интересно другое. Хотя я не верю, что мой отец пойдет на дачу взятки, я готова ради разбора этой истории предположить такое. Ну, допустим, только мысленно допустим, что мой отец решил стать посредником в передаче взятки, деньги для которой собрали родственники этого злополучного журналиста. Если давать взятку, то наверняка, правда?
      - Ну правда, - согласился Гордеев.
      - Но взяточник (а я именно от отца знаю, что Каблуков - взяточник) взятку не принимает.
      - Мало дал, - сказал Гордеев и, увидев в глазах девушки засверкавшие молнии, поспешно добавил: - Я помню, мы только проигрываем предполагаемую ситуацию.
      - Вы, Юрий Петрович, тоже адвокат, - сказала Лида, - я хотела бы положиться на вас как на коллегу моего отца, которого я не только люблю, но которому верю: он честный профессионал. Адвокаты, как врачи, знают много такого, о чем не говорится в компаниях или с экрана телевизора. И вы, думаю, понимаете: адвокат лишь тогда передаст взятку должностному лицу, когда она будет принята. Такую взятку, которая будет принята.
      - Согласен, - сказал Гордеев, удивившись зрелости рассуждений этой совсем еще юной девушки.
      - Да, я уверена в этом, ведь отец - предполагаем - шел не к какому-то неизвестному судье, а к своему старому знакомому. И поверьте, не к врагу.
      - И что же делает этот "не враг"?
      - Иноземцев сказал мне, что, узнав о готовящемся преступлении, Каблуков связался с прокурором...
      - Погодите, погодите, Лида, - остановил рассказ Гордеев. - Что значит: "готовящееся преступление"?
      - К сожалению, я лишь пересказываю вам то, что узнала от Иноземцева. А он сам не многое знает. Кроме того непреложного факта, что папа в следственном изоляторе.
      - Да... Ну и что делает честный судья, связавшись с прокурором?
      - Они обращаются к начальнику милиции...
      - И он?
      - ...и он, узнав о готовящемся преступлении, дает команду арестовать моего отца.
      - Каким образом? На основании чего? Они взяли его с поличным?
      - Я не могу этого представить.
      - Но тогда, Лидочка, получается, что ваш соученик рассказал вам какой-то сюжет, под стать таким, что гнездятся в чернушных детективах в ярких обложках, наводнивших наши прилавки. Я понимаю, у этих горе-писателей иссякла фантазия, да и желание оглянуться на более добросовестных детективщиков, но все же в жизни истории развиваются более складно. Как можно уважаемого, известного в городе человека, опытнейшего юриста, члена областной коллегии адвокатов арестовать по подозрению в намерении дать взятку? В наши-то дни!.. Если это все так, как вы рассказываете, то вам не ко мне надо было приходить, а в редакцию какой-нибудь газеты - в "Известия", в "Независимую"... Впрочем, если вы согласны, я готов пойти с вами к журналистам, помочь разобраться...
      - Вы знаете, - сказала Лида, - во-первых, я договорилась, что сдам последние экзамены досрочно и смогу через неделю улететь в Булавинск. Во-вторых, сейчас мне просто нечем оплачивать ваши услуги. За эту консультацию я смогу рассчитаться, но, если вы возьметесь за защиту моего отца на следствии, то есть разберетесь во всем, гонорар за участие в следствии, а возможно, и в суде сможет впоследствии выплатить вам только он. Если выберется... - Как она ни сдерживалась, губы ее задрожали. - Если он выберется из этой проклятой тюряги, в которую его упек Каблуков со своими дружками.
      Гордеев, как мог, успокоил ее. Он сказал, что считает попросту своим корпоративным долгом поддержать коллегу в тяжелой ситуации.
      - Помогите, помогите нам. - Лида схватила Гордеева за руку. - Отцу нужен именно столичный адвокат, хотя в Булавинске и в области у него много коллег-приятелей. Но ведь провинция - это особое пространство, в ней все связаны. Друзья отца вам, конечно, помогут, но любому местному адвокату будет труднее защищать отца, чем вам.
      - Даже такому молодому, как я? - усмехнулся Гордеев.
      Она не обратила на эти слова внимания.
      - Вы сразу посоветовали обратиться в газеты, в "Известия". У вас здесь Генеральная прокуратура, Верховный суд, Президент... А у нас... Володя рассказал: подсунули этому тележурналисту несколько пакетиков с кокаином в сумку - и все, он - преступник, распространитель наркотиков!..
      В этом месте рассказа о встрече с дочерью арестованного адвоката Турецкий прервал Гордеева:
      - Погоди, погоди. Я вижу, вы, Юрочка, про эти пакетики вспомнили не случайно.
      - Конечно, не случайно. Лида упомянула, рассказывая, что журналиста арестовали в аэропорту, когда он собрался лететь в Москву. Пакетики нашли при досмотре, когда он уже шел на посадку.
      - Замаскированные под молоко?
      - Этого я не знаю. Но после сегодняшних дел почти уверен в этом. Под молоко, под соль, под перец - что там еще дают к обеду в воздухе?
      - Горчицу.
      - Ну нет, думаю, не под горчицу, хотя, Александр Борисович, хотел бы я узнать некоторые подробности упаковки кокаина в городе Булавинске!
      - Придется узнать. Теперь никуда не денешься. Кстати, а где девушка?
      - Обещала звонить мне сегодня вечером или завтра утром. После того как сдаст последний экзамен.
      - До чего вы с ней тогда договорились?
      - Просила меня вылететь с ней в Булавинск, разобраться на месте. А у меня, скажу честно, неожиданно после затишья выдалась сумасшедшая неделя. Мотался в Тверь, там вокруг людей из Универсалбанка немало сюжетов закрутилось, потом на даче у мамы потолки качаться стали...
      - Главное, чтобы крыша не поехала!
      - Если так пойдет, как сегодня утром, - запросто! Словом, хотя, Александр Борисыч, скажу честно, и понравилась мне девушка, ничем за эту неделю я ей помочь не смог, и мне она, судя по автоответчику, тоже не звонила... Но посудите сами, чтобы отправляться в Сибирь, надо здесь как-то дела привести в порядок.
      - Да, ехать придется. И узел какой тугой вам подсовывается: суд, прокуратура, милиция, адвокатура, да еще и наркотики с воздушной символикой. Это уже в двух шагах от ФСБ получается.
      - Прямо как в романе.
      - А вы не шутите, Юрий Петрович. Вернемся к пакетику. Что предполагаете?
      - Пока предполагаю. А что, если было примерно так: Булавинск - крупный промышленный центр, хотя город не областной. Рядом алюминиевые заводы, миллиардные доходы. Журналистам из провинции просто так наркотики не подбрасывают. Видных адвокатов за намерения дать взятку должностному лицу даже в провинции сейчас не арестовывают. Думаю, этот безымянный пока для нас журналист занимался чем-то большим, нежели критика какой-то торгово-полууголовной группировки, которая снабжает Булавинск, скажем, куриными окорочками и фальсифицированным коньяком "Белый аист", делая навар на разнице цен и подкупе санитарных врачей, закрывающих глаза на качество, условия перевозки и хранения.
      - Пожалуй.
      - Ну и Андреев, вникнув в его дело, оказался опасным свидетелем. Настолько опасным, что они, понимаете, пока неясные "они", стали пасти и его дочь. Так что, когда Лида пришла к нам в консультацию, у нее кто-то висел на хвосте...
      - Так, так, хотя, Юрочка, что за выражение "у нее на хвосте"! Ваша Лида, надеюсь, не ведьма, коей хвост присвоен от природы...
      - Александр Борисович, вы думаете, что все это мои домыслы? Но как объяснить пакетик?!
      - Нет, нет, Юрочка, все очень серьезно! Я просто хочу, пошучивая, окончательно освободить наше воображение от пут. Помните, кто-то из великих физиков говорил: эта гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть истинной? А мы чем хуже этих ядерщиков и лазерщиков?!
      - Тогда я доскажу. Дело в том, что Лида была последней в очереди, клиентов на приеме больше не было, и я, чтобы хоть как-то ее успокоить и поддержать в одиночестве... - Взгляд Гордеева натолкнулся на понимающую улыбку Турецкого, но он не сбился в интонации и продолжил: - ...я пригласил ее посидеть где-нибудь поблизости, выпить кофе, хотя я кофе, вы знаете, не очень люблю... Ну вот, посидели в летнем кафе близ Таганской площади. Она действительно пила кофе, я выпил бутылку пива... Говорили о том о сем, я старался отвлечь ее от истории с отцом, спрашивал о ее учебе, об истории, как ее сейчас изучают в университетах, тем более в таких коммерческих, как тот, где она учится... Кафе небольшое, несколько столиков... Кто-то приходил, кто-то уходил, парни какие-то сидели за соседним столиком, я был к ним спиной... Впрочем, пасти можно и из машины...
      - Значит, предполагаете, что "они" стали пасти и вас тоже?
      - А что "им" остается делать? Узнать мой адрес - дело техники. Пробраться в квартиру для профессионалов, несмотря на мою двойную дверь с, как меня уверяли, надежнейшими итальянскими замками (во второе определение верю), - раз, ну, два раза плюнуть. Положили пакетик - это вроде как "черная метка" из "Острова сокровищ" - предупредили, мол, не суйся в это дело, парень.
      - Что-то замысловато.
      - Да потому и замысловато, что дело это ба-а-альшими деньгами пахнет. Наркотики защитникам борцов за реабилитацию жертв сталинских репрессий сегодня уже подкладывать не будут. Они мне загодя сигнал дали: одного за наркоту посадили и тебя, будет нужда, посадим. Правда, немного не учли того, что в конфетницу, которая на виду стоит, я редко заглядываю. Для гостей держу. И сегодня, в общем, случайно его нашел - вдруг чайку с ириской захотелось, как в детстве.
      - А гостей, значит, случайных за это время не было? И кстати, вы уверены, что этот пакетик - единственный в вашей квартире?
      - Гостей случайных не было, а полностью в том, что пакетик был один, конечно, не совсем уверен.
      - То-то и оно! Как вы знаете, по закону этот пакетик должен быть передан в местные правоохранительные органы. Кроме того, без возбуждения следственного дела никакие экспертизы не проводятся! А дело это подследственно местной прокуратуре и милиции. Так что извините, Юрочка, но как "важняк" я должен буду переадресовать его вниз, так как это не дело...
      - Шутите? - печально спросил Гордеев.
      - Отнюдь. Просто стремлюсь остаться в правовом поле, - подмигнул Турецкий. - А пакетик этот будет не худо передать мне с небольшим сопроводительным письмом. Берите бумагу и пишите - я продиктую.
      - Думаете, надо? - переспросил Гордеев, принеся из комнаты несколько листков бумаги. А ручка лежала здесь же - на столе.
      - А что делать? Надо подстраховаться. Когда бывший и. о. генерального прокурора оказывается за решеткой, молодого адвоката отправить в камеру по соседству не составит никакого труда. А разбираться в том, на каком основании вы получили возможность ознакомиться с библиотечными фондами следственного изолятора, мне будет сложнее, если вы покинете эту уютную холостяцкую квартирку. Так что пишите, Юра, пишите.
      - Пишу.
      - На мое имя: "Старшему следователю по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Турецкому А. Б. от члена Московской городской коллегии адвокатов Гордеева Ю. П. Заявление". Написали? Теперь коротко, без подробностей: "Сообщаю, что сегодня утром в вазе для конфет я обнаружил пакетик, происхождение которого и обстоятельства его попадания в мою квартиру мне неизвестны. Так как у меня есть основания подозревать, что в этом пакетике находится наркотик, прошу Вас ("Вас" - с большой буквы, помните это правило бюрократической орфографии, Юрочка?) возбудить уголовное дело по данному факту и провести соответствующие экспертизы и другие необходимые следственные действия. Обнаруженный пакетик прилагается". - Так, хорошо. Прибавьте еще: "Не исключаю, что в моей квартире могут находиться и другие не принадлежащие мне предметы, подложенные с целью моей компрометации, в том числе и наркотики. В случае их обнаружения прошу считать это заявление одновременно и просьбой о моей правовой защите от провокаций неизвестных преступников". Вот теперь все. Подпись. Число.
      Турецкий взял заявление, завернул злосчастный пакетик в другой лист:
      - Перестрахуемся. Возбудим дело и передадим его в МУР, Грязнову. Пусть проведут экспертизу по наркотику, а там посмотрим. А вы, дорогой мой, информируйте меня, без уныния и лени, обо всех новостях. А пока подумайте все же над тем, как это, - Турецкий похлопал себя по карману куртки, где лежали гордеевские "презенты", - оказалось в вашей квартире. Если, конечно, в замок не влезали чем-то нехорошим.
      - Конечно, подумаю. Уже думаю.
      - Ну, побежал. К сожалению, неотложные дела, не могу непосредственно помочь вам в вашем дедуктивном дискурсе. - Турецкий направился в прихожую, но вдруг обернулся: - А в Булавинск все же поедете?
      - Хороший вопрос. Хотя, мне кажется, вы знаете ответ. Я ведь любитель острых ощущений. Появись в Булавинске, жизнь у меня будет там не скучная. То есть если я отказываюсь от защиты Андреева, значит, предупреждение принято и пакетика с меня было довольно. А если нет - зачем марафет зазря разбрасывать? Найдут для приезжего что-нибудь поинтереснее.
      - Знаешь, Юра, - Турецкий перешел на "ты", что свидетельствовало о его переходе к особой доверительности. - Я ведь тоже любитель острых ощущений. И мне тоже хочется поехать в Булавинск.
      - Поедете еще, - вздохнул Гордеев. - Если я не справлюсь. Но людям, которые воровски влезли в мою квартиру, со мной придется несладко. Хотя бы они сожрали всю вот эту конфетницу.
      Глава 3. О ПРОФИЛАКТИКЕ ПОРАЖЕНИЯ ЭЛЕКТРОТОКОМ
      Чем больше уделять внимания совпадениям, тем чаще они происходят.
      В. Набоков. Занятой человек
      После того как ушел Турецкий, Гордеев налил себе еще чаю и стал рисовать на чистом листе бумаги незамысловатую схему.
      Ключи. Их у него было три комплекта. Один - всегда с собой, второй - у старшей сестры, третий...
      Но надо выяснить со вторым. Он взялся за телефон, набрал рабочий номер отдела НИИ, где работала - или, как она любила говорить, прозябала сестра.
      - Пожалуйста, Валентину Петровну... Вава, это Юра. Прости, ты на прошлой неделе меня не навещала?.. Ну когда я в Тверь ездил... Совсем-совсем?
      - Так дети на даче, зачем же?.. - сказала на том конце трубки Валентина Петровна, и Юрий Петрович сразу понял то, что она не договорила, поскольку в комнате с ней были еще сослуживцы. - Зачем же я поеду к тебе, объясняла ему сестра, - если и дома у меня никого нет.
      Любимая и единственная сестра Гордеева не коллекционировала мужчин. Но как-то так получилось, что в свои совсем еще молодые годы она была матерью трех детей, рожденных в законных браках от трех разных мужей. В эти месяцы у нее развивался бурный роман с кандидатом на участие в четвертом бракосочетании Валентины, или попросту Вавы, как с детства звали ее все, включая и получающих отставку мужей. Задержка в оформлении отношений была лишь в том, что новый избранник Вавы, в отличие от своих предшественников холостых-неженатых, был с первой женой в фактическом разводе и в настоящее время предпринимал усилия по превращению этого фактического развода в юридический.
      - И подруг твоих у меня в эти дни не было? - на всякий случай спросил Гордеев, хотя в этом был уверен после двухгодичной давности случая, когда Вава еще пребывала в третьем браке. Устраивая судьбу своей приятельницы, Вава стала давать ей ключи от квартиры брата, когда тот был в отъезде. И однажды приятельница оказалась в гостях у отсутствующего Гордеева с третьим мужем Вавы...
      Юрий Петрович хмыкнул и попрощался с сестрой, оставив ее в некотором недоумении.
      Теперь надо было разобраться с третьим комплектом ключей. Его Гордеев оставлял домкому... или как эта должность у них там называлась? Домовым хозяйством у них заведовала еще не старая, крепкая женщина с командным голосом, Анна Савельевна. Всю жизнь проработала она завхозом в детском саду и вот, выйдя несколько лет назад на пенсию, неожиданно обрела особое уважение у жильцов дома, в котором жила много лет. Поистине слово "хозяйство" стало главным в ее судьбе, и она немало сделала для того, чтобы провести сквозь штормы перестроечных и постперестроечных лет родную обитель целой и невредимой, да еще с ремонтами и с надежными домофонами.
      Ключи Анне Савельевне Гордеев стал вручать с недавних пор и по собственной воле. Сделал выводы после происшествия в соседнем подъезде, когда в квартире отсутствовавших жильцов прорвало трубу горячей воды, и, пока удалось наводнение прекратить, накануне роскошно отремонтированная квартира этажом ниже была возвращена в свое первоначальное - до ремонта состояние, если не хуже.
      Гордеев посмотрел на часы - он знал, что Анна Савельевна в рабочее время была точна в своем расписании, как кремлевские куранты. Можно идти.
      Юрий Петрович запер квартиру и отправился в служебку, которая находилась в полуподвале дома.
      Анна Савельевна действительно была там - и, так удачно, одна. Возилась с какими-то ведомостями.
      - Что не на даче, Анна Савельевна? - спросил домоуправительницу Гордеев после приветствия.
      - Да как же, Юрий Петрович, на дачу, когда с послезавтра воду горячую отключают на профилактику? Надо людям напомнить, чтоб проверили, а то как бы опять потопов не приключилось. А на даче бываю... У меня ж у сына "Жигули", - сказала она с гордостью. - А вы что, опять уезжаете? Да я догляжу за вашей квартирой, догляжу. И ключи-то вы у меня с прошлого раза еще не забрали.
      - Нет, я чуть позже уеду, через несколько дней. Просто спросить хочу: на той неделе, когда я в Твери был, никто ко мне не приезжал? Может, искал меня. Вот приятель один должен был мне несколько книжек завезти.
      - Нет, Юрий Петрович, никто. Если б книжки или вещь какую, я бы взяла для вас.
      - Хорошо-о, - протянул Гордеев. - Хотя, знаете, если он мне эти книжки не привез, то уж и не привезет долго. В Аргентину уехал. В командировку. На три года.
      - А книжки-то ваши были? - сочувственно спросила хозяйственница.
      - Нет, это новые книжки, наши, юридические, он просто обещал мне купить... Не было, наверное... Ну да это теперь не проблема. - Гордеев махнул рукой. - Куплю сам. А вообще-то, Анна Савельевна, больше мне никто никаких посылок и пакетов привозить не должен. Так что вы ни от кого ничего для меня не принимайте.
      Управительница вопросительно посмотрела на господина адвоката.
      - Ничего страшного, - объяснил Гордеев. - Вы же меня знаете не первый год, Анна Савельевна. Просто некоторые мои клиенты иной раз хотят меня отблагодарить чересчур щедро. Подарки всякие присылают, а поскольку я не люблю всяких таких частных подношений, пытаются сделать это через добрых людей, вот таких, как вы, например...
      - Понимаю, - кивнула домоуправительница. - Так им и посоветую - с вами лично договариваться.
      - Только так, - кивнул Гордеев. - Ну, ключи пусть у вас остаются, а я, когда поеду в командировку, вас предупрежу. Присмотрите, если что. Ну и сестру вы мою, Валентину, тоже знаете, так что при необходимости ей звоните, телефон знаете.
      - Знаю, - кивнула Анна Савельевна и, уже распрощавшись с Гордеевым, который шагнул к выходу, вдруг окликнула его:
      - Юрий Петрович! Мы тут заговорились, но сказать надо: я ведь в квартире вашей была!
      Гордееву пришлось сделать усилие, чтобы, резко обернувшись, не выкрикнуть:
      - Когда?
      Но он взял себя в руки и произнес рассеянным тоном:
      - Наверное, опять кто-то водопад между этажами устроить пытался?
      - Да нет же! Свет погас! Аккурат как вы в Тверь уехали, к вечеру. В вашем подъезде как раз и погас. Мы звонить в "Мосэнерго", а уж вечер, я же и говорю. Да и жильцы бегать ко мне начали. Но приехали быстро...
      - Удивительно! В наше время! Вечером! Когда "скорую помощь" по часу ждут...
      - Да, наверное, кто-то из жильцов дозвонился. Я-то не смогла. А ребята какие предупредительные - быстро все исправили, свет зажгли, а потом еще заставили меня квартиры проверить, где жильцы в отсутствии, все ли там в порядке после того, как свет отключился, а затем вновь зажегся. Говорят: холодильники такие есть, что, если напряжение в сети скачет, отключается, загореться могут, задымить.
      - Это верно. Хотя у меня холодильник надежный вроде. "Розенлев". Финский. Хороший. И новый к тому же.
      - Так-то оно так, однако и импортные горят. Вот недавно мы с сыном на дачу ехали, а на Профсоюзной, напротив Палеонтологического музея, магазин холодильников горел. Импортных!
      - Ну, это поджог, наверное. Хотя Бог с ними, с холодильниками! У меня-то все в порядке в квартире было?
      - Вы не думайте, Юрий Петрович, я не одна ходила. Шпильфера Зенона Абелевича с собой взяла и соседа его, Баулина Володю, он инженер.
      Очевидно, председатель домового комитета ветеранов, бодрый старик Шпильфер с массивной наградной колодкой, которую он носил даже на летней тенниске, и неудачник по жизни, инженер оборонки Баулин были для Анны Савельевны самой надежной силой для противостояния предполагаемым авантюристам или более серьезным преступникам.
      - А у меня, как надеюсь, все было в порядке?
      - Конечно, слава Богу. Вы не думайте, Володю я на лестнице оставляла, Зенон Абелевич с электриками ходил, смотрел, как они выключателями щелкают, и я рядом.
      - Это правильно. А все же: скажите, пожалуйста, Анна Савельевна, подробнее, как они проверяли выключатели в моей квартире?
      - А что-то не так?
      - Нет-нет, все так, просто ведь вы, наверное, видели, у меня телефон с автоответчиком и прочими наворотами, факс, компьютер... Все это нежнее, чем холодильник, и вроде бы кое-что у меня записалось плохо, пока я ездил.
      - Я же и говорю: свет погас. А ребята аккуратные, да еще под нашим с Зеноном Абелевичем приглядом. Володя, как сказала, на площадке. Я дверь отперла. Вошли. Заглянули в комнаты. Ребята, кстати, хотели вилки из штепселей вытащить - ну, от всей электроники вашей, но я не разрешила. Поскольку никакого пожара нет, то и трогать не следует. Но они все равно велели вам сказать - как же это я забыла?! - что, когда уезжаете куда-то, все электроприборы отключайте. От греха подальше!
      - Понятно. Отключу. А в компьютер они не лазали?
      - Разве позволила бы? Потом на кухню прошли, там они тоже всю вашу электронику осмотрели, но и на кухне все в порядке было.
      - Даже микроволновая печь?
      - Неужели не работает?
      - Работает! Просто, видно, ребята эти - основательные очень. Они адреска не оставили?
      - Что-то я в толк никак не возьму, Юрий Петрович, - заволновалась домоуправительница. - Неужели дома у вас все же что-то пропало?
      "Лучше бы пропало", - подумал Гордеев, но при этом сказал совсем иное:
      - Я, Анна Савельевна, попросту удивляюсь, насколько добросовестны эти электрики! Из государственной организации и молодые, как вы говорите (хотя про возраст визитеров собеседница мало что сообщила). Удивляюсь и при этом интересуюсь уже: хочу небольшой ремонт сделать, кое-что из электроники моей поудобнее переставить, чтобы эти самые электромагнитные поля подальше от меня находились. И если эти ребята толковые, я бы их пригласил...
      - Толковые, толковые, даже на щитке пощелкали рубильниками, а нас с Зеноном Абелевичем заставили все лампы включать - мало ли что!
      - И гриль проверили?
      - Да, что-то они там крутили. И гриль, и этот ваш... тостер, что ли?
      - Ростер.
      - Да я в них не понимаю...
      - А обед они для пробы не захотели приготовить? - почти сорвался Гордеев.
      - Вот зря вы смеетесь, Юрий Петрович. Мы кроме вашей еще в три квартиры входили, и всюду они тщательно... У Епифанцевых, например, видеомагнитофон на запись был настроен, так они кассету на всякий случай вытащили, а у Ардатовых стиральную машину обесточили и воду перекрыли.
      - И у меня воду проверяли?
      - Обязательно. Мне даже показалось, что один из них где-то офицером служил. Сейчас сами знаете, как бывает, демобилизовали без пенсии - и отправляйся, куда хочешь. Очень обстоятельные.
      - Ну, хорошо. А по телефону они никуда не звонили?.. А то у меня там какие-то номера непонятные в запоминающем устройстве остались.
      - Нет-нет. Никуда не звонили. Может, это что-то нарушилось, когда свет отключался?
      - Вероятно. Но все же связаться с ними как-то можно? Вот вернусь из командировки, и все равно никуда от ремонта не деться...
      - Думаю, вполне можно. Аварийку Михаил Кондратьевич вызывал, я у него спрошу...
      Михаилом Кондратьевичем она величала своего добровольного помощника доцента-пенсионера, преподававшего многие годы историю КПСС, а теперь восстанавливавшего недостаток общения за счет работы на благо дома, хотя порой Гордееву казалось, что он находится при Анне Савельевне не только по хозяйственным, но и по более лирическим причинам. Говорили, что жена покинула экс-доцента лет десять назад, дети выросли, и он имел полное моральное право делать новые попытки по устройству личной жизни. Гордеев уважал Михаила Кондратьевича за въедливость, но по этой же причине держался от него подальше: профессиональный лектор не мог удержаться, чтобы не вовлечь любого собеседника в обсуждение политических проблем. Особенно радовался он, обнаружив, что с его точкой зрения не соглашаются. А точка зрения у него на политику всегда определялась передовицей газеты "Правда", некогда выходившей семь раз в неделю; теперь же, когда "Правда" стала размножаться делением и возникла даже "Правда-5", Михаил Кондратьевич стал страстным читателем не только всех этих "Правд", но и тех газет, которые гордо именовали себя патриотическими. "Сейчас я вас распропагандирую!" восклицал Михаил Кондратьевич и начинал свою атаку всегда с одной и той же фразы: "Согласитесь, что идея коммунизма сама по себе прекрасна, вот только воплотить ее как следует пока не удалось!" После такого вступления даже самые говорливые оппоненты ветерана политпросвещения чувствовали некоторые неполадки в речевом аппарате. Старался попросить пардону уже в начале подобных дискуссий и Гордеев.
      Однако он мог быть уверен, что Михаил Кондратьевич точно помнил, кому он звонил и с кем разговаривал.
      Попрощавшись с Анной Савельевной и условившись, что он еще заглянет к ней до отъезда, Гордеев отправился домой.
      Было ясно, что во время столь тщательного осмотра электроаппаратуры и проводки в его квартире можно было подложить не только пакетик с кокаином, но, пожалуй, и посерьезнее вещички.
      "Они", как можно предположить, этого пока не сделали.
      И на том спасибо.
      Глава 4. И ВСЮДУ СТРАСТИ РОКОВЫЕ...
      Тогда исполнилось гордое сердце девушки гневом, и она решила отомстить.
      Братья Гримм. Шестеро слуг
      Прежде чем записать коротко то, что он узнал от Анны Савельевны, Гордеев проверил автоответчик телефона. И не зря: оказалось, ему звонила Лида.
      Сессию она сдала (радости в голосе не слышалось) и была готова лететь в Булавинск. Спрашивала: не передумал ли он, Юрий Петрович? И если не передумал, просила позвонить ей домой после трех дня.
      Гордеев не передумал. Более того, события последних часов вызвали у него хорошо знакомое ощущение, которое он однажды стал называть рабочей злостью. И даже составил в связи с этом небольшое теоретическое пояснение. Злость сама по себе, трактовал Гордеев, качество скверное, глупое а, может, и мерзкое. Нельзя злиться на стечение обстоятельств, на прихоти или какие-то черты характера людей, которые тебя окружают, не следует злиться на явления вообще, если они тебя прямо не касаются, а лишь не нравятся почему-то. Однако, если покушаются на то, что составляет твой образ жизни, твою суверенность, твое достоинство, не только можно, но и должно разозлиться. Разозлиться - и уж врезать так врезать. Чтобы раз и навсегда отвадить. Но врезать не грубо, а красиво и сильно. Как и положено человеку его интеллектуальной профессии.
      Вот такое состояние подготовки к самозащите-возмездию и называл Гордеев рабочей злостью. Он ощущал его приход мгновенно по тому, что начинало казаться: внутри, правее и глубже сердца, появлялась небольшая, но очень тугая пружина, и пружина эта словно поднимала тело над землей, лишала его ощущения веса и вместе с тем приводила в готовность к любым, самым сложным делам - ради того, чтобы после завершения дела вновь вернуться во вполне им, Юрием Петровичем Гордеевым, заслуженное состояние молодой жизнерадостности и разнообразных желаний, серьезных и не очень.
      Гордеев включил компьютер, вставил дискету и набрал на экране простое слово: "Дневник".
      Не однажды вспоминал он добрым словом то, что, когда в девятом классе отказался ходить в музыкальную школу и окончательно сменил фортепьяно на гитару, мама, Елена Павловна, отправила его на курсы машинописи.
      - Если мой сын глух к подлинному искусству, значит, он не может не быть прагматиком, - сделала вывод мама. - А поскольку умение быстро печатать на машинке еще никому не помешало, от клавишей тебе не отвертеться.
      В учебном комбинате Гордеев оказался единственным парнем, но через несколько месяцев занятий прочно занял место в первой тройке по скорости. Девчата на курсах были веселые, без выпендрежа, острые на язык и почти поголовно курящие. И Гордеев втянулся, беря сигарету - за компанию, после чего бросал курить лет пятнадцать, пока не покончил с этим делом окончательно. Здесь же, среди машинок и сигарет, пережил юный Юрий Петрович и первую свою "лав стори", о которой время от времени вспоминал до сих пор. Собственно, сердечное и, так сказать, телесное увлечение и прервало его образование по специальности "машинистка-делопроизводитель". Елена Павловна еще кое-как мирилась с табачными ароматами, исходившими от одежды сына, однако, хотя так и не узнав всего, но материнским чутьем о главном догадавшись, увела сына с курсов, сказав, что полученных умений ему вполне хватит в жизни.
      В общем, и здесь она была права: Гордеева скорость печати никогда еще не подвела, а его первая возлюбленная, жительница подмосковного Калининграда, который она упорно называла Подлипками, преподала ему поистине бесценные уроки поведения тет-а-тет, так что впоследствии переучиваться не приходилось - только совершенствоваться...