Собачий лай приближался.
      Парни вскочили в лифт. Но последний, у которого в руках была окровавленная бутылка шампанского, притащил с собой вцепившуюся в его спину огромную собаку.
      - Жми! - закричали все.
      Но дверь не закрывалась - мешала собака.
      Парень с бутылкой кричал диким голосом.
      Собачья стая уже заполнила лестничную клетку. Еще один пес повис у парня на спине.
      - Васька, ударь их!!! Васька, убей!
      В тесноте лифта никак не могли сообразить, что же делать?
      Наконец парень с бутылкой ухитрился развернуться и со всего маху ударил повисшую на его окровавленных лохмотьях собаку по голове, та взвизгнула и отлетела, другая на секунду ослабила хватку. Эта секунда ребят спасла. Дверь закрылась. Лифт пополз на восьмой этаж.
      - Что это было?! Что вообще происходит?! - причитала девушка.
      Парни стонали, стряхивая кровь с обкусанных рук.
      - Это я свет оставил. Нету родителей.
      - Гад, ты, Васька, какой же ты гад!
      - А я при чем?!
      - При том, что свет выключать надо!
      - Как думаете? Они до восьмого этажа еще не добежали?
      - Увидим. Дверь не открывай.
      - Как? Она сама откроется.
      - Нажми "Стоп"!
      - Красная кнопка!
      - Тихо.
      - Тебе очень больно?
      - А ты как думала? Кусок мяса вырвали, суки!
      - А если бешеные?
      - Типун тебе на язык.
      - Подождем еще.
      - Нет, они нас учуют!
      - Им надоест ждать, они и уйдут!
      - А если не надоест?
      - Возьми платок хоть... Кровью истечешь...
      - Тихо. Их нет.
      - Хочешь открыть дверь?
      - Нет.
      - Так что, нам тут всю ночь торчать?
      - А ты что предлагаешь?
      - Слушай, тут же должна быть кнопка вызова.
      - Есть.
      - Жми! И скажи, чтобы вызвали милицию - на нас напали собаки...
      Глава 4. СЫНОК.
      - ...Ну и, короче, взяли мы этих мандолин и поволокли к себе на хату. Одна, значит, гнать чего-то стала, что у нее жених скоро там откуда-то возвращается, что она его очень, типа того, любит, а с нами идет потому, что по мужским ласкам соскучилась - короче, ураган полный. - Высосав остатки пива из очередной бутылки, паренек поставил ее под лавку, где уже находилась целая батарея таких же опустошенных сосудов.
      Компания прыщавых подростков сидела на лавке и слушала рассказы пухленького веснушчатого паренька в толстенных очках. Любой взрослый человек при одном взгляде на это жалкое подобие мужчины сразу догадался бы, что все его донжуанские похождения, которые паренек так ярко живописал перед дружками, лишь плод его болезненного воображения. Но соседи по лавке, потягивавшие пиво, и не подозревали, что толстячок просто-напросто неумело варьирует содержание очередного порнографического рассказа, вычитанного в журнале, украденном из стола папаши. Им важнее были подробности, чем правдивость.
      - Ну вот, после третьей рюмки она как кинется на меня и давай стягивать с себя платье. А под платьем ничего нету. Прикинь, голая совсем!
      Между тем количество пустых бутылок все пополнялось. Вокруг лавочки, как грифы над падалью, стали кружить люди в потрепанной одежде и с лицами неопределенного цвета, плавно, спектр за спектром, переходящего из желтого в фиолетовый. Рассказы парня их мало волновали. На компанию вообще не стоит обращать внимания, по крайней мере до тех пор, пока не прогоняют.
      Компания тоже не обращала внимания на бомжей, как не обращают внимания на голубей или воробьев, клюющих что-то неподалеку. Пусть себе клюют, лишь бы не гадили на голову, у птиц свое занятие, у людей - свое.
      - Ну, значит, стаскивает она с меня штаны, в трусы уже лезет, а вокруг же народу полно... - Толстяк допил следующую бутылку и швырнул ее в траву. - Ну я ее, значит, в охапку, и тащу в ванную. А там, блин...
      И тут он заметил, что его уже никто не слушает. Все с интересом наблюдают за двумя бродягами, бросившимися за этой вожделенной бутылкой. Один из них, поменьше и пошустрее, ухватил ее первым. Но тут подоспел второй, побольше и посильнее. Завязалась тихая возня.
      - Ну вот, значит, затаскиваю я ее в ванную, стягиваю с нее трусы и...
      - Слушай, заткнись! - грубо оборвал его один из прыщавых ровесников. Секи, цирк!
      Двое бомжей тянули бутылку в разные стороны, пока кто-то из ребят не догадался вынуть из-под лавки еще одну и швырнуть ее в сторону дерущихся. Бродяги тут же бросились за второй подачкой, стараясь оттолкнуть друг друга.
      - Ну вот, значит, стаскиваю я с нее трусы... - очкарик все не оставлял попыток вновь привлечь внимание к рассказу.
      - Какие на фиг трусы?! - зло воскликнул длинный лысый парень. - Ты только что гнал, что она под платьем голая была! Хорош заливать!
      Больше на очкарика внимания никто не обращал. Все увлеченно расшвыривали в разные стороны бутылки, наблюдая, как потешно носятся взад-вперед два вонючих патлатых оборвыша.
      - Я ставлю на маленького! - воскликнул кто-то, и все стали делать ставки.
      И у маленького, и у большого шансы были примерно равны. Оба они хватали добычу и шустро прятали в многочисленных складках одежды. Скоро оба они при каждом шаге стали глухо позвякивать. Всеобщее веселье захватило даже их, и они только посмеивались, когда один опережал другого.
      - Гляди, еще один прилетел! - воскликнул рыжий и швырнул бутылку куда-то в сторону.
      Все оглянулись и действительно заметили еще одного охотника за стеклотарой. Этот третий был намного больше обоих бомжей. Но у него было два существенных недостатка - во-первых, он еле держался на ногах, а во-вторых, у него не было левой руки. Тем не менее он, словно не замечая двух опередивших его братьев по профессии, медленно нагнулся и поднял вожделенную бутылку.
      Оба его предшественника от такой наглости даже на какое-то время потеряли дар речи. Опомнились они только тогда, когда в сторону однорукого полетела вторая бутылка и он предпринял попытку, правда, не очень успешную, ее поднять.
      - Эй, ты че, охренел совсем! - возмущенно воскликнул тот, что побольше, оглядываясь по сторонам в поисках какого-либо тяжелого предмета.
      Однорукий никак не отреагировал. Чуть не свалившись и насилу обретя равновесие, он опять потянулся за лежащей под ногами бутылкой.
      Прыщавые с интересом наблюдали за неуклюжими манипуляциями однорукого.
      Бутылку он поднять так и не смог. Потому что в самый последний момент к нему подскочил шустрый и со всего размаху саданул ногой в зад. Неуклюже крякнув, однорукий под гогот и улюлюканье подростков кубарем покатился в траву.
      - Вы что, разве так можно? - возмутился один из подростков. - Он же инвалид!
      Подростки издевательски заржали.
      Однорукий между тем с трудом встал на ноги и, не сказав ни слова, направился к бутылке. Но на месте ее не оказалось - она стала добычей шустрого. Заметив, что бутылка исчезла, однорукий огляделся по сторонам и, сфокусировав взгляд на шустром, тихо пробормотал:
      - Отдай!
      - Да пошел ты на хер, мудак однорукий! Еще раз сунешься - я тебе вторую руку выдерну, и ноги, и яйца! - разразился ругательствами шустрый, чувствуя поддержку со стороны зрителей.
      - Отдай, это моя бутылка, - спокойно повторил однорукий.
      - Твоя?! Твое дерьмо в штанах! - шустрому нравилось играть на публику, да еще и чувствуя свою безнаказанность. - Меньше щелкал бы клювом - может, и была бы твоя!
      Большой между тем нашел какую-то дубину и решил, что тоже должен принять участие в изгнании однорукого, тем более что это так весело. Нимало не задумываясь, он подошел сзади и со всей дури шарахнул однорукого по затылку. Но тот только пошатнулся, повернулся и как-то удивленно посмотрел на большого.
      - Зачем ты дерешься, что я тебе сделал? - спросил он.
      Большой решил, что лучшим ответом будет еще один удар дубиной, и замахнулся еще раз. Но в следующий момент получил такой увесистый удар в челюсть, что пролетел метров пять, плюясь осколками зубов. Однорукий медленно подошел к нему и стал выуживать из карманов бутылки. Большой только мотал головой, изо рта текла кровь.
      - Сука! - завизжал шустрый, подпрыгивая на месте, словно кто-то невидимый удерживал его в его порыве броситься на однорукого и разорвать его в клочья. - Сука! Да я с тобой за Стасика знаешь, что сделаю?! Знаешь, что я с тобой сделаю за Стасика?!
      Однорукий не обращал на его визги никакого внимания, продолжая деловито выворачивать карманы теперь уже совсем беззубого Стасика.
      - Смотри, у него нож! - воскликнул вдруг кто-то из подростков, и все замолчали, растерянно оглядываясь по сторонам.
      В руке у шустрого вдруг тускло блеснул длинный старый кухонный нож. Как известно, ни одним ножом не было совершено за всю историю человечества столько убийств, сколько было совершено кухонным.
      Достав нож, шустрый тоже замолчал, словно наконец успокоился. Глаза его сузились, тело перестало дергаться от страха и напряжения и, наоборот, приобрело какую-то ленивую кошачью пластику. Мягко ступая по траве, он медленно двинулся к однорукому, который совсем не отреагировал на вопль из "зрительного зала", словно не слышал.
      - Эй, у него нож! - закричали ребята еще громче. - Баран, обернись! Он тебя сейчас покоцает!
      Но однорукий продолжал как ни в чем не бывало подсчитывать трофеи, бережно поднося каждый к глазам и проверяя, не надбито ли драгоценное горлышко.
      - Сука, одну надбили... - тихо пробормотал он и выпрямился в самый последний момент, когда нож шустрого, как меч Фемиды, уже был занесен в воздухе. И нож этот просвистел прямо перед носом однорукого.
      - Ты чего, совсем обалдел? - как-то очень даже ловко он ухватил шустрого за шиворот и, приподняв в воздухе одной рукой, за неимением второй принялся лупцевать его ногами. Нож отлетел куда-то в сторону, а шустрый заверещал, как годовалый поросенок, которого волокут резать.
      - Давай! Давай, так его! - дружно заорали прыщавые парни, которым в принципе все равно было, за кого болеть в этом поединке. В подобном случае всегда болеют за сильнейшего. - По яйцам ему дай! По яйцам.
      Большой вдруг вскочил и бросился в кусты, но на него никто не обратил внимания.
      - Ты меня зарезать хотел? - пыхтел однорукий, отчаянно работая ногами. - Ну и за что? А вот теперь и получи.
      Бил он довольно крепко, потому что шустрый после пятого удара перестал верещать и только крякал.
      Зато детишки просто из себя выходили от перевозбуждения. Так и тянуло подбежать и тоже врезать разок ногой. Хоть разок.
      После очередного удара однорукий бросил шустрого на землю и поднял нож.
      И опять наступила полная тишина. Только шустрый тихо стонал, пытаясь подняться на ноги. Нет, подросткам уже не было страшно того, что сейчас случится. Даже наоборот, им очень хотелось, чтобы убийство произошло, просто никто пока не смел в этом признаться.
      - Ну, давай... - тихо, почти шепотом сказал очкарик. - Вколи ему.
      И словно плотину какую-то прорвало.
      - Убей его! - закричали все хором. - Засунь ему в живот! Выпусти ему кишки! Горло ему перережь, горло! Давай!
      Они кричали так громко, что даже не сразу услышали милицейский свисток. Только когда неизвестно откуда на однорукого прыгнули два милиционера, свалили с ног и принялись методично колотить резиновыми дубинками, все бросились врассыпную. Но милиционеры и не собирались никого ловить. У них было занятие поинтереснее, чем беготня за пацанвой.
      Однорукий не кричал, не сопротивлялся, вообще не шевелился. Он тихо лежал, уткнувшись лицом в траву и прикрывая единственной рукой затылок, и ждал, когда они устанут.
      Рядом наконец поднялся на четвереньки шустрый. Он хотел потихонечку уползти в кусты, но разве от милиции уползешь?
      - Куда? - поинтересовался один из стражей порядка и со спины однорукого переключился на спину шустрого.
      Когда ни тот ни другой уже не подавали никаких признаков жизни, милиционеры остановились. Один из них, сержант, толкнул однорукого ногой и, вытерев пот со лба, достал из кармана сигарету.
      - Ну что, грузим?
      - Грузим. - Второй включил рацию. - Эй, у нас еще двое! Давай, мы возле старого фонтана.
      Минут через десять подкатил "уазик". Шустрый к тому времени уже пришел в себя и плакал, лежа в траве.
      - Он меня зарезать хотел! Отпустите меня, пожалуйста, я больше так не буду!
      Милиционеры сидели на лавочке и мирно курили.
      - Звать-то тебя как? - спросил молоденький милиционер.
      - Ванюша... Я бутылки собирал, а он первый начал! - продолжал скулить шустрый.
      - А что ж ты ему не дал как следует, Ванюша? - по-отечески поинтересовался сержант. - У него ж всего одна грабля, а у тебя целых две.
      - Ага, две!.. Он, знаете, какой сильный! Как схватит меня за шкирку, да как давай... лупить. Отпустите меня, я больше не буду.
      - Не-е, мы тебя отпустить не можем, - вздохнул сержант. - Никак не можем.
      - Ну почему?
      - А у нас план! - ответил он, и оба мента закатились веселым смехом.
      - Ты чего так долго? - спросил сержант у водителя, когда "уазик" остановился неподалеку и тот вышел из машины.
      - Да за водкой останавливался, - махнул рукой тот. - Прикинь, сдачи у нее не было!
      Все трое переглянулись и расхохотались еще больше.
      - Давай, подъем! - сержант подскочил к однорукому и саданул его ногой по ребрам. - Я тебя, что ли, тащить буду?
      До участка трястись пришлось недолго, он был на соседней улице. Там, в участке, во дворе, бомжей опять долго били. Сначала били те, кто привез, потом били те, кто должен сторожить, потом все, кому больше нечем было заняться. Ванюша при этом визжал и плакал, доставляя милиционерам массу удовольствия. А однорукий все время молчал, бить его было неинтересно. Может быть, именно поэтому и досталось ему намного меньше.
      - Ладно, давай их оформлять, - сказал старшина, когда выяснилось, что бить больше никто не хочет, - волоки их в клетку.
      Дежурный по участку, старый толстый прапорщик, однорукого узнал. Заулыбался, увидев на пороге, и воскликнул:
      - Эй, Сынок, а ты тут как оказался? Что, опять помидоры воровал? Это ж Сынок!
      - Не-е, он человека зарезал, - ответил за Сынка сержант.
      - Зарезал? - прапорщик недоверчиво покосился на Сынка, молча разглядывавшего носки своих ботинок. - Гонишь, не может быть.
      - Ну почти зарезал, - отшутился сержант. - Еще бы чуть-чуть и точно бы кишки из вон того парня выпустил. - Он кивнул на Ванюшу, стоявшего рядом.
      - Чуть-чуть не считается, - ухмыльнулся прапорщик. - Этого я знаю, он зарезать не может. Украсть там, морду набить - еще куда ни шло. А чтоб зарезать...
      - Ладно, мог, не мог... Мне некогда. Давай, Данилыч, оформляй их обоих за хулиганку. На меня и на Васькова запиши. Только не забудь.
      Сказав это, сержант еще раз стукнул Сынка и вышел на улицу.
      - Ладно, не забуду, - пробормотал прапорщик Данилыч, вынимая пустые бланки и шариковую ручку. - Имя, фамилия, год рождения, домаш... ах да, какой у вас дом.
      Ванюша быстро оттараторил свои анкетные данные и попросился в туалет.
      - В туалет? - Данилыч ухмыльнулся. - А ты знаешь, что это такое?.. Ладно, теперь ты, Сынок, давай, колись, что стряслось?
      - Ничего. - Сынок пожал плечами.
      - Ты ж уже за этот месяц третий раз у нас. - Данилыч покачал головой. - Ты что, на скотобойню захотел?
      - Нет, не захотел. - Сынку явно было не очень интересно отвечать на глупые вопросы милиционера.
      - Ладно, какой с тебя толк? - прапорщик махнул рукой и закричал: - Эй, Григорьев, веди их в клетку!
      Из коридора выскочил взлохмаченный заспанный Григорьев и потащил бомжей за решетку. Из камеры до Данилыча донеслись возмущенные возгласы арестантов:
      - Эй, заберите их! Мы от них блох нахватаемся или еще чего! От них мочой воняет, дышать нечем!
      Повертев в руках бланк Сынка, Данилыч вдруг скомкал его и швырнул в корзину для мусора. Найдя в блокноте нужное имя, снял трубку и набрал номер.
      - Алло, Роман Ильич? Это вас Данилов беспокоит... Да, можете подъехать, есть кое-что... Хорошо, жду.
      Минут через двадцать к милицейскому участку подкатил джип. Дежурный без единого вопроса пропустил машину через ворота. Из машины вышел мужчина лет сорока. Прапорщик уже встречал его на пороге здания.
      - Сейчас выведу, Роман Ильич. Постойте тут минутку.
      Через минутку Сынка выволокли на свет божий.
      - Имя... - коротко спросил у бомжа Роман Ильич.
      - Сынок, - за него ответил прапорщик.
      - Сколько лет?
      - Тридцать три, - на этот раз заговорил сам Сынок.
      - Граблю где потерял?
      - Твое какое дело? - Сынок спокойно посмотрел мужчине прямо в глаза.
      - Хорошо, я его беру, - сказал Роман Ильич, вынул бумажник и достал сотенную купюру. - Есть еще что-нибудь?
      - Не-а, больше ничего нету подходящего. - При виде денег у прапорщика заблестели глаза.
      - Как только появится, сразу звони. - Роман Ильич отдал деньги прапорщику и повернулся к Сынку: - Давай, лезь в машину.
      - В машину лезь, скотина! - закричал вдруг Данилыч и принялся усердно пинать Сынка ногами. - Бегом, кому сказано, падла!
      Через минуту джип выехал из участка так же беспрепятственно, как и въехал в него. А еще минут через десять Сынка пересадили в небольшой автобус, битком набитый такими же, как и он, бомжами. Не обращая внимания на остальных пассажиров, он пробился к окну и сел, столкнув с сиденья какого-то спящего ханыгу. Ханыга повалился на пол ко всеобщему удовольствию, но так и не проснулся. Автобус тронулся.
      Сынок сидел у окна и безо всякого интереса смотрел, как проносятся мимо дома, машины, люди. Любой, кто посмотрел бы на него, сразу увидел бы, что все происходящее, как, впрочем, и сама жизнь, Сынку абсолютно безразличны.
      Автобус остановился у Казанского вокзала.
      Глава 5. ЛОГОВО.
      - Пожалуйста... Потом сама приползешь... А я скажу - сама этого хотела, сама получила... Что, я не зарабатываю, чтоб отдохнуть по-нормальному? Имею право. И посмотрим еще, как ты без меня проживешь? Видел я таких. В дом она меня не пускает! В мой дом меня не пускают! И Вовка, тоже, называется, сын! Не сын, а засранец. На родного отца! Ну погоди, попросишь ты у меня мотоцикл! Хрен я тебе дам, а не мотоцикл. Весь в мать, отличник чертов. Мы еще посмотрим, как ты на хлеб заработаешь, когда вы с твоей матерью одни останетесь, без меня. А я вам вот денег дам! "Алкоголик"! Сами вы! Что я, права не имею?! На свои пью! От вас фиг дождешься! Испугали - не пустим в дом! Да пошли вы! Меня, вон, везде с праспрас... распрас... прастертыми объятьями. Вон к Виталику пойду... Или к Борьке... Или просто в гараже переночую. Ничего, не замерзнем, русские не сдаются. Мы идем по пути Ленина...
      Где тут моя ракушка? Где тут мой гаражик? Вот он, родимый. Вот моя деревня, вот мой дом родной... Ничего, перезимуем...
      Вот суки, куда телогрейку дели? Где моя телогрейка, спрашивается!
      А холодно... Так за ночь дуба дашь...
      О, песик, пойди сюда. Давай вместе спать ляжем, ты меня будешь греть, а я тебя. Никому мы, песик, не нужны... Как две бездомные собаки. Ничего, они потом сами пожалеют. Давай, прижмись ко мне, иди сюда...
      Э, все, хорош. Одного хватит. Куда лезете? А ну пошли отсюда, шавки поганые!
      Ах, сука, ты тоже на меня?! Я его пригрел, а он на ме...
      Х-р-р-р...
      Собачников из санэпидстанции приглашали уже четвертый день. Они рыскали по микрорайону, но изловили только трех бездомных собак. Никаких громадных стай, о которых каждый день сообщали жители, они не нашли.
      В отделении милиции ко все учащающимся жалобам жильцов относились скептически. До тех пор, пока не нашли разорванное тело гражданина Суковнина в его собственном гараже. Зрелище было не для слабонервных - у Суковнина отсутствовали руки, а голова валялась в кустах, изгрызенная до неузнаваемости.
      Тогда дали задание всем участковым, патрульным отслеживать собачьи стаи и тут же докладывать в отделение.
      Жильцов попросили без нужды не выходить на улицу, особенно в темное время, а детей вообще не подпускать к дверям.
      Но до семи вечера никаких сообщений о собачьих стаях не поступило.
      В девятнадцать пятнадцать участковый Игнатов возвращался домой. Он проводил так называемую профилактическую беседу с пацанами из десятого дома. Эти придурки взялись "очищать Москву от черножопых", как они сами формулировали свои цели. Попросту нападали на жителей Кавказа, торгующих на местном оптовом рынке. Избивали нещадно, отбирали деньги, часы, кожаные куртки, даже документы. Кавказцы тоже в долгу оставаться не хотели. Они сколотили собственную "бригаду" и теперь охотились на маленьких расистов.
      Игнатов и сам недолюбливал "лиц кавказской национальности", но в данном случае имело место нарушение правопорядка, которое участковый и собирался пресечь.
      Беседа с пацанами ничего не дала.
      - А мы че?! Мы ниче! - тупо твердили они, не внимая мудрому слову милиционера. - Кто сказал?! Когда? А вы докажите! Ниче не знаем!
      Игнатов их все-таки предупредил об ответственности, добавив, что, если кавказцы найдут пацанов и отомстят, он попросту закроет на это глаза.
      - Пусть токо сунутся! - ответили пацаны, которые в предупреждении участкового увидели лишь перспективу новых боевых действий.
      - Я вам сказал, - закончил разговор участковый. - Если еще раз услышу, пеняйте на себя. Загремите все, как один.
      До дома быстрее было идти напрямик, через пустырь, поэтому участковый свернул на еле видную в темноте, осклизлую от тающего грязного льда тропинку. Конечно, он помнил предупреждение о собачьих стаях, о том, что ходить в темноте одному опасно, но именно поэтому и свернул. Он знал, что собачники из СЭСа сюда, на пустырь, не заезжали, вот и надеялся, что найдет тут собачью стаю.
      Но на пустыре не было ни одной живой души. Игнатов даже постоял несколько минут, посвистел, приманивая собак, - ни одна не показалась. Он двинулся дальше, поплотнее ставя ноги на коварную тропинку. Пожалел, что не захватил фонарик, потому что в двух шагах впереди уже ничего видно не было.
      Как ни крепки были нервы у старого участкового, а он аж охнул, когда нога наступила на что-то, показавшееся участковому сначала веткой и скользнувшее под ногой. Уже в тот момент, когда нога предательски поехала вперед, Игнатов понял, что наступил на оторванную человеческую руку.
      Игнатов наклонился к руке, еще не зная, как поступить, и в тот же момент скорее почувствовал, чем услышал, пролетевшее над его спиной мохнатое тело.
      Игнатов невольно отшатнулся назад, когда пустырь вдруг ожил оглушительным собачьим хрипящим лаем. Теперь Игнатов разглядел - вокруг были сотни собак. Они мчались на него, они скалили зубастые пасти, они хотели Игнатова убить.
      Еще и потому участковый не побоялся идти через пустырь, что как раз сегодня положил в кобуру не ветошь, а тяжеленького "макарова". С полным боезарядом.
      Через мгновение пистолет был в руке, затвор легко передернулся и грянул выстрел, сбивший в полете бешеного пса, метившего Игнатову прямо в горло.
      Второго пса Игнатов только подранил, тот завертелся на снегу, разбрызгивая черную кровь. Третьему участковый попал прямо в глаз, и тот ткнулся мордой в снег, еще по инерции прокатившись почти до самых ног милиционера.
      - Ну что, сволочи, взяли?! - зарычал милиционер. Охотничий азарт заставил все его тело дрожать лихорадкой. - Ловите!
      Он выстрелил еще два раза, убив еще одного пса.
      Стая замерла только на секунду, а потом, словно забыв о человеке, бросилась на мертвых своих сородичей и стала рвать их в клочья.
      Игнатов выстрелил еще раз в сплетшийся клубок рычащих тел. И собачья стая бросилась куда-то в сторону оврага, унося за собой ошметки разорванных дохлых псов.
      Человеческую руку Игнатов отнес в отделение.
      На следующее утро стало известно, что рука, найденная Игнатовым, гражданину Суковнину не принадлежит.
      Днем на пустырь пришла рота курсантов школы милиции с автоматами. По следам крови искали, куда скрылась стая. Но следы терялись возле оврага. Прочесали все вдоль и поперек - ничего похожего на укрытие собак не нашли.
      Когда собрались уже уходить, прибежал участковый Игнатов.
      - Я нашел! Это в заброшенном бомбоубежище.
      Сделали стремительный марш-бросок к бомбоубежищу.
      Бетонная будочка во дворе школы с решетчатыми деревянными окнами. Посветили внутрь - глубокий колодец со скобяной железной лестницей, а внизу кишит собачьими спинами.
      - Гранату бы туда бросить, - предложил кто-то.
      Уже собрались палить вниз из автоматов, когда кто-то сообразил:
      - А как они сюда забираются? По лестнице, что ли?
      - У них другой выход должен быть, - догадался Игнатов. - На пустыре. Если мы отсюда пальнем, они туда и смоются.
      Снова часть курсантов отправилась на пустырь. Окружили овраг с автоматами на изготовку.
      Все уже было готово к тотальному уничтожению бешеных диких собак, когда вдруг стали собираться вокруг жители соседних домов. Откуда-то даже журналисты появились с телекамерами.
      - Вот смотрите! - кричал какой-то бородатый дядечка. - Так в нашей стране воспитывают детей - убивают среди бела дня беззащитных животных.
      - Это дикость!
      - Варварство!
      - Кто позволил?!
      - Мы на вас в суд подадим! За жестокое отношение к животным!
      Телевизионщики все это усердно снимали, явно сочувствуя протестующим.
      Пришлось вызывать дополнительные наряды, создавать оцепление, оттеснять толпу, прибыло начальство, словом, суета и неразбериха. Потом приехал вдруг заместитель префекта.
      - Остановить убийство животных! - закричал он.
      Хорошо, что начальник отделения успел подхватить заместителя и увести в свою машину, здесь и показал фотографии покусанных граждан, показал и фото тела растерзанного Суковнина.
      Пришлось заместителю, скрипя зубами, согласиться на варварскую акцию.
      План был такой - бросить в колодец газовую шашку, а саму акцию по уничтожению провести на пустыре, подальше от людских глаз.
      - Успокойтесь, граждане, мы не собираемся убивать собак, мы хотим их только усыпить! - убедительно врал какой-то милицейский начальник.
      Из оцепления видели, как человек в противогазе бросил в колодец бомбоубежища круглый предмет.
      Ничего после этого не произошло.
      - Ну, видите, собачки уснули, теперь их можно перевезти в специальный центр, - говорил в телекамеру милицейский чин. - Мы гуманные люди...
      Договорить он не успел.
      Треск автоматных очередей донесся с пустыря.
      Толпа замерла. А потом взвыла с новой силой:
      - Убийцы! Варвары! Дикари!
      А на пустыре разыгралось настоящее побоище.
      Из незаметной норы в овраге вдруг выкатились на курсантов испуганные псы, те стали поливать их из автоматов. Через минуту нору завалило собачьими трупами. Визг и лай стояли до самых серых небес.
      Но еще через минуту все стихло. Собаки больше не лезли из норы.
      - У них еще один выход есть, - сказал кто-то. - Мы их упустили.
      Возле бомбоубежища толпа наседала на милиционеров. Крик тоже стоял несусветный. Стражи порядка уже готовились пустить в ход дубинки, потому что толпа разъярилась не на шутку.
      Милицейский начальник сел в машину и укатил от греха подальше. Заместитель префекта срочно куда-то звонил по мобильному телефону.
      И в этот момент случилось необъяснимое. Из колодца бомбоубежища сначала выскочила первая собака, а за ней вторая, третья...
      На мгновение все замерли от неожиданности. А собак все прибывало. Обезумевшие от страха псы совершали невозможное, они карабкались по железным скобам и вырывались наружу, где были люди.
      Первым они повалили на землю милиционера, который оказался у них на пути. Бедняга еле успел достать пистолет. Но стрелять побоялся - мог попасть в людей.
      Коллеги сапогами отбили его, окровавленного, у разъяренных псов. А те бросились на толпу. Началась дикая паника.
      - Стреляйте! - кричал бородач, защитник прав животных. - Стреляйте!
      - Убейте их! - орали остальные.
      Телевизионщики бросились врассыпную, спасаясь от бешеных собак.
      В конце концов милиционеры стали стрелять в собак, не жалея патронов. Собаки метались в узком пространстве двора школы, погибая от безжалостных пуль.
      Через полчаса все было кончено.
      Потом, когда увозили на грузовиках трупы собак, оказалось, что их около тысячи.
      Но на этом ужасы не закончились. Можно сказать, что они только начались.
      Добив всех собак снаружи, несколько добровольцев спустились в бомбоубежище. Здесь уже было проще - оставшиеся псы не бросались на людей. Они покорно ждали пули и, получив ее, тихо умирали. Потом поняли, что здесь остались только недавно ощенившиеся суки.
      Очистив от собак подземелье, милиционеры решили обследовать его. Хотелось узнать, что же заставило четвероногих "друзей" собраться здесь в таком количестве.
      Участковый Игнатов, который тоже был среди добровольцев, держа на руках попискивающего щенка - рука не поднялась пристрелить, - дошел до самого дальнего коридора, толкнул полусломанную дверь, посветил фонариком и обомлел.
      В огромной комнате лежала груда человеческих костей: ребра, черепа, берцовые кости... Наверное, собаки не смогли растащить их потому, что в полусломанной двери была только узкая щель.
      На следующий день приехали эксперты.
      Выводы их оказались ошеломляющими.
      Пятнадцать трупов. Семь мужчин и восемь женщин.
      Но убили этих людей не собаки - у всех черепов в затылке была маленькая дырка от пули. Кто-то этих мужчин и женщин расстрелял.
      И самое странное, что никто не искал погибших.
      Глава 6. ВОЗДУШНЫЙ ШАР.
      - У тебя все готово? Ты где?
      - Дома... Ты мне по домашнему звонишь...
      - Ах да... Так у тебя все готово? А мэр будет?
      - Будет.
      - Точно?
      Потом позвонили еще человек восемь, и всех интересовал прежде всего мэр.
      Сегодня Иринины сборы на работу проходили с трубкой у уха.
      - Я распорядилась...