Я с тоской смотрел ей вслед. Чем приходится заниматься! И ей и мне. Себя, ладно, я пожалеть всегда успею. Опустился до запугивания молоденьких девушек. Но она-то, ей бы сейчас самое время спивать писни, лепить вареники с вишней, гулять с парубками возле пруда.
      Она прибежала, запыхавшаяся, через пять минут. Протянула кусок оберточной бумажки с неровно оторванными краями, на котором был торопливо написан адрес: Хмельницкая область и так далее.
      Это "далее" меня касалось меньше всего. За этот клочок бумажки я собирался получить свое.
      - Баш на баш, дашь на дашь, - сказал я парубкам. - Получите искомый адрес, как только начнете вспоминать, что вы видели или слышали в тот день, когда переехали на эту квартиру.
      Они привычно переглянулись. Привыкли работать в паре. А переглянувшись, с вожделением уставились на бумажку с адресом, которой я помахивал у них перед носом.
      Мы ехали в машине назад, к дому на Садовом кольце, недалеко, кстати говоря, от Склифа. Наши практикантки обиженно дулись. Я отстранил их от разговоров на рынке, а им так хотелось загладить, искупить, доказать... Чем я и воспользовался через десять минут, велев им обойти оставшиеся квартиры. Что они и сделали за полчаса, пока мы с хлопцами толковали у них на кухне.
      - Парни! - втолковывал я им со всей убедительностью, на которую был способен. - Наверняка вы насмотрелись видео, и потому вам все кажется, будто я жду, что расскажете мне о свирепом мужике с огромной винтовкой с оптическим прицелом, которого вы встретили, когда выносили ведро с мусором. Может, вы вспомните что-нибудь показавшееся вам странным, необычным? Ведь эти люди, я говорю о киллерах, не как все. То есть могут ходить в кепках и плащах, малозаметные, обыкновенные. Но вот как они держатся? Какой взгляд? Выражение лица, когда вы встречаетесь с ними взглядами? Понимаете, о чем я?
      - Может, стреляли из проезжавшей машины? - предположил Микола.
      - Исключено, - вздохнул я. - Винтовка достаточно велика, высунется из окна машины, но даже если стрелять с заднего сиденья от противоположной двери - очень трудно попасть. К тому же вид входного отверстия говорит о том, что стреляли все-таки сверху. Заказные убийства, чтоб вы знали, совершаются наверняка. Иначе жертва в случае неудачи будет вести себя весьма осторожно, окружит себя телохранителями. Поэтому жертву расстреливают в упор, а мастера снайперской стрельбы, которые при этом хотели бы благополучно смыться, стреляют с удобной позиции. Я не для того читаю вам бесплатно эту лекцию, чтобы пополнить багаж ваших знаний на случай, если решите этим заняться. Мне нужно знать, что вы видели либо слышали в тот день, понимаете?
      - А почему именно мы? - спросили они хором.
      - А потому, что вы находились в "горячей точке" - рядом с местом, откуда был произведен выстрел. Вы, и только вы, можете навести меня на правильный след. Так мне подсказывает моя следовательская интуиция.
      И снова помахал у них перед носом бумажкой с адресом.
      В армии Сережа Горюнов отнюдь не унывал. Продолжал верить в свою счастливую звезду. Оказалось, что помимо прекрасного голоса он обладает не менее прекрасным почерком. И потому стал писарем строевой части при штабе. Работа непыльная, место нагретое - но о том ли он грезил? И о том не мечтал, чтобы быть запевалой роты, батальона, участвовать в армейских смотрах самодеятельности, получая призы и грамоты.
      Очень скоро Сережа понял - писарь строевой части может - если очень захочет, - многое. Особенно если он с головой.
      Об оперной карьере он уже не мечтал. Вернее, перестал мечтать, когда сорвал свой голос во время строевого смотра на морозе, запевая бравурную строевую для приезжего генерала, который при этом прослезился - не то от чувств, не то от холода.
      От Сергея Горюнова теперь многое зависело в карьере и прочих жизненных успехах офицеров полка, касалось ли это их продвижения по службе, командировок в столицу или поступления в академию. Да взять хотя бы продвижение очереди на машину или распределение поступивших в часть телевизоров, холодильников, которых всем не хватало...
      Вопрос был в том, как подать соответствующую бумагу. И когда. Когда "батя", иначе командир полка, в хорошем расположении духа либо, напротив, встал не с той ноги. Бумага могла и опоздать. При этом Сережа разводил только руками, глядя честными глазами на недовольного офицера - стараюсь, мол, но совсем зашился с исходящими и входящими. Просто не успеваю...
      Первыми значение Сережи Горюнова как человека, от которого столь многое стало зависеть в их существовании, раскусили офицерские жены. До этого они с восторгом слушали романсы русских композиторов в его исполнении. Голос писаря строевой части наполнял нежностью их сердца, а теперь они готовы были на все в полном смысле этого слова, когда речь заходила о квартире в новом доме либо о посылке мужа на учебу в академию.
      И он, был грех, пользовался. Причем в полку это вскоре стало секретом полишинеля. Мужья скрипели зубами, грозили его пристрелить, но поскольку у самих было рыльце в пушку, только мысленно передергивали затворы, ни разу не нажав на спусковой крючок, - полковые дамы встали бы грудью на защиту всеобщего благодетеля и любимца.
      Вскоре Сережа сделался гарантом благополучия этого полка, заброшенного в алтайской тайге, казалось бы забытого Богом и министром обороны. Он взял на себя - не сразу, понемногу, чтобы не слишком нарушать субординацию, удовлетворение и ублажение всех социальных, материальных и прочих потребностей личного состава с их чадами и домочадцами. Обеспечивал благодаря своим связям лучшими, экологически чистыми продуктами солдатскую столовую, офицерский буфет и военторг. Ставил в наряд офицеров, когда его просили об этом их жены, чтобы дать чуточку свободы на то время, когда другие офицеры отдыхали после наряда.
      У него образовались прочные связи - от тайги до британских морей, включая столицу с ее Генштабом, министерством и академиями, - с коллегами, неприметными клерками, такими же, как он, вкусившими сладость тайной власти над своими начальниками.
      И они тоже, выполняя его пожелания, составляли нужные бумаги, факсы, зная, как, кому и в какой момент их подать на подпись, чтобы, к примеру, вечно занятому шефу некогда было пробежать ее глазами.
      Сережа расплачивался с ними, как правило, пантами пятнистых оленей, коих было в избытке в здешнем заказнике. Эти целебные рога пользовались растущим спросом среди пожилого, тучного комсостава, приходящего в восторг от мысли, что с помощью экзотического снадобья из рогов можно будет наставить рога своим лучшим друзьям и однокашникам.
      Благодаря этим связям удалось придержать приказ об отправке на пенсию из рядов вооруженных сил "бати", чего все в полку не могли дождаться. Так "батя" стал его должником. И подписывал теперь любую бумагу не глядя. Касалось ли это графика нарядов, отпусков или распределения запчастей для автомобилей.
      Все были довольны Сережей. Врагов у него не было. Он все мог организовать и обеспечить. У него все было схвачено, расставлено и упаковано. Вплоть до сведений о "внезапной" инспекторской проверке - об этом ему из Москвы сообщали заранее. Вплоть до своевременной выплаты офицерского жалованья, к тому времени уже ставшей трудноразрешимой проблемой.
      На Сережу молились все - офицерские жены, их обманутые с его помощью мужья и рядовой состав, поскольку в этой части благодаря его связям и стараниям кормили от пуза, лучше, чем в других.
      И потому, когда пробил час его дембеля, весь полк чуть не упал на колени. Его просили остаться на сверхсрочную.
      Вот когда он впервые задумался над пределом своей отнюдь не легитимной власти. Здесь он может все. А там? Там, в Москве, и без него хватает оглоедов. Там все забито. Палец не просунешь. Но здесь он уперся головой в потолок, но какой высоты потолок? Значит ли это, что он не способен на большее?
      В Москве у него есть связи, но чем он будет расплачиваться за услуги? Там придется все начинать сначала.
      И все же он верил в свою звезду. И потому - пора откланиваться. Не ждать, когда пройдет его время и все не будут знать, как от него избавиться. Как это происходило на его глазах с "батей". А такой момент обязательно наступит - он знал это точно. Кому он будет потом нужен?
      Его подвезли на "газике" командира полка до аэропорта в Барнауле...
      И вот тут он впервые увидел своего ангела-хранителя, который скорее был похож на черта - черный, небритый, с длинным кривым носом, с северокавказским акцентом. Он подошел к Сереже вплотную и сказал, настороженно озираясь:
      - Земляк, хочешь заработать?
      - А в чем дело? - спросил Сережа. Этот усатый ему сразу не понравился.
      - Будь другом, пронеси одну маленькую вещичку. Мы с тобой летим на Москву, там нам ее отдашь. Ты дембель, тебя шмонать не будут.
      Теперь пришла очередь оглянуться Сереже. Сзади прохаживала еще парочка таких же небритых и усатых, в кепках, надвинутых на глаза.
      - Не бойся, земеля! - впервые улыбнулся собеседник. - Я сам служил, сам был дембелем. Знаю, как и что. А я с товарищами за тобой в очередь встану. Ну? И без шуток, да? А то под землей найду!
      "Ну" прозвучало угрожающе. Сережа смекнул, что если откажется, то станет для этой тройки нежелательным свидетелем. Сунут перо в бок - и в толпу. Ищи-свищи. Он бегло осмотрел зал. Парочка молоденьких милиционеров балагурила с отлетающими девушками. Несколько пожилых, нагруженных сумками и мешками мужиков. На кого тут рассчитывать в случае чего? То, что дембелей не шмонают, он знал. И все-таки...
      - Сколько? - спросил Сережа, чтобы что-то спросить, ни на что уже особенно не надеясь. Тем более времени на раздумье не оставалось.
      - Пятьсот, - сказал собеседник. - Половина сейчас, остальные потом. Риска никакого, сам видишь...
      И, еще раз оглянувшись, сунул ему картонную коробочку, наверно, от шампуня.
      - "Наркота", - подумал Сережа машинально, не считая, принимая тонкую пачку долларов.
      Это была первая в его жизни валюта, которую он держал в руках.
      Он пожал плечами и двинулся к стойке, где проходила регистрация.
      Девушка в форме ему улыбнулась, пропустила, не глядя на чемодан, который сейчас обжигал ему руку. Он прошел с ним дальше, чувствуя спиной взгляды своих работодателей. Потом, услыхав, что происходит что-то неладное, оглянулся.
      Их взяли прямо в очереди невесть откуда набежавшие омоновцы и грубо, пинками, потащили от стойки регистрации к выходу.
      Только "ангел-хранитель" успел обернуться и крикнуть: "Тебя в Домодедове встретят!"
      Омоновцы тоже оглянулись, выискивая глазами, кому тот мог крикнуть. Но Сережа тут же отвернулся, продолжая идти ватными ногами к самолету.
      Но сначала их собрали в накопителе, где предстояло ждать посадки. Сережа стоял сам не свой. Встретят в Домодедове? А как его узнают? И что подумают? Ведь он прилетит один. Кто даст им знать?
      Но раз так сказано, значит, встретят. Кто? Как выглядит этот посыльный? Вот ввязался! А если проверят с собаками, которые наркоту чуют сквозь металл? Им, собакам, без разницы, дембель ты или не дембель.
      - Где тут у вас туалет? - спросил он дежурную.
      - Скоро посадка, потерпите, - улыбнулась ему девушка.
      - Я скоро! - заверил он, приплясывая для понта, чтобы показать, насколько подперло.
      - Только быстро. - Она открыла ключом дверь в аэровокзал. - Налево и по лестнице наверх. Там увидишь. Донесешь, не расплескаешь?
      Любят в нашем народе солдатиков, что и говорить...
      Он только кивнул и побежал, крепко держа чемодан, наверх.
      Туалет был пуст. Он зашел в кабинку, лихорадочно путаясь в ключах, стал отыскивать нужный. Наконец открыл чемодан, достал коробочку.
      Коробочка как коробочка, обыкновенная упаковка. Только слово "шампунь" и можно разобрать...
      Открыл ее. Там был тюбик с такой же надписью. Дрожащими пальцами отвернул колпачок. Понюхал. Шампунь как шампунь. Чуть выдавил. Показалась тягучая, прозрачная желеобразная масса.
      И все? И только-то? Что за игры на свежем воздухе?
      Но баксы - вот они! Он достал их из кармана шинели. Похрустел, полюбовался на холеные лица пожилых президентов в париках. Самолет, конечно, вот-вот взлетит. Плевать. За такие деньги можно еще взять билет. И не один.
      Так что в этом тюбике? Он снова надавил. Шампунь полез из узкого горлышка, а потом в нем что-то сверкнуло...
      Он ухватил двумя пальцами эту сказочно красивую цепь и вытащил на свет бриллиантовое ожерелье очень тонкой работы.
      Камни тускло поблескивали в желе. Он оглянулся, спустил воду, промыл в ее потоке добычу. Отмытые камни стреляли голубыми искрами.
      Куда с ними теперь? В милицию? Объяснять там, как и почему он согласился провезти этот ворованный или контрабандный, словом, незаконный товар? Ведь он - сообщник, хоть и раскаявшийся.
      Ну нет! Деньги - это отчеканенная свобода! Не им сказано, но согласен он полностью. А это огромные деньги, судя по всему.
      В Москве с ними не пропадешь.
      Он быстро пошел к лестнице. Как бы не опоздать. И плевать, что кто-то будет встречать в столице. Вон сколько дембелей! Всех не встретишь.
      Он почти бежал по лестнице вниз, как вдруг на ходу остановился, едва не выронив чемодан.
      Возле входа в накопитель стояли два омоновца и о чем-то говорили с дежурной.
      - В туалет один побежал, - донеслось до Сережи. - Сейчас должен вернуться, я его предупредила.
      Стараясь быть незамеченным, он снова поднялся наверх, прошел мимо туалета, спустился по другой лестнице. Посмотрел через стеклянную стену на свой самолет. Последние пассажиры поднимались по трапу.
      Тоска его взяла. Значит, не удастся улететь? По сути, он сейчас прячется от ментов. Хотя пока ничего дурного не сделал. Вернее, уже сделал - скрывает краденое.
      Неужели эти кавказцы показали на него? Он сел в сторонке среди пассажиров, поглядывая, как открываются двери и люки самолета.
      Зачем им это надо? Если их ловят как похитителей бриллиантов, зачем показывать на него? Сейчас камней у них нет, попробуй докажи. А если возьмут его по их наущению, то ему придется показать, что драгоценность ему передали они. Чтобы пронес. Стало быть, не выгодно им, чтобы его взяли. Наверное, кто-то вел их, следил за ними и видел, как они общались с ним. И тот наблюдатель сказал про это ментам.
      Значит, лететь ему с камнями нельзя. Просто голова кругом. А что с ними делать? Надо будет придумать. Но не сидеть же здесь в аэропорту и не ждать, когда его возьмут с поличным. Пришьют срок за укрывательство.
      Выход был один - возвращаться в часть. Он подпишет контракт, как его просили, останется там и будет ждать момента, когда с этими камнями можно будет слинять. Когда про него забудут.
      Наверное, его сейчас везде ищут. На вокзале в том числе. Нет, вернуться в родную часть - самое то. И там залечь на дно. Переждать.
      Кстати, не так уж плохо там ему было. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе. Не он опять же сказал, но и с этим он полностью согласен.
      И он вернулся в часть. Написал задним числом - на всякий случай заявление о сверхсрочной. "Батя" прослезился, расцеловал и подмахнул, как всегда, не глядя.
      Теперь у него было алиби. Пусть хоть такое хлипкое. К тому же он верил, что в обиду его здесь не дадут. Он верил в судьбу. Верил, что все, что ни делается, - к лучшему. Значит, ему предначертано побыть здесь еще год-другой. Такие деньги, спрятанные в тюбике с шампунем, он не заработает на гражданке и за пятьдесят лет. И это "ангел-хранитель" вручил ему бриллианты, отправив обратно, на дорогу своей судьбы. Ибо в том самолете она бы оборвалась... Самолет разбился, заходя на посадку. В Новосибирске...
      Слава Грязнов ходил по моему кабинету и говорил, говорил, размахивая руками. Время от времени останавливался, чтобы переспросить: "Старичок, у тебя действительно ничего не осталось в сейфе?"
      - Может, нам самим слазить туда на чердак и своими руками там все перебрать-перещупать? - вдруг спросил он.
      - Восемь дней прошло, - махнул я рукой. - Ни одного свидетеля. Уж как я этих ребят с Украины пытал. У них одно на уме - скорей бы вернуться домой. Ничого не бачили, ничого не слыхали...
      - У тебя есть протокол допроса - магнитофонная запись их рассказа? спросил Слава. - Ты ничего не упустил?
      - А они ничего толкового и не рассказали, - вздохнул Володя Фрязин. Их показания уместились на полстраничке протокола.
      - Подумаем еще раз. - Слава приложил палец к губам. - Этот банк "Лютеция" был открыт в ноябре девяносто первого года. Понимаешь?
      - На деньги родной партии и дорогого правительства, - усмехнулся я. Тебя, Славик, я позвал, как свежую голову. Чтобы ты смог взглянуть на все со стороны. А ты опять нас толкаешь на ту же стезю. Ах, золото компартии! Где оно? Там же, где золото инков.
      - Все сказал? - спросил Слава, уперев в меня свой указательный палец. Есть у него такая вредная привычка. Не помню, говорил ли о ней?
      - Все! - сказал я.
      - Нет, не все, - мотнул он своей некогда рыжей, а теперь наполовину пегой, лысеющей головой. - Ты не ответил на мой вопрос: осталось ли у тебя что-нибудь в сейфе?
      Чертыхнувшись, я полез в сейф. Он следил за мной, чуть склонив голову набок, подобно курице, ожидающей, подсыплют ли ей зерна.
      - Мне нужна твоя свежая голова, - повторил я, доставая бутылку коньяка, на дне которой еще что-то плескалось. - Мне нужно, чтобы ты говорил глупости, которые, если их систематизировать, приведут к истине с неожиданной стороны.
      Он выхватил бутылку у меня из рук и приложился к горлышку, закинув голову. Володя Фрязин смотрел раскрыв рот, как светило сыска, давясь, с томительным бульканьем высасывает последние капли.
      Будет что рассказать стажерам и следователям с месячным стажем работы.
      Переведя дух и вытерев губы рукавом, Слава зажмурился.
      - Итак, прослушаем еще раз, что рассказывали тебе эти заезжие братья по СНГ. - Он вставил в кассетник пленку, на которой я зафиксировал никчемные показания этих молодых хохлов.
      Он включил магнитофон. Все то же. Как добирались с вокзала, как искали квартиру... Поморщившись, я отнял у него магнитофон и перемотал немного вперед.
      - Вот здесь, - сказал я.
      - Ну мы договорились с хозяйкой на четыре, а делать было нечего, приехали в три, - рассказывал Микола. - Ее еще не было. Жилец собирался. У него два чемодана, пока уложишься... Хотели ему помочь, а он не дал. Я только приподнял - здоровенный. А он их один попер, остановил такси и уехал. А после хозяйка подошла. Ну вот, со всеми подробностями, как вы просили.
      - Как он выглядел? - спросил я.
      - Ну как... Высокий, загорелый, хмурый, - продолжал Микола. - Так он же уехал из Москвы. Да... а одет был просто, бедно даже.
      - С чего ты взял, что он уехал из Москвы? - спросил Володя.
      - А он при нас садился в машину и сказал частнику: мол, на Курский. И побыстрее.
      - На поезд опаздывал, - подсказал Дмитро.
      - Так на такси или к частнику он сел? - спросил я.
      - К частнику. Вроде... Нет, точно к частнику.
      - Он машину поймал или сама подкатила? - спросил Володя.
      - Вроде сама... Мимо проезжал и увидел его с чемоданами.
      Слава выключил диктофон.
      - И что? - спросил он.
      - Когда человек спешит на вокзал, особенно если приезжий, он заказывает такси, не так ли? - спросил я. - Возможно, он таким образом обеспечил себе алиби?
      - Из тебя преступник получился бы лучший, чем "важняк", - сказал Слава. - Ловишь блох, тебе не кажется? Я понимаю: других персоналий у нас нет...
      - У нас с Володей нет, - уточнил я. - Фигурирует один мужик, спешивший на вокзал. Даже не подождал хозяйку.
      Обыденная ситуация, из которой ничего не высосешь. Он уехал в четвертом часу, Салуцкого замочили после шести, точнее, в четверть седьмого. Время, конечно, было, чтобы вернуться и подготовиться. Но есть и риск. Попасться на глаза тем, кто знает, что ты уже ешь холодную курицу в поезде, набирающем скорость. Это запомнится.
      Нет, такие ребята заранее забираются на чердак, когда их никто там не видит. И отлеживаются, ожидая своего часа. Возможно, он караулил банкира не один день. Все-таки задание чрезвычайно трудное. Попробуй выследи в толпе в час пик - и попади точно!
      - На нем были очки, - напомнил Володя. - Обычные. С диоптриями. Это они вспомнили в другом месте, когда еще раз попытались его описать.
      - Тоже не факт, - раздраженно сказал я. - Специально надел, чтобы невозможно было заподозрить в нем снайпера. Что тут непонятного?
      Надо взять себя в руки. Хуже нет, когда все факты начинаешь подгонять под свою версию. Моя версия пока что состояла в том, что это сделал не жилец, которого эти хлопцы сменили. Володя мне поддакнул, хотел как лучше, а посеял еще большие сомнения. Вон как Грязнов оживился, услышав про очки.
      - Вы хоть фоторобот составили? - спросил он со вздохом. Мол, сам не сделаешь, никто не почешется.
      - Да зачем он? - отмахнулся я, продолжая оставаться недовольным собой. Действительно, следовало составить фоторобот. Не помешал бы.
      - Не успели, - постарался выручить меня Володя. - Они уехали. У них были билеты. Но я взял с них слово, что позвонят, когда снова сюда заявятся.
      Грязнов вздохнул, но ничего не сказал. Его вздох был красноречивее слов.
      - Лучше скажи - есть что-нибудь подобное в оперативных сводках МУРа? спросил я.
      Он отрицательно покачал головой.
      - А на Салуцкого что-нибудь есть?
      - Все-таки думаешь, что это криминальные разборки? - задумчиво спросил Слава.
      - Ничего я не думаю, - сказал я. - Просто попросил тебя разузнать, что за человек этот банкир. Вернее, что это был за человек, - поправился я.
      - Какая теперь разница, - беспечно махнул он рукой. - Ты мне лучше другое скажи: парни эти уехали, но хозяйка-то осталась? Она-то его чаще видела.
      Это прозвучало так: вот где я тебя достал!
      Я свирепо посмотрел на Володю. Тот прижал ладони к груди, чтобы возместить этим жестом недостаток убедительности.
      - Пятый день ее ищу! Сдала квартиру, а сама живет по Горьковскому направлению, где-то за Салтыковкой, у сестры на даче. Клиентов ловит на Курском вокзале. Деньги берет вперед. Вот все, что сказали соседи.
      Мое недовольство своей персоной нарастало. Оказывается, она деньги брала вперед. Вот почему этому мужику не стоило ее дожидаться.
      А я только что выразил удивление по этому поводу. Интересно, Слава это пропустит или не преминет воспользоваться?
      - Стало быть, она видела его один только раз, - вздохнул он. - И довольно давно. Может и не вспомнить, как он выглядит.
      - Квартира сейчас занята? - спросил я Володю.
      - Какая теперь разница? - махнул он рукой.
      - Такая, - ответил за меня Слава. - Если квартира не занята, значит, она ловит жильцов на вокзале. Твой шеф правильно тебя спросил. Она, выходит, там стоит, тебя высматривает, а ты почему-то здесь сидишь и старших по должности перебиваешь.
      Мы с Володей переглянулись. А что? Похоже, коньяк расширил сосуды Вячеслава Ивановича до необходимой величины. И кто знает, было бы в бутылке больше - уже знали бы, кто шлепнул банкира Салуцкого...
      Володя быстро набрал номер телефона той нехорошей квартиры. Длинные гудки были слышны даже в другом конце кабинета.
      - Еще не факт, - сказал моими словами Слава. - Может, тоже укатили в Лужники... Значит, слушай меня внимательно. - Он взял Володю за пуговицу на пиджаке. - Позвонишь сегодня вечером. Звони хоть до утра.
      - Для чего? - не понял Володя. - Я лучше туда подъеду, спрошу у соседки. Хозяйка всегда поручает ей смотреть за тем, что у нее в квартире делается.
      - Или так, - кивнул Слава. - Я про другое. Завтра ты должен сойти с поезда, прибывшего с богатого юга, ты понял? Груженный сумками и чемоданами. Тогда она сама тебя найдет. Вернее, сбегутся к тебе многие, кавказцев не все решаются поселить. А тут - русский парень, весь в коже, с сумками.
      - У меня нет кожаной куртки, - застенчиво сказал Володя.
      - Это никого не колышет, - поморщился Слава. - Чему там вас вообще учат... Найдешь. Ограбишь кого-нибудь. Это твоя проблема, ты понял? Значит, набегут на тебя бабули, будут предлагать квартиру, ты скажи: мол, нужно в районе Склифософского, на случай форс-мажорных обстоятельств, чтобы "скорой" далеко не везти, - вот тут она твоя! Хозяйка то есть. Бери ее тепленькой, пусть довезет тебя до квартиры, а там составишь с ее помощью фоторобот квартиранта. Начни, кстати, с очков. Мало ли. Вдруг это вызовет у нее удивление? Какие, мол, очки? Ни про какие очки ничего не знаю. Понял, да?
      - Его бы к вам на юридический факультет, - сказал я Володе не без зависти. - Готовить нам смену. Такие лекции по криминалистике только после двухсот граммов читают! А представляешь - после трехсот?
      - Вам бы только зубы скалить, - проворчал Слава самодовольно. - А дело стоит. Так ты про Салуцкого интересовался?
      - Разве? - удивился я. - А ты собирался что-то рассказать?
      Володя улыбался. По-видимому, понемногу привыкал к нашей пикировке, уже не страшась, что мы разругаемся всерьез.
      Сейчас заладит, когда был основан банк "Лютеция", подумал я. Привык танцевать от печки.
      - Банк "Лютеция" был основан в ноябре девяносто первого, - сказал Слава, прикрыв глаза, будто читал отходную Салуцкому и его банку. - В те дни, если помните, либеральная общественность стеснялась спрашивать у нуворишей: откуда, мол, деньжата. Полагали дурным тоном.
      - И этим пользовались все кому не лень, - подтвердил я.
      - Заявленный капитал банка не превышал минимальной суммы, уже не помню какой, но оборот финансовых операций рос со сказочной быстротой. Процентная ставка была ниже, чем у других, а процент по вкладам был выше крыши. Многие полагали, что банк скоро прогорит. Но вкладчики несли и несли... Иногда до миллиона баксов в день. Просто не знали, куда складировать эти тонны денег. Было понятно, что добром это не кончится. Но банк процветает по сей день. По-видимому, на зависть конкурентам. И вот чем это закончилось.
      - У них были должники? - спросил я.
      - Подобные вопросы лучше передать Савранскому, - пожал плечами Грязнов. - Твоему новому другу. Но я бы не портил с ним отношения, пока он не даст тебе кредит на дачу.
      Я проглотил это замечание. Оставил без ответа, как и многое другое. Слава привлекает меня не тем, что подсказывает, а тем, на какие неожиданные выводы своими рассуждениями наталкивает. То, что он сказал сегодня дважды про ноябрь девяносто первого, навело меня на мысль, что в последнее время убивают как раз банкиров, основавших свое дело именно в том году. С точностью до месяца-двух. О деньгах партии поговорили и забыли. Но деньги, и немалые, откуда-то возникли именно в те дни.
      Надо полистать газеты тех дней. Мне все больше кажется, что шум по поводу партийных денег был призван отвлечь от денег настоящих. Может, я не прав. Но проверить стоит.
      - Итак, на чем мы остановились? - спросил я.
      - На том, что тебе следует поговорить с Савранским по поводу беспроцентного кредита для строительства личной дачи, - ответил Слава. - И заодно расспросишь его про Салуцкого. Банкиры не любят говорить о коллегах. Тем более о мертвых...
      - ...Или ничего, или только хорошее, - сказал мне банкир Савранский. Помните это древнее изречение?
      - Боюсь, это будет продолжаться, - сказал я. - И еще больше будет тех, о ком не говорят ничего либо только хорошее.
      - Это намек? - поднял кустистые брови Борис Львович. - Запугиваете?
      - Пытаюсь вычислить вашего потенциального убийцу.
      - Ну что ж, - весело сощурился Савранский. - Поскольку вы меня уже числите трупом, значит, меня это правило не касается. Поговорим о мертвом банкире. С Семой Салуцким меня познакомил уже известный вам помощник министра Сережа Горюнов. Вам это ничего не говорит?
      - Ничего, - пожал я плечами. - Кроме как о разносторонности интересов этого молодчика. Распространяются ли они на вооруженные силы, вот вопрос. И если да, то в какой именно области.
      - Сема был жалок, - продолжал Борис Львович. - В каком-то пальтишке на рыбьем меху, несмотря на холодный октябрь.
      - Девяносто первого! - не преминул я щегольнуть своей осведомленностью. Но он оставил успехи моей эрудиции без внимания.
      - Кажется, они были заядлыми картежниками, - продолжал Савранский. Работали в паре. Но нарвались на более умелых шулеров. И когда вконец разорились, к тому же будучи изрядно побиты, то пришли к выводу, что неплохо бы иметь свой банк. Чтобы играть дальше.
      - А вы, позвольте спросить, откуда знаете господина Горюнова? перебил я Савранского.
      Он, по обыкновению, сощурился. Не твое собачье дело, как бы говорил его прищур. Но ответил достаточно вежливо, хотя и сухо:
      - Меня познакомил с ним генерал Тягунов, известный вам по вашему расследованию. Вам достаточно этого объяснения? Или следует добавить, что мое знакомство с господином Горюновым вовсе не означает, будто я имею с ним что-то общее?
      - Мне достаточно, достаточно... - поднял я руки вверх.
      - Кажется, Бертольт Брехт сказал: что значит ограбление банка по сравнению с его основанием? - продолжал Борис Львович. - Вы, кстати, не хотите чаю? Кофе?
      Я пожал плечами. Он нажал кнопку на своем громоздком селекторе и снова раскурил громадную сигару, отчего пепел с его жилета осыпался на палас.
      - Сонечка, деточка, два кофе мне и господину сыщику... Нет, не Шерлоку Холмсу, говорил уже, Шерлоку Холмсу ты принесла бы горячий пунш и плед на ноги.
      - Она у меня любит детективы, - сказал он мне, отпустив кнопку. - И в каждом вашем коллеге ей чудится герой Конан Дойла. Вы, кстати, не обиделись, когда я сказал, что вы не Шерлок Холмс?
      - Ничуть. Мне вполне достаточно того, что я Турецкий.
      - Вы хотя бы существуете в реальности, - вздохнул Савранский. - А тот существовал в воображении очень среднего писателя.
      - Поди знай, что хуже, - заметил я.
      - Так на чем мы остановились? - спросил он.
      - На высказывании Брехта, - напомнил я. - Дескать, куда грабителям банков до их основателей.
      - Вот именно! - сказал он. - Так вот, не прошло и месяца, как Сема Салуцкий снова заявляется ко мне - одетый в клубный пиджак, с бабочкой, хорошо откормленный - и предлагает сотрудничество. То бишь предлагает кредит. Представляете?