Кондиционер вбирал в себя полуденный жар.
Реддвей и Турецкий влетели, как два смерча. Верней, торнадо по сравнению с ними был жалким ветерком.
– Итак, дети мои, нам всем подвалило работенки, – по-ковбойски оседлав стул, возбужденно объявил Реддвей. – Хватить играть в бирюльки, пора и потрудиться!
– Это мы уже поняли, – деловито сложил руки на груди Солонин.
– У него такой вид, будто Хуссейн сбросил на Израиль атомную бомбу, – шепнул Гарджулло на ушко Кати Вильсон.
Он и сам не предполагал, что случайно попал чуть не в самую точку.
– Полчаса назад в самом центре Тель-Авива сработало мощнейшее взрывное устройство, – объявил Турецкий.
– Жертвы? – подал голос Валериан Володин.
– Много жертв, – сжал пальцами нижнюю губу Реддвей. – Именно поэтому израильские коллеги за помощью обратились к нам. Мы уже получили данные с космического спутника, несколько четких снимков. Ознакомимся с ситуацией, определим, что к чему, и в путь.
– Когда? – не отрываясь от дисплея, спросил Фрэнки.
– Самолет уже ждет на взлетной полосе. Надо только домчаться до аэропорта в Инсбруке.
– Ненавижу самолеты, – поежился Мамонтов. – Убалтывает меня…
– Увы, телепортацию еще не придумали, – сочувствующе посмотрел на него Барагин.
…Однако этим поспешным сборам предшествовал разговор, который во многом и определил все дальнейшее развитие событий. А разговор этот вели политики самого высокого ранга, выше не бывает. Президенты Америки и России.
Созданный под эгидой ООН, но исключительно усилиями трех стран – России, США и Германии, «Пятый уровень» был, как это водится, на время благополучно забыт. А может быть, не забыт, может, президенты давали возможность команде как следует подготовиться к работе. Реддвею и Турецкому уже не раз приходилось пробиваться к высокому начальству с одной просьбой – используйте нас, мы готовы.
Однако даже операция в Боснии была полной самодеятельностью. Реддвею и Турецкому всякий раз отвечали, что, мол, их время еще не пришло, пусть себе спокойно живут, а когда понадобится – вызовут.
На сей раз все случилось с точностью до наоборот. Узнав о взрыве в израильской столице, первым забеспокоился американский президент. Конечно, терроризм – страшная вещь, а именно для борьбы с этим дьявольским злом и был создан «Пятый уровень». Но случавшиеся до этого не менее трагические события, связанные с террором, не вызвали такого беспокойства в Америке, как на сей раз.
Президент позвонил в Кремль и напомнил русскому коллеге, что созданная ими команда почему-то бездействует (!), не пора ли ее направить на настоящее дело.
Российский президент особого удивления американскому не высказал, но тут же запросил сведения о взрыве, узнал, что произошло в Тель-Авиве, узнал, что «Пятый уровень» уже давно просится в бой, и дал на то согласие.
С израильскими властями договаривался уже американец.
Русский же президент подумал, что у «вашингтонского саксофониста», очевидно, есть особые причины беспокоиться по поводу теракта. Впрочем, подумал об этом как бы вскользь, не заостряясь.
Дальнейшие события показали, что эта мимолетная мысль была в самую десятку.
И причин беспокоиться у русского президента было ничуть не меньше…
Команда переместилась в просмотровый зал, где на огромный видеоэкран подавалось цифровое изображение.
Снимки действительно были четкими. Все как на ладони. Обрушившиеся стены домов, развороченные автомобили и автобусы, огромная воронка посреди мостовой и люди… Живые и мертвые. Мертвых гораздо больше.
– По-видимому, взрывчатка была в припаркованном грузовичке вот здесь, – Турецкий ткнул указкой в эпицентр взрыва. – Разумеется, от него ничего не осталось. Версий может быть множество. Сейчас полиция опрашивает свидетелей, но…
Он замолчал, и все поняли, что на показания свидетелей рассчитывать не придется. Надо будет самим раскапывать, песчинку за песчинкой, собирать информацию, внедряться, вести наблюдение… Словом, применить на практике все те знания и навыки, что они получили в «школе».
Тягостному молчанию Турецкого можно было найти и еще одно объяснение – это было их первое настоящее антитеррористическое дело, не считая боснийского. И права на ошибку они не имели.
– Кто-нибудь взял ответственность? – нарушил тишину Солонин.
– Пока нет.
– Задницей чую, это «Хэсболла». Их стиль. У них жалость отсутствует как таковая.
– Может быть… – не стал возражать Турецкий. – Нам предстоит все это выяснить.
– А какая сейчас погода в Тель-Авиве? – осведомилась Маргарет Ляффон.
– Ох уж эти бабы… – закатил глаза Гарджулло. – Самое главное – узнать погоду, чтобы подобрать подходящие туфельки.
– Действуем по пятому варианту, дети мои, – сказал Реддвей.
В общем– то больше ничего объяснять было не надо. Пятый вариант -это когда все члены группы должны работать как бы порознь, каждый за себя. Никаких собраний и совместных действий. Разумеется, до тех пор, пока не поступит команда приступить к другому варианту.
– Я останусь здесь, – продолжал Питер, – буду держать с вами круглосуточную связь, а заодно попытаюсь выйти на ребят из ЦРУ, Интеллидженс сервис и других разведок. Наверняка у кого-нибудь да окажется кое-какая информация. Турецкий возьмет на себя контакт с ФСБ, ему в этом смысле проще. – Он выдержал паузу, после чего торжественно произнес: – И да поможет нам Бог!
Все поднялись и хором выпалили:
– Служим Отечеству!
– Каждый своему… – тихо добавил Гарджулло.
Лишь Фрэнки не изменил своего положения, остался сидеть, заложив ногу за ногу. Джек был одиночкой по жизни, ему было чуждо всяческое проявление коллективизма. Людям искусства, а он себя к таковым причислял, противопоказано ходить строем.
– А погода сегодня в Тель-Авиве сказочная, – проговорил Фрэнки, перелистывая страницы Интернета. – Вот, пожалуйста. Двадцать восемь выше нуля по Цельсию, солнечно, ветер южный, умеренный.
– Я успею заскочить за купальником? – взмолилась Марго.
– Я одолжу вам свои плавки, мадам, – хмуро процедил сквозь зубы Реддвей, но, смягчившись, ласково хлопнул девушку по упругой попке. – Ты иврит-то еще не забыла?
В 13.29 вылетели с аэродрома австрийских ВВС. В 15.54 приземлились на секретную посадочную полосу близ Тель-Авива и пожимали руку представителю службы Моссад Соломону Берковичу, встречавшему их у трапа.
– Восемьдесят шесть человек погибли, – искренне причитал статный мужчина лет сорока, по очереди пожимая руки бойцов. – Более двухсот ранены. Беркович Соломон, очень приятно… Дети, старики… Беркович… Торговый район, знаете ли, обеденное время… Соломон Беркович…
– Мне нужны самые свежие сведения. – Турецкий надел темные очки. Интернет не врал, в столице Израиля и в самом деле было очень солнечно.
– Мои ребята исследуют каждый сантиметр, через час я должен получить подробный отчет.
– Уже сейчас можно сказать что-нибудь определенное?
– Можно сказать, что совершен теракт.
– Неужели? – «изумился» Турецкий.
– Не надо иронизировать, – жестко одернул его Беркович. – Поначалу мы действительно сомневались в этом. И на то были веские причины – в одном из домов ремонтировали газопровод. Плюс ко всему – ни по одному из наших каналов не прошло и намека на готовящийся взрыв.
– Вам бы следовало хорошенько прочистить эти каналы.
– Вместе с газопроводом… – пробормотал Гарджулло.
– Такое случилось впервые за последние несколько лет. У нас очень разветвленная агентурная сеть. Обычно мы загодя получаем предупреждение с точными временными координатами и успеваем предпринять соответствующие меры. Но на этот раз…
– Так, может, это был все-таки газ и вам надо разобраться с коммунальными службами? – вклинилась в разговор Кати Вильсон. – Тогда какого черта мы сюда приперлись?
– Газовый взрыв не очень вяжется с ранениями, которые получили жертвы… – пояснил Беркович. – Некоторые из них были буквально нашпигованы гвоздями и шурупами…
– Тип взрывчатки?
– Скорей всего, это был нитроглицерин.
– Нам бы хотелось лично осмотреть это место.
– Я в полном вашем распоряжении, – приосанился Беркович.
– Где тут у вас ближайший туалет? – тяжело опираясь на плечо Барагина, простонал сине-зеленый Мамонтов. – Кажется, у меня началась небольшая интоксикация…
К сожалению, от услуг Мамонтова пришлось отказаться на неопределенное время. Бедняга как скрылся за дверцей с двумя нулями, так и поселился там. Кстати, этот недостаток Георгия – плохая переносимость авиаперелетов – не раз обсуждался командованием центра. Однажды даже ставился вопрос о его отчислении. Но у Мамонтова было неоспоримое преимущество перед остальными членами группы – никто лучше и быстрей него не мог завербовать и раскрутить «лопуха» – «Лопух» – жаргонное слово секретных служб. Человек, обладающий ценной информацией вне зависимости от его возраста, пола, статуса и социального положения.», а уж в наружном наблюдении ему просто не было равных.
Глава 8. Израиль, Тель-Авив
Внешне это был обыкновенный домишко в отдаленном пригороде столицы – четыре этажа, на балконах сушится белье, из приоткрытого окна доносится визгливый женский голос, смешанный с ароматом готовящегося ужина, во дворике играют дети.
Но мало кто знал, что домишко этот был десятиэтажным. Вернее, об этом не знал никто, кроме агентов спецслужбы Моссад. Остальные же шесть этажей уходили под землю…
Что– то похожее на бункер. Звуконепроницаемые стены, длинные коридоры с низкими сводами, герметичные стальные двери, открывающиеся при считывании лазерным устройством глазной сетчатки, множество вооруженных постов.
Здесь было все для автономной работы в течение длительного срока, вплоть до гидроэлектростанции – загнанная в огромную трубу речушка исправно давала ток.
– Вот это я понимаю! – восхищенно воскликнул Джек Фрэнки, когда его проводили в компьютерный центр, зал гигантских размеров с обслуживающим персоналом в тридцать человек.
И все эти тридцать человек выстроились по стойке «смирно» вдоль стены. Большая часть из них были щуплыми, лысеющими и в очках с мощнейшими диоптриями – сразу видно, бывалые компьютерщики.
– Все эти люди отныне работают под вашим командованием, – сказал Беркович.
– А что это они такие напряженные? – Потирая ладони, Фрэнки развалился в широком кресле и положил ноги на стол. – Вольно, ребятки! Все по своим местам! Надеюсь, у вас есть какая-нибудь аркадная игрушка?
– Игрушка? – удивленно переспросили компьютерщики.
– Ну да, игрушка. Например, «Бешеный пес», а еще лучше – третий «Дум». Я, видите ли, на последнем уровне застрял.
Ни одной игрушки в центре не оказалось, об этом на полном серьезе доложил дежурный Цахис.
– Так, ребятки, отношение к юмору у вас своеобразное. Теперь понятно, почему вы распяли Христа, – произнес по-французски Фрэнки и снова перешел на иврит: – Подключите-ка меня к Интернету и заварите чашечку крепкого кофе. Вы знаете, что такое кофе?
– Знаем, – ответил Цахис.
– Тогда чего стоишь? Лезь на пальму и собери пару зерен. – И Фрэнки, расстегнув ворот джинсовой рубахи, придвинулся к компьютерному монитору.
В это время остальные ребята уже рассеивались по городу. У каждого из них был свой маршрут, своя задача, своя роль…
Лишь Турецкий с Солониным действовали в открытую, прибыли в зону оцепления на полицейском броневике. Облачены они были также в форму израильских стражей порядка, чтобы не выделяться в толпе рыскающих на месте взрыва оперативников.
Одно дело – разглядывать снимки из космоса. Совсем другое – видеть последствия трагедии воочию.
Еще утром это была оживленная пешеходная улица, вдоль которой тянулся бесконечный ряд магазинчиков, банков, кинотеатров и открытых кафешек.
Наверное, здесь торговали фруктами и сувенирами голосистые лоточники. Наверное, люди скрывались от полуденного солнца под тентами-зонтиками, заказывали себе холодный апельсиновый сок, просматривали свежие газеты, слушали скрипку уличного музыканта… Быть может, целые семьи приезжали сюда, чтобы накупить подарков к ближайшему празднику, да и просто прогуляться, развеяться, отдохнуть.
И вот целый квартал был буквально сметен взрывной волной и огненным вихрем. Расплавленный асфальт вздыбился безобразными кусками, впитывая в себя кровь.
Спасатели все еще пытались извлечь из-под развалин кричащих и стонущих людей. К изуродованным останкам ни в чем не повинных жертв даже не прикасались – рук не хватало, живым бы помочь.
В воздухе стоял удушливый запах гари и паленого человеческого мяса. И ветра, как назло, не было.
Турецкий с Солониным выбрались из броневика, огляделись.
– Надо бы во все популярные газеты разослать людей, – вдруг предложил Александр, – и чем быстрей, тем лучше.
– Это еще зачем?
– Насколько я понимаю, здесь сегодня было много туристов.
– И что?
– У туристов есть одна странная привычка – всюду таскать с собой фотоаппарат.
Солонин врубился и уже хотел было схватить рацию, чтобы отдать распоряжение Берковичу, но Турецкий перехватил его руку:
– Не надо, Вить. Наверняка те ребятки, что устроили всю эту заварушку, знают полицейскую волну.
– Понял. – И Солонин вновь вскарабкался на броневик. – Я туда и обратно!…
Александра же не покидало странное чувство абсолютной уверенности, что преступники имели возможность не только перехватить радиоразговоры полиции, но и подсматривать за ними. Прямо сейчас. Зачем? На всякий случай, чтобы держать ситуацию под контролем.
Он задрал голову, окинул наметанным глазом края крыш. На верхушке здания банка разместились два снайпера в черных комбинезонах. Еще один, чтобы не скатиться, придерживался рукой за телеантенну на покатой крыше пятизвездочного отеля «Хилтон».
Впрочем, почему обязательно на крыше? Голубчик может находиться и в толпе журналюг, что стоят за ограждением. Или же выглядывать из окна гостиницы. Вон сколько их, любопытствующих постояльцев.
Спровоцировать драку особого труда не составило. Скорее, не драку даже, а невинную потасовочку. В этом смысле Марио Гарджулло просто повезло, когда он краем уха услышал нелестный отзыв об арабах, вырвавшийся из уст нагловатого паренька. Паренек был не один, в компании таких же, как и он сам набриолиненных шибздиков.
– А ну повтори, что ты против арабов имеешь? – подлетел к нему Марио.
И пошло– поехало. Шибздики разлетались в разные стороны, как резиновые игрушки. Впрочем, Гарджулло лишь играл с ними, бил открытой ладонью, а сам думал: где же полиция?
И полиция нагрянула. Невдалеке от дерущихся с визгом остановился патрульный автомобиль. Две совсем молоденькие девчонки приоткрыли дверцы и, прикрываясь ими как щитом, вскинули револьверы.
– Всем на землю!
Конечно же Марио не сопротивлялся. Он даже испытал нечто вроде удовольствия, когда одна из девчонок заковывала его в наручники.
– Детка, вас по конкурсу отбирали? – промурлыкал Гарджулло, втягивая носом сладкий цветочный аромат, исходивший от ее распущенных волос, но в тот же миг получил резиновой дубинкой по башке от второй полицейской дамы.
…Володин вернулся минут через двадцать и доложил, что Беркович уже начал шерстить редакции газет и телеканалов.
– А вот это Сол передал тебе, – он протянул Турецкому скрученный ротапринтный рулон. – Это предварительные анализы экспертов.
– Как обстановка в штабе?
– Все на ушах стоят, но никакой конкретики пока нет. Беркович обещал немедленно сообщить, если что. А у тебя как?
– Сам видишь, ничего особенного…
Они зашли в «Хилтон» через огромную дыру, зияющую посреди фасадной стены. К счастью, аппетит взрывной волны ограничился только этой стеной, потому как в холле следов каких-либо разрушений не наблюдалось. Ну разве что ковер прогорел, хрустальная люстра покосилась и в поведении персонала замечалась плохо скрываемая нервозность. А в остальном – будто ничего не произошло.
– Приятное местечко, – осмотревшись, констатировал Турецкий.
– А ты как хотел? – надул щеки Володин. – Пять звездочек.
– Здесь и расположимся.
Они оккупировали кожаный диван, который уютно примостился под раскидистой живой пальмой. Благодать, вот только кондишн не работает, душновато.
– Так, что у нас тут? – Джекандр развернул рулон.
– Позвонить! Позвонить мне надо, вы понимаете? – От конторки рецепции вдруг послышалась раскатистая русская речь. Мужчина с перебинтованной головой нависал над растерянным портье. – Не понимаете? Черт бы вас… Кол ту Москоу! Один лишь кол!… Почему нет связи?!…
Портье отвечали по-английски, что телефонная линия повреждена во всем районе, что в данный момент позвонить из гостиницы нет никакой возможности, что нужно немного обождать, пока починят, но мужчина, видимо, изучал в школе какой-то другой язык и продолжал настаивать:
– Мне нужна связь с Москвой!… Немедленно!… Ну сделайте же что-нибудь, это очень важно!…
– Знакомое лицо, тебе не кажется? – Турецкий легонько толкнул в бок Володина.
– М-мм, – пожал тот плечами. – Что-то не припоминаю. Может, артист какой-то?
– Нет, не артист. Но лицо…
Металлические жалюзи медленно поползли вверх, и когда они достигли высоты подбородка, Барагин пригнулся и вошел в затхлый полумрак автомастерской.
Вытирая испачканные мазутом руки, ему навстречу шел высоченный тип в промасленном комбинезоне. Его тыквообразную башку зловеще обхватывал рокерский бандан.
– Вы хозяин?
– Что надо? – не совсем дружелюбно прохрипел тип.
– Да вот, колымага сломалась, а люди говорят, что берете вы недорого, – улыбнулся Барагин. – У меня, знаете ли, небольшие денежные затруднения.
– Вали отсюда.
– Простите?
– И без тебя работы невпроворот, ясно?
Николай заглянул верзиле за плечо, но, кроме одного-единственного «шевроле» семьдесят восьмого года выпуска, больше ничего не обнаружил. Значит, он не ошибся – вряд ли на самом деле это помещение предназначено для ремонта машин.
– Вы всегда так разговариваете с клиентами?
– Парень, ты становишься слишком надоедливым, – насупился хозяин. – Я сам себе начальник и сам подбираю себе клиентов.
– Вы, наверное, подумали, что я из полиции? – Барагин и не думал выматываться из мастерской.
Верзила запустил руку за спину и, вытащив из-за брючного ремня громадный гаечный ключ, начал многозначительно перекидывать его из ладони в ладонь.
– Так вот, я могу быть откуда угодно, но только не из полиции, – затараторил Николай, пытаясь расположить к себе типчика быстрее, чем тот вознамерится проломить ему башку. – Ненавижу копов. Была бы моя воля, я бы их всех…
Последние слова пришлись по душе хозяину, и гаечный ключ прекратил свою безумную пляску.
– Мне кажется, тебе можно доверять, – панибратски произнес Барагин. – Ну, ты производишь впечатление клевого парня… Понимаешь, о чем я?
– Не очень…
– Ты классно меня просек, нет у меня никакой тачки. Я ведь освободился всего три часа назад. Целый год провел в тюряге.
– Год – это ерунда, – авторитетно заметил типчик.
– Кому ерунда, а кому ножом по сердцу. Меня друг предал. Лучший друг. Мы с ним в паре работали. Я сел, а он как бы чистеньким остался и даже знать о себе не давал!…
– Бывает.
– Знаешь, о чем я мечтал весь этот год? О том, что выйду на свободу и первым делом прикончу этого мерзавца.
– Я бы на твоем месте первым делом бабу трахнул, – загоготал верзила, но в следующий момент его глаза превратились в две хитрые щелочки. – Кто тебя навел?
– Один крутой парень, мы с ним столкнулись в пересыльном автобусе.
– Имя?
– Он не представился, а я и не спрашивал… Но он сказал, что ты не раз выручал его, Ефраим.
– А ты кто такой?
– Меня зовут Николай.
– Олем?
– Да, олем. Родители эмигрировали, когда мне было двенадцать.
Металлические жалюзи с грохотом покатились вниз, и теперь мастерская освещалась лишь тусклой лампочкой, болтавшейся на проводке под потолком.
– Встань лицом к стене и подними руки, – приказал Ефраим.
– Ты думаешь, у меня микрофон? – Барагин послушно исполнил приказание верзилы. – Брось!… Я чист, как слеза младенца!…
– Заткнись… – Хозяин мастерской тщательно обыскал Николая, после чего с силой нажал на его затылок, припечатав парня лицом к стене. – Сейчас я задам тебе еще несколько вопросов, дружок. И если мне покажется, что ты залетная птичка… Кричи не кричи – все равно никто не услышит.
– Нет, я в тебе не ошибся, – прохрипел Барагин. – Ты как раз тот, кто мне нужен.
Металлические жалюзи с грохотом покатились вниз, скрыв от посторонних взглядов абрисы двух мужских фигур.
Кати Вильсон и Маргарет Ляффон сидели за столиком у окна в крошечном ресторанчике прямо напротив автомастерской.
Маргарет была в очках со встроенными минитрансфокатором и видеопередающим устройством и успела прекрасно рассмотреть физиономию громилы в рокерском бандане. На мониторе ноутбука, лежавшего на коленях у Кати, запечатлелся четкий портрет. Этот же портрет получил на головном компьютере Джек Фрэнки и сразу начал рыскать по полицейским картотекам.
– Десять минут? – шепнула Маргарет.
– Восемь, – покачала головой Вильсон. – Мне не нравится эта рожа.
…– Так вы русский? – изумился мужчина с перебинтованной головой, видя перед собой представителя израильской полиции. – Бывший русский, – сказал Турецкий, на всякий случай подбавив в свою речь немного акцента. – У вас возникли какие-то проблемы?
– Да, мне нужно срочно позвонить в Москву, а они не понимают…
– Они все понимают, – Джекандр бережно взял мужчину под локоть и отвел от рецепции, – просто линия повреждена.
«А костюмчик-то у дядечки ничего», – заметил он про себя.
– Это какой-то кошмар, – страдальчески скривился перебинтованный. – Все мои планы коту под хвост!… А наш спикер лежит под капельницей, ему вот такой гвоздище ногу пробил!… Кстати, моя фамилия Коровьев, – он протянул Турецкому раскрытую ладонь, – Евгений Иванович Коровьев.
– Вы тоже ранены?
– Ничего страшного, осколком стекла задело. А нашему спикеру…
– Евгений Иванович!… – По лестнице торопливо спускался молодой широкоплечий парень. – Я узнал, как добраться до посольства!
– Джекей, мой помощник и по совместительству телохранитель, – представил его Коровьев. – Как видите, не уберег.
– Весь район оцеплен, так что придется пешочком, – виновато опустил взгляд парень, будто это он был инициатором взрыва. – Правда, тут недалеко, минут двадцать…
– Представляете, мою служебную машину разорвало в куски. – Коровьев искренне искал у Джекандра сочувствия. – Последняя модель «мерседеса», спутниковый телефон… В куски!…
– Обождите минутку, я переговорю с шефом, – Турецкий вернулся к Володину и полушепотом произнес: – Это Коровьев, председатель драгмета.
– Что он здесь делает?
Джекандр взглядом указал на табличку, выставленную у дверей ресторана: «Сегодня обслуживаем только участников конгресса!»
– Проведешь их через оцепление, посадишь в патрульный автомобиль и доставишь в наше посольство. И постарайся не пропустить ни одного слова из того, о чем они будут говорить.
– Думаешь, есть какая-то связь?
– Вряд ли. Но для очистки совести мы должны отработать и эту версию.
– Фамилия?
– Абдул-Рауф, – отчеканил Гарджулло. – А вы что, читать не умеете?
Начальник полицейского участка придирчиво рассматривал паспорт, обнаруженный при обыске в кармане задержанного.
– Знаешь, что тебе грозит? – поднял он на Марио тяжелый взгляд.
– Мне наплевать, я отстаивал честь своего народа!…
– Не нужно высокопарностей, – брезгливо отмахнулся офицер. – Знаю я вашу породу. Это поначалу вы такие смелые, а как посидите за решеткой денек-другой, так к мамочке проситесь.
– У меня нет мамочки.
– Мне очень жаль. Будь она жива, быть может, ты бы не превратился в то, что сейчас из себя представляешь. Смотреть противно.
– Мне тоже, – с вызовом выпалил Марио. – И вообще, нечего мне читать проповеди! Тоже мне, раввин отыскался. Знать тебя не хочу, легавая свинья!…
– В камеру его! – взорвался начальник участка.
Через мгновение двое дюжих полицейских ворвались в кабинет, скрутили Гарджулло и вывели его в коридор.
– Я обещаю тебе – получишь на полную катушку! – несся ему вслед разъяренный голос офицера. – Я все для этого сделаю, наглая тварь!…
На исходе шестой минуты Фрэнки прислал весточку:
«Ефраим Левин. 34 года. Судим за торговлю оружием в 1986 году. Срок заключения – шесть лет и девять месяцев. За примерное поведение освобожден досрочно, в ноябре 1990 года. Иные правонарушения не значатся».
– Хорошо хоть не убийца, – заметила Вильсон.
– Осталось две минуты…
Можно было бы дать Барагину датчик, который бы послал сигнал тревоги. Но Николай категорически от него отказался, опасаясь тщательного обыска или наличия в автомастерской аппаратуры, способной засечь радиосигнал.
Впрочем, датчик и не понадобился. Барагин чисто сработал, назвав Ефраиму с десяток имен уголовных авторитетов, подробно рассказал о распорядке дня в тюрьме города Хайфы, где его «держали до суда», и исправительного учреждения, где он мотал срок. Всю эту информацию он намертво запомнил, мельком проглядывая полицейское досье, выдал ее на чистейшем иврите.
Теперь– то уж верзила был твердо уверен, что перед ним -свой парень.
– Потерпи немного, – заговорщицки сказал он. – Недельку-другую, пока все уляжется. Если бы не этот взрыв, я бы тебе хоть сейчас отвалил такую волыну!…
– Какой взрыв?
– Ты что, с луны свалился? – удивленно заморгал Ефраим.
– Нет, из тюрьмы вышел.
– Рвануло сегодня в центре. Да так сильно, что моя хибара чуть не развалилась.
– Надо же, что творится, – «ужаснулся» Барагин. – И чья это работа?
– А тебе не все равно?
– А ты в курсе?
– Как сказать…– задумался Ефраим. – Ясное дело, что ребята эти серьезные. Недели две назад приходили ко мне двое, но то, что это были именно они, – шанс один к миллиону.
– Чего хотели?
В этот момент кто-то постучался в дверь. Сначала робко, затем более настойчиво.
– Если что, ты хочешь купить у меня трамблер, – тихо сказал Ефраим.
– А что это такое? – так же тихо спросил Барагин.
– Не важно. Запомни – «трамблер»!… – Верзила нехотя подошел к двери, поднял жалюзи.
На пороге стояла стройная брюнетка с ярко накрашенными пухлыми губками. Легкомысленное платьице плотно облегало ее точеную сексапильную фигурку.
– Я прочитала вывеску, что вы продаете всякие там принадлежности к автомобилю.
– Вообще-то у нас сегодня выходной… – Ефраим не мог оторвать оторопелого взгляда от ее коленок.
– А у меня какая-то падлюка зеркальце свистнула, – по-девчоночьи надула щечки незнакомка. – Ведь была-то в магазине всего пять минут, а вышла – зеркальца нет.
– В машине?
– А где же еще? – захихикала брюнетка. – А вы подумали, что в косметичке? Так у вас есть зеркальце?
– У меня есть и кое-что другое. – Дебиловато заулыбавшись, Ефраим быстро задвигал тазом. – Вот только не уверен, подойдет ли по размеру.
– Вы хотите проверить? – кокетливо закатила глазки девица.
– Почему бы и нет?
Этот невинный флирт продолжался минут пять, после чего Ефраим вручил Марго новенькое зеркало заднего вида, не взяв с нее ни шекеля. Уговорились, что она как-нибудь вечерком к нему заскочит, если будет соответствующее настроение. Нет-нет, она не замужем, Боже упаси связывать себя по рукам и ногам. А этого смазливенького паренька как зовут? Какое странное имя – Николай. Да, есть одна подружка. Обязательно прихватит с собой. Приятно было познакомиться.
Отбой тревоги. Жаль, что на пути от автомастерской не попалось ни одной урны, и пришлось целый день таскать громоздкое зеркальце в сумочке.
Вскоре после появления в камере Гарджулло был уже душой общества. Его рот ни на мгновение не закрывался, он сыпал всевозможными байками из «своей жизни» и конечно же во всех красках описывал захватывающую драку с неверными, когда он был один против четверых.
– А я этому в пятак с разворота! – Марио прыгал по камере, сражаясь с воображаемыми противниками. – А потом пригнулся и со всей дури, вот так! А третьему вообще хобот по всей морде размазал, он чуть кровью не захлебнулся!…
Контингент заключенных в камере состоял сплошь из арабов. Во избежание неприятных эксцессов евреев и арабов всегда стараются развести по разным углам. На то и был расчет.
Зрители визжали от восторга.
– И правильно!
– Мочить их надо, гадов! Мочить!
– Молодец, Абдул-Рауф!… Клево ты им наподдал!… На всю жизнь запомнят!…
И лишь один заключенный не разделял всеобщего одобрения. Он долго лежал на нарах лицом к стене, пока наконец не повернулся к Марио и не сказал с досадой:
– Дурак ты.
Все замолчали, как по команде. В камере воцарилась тревожная тишина.
– Это почему? – осмелился поинтересоваться Гарджулло.
– Да потому, что эти ублюдки хоть и наполучали от тебя затрещин, но расхаживают на свободе. А ты ждешь суда в тюрьме. И дождешься, тебя надолго упекут за решетку. А теперь посуди сам. Чего ты добился?
Марио легкомысленно пожал плечами.
– Вот именно… – укоризненно продолжал араб. – Глупо это, Абдул-Рауф. Очень глупо. Совсем не так надо с ними бороться…
– А как?
– Слыхал, как сегодня грохнуло?
– Конечно, слыхал.
– Вот так и надо…
Глава 9. Израиль, Тель-Авив
В отель Солонин вернулся уже под вечер. Ужасно хотелось принять душ и, как следует поев, завалиться в постель.
Но не успел он скинуть с себя мокрую от пота полицейскую форму и залезть в ванну, как противно и визгливо зазвонил телефон.
