Господин адвокат - Одержимость

      Первая пресс-конференция была, судя по всему, итоговой после первой недели турнира. Проходила она в большом конференц-зале гостиницы «Хилтон» при изрядном скоплении народа. Наверное, собралось много шахматных знаменитостей, но Гордеев узнал только Осетрова: его-то трудно было не узнать, все-таки трехкратный чемпион мира, и пару спортивных телекомментаторов. На сцене стоял стол президиума, за ним — огромный экран, светящийся логотипами спонсоров, а скромненько в уголке, видимо, тот самый шахматный компьютер — ящик размером с мини-холодильник с большим монитором, на котором то проступала, то исчезала в хаосе вспыхивающих и гаснущих звездочек шахматная доска.
      Воскобойников сидел не в президиуме, а в первом ряду… Юрий Петрович нажал на «паузу» и закурил, размышляя, кто такой, по сути, этот Воскобойников. Президентом РШФ вроде бы не так давно избрали какого-то крутого депутата Госдумы, почетный президент у них — другой, не менее крутой, депутат. Есть там всякие премьеры и вице-премьеры — тоже депутаты помельче, короче, развели начальства целый полк, и в шахматном смысле никто из них наверняка ничего собой не представляет. А Воскобойников у них что-то вроде Совбеза или министра внутренних дел, так надо полагать? Интересно, он хоть знает, как фигуры передвигать? Или ему это ни к чему?
      Пауза, установленная на пять минут, закончилась, и запись сама двинулась дальше. Камера скользнула по сцене и снова развернулась к залу. Народ в зале не слишком внимательно слушал выступления, все больше переговаривался между собой.
      И вообще, официальная часть оказалась короткой.
      Выступил Осетров, принимавший участие в создании «Владимира I», представители технического спонсора — гостиницы «Хилтон», и генерального — издательского дома «Экспресс-book» (всем присутствующим вручили книгу «Необыкновенные шахматы» из серии «Энциклопедия вундеркинда»), представитель российской компании Development Comp.Inc. — разработчика чудо-машины, и, наконец, дали слово гроссмейстерам Богдану Болотникову и Константину Мельнику.
      Как понял Гордеев, Болотников и Мельник играли с компьютером по очереди до шести побед. Если компьютер обыграет обоих, победителем будет назван тот из них, кто продержится дольше. Регламент несколько странный. Впрочем, в шахматах каждый городит кто во что горазд.
      Участники уже сыграли по три партии. Болотников две проиграл, одну свел вничью, Мельник проиграл только одну, записав в свой актив две ничьих.
      Все выступавшие говорили минуты по три, не больше, как будто спешили поскорее покончить с официозом и перейти к банкету. Наверняка же у них там был запланирован банкет. Гроссмейстеры, оба на вид лет тридцати, Болотников — унылый блондин с вытянутым, скучающим лицом, и Мельник — очень коротко стриженный очкарик-брюнет, похоже, недолюбливали друг друга. Наверное, поэтому ограничились одним и тем же обещанием — переломить ход матча и доказать свое превосходство над соперником и над грубым железным разумом.
      На том все кончилось.
      Гордеев отмотал назад и еще раз прослушал спич Болотникова. Тот выглядел злым, недовольным, но ни в коем случае не подавленным, не похожим на человека, который готов проститься с жизнью. Один раз он покосился на Мельника, и в этом взгляде можно было прочесть превосходство, может быть, даже презрение. Хотя презрение — это, пожалуй, домыслы. Чуть сжались губы, чуть дрогнул уголок рта — и, собственно, все.
      Ладно. Гордеев зарядил вторую кассету и налил себе еще кофе. Вторая пресс-конференция была посвящена уже гибели Болотникова, и ничего нового, помимо того, что рассказал Воскобойников, Юрий Петрович из этой записи не узнал.
      В папке лежали глянцевые буклеты, из которых явствовало, что «Владимир I» — самый современный, передовой, продвинутый и т. д. и т. п. шахматный компьютер; официальные положения РШФ о проведении турнира с подробным регламентом, перечислением членов оргкомитета, судей, спонсоров, партнеров, сопутствующих мероприятий и пр. Названия фирм-спонсоров впечатляли. Издательский дом «Экспресс-book», засветившийся на пресс-конференции, был отнюдь не самой крупной конторой. В списке присутствовали и газовые концерны, и гиганты цветной металлургии. Конечно, кто из спонсоров сколько дал денег, не сообщалось. Но если хоть кто-нибудь имеет права на неустойку в связи со срывом турнира, кому-то (видимо, РШФ) придется туговато…
      В кабинет вихрем влетел дражайший начальник Генри Розанов:
      — Юрий Петрович! Есть дело, прямо созданное для тебя. Замминистра! Обвинение во взяточничестве! Дело наверняка сфабриковано! Такие перипетии, все так запутано! Клиент сидит у меня. Берешься?
      — Нет, я занят по самое «не могу». — Гордеев похлопал по толстой папке: — Полгода грызть.
      — Да, — озадаченно хмыкнул Розанов. — Кто клиент?
      — Шахматная федерация РФ, — солидно кивнул Юрий Петрович.
      — «Владимир I», самоубийство и все такое?
      — Угу.
      — И что, интересное дело?
      — Так все запутано, такие перипетии…
      — Ладно. — Шеф выскочил из кабинета Гордеева, тут же хлопнула соседняя дверь и: — Сергей Сергеевич! Есть дело, прямо созданное для тебя. Замминистра!..
      Нет уж, чем замминистры-взяточники, лучше шахматисты-самоубийцы, решил Юрий Петрович.

9

      В 16.00 Гордеев был на Гоголевском, 14, обнаружив, что по этому адресу, оказывается, расположены и Ассоциация шахматных федераций, и Российская шахматная федерация, и детская спортивная школа имени М. Ботвинника, и Центральный дом шахматиста, и еще, и еще — с десяток шахматных и околошахматных организаций. Воскобойников поймал его прямо на крыльце и, не скрывая радости от того, что Юрий Петрович все-таки решился принять его предложение, поволок куда-то в обход, и по темной, без ковровой дорожки, лестнице они поднялись в длинный сумрачный коридор.
      — Там моя резиденция. — Воскобойников махнул рукой в сторону полированной двустворчатой двери с табличкой. — И там нам особо делать нечего. Я хочу познакомить вас со своими коллегами.
      — Коллегами? — переспросил Гордеев, заранее представляя себе матерых крючкотворов, которые сейчас начнут поучать его, о чем нельзя говорить, чего нельзя делать, кому нельзя верить, кого нельзя посвящать…
      — Без помощников вам не обойтись. И я настаиваю, чтобы вам помогали люди, которым я на сто процентов доверяю.
      — А может быть, все-таки… — Короче, нехорошие предчувствия Воскобойников развеял, вызвав в душе Юрия Петровича еще худшие: что может быть ужаснее дилетантов, играющих в детективов. — Я вполне смогу обойтись собственными силами.
      — Поверьте мне, — Воскобойников даже слушать не желал, — в таком деле без людей, знающих спорт досконально и изнутри, вам не обойтись.
      И, отметая дальнейшие возражения, он толкнул чуть менее помпезную дверь без таблички. За ней располагалась небольшая комната, невероятно светлая после темного коридора. Во всех четырех углах стояли соответственно четыре стандартных офисных компьютерных стола, при каждом — стандартный же офисный стеллаж для бумаг, а по центру помещения — один сиротливый стул и большой круглый стол, очевидно для заседаний-совещаний. Правда, в настоящий момент на нем в живописном беспорядке громоздились кофеварка, электрочайник, разнокалиберные кружки, прочие атрибуты кофе — и чаепития, пятилитровая бутыль воды «Шишкин лес» и картонная коробка, доверху набитая ананасами. Совещания здесь, видимо, редкость, подумал Гордеев.
      Два дальних от двери стола были заняты. За левым, под лозунгом «Ни дня без рекордов!», восседала довольно миленькая миниатюрная блондинка. Она самозабвенно колотила по кнопкам «мышки» и подняла глаза только, когда компьютер жалобным всхлипом возвестил, что игра окончена и проиграна. Судя по звуку, сражалась блондинка в «Сапера». Величавый усатый старик за правым столом отложил в сторону книгу и воззрился на Гордеева из-под седых кустистых бровей.
      — Доброе утро, друзья, — поприветствовал их Воскобойников. — Позвольте представить, адвокат, блестящий мастер своего дела — Юрий Петрович Гордеев.
      Блондинка со стариком многозначительно переглянулись и дружно сказали:
      — Чрезвычайно приятно.
      Воскобойников присел на захламленный круглый стол, взял ананас из коробки и, жестом предложив Гордееву не топтаться в дверях, представил блондинку:
      — Евгения Леонидовна Брусникина — врач, специалист по спортивной метрологии. В прошлом комсомолка-активистка-спортсменка и по сей день ослепительно красивая девушка и, что не менее ценно, обладательница талантливого ума.
      Евгения Леонидовна, привстав с кресла, сделала глубокий книксен. И, глядя на нее, Гордеев вспомнил, как когда-то, в студенческие годы, попробовал подработать Дедом Морозом. Пришел в детский сад, в младшую группу, все вроде было хорошо, все по сценарию, а потом подошла ма-аленькая такая девочка с совершенно ангельским личиком, беленькими светящимися волосиками, пальчиком поманила: наклонись, мол, Дедушка Мороз. Дедушка возьми и наклонись по наивности, а она как заверещит: «У вас усы отклеились!» Он бросился их щупать, прилаживать обратно, а их нет. И не было — шапку дали с бородой на ниточке, но без усов. А девочка хмыкнула так по-взрослому и пошла заниматься своими делами в уголок.
      Н-да, будут проблемы с Евгенией Леонидовной. Как пить дать, будут проблемы.
      — Савелий Ильич Заставнюк — гигант спортивной статистики, обладатель феноменальной памяти, знает все и обо всем. Пардон. — Воскобойников отвлекся на звонок мобильного, а старик ограничился легким полупоклоном. — Да, буду. Хорошо. Через пятнадцать минут. — Он спрятал телефон обратно в карман и с сожалением развел руками: — Должен бежать. Поэтому стремительно о деле. Все в основном в курсе, но я все-таки повторюсь: презентация нового российского шахматного компьютера сорвана из-за гибели Богдана Болотникова. Юрий Петрович любезно согласился помочь нам разобраться в причинах, побудивших Болотникова к самоубийству, и в возникших вследствие этого юридических коллизиях. А мы в свою очередь будем всячески помогать Юрию Петровичу.
      Брусникина и Заставнюк синхронно кивнули. Очевидно, взаимопонимание между помощниками полное.
      — Богдан Болотников, — продолжил Воскобойников, — 27 лет, международный гроссмейстер, № 3 в рейтинге ФИДЕ. Хронология событий такова: Болотников играл 5 января белыми — ничья, 7-го черными — проигрыш, 9-го белыми — проигрыш, дальше был запланированный перерыв, 14-го он должен был играть черными, но за восемь часов до начала партии выбросился из окна номера, в котором провел ночь.
      Брусникина, как школьница, подняла руку:
      — Можно сразу вопрос? Что значит провел ночь? Это эвфемизм такой?
      — Организаторы матча арендовали на время проведения турнира весь шестой этаж гостиницы «Хилтон», три номера были выделены команде Болотникова. И Болотников и его тренер Андрей Гуревич — москвичи, то есть у них не было необходимости жить в гостинице постоянно. Но они посчитали удобным для себя готовиться, заниматься разбором партий, отдыхать перед игрой или после нее именно там, поскольку матч проходил в тамошнем конференц-зале. Ночь с 13-го на 14-е Болотников провел в 645-м номере, один. А утром 14 января, приблизительно в 6.45 утра, открыл окно, выходившее во внутренний двор гостиницы, и выбросился из него. Причина смерти — перелом основания черепа, вызванный падением. Предсмертной записки Болотников не оставил, так что о причинах, побудивших его покончить с собой, можно только догадываться. Сейчас оргкомитет ведет экстренные переговоры со вторым участником матча — Мельником. Я думаю, что Мельник согласится доиграть свои партии согласно регламенту.
      — Следствие еще идет? — поинтересовался Заставнюк.
      — Следствие по факту гибели Болотникова завершено, и дело закрыто. Официальный вердикт — самоубийство. И, насколько мне известно, ни единым фактом, опровергающим сей вывод, следствие не располагает. В шахматной федерации, и не только в шахматной федерации, это самоубийство вызвало, мягко говоря, недоумение. Никто не собирается подвергать сомнению результаты следствия, но важно понять причину случившегося. Было ли это связано с турниром, вообще с шахматами?.. Болотников был молод, с виду вполне благополучен, имел блестящие перспективы.
      — А выводы следствия сомнению вообще не подвергаются? — справилась Брусникина.
      — Пока ни у меня лично, ни у кого-либо из моих коллег в руководстве федерации нет для этого оснований.
      — А свидетели есть? — не унималась Брусникина. — Нам позволят с ними поговорить?
      — Свидетелей нет. Поэтому поговорить можно только с людьми, близко знавшими Болотникова. На пустом месте люди не прибегают к суициду, причины таких шагов обычно вызревают годами. А именно причины, повторюсь, нас интересуют в первую очередь. Для матча с компьютером Болотников не собирал большую команду, с ним работал только гроссмейстер Андрей Гуревич, которого я уже упоминал, он, не исключаю, может рассказать что-то о поводах к самоубийству…
      — Почему только о поводах? — спросил Заставнюк.
      — Гуревич до этого никогда с Болотниковым не сотрудничал. Но он опытный тренер с большим стажем, написанные им разборы партий занимают достойное место в лучших шахматных руководствах и справочниках. Именно поэтому Болотников его и пригласил. С Гуревичем я довольно близко знаком и встречу вам организую. О внеспортивной жизни Болотникова, очевидно, стоило бы поговорить с его вдовой, Валерией Гончаровой.
      — Это та, которая модель Валерия Гончарова? — удивилась Брусникина. — Которая лицо Oriflame, которая в «Последнем герое», во всяких ток-шоу?
      — Да, она работает в каком-то модельном агентстве и действительно снимается в рекламных и прочих роликах…
      Как неприятно тесен мир, подумал с досадой Юрий Петрович. Фотографию этой Гончаровой он видел в салоне у Керубино. Наверняка они знакомы. возможно, Рубинов стрижет ее… возможно, он стриг Болотникова… возможно, к Болотникову тоже явились зеленые человечки, после чего он сошел с ума и покончил с собой. Гордеев потряс головой, отгоняя бредовые мысли, выстроившие логическую цепочку.
      — С ее помощью вы, скорее всего, выйдете на другие его, внешахматные контакты, — продолжал тем временем Воскобойников. Он раскрыл папку, с которой пришел. — По просьбе шахматной федерации прокуратура составила краткое резюме по этому делу. Можете ознакомиться, но, собственно, я уже все вам пересказал и, кажется, ничего не упустил.
      — А про этого «Владимира I» можно поподробнее? — попросила блондинка.
      — Могу повторить только то немногое, что сочли возможным сообщить разработчики. «Владимир I» — это вычислительная станция компании Dell, якобы типовая, программное обеспечение российское: дебютная база и алгоритм, названный «Владимир», — версия 1. Как главное ноу-хау была провозглашена способность «Владимира I» подстраиваться под игру противника, то есть компьютер как бы перестает быть бездушной машиной, а начинает приобретать некий темперамент, всякий раз наиболее неудобный для соперника. Фактически этот проект — детище небезызвестного экс-чемпиона мира Анатолия Осетрова, его замыслы воплощала в жизнь компания Development Comp.Inc. Несмотря на название, фирма русская, с международным авторитетом, ее специалисты в прошлом работали на ВПК. Разработка «Владимира I» растянулась на три года. Демонстрировать его собирались еще в прошлом году, но, как всегда у нас бывает, кончились деньги. Когда нашлись новые спонсоры и инвесторы, выяснилось, что компьютер, на который ориентировались разработчики, морально устарел, пришлось модифицировать программу под новые реалии, потом опять чуть было не кончились деньги. Прошел слух, что демонстрация «Владимира I» снова будет отложена, но презентация, как видите, все-таки состоялась, если можно так сказать.
      — Позвольте добавить, — вклинился Заставнюк. — Я видел в прессе сравнительные тесты «Владимира I» и созданного тоже в этом году очередного немецкого шахматного монстра — «Фриц» называется.
      — «Фриц»?! — прыснула в кулак Брусникина.
      — Представьте, Евгения Леонидовна, милый русскому уху «Фриц». Так вот, вычислительная мощность у обоих компьютеров примерно одинакова, дебютную базу не показали ни наши, ни немцы, но каждый привел свои тесты и похвалил сам себя. В Интернете даже устроили голосование: «заставить „Владимира I“ сыграть против „Фрица“». Но опять же ни наши, ни немцы энтузиазма не проявили. А также я читал, что наша презентация была под угрозой еще и из-за того, что уже на заключительном этапе тестирования в проекте полностью сменилась команда программистов.
      Гордееву вдруг пришло в голову, что перед ним разыгрывается какой-то хорошо отрепетированный спектакль: неужели Воскобойников до сих пор не посвятил своих подчиненных в дело, которым им придется заниматься? Они своими меткими вопросами должны продемонстрировать уровень квалификации перед ним, Гордеевым? Или зачем вообще нужен весь этот инструктаж?
      — Это все? — спросил Воскобойников. — Да? Тогда, как говорил незабвенный Никита Сергеевич, наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи.
      — Есть вопрос, — остановила его, уже спрыгнувшего со стола, блондинка Евгения Леонидовна. — Как выглядит финансовая сторона этого турнира?
      — Да, пардон, — Воскобойников хлопнул себя по лбу, — действительно это может быть важно. По регламенту Мельник и Болотников обязались сыграть, как я уже говорил, минимум по шесть партий, это гарантировало им по двадцать тысяч долларов каждому, независимо от результатов. Оставшаяся часть призового фонда — еще двести тысяч — достается победителю. Победителем считается либо тот, кто первым одержит шесть побед над компьютером, либо тот, чей соперник проиграет компьютеру шесть партий или по любым причинам прервет участие в турнире.
      — Сравнительно небольшие деньги, — заметил Заставнюк, — но все равно неплохие. И что теперь, все автоматически достанется Мельнику?
      — Пока ничего не могу сказать, оргкомитет еще не принял решения. Но есть мнение: двадцать тысяч выплатить наследникам Болотникова, а остальное будет зависеть от того, продолжится ли матч.
      Больше вопросов не было. Воскобойников испарился, бросив на прощание Юрию Петровичу:
      — Знакомьтесь, устраивайтесь, увидимся…

10

      Заставнюк, кряхтя, выбрался из своего кресла:
      — Что предпочитаете выпить за знакомство? Кофе, чай, минералка?
      — Кофе, если можно, — ответил Гордеев.
      — А что вы стоите, как неродной. Располагайтесь. Вон тот пустой стол занимайте. — Старик указал на рабочее место напротив стола Брусникиной, украшенное большим глянцевым календарем с портретом Мартины Хингес в развевающейся, как у Мэрилин Монро, юбочке. — Нам ведь работать вместе, так пусть вам будет у нас максимально удобно. А вам, — обернулся к Брусникиной, — Женечка? Как обычно или как всегда?
      — Как обычно, зеленый.
      Перспектива работать не в родной конторе, а здесь, Гордеева нисколько не впечатляла. Но и уходить просто так, прямо сейчас, тоже было бы неправильно. Навязанных помощников нужно было как-то озадачить. Хотя бы формально. А может быть, и реальную помощь от них получить.
      Пока Заставнюк колдовал над чайниками и чашками, Гордеев присел за «свой» стол. В верхнем ящике — тонкий блокнотик с номерами телефонов Воскобойникова — домашний и мобильный, Брусникиной, Заставнюка, позывными пейджеров. Очевидно, для него заранее подготовили. В остальных ящиках пусто, если не считать свежего номера «Плейбоя», очевидно, сувенир; в компьютере тоже ничего, только системные файлы, на стеллаже для бумаг — подшивка «Спорт-экспресса» за прошлый год.
      Брусникина вместе со своим креслом на колесиках подкатилась к центральному столу, помогла Заставнюку кое-как освободить одну его половину и возвестила:
      — Кушать подано.
      Гордеев тоже с креслом (сиротливый стул занял Заставнюк) перебрался поближе к новым помощникам… ассистентам, подчиненным, коллегам — пока не решил, как их называть.
      — Ну, рассказывайте, — предложила Брусникина.
      — О чем?
      — У вас уже есть гениальный план?
      — Женечка, — с деланной укоризной заметил старик, — дайте человеку выпить свой кофе.
      Евгения Леонидовна до сих пор откровенно и чуть насмешливо разглядывавшая Гордеева, фыркнула:
      — А я разве не даю? Просто мне интересно, как работают блестящие адвокаты. Перри Мейсон — понятно. А у нас-то, на русской почве?..
      — У нас, на русской почве, — фыркнул в ответ Гордеев, — все происходит с таким же блеском, как и у них, на американской.
      — Понятно. Но план у вас все-таки есть?
      — А как же! Для затравки вбросить информацию, что Болотникова убили, и посмотреть, кто бросится ее опровергать.
      — Это притом, что федерация настаивает на строжайшей конфиденциальности? — обрадовалась Брусникина.
      — Федерации нужен конкретный результат.
      — Классный план. Главное — смелый. Даже не просто смелый — геройский!
      — В жизни всегда есть место подвигу…
      — И время. С 10.00 до 10.30? Или с 17.45 до 18.00? на какое вы, барон, обычно планируете подвиги?
      — По будням — после первого завтрака.
      — А по выходным?..
      — Эй, молодежь, молодежь! — замахал руками Заставнюк, прерывая пикировку. — Чем трепаться, налегайте-ка лучше на ананасы, куда мне их столько?
      — А зачем вы их столько купили? — огрызнулся и на старика Гордеев.
      — Это подарок, — не обиделся Заставнюк. — Ребята из «Локомотива» вернулись со сборов на Кипре, приперли с утра целый ящик. Жуйте, говорят, Савелий Ильич, полезно для сердца и повышает потенцию. — Он нарезал на толстые ломти два фрукта и протянул по куску «молодежи». — Может, выпили бы свой чай на брудершафт, перешли бы на «ты»?..
      Брусникина демонстративно надула губы. Ну и слава богу, подумал Гордеев и уткнулся носом в папку с резюме. Смысл текста доходил слабо, хотелось еще что-нибудь эдакое высказать дамочке, оставить за собой последнее слово раз и навсегда.
      — Савелий Ильич, а по статистике гроссмейстеры часто выпадают из окон? — поинтересовалась тем временем Брусникина совершенно невинным тоном.
      — Крайне редко. Если честно… — старик задумчиво поскреб затылок. — Так, навскидку, могу вспомнить только одно имя. Лембит Олль — эстонский шахматист, гроссмейстер, достаточно известный, едва ли не самый знаменитый из эстонцев. Ну, после Пауля Кереса, разумеется, тот еще с Ботвинником бился. Впрочем, неважно… этот Олль погиб года четыре назад. Тоже выбросился из окна, правда, своей квартиры. Было ему тридцать три, но он до того несколько лет лечился именно по психиатрической части, сидел на антидепрессантах.
      — Ну, тут все понятно — клиника…
      — Да, а среди действующих спортсменов, особенно профессионалов, вообще очень мало самоубийц. Они же работают как проклятые, им просто некогда бесконечно переживать несчастную любовь и прочие сантименты. Меня, знаете, какой вопрос занимает? Если бы Болотников остался жив, он повторил бы попытку?
      — В каком смысле остался бы жив? — не сразу понял Гордеев. — Его что, могли спасти? До больницы не довезли? Я что-то пропустил?
      — Нет, не в том дело, я видел пресс-конференцию по поводу гибели Болотникова. Там следователь признался, что за несколько минут, а может, и секунд до того, как Болотников прыгнул, прямо под его окном стоял Газ-66…
      — Да, знаю, — кивнул Юрий Петрович, сообразив, что тоже видел на кассете, оставленной Воскобойниковым, Газ-66 с тентом, груженный постельным бельем. — Попади Болотников в кузов, максимум переломал бы руки-ноги.
      — Так вот повторил бы он попытку?
      — Ну, этого мы уже точно никогда не узнаем, — развела руками Брусникина.
      — В общем, так… — Гордеев решительно поднялся. — Савелий Ильич, я попрошу вас внимательно посмотреть все, что касается турниров с участием компьютеров. Особенно меня интересуют отзывы самих шахматистов, участвовавших в таких играх. И хорошо бы это все систематизировать.
      Блондинка Евгения Леонидовна ехидно улыбнулась:
      — А для меня задание будет?
      — Обязательно. Затребуйте у Воскобойникова видеозаписи всех игр Болотникова с «Владимиром I» и попробуйте проанализировать его поведение. Наиболее интересные куски я хотел бы потом показать хорошему психологу.
      — Разрешите выполнять?
      — Валяйте. — Пока она еще чего-нибудь не выдала, Юрий Петрович с курткой под мышкой вывалился в коридор. Хотелось тяпнуть коньячку. Или разбить что-нибудь вдребезги.
      Какого черта, вообще?! Шахматная же федерация! Ну ладно, начальники — они чиновники. Это нормально. Но эти двое? Заставнюк — очевидно, в прошлом футболист, Брусникина — тоже явно не шахматистка, шахматистки ни в двадцать, ни в тридцать на пенсию не выходят. Чем они тогда вообще занимаются при шахматной федерации? Ну Заставнюк, ладно. Если он такой уникальный статистик, энтузиаст и подвижник, его можно было пригреть, просто дать старику возможность спокойно заниматься любимым, и в принципе полезным, делом за какие-нибудь символические деньги. А дамочка? Никаких личных (в смысле сексуальных) отношений у нее с Воскобойниковым, скорее всего, нет. Если бы что-то такое было, он заметил бы — глаз наметан, даже если все тщательно скрывать, все равно прорвалось бы. Тогда что? Что тогда? Опять чистой воды благотворительность? Кончилась спортивная карьера у несчастной, с тренерством не сложилось, на ином поприще тоже не заладилось, и добрый дядя Воскобойников предложил ей синекурную должность?
      А зачем в таком случае нужно было навязывать их помощь? Чтобы как-то оправдать их существование? Чтобы, если вдруг кто-то поинтересуется: «а за что, собственно, получают зарплату данные штатные единицы?», было что ответить? Или они приставлены в качестве соглядатаев? Присматривать за посторонними, чтобы не лезли, куда не надо?

11

      Лошадью ходи!
       Ничто человеческое не чуждо нашим международным гроссмейстерам. Какой же русский не любит быстрой езды и… халявы? А быстрая езда к халяве — это вообще наш национальный вид спорта. Может, пора соревнования устраивать? Всероссийские?
       Однако разговор был о международных гроссмейстерах. А именно о Константине Мельнике. Константин Мельник дал предварительное согласие продолжить матч с шахматным суперкомпьютером «Владимиром I». Особенно трогательно звучит «предварительное». Прямо слезы на глаза наворачиваются. Мечется человек, сомневается. Может, не стоит все-таки?.. Но искушение слишком велико. Халява-то — вот она! Протяни только руку, и призовые, считай, уже в кармане. Благодаря невнятно-запутанному регламенту и практически независимо от результатов игры.
       Нет, если уж совсем честно, то не корысти ради дал Мельник предварительное согласие. А токмо для возрождения почившей ICS его имени. Для тех, кто запамятовал, напомним: год примерно назад Мельник выиграл турнир в Дубае с призовым фондом в полмиллиона долларов. И вместе с шейхами, устроителями турнира, организовал в Интернете международную детскую шахматную школу ICS — International Chess School имени Мельника К.А. Предполагалось дистанционное онлайновое обучение, селекция вундеркиндов, стипендии одаренным и нуждающимся, короче, красиво было задумано. Но оказалось, что бизнес — дело нелегкое, ничего путного не получилось, а средства, как водится, быстро рассосались.
       И вот ради возрождения этого миража Мельник готов наплевать на приличия и добывать легкие деньги.
       Однако же народная мудрость — она на то и народная мудрость: халявы на халяву не бывает. Как бы не пришлось вам потом, господин Мельник, краснеть.
      Иван Лужин.
      Интернет-газета «65-я клеть»

12

      Насколько вообще можно рассчитывать, что мотивы суицида будут раскрыты?.. Даже если имеется предсмертная записка или перед тем, как наложить на себя руки, самоубийца с кем-то говорил о своих планах. Ведь крайне редко человек с петлей на шее или пистолетом у виска говорит или пишет: в моей смерти прошу винить такого-то и такого-то, потому-то и потому-то. А даже если и говорит, можно ли верить ему буквально? Опыт учит, что нельзя.
      Но, как правило, получается хотя бы в общих чертах ограничить круг потенциально виновных. Или, вернее, назвать тех, кто точно не виновен.
      В этом, для начала, очевидно, и состояла задача Гордеева. Убедительно доказать, что РШФ нельзя винить в самоубийстве Болотникова. «Владимира I», оргкомитет турнира и Мельника — тоже нельзя. и вообще, шахматы к этому событию не имеют никакого отношения. И уже потом, имея на руках такие доказательства, можно, во-первых, с чистой совестью возобновлять турнир — найти Болотникову замену и возобновлять. А во-вторых, строить защиту от любых нападок, будь то родственники покойного, или спонсоры, или пресса, или возмущенная мировая общественность.
      И для добывания убедительных доказательств нешахматных причин самоубийства лучше всего подходит человек, не имеющий никакого отношения к шахматам, — тут замысел Воскобойникова был понятен. Но свежему и чистому человеку все равно придется с головой влезть в эти самые шахматы.
      Впрочем, как раз это менее всего заботило Юрия Петровича. Он относил такие вещи, скорее, к маленьким радостям адвокатской работы. Когда ты что-то ищешь в незнакомой прежде профессиональной среде, то невольно так в нее погружаешься, что успеваешь прожить там небольшую параллельную жизнь. В частности, и за это, среди прочего, любил Гордеев свою работу. А конкретно это погружение не оставляло в голове места для Керубино. Он пока не давал о себе знать, и Юрий Петрович старался о нем вообще не думать, но все равно ведь думалось. Само собой и несмотря ни на что.
      — Болотников, Болотников, Болотников… — как заклинание произнес Гордеев и зарядил поиск в yandex.
      О Болотникове было столько материалов, что за месяц не перечитать. Но адвокат сосредоточился только на его интервью за последние полгода. Интервью делились на две группы: благодушно-жизнерадостные, когда Болотников что-нибудь приличное выигрывал, и едко-злые — когда проигрывал. Гордеев проштудировал вторую группу. В адрес РШФ и прочих надшахматных организаций Болотников ни разу ничего плохого не сказал. Значит, предварительно их из подозреваемых в доведении до самоубийства можно исключить. Зато некоторым коллегам-шахматистам от него крепко досталось — на эпитеты покойник не скупился.