Марш Турецкого - Лекарство для покойника

      Турецкий. А от кого вы узнали о своем увольнении. От шефа?
      Кныш. От Трофимова. Он нас всех собрал и сказал, что свободны, кроме Жоры. Свободны от работы то есть. Но надо подождать, пока приедет следователь из Москвы и быстренько проведет свое следствие. Потому что хохлам это убийство - до одного места.
      Турецкий. Так и сказал - "быстренько"?
      Кныш. Не помню, честно говоря. Может, я это от себя добавил. Хотя нет, кажется, Дмитрий именно так высказался. Да что тут такого, собственно?
      Турецкий. Разберемся. Это не ваше дело.
      Кныш. Да?! А что - мое дело?
      Турецкий. Охранять своего босса. Но это вы прохлопали, так что теперь ваше дело - помогать следствию.
      Кныш. В гробу я его видал, ваше следствие. Все равно не найдете ни хрена.
      Турецкий. Да? Откуда такая уверенность?
      Кныш. А вы меня на слове не ловите.
      Турецкий. Когда я буду это делать, вы ничего не заметите, можете не сомневаться. Лучше отвечайте на вопросы, если действительно хотите поскорее вернуться в Москву.
      Кныш. Валяйте.
      Турецкий. В ночь, когда произошло убийство, дежурили вы, Трофимов и Раструба, так? Вы можете припомнить что-нибудь необычное? Любой пустяк, который отличал бы это дежурство от всех остальных.
      Кныш. Не могу. Мне эти вопросы уже задавали.
      Турецкий. Буду с вами откровенен, господин Кныш. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Богачева наступила между 3.30 и 4.20 утра. В это время вы все втроем сидели в караульном помещении. Это частично подтверждает видеосъемка. Но когда именно, с точностью до минуты, произошло убийство, определить пока нет возможности. По свидетельству вашего начальника Трофимова, вы с Раструбой несколько раз по очереди выходили, как из комнаты, так и из дома. Так что вы автоматически попадаете в число подозреваемых. Это доступно? Замечательно. А теперь поймите, наконец, что любая мелочь, которую вы припомните, может оказаться очень важной для следствия. То есть для вас или для ваших друзей.
      Кныш. Ну, это мне до одного места, Трофимов мне - не брат родной.
      Турецкий. И давно у вас с ним плохие отношения?
      Кныш. Не слишком.
      Турецкий. Ладно, а с Раструбой?
      Кныш. Это другое дело. С Игорьком мы ладим.
      Турецкий. Так вот подумайте, чем можете ему помочь. И себе.
      Кныш. А не пошли бы вы...
      Турецкий. Это все?
      Кныш. Ага.
      Оперуполномоченный Софрин. Москва.
      24 августа, 14.10
      Утром следующего дня Софрин подъехал к загородной резиденции Призера, в Глаголево. Для этой отчаянной вылазки Грязнов выделил ему служебную машину не самого худшего качества - "форд". Пусть знают бандюки, что и менты на приличных автомобилях могут кататься, а не только на раздолбанных "москвичах" или "жигуленках".
      Софрин со слов своего шефа уже знал, что в прошлом Призер неоднократный чемпион России по биатлону. Но на международных соревнованиях он занимал только вторые и третьи места. Был, правда, даже олимпийским чемпионом - но лишь в командной гонке, в эстафете.
      Разочаровался, небось, обозлился, рассуждал Софрин, и подался на большую дорогу жизни. Во всяком случае, эта тропа для него оказалась удачливей. Трехэтажный особняк, окруженный высоким бетонным забором, который, наверное, и базука не возьмет, был лучшим подтверждением удачи и благополучия владельца. В архитектуре дома Софрин отметил полную безвкусицу, чему не слишком удивился. Подобных монстров он не раз наблюдал в ближнем и дальнем Подмосковье. Здесь красного кирпича не жалели, возводя средневековые башенки рядом с современной крышей и террасой. Крыльцо вносило еще один штрих в этот дисбаланс. Нагромождение стилей и эпох навело на мысль, что крышу нужно было бы выполнить на древнекитайский манер. Это сделало бы творение завершенным.
      У ворот Софрину пришлось прождать какое-то время. После представления и объяснения цели визита перед переговорным устройством он промаялся минут десять. Наконец ворота отъехали в сторону и впустили его машину в просторный двор.
      Из открытых ворот гаража торчал нос, похоже, того самого черного "БМВ", что он видел вчера у дома моделей.
      Софрина встретил долговязый жилистый парень со скуластой физиономией и жестким ежиком на голове. Маленькие злые глазки зыркнули подозрительно. Дескать, чего приплелся, ментяра, внаглую, да еще в такую рань?!
      На крылечко вышел вчерашний бритоголовый детина и добродушно заулыбался. У Софрина отпали последние сомнения.
      - Этот что ли, Шум? - обратился бритоголовый к долговязому, с интересом рассматривая гостя.
      - Других, как видишь, нет. - Долговязый по кличке Шум обернулся и зашагал к гаражу.
      - Прошу, господин начальник, - пригласил встречающий, пропуская Софрина вперед. - В этом доме гостям всегда рады, даже незваным.
      Софрин подумал, что с черным юмором у этого парня все в полном порядке. Уже на пороге их догнал голос Шума:
      - Али, будешь возвращаться, прихвати термос со льдом.
      Просьба осталась без ответа.
      Странные имена, решил Софрин, Шум какой-то, а этот - с совершенно рязанской физиономией - и вовсе Али.
      В лифте они поднялись на третий этаж. У одной из трех комнат бритоголовый, он же Али, остановился.
      - Сюда. Геннадий Андреевич ждет вас.
      Карамышев действительно оказался тем самым "кофейным" незнакомцем. А впрочем, другого Софрин и не ожидал увидеть. Спортивно сложенный, подтянутый мужчина, чуть старше средних лет. Жестковато-привлекательное лицо, из тех, что нравятся женщинам, с тонкими губами и ямочкой на подбородке. Черные волосы аккуратно уложены назад, наверное, с помощью геля или мусса. Он явно напоминал итальянского мафиози из так полюбившихся братве фильмов. Вот только одежда в этот раз никак не подходила к образу дона. Спортивные брюки и футболка, долларов по пятьдесят каждые, придавали несколько дачный вид.
      Софрин являл собой полную противоположность, но ему не стало неловко за свою джинсовую двойку и футболку, купленные на вещевом рынке в Лужниках, да к тому же не первой свежести. Он лишь проверил, бросив вниз взгляд, подняты ли манжеты на рукавах.
      Карамышев разглядывал его в упор.
      - Мы, кажется, встречались, - сказал он. Голос оказался бархатным, приятным.
      - И совсем недавно, - потвердил Софрин.
      - Присаживайтесь, Владимир Андреевич, - пригласил хозяин, указывая на кресло напротив себя.
      - Вижу, запомнили мое имя. Значит, видели визитку и все же не позвонили. - Софрин старался держаться спокойно, даже с некоторой наглецой.
      Карамышев премило улыбнулся.
      - Запомнил, потому что мы с вами тезки по отчеству. А звонить собирался сегодня. Дел много, знаете ли. Я человек занятой. А ваше дело, как мне объяснила Нонна, пустяковое.
      - Пустяковое? - Софрин искренне удивился.
      - Ну, исчезновение старины Гукка - не тот случай, чтобы поднимать из-за этого на ноги МУР. Не так ли, Владимир Андреевич? - И он пристально взглянул прямо в глаза Софрину. Тот весь подобрался.
      - Что вы хотите этим сказать?
      - А что вы хотите от меня услышать?
      - Где, по-вашему, еще, кроме своей квартиры, он может находиться?
      - Понятия не имею. - Карамышев перевел дух. - Прямо как на допросе. Как это где? У себя дома!
      - Поймите, Геннадий Андреевич, мы ищем пропавшего человека. - Софрин остыл.
      - Да бросьте, Владимир Андреевич. Вешаете лапшу на уши, прямо как младенцу. Не стыдно? Эти сказки могут с Нонной пройти. Выпить хотите?
      - Нет, спасибо, - поспешно ответил сыщик, вспоминая, чем заканчиваются застолья с персонажами, подобными хозяину дома, пусть даже и с пользой для дела. И тут же добавил: - Я при исполнении. И за рулем.
      - Тогда кофе?
      Карамышев разлил из серебряного кофейника по маленьким фарфоровым чашечкам ароматный напиток. Указал рукой на журнальный столик между их креслами.
      - Сахар, сливки. Угощайтесь. - Отпив глоток, блаженно прикрыл веки. Кофе готовлю сам. Никому не доверяю. Это, если поверите, настоящая наука.
      Софрину действительно кофе понравился, и он не замедлил сказать об этом.
      - А старик Гукк вам нужен по двум причинам, - внезапно вернулся к прерванной теме Карамышев. - Вы его ищете или как подозреваемого в убийстве Лени Богачева, или как возможного свидетеля.
      Софрин молча пил кофе. Его удивило умение Карамышева менять направление разговора, причем в интересном для него направлении. А зная о смерти Богачева, связи Гукка с его семьей и розыске последнего МУРом, нетрудно было догадаться об истинных причинах. Тут большого ума не надо. Тем более с его опытом. Но посвящать кого бы то ни было в подробности расследования Володя не собирался.
      Карамышев между тем продолжал:
      - Но, возможно, вам стоит продолжить поиски... Только уже его трупа.
      При последних словах Софрин подскочил, чуть не вылив на себя кофейную гущу.
      Карамышев удовлетворенно наблюдал за его реакцией. И цедил информацию:
      - Не так давно старик жаловался мне на карточные долги.
      - Он что, играл?
      - Редко, но, как говорится, метко. Видимо, на тот раз ему сильно не повезло.
      Софрин поднялся.
      - А вот за это спасибо, Геннадий Андреевич.
      - Всегда рады помочь.
      - И мы также.
      Каждый понял свою фразу по-своему.
      Магнитофонная звукозапись допроса
      охранника семьи Богачевых гр-на Раструбы.
      Гурзуф. 24 августа, 15.05 - 15.55
      Турецкий. По-вашему, можно было проникнуть в дом незаметно для охраны?
      Раструба. Разве что с воздуха. На вертолете.
      Турецкий. Вы серьезно?
      Раструба. Да нет конечно.
      Турецкий. А если с моря?
      Раструба. Шутите? Во-первых, надо еще суметь заплыть в бухту. Во-вторых, без лестницы по этому обрыву на равнину не подняться никакому альпинисту. Ну а даже если найдется такой уникум, то все равно, любое проникновение в дом было бы нами зафиксировано.
      Турецкий. Значит, вы считаете, что Богачева застрелил кто-то из находящихся в доме?
      Раструба. Выводы - это ваша работа.
      Турецкий. Ваш намек был достаточно недвусмысленным, Раструба. Расскажите о своих подозрениях.
      Раструба. Нет никаких подозрений. Просто я знаю то же самое, что и все. Что подвески пропали, а вместе с ними и старый немец.
      Турецкий. Вы имеете в виду Артура Карловича Гукка? Но ведь он уехал в Москву за одиннадцать дней до убийства и ограбления.
      Раструба. Мог и вернуться. Хотя я лично этого не видел. Но по крайней мере, он и его племянник - два человека из домочадцев, которые вроде как отсутствовали 19 августа.
      Турецкий. Вы хотите сказать, из тех, чьи отпечатки ладоней занесены в компьютер системы безопасности. А кто еще имел свободный доступ в дом, кроме охранников и Гукков? Ведь за таким домом кто-то наверняка должен был смотреть.
      Раструба. Две женщины. Повар и горничная. Они обе местные, причем сестры. В доме Богачевых не жили никогда на моей памяти.
      Турецкий. Вы меня удивили. Об этих дамах слышу впервые. В протоколах допросов свидетелей их никто не упоминал.
      Раструба. А я знаю почему. У них обеих стопроцентное алиби. У них еще третья сестра была. В Симферополе. Умерла 17 августа. Они сразу туда и уехали. Так еще и не возвращались. Соответственно их никто и не допрашивал.
      Турецкий. Логично. А еще? К примеру, садовник? Во дворе же сад большой?
      Раструба. Да какой это сад? Вы посмотрите внимательней. Это ж роща. За ней отродясь никто не смотрел. Это у Леонида Георгиевича был пунктик. Имитация живой природы. И жена его переубедить не смогла. Так что не было садовника. А уж Богачевы - не те люди, чтобы фрукты с овощами себе на стол выращивать. Они бы уж как-нибудь прокормились.
      Турецкий. Убедили. Теперь расскажите, чем вы все-таки так были заняты ночью 19 августа? И что произошло между Трофимовым и вашим приятелем, Кнышем.
      Раструба. Откуда вы знаете?
      Турецкий. Просто я гениальный сыщик.
      Раструба. Ну да? А с виду не скажешь.
      Турецкий. В этом весь фокус.
      Раструба. Ну ладно, скажу. Мы играли в карты.
      Турецкий. Это во время дежурства-то?
      Раструба. А что такого? Это в порядке вещей, ничему не мешает. И Леонид Георгиевич знал и ничего против не имел. Иногда даже сам к нам подсаживался.
      Турецкий. А во что играли-то?
      Раструба. В покер. Это Дмитрия вообще-то увлечение. Его немец научил, Карлович то есть. А уж он - всех остальных. Ну и пошло. Ужасно заразительная вещь.
      Турецкий. И что, кто-то жульничал, почему они поссорились?
      Раструба. Да не ссорился никто, это перебор вышел. Просто я спасовал, а у Дмитрия с Кнышем оказались одинаковые комбинации. У обоих по две пары. Только у одного - две десятки и два короля, а у другого - две девятки и два туза. Вот они чуть друг друга не перегрызли, у кого старше. Но я бы, конечно, с Трофимовым из-за десяти баксов сильно спорить не стал. У него родственник знаете кто?
      Турецкий. Догадываюсь.
      Раструба. Ну да, вам ли не знать.
      Турецкий. Так чем все закончилось?
      Раструба. Да ничем. Я их еле-еле уговорил разделить поровну деньги, которые я проиграл. Надулись друг на друга и не разговаривали до утра, пока Катя Леонида Георгиевича не нашла. С дыркой в голове. Тут уж не до обид стало.
      Турецкий. Вы уверены, что на этом все закончилось? И что между ними не было размолвок прежде?
      Раструба. " Слушайте, ну они же не красны девицы, в конце концов! Могли и поспорить и послать друг друга, но все профессионалы и знают, что дело - прежде всего. И потом, разве проработали бы они вместе полтора года, если б что-то было не так?!
      Начальник МУРа Грязнов. Москва.
      24 августа, 18.50
      - Ты мне не вопросы задавай, а скажи, что сам про эту песню думаешь? Грязнов обращался к единственному человеку в его кабинете - Володе Софрину.
      - А что тут думать? - сам себя риторически вопросил Софрин. - Если информация Призера - это не липа, вполне возможно, что любителя азартных игр Гукка уже опустили с камнем на шее в воду. Поди его теперь ищи.
      - А если липа? - начальник МУРа хитро сощурился на подчиненного.
      - Ну, тогда... он нам ее зачем-то подсунул, - сообразил Софрин. И несколько испугался.
      - Вот именно! - Грязнов поднял вверх указательный палец. - Надеюсь, ты и сам сообразил, что за фрукт этот принц Карамышев.
      - Да уж. Мягко стелет, да жестко спать, - сказал Софрин и, хотя совершенно не хотел пить, налил из графина стакан воды и выпил в два глотка. Неприятное ощущение, будто побывал в норе у гремучей змеи, еще не прошло. - И эти подручные его, те еще субчики.
      - Какие подручные?
      - Шум и Али. Странные клички.
      - Это не клички. У вас, гражданин оперуполномоченный, слабая тактико-специальная подготовка. А московский криминальный мир нужно знать наизусть!
      - Как же это не клички, - обиделся Софрин, - когда я слышал, что они так друг друга называли?!
      - Это часть кличек. Шум - значит Шумахер. А Шумахер - Артем Падловский, личный шофер Призера, водила "без тормозов". А Али - это Али-Баба, или - Альберт Ушкин, просто амбал, то бишь телохранитель шефа. Усек? Но это все детали. Теперь о главном. - В любом случае, - подвел итог Грязнов, - сбрасывать со счетов ничего нельзя. А это значит, что у нас появилась еще одна версия, а с ней и больше работы. Надо отрабатывать все варианты: и с бегством, и с убийством старика.
      Софрин заерзал на стуле.
      - Так мне...
      Грязнов его перебил:
      - Что тебе дальше...
      А его перебил телефон. Звонок был явно междугородный.
      Виктор Гукк. Протокол допроса свидетеля
      гр-на Гукка В. Крым, Гурзуф. 24 августа, 16.30 - 17.15
      Турецкий. Где вы были в ночь на 19 августа?
      В. Гукк. В гостинице "Ялта".
      Турецкий. И вы сможете это доказать?
      В. Гукк. Полагаю, что да.
      Турецкий. Тогда сосредоточьте свои усилия на временном интервале от трех часов до половины пятого. Кто может подтвердить ваше присутствие там?
      В. Гукк. Я же снял номер. Значит, администратор.
      Турецкий. Во сколько вы сняли номер?
      В. Гукк. Пожалуй, в половине двенадцатого.
      Турецкий. В таком случае это ничего вам не дает - вы могли снять номер, а потом легко вернуться в Гурзуф, войти в комнату Богачева, когда он спал, и застрелить его.
      В. Гукк. Что?!
      Турецкий. Это только предположение. Против которого вы не можете возразить.
      В. Гукк. Дайте подумать. Думаю, где-то в половине четвертого я заказал шампанское в номер. А принесли его минут через двадцать. Я сам забрал поднос у официантки. Такое алиби вас устроит?
      Турецкий. Если она его подтвердит. Вы были в номере один?
      В. Гукк. На этот вопрос я не стану отвечать.
      Турецкий. То есть не один?
      В. Гукк. ...
      Турецкий. Вот и ответили. Но если так, то это ваше лучшее алиби. Пусть ваша спутница подтвердит, что вы были в гостинице интересующие меня полтора часа, и я от вас отстану.
      В. Гукк. Думаю, вы и так отстанете, когда официантка подтвердит мои слова.
      Турецкий. Как ее зовут?
      В. Гукк. Виктория, кажется. Легко найти. Крашеная брюнетка, волосы до плеч, расчесанные на прямой пробор.
      Турецкий. Ладно. А как зовут даму, которая была с вами в номере?
      В. Гукк. ...
      Турецкий. Или, может, это был молодой человек?
      В. Гукк. Не хамите. Человек, который был со мной в номере, не имеет ни малейшего отношения к данной истории. Так что не хамите, пожалуйста.
      Турецкий. Это моя работа. Так я добиваюсь правды, когда мне отказываются предоставить другими путями. Значит, все-таки не скажете?
      В. Гукк. Увы.
      Турецкий. Крым, Ялта. 24 августа, 22.00
      Итак, подвел для себя неутешительный итог Турецкий, снова оказавшись в своем номере, складываются какие угодно комбинации.
      1. Каждый из двух охранников, выходивших из дома, вполне мог застрелить хозяина, поскольку оба выходили в искомый промежуток времени.
      2. Кроме того, их шеф Трофимов вполне мог вступить в сговор с кем-то из них, а то и с обоими сразу, с целью отправить своего работодателя на тот свет.
      3. Кроме того, оставшиеся четыре охранника (Фискалов, Мальцев, Крамаренко и Томский), которые якобы спали, то есть находились в доме, тоже вполне могли совершить убийство.
      4. Жена, то есть теперь уже вдова, тоже могла застрелить Богачева.
      5. Единственный человек, который, похоже, не мог этого сделать, Виктор Гукк, его алиби подтверждается служащими гостиницы "Ялта". В частности, официанткой Викторией. Турецкий ее вспомнил (она обслуживала его и Богачеву возле бассейна), так что разыскать барышню не составило труда.
      6. На подоконнике комнаты убитого были обнаружены сырое полотенце и плавки. По свидетельству жены и домочадцев, Богачев был большим любителем ночных купаний. Правда, охрана не видела, чтобы их хозяин ночью выходил из дому, но, учитывая, что они были не на шутку увлечены покером, немудрено, что пропустили ночной вояж Богачева к морю. Значит, возможен еще вариант, при котором Богачев вернулся в дом не один, а со своим будущим убийцей. И открыл ему сейф?!
      7. И наконец, все эти шесть пунктов ни черта не стоят без мотива убийства. Поскольку если взять за него ограбление (т. е. желание завладеть этим бесценным колье), то остается неясным, каким образом преступник открыл сейф, если кодовая комбинация всегда была известна только одному человеку Л. Г. Богачеву. Подсмотреть же код можно было, только стоя у Богачева за спиной. Сейф расположен в таком месте, что ни из окна, ни из входной двери угол зрения не позволял увидеть. Хотя... при современных средствах наблюдения, да еще учитывая, что в доме было семь квалифицированных секьюрити...
      Постскриптум. Самый главный идиотизм ситуации заключается в том, что нет ни одной фотографии украденных подвесок, так что невозможно посоветоваться со специалистами: что это было такое, насколько действительно ценно и кому могло понадобиться, то бишь возможен ли заказчик.
      Выводы.
      1. Если остановиться на версии "убийство из корыстных побуждений", то прежде всего необходимо: разобраться в биографиях охранников, сделав упор на тех, кто в своей карьере близко имел дело с кодовыми замками или занимался "спецподглядыванием".
      2. Надо найти наконец этого Гукка-старшего. Что там Славка копается, в самом деле?!
      В половине двенадцатого стажер Аркаша привез из ялтинской прокуратуры акт баллистической экспертизы. Турецкий, который все еще так и не спустился к морю, проводил время в баре на открытом воздухе и изучал созвездия в крымском небе. Воздух на контрасте с московским пьянил не хуже спиртного, так что охлаждался он исключительно минеральной водой "Вителл". Без газа.
      Краткое и внятное заключение гласило, что "выстрел произведен из оружия 45-го калибра, то есть 11,43 мм. А конкретно из классического американского "кольта" знаменитого вечного образца 1911 года. Но при этом пуля была, вероятнее всего, выпущена из оружия с глушителем".
      11,43 миллиметра - это неслабо, очень неслабо. Можно уложить и крупный рогатый скот, не то что фармацевтического короля. У оружия такого калибра должна быть дульная энергия, которая просто отшвыривает жертву. Впрочем, ей, жертве, уже должно быть все равно, после того как она нащупает у себя во лбу дырку диаметром 11,43.
      Турецкий немедленно вспомнил старую хохму: "Господь Бог создал людей, а полковник Кольт сделал их равными".
      Ну скажите на милость, откуда в этой крымской глуши мог взяться американский пистолет начала века? Но с глушителем?!
      Интересный получается компот. Богачева убили из оружия с глушителем, но при этом еще и стреляли через подушку. На кой ляд?!
      - Ладно, - крякнул он. - Разберемся. Давай теперь езжай в Гурзуф, изымешь оружие согласно моему постановлению. Узнаем, у кого какой пистолет. И калибр.
      - Я? - обрадовался Аркаша. - В пять секунд обернусь!
      - В пять - не надо. Еще проследи, чтобы эту пулю запаковали и отправили в Москву вместе с моим постановлением о назначении повторной экспертизы.
      - А куда?
      - В Экспертно-криминалистический центр МВД Российской Федерации. Улица Расплетина, 22, запомнишь? - Перепроверим качество украинской работы, решил он. Чем черт не шутит. Или, может, пистолет этот где-то светился. - Да, и если у кого-то вдруг действительно окажется "кольт", тогда, тогда...
      - Тогда что? - нетерпеливо подпрыгнул Аркаша.
      - Тогда он полный идиот. Немедленно звони мне, а я решу, что делать.
      - А куда звонить-то? - спросил Аркаша. - В номер?
      - Нет, - задумался Турецкий. - В номере меня не будет. Звони мне на пейджер.
      - На какой?
      - На свой. - С этими словами Турецкий забрал пейджер себе.
      ...Турецкий не зря забрал пейджер. Он собрался было предпринять вояж по побережью с вполне конкретной целью. Но прислушался к изношенному организму и решил дать ему передышку.
      Телефонный звонок Меркулова в начале первого застал его в американской позе, ноги на столе, в руке - стакан пива, в трех метрах - включенный телевизор, где шла "Война в семействе Роуз", дублированная на украинском языке. Ничего смешнее в своей жизни, чем Майкл Дуглас, Кэтлин Тернер и Дэни Де Вито, общающиеся на мове, Турецкий еще не встречал.
      Заместитель Генерального прокурора поинтересовался, как дела. На этот праздный вопрос Турецкий отвечать не стал, зато сам поинтересовался, как прошли мирные переговоры с его собственной женой, Ириной Генриховной.
      - Ты знаешь, Саша, - сконфуженно отвечал Меркулов, - Ирина не захотела со мной говорить. Кажется, тебе стоит самому с ней пообщаться.
      - Что за свинство, Костя! - возмутился Турецкий. - Ты же обещал?! Я тут загибаюсь, можно сказать, под южным солнцем, работаю в поте лица, даже искупаться некогда, а он не может какую-то бабу уговорить, чтобы она мне нервы не портила!
      Меркулов пристыженно молчал.
      - И вообще, - вошел во вкус Турецкий. - Мне тут плохо одному, одиноко, не с кем душу отвести, посоветоваться.
      - Выпить, что ли? - сообразил Меркулов. - Ну это ты брось. Тебя туда не на дегустацию крымских вин послали. Не надейся, Грязнова тебе в Крыму не видать как своих ушей. Он не мальчишка, чтобы мотаться за тыщу километров поправлять твое здоровье!
      - А я, значит, мальчишка?!
      - Будет что-то конкретное по Богачеву - докладывай немедленно! Меркулов бросил трубку. Такое с выдержанным и деликатным Константином Дмитриевичем случалось не часто.
      Турецкий. Крым, Ялта. 25 августа, 8.15
      Вместо зарядки подброшенный с постели новой идеей, он позвонил в дом Богачевых. Трубку сняла Катя.
      - Это Турецкий. Я бы хотел поговорить с Трофимовым.
      - Он уехал, Александр Борисович. Вчера вечером в Симферополь, а оттуда собирался лететь в Москву.
      - Как уехал?! А остальные охранники?
      - Вместе с ним, естественно. Погрузились в свой джип и отвалили.
      - Как отвалили?! У них же подписка о невыезде?!
      - Я вам их сторожить не намерена, - отрезала Богачева. - Это они меня сторожили. Пока я их не уволила.
      - Так что, все уехали?
      - Все. Кроме Жоры Мальцева. Его я не уволила, - хладнокровно добавила молодая вдова.
      - Да, я знаю, - машинально сказал Турецкий. - Скажите, Катя, а вчера вечером к вам приезжал работник ялтинской прокуратуры? Такой молодой и долговязый?
      - Приезжал.
      - А он застал охранников или они уже уехали в Симферополь?
      - Застал, застал. Орал на них как сумасшедший. Я в жизни такого не видела. Они даже как-то присмирели. Даже с вами, по-моему, они вели себя более развязно.
      - Отлично. Еще один вопрос, возможно, вы сможете мне помочь. Вы говорили, что у Леонида Георгиевича часто бывали деловые визитеры. А мне известно, что многое из того, что происходило вокруг вашего дома, снималось на камеры слежения. Как вы полагаете, не могли ли фиксироваться также и эти встречи?
      - А что тут полагать, - ни секунды не задумываясь, отреагировала Богачева. - Леня охранников на деловые встречи не пускал, так что они должны были наблюдать извне. Естественно, многое фиксировалось. - Тут она слегка задумалась. - Ну, по крайней мере, то, что он не запрещал.
      - И где эти пленки? - как можно небрежней рубанул Турецкий, явственно чувствуя, как заколотило в груди.
      - Ну и вопросики у вас, - удивилась такому невежеству Богачева. - У меня дома, конечно. Вся специальная аппаратура, средства связи и прочая мура покупалась на наши деньги, это же не собственность охранников. Так что они уехали только со своими пушками, можете не волноваться. Я специально попросила Жору Мальцева проконтролировать. Продавать буду всю эту спецмуру. Она мне ни к чему. Мне прятаться не от кого.
      - Катя, не зарекайтесь, - попросил Турецкий и добавил, боясь сглазить удачу: - А что вы скажете, если я к вам сейчас приеду?
      - Валяйте.
      Турецкий рванулся было вниз, но передумал и снова взялся за телефон. Через четыре минуты он дозвонился в Москву.
      - Константин Дмитрич? Дайте Меркулова, срочно. Турецкий говорит. Дело государственной... да. Костя, какого черта эти ублюдочные охранники Богачева убрались отсюда в Москву?! Они же давали подписку на время следствия!
      - Это ты у меня спрашиваешь? Они у тебя из-под носа ушли, не у меня. Они что, под подозрением?
      - Да.
      - Плохо. Но их понять можно. В самом деле, невозможно же заставлять людей торчать из-за следствия на территории другого государства.
      - Вообще-то да, - пробурчал Турецкий.
      - Ну ладно, я попытаюсь их найти и установить наблюдение. Грязнова попрошу. Доволен?
      Москва,
      Генеральная прокуратура,
      Меркулову К. Д.
      РАПОРТ
      Ввиду сложности дела и большого объема работы, то есть невозможности продолжения работы в состоянии фактического отсутствия помощи со стороны Генпрокуратуры, прошу незамедлительно включить в состав следственно-оперативной группы старшего оперуполномоченного по особо важным делам Главного управления угрозыска МВД майора милиции Солонина В. А. Полученные мной сведения в состоянии обработать и реализовать в сжатые сроки только этот компетентный специалист, прошедший под моим руководством обучение в Антитеррористическом центре "Пятый уровень" Питера Реддвея.
      Турецкий.
      16 часов 50 минут. 25 августа.
      Часть 2
      Старший оперуполномоченный по особо важным делам угрозыска МВД Виктор Солонин. Крым, Симферополь. 26 августа, 12.50.
      ТУ-154 благополучно перенес Виктора Солонина из Москвы в Симферополь. После душной столицы крымский воздух показался настоящим раем. И небо и солнце - все выглядело здесь совершенно по-другому.
      Уже спускаясь по трапу, Солонин вдыхал полной грудью и сгорал от нетерпения поскорее увидеться с Турецким. Хотя нет, первым делом, отставив все дела, он искупается в море. Турецкий, небось, уже испытал эти прелести жизни. И Солонин мысленно в очередной раз благодарил его за командировку. Ну а если сам Александр Борисович откажется составить компанию, тогда придется пристегивать его к себе наручниками и тащить силой. Долг, как говорят, платежом красен. Вызвал в помощь - уважь гостя. А работа не волк, в море не уплывет.
      У автобуса, отправлявшегося в Симферополь, шла жестокая давка. Граждане с сумками, рюкзаками и баулами передвигались друг у друга чуть ли не по головам. Включаться в борьбу за место в салоне Солонину расхотелось, и он повернул голову в сторону стоянки такси. Машин там было предостаточно, включая микроавтобусы-маршрутки, за которые тоже шла не менее упорная битва. Выбора не оставалось: частный или государственный извоз. Солонин присмотрелся: предпочтение здесь отдавали частному. Ясное дело - дележ территорий. Он не только в Москве, он - везде.
      Раскованной, прогулочной походкой Солонин направился к стоянке. Он был налегке. С собой - лишь спортивная сумка с самым необходимым, в том числе с презентом от Грязнова - обязательная по всем поводам и без них бутылка настоящего армянского. По словам последнего, на этот раз - действительно настоящего. Грязнов клялся и божился, что заводу, где смешивают не слишком-то чистый коньячный спирт с ореховой настойкой (как выяснило оперативное расследование), - не жить.