Карандаш сломался, бумага порвалась.
      Точить другой было бы глупо и странно. Он поискал на столе, нашел шариковую ручку и, выдернув новую страницу из блокнота, что-то быстро написал. Поискал глазами, куда бы положить записку, но не нашел, оставил на столе. Некоторое время стоял, глядя себе под ноги, а потом медленно, словно во сне, обернулся.
      За ним был шкаф с оружием. Несколько красивых пистолетов поблескивали на красном бархате. Он заставил себя подойти, взять небольшой черный, с коричневой рукояткой. Рука с пистолетом безвольно опустилась. Он взвел курок и от щелчка вздрогнул.
      Суетливо поднес дуло к груди, потом переместил к виску, засунул даже в рот, но в конце концов упер холод металла в собственный лоб.
      Прикусил губу, на глаза накатились слезы, он зажмурился, выдохнул шумно и нажал курок.
      Пистолет сухо щелкнул — по белой стене разбрызгалась кровь.
      Он покачнулся и стал заваливаться на спину.
      — Стоп! Снято!
      Актер, играющий самоубийцу, не упал, только привалился к дивану.
      — Печатать? — подлетела к режиссеру помреж.
      — Печатать, — сказал режиссер и покосился на операторшу. Та оторвалась от визира и скривилась так, словно сейчас ее стошнит.
      — Второй дубль, — покачала она головой.
      — Миш! — Через павильон к режиссеру шел Кирилл. — Погодите! Миш, что печатать? Это барахло ты хочешь печатать?
      Режиссер встал со стула, развел руками.
      — Марик, что за дела? — обернулся он к говорившему в мобильник лысоватому человеку.
      Лысоватый тут же выключил телефон и во все тридцать два зуба улыбнулся.
      — Миш, творчество, а, да? Что, Кирилл, что?
      — Ну это же из рук вон, Миша, — укоризненно сказал Кирилл. — Вить, ты не обижайся, — успокоил он актера. — Ребята, вы сечете, что такое темпо-ритм, саспенс, драйв, наконец?
      — Сайнекс! — скомандовала операторша.
      — Не подходите к оружию! — громко сказал парень в кожаной куртке. Сколько можно просить!
      — Это же просто. Ты видел когда-нибудь, как человек стреляется? размахивал руками Кирилл.
      — Нет, — признался актер. — А ты? Сергей Петрович, вы видели?
      Стоявший в стороне пожилой дядечка подошел, покачал головой.
      — А я видел, — сказал Кирилл.
      — Вить, пусть он покажет, а, Миша? — все так же лучезарно улыбался всем Марик Варшавский. — Кирилл, покажи.
      — Игорь, ты охренел?! Куда столько дыма?! — закричала через всю площадку операторша.
      Среди декораций носились реквизиторы, гримеры, пиротехники, на доброй половине из них были черные трикотажные куртки с названием фильма — «5+».
      Парень в кожанке стал разгонять дым по павильону.
      Женщину с любительской телекамерой, запечатлевавшую происходящее на площадке, шугали все, кому не лень.
      — Понимаешь, любовь любовью не играют, — все размахивал руками Кирилл перед носом актера. — А ты все боишься и боишься. А наоборот — веселее, знаешь, уже все по фигу. Это же потом аукнется. Вернее, раньше аукнется.
      — Где — раньше?
      — Кирилл, что за новости? — встрял режиссер.
      — Где… в четырнадцатой серии.
      — В какой?! — схватился за живот режиссер, сгибаясь от наигранного смеха. — Когда она будет, Кирилл?!
      — Будет.
      — Марик, он издевается? — повернулся к Варшавскому режиссер.
      — Миш… Ладно, да? — примиряюще улыбался Марик.
      — Чего — ладно?! У нас написанных восемь серий из шестнадцати, а он тут режиссурой занялся. Он сценарист или кто?
      — Ну пусть, пусть, — снисходительно сказал актер.
      Кирилла это вдохновило, он бросился к письменному столу, повторил то, что уже делал актер, но страшно наигрывая, а потом с улыбкой подбежал к оружейному шкафу, схватил пистолет, приставил к своему лбу и сказал:
      — Весело, понимаешь, ты уже все знаешь наперед, тебе уже все по фигу… — и нажал на курок.
      В шуме суетящегося павильона грохнуло так, что всё замерло.
      Голову Кирилла отбросило назад, и он рухнул на спину.
      Среди застывшей толпы двигался только он. Да еще парень в кожанке бежал к оружейному шкафу.
      Потом из-за спины режиссера выглянула актриса и сказала:
      — Дураки… Что за шутки, дураки!
      — Я не виноват! — истерично закричал парень в кожанке.
      И только тут все задвигались, закричали, забегали, ужаснулись.
      Стоявшая позади Кирилла помреж вытирала с лица красную жижу и спрашивала пустоту:
      — Это настоящая? Это настоящая? Это настоящая?
      Вперед протиснулся пожилой дядечка, быстро склонился к мертвому телу и громко скомандовал:
      — Так! Из павильона никто не выходит! Марк Семенович, проследите!
      За ним пробилась к трупу женщина с видеокамерой.
      Начала снимать и упала в обморок. И тут же протяжно закричала, закрывая лицо руками, другая женщина.
      Денис Грязнов тыкался в разные двери, спрашивал пробегавших мимо:
      — Где второй павильон, не подскажете?
      Но люди неопределенно махали рукой в разные стороны и убегали.
      — Денис! — наконец услышал Грязнов. Обернулся.
      Из дальнего конца стеклянного коридора к нему бежал пожилой дядечка.
      — Сергей Петрович? — немного опешил Денис. — А вы?..
      — Сюда пойдем, сюда, — на ходу приобнял Грязнова дядечка.
      — Я тут заблудился, в этих лабиринтах, — виновато улыбался Денис.
      — Как говорил Довженко, здесь усе криво и ничого не прямо, — улыбнулся дядечка. — Это я тебе звонил. Нужна будет твоя помощь.
      — А что тут?
      — Сам увидишь.
      Шумная толпа курила на лестнице, но, завидев пожилого дядечку с Грязновым, побросала окурки и скрылась за дверью с надписью «Павильон № 2».
      — Только ты это, Денис… — остановился Сергей Петрович. — Народ специфический, понимаешь?
      — Артисты, понимаю…
      — Ну да. И еще… Ты не пугайся только, держись, ладно?
      — А что? Сергей Петрович, что?
      — Кирилл застрелился.
      — Медведь?.. Медведев?! Где?!
      — Здесь, — кивнул на павильон Сергей Петрович.
      Место смерти Кирилла уже было огорожено милицейской лентой, крутились эксперт, фотограф, оперативники заполняли протоколы, беседовали с людьми.
      Тело Кирилла было накрыто простыней, но все так же лежало на полу.
      Женщина, которая кричала, сидела теперь на полу рядом с телом, все так же закрывая лицо руками.
      — Кто? — спросил Денис Сергея Петровича.
      — Сам. Взял пистолет и…
      Денис остановился.
      — Они что тут, настоящими стреляют? — вытаращил он глаза.
      Сергей Петрович развел руками.
      — Здравствуйте. — К ним подошел Варшавский. — Вы тоже следователь?
      — Я частный детектив. Мне Сергей Петрович позвонил.
      — Да-да, я сам и попросил. На милицию, знаете, надежды никакой, а шуму будет много. Лучше уж вы.
      — Но мое расследование официального не заменит.
      — Это мы понимаем. Однако мы совсем не хотим шума, прессы. В конце концов, если несчастный случай… вы понимаете? Вот Сергей Петрович и предложил привлечь вас. Говорит, что, на худой конец, можно вашего дядю попросить…
      Варшавский имел в виду, конечно, начальника МУРа Вячеслава Грязнова.
      Денис не ответил, подлез под заграждение и присел рядом с женщиной.
      — Лена, ну Лен, — сказал он, трогая ее за плечо. — Это я, Лен…
      Она подняла на него невидящие глаза и снова закрыла их руками.
      — Это вы, что ли, из «Глории»? — К Денису подошел следователь.
      — Я.
      — Ну давайте нюхать вместе, мне уже сказали про вас.
      — Давайте.
      — Не уходит, — сказал следователь, кивнув на Лену.
      — Пусть сидит, — прошептал ему Денис, — она супруга погибшего.
      Он вылез из-под заграждения.
      — Так мы на вас рассчитываем? — тут же снова пристал Варшавский.
      — А вы сами кто?
      — Я продюсер, Варшавский Марк Семенович. Какой ужас, да, а? Мы никого отсюда не выпускали, как наш консультант Морозов сказал…
      В углу сидел бледный актер, возле него хлопотала помреж. Он отталкивал ее руку со стаканом воды, капризно морщился.
      Грязнов удивленно посмотрел на Сергея Петровича.
      — Так это вы здесь консультант?
      Тот пожал плечами:
      — Осуждаешь?
      — Почему, завидую.
      — Вы уже в курсе? — спросил Варшавский.
      — Нет пока.
      — Вот его должны были убить, — кивнул он на актера. — Представляете, а?
      Грязнов снова обернулся к Морозову:
      — Что тут вообще?.. Объясните!
      — Сергей! — крикнул из своего угла актер. — Сережа, ты куда провалился? Морозов!
      Морозов помахал рукой актеру: дескать, я сейчас.
      — Кино, понимаешь, — почему-то виновато начал говорить он Грязнову. Снимали сцену самоубийства. Вон актер, Максимов…
      — Узнал.
      — А потом Кирилл стал показывать, ну репетиция, и — бах…
      — Так патроны откуда? Там же холостые должны быть, наверное, — снова спросил Грязнов.
      — Какие — холостые?! Никаких патронов вообще. Пистолет бутафорский, замахал руками продюсер. — Вы что, холостыми можно обжечься, вы что!..
      Грязнов залез под ленту и сказал следователю:
      — Ну расскажите, что у вас тут.
      — Вот пистолет, — ответил тот, демонстрируя пакет с пистолетом. Пиротехник сидит рядом, в комнате.
      — Кто?
      — Ну который за оружие у них отвечает. — Следователь заглянул в блокнот: — Линьков. Собираюсь допрашивать.
      — Я с вами, ладно?
      Он подошел к трупу, поднял простыню. Кирилл смотрел пустыми глазами в потолок.
      У Грязнова дернулась щека, сжались губы.
      — Лен, держись, — сказал он сидящей на полу женщине. И обернулся к следователю: — Я минут на двадцать отъеду? Подождете?
      — Подождем.
      Грязнов вылез из-под ленты. Нашел глазами Морозова — тот успокаивал актера, — подошел.
      — Сергей Петрович… Здравствуйте, — кивнул актеру. — Поеду попробую у дядьки кое-какие справки навести. Хотите со мной, по дороге поговорим.
      Морозов кивнул:
      — А поможет ваш дядя?
      — Поможет, — уверенно сказал Грязнов.
      — …Нет, Денис. Ни за что. Ты ж не первый год замужем, — говорил Вячеслав Иванович Грязнов, что-то разыскивая в ящиках стола. — Эти всякие твои братья, сестры, знакомые, сам знаешь, потом боком вылезают. Да и дело слишком уж шумное. Идет же официальное расследование…
      — Вячеслав Иванович, они ж ведь приятели… — сказал Морозов.
      — Во, как раз! Стоит адвокату пронюхать, что приятель покойного там копал, он же все дело утопит!
      — Да не утопит. Денис постарается…
      — Ты, Сережа, помолчи, — незло перебил Грязнов. — Сейчас адвокаты, знаешь, волки.
      Зазвонил телефон.
      — Грязнов слушает, — оторвался от поисков и поднял трубку генерал.
      Морозов положил руку на плечо Дениса, спокойно кивнул:
      — Поможет.
      — Да знаю уже, — поморщился Грязнов-старший. — Да, люди там работают. Конечно. У нас плохих следователей вообще нету. Плохие убежали в мафию, хохотнул он неожиданно. — Есть. Есть. Здравия желаю.
      Грязнов положил трубку, нагнулся над ящиком стола, наконец достал оттуда коробку со скрепками.
      — Во! Неделю ищу. Нужно? — показал ее Морозову и Денису.
      — Нет, — покачал головой Денис.
      Грязнов снова сунул скрепки в стол:
      — Все, Денис. Свободны оба.
      Морозов встал:
      — Товарищ генерал…
      — Идите-идите, — махнул рукой Вячеслав Иванович.
      Денис резко развернулся. Дернул ручку двери.
      — Только со следователем там не конфликтуй, — крикнул вдогонку Грязнов-старший.
      — С каким?
      — Ну с тем, что ведет дело это, о самоубийстве, — пожал плечами генерал.
      — Тогда давай свои скрепки, — улыбнулся Денис.
      Линьков, парень в кожанке, курил сигарету, обжигая черные пальцы только что эксперт-криминалист снял на карточку отпечатки его пальцев, — и время от времени остервенело тер свою стриженную наголо макушку.
      — Я первый просек, правда! Он как долбанет, я сразу просек…
      — Ваш пистолет? — спросил, показывая полиэтиленовый пакет с оружием, следователь.
      Линьков присмотрелся:
      — Похож.
      — И как в нем оказались боевые патроны?
      Дверь отворилась, и вошел человек в костюме придворного Людовика XIV.
      — И это можно носить? — с ходу закричал он. — У меня там верховые сцены, я на коня не влезу! — Он повернулся спиной и задрал камзол. Штаны на заду были прорваны по шву. — Видите?
      — Вижу, — сказал опешивший следователь. Денис хмыкнул.
      — Отлично. — Человек расстегнул штаны и, быстро сняв, бросил их Грязнову. — Перешивайте.
      — Я вообще-то не умею, — улыбнулся Денис.
      Человек только тут сообразил, что ошибся.
      — Это костюмерная? Ох, извините…
      И исчез.
      — Э-э… На чем мы… Да. Как в пистолете оказались боевые патроны?
      — А я знаю?! И это… Он вообще не стреляет! А краска отмоется? показал он черные пальцы.
      — Со временем, — рассеянно ответил следователь. Он поднялся и пошел к двери. Грязнов догнал его. Следователь выглянул в коридор:
      — Коль, поди сюда!
      Подошел оперативник.
      — Посиди с этим, мы сейчас.
      — Пистолет нашли? — спросил он другого оперативника, который беседовал с худой женщиной, курящей по-мужски папиросы.
      — Какой?
      — Бутафорский — какой!
      Оперативник захлопал глазами.
      — Варшавский! — крикнул следователь.
      Тот словно бы материализовался.
      — Скажите всем, что сейчас будем производить обыск.
      — Я? Нет, вы что, я нет! — Он схватил со стула радиомегафон и протянул почему-то Грязнову: — Вот кнопочка.
      — Внимание, — сказал Грязнов и сам испугался громкости своего голоса.
      Павильон затих.
      — Прошу всех присутствующих собраться у этой вот стены. Придется произвести личный досмотр.
      Киношники нехотя потянулись к указанной стене.
      — Вова, — позвал следователь оперативника из-за ограждения, — а вы обыщите тут все досконально.
      — Что ищем?
      — Пистолет подменили на настоящий, — значит, бутафорский где-то здесь. Только руками не лапать. Перчатки есть?
      Вова с сомнением окинул взглядом огромный павильон.
      — Антон, — не обратил внимания на этот взгляд следователь, повернувшись к другому оперу, — начинайте с людьми. Ищем бутафорский пистолет.
      Оперативники разбрелись по павильону, а рослый и широкоплечий Антон стал обыскивать съемочную группу.
      — Да нет его уже здесь, — сказал Морозов Грязнову, который наблюдал за этим процессом. — Они ж как бараны, прости господи, сказано было — не выходить, нет, разбрелись…
      Денис же бродил за следователем, который сам пошел по павильону, заглядывая во все уголки.
      Потом поднял голову вверх:
      — Варшавский!
      Продюсер опять моментально материализовался.
      — Это опускается? — спросил следователь про осветительские щиты.
      — Да.
      — Распорядитесь, пожалуйста.
      Варшавский бросился исполнять. Грязнов побрел вдоль стены. Какие-то тросы, веревки, электрощиты, гора досок, железных конструкций — черт ногу сломит.
      — Поберегись!
      Сверху стали опускаться осветительские щиты.
      — Может, с Линьковым закончим? — спросил Денис следователя.
      — А у тебя есть еще вопросы?
      Линьков оттирал бумагой черные пальцы.
      — А откуда у вас вообще пистолеты? — спросил Грязнов, усаживаясь напротив и закуривая.
      — Из цеха, — удивился Линьков.
      — Много? Пистолетов.
      — Хренова туча. Армию можно вооружить.
      Грязнов оглядел Линькова. Стриженая голова, черная кожанка с неумело пришитой эмблемой РНЕ.
      — Покажете?
      — Что?
      — Цех ваш.
      — Запросто. Только вы сначала позвоните. А то ключи не у меня. У начальства.
      Следователь на вопросительный взгляд Грязнова кивнул.
      Грязнов поднял трубку.
      Не успели они выйти в коридор, как неизвестно откуда налетел на Линькова актер Максимов и стал дубасить его по бритой голове, приговаривая:
      — Убийца! Убийца!
      Грязнову еле удалось оттащить Максимова, но тот все рвался к Линькову:
      — Он меня убить хотел! Меня!
      Грязнов растерянно озирался, держа актера в объятиях.
      — Успокойся, Виктор. — К ним подошел Морозов.
      — Вы следователь?! — взволнованно отстранился от Грязнова актер. Тогда я вам все расскажу. Это чрезвычайно важно!
      — Я хоть частный детектив, но рассказывайте.
      Они зашли в пустую комнату.
      — …Это не он сам, конечно. — Актер расхаживал из угла в угол. — Он так, мелкая сошка. Но — националист! — Он наклонился к Грязнову и многозначительно поднял палец: — Следите?
      — Да.
      — Как вам для затравки такая история: три дня назад выхожу из подъезда, вот такая собака бросается на меня. Волкодав прямо! Хорошо, я успел обратно забежать.
      Грязнов с сомнением посмотрел на Морозова, но тот серьезно слушал. А вот следователь явно скучал.
      — Это мелочь, кажется. Но если сложить. Сергей вам не рассказывал? Нет? Меня же убить хотели по-настоящему. Когда это было, Сережа?
      — Месяца три назад.
      — Да, точно. Меня машина чуть не сбила. Да что там! Если бы не Сергей!..
      — Да ладно, — махнул рукой Морозов.
      — Нет, не ладно! Он меня буквально из-под колеса вытащил! И что-нибудь происходит регулярно, и вот сегодня это меня убить хотели! Меня!
      — Кто? — спросил Грязнов.
      — Кто… — Актер устало опустился на стул.
      — Здравствуйте, — заглянули в комнату два молодых лица — девушки и парня. — Вам актеры не нужны? Мы Щукинское заканчиваем. Может быть, есть эпизод какой-нибудь?
      Все четверо мрачно уставились на них.
      — Я машину вожу, Лариса степ бьет, мы поем…
      Максимов встал и захлопнул дверь, чуть не прищемив нос молодежи.
      — Вот вам ответ. Я степ не бью, петь не умею. Знаете, сколько в Москве театральных вузов? Знаете, сколько бездарей они выпускают каждый год? Куда им податься?
      — Вы думаете, конкуренты? — спросил Грязнов.
      — А вы как думаете? Гримерша неделю назад чуть глаза мне не выжгла! Вчера надеваю ботинки, а там вот такая игла!
      Грязнов снова посмотрел на Морозова, тот по-прежнему серьезно смотрел на актера. Следователь скучал.
      В комнату заглянули оперативники.
      — Ничего, — пожал плечами один.
      — Пусто, — отряхивал пыльные брюки другой.
      — Простите, — материализовался рядом Варшавский. — Мы уже шесть часов тут. Люди устали. Можно нам идти, а, да?
      Компания вернулась в павильон. Тело уже увезли. Лена сидела на диване, все так же закрывая лицо руками.
      — Всех переписали? — спросил следователь.
      — Всех.
      — Ладно, — сказал он Варшавскому. — Можно разойтись.
      — Лену кто-нибудь довезет домой? — спросил Грязнов.
      — Я отвезу, да, отвезу, — успокоил Варшавский.
      — Павильон опечатаем, — деловито сказал следователь.
      — Вы что? Что вы?! У нас съемки завтра!
      — Значит, не будет съемок.
      — Миша! Ты слышал?! — обернулся к режиссеру Варшавский.
      Тот развел руками.
      — Значит, завтра гуляем? — спросила симпатичная актриса, поправляя длинные светлые волосы.
      — Да, Ксюша, можешь рекламировать свою жвачку, да! — сказал Варшавский.
      — Спасибо, — сказала актриса, при этом очаровательно улыбнувшись Грязнову.
      — Ну что, в оружейную? — спросил он следователя чуть охрипшим голосом.
      — Вуа! — сказал черноглазый необъятный человек, увидев удостоверение следователя. — Это вы звонили, да? Что случилось?
      — Вы здесь работаете? — спросил Грязнов.
      — Заместитель начальника пиротехнического цеха Гарипов Ильяс Гарипович, — улыбнулся черноглазый, но, увидев за спиной Грязнова оперативников, двух женщин-понятых и Линькова, помрачнел. — Игорь, да? Что натворил, э?
      Денис окинул взглядом ряды железных шкафов, пирамиды с винтовками и автоматами — действительно, целый склад оружия.
      — Где ключи? — спросил он.
      — Да, да здесь ключи.
      — Ну показывайте.
      Оперативники вошли в помещение по-хозяйски.
      — А что вы хотите найти? — спросил Гарипов, суетливо доставая из ящика ключи.
      — Увидите, — кивнул Грязнов, но его окликнул оперативник:
      — Глядите сюда!
      Замок, закрывающий пирамиду с трехлинейками, был открыт.
      — Ага, видим. — Грязнов обернулся к Линькову. — А у вас есть свое место? Я не знаю, стол какой-нибудь?
      — Есть-есть! — сказал Гарипов. — Вон там.
      Денис взглянул на следователя, тот по-прежнему скучал. Тем не менее кивнул: дескать, давай, парень, все делай сам.
      Грязнов надел резиновые перчатки, открыл ящики стола. Там были какие-то бумаги. Несколько стреляных гильз.
      — Тут по описи три пулемета, — снова позвал оперативник. — А в шкафу только один!
      — На съемках! — тут же подлетел к нему Гарипов. — Сегодня взяли.
      — А в журнале ничего.
      — Не успели. Сейчас. — Гарипов выхватил у оперативника журнал и стал быстро заполнять нужные графы.
      Денис присел на корточки, заглянул под стол, сунул руку — выкатилась на свет пистолетная гильза. Грязнов кинул ее в специальный полиэтиленовый пакет.
      Больше ни в столе, ни под столом ничего не было.
      — Ну и бардак, — сказал Денис. — У вас же тут все разворуют! А вы и не заметите!
      — Вуа! Обижаете, товарищ начальник, — обиделся Гарипов. — У Ильяса Гариповича все в порядке! Это вот берут на студию таких сопляков — потом беспорядки, — кивнул он на Линькова.
      — Ты сам тут беспорядок разводишь, — огрызнулся Линьков.
      — Ты молодой, да, помолчи!
      — Чурка, — пробурчал Линьков.
      — А это что? — спросил Грязнов, показывая на металлические пеналы в углу.
      — Это шкафчики для одежды, — сказал Линьков.
      — А ваш где?
      — Вон его шкаф! — Гарипов ткнул пальцем в значок РНЕ на дверце. — Вы это видели?!
      — Откройте.
      — У него свои ключи. Пусть он и открывает.
      — Ключи дайте. — Денис протянул руку к Линькову.
      Тот нехотя подошел, открыл шкафчик.
      — Вон туда встаньте, — отодвинул пиротехника Грязнов.
      Линьков покорно отошел к стене.
      Грязнов распахнул дверцу. В шкафу висела одежда — оранжевые куртки, жилеты, толстые черные штаны. Внизу стояли резиновые сапоги.
      Грязнов сунул руку в один из них.
      — Оп, — сказал тихо. — Понятые, подойдите сюда!
      Оперативники и женщины подошли поближе.
      Грязнов медленно, словно бомбу, вынул из сапога черный пакет.
      — Что это? — спросил Линькова.
      Тот испуганно помотал головой.
      — Что это, Игорь?! — закричал вдруг Гарипов.
      Грязнов положил пакет на пол и раскрыл.
      Небольшой лоснящейся горкой в нем лежали патроны. Боевые, настоящие.
      — Стоять!!! — заорал Линьков.
      В руках у него оказался пистолет, и этот пистолет был направлен прямо в голову Грязнову.
      — Буду стрелять! Никому не двигаться!
      Никто и так не двигался.
      Линьков схватил за руку женщину и закрылся ею:
      — Я убью ее! Если кто дернется, я ее убью!
      Он попятился к двери, волоча женщину перед собой. Пистолет он направлял то в женщину, то в Грязнова, то в следователя, который, только теперь словно проснувшись, медленно потянулся рукой к поясу.
      — Стоп! — просипел Грязнов.
      — Вуа! Убейте его! — взмолился Гарипов.
      — Молчать, чурка! — закричал Линьков, он был уже у самой двери.
      — Игорь, не дури, — предупредил Грязнов.
      — Пошел ты на хер, сука!
      Линьков толкнул спиной дверь и скрылся вместе с женщиной. Оперативники ринулись за ним, а вторая понятая истошно закричала.
      Они выбежали в коридор и чуть не налетели на захваченную женщину. Та стояла на четвереньках, ошалело вертела головой и мычала что-то.
      — Куда?! Куда он побежал?!
      Женщина не отвечала.
      — Не стрелять! — закричал вслед оперативникам следователь.
      — Помогите ей! — попросил Грязнов выглянувшую из цеха вторую понятую, а сам бросился догонять оперативников.
      Люди шарахались от них как от несущегося поезда. Коридоры изгибались, приводили в тупики, на какие-то темные лестницы, в огромные холлы или в темные подвалы.
      — Вы не видели Линькова? — на бегу спрашивал Грязнов.
      Но встречные только пожимали плечами:
      — Кого?
      — Не видели.
      — В фотоцехе! — наконец ответил кто-то.
      — Где?!
      — На первом этаже.
      — Где он?! Линьков где?! — Грязнов влетел в фотостудию.
      Из подсобки выглянул человек:
      — Уже ушел.
      — Куда?
      — В группу.
      — Куда?!
      Человек увидел пистолет в руках Грязнова. Быстро нашел на столе бумажку:
      — «Вечерний блюз».
      Грязнов бросился было к двери и вдруг остановился. Подошел к столу, прочитал написанное на бумажке.
      — Этот, что ли, Линьков?
      — Леньков, — поправил человек, — я имею в виду актера Ленькова. Он снялся и ушел. Минуту назад.
      Грязнов посмотрел на стол, заваленный фотографиями. Актер Леньков с одной из них улыбался очень обаятельно…
      Денис вышел наружу и устало опустился на скамью, очень похожую на вокзальную. Спрятал пистолет.
      Мимо пронесли окно и дверь.
      Появился следователь — потный и злой. Сел рядом.
      — Я здесь совсем заблудился, — обидчиво сказал он.
      — Довженко говорил — тут усе криво, ничого не прямо, — усмехнулся Грязнов. — Остальные-то где?
      — Бегают. А откуда у него пистолет взялся?
      — Откуда? — улыбнулся Грязнов. — Там что, мало оружия?
      — Думаешь, ненастоящий?
      — Хорошо, что мы не успели это проверить. Я еще погуляю. Если поймают Линькова, позвоните, ладно?
      — Спокойной ночи, — сказал следователь, поднимаясь.
      — Ага.
      Грязнов прошелся по дорожке, увидел парковку странных грузовиков. Постоял, посмотрел, двинулся дальше.
      С некоторых пор он пристрастился к японской поэзии. Что-то было в ней странное, загадочное, какая-то скрытая философия. И Денис вдруг стал ловить себя на том, что иногда и сам начинает разговаривать в стиле хокку или танка. Вот и сейчас он задумчиво произнес:
 
Я заблудился в кривых коридорах.
Мимо проносят дверь и окно.
Только не выглянуть и не войти…
 
      — Вас Денисом зовут? — спросил голос из темноты.
      Грязнов резко обернулся.
      — Михаил Вакасян. Я режиссер. Не пугайтесь.
      Грязнов чиркнул зажигалкой, осветил лицо режиссера, прикурил.
      — Эти машины давно не ездят. А вон там раньше Венеция была, — сказал Вакасян. — Да-да, настоящая, с каналами, дворцами. Правда, фанерными. У нас даже самолеты есть. Правда, не летают.
      Они пошли по дорожке, Вакасян зябко сутулился.
      — В странный мир вы попали, молодой человек. Не мир, а одна видимость.
      — Максимов вот рассказывает, что это его хотели убить…
      — Плюньте. Он актер. Это — «письма темных людей». У них в профессии по определению — быть наивными. Он ведь вам говорил про молодых, что ему завидуют, да?
      — Что-то вроде этого.
      — Полузавидуют-полуненавидят-полулюбят. А вон там цех обработки пленки, — показал Вакасян на светящиеся окна. — Завтра будет готов материал. Посмотрите?
      — Ну да! — встрепенулся Грязнов. — Вы же снимали.
      — Увы, смерть-то мы как раз и не снимали. Снимали имитацию. Притворство одно снимали.
      — А вы… не любите свою работу, — полуутвердительно спросил Грязнов.
      — А вы?
      — Я первый спросил, — улыбнулся Грязнов.
      — Нет, я ее люблю, — спокойно сказал Вакасян. — Если бы не работа, я бы помер давно. Да и не жил бы никогда. Вот ведь странность — все здесь полужизнь-полусмерть, а…
      — А Кирилл?
      Вакасян даже остановился:
      — Не понимаю! Этого не понимаю. Я уже сорок лет на студии. Смешные, странные, сумасшедшие люди, но чтоб убить…
      — Никто?
      — Никто.
      — Совсем-совсем никто?
      — Совсем.
      — Ну тогда я домой, — сказал Грязнов.
      — Я тоже.
      — Я думал, у вас съемка ночная.
      — Нет, я вас искал.
      Они вышли к проходной.
      — Да, — сказал Вакасян. — А вы пленку еще не смотрели?
      — Вы ж сказали — завтра.
      — Нет. Там на площадке чья-то жена снимала. На видео.
      — Чья?
      — Не моя — точно.
      — Ну что?.. А на квартиру ходили?.. Ясно. И еще — у вас есть списки? Ну всех — свидетелей, что находились в павильоне? — спрашивал по телефону следователя Грязнов, выруливая на Бережковскую набережную. — Всех-всех. Диктуйте… Нет, дальше. Дальше. Стоп. Повторите? Костенко и раньше был Костенко. Ага. Олег и Ольга. Адрес есть?
      Грязнов круто развернул машину и повел ее в другую сторону. Вылетел на Минскую улицу, погнал в сторону Матвеевского.
      — Четыреста сорок три двадцать два двадцать два, — приговаривал он, набирая на мобильнике номер.
      «Занято» — высвечивалось на дисплее после пиликания.
      Грязнов бросил телефон: он уже подъезжал к нужному дому.
      Дверь распахнулась. На пороге стоял актер, которого Грязнов уже видел на съемочной площадке.
      — А я знал, что вы приедете, — улыбался он.
      Линьков перепрыгнул через забор и стал тихонько пробираться к административному зданию. В руке у него по-прежнему был пистолет.
      Он открыл дверь, спрятал пистолет в карман куртки. Воровато огляделся и вошел в коридор студии.
      Линьков подошел к пиротехническому цеху, прислонил ухо к двери. За дверью было тихо.
      — И где мы сейчас возьмем скрипку? — услышал Линьков голоса спускающихся по лестнице.
      — Звони Каратыгину. Пусть студентов шлет.
      — Так мы до утра будем писать какие-то три такта!
      — А так вообще не напишем!
      Линьков вжался в стену.
      Мимо прошли, не взглянув на него, двое.
      — Я всегда говорил — композиторов на запись не пускать!
      — Ты это Калачеву скажи…
      Линьков отлепился от стены и взялся за ручку двери.
      — Да не за что, — улыбался актер. Жена его тоже мило улыбалась. — Мы уже вдоль и поперек просмотрели — ничего там нет.