И когда она просто заикнулась о том, что теперь не знает, на что жить, встретила такие холодные взгляды бывшего теперь уже Вадимова начальства, что вмиг пропала всякая охота говорить на эту тему. Вот разве что один Олег, с которым муж работал, что называется, рука об руку, проявил человеческое участие. По его словам, бегал по начальству, занимаясь организацией похорон, обещал посодействовать, чтоб ребенок не остался без средств к существованию. Тут, мол, тоже масса сложностей, о которых бедная вдова даже не подозревала. Он начал было объяснять ей всякие уголовно-процессуальные дела, но она не дослушала, потому что голова ее была занята совсем другим. А впереди предстояли еще поминки, которые тоже он организовал, и все это казалось ей чем-то нереальным, далеким от всех забот, какие ей предстояли. Да, понятно, спасибо за поддержку, но давайте, если можно, поговорим позже, когда горе уляжется...
      Потом несколько человек с работы Вадима приехали на девятины, посидели за рюмкой, поговорили в основном о своих же делах, оставили в конверте деньги, которые собрали среди сослуживцев, еще раз помянули и тихо разошлись.
      И вот потянулись тягостные дни. Никто не звонил, не интересовался, что у нее и как, а из разговоров на поминках она поняла, что по факту самоубийства Вадима расследование будет скорее всего прекращено, ибо оснований для применения статьи 110 Уголовного кодекса нет. Никто не угрожал Вадиму, не доводил до самоубийства, выходит, нет и преступления.
      И тут появилось новое лицо - Евгений Сергеевич Осетров.
      Нина действительно не помнила такого человека. Нет, может, он и присутствовал на похоронах - много все-таки собралось народа. Но этот человек утверждает, что ничего не знал, значит, получалось, не был. И теперь хотел зачем-то встретиться. А вдруг, подумала она, этот Осетров хоть что-то знает, и согласилась поговорить с ним...
      А Евгений мчался к себе домой.
      Ну как же он мог забыть-то! Как раз незадолго до командировки они с Вадимом обсуждали новую проблему, неожиданно возникшую в деле "Норда". Но касалась она не самой авиакомпании, а ее незримого, так сказать, хозяина господина Деревицкого, интересы которого вдруг обнаружились на предприятиях лесной промышленности Вятской губернии, в которой вскоре должны были состояться губернаторские выборы. И многие средства массовой информации, принадлежавшие холдингу господина Деревицкого, уже активно включились в разворачивающуюся битву с применением всех самых отъявленных форм черного пиара. Сражаться было за что, и Деревицкий дал команду не стесняться.
      А там и не стеснялись. Вплоть до того, что кандидатуру, выдвигаемую олигархом, по некоторым сведениям, стали все активнее поддерживать сотрудники местного УФСБ. Запахло такой коррупцией, что руководство ФСБ поручило Департаменту экономической безопасности, его аналитикам и оперативникам, провести по ряду фактов оперативную проверку. С этим заданием, собственно, и должен был отбыть туда Вадим Рогожин.
      И случилось так, что в тот вечер они снова засиделись вдвоем, а когда, усталые, покинули наконец здание, как-то не сговариваясь, но дружно пошли в сторону все того же вечернего кафе.
      Заказали, помимо всякой травы, по хорошему бифштексу с кровью и по сто пятьдесят коньяку. Дороговато, конечно, но Вадим заметил походя, что он при деньгах. Женя не любил застольной зависимости и потому счет разделили поровну - по-немецки.
      Как водится, перекинулись своими соображениями о женщинах, в смысле о Татьяне с Аленой, о том, что встречи в последнее время стали редкими. Женя тоже посетовал, что придется убыть на целых полмесяца. Вадим в тот вечер почему-то больше интересовался, как у Жени складывается с Аленой. Да как? А никак, от случая к случаю. Друг другу не в тягость, и это, пожалуй, самое главное. Алена Осетрову вообще казалась более серьезной женщиной, чем та же Татьяна, не говоря уже об Ирке - заводной, всегда веселой, даже иной раз безрассудной. Вот уж кто действительно живет в свое удовольствие! А Таня что говорить, суперсексуальная особа! Вадим, смеясь, кивал; уж он-то знал, но, пользуясь любой паузой, снова возвращался к Алене, словно именно она и была предметом его постоянных размышлений.
      Женя уж подумал: может, ревнует? Или сожалеет, что в свое время уступил эту чуточку холодную, словно себе на уме, красотку? А что, всякое бывает. И потом, Женя не мог утверждать с полной уверенностью, что так уж сильно привязался к Алене. Нет, он с удовольствием встречался с нею, она очень даже достойно вела себя в постели, в ее уютной двухкомнатной квартирке на Филях Женя всегда чувствовал себя прекрасно, раскованно. Но, пожалуй, самое главное - они не успевали надоедать друг другу: то он был занят или улетал в очередную командировку на день-другой, то у нее находились неотложные дела. Так что за достаточно, кстати, недолгое время знакомства все у них складывалось, по расхожему выражению, тип-топ.
      Заметив в какой-то момент, что у Вадима, похоже, портится по какой-то причине настроение, Женя ушел от темы и предложил два варианта: либо заказать еще по стопарю, либо разбегаться.
      Решили в высшей степени грамотно: дернуть и - разбежаться.
      Но когда покидали кафе, Вадим, державший под мышкой черную папку на "молнии", немного помявшись, попросил Женю о небольшом одолжении. Он хотел, чтобы на время его командировки вот эта папочка с кое-какими документами, которые он не хотел оставлять на службе, полежала у Жени дома. Это буквально на несколько дней. Но у Жени дом не пустует, там всегда мать находится, а вот Вадим на свое жилье рассчитывать не может. Еще залезет какой-нибудь хмырь, нынче ведь квартирные кражи стали обычным явлением. А материалы - нет, совсем не секретные, они скорее личного характера, вот поэтому он и не хотел бы оставлять их в свое отсутствие на службе.
      Какой разговор? Женя взял папку и, открыв дверцу своей "Нивы", кинул ее на сиденье рядом с водительским.
      Вадим проследил взглядом за этим жестом - Жене показалось, что он хотел что-то добавить, но промолчал и протянул руку, прощаясь. Он шел к метро, значит, в противоположную сторону. И не попросил товарища подвезти его. Да тут и ходьбы-то минуты три, не больше.
      На том и расстались тогда.
      Приехав домой, Осетров, не засовывая нос, разумеется, в чужую папку, просто сунул ее в ящик письменного стола, за которым когда-то работал Сергей Сергеевич, а теперь и сам Женя, и забыл о ней. Потому что на следующий день улетал в Сибирь.
      И вот вернулся... И новостей - хоть отбавляй! Мало того, что Вадим учинил этакое, так еще и Танькины чары, будь она неладна... Как-то все пошло наперекосяк. И теперь, вспомнив о черной папке, Евгений вдруг подумал, что именно в ней может найтись объяснение и непонятному самоубийству, и необычно вызывающему поведению Татьяны, которая наверняка знает много больше, но предпочитает помалкивать, и, возможно, непонятному интересу Вадима к Алене, проявленному в их последний вечер.
      Папка лежала там, куда он ее бросил, - в нижнем ящике письменного стола. Углы ее были перетянуты черными резинками. Неясно, зачем они, если уже и так есть "молния". Черт знает что придумывают.
      Невзирая на безмолвные призывы матери, обрадованной появлением сына и уже хлопотавшей на кухне, накрывая обед, Евгений заявил, что ему недосуг, он уедет на час-другой, а вот когда вернется, тут уж наконец и поужинает. Но мать не отставала со своими заботами, и он сдался - на один лишь бутерброд с колбасой и стакан минералки.
      Пока она готовила, он внимательно оглядел папку, потом снял резинки, расстегнул "молнию" и разложил папку, словно книгу. Внутри лежал газетный сверток. Ну как если бы три-четыре общие тетради обернули газетой, не толще. И тоже перетянут двумя резинками - крест-накрест. И под ними сложенный белый бумажный листок, скорее всего, записка.
      А тут и Галина Ивановна появилась с бутербродом на тарелке и стаканом минеральной воды.
      - Ну поел бы как человек! - взмолилась она.
      - Потом, ма... - Он засунул бутерброд целиком в рот и отмахнулся обеими руками. - Э-э-ха-ха!
      Это он сказал: мне некогда. Мать лишь всплеснула руками и жалостно уставилась на него. Но Женя жестом показал ей, чтоб уходила, не мешала. Дело же вот, перед ним, - он ткнул пальцем в раскрытую папку. И когда мать вышла, он, не прикасаясь к свертку, внимательно оглядел его еще раз и за кончик двумя пальцами вытащил записку. Аккуратно развернул ее, словно боясь оставить отпечатки своих пальцев. Действительно записка.
      "Женя, ты меня прости, пожалуйста, но у меня просто нет иного выхода. Я хотел тебе сказать, но... Словом, постарайся меня понять, хотя, боюсь, это будет тебе нелегко.
      Здесь, в свертке, пятьдесят тысяч. Это все, что я смогу сделать для своей семьи. А в общем, я увяз. Если ты и сам еще не сообразил, то прими мой последний совет: пошли их к черту. Ты догадываешься, о ком я. Записку эту ты уничтожь, чтоб и духу ее не осталось. А сверток постарайся отдать моей Нинке, но чтоб она и рта не открывала, иначе всем будет очень плохо. Еще хуже, чем мне сейчас, когда я пишу тебе.
      И еще. На даче в цветочном горшке есть моя заначка - от лучших времен. Пусть найдет. Она у меня баба умная и сумеет распорядиться тем, что осталось от всей моей жизни. Если уже не нашли.
      Прости за последнюю просьбу. Мне больше некого просить.
      Если ты читаешь эти строчки, значит, вопрос со мной уже решился. Еще раз прости, друг.
      Вадим".
      Евгений тупо глядел на записку, веря и не веря написанному. Казалось, что это какой-то бред. Но вот они, слова-то! Написаны! И почерк Вадима, его рука. Правда, написано ровно, без торопливости, словно заранее все обдумано.
      Но почему именно его, Женю, выбрал Вадим своим душеприказчиком, так, что ли? Они же не настолько были дружны, чтобы доверять друг другу такие сокровеннее и опасные вещи. Однако, припоминая события последних недель, работу, компанию эту дамскую, да хоть и то, что так спонтанно произошло сегодня в доме у Татьяны, ее решительный натиск и собственную, какую-то прямо телячью, радостную покорность, Евгений вдруг понял, что за всеми этими делами, безобидными разве что на первый взгляд, может стоять чья-то жесткая воля. Первой жертвой которой оказался Вадим. Он успел это понять раньше, за что и поплатился. А кто следующий? Евгений Осетров? А что, теперь нельзя исключить. Тем более что сами пошли на бойню.
      Но ведь, говорят, в таких ситуациях обычно действует козел-провокатор, который идет впереди стада, отправляемого на заклание. А как же в данном случае?
      И вспомнил, что с этой компанией, во всяком случае, с Татьяной, это уж точно, Вадима познакомил Олег Машков, который потом интересовался у Вадима, что да как.
      Надо будет обязательно с ним встретиться, поглядеть, чем этот майор дышит. Ничего теперь нельзя исключать...
      А память снова и снова возвращала его к сегодняшним событиям, и сексуальные игры на банкетке у Татьяны все менее казались Евгению безобидными и привлекательными. В самом деле, все произошло так стремительно и ловко, будто было просчитано заранее. Вплоть до появления с кухни нетрезвой Ирки. И следом - новый набор разнообразных удовольствий. Спланировано, не иначе. Ну хорошо, пусть так, однако чем это приключение может грозить лично ему, Евгению? Да ничем! Он - человек холостой, свободный от обязательств перед кем-либо, и отчитываться по поводу собственной нравственности ни перед кем не должен. Хорошо, это он, а Вадим? А вот тут, если смотреть факту в глаза, то есть, к примеру, видеозаписи, результат самый банальный - разрушение семьи. А там, где вопрос может быть поставлен в подобной плоскости, возникает удобренное поле для шантажа. Так что же, Вадим стал его жертвой?
      Заначка - хрен с ней, это все копейки. А вот что за деньги покоятся здесь? Откуда они? А главное - за что, за какие Вадимовы подвиги? Значит, они были...
      Женя взял нож для разрезания книг - старинный, отцовский, и аккуратно поддел угол свертка. Чуть взрезал, отогнул уголок.
      Выглянул край зеленой долларовой купюры. Что там Вадим пишет? А пишет он, что здесь лежат пятьдесят тысяч. И, как теперь видно, не наши, деревянненькие, а самая настоящая капуста. Пятьдесят кусков в баксах! Цена хорошего, если смотреть правде в глаза, предательства...
      Вот и думай теперь, Женечка!
      Впрочем, что думать? Вадима нет. А семья его имеет место быть. Маленькая дочка, во второй класс сегодня пошла. Это вспомнил Евгений и снова увидел, будто воочию, стайку малышек с бантами, перебегавшую площадь в Домодедове. Есть еще вдова, которую зовут Нина. А больше у них, оставшихся сиротами - теперь уже неважно, по какой причине, - нет на белом свете никого. Так однажды Вадим и сказал...
      "Ну и что ты будешь делать, Евгений Сергеевич? - мысленно спросил себя Осетров. - Пойдешь к руководству департамента? Отнесешь пакет и записку? Да, это было бы честно. Но зачем теперь эта честность, если она никому, ни единому человеку, не принесет добра? Начальству? Прекрасно! Есть повод разоблачить! Тем сукам, которые подставили Вадьку? Их еще ждет свое. Все зачтется. Семье Вадима? Надо понимать: семье предателя..."
      Евгений вздохнул, сунул записку в карман, а папку закрыл на "молнию", после чего натянул на углы совершенно ненужные резинки. Пусть все будет как было. А записка все-таки предназначалась лично ему и посторонним не должна быть интересна...
      Однако как он все предусмотрел! А может, он уже все знал и просто продолжал плыть по течению? И никаким самоубийством - в прямом смысле здесь и не пахнет? Хлопнули парня, разыграв суицид на почве душевной неполноценности, - вот и все дела. А сымитировать по нынешним временам можно все, что угодно. Но что же он - как тот телок?! Неужто не мог найти выхода? Значит, не мог. Да и последняя просьба его тогда, при расставании, прозвучала как-то робко. Это лишь сейчас хорошо понял Евгений. Боялся и надеялся. Ну и как же можно подвести его?..
      Евгений забрал папку, сказал матери, что отбывает по важному делу, а если кто позвонит - она ничего не знает, и вышел из дома.
      Нина Васильевна смотрела на него отчужденно, однако во взгляде ее ему почудилось ожидание. Он коротко представился. Сказал, что с Вадимом они служат в одном Департаменте, ну да... служили, если говорить точнее, правда, в разных управлениях, но занимались одними делами. До последнего дня. А потом он повторил, что вернулся сегодня после длительной командировки, узнал случайно, но, поскольку ни с кем из начальства встретиться не успел, в курсе разве что самого факта. Необъяснимого для него.
      Нет, они не были близкими друзьями, но в последнее время как-то так сложилось, что работали бок о бок, говорили не только о служебных делах. Вадим часто про дочку рассказывал, про дачу свою, что под Коломной. Он и в гости приглашал, говорил, что там купание отличное, рыбалка и прочее. Случилось так, что как раз накануне своего отлета в Сибирь Евгению удалось освободить половину воскресенья и вместе со знакомой съездить на Оку. То, что там Вадима не будет уже, он знал, тот сам говорил. Но надеялся познакомиться с Ниной. И ее тоже не оказалось. Соседка вот напоила молочком, так и уехали.
      - А-а, так, значит, это вы, Евгений Сергеевич, были у нас, - устало заметила женщина. - А тут такое нагородили! Какие-то доллары обнаружили на даче. Там обыск был. А я об этом - ни сном ни духом. В чем-то теперь Вадима подозревают...
      - Вон как! - покачал головой Евгений. - А я-то ведь ничего не знаю. Ладно, обязательно поговорю с его начальством. А кто был у вас на даче?
      - Олег Николаевич. Машков его фамилия. Вы его знаете?
      - Знаком. Но не больше. А у вас здесь тоже производили обыск?
      - Конечно, - вздохнула Нина Васильевна, вероятно, уже теряя интерес к гостю. - Искали что-то. А что у нас есть? Все на виду.
      Евгений равнодушно оглядел комнату - стены, потолок, притолоку над дверью. Вряд ли, подумал, кому-нибудь пришла в голову идея поставить здесь "глазок". Ну "прослушку" - это еще куда ни шло, "клопа" под выключатель и дело с концом. На всякий случай, для контроля, мало ли кто и с чем может явиться к вдове! Вот вроде него, Евгения, к примеру. Значит, и откровенный разговор с Ниной здесь полностью исключается. Ну что ж, тогда надо завершать визит.
      - Нина Васильевна, - сказал он, - я понимаю, конечно, что ничем в вашем горе, к сожалению, помочь не могу. Просто думал, что вам что-нибудь известно о причинах такой непонятной смерти Вадима. Увы! Поэтому примите мои самые глубокие соболезнования. Я вам оставлю свой телефон, будет трудно - звоните, чем смогу, постараюсь помочь. Поеду. Попить не дадите?
      - Сейчас принесу, - окончательно потухшим голосом сказала она и поднялась.
      - Зачем же, пойдемте вместе. - Но в коридоре он притянул ее за плечи к себе и шепнул на ухо: - Проводите меня, буквально на минутку. Я не хочу говорить здесь.
      Она резко отстранилась от него, сурово посмотрела и кивнула.
      На кухне открыла холодильник, показала:
      - Вот, возьмите, что хотите, Евгений Сергеевич. Есть минералка, ее много от поминок осталось. Сок есть, если хотите.
      - Спасибо, сок пусть девочка пьет. У нее же сегодня праздник, да?
      - Второй класс, - горько сказала Нина. - А он и не увидел...
      - Ну что делать, что делать... - Он погладил ее по плечу и глазами указал на выход.
      - Пейте и пойдемте, я вас провожу немного, да и в магазин надо. Лиза! - крикнула она. - Ты уроки делаешь?
      - Делаю, - послышалось из другой комнаты.
      - Я выйду на минутку, молока тебе купить, а ты не отвлекайся, вернусь - буду проверять!
      - А нам все равно ничего не задали!
      Евгений молча рассмеялся и развел руками. Нина слабо улыбнулась и обреченно покачала головой. А потом ушла в комнату.
      - Вы думаете, что нас подслушивают? - спросила она, закрыв дверь, уже на лестничной площадке.
      - Не уверен, но лучше обезопаситься. Давайте пойдем медленно, а вы мне, пожалуйста, расскажите все, что вам известно. Повторяю, это просто необходимо, в первую очередь для вас. Я все объясню. У меня с Вадимом буквально накануне был один разговор. Можно сказать, секретный. Все я вам не расскажу, но кое-что. Поэтому не бойтесь меня... Как у вас, кстати, с деньгами?
      - Да как? Плохо... Помогли вот, собрали на работе... Олег привез. Будем тянуть. Я-то не работала. А теперь остается ждать его пенсии. И работу искать.
      - Пенсию-то дадим, никуда не денемся, - хмуро сказал Евгений. - Но и нервы помотаем... Такая у нас система, мать твою... извините. Ладно, это дело мы с вами поправим... Итак, что вам известно?
      - Ах, да ничего практически! Что мне наговорили, то я и знаю. Вон, на дачу съездила, закрыть же теперь все надо. Видно, продавать придется, самой не выдюжить... А Клавдия, соседка, и ошарашивает: у тебя, говорит, Нинка, полный горшок американских баксов отыскали! Ну надо же! И смех и грех! Ну откуда у нас какие-то доллары?! С каких это доходов?!
      - Не волнуйтесь, разберемся. Это сейчас не главное. А Вадим в последние дни... ну, я имею в виду, в середине августа, вам ничего не говорил? Ни о каких своих неприятностях?
      - Так мы ж с Лизонькой его почти и не видели. Он все здесь, в Москве, находился, а к нам - изредка. Привезет чего-нибудь вкусненького, переночует и - обратно. Опять ж командировки...
      - Да, это все было. А у вас с ним никаких ссор? Знаете, случается, особенно под горячую руку!
      - Да за что ж на него сердиться-то? Вот уставал он, это да. Заметно было.
      - Уставал, значит... - пробормотал Евгений и невольно покачал головой, вмиг вспомнив раскинутые на банкетке ноги Татьяны. - Ну ладно, тогда вы, Нина, меня послушайте... - Он еще не решил, говорить ли про записку в черной папке или свести все к разговору. - Дело в том, что незадолго до... ну, в общем, моего отъезда в командировку... А Вадим, кстати, тоже должен был вылетать, только на Север, мы с ним об этом говорили. Говорили о жизни, обо всем. Он бодрился, но, как я теперь вижу, у него все-таки было подавленное настроение. Почему? Хотел бы и я знать ответ на этот вопрос...
      Они вышли во двор, потом на улицу. Евгений сказал, что проводит ее до магазина и обратно домой, но заходить не будет. Так надо. А затем продолжил свой рассказ:
      - Словом, расставаясь, а встретиться мы должны были по идее только сегодня, он передал мне эту папочку и попросил... Вы ничего о ней не знаете? - Евгений посмотрел на Нину в упор.
      Она вроде немного смутилась, но отвела глаза и, уже не глядя на него, пробормотала:
      - Откуда?..
      - Ну хорошо. - Женя понял: ей что-то известно, но она не сознается. И не надо, так проще. - Так вот, Нина Васильевна, дорогая моя, Вадим попросил меня сохранить у себя эту папку, поскольку к служебным делам она отношения не имеет, а он за нее боится. Почему - я понял только сегодня, когда вернулся домой и узнал, что Вадим так нелепо ушел из жизни. - Он не хотел говорить: застрелился или убили, чтоб лишний раз не травмировать Нину, да и сам теперь, честно говоря, ни в чем уже не был уверен. - Короче, достал я эту папочку. Он мне сам сказал: мол, если чего случится, мало ли, при нашей-то профессии, я могу ее вскрыть. Что мне и пришлось сделать. Не скрою, - вздохнул Евгений, - там была и короткая записка. Для меня. Похоже, он уже знал что-то о своей судьбе и не оправдывался, нет, а просто просил меня сделать для него... ну, выполнить его последнюю волю, скажем так. Записку эту я вам читать не дам ни при каких обстоятельствах. Больше того, считайте, у нас с вами вообще никаких разговоров по поводу папки не было. Вы знаете специфику работы вашего мужа, нашей службы и понимаете, что любое лишнее слово может немедленно привести к трагическому исходу. Даже наших близких. Но чтобы исключить также и ваши сомнения по поводу сказанного, дам прочитать буквально две строчки. Вы узнаете почерк своего мужа и этого вам будет довольно. - Евгений достал из кармана записку Вадима, согнул текст так, чтобы были видны только две строчки: "Здесь, в свертке, пятьдесят тысяч. Это все, что я смогу сделать для своей семьи". Держа в руках, протянул Нине: - Читайте, его рука?
      - Да-а... - помедлив, сказала она и испуганно посмотрела на Женю. - Но откуда это?
      - Когда узнаю, может, скажу. Но скорее всего - узнаю, однако не скажу. Ясно?
      - Ничего не ясно! Как же я могу это?..
      - Молча, - сухо сказал Евгений. - Папка вам не нужна, а сверток я вам передам тогда, когда вы откроете дверь в свою квартиру. Он вам не для того, чтобы вы немедленно кинулись в разгул! Извините, - смутился он, увидев глаза Нины. - Я не то хотел сказать. Но вы поняли. Никто, ни одна живая душа об этом знать не должна. Вадька невольно и меня подставил. Но подставит еще больше и вас, и меня, и всех своих знакомых, если я передам все это нашему руководству. Я думал об этом, говорю вам искренне. Но решил поступить так, как я поступаю. А здесь ваша дальнейшая жизнь. Не шикуйте, спрячьте подальше, берите понемногу, вы - женщина и мать, не мне вас учить. Можете сдавать свою дачу и говорить, что живете на эти деньги. Пенсию, в конце концов, дадут на ребенка, но это все - кошкины слезы. В общем, постарайтесь поступать разумно. Боитесь у себя держать - можете рассчитывать на меня в этом вопросе. Возьмите на первое время, а потом позванивайте мне, когда потребуется. Не меняйте купюры в одном пункте... Ну давайте, чего вам надо купить?
      - Подождите, я сейчас...
      И она ушла в магазин. А он отошел в сторонку и закурил. Ее долго не было. Докурив, Евгений заглянул в магазин. Удивился: народу совсем не было. Чего ж она так долго? И вдруг он увидел Нину. Она, сжав виски ладонями, стояла у окна. А на сгибе локтя у нее висела пустая полиэтиленовая сумка.
      Он подошел сзади.
      - Вы забыли дома деньги?
      Она резко обернулась. В покрасневших глазах ее стояли слезы.
      - У меня уже сил нет... - прошептала она и припала лицом к его груди.
      - Ну-ну, - заговорил он негромко, поглаживая ее по голове. - Жизнь еще может быть очень долгой. И у вас дочка. А ей необходима прежде всего материнская забота... Давайте я пойду и разменяю вам какую-нибудь сумму?
      - Пожалуйста, у меня голова совсем уже не варит...
      Евгений видел неподалеку обменный пункт. И курс валюты вроде приличный - за двадцать восемь. Особо стесняться теперь тоже смысла не было. Поэтому он скинул одну резинку со свертка, ногтем разорвал сбоку газету и вытащил пять сотенных купюр.
      Меняла - крутой парень с "голдой" на мощной шее - лишь изучающе взглянул на Женю, но документа не потребовал. Скучая, сунул купюры в свою машинку, проверил на подлинность и так же скучно отсчитал четырнадцать с чем-то тысяч. Евгений не стал пересчитывать. Нельзя себя ронять, меньше вопросов.
      Минут через десять Нина заполнила самыми необходимыми продуктами не один, а три пластиковых пакета. Евгений послушно таскал их за нею, понимая, что испытывала вдова, заходя в магазин и помня, что собранные коллегами Вадима денежки скоро кончатся и больше ей рассчитывать не на кого. И не на что.
      Он донес тяжеленные и рискующие порваться пакеты до самой двери. Но в квартиру больше не вошел.
      - Отнесите сами на кухню. Все должно быть так, будто я давно ушел. И возвращайтесь с пустым пакетом.
      И когда Нина Васильевна снова вышла на площадку, Евгений открыл черную лапку, достал бумажный сверток, разорвал газету, а пачки денег просто вытряхнул в пакет, не прикасаясь к ним пальцами. Газету скомкал и сунул в папку, которую тут же закрыл на "молнию".
      - Тут должно быть в каждой по десять тысяч. Без тех пятисот, что я вам разменял, - сказал Женя. - Я так понимаю, что вы все у себя оставите, да? Только место найдите безопасное.
      - На антресолях целый короб со старыми, совсем детскими еще Лизиными игрушками... Мишки всякие старые, безлапые...
      - Ненадолго можно. Но лучше все это барахло перевезти в Коломну.
      - Хорошо, я так и сделаю... Евгений Сергеевич, может, вы все-таки хоть чашку чаю выпьете? Или рюмку за память, а?
      - Я за рулем, Нина. Давайте в следующий раз. Кстати, сороковины не устраивайте. А если пристанут - в легкую. Пусть сами с собой и привозят, понятно? Я серьезно говорю.
      - Понимаю, хоть и ужасно все это... грустно... Ну что ж, спасибо. Вы извините, Женя, можно я так? - Он сделал жест, что не видит причины для отказа. - Я-то ведь вас ждала. Нет, не вас конкретно, а кого-то, кто должен был прийти. Так Вадик писал.
      - Вадим вам писал? - шепотом изумился Женя. - Так что ж вы?!
      - Но откуда я знала, что вам можно верить?
      - Логично, - развел руками Евгений. - И что же он вам писал, если не секрет?
      - Может, все-таки зайдете? - с надеждой спросила она. Видно, не хотела отпускать. Что-то у нее еще было.
      Но Женя не желал рисковать. Его появление здесь вообще было лишним. Не исключено, что делом Вадима уже занимается Служба собственной безопасности. Управление генерала Самойленко даром свой сухой хлеб не ест. А с другой стороны, кто знает, вдруг именно те люди, от которых Вадим получил свой гонорар, меньше всего заинтересованы в том, чтобы этот гонорар и в самом деле дошел по назначению. Ведь неспроста папочка полмесяца пролежала у него, Евгения, в письменном столе. Вадим же, надо думать, знал о чем-то!
      - Давайте лучше здесь подойдем к окну, а дверь все же прикройте.
      Нина протянула ему конверт. Обычный почтовый.
      - Вот. Два дня назад пришло письмо. Из ящика внизу вынула. А когда вскрыла - просто обомлела. Это ж как с того света!..
      Евгений достал примерно такой же лист бумаги, как записка из папки. И почерк, вернее, авторучка та же. И наклон спокойный, слова не рваные. Заранее написано, без нервов.
      Первые строчки он быстро пробежал глазами. Человек уезжает далеко и винится перед женой и дочкой, что не успел с ними попрощаться. Ни слова о том, что должно произойти. Непонятно. Он в самом деле не знал? Или уже догадывался, но не был уверен окончательно? Однако же на всякий случай готовился? Зачем же иначе папка с запиской? Скорее всего, догадывался. Значит, угрозы были, но и оставалось время для окончательного выбора? Так, что ли?
      Ага, вот оно...
      "Возможно, после того, что произойдет... - он и сам еще не уверен, но предупреждает, - к тебе придет один человек. С последним приветом от меня. Ты можешь ему верить. Только ему одному. Остальных слушай - и кивай. И все, никого ни о чем не расспрашивай. А он тебе, думаю, сам все скажет. Скажи ему, что я очень виноват перед ним. Он поймет, о чем речь. Точнее, о ком. У меня не хватило духу самому сказать ему. Это мое письмо можешь показать только ему. И уничтожь! Обязательно!
      А если он не придет, Бог ему судья. И лучше, чтобы ты его тогда не знала..."
      И снова прощание...
      Евгений вернул Нине письмо и сказал:
      - Обязательно выполните его просьбу.
      - Вы что-нибудь поняли?
      - Да... кое-что... - покивал он. - Запомнили мои слова? Вот и отлично. Конверт, если позволите, я возьму с собой. С письмом вы знаете, что делать. А вот мои координаты.
      Евгений оторвал от конверта кусочек оборотной части и написал два своих номера - домашний и мобильный. Протянул Нине.
      - Спасибо, что показали его письмо, - сказал серьезно.
      - Жаль, что мы не были знакомы раньше, - тихо сказала она и ушла к себе.
      А Женя сошел к подъезду и сел в "Ниву". Проезжая через Измайловский парк, он остановился, выкинул в один из мусорных контейнеров черную папку со смятой газетой, а потом на огоньке зажигалки сжег и записку Вадима.
      Пока она горела в руках, он прикурил от нее сигарету и сказал сам себе:
      - Бог-то Бог, да сам не будь плох...
      Подумал, не нагло ли, и успокоил себя: нет, в самый раз.
      Глава четвертая
      БЕСПЛАТНЫЙ СЫР
      Своего жизненного благополучия Елена Георгиевна Воеводина, предпочитавшая, чтобы ее звали Аленой, достигла, как она считала, исключительно благодаря собственным усилиям и талантам. Но если, рассуждая о первом, ни в коем случае нельзя было обойти также и определенных усилий и способностей дорогого отчима, то второе являлось несомненной прерогативой самой Алены. Нет, неправильно, не рассуждала она так, а была абсолютно в этом уверена. Ну конечно, в нужное время и в нужном месте отчим, разумеется, помог и хорошо посодействовал, а вот дальнейшее... Даром, что ли, уже сызмальства отличалась Алена самостоятельным и авантюрным характером?..