Тамаре Капустиной очень понравилось в Зеркаловке. Обычно она если и попадала в пригороды Красносибирска, это было только летом, в дачный сезон. У Капустиных имеются традиционные шесть соток, полученные давным-давно. Родители очень любят там возиться – мать выращивает цветы, отец следит за огородными грядками, Тамара по мере надобности помогала тому из них, кто в данный момент просил. Сегодня она поехала на электричке в противоположную от их дачи сторону, от Красносибирска в северном направлении, и с удовольствием глазела в окошко на новые места, в основном разглядывая весенние пейзажи. Населенных пунктов по этой дороге оказалось совсем мало.
      Приехав в Зеркаловку, она сразу направилась к председателю поселковой администрации, которому накануне звонила из города. Тот встретил молодую горожанку с распростертыми объятиями. Моментально созвал всех людей, которых заранее наметил ей в помощники. Тамара провела подробный инструктаж по поводу заполнения анкет. Обсудили объекты, где будут раздавать опросные листы. После этого она действительно могла приняться за еду, как настоятельно уговаривал председатель. Однако Тамара все же предпочла тоже участвовать в работе и пошла на лесопильный завод. Помимо всего прочего, хотелось поговорить с рабочими, прочувствовать их настроение, убедиться в правильности своих выводов. И казалось, беседы с ними все подтвердили.
      Обратный путь тоже прошел без приключений. Тамара ехала в переполненном автобусе и была совершенно спокойна. Чего нельзя сказать о ее родителях. Алевтина Ивановна и Александр Никитич целый день не находили себе места, без конца звонили ей по мобильнику. Безлепкин тоже очень волновался, и, придя домой, она первым делом позвонила ему – успокоила, услышав в ответ добродушную выволочку за непослушание.
      Памятуя неприятный телефонный разговор с незнакомцем, Тамара предельно тщательно обрабатывала анкеты, неразборчивые и неправильно заполненные безжалостно выбрасывала. И все же окончательный результат полностью совпал с тем, который был на прошлой неделе.
      Обычно Капустина передавала данные по электронной почте, потом звонила уточнить, получено ли. Когда она позвонила в этот раз, заведующий отделом информации, человек со смешной фамилией Платочек, попросил ее зайти в редакцию. Тамара даже не спросила зачем, решила, что нужно перед подписанием номера в печать проверить правильность материала.
      Редакция находится недалеко от агентства, в пятнадцати минутах ходьбы. Платочек ничего не стал показывать, он даже не предложил ей сесть, а сразу сказал:
      – Сейчас я провожу вас к нашему главному редактору. Он хотел с вами поговорить.
      Заведующий отделом информации – человек среднего возраста, ближе к пожилому, и Тамара подумала, что уж главный редактор, наверное, постарше и посолидней. А увидев совсем молодого светловолосого парня, с трудом скрыла свое удивление.
      Представив Тамару, Платочек совсем по-домашнему сказал ему:
      – Костя, так я смотаюсь в типографию. Мне же не нужно присутствовать при вашей беседе?
      – Конечно, идите, – кивнул главный.
      Было забавно наблюдать, как подчиненный обращается к начальнику на «ты», а тот к нему на «вы». Она обращалась к заведующему отделом информации по имени-отчеству, а главного тот представил ей просто Константином.
      – Тамара, я попрошу вас прочитать мне небольшую лекцию по социологии. Слышал, раньше у нас на социологов не учили, пришли специалисты из смежных областей, в основном из экономики, быстро все освоили. Мне почему-то казалось, что это сравнительно простая дисциплина. Тем не менее в редакцию звонят многие люди и высказывают недовольство теми данными, которые публикуются в нашей газете.
      – Читатели?
      – Они представляются как ваши коллеги, работающие в других местах. Эти люди утверждают, что тоже проводят опросы общественного мнения по поводу предстоящих выборов и у них получаются совершенно другие результаты.
      – Ничего не могу сказать по этому поводу. Мне домой тоже звонил какой-то незнакомый социолог. Он даже угрожал, требовал, чтобы я перестала давать материалы для публикации в вашей газете.
      – Даже так, – многозначительно произнес редактор. – А в принципе, могут ли быть у разных ученых различные данные?
      Капустиной очень польстило, что редактор причислил ее к ученым. Она охотно рассказала про то, как проводятся опросы населения. Утверждала, что большого разброса в окончательных результатах быть не может.
      – Давайте выпьем кофейку для поднятия тонуса, – предложил Константин.
      Он включил электрический чайник, в котором быстро закипела вода, о чем известил щелчок выскочившей из гнезда пластмассовой кнопочки, насыпал в чашечки растворимого кофе и налил в них кипяток. Затем придвинул к Тамаре тарелочку с печеньем. Кофе был совсем невкусным, так же, впрочем, как и дешевое печенье. Видимо, редактор плохо умеет делать покупки, хватает то, что подвернется под руку. Самого Константина качество напитка не смущало, да он, видимо, и не обращал на него особого внимания – прихлебывал кофе машинально, явно думая в этот момент о другом.
      – Мне тоже казалось, что, как ни считай, большого разброса быть не должно, – сказал он после паузы. – Поэтому частые звонки меня удивили. А теперь, после вашего рассказа, начинаю понимать эту кухню. Происходит обострение предвыборной борьбы. Представители какой-то из отстающих партий недовольны сложившейся картиной.
      – Вы какую партию поддерживаете?
      – У нас независимая газета, стараемся объективно освещать события.
      – А вы лично?
      – О своих личных пристрастиях я стараюсь не говорить вслух, – засмеялся он. – Чтобы ненароком не повлиять ни на кого из сотрудников.
      Тамаре было приятно беседовать с этим человеком, и все же нельзя злоупотреблять его временем.
      – Так я пойду? – спросила она.
      – Вы торопитесь? – как ей показалось, разочарованно спросил Константин. – Ну, да, конечно, дела. В общем-то, вы все делаете правильно. Я просто хотел понять природу загадочных звонков. А что вы делаете послезавтра вечером?
      – Еще не знаю, – покраснев, ответила Тамара.
      – Послезавтра во Дворце культуры «Восход» состоится вручение ежегодных журналистских премий.
      – Так поздно, в апреле?
      – Обычно вручают в январе. Но в этому году, незадолго до церемонии, увы, был убит журналист из «молодежки», который делал острые репортажи из Чечни, и мероприятие перенесли. Там и наши сотрудники будут получать премии. Будет много народу, вы же и там можете провести опрос. Журналистов особенно уговаривать не придется, охотно ответят.
      – Спасибо за подсказку. Я, наверное, так и сделаю.
      – Вот на всякий случай вам пригласительный билет. – Редактор вынул из конверта большого формата два билета, один из которых протянул Тамаре. – И сидеть будем рядом, сможем продолжить наш разговор.
      «Ему прислали два билета, один отдал мне. Может, он не женат, и обручального кольца нет, – подумала Тамара и тут же осадила саму себя: – Даже если женат, не обязан же ходить повсюду вместе с женой. Может, ей не с кем оставить маленького ребенка».
      Так либо иначе она с удовольствием ожидала предстоящего праздника. Во Дворец культуры «Восход» она приехала загодя, чтобы предупредить директора о том, что собирается распространять опросные листы. Тот отреагировал на это спокойно, посоветовал, где лучше поставить столы, куда складывали бы заполненные анкеты. После чего сам провел ее в зал, где Тамара разложила анкеты по всем креслам.
      Когда она вышла из зала в фойе, там уже было много народу. Люди собирались небольшими группками, оживленно переговаривались. Потом кто-то замечал знакомого, которого давно не видел, бросался к нему, образовывались новые группки. Стоял непрекращающийся гул сотен голосов.
      Тамаре стала грустно: все вокруг общаются, а у нее здесь совсем нет знакомых. Вдруг она увидела пробиравшегося сквозь толпу Платочка. У того был удрученный, совсем не праздничный вид.
      – Здравствуйте, Григорий Михайлович!
      Тот отрешенно посмотрел на нее, будто не сразу узнал. Потом сухо ответил:
      – Здравствуйте, Тамара, рад вас видеть.
      – Ваш главный редактор дал мне пригласительный билет. Посоветовал провести здесь анкетирование.
      – Да, да, – кивнул Платочек, – Константин пригласил. Только самого его здесь не будет. Вы слышали, что с ним произошло?
      – Нет.
      – Вчера вечером он возвращался домой и в подъезде был жестоко избит какими-то негодяями. Так что Константин находится в больнице.

      Увидев наполненный взрывчаткой багажник, младший лейтенант Воронин вызвал патруль, а сам тем временем позвонил в отделение, подробно доложил о страшной находке. Узнав, что заминированная машина находится аккурат возле губернаторского дома, дежурный приказал, оставив возле нее охрану, не мешкая доставить террориста в милицию.
      Все это время Фортунов в наручниках с безучастным видом стоял возле «пятерки». Казалось, поднимавшаяся тревога его совсем не касается. Будто он знал что-то такое, неизвестное младшему лейтенанту, что выложит в нужный момент в нужном месте, и после его слов вокруг сразу наступят тишь да благодать, а от нарастающего беспокойства не останется и следа.
      Когда задержанного привезли в восьмое отделение, туда уже съехались представители всех спецслужб: угрозыска, краевого управления по борьбе с преступностью, прокуратуры, ФСБ и милицейское начальство. Еще бы – такого количества взрывчатки было достаточно для совершения мощного теракта.
      Начальник восьмого отделения капитан Чебутыкин был слегка ошарашен нашествием такого количества высокопоставленных гостей. Он старался поменьше мозолить им глаза. Выделил для работы с террористом кабинет, компьютер, а сам занялся разминированием машины Фортунова. Все вполне логично – ведь руководство ходом расследования взял на себя оперативный штаб, сразу организованный прибывшими высокими чинами, среди которых были непосредственные руководители Чебутыкина из УВД и ГУВД. Он действовал по их приказам.
      Оперативная группа УБОП приступила к допросу. Его проводил майор милиции Приходько. Владимира Георгиевича милиционеры знали как человека вспыльчивого, импульсивного, общение с ним задержанному сулило мало хорошего.
      Фортунов почувствовал, что допрашивающий его майор относится к нему с явным предубеждением, не верит ни одному слову. Тем не менее Алексей Эдуардович оставался совершенно спокойным. Он знал, что это всего лишь хорошо срежиссированный спектакль, призванный убедить окружающих в подлинности происходящих событий. Однако с минуты на минуту здесь появится Владислав Игоревич Корсарин, и занавес опустится. Он же, Фортунов, смыв с лица грим, спокойно отправится домой, к жене и сыну.
      Привычно задав задержанному первые ознакомительные вопросы, Приходько взял быка за рога:
      – Гражданин Фортунов, на кого вы готовили покушение?
      – На этот вопрос я буду отвечать только в присутствии полковника Корсарина, – ответил Фортунов таким тоном, каким обычно арестованные говорят о необходимости присутствия адвоката. Майор буквально поморщился от этих слов. Он вспомнил, что вчера встречался в управлении с Корсариным. Между ними состоялась короткая беседа, коснувшаяся, в частности, возможных терактов, и Владислав Игоревич заметил вскользь, что в подобных случаях незамедлительно сообщать об этом ему в любое время дня и ночи.
      Приходько позвонил полковнику, и ему показалось, что тот выслушал новость о задержанном террористе без особого удивления.
      – В каком месте его задержали?
      – На Октябрьской, прямо возле губернаторского дома. Дело нешуточное.
      – Сдается мне, дело не только в губернаторе, – задумчиво произнес Корсарин. – Меня больше настораживает то, что в том же доме живет вице-губернатор Базилевский, который к тому же один из лидеров «Неделимой России». Эта фигура сейчас для многих является более сильным раздражителем.
      – То есть надавить на босяка в этом направлении? – понятливо спросил Владимир Георгиевич.
      – Допрашивайте его. Я скоро подъеду в отделение. Однако на все дальнейшие вопросы Фортунов отвечать отказывался, чем довел нервного Приходько до белого каления. Выскочив в коридор, майор зашел в дежурку.
      – Дай РП! – попросил он у дежурного лейтенанта резиновую палку.
      От обилия прибывших бонз у того уже голова кругом. Документы никто не предъявлял, не станет же он спрашивать их у этого майора, который нетерпеливо талдычит: «Давай, давай». Дежурный вопросительно посмотрел на находившегося в тот момент рядом подполковника.
      – Выдай, раз человек просит, – сказал тот. Приходько вернулся в комнату к допрашиваемому. На его лице змеилась дьявольская улыбка. Владимир Георгиевич ритмично постукивал дубинкой по ладони левой руки, словно под слышную только ему мелодию разогревал резиновую палку для работы.
      – Ну, так кого же ты собирался взорвать?
      Ему показалось, что Фортунов не только не испугался, но даже насмешливо посмотрел на него. Мол, переборщил ты, голубчик, исполняя роль старательного оперативника, слишком банально действуешь. Вряд ли Корсарин похвалит тебя за это.
      После сильнейшего удара по голове лицо Фортунова исказилось от боли, изо рта потекла кровь. Однако вид поверженного строптивца не остановил, а только раззадорил оперативника. Все больше входя в раж, он дубасил его палкой, приговаривая: «Будешь признаваться, скотина, или будешь молчать?!»
      Когда Корсарин приехал в отделение, Фортунов был мертв.

      Помощник красносибирского губернатора Леонард Глазурин, мужчина двадцати восьми лет от роду, морально был готов к самому худшему развитию событий. Самым же худшим для него был вариант, когда Аристарх Васильевич лишится своей нынешней должности. Теперь реальность этого события не вызывала сомнений у сотрудников аппарата. Накануне Леонард беседовал в больнице с лечащим врачом губернатора, и Надежда Павловна под жутчайшим секретом призналась, что у Сокольского обнаружен рак поджелудочной железы. Вдобавок в организме бедняги угнездились и другие болячки, вызванные наплевательским отношением к режиму: тут и курение, и водочка, и длительное пребывание на солнце. Хотя, казалось бы, Аристарх Васильевич во всем соблюдает меру: курит не слишком много, и хорошие сигареты; водочку принимает в основном во время обеда по выходным – полбутылки в субботу, столько же в воскресенье. Правда, приходится и среди недели, на деловых переговорах или банкетах, тяпнуть рюмочку-другую. Однако при этом всегда и везде отличная закуска, не захмелеешь. На солнышке жарится только во время отпуска, летом же на даче ходит в панамке. Тут дело не только в солнце – клещей боится.
      Все эти мелкие нарушения режима в совокупности сказались на здоровье. Теперь – недолго уж. Что будет с Глазуриным после ухода Аристарха Васильевича, это одному Господу известно. Во всяком случае, ничего хорошего. Даже если преемником Сокольского станет человек из его окружения, не факт, что он оставит при себе Глазурина. Мало ли у него более близких знакомых! Хотя у Леонарда мягкий, можно сказать, робкий характер, теплые отношения с аппаратчиками у губернаторского помощника не складываются. Не способен он изображать искренние симпатии к этой зажравшейся публике. Больше того – при всяком удобном случае собирает на них компромат, это стало его настоящим хобби. Неизвестно, как в дальнейшем сложится жизнь. Поэтому следует пополнять свой арсенал всеми видами оружия, которое может пригодиться в трудную минуту.
      Следует признать, на двадцативосьмилетнем жизненном пути Глазурину не посчастливилось встретить мудрых советчиков, ему до всего пришлось доходить собственным умом. Лишь прилежное штудирование книг и газет подсказывало немало стоящих идей. У Леонарда вообще существовала теория – можно и нужно читать все подряд, без разбора, поскольку заранее неизвестно, что принесет пользу. Однако даже в подобной бессистемности порой проскальзывала закономерность. Вернее, она проявлялась при частом повторении. В частности, излишне назойливое упоминание в печати про всякие подслушивающие устройства надоумило его самостоятельно освоить современные технические новинки.
      Пользуясь учебниками и справочниками, дипломированный юрист Глазурин изучил слаботочные устройства не хуже дипломированного выпускника института связи. Сам шутил, что теперь его можно поздравлять с Днем радио. Родители знали: если по воскресеньям Леона нет дома, значит, сын поехал на радиорынок Пархомовку аналог московской Горбушки. Попадая туда, Леонард прочесывал рынок вдоль и поперек, по дешевке приобретая всевозможные детали, из которых дома монтировал подслушивающие устройства. С некоторых пор он ходил на все деловые встречи с миниатюрным мощным диктофоном, размером меньше сигаретной пачки. На работе, в краевой администрации, в некоторых комнатах установил «жучки», пару из них пристроил даже в кабинете губернатора. Его фонотека, которой Глазурин очень дорожил, день ото дня пополнялась свежими записями. Видимо, немало ценного материала появится в ней и сегодня, когда вышедший после болезни Сокольский пригласил к себе Базилевского и Корсарина. Присутствовал на встрече и помощник губернатора, которому Аристарх Васильевич безоговорочно доверял.
      – Ну? – спросил Сокольский, обращаясь в первую очередь к полковнику милиции. – Что там стряслось с бывшим подводником?
      – Неувязочка вышла, – разведя руками, сокрушенно ответил Корсарин. – Сначала все шло по сценарию, и Фортунов свою роль исполнил на совесть. Вел себя как положено, когда его задержали, доставили в отделение, и на допросе был молодцом. К нему никаких претензий нет. А этот дурень Приходько все испортил. Не дождавшись моего приезда, вошел в раж, он же психованный, завелся и начал вести допрос по-настоящему.
      – Так он был предупрежден?
      – Я ему намекнул, чего в конце концов нужно добиться. Но ведь такому болвану говорить бесполезно: в одно ухо влетает – в другое вылетает. Поэтому мы и остались с носом.
      Глазурин спросил:
      – Вы рассказывали ему все подробности операции?
      – В том-то и дело что нет. Может, тогда бы этот болван не проявил такого рвения.
      – Кто знает, – усмехнулся Григорий Федорович. – Дуракам закон не писан.
      – Правда, потом Приходько искупил свою вину, – продолжал полковник. – Задержал якобы двух подельников Фортунова. С ними уже обращался поосторожнее. Однако те парни сами перепугались до смерти и наговорили на Ширинбекова черт знает какую напраслину. Такую ахинею несли, что ребенок не поверит.
      – Например?
      – Сказали, будто знают гараж, где похоронена бухгалтерша Кригер, которую убили люди Ширинбекова. А эта чушка жива-здорова, греет пузо в Греции, куда умотала со своим любовником.
      – М-да, хорошие результаты, – вздохнул губернатор. – С такими далеко уедем.
      – Если у них все показания такие достоверные, считай, впустую потратили столько времени и сил.
      – Нет, Григорий Федорович, не все, – сказал полковник с язвительными нотками в голосе, отчего остальные насторожились. – Кой-какие их откровения соответствуют действительности. Однако как раз для тебя было бы лучше, если бы не соответствовали.
      – Слава, я тебя умоляю – не говори загадками.
      – Они сказали, что наш друг-соперник Низами свет-Вагифович Ширинбеков страстно влюблен в очень привлекательную женщину по имени Алена Углова. Втрескался в нее наш землячок кавказской национальности, можно сказать, по самые уши и предпринимает невероятные усилия, чтобы добиться ее благосклонности.
      При этих словах Базилевского чуть было не хватил апоплексический удар – его лицо покрылось багровыми пятнами, на лбу набухли жилы. Казалось, еще немного – и из ушей повалит дым.
      Григорий Федорович сам был безумно влюблен в журналистку Углову Они познакомились год назад, и вскоре Базилевский поймал себя на мысли, что мечтает об этой женщине денно и нощно, не представляет без нее жизни. Алена еще не давала первому вице-губернатору никаких авансов, а он уже начал готовить площадку, на которой впоследствии надеялся возвести дворец своего нового семейного счастья. Подготовка заключалась в разводе с первой женой, которая потеряла былую привлекательность и вообще надоела ему хуже горькой редьки: глуповатая, любопытная, все время сует нос в его дела, постоянно интересуется астрологическими прогнозами, пытается вести себя в соответствии со «звездными» рекомендациями. Он и без Угловой мечтал развестись с ней, а когда появился столь мощный стимул, решил как можно скорее превратить грезы в реальность.
      Путь Григория Федоровича к успеху не был усыпан лепестками роз. Когда дошло до дела, выяснилась, что у него нет к супруге мало-мальски серьезных претензий. Не то что в суде – ему даже ей самой сказать нечего. Уж о нем-то жена заботилась: кормила, обстирывала, носилась с любимым супругом как с писаной торбой. Пришлось Базилевскому взвалить вину на свои плечи. Он стал капризным, ворчливым, придирчивым. Сказал, что деловая жизнь привела его к импотенции. Лидия Петровна ответила, что это ее не смущает. Тогда вице-губернатор начал поедом есть ее за то, что она завела себе любовника. Разве иначе жена может жить с импотентом?! Денег домой он стал приносить мало. Лидия Петровна, проявляя чудеса изворотливости, установила, где находятся магазины подешевле, где есть какие-то скидки, и кормила мужа по-прежнему восхитительно.
      Но в конце концов и она устала терпеть его закидоны – развелась. Базилевский в знак благодарности купил ей хорошую квартиру в микрорайоне. Отныне у него появилась возможность привести Алену Углову в свой дом полновластной хозяйкой. Однако та почему-то медлила, отказывалась от своего счастья.
      Сейчас Угловой тридцать два года, она хорошая журналистка. Алена принадлежит к людям, которые сами себя сделали. Ее мать почтальонша, отец заводской механик, они живут в райцентре под Красносибирском. Родители не особенно усердно воспитывали дочь, и к тому же они развелись со скандалом, когда девочке было десять лет. Алену всегда выручала природная смекалка. Однако недостаток интеллигентности на первых порах сильно помешал ее карьере. После института она работала в отделе культуры одной из газет. Как-то взяла интервью у известного красносибирского поэта и «под занавес» попросила его познакомить читателей с каким-нибудь новым стихотворением. Тот дал стихотворение из четырех строф, а получив газету, пришел в ужас: последней строфы вообще не было, а вторая и третья поменялись местами. Разгневанный поэт позвонил журналистке и отругал: «Почему вы не вычитали материал?!» На что Углова простодушно ответила: «Я сама сделала эти изменения. Мне казалось, так лучше».
      Из редакции ее тихо убрали. Благо, тут организовывался новый глянцевый журнал, и очередной поклонник устроил ее туда ответственным секретарем. В первом номере был опубликован отрывок из мемуаров Ходасевича «Некрополь». Когда Алена делала разметку номера, она выписала давно скончавшемуся автору, представителю первой волны русской эмиграции, гонорар.
      Из журнала ее уволили с треском. Однако ей снова повезло – в периодике стала культивироваться светская хроника. В этом жанре Углова оказалась незаменима. Она устроилась в новую газетку «Триумфальная арка» и с тех пор вообще перестала ужинать дома: каждый вечер премьеры, вернисажи, презентации, на одной из которых, кстати, она и познакомилась с Базилевским.
      Это был один из самых высокопоставленных ее знакомых, и Алена решила использовать нового приятеля на все сто. Первой целью было занять ключевой пост в каком-нибудь престижном издании. Ответственным секретарем «Триумфальной арки» Григорий Федорович ее сделал, однако Угловой этого было мало. Вскоре она узнала, что из популярной газеты «Красносибирское зеркало» заместитель главного редактора переехал на работу в Москву. Остальное было делом техники: первый вице-губернатор помог красавице занять освободившийся кабинет. Атеперь она за его спиной крутит шуры-муры! И с кем – с представителем вражеского стана, одним из его заклятых врагов.
      Выскочив из кресла, раскрасневшийся Базилевский, грозно сверкая очками, лихорадочно зашагал по кабинету. Потом остановился, по-наполеоновски скрестив на груди руки. Нельзя распускаться при посторонних, нужно вести себя по-мужски.
      – Слава, разве можно доверяться каким-то сплетням!
      – Григорий Федорович, сплетни я не передавал бы. Есть факты, которые подтвердились. Если что-нибудь здесь говорится, то только для твоего же блага. Ну и для пользы общего дела.
      Сокольский насупился:
      – Не хватало только выставлять наших людей на посмешище.
      – Ширинбеков же женат, – словно вспомнив важную вещь, сказал вице-губернатор.
      – Слав, ты чисто ребенок, – снисходительно произнес Корсарин. – Никто же не говорит, что он холост. Речь о другом. Как будто жена кого-нибудь когда-нибудь могла остановить.
      Принявшее обычный цвет лицо Базилевского снова пошло красными пятнами.
      – А ты мне ничего не должен говорить! – завизжал потомственный интеллигент. – Ты просто не должен этого допустить!