Это был огонь обреченных, потерявших рассудок людей, от которого мы, впрочем, не несли особых потерь. Удар же наших подразделений был мощным и организованным, и враг, не выдержав такого стремительного натиска, стал отступать. Мы занимали одну за другой комнаты, коридоры и залы.
      Наконец слышу долгожданный звонок телефонного аппарата. Хотя прошло менее часа, но это время показалось вечностью. Звонил из рейхстага капитан Ярунов. Он коротко доложил: "Новый наблюдательный пункт батальона готов, роты и отдельные штурмовые группы ведут бой в глубине рейхстага, но бой утихает, слышны только отдельные автоматные очереди да иногда разрывы гранат".
      - Батальон в рейхстаге. Перемещаюсь! - доложил я командиру полка.
      Группа управления батальона, куда входили командиры поддерживающих артиллерийских дивизионов и отдельных батарей, со своими наблюдателями, радистами и связистами насчитывала более тридцати человек. В группу входили мои старые друзья, с которыми воевал еще под Старой Руссой, - командир 76-миллиметровой артбатареи старший лейтенант Иван Петрович Кучерин, в сорок третьем он был старшим сержантом, и лейтенант Николай Фомич Минаков, командир батареи 120-миллиметровых полковых минометов. Фашисты с закрытых позиций вели по площади артиллерийский и минометный огонь. Бойцы перебегали от воронки к воронке. Кругом часто рвались снаряды и мины.
      Добрались до рейхстага.
      В вестибюле меня встретил капитан Ярунов. Он обстоятельно доложил обо всем. Выслушав доклад, я осмотрелся. Вокруг темно. Стрельбы никакой. Тишина. Она тревожила. Мы понимали, что это лишь временное затишье.
      В вестибюле и центральном зале заняла оборону вторая рота Антонова. Лейтенант Ищук расположился на правом фланге. На левом фланге с ротой Съянова капитан Ярунов.
      Я пришел к выводу, что продвигаться дальше в глубь здания сейчас рискованно. В темноте в многочисленных комнатах можно распылить батальон. А вдруг немцы пойдут в контратаку? Находимся-то в самом рейхстаге.
      Решил держать роты компактно. И не ошибся. Как вскоре выяснилось, в подземных помещениях рейхстага готовился к контратаке значительный гарнизон фашистов.
      Центральный зал служил нам как бы ключевой позицией. Зал примыкал к вестибюлю, их разделяли высокие двустворчатые дубовые двери.
      Вестибюль выводил к парадному подъезду. Обойти вестибюль немцы не могли. В зал сходилось несколько коридоров. Следовало взять коридоры под контроль, а для этого - занять круговую оборону.
      Капитан Маков и его группа оставались в батальоне до конца боя. Они разделили с нами все трудности сражения и радость победы. Капитан Маков уже доложил командиру корпуса генералу Переверткину, что его группа выполнила приказ: знамя штаба 79-го корпуса водружено на крыше рейхстага.
      После доклада Маков со своими бойцами Василием Фамильским, Газием, Загитовым, Сашей Лисименко и старшим сержантом Михаилом Маниным по моему приказу ушли в боевые порядки взвода лейтенанта Козлова. В это же время я подробно доложил командиру полка всю обстановку и высказал свои планы.
      В ответ услышал:
      - Решение одобряю. Личному составу батальона по возможности дай отдых. Раненых немедленно отправь в тыл.
      Штаб батальона разместился в маленькой, без окон, глухой комнате. В это время в вестибюль вошла левофланговая рота из батальона капитана Давыдова. Командовал ею офицер Греченков.
      Вскоре за ротой старшего лейтенанта Петра Греченкова, тоже из батальона Давыдова, входило в рейхстаг и еще одно подразделение. С шумом и криком ворвалась в вестибюль группа человек в тридцать. Она осветила зал десятком фонариков.
      Я спросил:
      - Что за люди? Откуда?
      Навстречу мне вышел невысокого роста, широкий в плечах человек. И я тут же узнал его: лейтенант Кошкарбаев. О нем в дивизии ходила слава как о бесстрашном офицере.
      - Вот что, лейтенант, - сказал я. - Занимайте оборону на левом фланге нашего батальона. Будем вместе оборонять рейхстаг. Противник вот-вот может контратаковать.
      Лейтенант козырнул.
      Часов в десять вечера в рейхстаг пришел полковник Зинченко. Его сопровождали подполковник Ефимов, майор Соколовский и капитан Кондратов. Я обрадовался их приходу.
      - Капитан Неустроев, доложите обстановку.
      Я обстоятельно изложил суть дела, но полковника интересовало Знамя. Я пытался ему объяснить, что знамен много... Флаг Пятницкого установил Петр Щербина на колонне парадного подъезда, флаг второй роты Ярунов приказал выставить в окне, выходящем на Королевскую площадь. Флаг третьей роты... Одним словом, я объяснил, что флажки ротные, взводные и отделений установлены в расположении их позиций.
      - Не то ты говоришь, товарищ комбат, - резко оборвал меня Зинченко. Я спрашиваю, где Знамя военного совета армии под номером пять?
      Знамя военного совета армии находилось на командном пункте полка, в "доме Гиммлера".
      Зинченко вызвал к телефону начальника штаба полка майора Казакова и приказал ему:
      - Знамя немедленно доставить в рейхстаг!
      Через десять - пятнадцать минут майор Казаков позвонил в рейхстаг и доложил командиру полка, что Знамя отправил. Его понесли разведчики полка Михаил Егоров и Милитон Кантария. Мы ждали... На площади зачастила автоматная и пулеметная трескотня.
      - Несут! - облегченно выдохнул полковник.
      Вскоре в вестибюль вбежали два наших разведчика - сержант Егоров и младший сержант Кантария. Они развернули алое полотнище - Знамя военного совета 3-й ударной армии под номером 5. Ему суждено было стать Знаменем Победы!
      Полковник Зинченко с минуту молчал. Потом заговорил тихо, но торжественно:
      - Верховное Главнокомандование Вооруженных Сил Советского Союза от имени Коммунистической партии, нашей социалистической Родины и всего советского народа приказало нам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил...
      Я с волнением смотрел на знамя. Так вот оно какое! Сейчас его понесут наверх, и оно заполощется на ветру над поверженным Берлином. Тут я перевел взгляд на воинов-разведчиков. Они также были взволнованы. Ведь это им, простым советским парням, солдатам доблестной армии-победительницы, армии Страны Советов выпала высокая честь - водрузить Знамя Победы!
      Кто они, эти ребята?
      Михаил Егоров родился и вырос на Смоленщине. В 1941 году, когда в его родное село ворвалась война, он семнадцатилетним пареньком ушел в партизанский отряд. Летом и зимой вместе со своими товарищами - народными мстителями он отважно сражался с оккупантами. Когда же Советская Армия освободила Смоленскую область, Михаил стал воином одной из частей.
      Несложна биография и Милитона Кантария. Он родился и вырос в солнечной Абхазии. На фронте - с первых дней Великой Отечественной войны. Участвовал в освобождении Советской Латвии и Белоруссии, в составе разведывательного взвода пришел в Берлин.
      Полковник Зинченко снова обратился ко мне:
      - Товарищ комбат, обеспечьте водружение Знамени Победы над рейхстагом!
      Я приказал лейтенанту Бересту:
      - Вы пойдете вместе с разведчиками. Надо выбрать место повыше и там водрузить Знамя.
      Сказал я эти слова, и мною овладели чувства гордости за свою Родину.
      Берест, Егоров и Кантария направились к лестнице, ведущей на верхние этажи. Им расчищали путь автоматчики роты Съянова. И почти сразу же откуда-то сверху послышалась стрельба и грохот разрывов гранат.
      Прошло с полчаса. Берест и разведчики все не возвращались. Мы с нетерпением ожидали их внизу, в вестибюле.
      Стрельба наверху стихла, но от Бранденбургских ворот и из парка Тиргартен фашисты вели перекрестный пулеметно-автоматный огонь по крыше рейхстага...
      Минуты тянулись медленно. Но вот наконец... На лестнице послышались шаги, ровные, спокойные и тяжелые. Так может ходить только Берест.
      Алексей Прокопьевич доложил:
      - Знамя Победы установили на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда. Привязали ремнями. Не оторвется. Простоит сотни лет!
      Полковник Зинченко, его заместитель по политической части подполковник Ефимов и начальник разведки полка капитан Кондратов ушли на КП полка в "дом Гиммлера". В рейхстаге за старшего командира остался я.
      * * *
      После двух часов ночи на 1 мая стрельба утихла. Иногда пролетит над головой наш или немецкий снаряд и разорвется где-то далеко. Только ракеты и пламя пожара видны над Берлином. Через парадный подъезд рейхстага, через который вечером 30 апреля ворвался наш батальон в цитадель фашизма, стали входить все новые и новые подразделения. Шли пехотинцы, артиллеристы, танкисты, связисты почти из всех частей 79-го стрелкового корпуса. И всем хотелось водрузить свой флаг над рейхстагом. Здесь развевались флаги лейтенанта Р. Кошкарбаева и рядового Г. Булатова из 674-го стрелкового полка, младшего сержанта Е. Еремина и рядового Г. Савенко из 1-го батальона 380-го полка, сержанта П. Смирнова и рядовых Н. Веленкова и Л. Сомова из 525-го полка, сержанта Б. Япарова из 86-й тяжелой гаубичной артиллерийской бригады. А тем временем в рейхстаг продолжали входить новые подразделения... Создавалась опасная скученность людей.
      Я считал, что для обороны рейхстага и отражения фашистских контратак нужно оставить здесь один полк или боеспособный усиленный батальон. Доложил по телефону свои соображения полковнику Зинченко. Не прошло и часа, как из рейхстага были выведены все подразделения, кроме нашего батальона.
      Наступило утро.
      Зал оказался огромным, наполовину заставленным стеллажами с папками бумаг. Наверное, это был архив.
      Командир хозвзода лейтенант Валерий Валерьевич Власкин и повар доставили в рейхстаг завтрак.
      - Праздничный завтрак, - сказал весело лейтенант. Только тут я вспомнил, что сегодня 1 Мая.
      Настроение у всех было бодрое, праздничное.
      Старший лейтенант Гусев выделил восемь человек во главе с рядовым Новиковым для ознакомления с рейхстагом и составления его схемы.
      Разведчики обошли все здание, подготовили схему, хотели уже возвращаться в штаб батальона, когда в стене первого этажа обнаружили дверь. Открыв ее, увидели широкую мраморную лестницу с массивными чугунными перилами. Осторожно начали спускаться вниз. Первым шел Новиков, он освещал дорогу карманным фонариком.
      Кругом стояла мертвая тишина, и в ней гулко отдавался стук солдатских сапог. Миновав несколько лестничных площадок и проникнув глубоко в подземелье, бойцы очутились в большом зале с железобетонным полом и такими же стенами. Не успели они пройти и десяти шагов, как прозвучали взрыв фаустпатрона и пулеметная очередь. Пятерых разведчиков убило, трое успели скрыться за поворотом лестничной площадки. Новиков чудом остался жив. С двумя солдатами, еле переводя дух, он прибежал в штаб батальона и рассказал о происшедшем.
      - А какое оно, подземелье? Какие там силы у фашистов? - обеспокоился я.
      Требовалось немедленно собрать данные о противнике. В одной из комнат рейхстага еще с вечера находились взятые в плен гитлеровцы. Мы не смогли отправить их в тыл, так как не имели времени и лишних людей для сопровождения.
      Ко мне привели обер-лейтенанта. Гитлеровец сообщил, что подземелье большое и сложное, со всевозможными лабиринтами, туннелями и переходами и в нем размещены основные силы гарнизона, более тысячи человек, во главе с генерал-лейтенантом от инфантерии - комендантом рейхстага. В складах большие запасы продовольствия, боеприпасов и воды.
      Если верить показаниям обер-лейтенанта, противник обладал серьезным численным превосходством. Наши силы были в несколько раз меньше.
      Пока я разговаривал с офицерами Матвеевым и Преловым, Кузьма Гусев, склонившись над столом, заснул.
      Усталость и меня валила с ног, но я крепился - ходил по комнате, до боли стискивал зубы и обдумывал возможные варианты действий противника. Предполагал разное. Но совершенно ясным было одно: в подвал пока не забираться, держать оборону наверху, в зале, контролировать все коридоры и блокировать подземелье. Я отдал распоряжения.
      За рейхстагом стали чаще рваться снаряды и мины. Потом стрельба переросла в сплошной гул артиллерийской канонады. Рейхстаг содрогался, как будто его непрерывно трясли...
      Позвонил командир полка. Он после водружения Знамени Победы ушел в "дом Гиммлера" и по-прежнему находился на КП. И теперь поздравлял с праздником Первого мая.
      Обрисовав обстановку, я просил его подавить вражеские батареи в парке Тиргартен, так как своих поддерживающих артиллерийских средств было недостаточно, а также доставить в батальон побольше боеприпасов. Сообщил ему и о том, что для отражения вероятных контратак приняты все необходимые меры.
      Огонь артиллерии врага продолжался. Вскоре фашисты перешли в контратаку на подразделения 674-го и 380-го стрелковых полков, оборонявшихся на внешней стороне здания. Там сосредоточились батальоны В. И. Давыдова, Я. И. Логвиненко и К. Я. Самсонова.
      Вдруг где-то в глубинах здания послышался взрыв. За ним второй, третий. Контратака!
      - К бою! Огонь! - раздалась команда.
      Застрочили наши пулеметы и автоматы. Рейхстаг заполнился трескотней длинных и коротких очередей. Гусев бросился к телефону, чтобы доложить в штаб полка о контратаке, но связь прервалась.
      - Восстановить любой ценой! - крикнул я и побежал в зал, к ротам. В коридоре, за центральным залом, увидел лежащего на полу старшину Михаила Ивановича Дронина. Он был тяжело ранен и истекал кровью. Я достал из его нагрудного кармана перевязочный пакет, сделал перевязку. В это время подбежал к нам мой новый ординарец, вместо убитого Пятницкого, Степан Ермаков, и я ему приказал немедленно доставить Дронина на медицинский пункт. Только через тридцать лет узнал, что он остался жив, правда, после ранения стал инвалидом второй группы. Здоровье оставил в рейхстаге...
      В помещении все чаще слышались разрывы фаустпатронов. Но едва фашисты показывались в коридорах, бойцы открывали огонь, и те, оставляя убитых, отступали в подвалы.
      За стенами здания не умолкала канонада - шел бой...
      Там ценою больших потерь фашистам удалось потеснить нашего соседа и овладеть Кроль-оперой. Это здание находилось от нас справа в тылу. Таким образом, пути сообщения со штабом полка оказались прерванными. Мы были блокированы, но тогда еще не знали, что в течение суток никто не сможет пробиться к нам в рейхстаг. Наша рация вышла из строя. Телефон тоже бездействовал.
      Гусев выслал на линию трех связистов - никто из них не вернулся. Воспользоваться рацией командиров артиллерийских дивизионов, находившихся в рейхстаге, было невозможно. Они сражались в правом крыле, отрезанные от штаба батальона пламенем пожара. Мне это стало известно после боя: их наблюдательные пункты атаковали фашисты. Артиллеристы приняли бой. Действовали как стрелковое подразделение. Доходило до рукопашной схватки.
      Часам к двенадцати дня гитлеровцы снова пошли на прорыв. Они стремились любой ценой вырваться из подземелья. В трех-четырех местах им удалось потеснить нас, и в эту брешь на первый этаж хлынули солдаты и офицеры противника.
      От разрывов фаустпатронов в разных местах вспыхнули пожары, которые быстро слились в сплошную огневую завесу. Горели деревянная обшивка, покрытая масляной краской, роскошные сафьяновые кресла и диваны, ковры, стулья. Возник пожар и в зале, где стояли десятки стеллажей с архивами. Огонь, словно смерч, подхватывал и пожирал все на своем пути. Уже через полчаса пожар бушевал почти на всем первом этаже.
      Кругом дым, дым, дым. Он колыхался в воздухе черными волнами, обволакивал непроницаемой пеленой залы, коридоры, комнаты. Лишь незначительная часть дыма выходила наружу. На людях тлела одежда, обгорели волосы, брови, спирало дыхание.
      Фашистский гарнизон рейхстага - отборные головорезы, профессиональные убийцы, военные преступники. Им, как говорится, терять было нечего - они шли напролом, решив любой ценой восстановить положение - выбить нас из рейхстага.
      Мы сдерживали их напор и делали отчаянные попытки потушить пожар.
      Огонь охватил уже и верхние этажи. Батальон оказался в исключительно тяжелом положении. Связи с соседними подразделениями у нас не было. Что делалось в батальонах В. И. Давыдова, Я. И. Логвиненко и К. Я. Самсонова, мы не знали. Но задача, стоящая перед нами, оставалась прежней: ни шагу назад! Удержать рейхстаг во что бы то ни стало! Особенно теперь, когда над ним развевается Знамя Победы! Мне приходилось десятки раз перебегать из одной роты в другую, а в ротах из одного взвода - в другой. Обстановка обязывала быть там, где наиболее угрожающее положение. Лицо и руки покрылись ожогами. Обмундирование обгорело. Мне казалось, что вот-вот упаду. Но люди смотрели на меня. Я обязан выстоять!
      Вместе с солдатами первой роты сражались работник политотдела дивизии капитан Матвеев и агитатор полка капитан Прелов. В одном из коридоров они обнаружили ящики с фаустпатронами. Оружие врага тут же пустили в ход. Навыки применения фаустпатронов мы приобрели еще в дни боевой учебы на озере Мантель. Сейчас это очень пригодилось.
      До позднего вечера 1 мая в горящем рейхстаге шел бой с отборными подразделениями СС. Только в ночь на 2 мая нам удалось ротой под командованием капитана Ярунова обойти и атаковать фашистов с тыла. Гитлеровцы не выдержали натиска и скрылись в подземелье.
      Но положение наше оставалось тяжелым. Люди были крайне изнурены. На многих болтались обгоревшие лохмотья. У большинства солдат лица и руки покрылись ожогами. Ко всему прочему нас мучила жажда, кончались боеприпасы...
      Вдруг противник прекратил огонь. Мы насторожились.
      Вскоре из-за поворота лестницы, ведущей в подземелье, фашисты высунули белый флаг. Какое-то мгновение мы смотрели на него, не веря своим глазам.
      Я вызвал рядового Прыгунова, знающего немецкий язык, и сказал ему:
      - Пойдешь и выяснишь, что значит этот флаг.
      - Есть! Иду.
      Мучительно долго тянулись минуты. Укрывшись за колоннами и статуями, мы ждали возвращения Прыгунова. Некоторые считали, что он исчез навсегда, другие верили, что вернется.
      Прыгунов вернулся. Вернулся с важным известием: фашисты предлагают начать переговоры. Стрельба прекратилась с обеих сторон. В здании наступила такая тишина, что малейший стук эхом отдавался в дальних углах.
      Гитлеровцы выставили условие, что станут вести переговоры только с генералом или по меньшей мере с полковником.
      Генерал Шатилов, полковник Зинченко... Мог ли я просить их прибыть для этого в рейхстаг? Связь не работала, да к тому же каждый метр Королевской площади простреливался из Кроль-оперы.
      Я искал выход из положения и кое-что придумал.
      - Кузьма, зови сюда Береста.
      Манера лейтенанта свободно, с достоинством держаться и соответствующий рост всегда придавали ему внушительный вид.
      Оглядев еще раз с ног до головы нашего замполита, я подумал, что он вполне сойдет за полковника. Стоит лишь заменить лейтенантские погоны.
      - Никогда не приходилось быть дипломатом? - спросил я его.
      - На сцене? - задал он встречный вопрос, не понимая, о чем пойдет речь.
      - На сей раз придется тебе быть дипломатом в жизни, да к тому же еще стать на время полковником: комплекция, так сказать, позволяет. Да и взгляд весьма основательный.
      Алексей Прокопьевич очень удивился. Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая объяснения.
      Я открыл ему свой замысел.
      - Раз надо, я готов идти, - ответил Берест.
      - Иного выхода нет: они изъявили желание говорить на высоком уровне. Быстренько побрейся и сними лейтенантские погоны.
      Берест не заставил себя долго ждать. Мигом достал из полевой сумки маленькое зеркальце, приготовил бритву, кисточку, вылил из фляги последние капли воды и через несколько минут доложил, что к переговорам готов.
      - Ну как, пойдет? - повернулся он к нам. Мы с Гусевым критическим взглядом окинули Алексея Прокопьевича.
      - Брюки надо было бы заменить - рваные, но ничего, война, после заменим, - пошутил Гусев.
      - А вот шинель следует сменить сейчас, фуражку взять у капитана Матвеева, - подсказал я.
      Шинель он сбросил, надел трофейную кожаную куртку и натянул на руки перчатки.
      - Теперь, кажется, придраться не к чему, - похлопывая Береста по плечу, заключил я и напомнил, что задача состоит в том, чтобы заставить гитлеровцев безоговорочно сложить оружие.
      - Ясно.
      Пока мы уточняли последние подробности, Кузьма Гусев подошел к станковому пулемету, расположенному у лестничной площадки, и передал мои указания лейтенанту Герасимову: при появлении Береста доложить ему, как полковнику, и очень громко, чтобы услышали в подземелье фашисты.
      Наша делегация для переговоров состояла из трех человек: Берест - в роли полковника, я - его адъютант и Прыгунов - переводчик.
      Во время боя на мне поверх кителя была надета телогрейка. Она сильно обгорела, из дыр торчали клочья ваты. Но под телогрейкой сохранился китель. Он был почти новым, с золотыми капитанскими погонами. На груди пять орденов. По внешнему виду я оказался для роли адъютанта самым подходящим.
      Можно было бы свой китель надеть на другого человека и послать его с Берестом. Но это шло уже против моей совести. Я считал себя обязанным делить все опасности и с лейтенантом Берестой, и со всеми остальными бойцами батальона.
      Как только мы приблизились к лестничной площадке, лейтенант Герасимов чуть привстал и во весь голос, как было ему приказано, отрапортовал:
      - Товарищ полковник, пулеметная рота в полном составе на огневой позиции. (А в роте остался один пулемет и четыре человека.)
      Стрельба в это время не велась ни с той, ни с другой стороны, и поэтому голос Герасимова эхом прокатился по зданию. Рапорт прозвучал естественно, и его, конечно, услышали фашисты.
      - Смотрите в оба, - приказал "полковник" лейтенанту Герасимову.
      Когда мы вступили на лестничную площадку, навстречу нам вышел вражеский офицер. Приложив руку к головному убору, он коротко, но вежливо указал, куда следовало идти.
      Не проронив ни слова, мы не спеша спустились вниз и попали в слабо освещенную комнату, похожую на каземат. Здесь уже находились два офицера и переводчик - представители командования фашистского гарнизона рейхстага. За их спинами проходила оборона. На нас были направлены дула десятка пулеметов и сотен автоматов. По спине пробежал мороз. Немцы смотрели на нас враждебно. В помещении установилась мертвая тишина.
      Лейтенант Берест сделал несколько шагов вперед и, нарушив молчание, решительно заявил:
      - Все выходы из подземелья блокированы. Вы окружены. При попытке прорваться наверх каждый из вас будет уничтожен. Чтобы избежать напрасных жертв, предлагаю сложить оружие, при этом гарантирую жизнь всем вашим офицерам и солдатам. Вы будете отправлены в наш тыл в распоряжение старшего командования.
      Встретивший нас офицер на ломаном русском языке заговорил:
      - Немецкое командование не против капитуляции, но при условии, что вы отведете своих солдат с огневых позиций и на время обезоружите их. Они возбуждены боем и могут устроить над нами самосуд. Мы поднимемся наверх, проверим, выполнено ли предъявленное условие, и только после этого гарнизон рейхстага выйдет, чтобы сдаться в плен.
      Согласиться на такие условия мы не могли: фашистов в подземелье около тысячи, а нас менее трехсот, обессиленных боями бойцов и командиров.
      Наш "полковник" категорически отверг предложение фашистов. Он продолжал настаивать на своем.
      - Господа, у вас нет другого выхода. Если не сложите оружие - все до единого будете уничтожены. Сдадитесь в плен - мы гарантируем вам жизнь.
      Снова наступило молчание. Первым его нарушил гитлеровец:
      - Ваши требования доложу коменданту. Ответ дадим через двадцать минут.
      - Если в указанное время вы не вывесите белый флаг, начнем штурм, заявил Берест.
      И мы покинули подземелье. Легко сказать сейчас: покинули подземелье...
      А тогда пулеметы и автоматы смотрели в наши спины. Услышишь за спиной какой-то стук, даже шорох, и кажется, что вот-вот прозвучит очередь.
      Всему миру известно, что во время войны Советское командование, движимое чувством гуманности, не раз направляло своих парламентеров к фашистам на переговоры. Но не всегда они возвращались. Многие наши парламентеры были убиты.
      Дорога из подземелья казалась очень длинной. А ее следовало пройти ровным, спокойным шагом. Мы понимали - по нашему поведению фашисты будут судить о тех, кто их блокировал.
      Нужно отдать должное Алексею Прокопьевичу Бересту. Он шел неторопливо, высоко подняв голову.
      Мы с Ваней Прыгуновым сопровождали своего "полковника".
      Переговоры закончились в 4 часа утра. Берест, исполнивший роль, я и Прыгунов благополучно вернулись к своим.
      Прошло двадцать минут, час, полтора... Белый флаг не вывешивался. Стало ясно, что гитлеровцы затягивали время и все еще надеялись на что-то.
      Но время работало на тех, кто штурмовал рейхстаг. К центру Берлина непрерывно подтягивались советские войска, подавляя сопротивление последних групп противника. Немецкое командование вынуждено было снять свою артиллерию из парка Тиргартен и перевести в другой район. Уцелевшие фашистские батареи покинули свои позиции: обстрел территории, прилегающей к рейхстагу, почти прекратился. Соседние части снова выбили немцев из Кроль-оперы - сообщение из рейхстага с нашими тылами было восстановлено.
      В этот момент с шумом и радостными возгласами к нам ворвалась посланная командиром полка рота 2-го батальона. Ее возглавили мой земляк Николай Самсонов и лейтенант Грибов.
      Мы получили боеприпасы, горячую пищу, воду.
      Между тем гитлеровцы все еще не дали ответа на наше предложение и не чувствовалось, что они готовятся к сдаче в плен. В шестом часу утра 2 мая мы начали подготовку к штурму подземелья.
      В ротах царило всеобщее возбуждение. Кто-то сказал:
      - А что, если в подземелье сам Гитлер?
      - Гитлер? Сейчас пойдем посмотрим, - шутили в ответ.
      Мы понимали, что идут последние часы войны. Всем хотелось дожить до победы. Но каждый знал: впереди битва.
      Уже в последний момент, когда я собирался подать команду "вперед", гитлеровцы выбросили белый флаг.
      В мрачных лабиринтах огромного здания сразу воцарилась непривычная тишина.
      В центральном коридоре появился уже знакомый нам немецкий офицер. Он попросил вызвать полковника.
      Чтобы довести начатое дело до конца, лейтенант Берест вторично приступил к исполнению своей роли. Их переговоры длились недолго.
      Гитлеровец сообщил Бересту решение своего генерала, коменданта рейхстага, о сдаче в плен всего гарнизона.
      В седьмом часу утра из подвалов потянулись группы пленных солдат и офицеров. Их шествие открывали два генерала. Бледные, с угрюмыми лицами, они медленно шагали, понурив головы.
      Сдерживая гнев, наши воины смотрели на пленных, с которыми совсем недавно вели борьбу не на жизнь, а на смерть.
      Фашисты шли и шли нескончаемым потоком.
      К семи часам утра 2 мая остатки гарнизона полностью капитулировали, и борьба в рейхстаге прекратилась. К этому времени стал утихать и пожар.
      Так завершился наш последний бой в Великой Отечественной войне. Последний! 150-я дивизия участия в боях больше не принимала - война для нас закончилась.
      А во второй половине дня 2 мая произошло еще одно очень важное для меня событие - коммунисты моего батальона в здании рейхстага принимали меня в партию. Да, в одной из комнат германского парламента, где фашисты замышляли стать владыками мира, простого парня с Урала принимали в партию большевиков! Привиделось бы такое Гитлеру хотя бы во сне!
      ...Председательствующий объявил повестку дня. Первым вопросом рассматривалось мое заявление о приеме в члены ВКП(б). Замполит батальона Алеша Берест шепнул мне: "Вот как, Степан, большевики в рейхстаге!"
      Когда мне дали слово, я ничего не мог сказать от волнения. Начал говорить об утреннем бое, но услышал:
      - Это мы знаем. Давай биографию!
      За минуту выложил всю биографию. Потом мои рекомендатели выступили: Алеша Берест, Кузьма Гусев, парторг полка Яков Петрович Крылов.
      Проголосовали все единогласно. За меня и за других солдат батальона. С тех пор мой партийный стаж - ровесник Победы!
      Мы победили!
      Итог боев был подведен в боевом донесении командования нашей дивизии генералу Переверткину.
      Все вокруг пело и ликовало. Казалось, сама майская природа приветствовала великое торжество света и справедливости над темными силами коричневой чумы.
      Советские солдаты бросали в воздух пилотки и кричали "ура". Поздравляли друг друга с победой, обнимались, целовались, качали своих командиров, у многих на глазах были слезы, слезы великой радости.
      Я построил батальон. Сильно поредели его ряды. Многие солдаты стояли с повязками, пропитанными кровью. Закопченные, грязные, в порванной одежде. Но в глазах этих людей светилось большое человеческое счастье.
      В рейхстаг, как в редкостный музей, непрерывно прибывали представители всех родов войск. Здесь побывало командование нашей дивизии, 79-го корпуса, 3-й ударной армии, 1-го Белорусского фронта. Приехали Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков (я первый раз видел его так близко). С ним член Военного совета фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин.
      Об этом событии бывший военный корреспондент газеты "Правда" Яков Иванович Макаренко в своей книге "Белые флаги над Берлином", выпущенной издательством Министерства обороны СССР в 1976 году, пишет так:
      "Третьего мая рейхстаг посетил командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Вместе с ним прибыли комендант Берлина генерал-полковник Н. З. Берзарин, член Военного совета фронта К. Ф. Телегин, член военного совета 5-й ударной армии Ф. Е. Боков. Встречал в рейхстаге маршала и его спутников капитан Степан Неустроев. Мне посчастливилось быть в этот день в рейхстаге, и я оказался свидетелем этого визита. Г. К. Жуков, широко улыбаясь, внимательно прочитал многие надписи на стенах и колоннах рейхстага и удивился, взглянув на потолок: как только воины ухитрились написать свои фамилии под самым карнизом!
      Обратившись к Неустроеву и показав на стены рейхстага, маршал спросил: "Ваш батальон, конечно, в центре?" Капитан Неустроев смутился, но ответил бойко: "Никак нет, товарищ маршал. Не успели. Пока тушили пожар в рейхстаге, сюда забегали из разных частей расписываться. Нам не хватило места!"