Особо охраняемый объект

      Анвар склонился над Рашидом и заглянул ему в глаза.
      – Мне нужно знать твое имя.
      К этому моменту его сердце подсказало ему: Миа и Сабиры больше нет…
      – Назови мне имена твоих братьев и сестер, твоей матери и твоего отца. Мне уже не удастся защитить свой род, но я отомщу твоим родственникам. Клянусь богом – с каждым упавшим листком календаря, на котором будет дата – 11 сентября, я буду убивать по одному твоему родственнику. Каждый год один из членов твоей семьи будет получать открытку с одной-единственной надписью: «Берегись». В своем доме я поставлю шкаф, который будет пополняться окровавленной одеждой убитого родственника. Я собираюсь прожить долгую жизнь.
      Рашид на миг отпустил руку, которой сжимал другую, лишенную пальцев.
      – Я сбросил их там. Может быть, они еще живы. Не убивай меня.
      Теряя сознание, находясь на пороге жизни и смерти, Рашид выполнил приказ своего палача: он назвал одно имя, другое, третье…
      Анвар открыл крышку подмоторной ниши, нашел там резиновый шланг. Прикинув его длину, он подтащил Рашида ближе к корме. Выдернув из его тела гарпун, вставил в рану один конец шланга, другой присоединил к трубке водяного охлаждения. Затем завел горячий еще двигатель на холостых оборотах, взвинтил их до предела. Вода, проходя по сложным каналам системы охлаждения, едва не закипала на выходе. Руки Анвара покраснели от кипятка, но он продолжал удерживать шланг на груди жертвы, пока она не сварилась изнутри.
      Дальше Анвар начал рвать лодку, скрежеща зубами. В воду полетели куски пенопласта, удерживающие лодку на плаву. Он выпотрошил ее всю, как рыбу, выбросил за борт все предметы, которые могли бы оставить лодку на поверхности. Затем небольшим багром он проделал с лодкой Рашида то, что тот сотворил с его «Мневисом». Неровные отверстия в корпусе и в днище катера стали с шумом втягивать в себя забортную воду.
      Прошло три минуты. Анвар подал знак рулевому и стал поджидать его, стоя на люке, ведущем в затопленный уже форпик. В одной руке он держал саквояж, в другой – черный мешочек. Он прыгнул во второй катер в тот момент, когда первый, сделав пол-оборота, словно намеревался уплыть отсюда, пошел ко дну.
      …В том приблизительном месте, которое указал Рашид, катер сновал на малой скорости до глубокой ночи. Анвар звал жену и дочь.
      А когда катер с уставшим рулевым причалил к пирсу, Анвар рассчитался с хозяином лодки – передал ему полный саквояж стодолларовых купюр.
      – Это моя благодарность и моя просьба. Никому не говори о происхождении этих денег. Для меня они покрыты кровью, ты же отмоешь их, купив себе яхту, приобретя виллу, открыв банковский счет.
      На вопрос Хакима, которого Анвар провожал до «Скорой помощи», он ответил:
      – Мой враг сварился здесь, на земле, и вечно будет вариться в аду. Выздоравливай скорее, Хаким.

Глава 2.
ПЯТНАДЦАТАЯ ЖЕРТВА

1

Московская область, 10 сентября 2006 года… шестнадцать лет спустя

      Хаким Раух закашлялся, словно у него запершило в горле при виде этого молодого человека. Сергея Красина начальство колонии строгого режима предупредило: у Хакима астма; он чаще кашляет, чем говорит. Красин ответил на это: «Меня этот вариант устраивает».
      – Вы из ФСБ? – спросил, едва сдерживая кашель, Хаким.
      – Так и есть. Может, вы ждете следователя из следственного отдела? Тогда вам придется подождать. В ваших краях я проездом, можно сказать, случайно. Меня перехватили, позвонив. – Красин развел руками и артистично поиграл глазами: – И вот я здесь. Слушаю вас. Закурить вам не предлагаю – мне сказали, у вас серьезная легочная болезнь.
      – Ваши эскулапы ни черта не смыслят. Они не смогут отличить легкое от сердца. Они считают, что мои приступы удушья вызваны бронхиальной астмой.
      – Какой диагноз устраивает вас? – спросил Красин, начиная понимать, что теряет время. «Стоит поторопиться», – подумал он, поглядывая на часы и невольно ощущая спазм в бронхах, будто невидимые бациллы поразили его внутренности. И все же закончил мысль: – Может быть, вы обнаружили у себя туберкулез? Что еще? Я не силен в медицине. Извините, у меня мало времени. Что вы хотели сообщить сотруднику ФСБ?
      – Покажите ваше удостоверение.
      «Господи…»
      Полковник Красин вынул из кармана корочки и раскрыл их.
      Хаким Раух был удовлетворен. Хотя чуть попенял собеседнику:
      – Для полковника вы молоды.
      – Для больного бронхиальной астмой вы слишком свежи, – парировал Сергей.
      – У меня сердечная астма. Проконсультируйтесь с врачами, я хочу получить качественные лекарственные препараты. Не бесплатно, конечно. Вы слышали имя Анвара Эбеля?
      – Странное сочетание, – заметил Красин. – Фамилия на слух французская, имя – арабское. Он тоже болен?
      – Не шутите так. Анвар Эбель переживет и вас, и меня.
      – Насчет вас я не сомневаюсь.
      – В каком отделе вы работаете?
      – Я назову департамент: контрразведывательные операции.
      – Мне это подходит. Так вот, пятнадцать лет назад я был очень близок к Анвару, некоторые считали меня его правой рукой. Я почти всегда сопровождал его, а зачастую всю его семью в зарубежных поездках. Анвар Эбель для своего постоянного места жительства выбрал Египет, у него роскошная вилла в Хургаде, еще несколько богатых домов во Франции, Англии. А родина Эбеля – Франция. Хотя часто его называли египтянином.
      Хаким снова закашлялся. Выпив воды, продолжил:
      – Мне дали слишком большой срок, я не протяну в таких жестких условиях и половины. Я готов обменять секретную информацию на… – Он запнулся, подбирая слово. – На амнистию.
      – На амнистию вам вряд ли придется рассчитывать. По ходу дела вы можете выйти по УДО.
      – Условно-досрочное освобождение, я знаю. Итак, вы не знаете Анвара Эбеля. Я не знаю вас, не знаю, можно вам верить или нет, но вы моя последняя надежда. У Анвара Эбеля когда-то было все, что он подразумевал под словом «счастье», включая в это понятие жену Миа и дочь по имени Сабира, а также любовницу по имени Камелия. А последняя предложила ему сверхсчастье. Она предложила ему бриллиант, который был похищен из частной коллекции больше ста лет назад.
      – Бриллиант дорого стоил?
      – Сколько, по-вашему, стоит гора Эверест или ваш пик Коммунизма? «Семирамида» – так назвал камень его первый обладатель. Чаще всего камень называли по-ассирийски – «Шаммурамат». Так звали царицу Ассирии, которая вела завоевательные войны. Возможно, это имя являлось для камня проклятием. Из-за него было пролито море крови. Он переходил от одного хозяина к другому, ни разу не был выставлен в музее. Ходили легенды, что такого камня вовсе не существует.
      – Может, это действительно так?
      Хаким подался вперед:
      – Я видел «Шаммурамат» собственными глазами. Я понимаю, вам нужны доказательства. Сегодня десятое сентября, так?
      Красин отметил дату на своих наручных часах и подтвердил:
      – Да.
      – Так вот, вы поверите мне, если завтра СМИ передадут новость приблизительно следующего содержания: «Как и следовало ожидать, еще один член семьи Али Рашида, прозванного Пашой, был найден в своем доме мертвым. Убийца обошел все охранные системы, вооруженных охранников, но делосвое сделал. Это уже пятнадцатая жертва. Убийства повторяются из года в год, 11 сентября».
      Красин встал со стула.
      – Я бы поверил вам, если бы вы назвали день недели – пятницу, а число поменяли на тринадцатое. Всего вам доброго, Хаким. – Сергей приложил руку к воображаемому головному убору.
      – До завтра, – вымученно улыбнулся Хаким.
      Улыбка оставалась на его губах и в то время, когда в комнату для свиданий вошел офицер колонии и поторопил его:
      – Быстрее. Тебе сегодня придется повечерять, чтобы выполнить дневную норму.

2

Каир, Египет

      11 сентября родственники Рашида, прозванного Пашой, боялись пуще американцев, навсегда запомнивших эту дату в 2001 году. Старшая сестра Рашида Санаа за неделю до этой страшной даты уехала из Эль-Гуна, где проживала вместе с семьей, дабы не подвергать опасности родных, и поселилась в египетском отеле Atlas Zamalek. Там, в кафе при гостинице, где тон задает продвинутая молодежь, она надеялась затеряться.
      Санаа зарегистрировалась в гостинице в половине одиннадцатого вечера. Привела себе в порядок в номере – приняла душ, надела открытое платье, которое, как ни странно, стройнило пятидесятилетнюю женщину, скрывало под складками лишние пять-шесть килограммов. Так что на дискотеке «Таманго», куда она подоспела к открытию – к одиннадцати вечера, Санаа не смотрелась белой вороной, а лишь вороной, слегка поседевшей.
      Она давно не смотрела вживую танец живота, который долгое время был визитной карточкой Египта. Теперь египетские танцовщицы в своей стране чувствуют нарастающую конкуренцию со стороны девушек из восточных стран, даже из Украины и Молдовы. Работодатели считают, что они более профессиональны и не так капризны. О проведении подобных вечеров обычно сообщает местная пресса. Она же сообщила Санаа страшную новость, точнее, напомнила о проклятии, наложенном на ее род. Накануне она получила открытку с одним-единственным словом: «Берегись!»
      Начиная с 1991 года такие послания получили четырнадцать родственников Рашида, и все они были найдены мертвыми в ночь с 11 на 12 сентября.
      Предыдущий, четырнадцатый труп подсказал Санаа, что в это дело замешаны либо черти, либо полицейские. Полицейские знали обо всех предупреждениях и успокаивали как могли. И Санаа, получив «черную метку», решила не вмешивать в семейную проблему работников правопорядка.
      Она была обольстительна в молодежном наряде. Никто не рискнул бы определить ее возраст. Подростки были не прочь заключить эту зрелую женщину в объятия хотя бы во время танца; мужчины думали затащить ее в постель.
      Голова Санаа пошла кругом от всеобщего внимания. Она порядочно выпила, и если бы ей предложили пройти к шесту, просто подняться на сцену, она сделала бы больше: сбросила бы платье, оставшись в бикини. И пусть даже из потайного кармашка платья выпал бы клочок бумаги с предостережением.
      Санаа потеряла голову. Она приняла предложение потанцевать от мужчины лет тридцати – гладко выбритого, с модной стрижкой.
      – Меня зовут Садык, – представился партнер.
      – Санаа, – назвала свое имя женщина.
      Дальше последовал стандартный набор фраз:
       «Вам не кажется, что здесь душно?»
       «И даже очень».
      На самом деле Санаа взмокла. Она стеснялась влажных подмышек, которые пропитали ее платье, своего слегка округлого живота, где также отпечатались следы пота. Но она предчувствовала, что в таком виде возбуждает того же Садыка, людей старше и младше его. Наверное, она впервые почувствовала себя самкой, источающей запах.
      – Мне нужно подняться в свой номер, – сообщила женщина Садыку слегка заплетающимся языком. И подумала: если он окажется чуть более настойчив, она будет не против того, чтобы впустить его в свой номер, а там снова извинится и уже открыто намекнет ему, что она идет под душ.
      – Я провожу вас, – проявил настойчивость Садык.
      Санаа ответила ему загадочной улыбкой, которую не смог бы расшифровать даже тот, чье имя стояло на этикетке бутылки вина: «Леонардо».
      – Этаж? – спросил Садык.
      – Пятый.
      Он провел пальцем по клавишам, не спуская глаз с женщины, словно не выбирал на ощупь кнопку этажа, а расстегивал пуговицы на ее вечернем платье.
      Кажется, Санаа поняла это. Или разгадала. И втянулась в игру. Их пальцы встретились, когда она провела по панели сверху вниз, с последнего этажа до первого.
      Садык обнял ее и поцеловал. Она ответила ему и крепко обняла. Она чувствовала его силу и едва поборола в себе желание коснуться его бедра, сжать его, подняться выше и нащупать то, что так взволновало ее.
      Из лифта они не вышли, а просто вывалились. Санаа не замечала портье, как и та старалась не замечать подвыпившую парочку.
      – Ключи… – Санаа рассмеялась. Она передала сумочку спутнику. – Ключи где-то здесь.
      – Мне кажется, номер открыт.
      – Да?
      Недоумение на лице женщины сменилось очередным смешком.
      Садык толкнул дверь номера и пропустил даму вперед. Она остановилась в прихожей, уловив вдруг запах пара. Будто на плите долго стоял чайник ипочти весь выкипел.
      Странно.
      – Ты хотела принять душ, ванну? – спросил Садык.
      – Да, – ответила Санаа, почувствовав, как изменилось его настроение.
      – Горячая ванна ждет тебя.
      – Даже так?…
      Она вздрогнула, когда из глубины комнаты услышала другой мужской голос:
      – В ванну ее.
      Сколько мужчин находилось в ее номере, Санаа не смогла бы сказать. Ее раздевали, туго заклеивали рот скотчем, связывали руки и ноги несколько человек. Не принимал участия в этих действиях лишь один человек – с властным голосом, тот, который отдал остальным приказ отвести ее в ванную комнату.
      Она напрочь позабыла про предостережение. Понимала, а скорее всего отказывалась понимать, что с ней происходит.
      Несколько рук погрузили ее в горячую ванну. Двое посторонились, пропуская мужчину лет пятидесяти. В руках у него был длинный гибкий шланг. Он вставил один конец в трубку с горячей водой, другой приблизил ко рту жертвы. В его руках появился нож. Он проделал в скотче отверстие, чтобы вставить в него шланг.
      – Разомкни зубы, – потребовал Анвар. – Сделай это сама, иначе какое-то время ты будешь горько жалеть, что не послушалась меня.
      Она походила на послушного ягненка. Или запуганного ягненка. Она разомкнула зубы. Повиновалась округлившимся глазам Анвара: «Шире. Еще шире».
      Отточенным движением Анвар Эбель вставил гибкий шланг в рот женщины и неожиданно легко, словно трубка была смазана жиром, протолкнул ее глубоко внутрь. Одной рукой он перехватил горло женщины, другой открыл кран с горячей водой. Он смотрел на женщину, упивался ее страданиями, видел, как вода наполняет ее легкие, желудок, другие внутренности. Остальные палачи не смотрели в глаза жертве. Они выполняли приказ Анвара Эбеля. Только он один мог смотреть на смерть очередной жертвы.
      Изо рта Санаа выливалась вода, нестерпимо горячая вода, только Эбель не отнимал руку от ее горла, будто воспоминания многолетней давности доставляли ему удовольствие. Он не ослабил хватку, когда наружу вместе с водой стал прорываться пар и тошнотворный запах внутренностей, которые перед варкой обдали кипятком.
      Санаа была еще жива, но жить ей оставалось считаные мгновения. Она уже пережила самую страшную в жизни боль, теперь ей бояться было нечего. Угасая, она услышала:
      – Ты не последняя. Рашиду я пообещал прожить очень долго.
      Он ушел, когда жить Санаа оставалось всего лишь мгновение.

3

Московская область

      13 сентября, пришедшееся на среду, перевернуло многие представления о совпадениях, роке и вендетте, едва Сергей Красин, повинуясь голосу свыше, а скорее из жалости к больному астмой заключенному, отдал распоряжение своему помощнику полазить в электронных СМИ, выяснить, не было ли статьи о кончине родственника Али Паши… 11 сентября.
      Ответ застал его в машине. Он ответил на телефонный звонок майора Полякова и едва не врезался во впереди идущую машину. Сергей нашел место для съезда на обочину и заглушил двигатель. Избавился от подоспевшего постового, показав ему красные корочки службы безопасности, и возобновил разговор:
      – Так когда она умерла?
      – Разве я сказал «умерла»? Родную сестру Али Рашида нашли мертвой в ванной гостиничного номера со следами насилия. В основном следы носили «внутренний» характер.
      – То есть?
      – Кто-то накачал ее горячей водой. В статье говорится о том, что ее легкие хорошо проварились, их можно было подавать на стол подоспевшим полицейским и прилетевшим родственникам.
      На следующий день Сергей Красин сидел в комнате ожиданий колонии, желая получить ответы на ряд вопросов. Однако первый вопрос задал Хаким Раух:
      – Кого убили?
      – Старшую сестру Рашида.
      – Сварилась в собственном соку?
      – Откуда вы знаете, черт возьми? Объясните, что все это значит?
      – Обещаете мне досрочное освобождение?
      – Я не знаю фактов. Предчувствую, что дело интересное, и, наверное, процентов на семьдесят могу вас обнадежить. Если, конечно, не вы спланировали убийство женщины отсюда, из колонии, или, во всяком случае, не назначили его на одиннадцатое число.
      – На сто процентов, – поправил полковника заключенный. – Вы должны обнадежить меня на сто процентов. Потому что не учли личной выгоды, которую сулит вам это дело. Знаете, я хочу быть просто здоровым, а вам желаю стать здоровым и богатым. И могу дать вам богатство.
      Красин полез в карман и достал упаковку лекарства.
      – Это «Миноксидил». У вас сердечная астма. Я консультировался у хорошего врача. Он посоветовал именно это лекарство, потому что оно снижает артериальное давление, уменьшает нагрузку на миокард. Одним словом, дышать вам станет легче. Это еще не все.
      Из кармана полковника появилась упаковка с камфорой.
      – Доктор мне сказал, что раствор камфоры в масле, введенный подкожно, тонизирует дыхательный центр, оказывает непосредственное действие на сердечную мышцу. И еще, самое главное, наверное: выделяясь из организма через дыхательные пути, камфора способствует отделению мокроты. Одним словом, этот препарат улучшит легочный кровоток и функцию миокарда. Вам станет намного легче. Видите, я заучил инструкции врача.
      – Благодарю вас, – тихим голосом произнес Хаким. Виновато глянув в сторону двери, принял от полковника еще и упаковку одноразовых шприцев.
      – Можете не прятать шприцы и лекарства. Я договорился с начальником колонии по режиму. Начальника колонии в данное время в городе нет. Да, чуть не забыл. Врач посоветовал вам чередовать препараты. Два дня принимайте «Миноксидил», два дня вводите под кожу камфору.
      – Хорошо, я так и сделаю. – Хаким встал, на ходу распаковал «Миноксидил» и бросил в рот две таблетки, запил их водой из-под крана. Тихо выругался. – Чертова болезнь. Мне кажется, я подцепил ее здесь, в этом проклятом лагере. – Он вернулся на место и в упор посмотрел на Красина. – Так вы хотите услышать историю от начала до конца?
      Красин кивнул:
      – Для этого я и вернулся. Кто такой Али Рашид, родственников которого с каждым годом становится на одного меньше?
      – Али Рашида еще называли почетным титулом высших должностных лиц в Османской империи – паша, – начал рассказ Хаким. – Он недолго обдумывал предложение Камелии Рагах. Камелии в 1990 году исполнилось тридцать, она была неотразима. После смерти отца стала вести его дела, хотя мало что смыслила в металлургии, в результате чего предприятие обанкротилось и не смогло платить по своим долговым обязательствам. Но еще до установления факта банкротства судом Камелии сделал единственное выгодное предложение металлургический магнат из Индии и скупил предприятие за бесценок. Камелии, чтобы выжить, пришлось продавать свое имущество. Она снова влезла в долги, ее роскошная вилла пошла с молотка, остались только фамильные драгоценности, которые также недолго украшали тонкую шею и изящные руки Камелии. У нее остался лишь один бриллиант, носящий имя «Шаммурамат». Один звонок Анвару Эбелю, с которым Камелия тайно состояла в любовных отношениях, и Анвар откликнулся на предложение любовницы. В то время Камелия и семья Анвара находились во Франции, Анвар жил на своей вилле в Ла-Рошели. Другое предложение Камелии принял человек, которого в определенных кругах и называли Али Рашид-паша.
      Рассказ Хакима занял около получаса. Сергей, увлеченный повествованием, не проронил ни слова.
      Хаким перевел дух. Бросил в рот еще одну таблетку.
      – Я стал бояться Анвара, когда он на следующий год убил отца Рашида. Я не стал отдаляться от своего хозяина постепенно – он бы заметил это и, возможно, стал бы считать меня трусом. Я прямо сказал ему, что у меня не осталось сил служить ему, ждать известия об очередной смерти, что я вылеплен из другого теста, а если из того же, то переродился в той чертовой воде близ Ла-Рошели. Он дал мне денег, пообещал помочь, если для меня наступят плохие времена. Я поставил условие: если только я сам обращусь к нему за помощью. Он принял мои условия. Он мог убрать меня как свидетеля – единственного, не считая того счастливчика, который здорово помог нам на своем катере. Но тот не знал о «Шаммурамате». Мне была нужна смена климата, обстановки. Эбель помог мне, и я вскоре получил хорошую должность в «Египетском доме» в Москве. Так мы называли штаб-квартиру нашей диаспоры. Если вы спросите, зачем я изнасиловал несовершеннолетнюю, я отвечу, что жизненного опыта у нее больше, чем у меня. Пусть это прозвучит странно, но это она изнасиловала меня. Я стоял сзади нее, но мне казалось, сзади она – с натуральным, а не искусственным членом. В тот день, 23 июля, мы праздновали День революции, я немного перебрал. Мне не стоило подсаживаться к приглашенным на праздник девицам легкого поведения.
      – Вы не могли погасить конфликт, заплатив проститутке?
      – Я все отрицал, кроме контакта с ней. Контакт был. А когда в дело вмешался какой-то чин из администрации города, ситуацию изменить было уже невозможно. Нашему послу в Москве пригрозили митингами и демонстрациями, выступлениями неофашистов, скинхедов под окнами посольства. Я стал жертвенным козленком. Мне пообещали полгода, в результате дали шесть. Вскоре я узнал, что «Египетский дом» под давлением какой-то организации, а скорее – группировки, отвалил пострадавшей двести тысяч долларов. Собственно, и диаспора плюнула на меня.
      – Почему вы не обратились к Анвару Эбелю?
      – Я не рассчитывал и не рассчитываю на его помощь. Не могу этого объяснить.
      – Такое часто случается. Я задам вам еще один вопрос. Сколько Анвар выложил наличных и сколько перевел на счет Камелии за камень?
      – Старинный саквояж, полный стодолларовых купюр, – это вам не «дипломат».
      – Понимаю.
      – Им можно было убить слона. Анвару пришлось попотеть, чтобы обналичить пять миллионов долларов. А на счет Камелии он положил… Точную цифру я не знаю, но больше пятидесяти миллионов. На тот момент Анвар Эбель стоил четыреста миллионов. Он много зарабатывал и много тратил, в основном покупал недвижимость, ювелирные украшения и никогда – картины. Он не любил живопись.
      Прошло довольно много времени, прежде чем Сергей, выкуривший за время беседы полпачки сигарет, сказал:
      – Я помогу вам. Вы рассказали все, но осталось немало белых пятен. Я распоряжусь, чтобы нас покормили здесь. Потом мы продолжим беседу. Я попрошу вас рассказать все от начала до конца, припоминая подробности. Обычно мелочи-то и помогают.
      – Дьявол в мелочах. Так частенько говорил Анвар Эбель.
      На следующий день Хаким почувствовал облегчение. Воспользовавшись рекомендациями полковника Красина, он набрал в шприц смесь из ампулы, на которой было написано «Камфора», и сделал себе подкожную инъекцию. Через полчаса соседи по бараку обнаружили Хакима Рауха мертвым.

Глава 3.
КЛЮЧЕВАЯ ФИГУРА

Египет, март 2007 года

      К видеокамере марки JVC, закрепленной на штативе, подошел человек в клетчато-полосатом платке, покрывающем его голову и лицо так, что на виду оставались только его черные глаза. Они в течение нескольких секунд были прикованы к миниатюрному жидкокристаллическому дисплею. Акхавани остался доволен увиденным: все пять человек попадали в кадр. Трое стояли на коленях, со связанными руками. Двое, вооруженных автоматами Калашникова, стояли за спинами приговоренных к казни.
      Их привели в этот сырой подвал рано утром – не было еще пяти, и первое, что они увидели, – жуткое подобие зрительного зала, совмещенного со сценой. Наспех сколоченные лавки стояли вдоль дальней стены в два ряда, но пока пустовали. Любители посмотреть на казнь еще нежились в своих кроватях. Кто-то получил ласки от юных красавиц, кто-то от юных красавцев. Кочевая жизнь приучила их получать удовольствие и в полевых условиях. Мужчины средних лет влюблялись в безусых красавцев, проводили вместе ночи напролет и на передовой всегда были вместе. Их руки так привыкли друг к другу, что они узнавали их с первого же прикосновения.
      Этот отряд террористов считали ячейкой «Аль-Кайды». На деле же «Посвященные» подчинялись только своему командиру по имени Садык, а тот выполнял приказы Анвара Эбеля. Они пришли из Палестины, где «немного постреляли в израильтян». Этой вылазкой нельзя было похвастаться. На счету отряда в этот раз два или три раненых солдата. И – удача! – на обратном пути им встретились «стервятники с камерами и микрофонами». Они не разрабатывали план захвата специально. Так получилось, что микроавтобус, на котором они ехали в Каир, подрезал автомобиль с российской съемочной группой. Садык тут же отдал приказ, и опытный водитель вначале прижал внедорожник с крупной надписью на бортах и на крыше «PRESS» к обочине, а затем перекрыл ему дорогу. Садык, оглядев журналистов, удовлетворенно покивал: тут было чем поживиться.
      – В машину их, – распорядился он.
      Несколько мгновений – и все трое россиян оказались в микроавтобусе.
      Садык обратил внимание на журналистку, указал большим пальцем за спину, где осталась на обочине съемочная группа, и спросил:
      – Зачем вы подписываете свои секс-машины – «Я вся твоя», «Поезжай за мной», «Хочешь меня?»…
      Именно так переводилось террористами короткое слово «Пресса», которое было видно как из глубокой ямы, так и с воздуха.
      – Вы несете ложь, сеете вражду, – продолжил Садык. – Вы снимаете одно, а комментируете совсем другое. Аллах покарал вас, когда указал мне на вашу машину с надписью «Расстреляйте нас».
      Интендантская группа «Посвященных», также исполняющая обязанности квартирмейстеров, подготовила к этому времени сносное помещение в заброшенной мечети-медресе, что на окраине Каира. Интендант отряда, одетый в пыльные джинсы, рубашку с закатанными рукавами и кроссовки, сообщил Садыку, что эта мечеть-медресе построена султаном Баркуком в конце четырнадцатого века. На что Садык ответил коротко:
      – Мне наплевать. – И тут же продемонстрировал свое отношение к заброшенному памятнику старины, плюнув на стену.
      Он занял отдельную комнату, где еще сохранился потолок, и решал непростую задачу. Русские заложники хороши, если их содержать в России. Здесь они, по сути дела, бесполезны. Русские дипломаты, члены русской общины и прочие начнут тянуть резину, и она в конце концов лопнет – это не домыслы, а голая реальность, рассуждал Садык. Он увидел в съемочной группе «приличное пугало о трех головах».
      Случайные русские заложники фактически стояли в помещении, размером с туалет в пассажирском вагоне. На третий день их вывели в коридор, заваленный отвалившимися от стен камнями, сгнившими балками, и завели в комнату, которая сказала пленникам все…
      Садык пришел последним и занял лучшее место – в середине первого ряда. Прямо напротив него стояла на коленях женщина лет тридцати с небольшим. В ее глазах было выражение ужаса. Справа и слева от нее – двое мужчин, и тот же ужас в глазах.
      Женщина что-то хотела сказать, но один из палачей несильно ударил ее прикладом в шею – предупреждая, что в следующий раз ударит наотмашь.
      Оператор-любитель, включив камеру, занял место позади женщины. Садык подал знак своему товарищу, и тот завязал глаза широкой повязкой сначала женщине, потом мужчинам.
      – Спины выпрямить, головы наклонить, – распорядился Акхавани. Ему пришлось работать с женщиной. Но пол ему был безразличен: она была и остается неверной.
      Садык сделал знак рукой: «Начинай».
      Акхавани зачитал по бумажке, коверкая английские слова:
      – Вы похожи на останки в братской могиле: одинаковые черепа, кости, даже чудом сохранившиеся лохмотья. Мы будем убивать вас по всему миру. Вы напрасно думаете, что за вас мы попросим выкуп. Нет. И пусть об этом узнают ваши родственники, весь мир. Выкуп нам заплатят толстозадые чиновники из белых домов, парламентов. Смерть неверным. Аллах акбар!
      Все трое палачей опустили «калашниковы» и разом спустили курки.
      Акхавани ничего не понял, когда его стрелковое оружие дало осечку. К этому времени он сильно надавил стволом автомата в основание шеи женщины. Выстрел в это место убил бы ее мгновенно.
      Боевик пришел в ярость. Он хорошо был знаком с неписаным законом предков: если ты не поразил жертву с первого раза, жертву отпускают. Но не в этом случае, был уверен Акхавани. Он, коротко замахнувшись, ударил женщину в спину. Она к этому времени упала на пол, не понимая, что чудом избежала смерти. Акхавани выдал две форсированные очереди, стараясь попасть женщине в голову и чтобы пули не срикошетили в товарищей. При этом он брызгал слюной, выкрикивал слова, которые любой, кроме его товарищей, принял бы за бред: «Шкуру, шкуру спущу!»
      Садык первым встал с места. Подошел к видеокамере и выключил ее. Он поторопился покинуть помещение, где остались три трупа.

Глава 4.
СЫРАЯ ЛЕГЕНДА

1

Москва, июль 2007 года

      Красин, Ленарт и Поляков в управлении были известны не меньше, чем Эмерсон, Лайк и Палмер у себя на родине. Красин и Поляков сидели в кафе на Кузнецком Мосту, когда позвонил Ленарт. Красин назвал адрес заведения и, когда связь с Ленартом оборвалась, ответил на немой вопрос товарища:
      – Вадим нарыл что-то по Эбелю.
      Так называемое «дело Эбеля» находилось в разработке отдела контрразведывательных операций четыре месяца. Неофициально работу над ним Красин, Поляков, Ленарт не прекращали. Главная проблема – не было выхода на Анвара Эбеля. Будущий миллионер с малых лет проживал в Каире, хотя имел французские корни – его дальний родственник был французским биохимиком, профессором. И даже тот факт, что родственник Эбеля являлся с конца восьмидесятых годов иностранным членом Академии наук СССР, а позже иностранным членом РАН, все равно не давал выход на него.
      Ленарт оставил свою машину на парковке возле дома, на место встречи приехал на метро, сэкономив добрых сорок минут. Заказав пива, приступил к делу: